14
Литературно-критическая статья
Православие – образ жизни и духовная основа мировоззрения русского человека
Автор «Повести об ослеплении Василька Теребовльского» как образ проповедника-учителя
В древнерусской литературе встречается много интересных произведений, в которых показано, к чему приводит нарушение героями Заповедей Божьих. Ведь основа православия – это спасение душ человеческих в жизнь вечную, через посредство правильно-проходимой внутренней духовной жизни, в законной борьбе со страстями, и воспитание верного и спасительного настроя души, истинных плодов духа.
Рассмотрим «Повесть об ослеплении Василька Теребовльского», которая входит в летописную статью 1097 года. В этом произведении, кроме образов князей, заслуживает пристального внимания и образ автора, истинного христианина, понимающего, к чему могут привести различные пороки общества и отдельного человека.
Актуальность нашей работы видим в том, что морально-политические проблемы, решаемые летописцем, не утрачивают своего значения и в наши дни; сегодня нам интересно и важно понять, что осуждал и к чему призывал своих читателей русский автор рубежа XI – XII веков.
Текст цитируем по изданию: Повесть временных лет. Ч. Текст и перевод / Подготовка текста Д. С. Лихачева и Б. А. Романова. Под ред. чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц.- М. ; Л., 1950; опираемся на научную статью и комментарий во второй части издания: Повесть временных лет. Ч. 2. Приложения / Статьи и комментарии Д. С. Лихачева. Под ред. чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. - М. ; Л., 1950.
В отдельных случаях используем издания:
М. Б Свердлов. Дополнения (к комментарию Д. С. Лихачева) // Повесть временных лет. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. (Далее: ПВЛ, Свердлов.).;
Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. XI – XII века. СПб.: «Наука». 1997.;
Лаврентьевская летопись. (Полное собрание русских летописей. Том первый.) - М., 1997.;
Ипатьевская летопись. (Полное собрание русских летописей. Том второй.) – М., 1998;
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисл. А. Н. Насонова. - М.; Л. 1950.
Основной массив повествования в ПВЛ, за исключением прямой речи персонажей, является авторским. Основная позиция автора – позиция объективного, хотя и не беспристрастного, повествователя о событиях.
Прежде всего, летописца интересует – «что было». Поэтому автора трудно разглядеть. Однако в тексте ПВЛ есть немало мест, где голос летописца покидает нейтральную почву и возвышается, обличая губителя или воздавая хвалу радетелю Русской земли, летописец, порой, не просто сообщает, «что было», а стремится указать, «хорошо» или «плохо» то, что было.
Итак, основные участники событий 1097 года - это Святополк Изяславич, Давыд Игоревич, Василек Ростиславич (за которым стоят его братья, Рюрик и Володарь Ростиславичи) и Владимир Мономах.
Как известно, Святополк Изяславич княжил в течение 20 лет. Отношение ПВЛ к Святополку неоднозначно. Когда его личность сопоставляется с личностью Мономаха, выигрывает последний. Святополку II вменяется роковая вина, напоминающая о братоубийстве Святополка I: ослепление двоюродного брата, Василька Теребовльского. Также в Святополке наблюдались многие дурные качества. Например, Святополк запрещает перенесение мощей Бориса и Глеба. Некоторые исследователи говорят о том, что впоследствии Святополк опасался протеста против его погребения в главных киевских соборах, поэтому был захоронен не в Десятинной церкви или Софийском соборе, как его предшественники на столе Киевском, а в своей недавно построенной церкви св. Михаила Златоверхой. М. С. Грушевский говорит, что население ничем не выразило сожаления о кончине князя. Нападки на Святополка, кроме ПВЛ, содержатся в Киево-Печерском патерике в «Слове о Прохоре Лебеднике» против сына Святополка Мстислава – в «Слове о Федоре и Василии»; в «Сказании о чудесах Бориса и Глеба». По словам А. А. Шахматова, «много грехов знал за собой Святополк…»
Итак, рассмотрим ослепление Василька Теребовльского. Предшествовал этим событиям совет в городе Любече, где князья решили, что все они будут владеть своими волостями: Святополк - Киевом, Владимир - уделом отца своего Всеволода: Переяславлем, Суздалем и Ростовом; Святославичи Олег, Давид и Ярослав - уделом отца их: северскою землею и рязанскою; Давид Игоревич - Волынью, а Василько и Володарь - городами Теребовлем и Перемышлем с их землями, то есть Галичиною. Все целовали крест на том, что если кто-нибудь из князей нападет на другого, то все должны будут ополчиться на зачинщика междоусобия.
Завязка сюжета повести традиционная: опечаленный «любовью», согласием князей дьявол «влезе» в сердце «некоторым мужем». Давид Игоревич, в прошлом союзник Ростиславичей, а теперь враг теребовльского князя Василька, хотел присвоить себе его землю. Как отмечает С. Я. Сендерович, «…ослепление Василька и есть повторение первоначального злодеяния» (убийства Бориса и Глеба). М. Б. Свердлов указывает на то, почему Святополк все же поддержал Давыда: он преследовал свои "законные" интересы, имея в виду вернуть себе Теребовльскую и Владимиро-Волынскую земли.
Натравленный Давидом, Святополк зазвал Василька к себе на именины, когда Василек, возвращаясь из Любеча домой, проезжал мимо Киева и остановился в Выдубицком монастыре, отослав свой обоз вперед. Как показывает летописец, «Сотона» и Давыд – подстрекатели злодейства.
По указанию летописца, всюду инициатор Давыд, а не Святополк. Как подчеркивает летописец, Святополк сначала колебался, но потом совершенно пошел на поводу у Давида и согласился на гнусное злодеяние. Летописец отмечает огромную силу Василька, который боролся за свою свободу. Двое не могли с ним справиться; подоспели на помощь другие, связали его, повалили и, сняв с печи доску, положили на грудь; конюхи сели на эту доску, но Василько сбросил их с себя. Тогда подошли еще двое людей, сняли с печи другую доску, навалили ее на князя, сами сели на доску и придавили так, что у Василька затрещали кости на груди.
Затем летописец подробно говорит о самом злодеянии, когда торчин Беренди, овчар Святополка, приступил к операции: намереваясь ударить ножом в глаз, он сначала промахнулся и порезал Васильку лицо, но потом один за другим вынул у него оба глаза. Василько лишился чувств.
Летописец, чтобы подчеркнуть трагизм случившегося, намеренно добавляет в повествование рассказ о том, как они заехали в город Звиждень, где какая-то попадья мыла залитую кровью рубаху и горько плакала, тронутая этим зрелищем.
Как подчеркивает летописец, все три князя в гневе отправили к Святополку своих мужей с приказом объяснить случившееся, так как ослеплений в княжеском роду еще не бывало.
Говорить о том, что в ослеплении Василька виноват лишь один Давыд не приходится, так как в повести имеется сообщение, о том, что источниками навета были некоторые мужи. Эти-то мужи и оказались подлинными злодеями. В финале статьи 1097 г. неожиданно появляются имена лживых советников: Туряк, Лазарь и Василь. Возможно, писавшему по горячим следам трагедии конкретные имена вдохновителей ослепления теребовльского князя были еще неведомы. Автор только догадывался о существовании таковых, а также о том, что их несколько ("некоторые мужи")".
Я считаю, что автор повести не идеализирует Василька. Ведь тот не только жертва наветов, жестокости и коварства Давыда Игоревича, легковерия Святополка, но и сам обнаруживает не меньшую жестокость как по отношению к виновникам зла, так и по отношению к ни в чем не повинным людям. Нет идеализации и в изображении великого князя киевского Святополка, нерешительного, доверчивого, слабовольного.
«Повесть об ослеплении Василька Теребовльского» резко осуждает нарушение князьями своих договорных обязательств, приводящее к страшным кровавым преступлениям, приносящее зло всей Русской земле.
Интересен в произведении образ автора. По мнению И. П. Хрущова, Василий «был волынец». Давыд Игоревич лично знал Василия и доверял ему, рассказ его чужд всякой искусственности; он говорит о том, что знает близко.
Василь-автор поражает своим беспристрастием, и вместе с тем, стоит на нравственной высоте практического христианина. Он ни разу не произносит от себя суда над злодейским поступком Святополка и Давыда. … Но суд этот в руках читателя, перед которым так подробно и ясно очерчены крамола и клятвопреступление. К одному Васильку он несколько строже, но и то потому, что он требует от него большего, как от невинно пострадавшего. По его понятию, такому страдальцу не подобало мстить.
И. П. Хрущов считал, что Василий не мог быть очевидцем ослепления и последующих событий и что об этом ему рассказал сам князь Василько.
А. Г. Кузьмин отмечает, что «автор Сказания обвиняет в ослеплении Василька Давыда Игоревича, оставляя соучастника преступления киевского князя Святополка в тени».
По замечанию И. П. Хрущова, автор повествования об ослеплении «не вдается в религиозный лиризм».
А. А. Шахматов считал Василия священником, духовником князя Василька; другие исследователи считают его светским лицом. По мнению Б. А. Рыбакова, Василий был «муж» князя Святополка и допустимо его отождествление с Василием — посадником г. Владимира, упомянутым в той же летописной статье.
М. Алешковский говорит, что Василий — один из основных редакторов ПВЛ, который в 1119 г. осуществил переработку ее текста, составленного Нестором.
Исследователи, которые причисляют Василию лишь статью 1097 г., полагают, что этот текст был внесен в ПВЛ Сильвестром. А. А. Шахматов, напротив, считал его вставкой составителя 3-й редакции ПВЛ.
Таким образом, об авторе повести весьма противоречивые гипотезы.
В некоторых случаях летописец выступает в качестве свидетеля, удостоверяющего событие, но в «Повести об ослеплении» автор является не просто очевидцем событий, но и их участником.
В некоторых случаях летописец указывает на точную дату: «И яко выступи Давыдъ, и запроша Василка, въ 5-й ноямьбря; и оковаша ’и въ двои оковы, и приставиша к нему сторожh на ночь» Внимание к деталям у автора повествования о Васильке поразительное. Вероятно, кто-то подробно, до деталей, смог рассказать Василию об этом. Предполагать, что летописец видел все своими глазами не приходиться, так как Святополк и Давыд понимали, что они совершают нечто преступное, а преступления стараются совершить без лишних свидетелей. Значит, ему рассказал кто-то из окружения Святополка и Давыда.
Первоначально, как полагает А. А. Шайкин, видимо, замышлялось убиение Василька, но киевляне, собранные Святополком на вече, не поддержали князя, а игумены и вовсе вступились за Василька. Позиция киевлян, должно быть, сохранила жизнь Васильку. Давыд настаивал на ослеплении.
Летописец подчеркивает, что Владимир, Давыд, и Олег осуждают деяние Святополка, как совершенное без дозволения и вовсе не продуманное, хотя и не осуждают за антигуманность.
Особо говорится о том, что делегацию киевлян к Владимиру возглавили Всеволожая (мачеха Владимира) и киевский митрополит. Они и излагали просьбу и позицию киевлян. Мнение таких авторитетных для Владимира лиц не могло быть не принято.
В «Повести об ослеплении Василька…» при характеристике князя Владимира, перед которым, как видно, благоговел летописец, можно выделить одно авторское лирическое отступление: «Володимеръ бо такъ бяше любезнивъ: любовь имhя к митрополитом, и къ епископомъ и къ игуменом, паче же и чернечьскый чинъ любя, и черници любя, приходящая к нему напиташе и напаяше, акы мати дhти своя. Аще кого видяше ли шюмна, ли в коем зазорh, не осудяше, но вся на любовь прекладаше и утешаше» [ПВЛ:175]. Заключительная фраза летописца - Но мы на свое възвратимся - дает понять, что это действительно некое лирическое отступление от основного сюжета.
Если выйти за рамки рассказа о Васильке, мы увидим, что летописец нередко указывает на торжество святого Провиденья, которое руководит и управляет волей и разумом человека. Бог часто выступает в роли судьи и в повествовании о Васильке.
Кроме Бога встречаются указания и на антагонистическую силу: но токмо дьяволъ печаленъ бяше о любви сей. И влhзе сотона в сердце нhкоторым мужем. Летописец обвиняет сатану в том, что братья решаются на низкий поступок.
Бог постоянно упоминается и в изложении о сомнениях Святополка. По наблюдениям А. А. Шайкина, от смятения Святополк переходит к мыслям о Боге, он словно хочет избавиться от тяжких сомнений и переложить ответственность на Бога, уйти от нее самому. Видимо, внутренне он уже принял предложение Давыда, но ему не хочется брать на себя бремя судии. Автор чужд религиозной риторики, он не помещает в рассказ молитвы и плач Василька, вместо этого он поименно называет тех, кто непосредственно осуществлял расправу: Сновид Изечивич, конюх Святополков, и Дмитр, конюх Давыдов. Летописец осуждает Василька за нехристианское мщение. Автор стремиться донести до читателей одну непреложную истину, что нельзя нарушать клятву, обет, данный Богу.
Летописец, обычно ограничивающийся изображением внешней стороны дела, поступков, действий, в повествовании об ослеплении улавливает и передает внутреннее движение души.
«Давыдъ же, емъ вhру лживым словесомъ, нача молвити на Василка, глаголя: «Кто есть убилъ брата твоего Ярополка, а нынh мыслить на мя и на тя, и сложился есть с Володимером? Да промышляй о своей головh» [ПВЛ:171]. Здесь Давыд говорит Святополку, что некогда, лет 10 назад, Ростиславичи, к числу которых относится и Василько, убили брата Святополка – князя Ярополка Изяславича. Услышав наущения Давыда, «Святополкъ ... смятеся умом, река: «Еда се право будеть, или лжа, не вhдh». «Смятеся умом», как отмечает А. А. Шайкин, весьма значима в плане литературном: Летописец прослеживает, как шаг за шагом склоняется ко злу Святополк, как вовлекается князъ в преступный замысел. Читателю открывается психология этого пути.
Но не только злодеев осуждает автор, но и самого Василька, когда тот из жертвы становится мстителем, что тоже неприемлемо для православия. Летописец осуждает творимое Васильком, два раза повторяя эпитет «неповинный»: «И повелh Василко исhчи вся, и створи мщенье на людех неповинных, и пролья кровь неповинну». Расстрел Василя и Лазаря тоже является, по мнению летописца, поступком омерзительным.
Повесть Василия обладает высокими литературными достоинствами: автор умело использует яркие сюжетные детали, с редкой для древнерусской литературы того времени живостью передает диалоги и монологи. Летописец строит свой рассказ по законам художественного текста, используя завязку, кульминацию и развязку конфликта. В кульминации сюжета появляется зловещая ремарка: «Давыдъ же сhдяше акы нhмъ».
Описание расправы над Васильком изобилует такими подробностями, которые редко встречаются в летописи. Василек видит "торчина", "остряща нож" и, догадываясь уже, что его хотят ослепить, "взмолися к Богу, заливаясь слезами". В. В. Кусков говорит о том, что повесть строится она на противопоставлении двух символов: «креста» и «ножа», которые лейтмотивом проходят через все повествование».
Летописец рассказывает в подробностях, как борется за жизнь Василек. Кульминация повествования изобилует анатомическими подробностями. Это нужно летописцу, чтобы подчеркнуть жестокость происходящего, вызвать жалость к Васильку: « И был он в то время, как мертвый» Автор «Повести…» использует различные изобразительно-выразительные средства, чтобы обрисовать происходящие события. «Приде же и Давыдъ с ним, акы нhкакъ уловъ уловивъ» сравнение с символическим смыслом, отсылающим к Библии.
А. А. Пауткин, говоря о жанровом своеобразии повести, подчеркивает то, что светский, а не житийный характер повести диктуется тем, что отмщение творится человеческими руками. Нежелание участников раздора положиться на волю Божью вызывает упрек автора повести.
Подводя итоги, следует отметить, что в описании сцены ослепления мы ощущаем намерение летописца обратиться не только к разуму читателя, но и к его чувствам. Для разума было бы достаточно точной информации, но летописец стремится не столько проинформировать о событии, не столько указать на греховность покусительства одного князя на другого, сколько изобразить ужас совершаемого преступления. Одно дело — знать о преступлении, другое — видеть его во всех кровавых подробностях. Автор взывает к сердцу и чувствам человека, чтобы отвратить его от подобных дел.
Летописец выступает в роли проповедника-учителя: история - это наглядный урок "нынешним князьям", поучительный пример современникам. Летописец глубоко убежден в конечном торжестве добра и справедливости, отождествляя добро и красоту.
В «Повести об ослеплении Василька Теребовльского» князья выступают как жестокие и порой безнравственные правители, их образы не идеализированы. Автор осуждает в князьях жестокость, эгоизм, тщеславие и тягу к кровавым распрям и братоубийственным войнам. Но нам важно понять, что повесть о княжеских преступлениях, рассказывая о реальных событиях, возвышается до художественного обобщения значительной глубины и силы и заставляем задуматься о последствиях нарушения Заповедей Божьих и клятвы.
Литература
Текст
Повесть временных лет. Ч. 1. Текст и перевод / Подготовка текста Д. С. Лихачева и Б. А. Романова. Под ред. чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц.- М.; Л., 1950.
Повесть временных лет. Ч. 2. Приложения / Статьи и комментарии Д. С. Лихачева. Под ред. чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. - М. ; Л., 1950.
Повесть временных лет / Подготовка Лихачева Д.С. Ред. Адрианова-Перетц В.П. (2-е изд.) СПб.: Наука. 1996. (Лит. Памятники РАН).
Свердлов М. Б. Дополнения (к комментарию Д. С. Лихачева) // Повесть временных лет. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. (Далее: ПВЛ, Свердлов.).
Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. XI – XII века. СПб.: «Наука». 1997.
Лаврентьевская летопись. (Полное собрание русских летописей. Том первый.) - М., 1997.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисл. А. Н. Насонова. - М.; Л. 1950.
УЧЕБНИКИ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Древнерусская литература XI – XVII вв. Под ред. В. И. Коровина. - М., 2003.
История русской литературы X – XVII веков. Под ред. Д. С. Лихачёва. - М. 1980.
Кусков В. В. История древнерусской литературы. 5-е изд. М. 1989; 6-е изд. - М.: 1998.
Еремин И. П. Лекции по древнерусской литературе. 2-е изд. Л. 1987.
Пауткин А. А. Беседы с летописцем: Поэтика раннего русского летописания. - М., 2002.
Повесть временных лет. Материалы к практическим занятиям по истории СССР. Составитель А.Г. Кузьмин. - М., 1979.
Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. - М., 1963, с. 275—279.
Сендерович С. Я. Метод Шахматова, ранее летописание и проблема начала русской историографии // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М., 2000. С. 461-499.
Хрущев И. Древние русские сказания в летописях: Сказание о Васильке Ростиславиче. — ЖМНП, 1874, август, с. 176—193.
Шайкин А. А. «Повесть временных лет» // Открытый урок по литературе (материалы, конспекты, планы). Пособие для учителей. Составители И. П. Карпов, Н. Н. Старыгина.- М., 1997. С. 62 – 82. Переиздано: Там же. 1998. С. 122 – 144.
Шайкин А. А. «Се повести времяньных лет…». От Кия до Мономаха. - М., 1989.
Шайкин А. А. Авторское начало в летописной повести об ослеплении Василька Теребовльского // Филологические науки. - М., 1986. № 5. С. 48 – 53.
Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. - М., 2001.
3 556
13 155 
