Областная научно-практическая конференция  «Многоликое Прииртышье» Исследовательская работа Тема: «Быт и обрядовые традиции сибирских эстонцев»

Министерство образования Омской области

Бюджетное профессиональное образовательное учреждение Омской области

«Большереченский сельскохозяйственный техникум»

Областная научно-практическая конференция

 «Многоликое Прииртышье»

Исследовательская работа

Тема: «Быт и обрядовые традиции сибирских эстонцев»

р.п. Большеречье, 2017 год

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………….3

Глава 1  Появление первых прибалтийцев в Сибири.

               Их расселение……………………………………5

Глава 2 Этническое самосознание………………………..10

Глава 3 Быт эстонцев в Сибири:

             сохраняя традиционную культуру………………13

Глава 4 Обрядовые традиции сибирских эстонцев……...17

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………….19

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………….20

ПРИЛОЖЕНИЯ…………………………………………….22

«Быт и обрядовые традиции сибирских эстонцев

на территории Омского Прииртышья»

 «Если я не такой, как ты, то я этим не оскорбляю тебя, а одариваю».

Антуан Сент – Экзюпери.

Введение

Россия – страна многонациональная, многокультурная, многоязычная. Так было всегда. Если проследить историю русского этноса, мы увидим, что, кроме восточных славян, в формировании этого этноса приняли участие финно–угорские, тюркские, балтийские племена и многие другие народности.

Многонациональность, многоязычие и многокультурность России – ее богатство -  фактор ее национальной безопасности.

Актуальность данной темы определяется тем, что оторвавшиеся от основного этнического массива сравнительно недавно (первые эстонские поселенцы появились в Сибири в начале XIX в.), сибирские эстонцы представляют интерес для анализа изменений, происшедших за этот период в их традиционной культуре, языке и самосознании в результате контактов с окружающими их народами и национальными группами – русскими, украинцами, немцами, казахами, татарами, чувашами, а также между собой.

Обоснование выбора темы исследования.

Меня всегда интересовал вопрос, почему Российская Федерация – самое многонациональное государство. Так как место моего проживания сердце Западной Сибири -  Омская область, то наличие жителей казахской, татарской, чувашской национальностей можно объяснить близостью с границами этнических ареалов этих народностей. Но как объяснить то, что среди жителей Омского Прииртышья имеют место этнические группы из далекой Прибалтики?

Назначение работы

Исследование на данную тему может быть полезно тем студентам, которые увлекаются историей и краеведением, а также всем тем, кому интересно наблюдать за историей заселения Омского Прииртышья. Работа может быть использована как база для подготовки к проведению дальнейшего исследования по сохранению традиций и национальной культуры эстонцев путем интервьюирования  этнических эстонцев Омского Прииртышья.

Цели исследовательской работы:

-   изучение истории появления эстонцев на территории Омской области;

- определение степени изменений и различий в традициях эстонцев Прибалтики и эстонцев Омского Прииртышья.

- привлечение внимания к проблеме «увядания» национальных особенностей и традиций этнических групп на примере одной представителей одной национальности в результате ассимиляции.

Задачи:

1. Проанализировать литературные источники по истории появления первых эстонских переселенцев на территории Омского Прииртышья.
2. Описать особенности этнического самосознания эстонских переселенцев на территории Омского Прииртышья.
3. Раскрыть особенности традиционного быта и культуры.
4. Описать обрядовые традиции сибирских эстонцев.

Предмет исследования:

Методы исследования:

- библиографический

- анализ документальных источников

Основные используемые термины и понятия.

Колония (лютеранская колония, Рыжковская колония) – термин «колония» в обозначениях немецких, латышских, эстонских, литовских, частично польских поселений получил широкое распространение в научной литературе, документальных материалах и обыденной жизни и стал выступать в качестве отличительного признака деревень национальных и этнических групп от русских в Сибири.

Рыжковская колония. В настоящее время деревня Рыжково принадлежит к Крутинскому району Омской области, однако вначале XIX века деревня Рыжково принадлежала к Пановской волости Тюкалинского уезда Тобольской губернии, территориальное деление на губернии и волости в России было упразднено в 1929 г. (Приложение 1).

Глава 1. Появление первых прибалтийцев в Сибири. Их расселение.

Сибирь стала частью многонациональной Российской Империи с 1582 года, после завоевания ее казаками. Царские власти долго искали пути для колонизации такой богатой территорией. Так, вначале Сибирь стала каторгой для преступников, в сибирскую глушь и морозы ссылали неугодных властям людей…

Первые ссыльные лютеранского вероисповедания появились в Сибири еще в середине XVIII в. Во времена правления Елизаветы Петровны, а позднее Петра III и Екатерины II в Тобольском централе находились сосланные шведы и финны.

Появлению же первой лютеранской колонии в Сибири содействовал указ императора Павла I о заселении Забайкалья уголовными преступниками, изданный в 1799 г.1 Такая колония возникла первоначально а в Западной Сибири. В начале XIX в. в Пановской волости Тюкалинского уезда Тобольской губернии была основана деревня Рыжково. К сожалению, до сих пор точно не установлены ни дата основания колонии, ни национальность ее первых поселенцев.

В начале 1820-х годов группа протестантских пасторов (Иоганн Густав Лютер, Росини, Пундани и др.) обратились к царю Александру I с просьбой собрать всех ссыльных лютеран – шведов, финнов, эстонцев, латышей и немцев – в одном месте, чтобы приобщить их «к честной жизни». В 1845 г. по указу царя Николая I все ссыльные лютеранского происхождения должны были переселиться в Рыжково и впредь селиться только в этой деревне, хотя до указа лютеране приписывались к Рыжковской колонии добровольно. Тобольская губернская администрация выделила колонистам 18 тыс. десятин земли.

 Однако,  Рыжковская колония имела очень невыгодное местоположение. Она находилась не на реке, а у небольшого мелководного озера, вдали от городов и других центров сбыта товаров. Почва была в основном неплодородная и сильно заболоченная, имелось много солонцов. Строевого леса было немного, причем в основном это был березовый лес, и начинался он только на расстоянии 10 верст от деревни. По сибирскому обычаю вокруг деревни располагались пастбища, а поля начинались лишь на расстоянии 4 верст, и если кто-то из поздних поселенцев пожелал бы выбрать поле, то был бы вынужден искать его на расстоянии 15 верст и более, что делало обработку земли практически невозможным. При этом численность населения Рыжково постоянно пополнялась. По одним данным, в 1846 г. там жили 900, а в 1859 г. – 1 653 человека, а по другим – в 1859 г. в колонии проживало 1 300 жителей, и ежегодный прирост составлял 50–60 человек. При таком перенаселении колонистам не хватало не только земли, но и необходимого инвентаря, а также рабочего скота и лошадей. Более того, деградировали и приходили в упадок существовавшие ранее промыслы и ремесла. В частности, в Записке президента евангелическо-лютеранской консистории барона Е.О. Мейендорфа отмечалось, что с увеличением населения здесь исчезают скотоводство и добывание дегтя. Положение усугублялось еще и тем, что после указа 1845 г. в Рыжково появились «распутные бродяги», распространились драки, пьянство и воровство. Люди разных национальностей не уживались между собой. Ввиду всех этих обстоятельств к 1859 г. от главной колонии отделилось 4 побочных: Казулино, Макарьево, Боярка, и Бутаково, жители которых, не найдя в Рыжково пропитания, лишились, таким образом, ближайшего духовного призрения со стороны пастыря. Многие прибалтийские колонисты переселились на новые места.

Тобольский лютеранский проповедник пастор Ф.В. Мейер и президент евангелическо-лютеранской консистории барон Е.О. Мейендорф, чтобы облегчить положение колонистов, стали ходатайствовать о создании более крупного поселения для них.

В частности, последний 29 сентября 1859 г. сообщил генерал-губернатору Западной Сибири Г.Х. Гасфорду, что Ф.В. Мейер выбрал место для новой лютеранской колонии. Это место находилось в Еланской волости Тюкалинского уезда Тобольской губернии на реке Оми в 80–100 верстах к востоку от Омска, в 150–200 верстах к юго-востоку от Рыжково и в 30 верстах от ближайшей русской деревни. По мнению барона Мейендорфа, почва в тех местах при довольно возвышенном местоположении образовывала хорошие поля и по большей части покрыта густым березовым и хвойным лесом, и существовали все условия для процветания будущей колонии. Ф.В. Мейер задумал основать три деревни – эстонскую, финскую и латышскую.

В 1861 г. на левом берегу реки Оми возникло 4 этнических поселения прибалтийцев и финнов. Эстонцы основали деревню Ревель (Virukula). К 1864 г. там уже проживало 25 семейств.

Появились в Еланской колонии и ссыльные. Это были в большинстве своем эстонские крестьяне, участники антикрепостнических выступлений 1858 г. Наибольшим размахом и ожесточенностью отличалось выступление крестьян в месте под названием  Махтра, в Северной Эстонии. Для его подавления правительство направило крупные воинские части. По распоряжению царя Александра II участники восстания были преданы военному суду. По приговору 33 крестьянина получили от 70 до 600 шпицрутенов и были направлены на поселение в Сибирь. Более здоровые шли пешком, раненых везли на подводах. Женщинам и детям разрешалось следовать за своими кормильцами в «пустынный край». Не всем переселенцам удалось адаптироваться в новых условиях, но некоторые преуспели. Но материальное положение большинства эстонских колонистов было очень тяжелым. Многие семьи вообще не обзавелись хозяйством. Таким образом, к концу 1870-х годов лютеранская колония пришла в полный упадок. Попытка царской администрации и евангелическо-лютеранской консистории создать колонии ссыльных лютеранского вероисповедания в Сибири потерпела крах. Это было обусловлено тем, что, большинство колонистов было сослано в Сибирь за уголовные и административные нарушения закона и, находясь в подневольном положении, они не имели стимула к производительному труду, а порой питали к нему отвращение. По истечении срока наказания большая часть ссыльных стремилась не столько обзавестись хозяйством в Сибири, сколько вернуться на родину. С одной стороны, много делалось для создания новых колоний и «духовного призрения» за ними, с другой – поощрялось спаивание поселенцев, им отказывали в денежном пособии в тот момент, когда они больше всего в нем нуждались.

В 1880–1890-х годах начался этап добровольного переселения эстонских крестьян в Сибирь. Для развития переселенческого движения нужны были, во-первых, демографические предпосылки – относительное перенаселение. Во- вторых, необходимы были социально-экономические предпосылки.  Социально-экономическое угнетение, тщетность надежд на улучшение своего положения и нехватка земли в период феодализма его поздней стадии были налицо и явно увеличивались. В-третьих, требовались юридические предпосылки перенаселения, они были созданы законами 1817–1819 гг. об освобождении крестьян. Так, император Александр I подписал законы о безземельном освобождении крестьян от крепостной зависимости 23 мая 1816 г. для Эстляндии. Однако крестьянам не была обеспечена свобода в буржуазном понимании этого слова, и поэтому им приходилось завоевывать право на переселение из одной губернии в другую. По данным А. Вассара, число крестьян, фактически переселившихся в 1855–1863 гг. из Эстонии во внутренние губернии России, из-за чинимых препятствий и прочих трудностей оказалось незначительным и составило соответственно 0,3–0,8% от численности сельского населения Эстонии.

Переселение в Сибирь эстонцев достигло своего апогея в первое десятилетие XX века. Всего в России в этот период возникло 75 эстонских колоний, 44 из которых (58,7%) было в Сибири. Исследователи выделяют период 1907–1909 гг. в особый этап: именно в это время, после прихода к власти реакции, карательных экспедиций и дальнейшего перераспределения земли в Эстонии в пользу немцев, народ окончательно потерял надежду на обретение «земли и воли» на родине, и началось массовое переселение в Вологодскую губернию и в Сибирь. В эти три года в Западной Сибири возникли крупные эстонские колонии. В Тобольской губернии в 1907 г. появились деревни Березовка (Kaseküla), Розенталь и Нарва, в 1908 г. – Семеново и поселок Калачевский, в 1909 г. – Васюган, Арукюла и Высокогривенск. В Томской губернии в 1907 г. было основано село Медодат, в 1908 г. – Вамбола, Койдула, Мальково, Будово и другие. Таким образом, в 1802–1917 гг. в Западной Сибири в основном сложился массив эстонских колоний. Он складывался за счет уголовной и политической ссылки, добровольного крестьянского переселения в Сибирь и в меньшей степени за счет иммиграции беженцев Первой мировой войны.

События Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны способствовали вовлечению прежде обособленных прибалтийских колоний в активную политическую жизнь. Подавляющее же большинство выходцев из Эстонии – батраки и беднота, рабочие с эвакуированных предприятий – стали активными борцами за власть Советов. Этому содействовали национальные секции РСДРП(б), созданные после Февральской революции на базе социал-демократических групп. Так, немало эстонских колонистов сражалось в партизанских отрядах П.Е. Щетинкина и А.Д. Кравченко в Красноярском округе, а хуторяне-эстонцы в Тарском округе оказывали партизанам всемерную поддержку. В ходе Гражданской войны численность эстонцев в Сибири значительно сократилась. Большинство политических ссыльных еще после Февральской революции вернулось на родину, многие колонисты погибли на фронтах или от рук карателей.

В 1920 г. Советская Россия заключила мирные договоры с тремя прибалтийскими государствами, согласно которым лица эстонской, латышской и литовской национальностей могли оптировать гражданства своих государств. Кроме того, они освобождались от трудовой повинности. Перед десятками тысяч людей встала нелегкая проблема: остаться ли в Советской России или вернуться в родные места, где утвердилась власть националистической буржуазии. При этом сложном выборе приходилось считаться не только с политическими симпатиями: у многих в Прибалтике остались родные и близкие, нуждавшиеся в помощи. Кроме того, часть эвакуированных рабочих и демобилизованных красноармейцев испытывали большие трудности с устройством на работу в городах из-за безработицы, порожденной хозяйственной разрухой. При этом, по статистике, общее число трудоспособного населения среди выходцев из Прибалтики не превышало 50% от их общей численности. Следует отметить, что если в Эстонию возвращались в основном представители коренной национальности. В результате оптационной кампании примерно на 25% сократилось эстонское население Сибири. Однако своей первоначальной цели – переселения всех граждан эстонской, латышской и литовской национальностей на этническую родину – оптация не достигла.

22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война. Под натиском превосходящих сил противника советские войска летом 1941 г. оставили Прибалтику. В тыл было эвакуировано около 25 тыс. граждан Эстонской ССР. С Красной Армией на восток ушло из Эстонии более 33 тыс. эстонских граждан, включая эстонских коммунистов, лиц, прямо или косвенно сотрудничавших с советской властью, а также членов их семей. Многие из них впоследствии оказались в Сибири. По данным, из эвакуированного из Эстонской ССР населения в Омской и Новосибирской областях в августе 1942 г. проживало от 500 до 1 000 человек в каждой. В оккупированной Прибалтике фашисты стали претворять в жизнь план «Ост», направленный на полное уничтожение прибалтийских народов. Так, эстонские колхозы, расположенные на временно оккупированной территории РСФСР, были полностью разорены, а их жители в принудительном порядке выселялись гитлеровскими военными властями в Эстонию. В 1944 г. на землю Прибалтики пришло освобождение. В рядах Красной Армии за родину сражались 7-я и 249-я стрелковые дивизии и западный полк, состоявшие в основном из сибирских эстонцев, и 130-й латышский стрелковый корпус, где были и сибирские латыши. После освобождения в Эстонию стали возвращаться беженцы, а также лица и эстонской национальностей, ранее проживавшие в других районах СССР. Одновременно в Сибирь высылались лица, обвиненные в сотрудничестве с гитлеровцами в годы оккупации или в участии в националистическом движении в Прибалтике в первые послевоенные годы. Во второй половине 1940-х годов в прибалтийских республиках наряду с депортацией «националистических элементов» проводилась кампания, направленная на ликвидацию кулачества. 25 и 26 марта 1949 г. из Эстонии выслали 7,5 тыс. семей (приблизительно 30–35 тыс. человек). В марте 1950 г. VIII пленум ЦК КП(б) Эстонии пересмотрел дела осужденных и реабилитировал членов около 1 тыс. семей. Очень повлияла послевоенная миграция и на численность сибирских эстонцев. А всего с 1939 г. по 1959 г. численность эстонского населения за пределами Эстонской ССР уменьшилась на 46 тыс. человек. В это число кроме эстонцев, вернувшихся на родину, также, безусловно, включены репрессированные и павшие на фронтах Великой Отечественной войны. Впоследствии значительных миграций жителей Эстонии в Сибирь и из Сибири не наблюдалось. Таким образом, миграции эстонского крестьянства определялись социально-экономическими, политическими, демографическими и культурными условиями, в которых находились прибалтийская и сибирская деревни.

В результате этих переселений в Сибири сложились этнические группы эстонцев, а также отдельные населенные пункты с  самобытной материальной и духовной культурой и устойчивым этническим самосознанием (Приложение 2)

Глава 2. Этническое самосознание.

Один из основных признаков этнической общности – этническое самосознание, то есть представление о принадлежности индивидуума или группы людей к определенному этносу или шире – к этнической общности. Формирование этнического самосознания связано с процессом консолидации наций. Его суть состоит в постепенной замене представлений о принадлежности к отдельным этнографическим или локальным группам того или иного народа осознанием своей принадлежности к народу в целом. Изменение этнического самосознания происходит под влиянием естественно протекающих в современных условиях процессов интернационализации жизни различных этнических общностей. В отличие от процесса консолидации эти процессы охватывают численно небольшие, обычно дисперсно расселенные группы.

Эстонский язык относится к прибалтийско-финской ветви финно-угорских языков. На нем говорят большинство населения Эстонии, эстонцы, живущие в других республиках бывшего СССР, а также эмигранты эстонского происхождения в Швеции, США, Канаде и Австралии. Эстонский язык образовался на базе древних прибалтийско- финских племенных диалектов. В I тысячелетии до н. э. сложились отдельные группы этих племен и соответственно их языки. На территории Эстонии образовались в основном две группы племенных диалектов, на основе которых сформировались, по существу, два языка. Первые книги на эстонском языке напечатаны в XVI в., причем писались они на двух диалектах – североэстонском (таллинском) или южноэстонском (тартуском). Письменность была основана на латинском алфавите. Единый национальный литературный язык сложился в третьей четверти XIX в. на основе североэстонского диалекта. Огромная заслуга в развитии эстонского литературного языка принадлежит Ф.Р. Крейцвальду, который обогатил язык множеством новых слов и на произведениях которого училось молодое поколение.Рассматривая вопрос о знании эстонцами, живущими в Западной Сибири, своей групповой этнической принадлежности или района выхода своих предков, надо сказать, что к моменту начала массового добровольного переселения в Сибирь (конец XIX – начало XX вв.) эстонцы, консолидировались в единую нацию. Но несмотря на эту консолидацию, сохранялись существенные языковые различия между северными и южными эстонцами. Знание района выхода своих предков эстонцами Западной Сибири в немалой степени объясняется тем, что в разных районах Эстонии говорят на разных диалектах. Так, по мнению Ю. Вийкберга, в эстонских поселениях в Сибири, основанных добровольными переселенцами, где северные и южные эстонцы жили отдельно друг от друга, северные эстонцы считали свой язык лучше и престижнее, а южные, хотя и признавали североэстонский литературный язык, но свой диалект находили более  красивым и правильным. Это, несомненно, способствовало укреплению субэтнического самосознания эстонцев в Сибири.

Основным этноконсолидирующим и этнодифференцирующим фактором большинство сибирских эстонцев считают язык. Близость к людям своей национальности в языке видят 70,0% сибирских эстонцев. Отличие от людей других национальностей в языке видят 78,8% эстонцев.

Попав в Сибирь, эстонские поселенцы стремились сохранить родной язык. Один из важнейших факторов развития языковых процессов в малых этнических образованиях, подобным этнографическим или локальным этническим группам, – состояние национальной школы. Первая школа в лютеранских колониях открылась в 1845 г. в с. Рыжково. Преподавание велось на эстонском, латышском и финском языках. Первым учителем был пастор Пундани (Pundani) – один из «крестных отцов» первой лютеранской колонии в Сибири. В 1861 г. его сменил учитель Ануш (Anušs), не только преподававший в школе, но и основавший первый в Рыжково певческий хор. В 1890-х гг. в колонии существовали уже две школы – латышская и эстонская, которые находились на государственном обеспечении (valdības uzturētas skolas). Однако в 1914 г. материальное состояние этих школ ухудшилось. Резко возросла плата за обучение, и в школы стали принимать лишь детей зажиточных крестьян. По-прежнему преподавание велось на трех языках, но поскольку учителей не хватало, поселенцы прибегали к помощи ссыльных. Так, на эстонском языке преподавал ссыльный Рейман.

Обычным явлением была национальная школа и в эстонских деревнях. Это было связано с тем, что переселение эстонцев в Сибирь совпало по времени с началом национального пробуждения в Эстонии. Наряду с практическими стремлениями – желанием иметь свой хутор, избавиться от гнета немецких баронов и русской колониальной администрации – высокую ценность приобрело образование. По данным пастора А. Ниголя, в 1918 г. в Западной Сибири насчитывалось 21 стационарная и 2 передвижные эстонские школы, из которых 12 располагались в Тобольской губернии, 8 – в Томской и 3 – в Омской. Грамотность переселенцев была почти всеобщей. Из Эстонии выписывали газеты, календари, книги, чтобы быть в курсе жизни в европейской части России и во всем мире. Функционирование прибалтийских культурно-просветительных (в первую очередь образовательных учреждений) после революционных событий 1917 г. было бы невозможным без законодательной базы, созданной советским правительством.

Первой эстонской газетой в Сибири была «Siberi Tööline» («Сибирский рабочий»), которая стала выходить в Омске с 25 февраля 1920 г. Редакция газеты размещалась в городском Доме пролетарской революции. Тираж газеты составлял 4 тыс. экземпляров. Одновременно с «Siberi Tööline» выходила другая эстонская газета «Töölise Kalender» («Календарь рабочего») тиражом 30 тыс. экземпляров. В сентябре 1922 г. «Siberi Tööline» получила название «Siberi Teataja» («Сибирский вестник»), а с 6 марта 1930 г. – «Kommunaar» («Коммунар»). Газета «Kommunaar» имела литературное приложение «Uus küla» («Новая деревня»). На страницах этих изданий публиковались такие авторы, как Эдуард Пялль (псевдоним Хуго Ангервакс), Феликс Котта, Антон Нымм (псевдоним Антс Пылдур) и другие, известные эстонцам как школьные учителя. «Siberi Tööline» была не единственной эстонской газетой, выходившей в 1920-х гг. В 1922 г. начал выпускаться еженедельник «Siberi Teel» («Сибирский путь») тиражом 3 тыс. экземпляров. Позднее начали издаваться эстонские газеты «Edasi» («Вперед»), «Säde» («Искра») и некоторые другие. Широкую известность получила «Uus Ilm» («Новый свет») – газета американских и канадских рабочих и фермеров эстонского происхождения. Таким образом, несмотря на серьезные проблемы в сфере народного образования и организации культурно-просветительной работы, к середине 1930-х гг. эстонские поселения в Сибири обладали разветвленной сетью национальных школ, культурно-просветительных учреждений (клубы, избы-читальни, библиотеки, кружки и пр.), национальной прессой и сравнительно высоким культурным уровнем населения (Приложение 3).

Глава 3. Быт эстонцев в Сибири: сохраняя традиционную культуру.

Эстонцы, сравнительно неплохо сохранившие свою традиционную культуру, часто выделяют как второстепенные этнические компоненты одежду, жилище, пищу, обряды и обычаи. В основном элементы традиционной материальной и духовной культуры в качестве этнических индексов фиксируют люди старшего поколения. Важным этнодифференцирующим компонентом сибирские эстонцы считают особенности поведения. Главными отличительными особенностями своего народа эстонцы считают немногословие, выдержку, умение хорошо работать и некоторые другие качества. Эстонский исследователь Р. Руутсоо считает, что для эстонской нации характерны и другие черты. Во-первых, – это интровертность, некоторая мрачность, сравнительно малая мобильность, сконцентрированная в выражении «сначала никак не раскачаться, потом никак не остановиться». Во-вторых, – целеустремленность, упрямство, неуступчивость, а подчас и неразумное настаивание на своем. В-третьих, – известная «эстонская затаенная злоба», готовность к длительной и непримиримой затаенной вражде. У эстонцев в Сибири эти качества иногда проявляются, но в значительно меньшей степени, чем в Прибалтике.

Эстонские крестьяне, переселившиеся в Сибирь в XIX–XX вв., были основными создателями и хранителями народной культуры, носителями этнической традиции. Некоторые характерные и самобытные черты латышской и эстонской культуры сохранились в жилище. Самые первые упоминания о жилище латышских и эстонских ссыльнопоселенцев можно встретить у Н. М. Ядринцева в его работе «Рига, Ревель, Нарва и Гельсингфорс в Сибири». Он, в частности, писал: «В 4-х деревнях только 4 дома могут считаться несколько зажиточными, 52 представляют только подобие избы, а 98 – самые жалкие хижины. Жители, особенно главного выселка, не имеют по большей части изб, а устроили себе нечто вроде глубоких землянок, окруженных бревнами и прикрытых соломенными крышами. Землянки снабжены потайными подвалами для хранения краденых вещей и укрывательства в случае нужды преступников и заподозренных».

В местах проживания эстонцев складывалась особая, смешанная, подворно-общественная система землепользования и создавалось два вида хозяйств – мызных и подворных. Мызные хозяйства составляли большинство и представляли собой группы отдельных хозяйств или хуторов, в которых вокруг усадеб сосредоточиваются все земли крестьян. Границы каждой мызы, поля и дороги обязательно огораживались изгородью; рогатый скот и лошади содержались в теплых рубленых помещениях.

В домостроении использовались местные строительные материалы. Для строительства часто привлекались мастера из старожилов, иногда покупали уже возведенный дом. В результате форма, внешний вид, внутренняя планировка большинства жилищ мало чем отличались от сибирских построек. Иногда дома перевозили из других деревень, их разбирали по бревнам, а затем снова собирали на выбранном месте. Лесного материала было достаточно, поэтому у хозяев была возможность строить и самим, а для больших строительных работ нанимали помощников. В наборе инструментов почти в каждой эстонской семье были необходимые для плотницких работ топор, фуганки, сверла. Стены домов, как правило, были бревенчатыми. Их возводили из сосны или березы, отдавая предпочтение первой. Материал на дом рубили зимой, но определенного срока заготовки не устанавливали. Кроме того, были и мазанки, которые строили из досок, обмазанных смесью глины с соломой. Место для дома выбирали сами, где пожелают, никаких ограничений со стороны односельчан не было. Обязательно смотрели, чтобы место было ровное, без уклона, удобное для большого огорода. Жилище старались ориентировать окнами на солнечную сторону. Фундамент дома делали из толстых бревен, а там, где были выходы горных пород или каменистые берега рек, – из камня. Если нужно было камни раздробить, использовали известный старый способ: под камнями разжигали огонь, нагревали их, а затем поливали водой из реки, чтобы они раскололись от перепада температур. Входные двери в доме устанавливали так, чтобы они открывались наружу. Окна делали сплошными или створчатыми, украшали наличниками. Среди жилых построек встречались однокамерные (одно жилое помещение – изба, хата), двухчастные (изба (хата) – сени (прихожая)), двухкамерные (два жилых помещения, примыкающих друг к другу – пятистенок без сеней), трехчастные (два жилых помещения и сени – пяти- стенок с сенями (прихожей)), многокамерные (три и более жилых помещений и сени – крестовик и другие сложные формы). Больше всего было пятистенков с сенями. Они имели вытянутую форму и располагались торцом к улице, сени размещали вдоль длинной или короткой тыльной стороны здания (Приложение 4).

Убранство в домах было скромным. Занавесок на окнах не было, кое-кто сам делал шторки из газет. В передней хате (избе) стояли стол, за которым собиралась вся семья за будничными трапезами, скамейки, табуретки, шкафчик для посуды, ящик. Большая битая из глины печь с плитой, как правило, располагалась справа от входа. Кое-кто складывал кирпичную печь. Обычно печи делали свои деревенские мастера. В некоторых семьях в передней хате (она была больше, чем другие помещения дома) стояли ткацкий станок, пряха. В задней хате (горнице) располагались койки, стол, скамейки. Целый угол занимали скамейки с цветами – геранью, фикусом. Койки застилали самоткаными одеялами, пол покрывали многочисленными самодельными половиками. В настоящее время в жилище сибирских эстонцев произошли серьезные изменения. После коллективизации на смену рассеянной планировке поселений пришла уличная. Если раньше в таежной и лесостепной полосе эстонцы строили деревянные дома, а в степной зоне иногда встречались и глинобитные здания, то в последнее время на центральных усадьбах колхозов (ныне акционерных обществ) с эстонским населением все чаще возводят одно- или двухквартирные каменные или шлакоблочные дома. Эстонцы заимствовали у русских замкнутую нераздельную усадьбу, причем у эстонцев практически не сохранилось риг, а хлеб они обмолачивают на току акционерного общества. Кардинально изменился интерьер жилища. Раньше во внутреннем убранстве жилищ было много своеобразных черт, например, деревянные резные кровати, шкафы, сундуки для белья, домотканые одеяла и дорожки. Стол обычно располагался у окна напротив печи. В настоящее время в интерьере жилищ преобладает унифицированная фабричная мебель массового производства, обладание которой стало элементом престижа, а на смену печам приходят газовые плиты (Приложение 5).

Наиболее типичный национальный костюм сибирских эстонцев состоит из белой блузки, украшенной металлической брошью, и серой клетчатой юбки. Эстонская национальная обувь – кожаные постолы (pastlad). В качестве головного убора использовался матерчатый венок красного цвета с белым геометрическим орнаментом. В настоящее время и в Прибалтике, и в Сибири наиболее длительное и полное развитие старинные традиции получили в вязаных частях одежды: носки (эст. – sokid), чулки (эст. – sukad), варежки (эст. – kindad). На базе общего художественного стиля и местных условий развития эстонские вязаные изделия приобрели сильную этническую специфику. Главное отличие от аналогичных русских изделий эстонцы, живущие в Сибири, видят в стилизованном цветочном орнаменте. Для эстонских вязаных изделий характерны зеленые и красные цветочные узоры на черном фоне. Кроме того, у эстонцев, живущих в Новосибирской области, встречаются варежки с геометрическим орнаментом, для которых характерны черные и красные узоры на белом фоне. У эстонцев пожилые женщины иногда вяжут юбки (эст. – seelik), пуловеры (эст. pullover), платки (эст. – rätik) и т. д. В целом же у эстонцев Западной Сибири бытует «общероссийская» (европейская) одежда массового пошива. Коллекции национальной одежды эстонцев в Сибири в настоящее время хранятся в музее археологии и этнографии Омского государственного университета, районных краеведческих музеях г. Калачинска (Омская область), г. Татарска (Новосибирская область), г. Минусинска (Красноярский край), а также в сельских музеях с. Золотая Нива, с. Цветнополье Азовского района Омской области и с. Березовка Первомайского района Томской области (Приложение 6).

Особый интерес представляют изменения, происшедшие в таком важном элементе системы жизнеобеспечения этноса, как пища. Национальная кухня сибирских эстонцев насчитывает десятки разных блюд. Преобладают молочные блюда, так как основным типом животноводс