Презентация ГОГОЛЬ, НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

ГОГОЛЬ , НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

1809 - 1852

Прозаик, драматург, поэт, критик, публицист .

Родился Н.В.Гоголь 20 марта (1 апреля) 1809 в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии в семье помещика среднего достатка Василия Афанасьевича Гоголя-Яновского (от второй части фамилии впоследствии отказался из-за её, как он считал, польского происхождения). Детские годы провёл в родительском имении Васильевке в атмосфере малороссийских народных поверий, фольклорных традиций и исторических сказаний. Неподалёку располагалась Диканька, бывшая вотчина Кочубея, к которой Гоголь приурочил действие своих ранних повестей.

Большие Сорочинцы – ежегодное место проведения Сорочинской ярмарки

Родительский дом в Васильевке

Его первые художественные и сложные психологические переживания связаны с Кибинцами, имением дальнего родственника Д.П.Трощинского, бывшего министра и известного вельможи. Отец Гоголя служил у Трощинского секретарём, писал комедии   и играл в кибинцовском домашнем театре. Гоголь получил возможность пользоваться богатой библиотекой имения.

Дмитрий Прокопович Трощинский

Здесь же он столкнулся с неуёмными проявлениями барской вседозволенности и унижением человеческого достоинства – в имении по-старинному держали шутов и постоянно ими помыкали. Сознание Гоголя рано столкнулось со сложным переплетением интеллектуальных интересов, провинциального стремления утвердить свою культурную состоятельность и грубого самодурства.

Склонность к писательству определилась у Гоголя очень рано. В детстве он сочинял стихи, получившие одобрение В.В.Капниста, имение которого находилось по соседству. Капнист объявил родителям Гоголя: «Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя-христианина».

Василий Афанасьевич, отец Гоголя

Многое в душевном складе Гоголя сформировано под влиянием матери – женщины яркой, склонной к истерикам, подозрительной и суеверной. Сыну она дала религиозное воспитание особого рода, в котором духовно-нравственная сторона веры во многом затмевалась экстатическими (восторженными, находящимися в состоянии экстаза) переживаниями апокалиптических пророчеств, напряжённым страхом перед преисподней и адскими муками воздаяния.

Мария Ивановна, мать Гоголя

Мать окружала сына обожанием, и это могло быть одним из источников его самомнения, которое, с другой стороны, рано порождалось инстинктивным сознанием таившейся в нем гениальной силы. В литературоведении 20 в. возникли попытки трактовать в психоаналитическом духе разнообразные метаморфозы «фантастического» характера матери и слабоволия отца в художественном творчестве Гоголя.

С 1818 по 1821 начальное образование получает в Полтавском уездном училище и на дому у одного из преподавателей. С 1821 по 1828 Гоголь проходит полный курс Гимназии высших наук в Нежине.

Нежин. Гимназия высших наук

Из этого провинциального учебного заведения вышло немало ровесников Гоголя, оставивших след в русской культурной и общественной жизни: А.С.Данилевский, Н.В.Кукольник, П.Г.Редкин и др. Здесь художественная одарённость Гоголя ищет разнообразных форм проявления: он занимается живописью, играет в спектаклях, пишет литературные произведения, причём по преимуществу в самых серьёзных жанрах (элегии, не сохранившиеся трагедия Разбойники, историческая поэма Россия под игом татар, повесть Братья Твердиславичи и др). Одновременно проявляется и потребность юного писателя сатирически оттолкнуться от высокого: он создаёт сатиру Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан, осмеивающую выспренний слог сочинений гоголевского однокашника Н.В.Кукольника.

О профессиональном писательском пути Гоголь пока не помышляет.

В нём рано формируется особая этика долга, благоговейное отношение к высшим авторитетам и представление о своём особом общественном предназначении.

Гоголь-гимназист мечтает о «службе государственной», втайне вынашивает планы отъезда в Петербург и деятельности во имя высшего блага, расцвет которого заглушается отравляющими общество пороками и злоупотреблениями. Думает о юридической карьере, способствующей миссии искоренителя зла.

В 1828 по окончании гимназии в компании ближайшего друга А.С.Данилевского отправляется в Петербург.

Столица его глубоко разочаровывает.

Он остро ощущает механистичность, обезличенность этого города, его отчуждённость от человека – всё то, что позднее в повестях сплетётся фантасмагорической тканью петербургских образов.

Вместо благородных порывов служить «не за страх, а за совесть» Гоголь встретил «людишек», проникнутых духом чинопочитания и своекорыстия.

Он вливается в толпу вчерашних провинциалов, скитающихся по углам, хлопочущих о месте и испытывающих постоянные денежные затруднения.

Делает пробы пера и весной 1829 под псевдонимом В.Алов публикует первое крупное произведение – «идиллию в картинах» Ганс Кюхельгартен  (с пометой «писано в 1827»). Эта поэма носила ещё откровенно ученический характер, была построена на общих местах романтической эстетики, пронизана заимствованиями из В.А.Жуковского, А.С.Пушкина и популярных немецких романтиков, отличалась доходящей до курьёзности шероховатостью стиха и стиля.

Критика встретила появление поэмы едкими насмешками. Гоголь пережил фиаско очень болезненно. Отправив слугу скупить все поступившие в продажу экземпляры, он почти полностью сжёг нераспроданный тираж и спешно бежал за границу, в Германию, откуда, однако, через два месяца неожиданно вернулся в Петербург.

После Гоголь загадочно оправдывал эту странную выходку тем, что Бог указал ему путь в чужую землю, или ссылался на какую-то безнадёжную любовь. В действительности, он, вероятно, бежал от самого себя, от разлада своих высоких мечтаний с практической жизнью и, наконец, от тяжко переживаемой неудачи с Гансом Кюхельгартеном. «Его тянуло в некую фантастическую страну счастья и разумного производительного труда», – говорит биограф Гоголя В.И.Шенрок. Такой страной представлялась ему Америка. Предполагавшееся бегство в Америку в поисках достойного поприща для Гоголя во многом было подобно отъезду с теми же целями в Петербург. Этим иллюзиям суждено было разбиться о прозаическую реальность: встретив в Германии некоего «гражданина Американских Штатов» и пообщавшись с ним, он неожиданно пересматривает свои планы и возвращается в Россию.

На протяжении всего 1829 его преследуют неудачи: провал литературного дебюта усугубился тщетностью попыток поступить на сцену драматическим актёром.

В конце года ему все же удаётся устроиться на службу в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий Министерства внутренних дел в качестве писца, а затем и помощника столоначальника. Этот период сыграл двойственную роль в жизни Гоголя. С одной стороны, он окончательно разочаровывается в государственной службе, с другой – набирается живых впечатлений от канцелярского быта и психологии мелкочиновничьего круга, что отозвалось в дальнейших «петербургских повестях».

В то же время в Департаменте Гоголь служит под началом известного поэта В.И.Панаева, который вводит его в столичный литературный круг и помогает начать более или менее регулярно печататься: в 1830 в «Отечественных Записках» был опубликован с редакторской правкой рассказ  Вечер накануне Ивана Купала; чуть ранее, в 1829, начаты или написаны рассказы  Сорочинская ярмарка и  Майская ночь, или Утопленница. Другие сочинения Гоголь печатал тогда в изданиях А.А.Дельвига, «Литературной Газете» и «Северных Цветах», где, в частности, была помещена глава из исторического романа Гетман (1830).

Вероятно, Дельвиг рекомендовал Гоголя В.А.Жуковскому, который принял начинающего писателя с большим радушием: по-видимому, между ними с первого взгляда сказалось взаимное сочувствие людей, родственных по любви к искусству, по религиозности, склонной к мистицизму. Жуковский обратился с просьбой к П.А.Плетнёву пристроить Гоголя на иную, более подобающую ему службу, и уже в феврале 1831 Плетнёв рекомендовал Гоголя на должность учителя в Патриотическом институте, где сам был инспектором. Узнав ближе Гоголя, Плетнёв ждал случая «подвести его под благословение Пушкина»; это случилось в мае того же года. Вступление Гоголя в этот круг, вскоре оценивший в нем неподдельный талант, имело большое влияние на всю его судьбу. Перед ним раскрывалась, наконец, перспектива широкой деятельности, о которой он мечтал, – но на поприще не служебном, а литературном. Кроме места в институте, Плетнёв доставил ему частные занятия в домах Н.М.Лонгвинова, П.И.Балабина, А.В.Васильчикова.

• Гоголь вошёл в круг лиц, стоявших во главе русской художественной литературы: его давние поэтические стремления теперь получили шанс развиваться во всей широте, инстинктивное понимание искусства могло трансформироваться в сознательную эстетическую систему; личность Пушкина произвела на него чрезвычайное впечатление и навсегда осталась предметом поклонения. Служение искусству становилось для него нравственным долгом, требования которого он старался исполнять свято. У Жуковского Гоголь встречал избранный круг, частью литературный, частью аристократический; в последнем у него завязались отношения, игравшие потом немалую роль в его жизни. В частности, у Балабиных он встретился с фрейлиной А.О.Россет, впоследствии Смирновой, ставшей со временем его конфиденткой (доверенным лицом ). Горизонт жизненных наблюдений расширялся, давнишние стремления получили почву, и понятие Гоголя о своём предназначении начало постепенно наполняться живым смыслом.

Сразу по прибытии в Петербург Гоголь обнаружил, что Малороссия возбуждает в столичном обществе неподдельный интерес и всё малороссийское здесь «в большой моде». Природа этого интереса – распространённая в России 1810–1830-х романтическая мифологизация фольклорных форм быта, восприятие украинской культуры как живой плоти древнего славянства, не подверженной грубой обтёске современной цивилизацией. Этот романтический комплекс этнографических интересов был инспирирован немецким влиянием (И.Г.Гердер, школа Я.Гримма) и составил благодатную почву для художественного проявления гоголевского украинофильства. Ещё с первых месяцев 1828 Гоголь осаждает мать просьбами прислать ему сведения о малорусских обычаях, преданиях, костюмах, а также «записки, веденные предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописи стародавние» и пр.

Всё это составило материал для рассказов из малороссийского быта, которые стали началом его литературной славы и были опубликованы в 1831–1832 двумя частями в Петербурге под названием  Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасечником Рудым Паньком. Книга вызвала почти всеобщее восхищение. Критика едва ли не единодушно приветствовала Вечера, отметив их неподдельную весёлость и искренность. «Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего», – заметил А.С.Пушкин.

Тема Украины не оставалась здесь в рамках ограниченного этнографизма ( народоведение, описание обычаев и нравов народов ), но была переведена в русло самодовлеющего художественного мира. Воссозданный здесь мифический мир малороссийского казачества нёс в себе явственные черты оппозиционности по отношению к миру петербургскому, неестественному, холодному и слишком реальному, причём оппозиционности не только географической и моральной, но и исторической.

Диканька воплощала собой некое эпическое абсолютное прошлое мира, противопоставленное петербургской абсолютной современности. А потому столичные литераторы, приверженные романтической эстетике, с восторгом восприняли столь пленительные в своей экзотичности черты гоголевских парубков и девок, старых казаков и ведьм, как полнота чувств, естественность, сила переживаний, свободных от жеманства и чопорности.

Возвышенный лиризм в описаниях украинской природы соединялся с колоритом «жанровых сцен», и всё это пронизывалось фантастикой, опирающейся на фольклор и народную демонологию. В Вечерах царствует особая стихия народной весёлости, названная М.М.Бахтиным смехом». Карнавализацией, духом ритуального смеха навеяны мотивы нарушения всяческих правил – моральных, этических, социальных, – весёлые проделки влюблённых, развенчание потусторонних сил и т.д.

Но вместе с тем комическое здесь неизменно оказывается двойственным, смешное чревато ужасным. Обычное «весёлое место» (например, Сорочинская ярмарка) обращается местом «проклятым».

Существуют две устойчивые трактовки образа черта у Гоголя. Согласно одной из них, черт здесь, в соответствии с украинской народной традицией, «одомашнен», «приручён», он оказывается безвредным злодеем, обманутым обманщиком. Другая интерпретация восходит к работе Д.С.Мережковского Гоголь и чёрт. Её сторонники обращают внимание на то, что сюжет всех повестей Вечеров выстраивается как вариация одной темы – вторжения в жизнь людей демонического начала, борьбы с ним и нередкого от него поражения (в Вечере накануне Ивана Купала побеждает Басаврюк; в Страшной мести все, прикоснувшиеся к злой силе, осуждены на гибель и т.д.). Даже если нечисть в Вечерах посрамляется, как, например, в Ночи перед рождеством, страх перед ней всё же не исчезает окончательно.

Во второй половине жизни Гоголь, подвергший религиозной ревизии свой предшествующий опыт, горячо сожалел о том, что некогда дал жизнь тёмным порождениям своей фантазии. Литературная репутация Гоголя устанавливается окончательно, многие угадывают в его таланте силу, которой предстоит совершить переворот в отечественной литературе. Тем временем в личной жизни Гоголя происходили события, существенно влиявшие на внутренний склад его мысли и фантазии. В 1832 он впервые с момента отъезда в Петербург побывал на родине. Остановившись по дороге в Москве, он знакомится с людьми, ставшими позднее его близкими друзьями: М.П.Погодиным, М.А.Максимовичем, М.С.Щепкиным, С.Т.Аксаковым.

Пребывание дома сначала вызвало у Гоголя тяжёлое разочарование. Домашние дела были расстроены; сам он уже не был тем восторженным юношей, каким он оставил родину; жизненный опыт научил его вглядываться глубже в действительность и за внешней оболочкой видеть ее часто печальную, даже трагическую основу.

Уже вскоре Вечера стали казаться ему поверхностным юношеским опытом, плодом той «молодости, во время которой не приходят на ум никакие вопросы».

Малороссийская жизнь и теперь доставляла материал для его фантазии, но настроение было уже иное: в последующих произведениях на украинскую тему зазвучала грустная нота, доходящая до высокого пафоса.

Вернувшись в Петербург, Гоголь усиленно работает над своими произведениями. Наступает самая деятельная пора его творческой деятельности.

Однако он продолжает строить жизненные планы за пределами литературной сферы и с конца 1833 увлекается мыслью поступить на учёное поприще, заняться историей, мечтает возглавить кафедру истории в открывающемся Киевском университете.

Киев представляется ему «русскими Афинами», где сам он думал написать нечто небывалое по всеобщей истории, а вместе с тем изучить и малороссийскую старину.

В 1834 Гоголь создаёт  План преподавания всеобщей истории  и Отрывок из истории Малороссии…, но кафедра истории была отдана другому лицу.

Вскоре благодаря влиянию именитых литературных друзей Гоголю предложили кафедру истории в Петербургском университете. Он занял это место, но вскоре понял, что эта задача ему не по силам, и в 1835 отказался от профессуры. Выход в свет в 1835 сборников Арабески и Миргород ознаменовал отход Гоголя от романтизма в сторону эстетики нового типа, названной несколько позже «реализмом». Принципы новой эстетики были сформулированы в статье Несколько слов о Пушкине, вошедшей в Арабески: «…Чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенной истиной».

Стремление к обыкновенному означало решительную перемену в предмете изображения: вместо сильных и резких романтических характеров – пошлость и безликость обывателя, вместо поэтических и глубоких чувств – вялотекущие, почти рефлекторные движения. Ординарность жизни, однако, в сочинениях Гоголя этой поры обманчива. К примеру, «привычка» двух пожилых людей в Старосветских помещиках оказалась сильнее и человечнее самой пылкой романтической страсти. Гоголь продолжает пушкинскую тему «маленького человека» и открывает её метафизику. «Малость» «маленького человека» несёт в себе скрытые бездны.

Так, ссора двух обывателей по ничтожному поводу поглотила не только все их интересы, но и саму жизнь (Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем).

В рассказах из столичной жизни, вошедших в сборник Арабески и впоследствии объединённых критикой в цикл «петербургских повестей» (Невский проспект, Записки сумасшедшего, Портрет), ощущение необыкновенности обыкновенного было поднято до напряжённого трагического пафоса, исполненного тревожного, катастрофического духа современного существования в фантастическом городе на грани безумия и дьявольщины. В миргородском и петербургском циклах всё более заявляла о себе фантастика неявная, завуалированная, предельно заземлённая, выраженная в мелких деталях быта и поведения персонажей. Постепенно устранялся олицетворённый, «персональный» носитель зла (чёрт, колдун и т.д.).

Иррациональное переключалось в повседневный, будничный, бытовой план, что чрезвычайно усиливало эффект, ибо призрачной становилась сама жизнь. Эта призрачность проявлялась в бесконечном ряду странных, нелогичных, внутренне непоследовательных движений, фактов и явлений, от противоречивых поступков персонажей до обособления и автономности окружающих их вещей, предметов туалета и даже телесных органов. Вещи, вроде бы принадлежащие людям, начинают жить независимой от них жизнью.

Верх сугубо гоголевской фантастики такого рода – «петербургская повесть» Нос. Рассказ о том, как майора Ковалёва покинул собственный нос, как этот нос начал самостоятельную жизнь, заслоняющую жизнь прежнего хозяина, – чрезвычайно смелый гротеск, предвосхитивший литературный сюрреализм и экспрессионизм 20 века.

Контрастом по отношению к современному провинциальному и столичному мирам стала повесть  Тарас Бульба  (1835 – в составе Миргорода; 2-я, переработанная редакция – 1842).

Погружение в эпическое прошлое, когда «народ» (запорожские казаки) защищал свою суверенность (временны′е рамки здесь условны – действие пронизано анахронизмами, переплетающими исторические реалии 15–17 вв.), способствовало романтизации образов главных героев. Казаки рисуются здесь единой молодецкой силой, определившей характер европейской истории. В повести чрезвычайно важную роль играет стилизация повествования под поэтику фольклорных украинских песен и русских былин.

Стихийная неуёмность казаков осмысляется как сила во многом двойственная. Она способна затуманить разграничение ими основных духовных и нравственных понятий и в конце концов приводит к трагическому, хотя и исполненному высокой героикой, финалу: погибают Андрий, Остап и Тарас Бульба, повстанческое движение в целом разгромлено «ляхами» и т.д.

По сути, эпическое полотно Тараса Бульбы рисует распад единого органичного мира казачества, обусловленный его неспособностью подняться от коллективной морали к индивидуально ответственному переживанию первичных христианских нравственных категорий.

Осенью 1835 Гоголь принимается за написание Ревизора, сюжет которого был ему подсказан Пушкиным. Первые драматические планы появились ещё раньше. В 1833 он был поглощён комедией Владимир 3-й степени. Она не была окончена, но материал послужил для нескольких драматических эпизодов – Утро делового человека, Тяжба, Лакейская и Отрывок. Первая из этих пьес была напечатана в «Современнике» Пушкина (1836), остальные – в первом собрании сочинений Гоголя (1842). В том же собрании увидели свет пьесы Женитьба, первые наброски которой относятся к тому же 1833, и Игроки.

Работа над Ревизором продвигалась столь быстро и успешно, что уже в январе 1836 Гоголь читает пьесу на дому у Жуковского в присутствии Пушкина и П.А.Вяземского, а в феврале – марте уже занят её постановкой на сцене Александринского театра.

Ревизор стал первой русской комедией, в которой автор практически полностью отказался от любовной интриги и сочленил принципы комедийных характеров с установкой на широкое, универсальное обобщение. В пьесе вызван к жизни образ провинциального города, символически воплощающего любое более крупное социальное объединение вплоть до всей России или даже всего человечества (Гоголь применил к этому образу определение «сборный город»). Потенциальная критическая сила такого образа практически безгранична.

Так реализовались, с одной стороны, идущая из детских лет гоголевская страсть к театру, с другой – с юности одушевлявшая его гражданская устремлённость и идея борьбы с общественными пороками. Автор нашёл особый драматургический момент в существовании этого города – момент встречи с ревизором, представляющим высшие иерархические инстанции, и особую общую ситуацию, объединяющую всех персонажей. На комедийную почву Гоголь перенёс основной конструктивный принцип, подмеченный им в картине К.П.Брюллова Последний день Помпеи, когда «все явления» соединены в «общие группы» и «выбраны сильные кризисы, чувствуемые общею массою». Выражением этой общности в комедии стал страх героев перед неминуемым наказанием.

Новаторство Гоголя заключалось и в том, что впервые двигателем интриги был выведен такой человек, как Хлестаков, по определению Гоголя, «лицо фантасмагорическое», «лживый олицетворённый обман». Не являясь сознательным обманщиком, оказываясь в ложной роли ревизора, он становится фиктивным двигателем интриги, невольно служа идеальным центром приложения усилий иных персонажей.

Гоголь отступил также не только от традиции наказания порока (в финале дано лишь указание на вмешательство высшей, монаршей власти – «по именному повелению» прибывает настоящий ревизор, – но никак не конкретизируется ее решение), но отказался и от «итогового», «разрешающего» конфликта, всё проясняющего финала.

Увенчивающая картину «немая сцена», написанная под влиянием той же картины Брюллова «Последний день Помпеи», не снимает кризисную ситуацию, а, напротив, её бесконечно продлевает. Центр тяжести перенесён на само действие, на длительность онемения, что оставляет простор для широких символических толкований. Глубина комедии не была отражена её ранними постановками и прошла мимо внимания большинства критиков. Первые по времени отзывы были откровенно недоброжелательными: Ф.Булгарин обвинил Гоголя в клевете на Россию, а О.С.Сенковский печатно заявил, что комедия лишена серьёзной идеи, сюжетно и композиционно не оформлена.

Непонимание глубины комедии продемонстрировали и её «сторонники», рукоплескавшие автору как «великому комику жизни действительной» (слова из критического отзыва Н.И.Надеждина).

Гоголь испытал потребность, отталкиваясь от Ревизора, теоретически осмыслить основы комедийного искусства, и в пьесе 1836 Театральный разъезд после представления новой комедии подчеркнул этическую роль смеха как единственного «честного, благородного» лица комедии, раскрыл мучительную драму комического писателя, на которого обрушивается шквал брани, кривотолков и близоруких суждений. В 1846 Гоголь написал драматическую сцену Развязка Ревизора, где в духе трактата Блаженного Августина О граде Божием  дал религиозно-аллегорическое толкование образов комедии (место действия – «душевный город», чиновники суть «страсти человеческие», Хлестаков – «ветреная светская совесть», наконец – «страшен тот Ревизор, который ждёт нас у дверей гроба»). Очевидно, что эти смыслы изначально были заложены автором в пьесу и задавали не прочувствованную публикой особую перспективу ее интерпретации в духе эсхатологических (эсхатология – мистическое учение о конечной судьбе человека и мира) идей Страшного Суда (Ревизор как последний Судия, «немая сцена» как светопреставление).

Тяжело переживая непонимание своей комедии, Гоголь в июне 1836 уезжает в Германию, и в общей сложности провёл за границей 12 лет, лишь периодически наведываясь в Россию. Отныне для глубинного постижения происходящего на Родине и пестования в себе тех черт, которые необходимы для выполнения высокой патриотической миссии, Гоголь будет испытывать потребность именно стороннего взгляда «из Европы». В Европе он продолжает начатую ещё в 1835 работу над прозаической поэмой Мёртвые души. Её сюжет был также подсказан Пушкиным. Отныне он надеется, что «вся Русь отзовётся» в новой книге, иными словами, желает создать грандиозный национальный эпос. Но эпос нового типа, в отличие от поэм древности, ориентированный не на абсолютное прошлое, а на идеальное будущее, в котором раскроется провиденциальность (предопределение, рок) исторических путей России и явится во всей своей нравственной мощи новый русский человек.

Замысел новой книги сразу обрёл широкий размах: «предлинный роман» должен был обнимать «всю Русь», хотя и «с одного боку», то есть преимущественно с комической стороны. В Петербурге несколько глав были прочитаны Пушкину и вызвали у него горячее одобрение и одновременно гнетущее чувство, выразившееся в словах: «Боже, как грустна наша Россия». С начала заграничного путешествия замысел перестраивается. Гоголь устанавливает для себя универсальное задание, не ограничивающееся только комическим ракурсом. Мёртвые души изначально расценивались Гоголем как самое значительное его произведение, долженствующее упрочить его славу. Однако по мере расширения замысла художественное значение поэмы все теснее сливалось со значением общественным, национальным и даже религиозным: книга, по мысли Гоголя, должна открыть нечто существенно важное для судеб страны и народа.

В настроениях Гоголя все явственнее проявляются мотивы высокого избранничества, мессианства (веры в пришествие Божьего посланца (мессии) («И ныне я чувствую, что не земная воля направляет путь мой»), предощущение подвига, который одновременно станет и подвигом патриотическим («Клянусь, я что-то сделаю, чего не делает обыкновенный человек. Львиную силу чувствую в душе своей...»).

Продолжая работу над Мёртвыми душами, Гоголь путешествует по Германии, Швейцарии, зиму проводит с А.Данилевским в Париже, где особенно сближается с А.О.Смирновой и где получает известие о смерти Пушкина, страшно его поразившее. В марте 1837 приезжает в Рим, который чрезвычайно ему полюбился и стал для него «второй родиной».

Европейская политическая и общественная жизнь была чужда и мало знакома Гоголю; его привлекали природа и произведения искусства, а Рим мог удовлетворить этим интересам идеально. Он изучал памятники древности, картинные галереи, посещал мастерские художников, любовался народной жизнью и любил показывать Рим, «угощать» им приезжих русских знакомых и приятелей. В Риме он и усиленно работал над поэмой, закончил повесть Шинель, писал повесть Анунциата, переделанную впоследствии в Рим. Осенью 1839 отправляется в Россию, в Москву, где его встречают с восторгом, и в Петербург, чтобы заняться делами своих сестёр. В Петербурге и Москве Гоголь читает ближайшим друзьям законченные главы Мёртвых душ. Устроив свои дела, опять отправился за границу, в любимый Рим, пообещав друзьям вернуться через год и с готовым первым томом поэмы. К лету 1841 первый том был готов.

В сентябре того же года Гоголь поехал в Россию печатать свою книгу. Её судьба складывалась не гладко. Поэма была представлена сначала в московскую цензуру, которая собиралась совсем запретить ее; затем отдана в цензуру петербургскую и, благодаря участию влиятельных друзей Гоголя, была с серьёзными купюрами (с изъятием Повести о капитане Копейкине) дозволена к печати.

Она была опубликована в 1842 в Москве под изменённым названием Похождения Чичикова, или Мёртвые души, существенно затемнявшим сложную символику душевного омертвления поверхностным сходством с традиционными заглавиями плутовских романов.

Ещё ранее, летом 1840, Гоголя настигает приступ тяжёлой нервной болезни. Оправившись после неё, он переживает перестройку внутренней системы ценностей, углубление религиозно-мистических настроений, доходящих до экзальтации. Гоголь все более высоко оценивает мессианское значение своей поэмы. При этом в его глазах искупительное и исцеляющее воздействие оказывает не только поэма, но и собственное жизненное поведение, и слово, независимое от литературного труда. В одном из писем Аксакову от марта 1841 он говорит: «Труд мой велик, мой подвиг спасителен; я умер теперь для всего мелочного». Тон его писем и публичных заявлений становится поучающим, не допускающим возражений. Сосредоточившись на взращивании в себе «внутреннего человека», Гоголь тем не менее начинает щедро расточать наставления друзьям и знакомым. Его религиозность эволюционирует.

По характеристике богослова и историка русской христианской мысли протоиерея Георгия Флоровского, от «романтической взволнованности, чувствительности, умиления», религиозного страха перед особо остро переживаемой дьявольщиной к «пиетическому», по духу во многом протестантскому, «гуманизму», склонному к построению утопических социальных проектов, имеющих немного общего с сугубо православным подходом к реальности. Это умонастроение Гоголя вступило в сложное взаимодействие со смыслом уже написанной книги и повлияло на содержание и поэтику некоторых лирических отступлений – прежде всего тех, где речь идёт о «птице-тройке», о грядущем и неясном откровении, которым России суждено одарить мир. В целом в поэме нашло новое выражение основное требование сложившейся гоголевской эстетики – извлечение «необыкновенного» из «обыкновенного».

Испытанным приёмом для получения этого эффекта служила исключительная ситуация – Чичиков скупает не просто души крепостных крестьян, прописанные в документах последней ревизии, но души мёртвые. В результате накладываются друг на друга конкретно-социальный и обобщённо-философский смысловые планы. На уровне социальном поэма обнажала язвы сложившегося крепостнического уклада жизни, основанного на торговле «живым товаром». Но раскрывающаяся при этом подмена моральных категорий придаёт поэме потенциал философского обобщения. Само понятие «мёртвая душа» от конкретного смыслового наполнения эволюционирует к символико-философскому. В нем заключено противоречие: душа бессмертна – мёртвыми душами торгуют.

Речь идёт прежде всего о духовном омертвлении душ людей, по видимости вполне живых – помещиков, жителей города N и, разумеется, самого Чичикова. Поэма строится на сложной диалектике антитезы «живой – мёртвый»: мёртвые в буквальном смысле вчерашние крепостные оказываются в сущности живыми, в отличие от всех населяющих поэму собственно живых персонажей. Проблема омертвления и оживления человеческой души поднималась здесь до общечеловеческого масштаба. С этим связаны нетрадиционность и многосоставность жанра Мёртвых душ, где элементы плутовского романа сплавлены с элементами романа-путешествия, нравоописательного и бытового романа, и всё это возведено в более высокую степень символического повествования. Обозначение «поэма» должно было указать на эту сложность, равно как и на прямое и возрастающее участие в повествовании образа автора и позитивного авторского идеала.

В Италии Гоголь окончательно решает, что  Мёртвые души должны иметь трёхчастную структуру. Во многом моделью для писателя служила Божественная Комедия Данте. Поэма Гоголя должна была реализовать современную «комедию о душе», идею восстановления человеческого духа на пути восхождения от «адских» глубин через «чистилище» к «райскому» свету. В схематичном виде первый том, изображающий «хотя с одного боку всю Русь», был соотнесён с дантовым Адом, а второй и третий тома предполагалось соотнести  с Чистилищем и Раем соответственно. В первом томе поездки Чичикова по имениям помещиков вокруг города N напоминают спуск по кругам дантовского «Ада». Каждый новый помещик несёт в себе большую, чем у предшественника, меру омертвления души. Гоголь предполагал во 2-м и 3-м томах поэмы подвести Чичикова к душевному воскресению.

Замыслам этим не суждено было реализоваться. В 1842–1845 Гоголь напряжённо работает над 2-м томом поэмы. Крайне трудное продвижение вперёд писатель связывал с собственным настроением души, её направлением к истине и Богу. Вспоминая о Гоголе этих лет, С.Т.Аксаков писал о «его постоянном стремлении... к улучшению в себе духовного человека и преобладании религиозного направления, достигшего впоследствии... такого высокого настроения, которое уже несовместимо с телесною оболочкою человека». Процесс написания поэмы все более превращался в процесс жизнестроения себя, а через себя и всех окружающих. В 1845 у Гоголя, силы которого были подорваны, появляются признаки нового душевного кризиса. Он разъезжает по Франции и Германии в поисках врачей, способных вывести его из тяжёлого состояния.

В конце июня – начале июля 1845 в состоянии резкого обострения болезни Гоголь сжигает рукопись 2-го тома, объясняя этот шаг тем, что в книге не достаточно ясно были показаны «пути и дороги» к идеалу. Появление в печати 1-го тома Мёртвых душ вызвало в читательских кругах небывалое возбуждение. Гоголь осознается «демократическим» лагерем русской литературы, ведущим писателем современности. К.С.Аксаков в брошюре 1942. Несколько слов о поэме Гоголя: В Похождения Чичикова, или Мёртвые души проводил радикальную мысль о том, что «в «Мёртвых душах» древний эпос предстаёт перед нами». В.Г.Белинский, однако, оспорил мысль о бесстрастном характере гоголевского письма и напрочь отрицал всякую связь поэмы с гомеровским эпосом. Критик ошибался: работая над Мёртвыми душами, Гоголь специально изучал Гомера.

Творческая неудача с написанием 2-го и 3-го томов поэмы получила своеобразную трактовку в критике 20 в.

В одном из своих писем С.П.Шевырёву 1847 Гоголь говорит: «Уже с давних пор я только и хлопочу о том, чтобы после моего сочинения насмеялся вволю человек над чёртом». Размышляя над этими словами, Д.С.Мережковский замечает, что гоголевский черт – «номинальная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин – вечная плоскость, вечная пошлость... среди „безделья", пустоты, пошлости мира человеческого не человек, а сам черт, „отец лжи" в образе Хлестакова или Чичикова плетёт свою вечную всемирную „сплетню"». Финал 1-го тома поэмы должен был, по замыслу автора, вывести героя на волне высокого лиризма отступления о Руси – «птице-тройке» из «ада» в «чистилище» 2-го тома, получает у Мережковского парадоксальную трактовку: «...подобно Хлестакову, он умчится на своей птице-тройке, „как призрак,

как воплощённый обман" в неизмеримые пространства будущего...Чичиков скрылся.

Но из необъятного русского простора выступит и русский богатырь, появится снова, уже в окончательном ужасающем явлении своём, бессмертный Хозяин „мёртвых душ". И тогда лишь откроется то, что теперь ещё скрыто не только от нас, читателей, но и от самого художника, – как страшно это смешное пророчество: Чичиков – Антихрист»». В.В.Набоков в своих лекциях о Гоголе, аттестовав Чичикова как «коммивояжёра дьявола», вслед за Мережковским интерпретирует в этом ключе и финал поэмы: «...пред Гоголем стояла двойная задача: позволить Чичикову избегнуть справедливой кары и в то же время отвлечь читателя от куда более неприятного вывода – никакая кара в пределах человеческого закона не может постигнуть посланника сатаны, спешащего домой, в ад». Логика русских критиков ясна: такому герою путь через «чистилище» к возрождению заказан.

После 1845 Гоголь продолжает напряжённо работать над 2-м томом и одновременно испытывает желание объяснить обществу, почему книга до сих пор не написана. Кроме того, он чувствует потребность публично изложить свои основные учительные идеи, наставить современников на путь «истинного совершенствования». Всё это заставляет его опубликовать часть своих писем близким людям в виде книги Выбранные места из переписки с друзьями (1847). Книга отразила мучительные сомнения автора в действенной функции художественной литературы и поставила его на грань отречения от своих прежних созданий, ибо они, в его глазах, не отвечали задачам прямой моральной дидактики. В поисках выхода из поразивших Россию общественных и нравственных болезней Гоголь конструирует идеальную программу выполнения своего долга всеми «сословиями» и «званьями», от крестьянина до высших чиновников и царя.

Каждому из своих адресатов он методично и с полным осознанием несомненного на то права указывает, какие действия он обязан предпринимать для исполнения раскрытого перед ним долга (как помещику управлять крестьянами, как чиновникам служить и т.д.).

В духе протестантского социального утопизма Гоголь «идеальное небесное государство» связывал с реальными бюрократическими инстанциям современной ему России, которые, с его точки зрения, должны осуществить своё высокое предназначение. Выход в свет этой книги навлёк на автора настоящую критическую бурю со стороны «демократических» литературных кругов, которые восприняли ее как проявление «поповского» ренегатства со стороны вчерашнего нелицеприятного «изобразителя натуры».

Эскапады (обидные выходки, выпады) подобного рода наиболее явственно прозвучали в знаменитом публичном письме Гоголю В.Г.Белинского от 15 июля 1847 из Зальцбрунна. С другой стороны, в умеренно настроенных общественных и церковных кругах книга также вызвала явное отторжение. Показательно, что один из наиболее почитаемых духовных авторитетов эпохи, епископ и будущий святитель Игнатий (Брянчанинов) счёл её вредной. Сам Гоголь, на рубеже 1840–1850-х переживавший постепенное движение от мистической экзальтированности к более трезвым формам воцерковлённого христианства, признавался в одном из писем Жуковскому: «Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё».

Паломническая поездка 1848 в Иерусалим ко Гробу Господню заставляет писателя пристальнее присмотреться к тому духовному пути, который ему ещё предстоит пройти.

Гоголь молится о том, «чтобы собрать все силы наши на произведенье творений, нами лелеемых», то есть на завершение Мёртвых душ. 1 января 1852 Гоголь сообщает одному из своих знакомых, что 2-й том «совершенно закончен». Но в последних числах месяца явственно обнаружились признаки нового кризиса преследующей Гоголя болезни, которая так и не была врачами диагностирована.

Толчком к тому послужила смерть Е.М.Хомяковой, человека, духовно близкого Гоголю, сестры Н.М.Языкова.

Писателя терзает предчувствие близкой смерти, усугубляемые вновь усиливающимися сомнениями в благотворности собственного литературного поприща.

В конце января – начале февраля он встречается с приехавшим в Москву своим духовником священником Матвеем Константиновским, человеком строгого церковного духа, оказывавшем определяющее влияние на последний этап внутренней жизни писателя.

Содержание их бесед осталось неизвестным, однако есть свидетельства о том, что отец Матвей мог посоветовать Гоголю уничтожить часть глав поэмы из-за их потенциального вредного влияния на читателей. 7 февраля Гоголь исповедуется и причащается, а в ночь с 11 на 12 сжигает беловую рукопись второго тома (сохранились лишь пять глав разных черновых редакций). Последние дни жизни Гоголь проводит в чрезвычайно строгом посте и молитве.

21 февраля утром 1852 умирает в своей последней московской квартире в доме Талызина.

Дом Талызина (Никитский бульвар, Москва). Здесь жил в последние годы и умер Н. В. Гоголь, здесь же он сжёг второй том «Мёртвых душ»

Смерть Гоголя вызвала в русском обществе глубокое потрясение. От университетского домового храма Святой мученицы Татианы, где отпевали писателя, до места погребения гроб несли профессора и студенты университета. На надгробном памятнике Гоголю была высечена цитата из библейской книги пророка Иеремии, 20, 8: «Горьким словом моим посмеюся». Похоронен Гоголь был в Даниловом монастыре, в 1931 его останки перенесены на Новодевичье кладбище.

Оригинальность гоголевского творчества определило сочетание полярно противоположных начал. С одной стороны, Гоголь стремится к предельным обобщениям, мыслит общерусскими и общечеловеческими категориями, с другой – его взор проникает в низшие пласты жизни, «со всем сором и дрязгами», «дробью и мелочью». В речевом и стилистическом отношении это выразилось в гиперболическом мышлении, в причудливом соединении элементов самого высокого слога со сниженными языковыми пластами, в сосуществовании одической риторики и библейской традиции с просторечьем, диалектом и жаргоном. Озирая с высоты идеала «всю громадно-несущуюся жизнь», Гоголь обнаруживает ее колоссальное раздробление, измельчание, а главное – омертвление и выхолащивание смысла, что, в частности, нашло отражение в характерном образе скуки («Скучно на этом свете, господа!» – финал Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем).

Образ скуки противопоставлен традиционно узнаваемым романтическим мотивам тоски и печали: скука вызвана «пустотой», отсутствием того, что обычно приводит к тоске и печали. Однако эта «пустота» у Гоголя глубоко двойственна, ибо примитивность и пошлость причудливо отражают или замещают собой более высокие психологические реакции и состояния. Так, тщеславное желание героя Ревизора Бобчинского оповестить о своём существовании столицу и государя таит под собой естественное желание «обычного» человека доказать своё право «быть» в этом мире, пусть и в комических формах, но утвердить своё «личное достоинство». При всем своём комизме художественный мир Гоголя энциклопедичен, универсален и глубоко философичен. Его творчество – едва ли не единственный пример высокого религиозного комизма в новой русской литературе.

Произведения: Полное собрание сочинений , тт. 1–14, М., 1937–1952;  Собрание сочинений ,   тт. 1–7, М., 1984–1986;  Собрание сочинений в 9 тт . М., 1994–1996;  Полное собрание сочинений и писем в 23 тт , т. 1, М., 2001. Вадим Полонский

Автор статьи «Гоголь, Николай Васильевич» в универсальной научно-популярной онлайн-энциклопедии Кругосвет – Вадим Владимирович Полонский , директор Института мировой литературы Российской Академии наук (ИМЛИ РАН )

Вади́м Влади́мирович Поло́нский (род. 21 октября 1972 года, Смоленск) — российский литературовед, доктор филологических наук, профессор РАН. Главный редактор журнала «Известия РАН. Серия литературы и языка»  (с 2014 года), директор ИМЛИ РАН (с 2015 года).

ГОГОЛЬ ,

НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

1809 - 1852

Прозаик, драматург, поэт, критик, публицист.

Портрет работы Ф.А.Мюллера, 1841 год