Разработка заданий, направленных на развитие читательской грамотности обучающихся (по поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души")

Машинская Н.Н,учитель русского языка и литературы,1 категории

ГБОУ СОШ №291 г.Санкт-Петербург

Разработка заданий, направленных на развитие читательской грамотности обучающихся

Умение находить и извлекать информацию (3 задания)

1. В списке персонажей гоголевских произведений найдите персонажей «Мертвых душ». Выберите все правильные ответы.

А) Григорий Доезжай-не -доедешь

Б) Панько Рудый

В) Кифа Мокиевич

Г) Свиньин

Д) Копейкин

Е) Башмачкин

Ключ: АВГД

1. Восстановите последовательность в изображении деградации помещиков в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души»:

А) Плюшкин

Б) Манилов

В) Собакевич

Г) Коробочка

Д) Ноздрев

Ключ:

1. По описанию жилища героя поэмы «Мертвые души» определите, кому оно принадлежит:

«Впереди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей…и дикими стенами,- дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов».

А) Собакевич

Б) Манилов

В) Плюшкин

Г) Коробочка

Ключ: А)

Умение интегрировать и интерпретировать информацию (3 задания)

1. Перечитайте фрагмент поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души»:

— Но позвольте прежде одну просьбу... — проговорил он голосом, в котором отдалось какое-то странное или почти странное выражение, и вслед за тем неизвестно отчего оглянулся назад. Манилов тоже неизвестно отчего оглянулся назад. — Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку?— Да уж давно; а лучше сказать, не припомню.— Как с того времени много у вас умерло крестьян?— А не могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить приказчика. Эй, человек, позови приказчика, он должен быть сегодня здесь…

— Послушай, любезный! сколько у нас умерло крестьян с тех пор, как подавали ревизию?— Да как сколько? Многие умирали с тех пор, — сказал приказчик и при этом икнул, заслонив рот слегка рукою, наподобие щитка.— Да, признаюсь, я сам так думал, — подхватил Манилов, — именно, очень многие умирали! — Тут он оборотился к Чичикову и прибавил еще: — Точно, очень многие.— А как, например, числом? — спросил Чичиков.— Да, сколько числом? — подхватил Манилов.— Да как сказать числом? Ведь неизвестно, сколько умирало, их никто не считал.— Да, именно, — сказал Манилов, обратясь к Чичикову, — я тоже предполагал, большая смертность; совсем неизвестно, сколько умерло.— Ты, пожалуйста, их перечти, — сказал Чичиков, — и сделай подробный реестрик всех поименно.— Да, всех поименно, — сказал Манилов. Приказчик сказал: «Слушаю!» — и ушел.— А для каких причин вам это нужно? — спросил по уходе приказчика Манилов.

Этот вопрос, казалось, затруднил гостя, в лице его показалось какое-то напряженное выражение, от которого он даже покраснел, — напряжение что-то выразить, не совсем покорное словам. И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши.— Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я хотел бы купить крестьян... — сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи.— Но позвольте спросить вас, — сказал Манилов, — как желаете вы купить крестьян: с землею или просто на вывод, то есть без земли?— Нет, я не то чтобы совершенно крестьян, — сказал Чичиков, — я желаю иметь мертвых...— Как-с? извините... я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово...— Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые, — сказал Чичиков. Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала. Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струею.

— Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковых, не живых в действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше? Но Манилов так сконфузился и смешался, что только смотрел на него.— Мне кажется, вы затрудняетесь?.. — заметил Чичиков.— Я?.. нет, я не то, — сказал Манилов, — но я не могу постичь... извините... я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться... Может быть, здесь... в этом, вами сейчас выраженном изъяснении...

Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?— Нет, — подхватил Чичиков, — нет, я разумею предмет таков как есть, то есть те души, которые, точно, уже умерли. Манилов совершенно растерялся. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, предложить вопрос, а какой вопрос — черт его знает. Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже не ртом, а чрез носовые ноздри.— Итак, если нет препятствий, то с Богом можно бы приступить к совершению купчей крепости, — сказал Чичиков.— Как, на мертвые души купчую?— А, нет! — сказал Чичиков. — Мы напишем, что они живы, так, как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею пред законом. Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел и больше ничего.

— Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения?— О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие, или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, — так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России? Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела. Но Чичиков сказал просто, что подобное предприятие, или негоция, никак не будет несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России, а чрез минуту потом прибавил, что казна получит даже выгоды, ибо получит законные пошлины.

— Так вы полагаете?..— Я полагаю, что это будет хорошо.— А, если хорошо, это другое дело: я против этого ничего, — сказал Манилов и совершенно успокоился.— Теперь остается условиться в цене.— Как в цене? — сказал опять Манилов и остановился. — Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую беру на себя.

Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесенных Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении. Побужденный признательностию, он наговорил тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а умершие души в некотором роде совершенная дрянь.— Очень не дрянь, — сказал Чичиков, пожав ему руку. Здесь был испущен очень глубокий вздох. Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: — Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн... Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. — Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу. Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.

Вопросы:
1. Какие черты характера помещика выявляются в диалогах?
2. Какие чувства испытывает помещик, узнав, что Чичиков покупает мёртвые души?
3. Каково отношение помещика к умершим крестьянам?
Интерпретация:

В начале сцены Манилов растерян, сконфужен, выглядит растерянным. Он не сразу даже осознал суть предложения Чичикова и засомневался в законности сделки. Однако получив заверения Чичикова в том, что не только все будет по закону, но и "казна получит даже выгоды", с легкостью согласился уступить гостю крестьян бесплатно. А когда Чичиков наговорил ему благодарностей, даже смешался, покраснел, был совершенно растроган и даже хотел пустить слезу. Но эта доброта, сентиментальность никак не относится к крестьянам. Он не занимался хозяйством, передоверив его приказчику и даже не знал, умирали ли у него крестьяне со времени последней ревизии. 

1. Перечитайте фрагмент поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души»:

Чичиков начал как-то очень отдаленно... Собакевич все слушал, наклонивши голову. И что по существующим положениям этого государства, в славе которому нет равного, ревизские души, окончивши жизненное поприще, числятся, однако ж, до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременить присутственные места множеством мелочных и бесполезных справок и не увеличить сложность и без того уже весьма сложного государственного механизма... Собакевич все слушал, наклонивши голову, — и что, однако же, при всей справедливости этой меры она бывает отчасти тягостна для многих владельцев, обязывая их взносить подати так, как бы за живой предмет, и что он, чувствуя уважение личное к нему, готов бы даже отчасти принять на себя эту действительно тяжелую обязанность. Насчет главного предмета Чичиков выразился очень осторожно: никак не назвал души умершими, а только несуществующими. Собакевич слушал все по-прежнему, нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного Кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности.— Итак?.. — сказал Чичиков, ожидая не без некоторого волнения ответа.— Вам нужно мертвых душ? — спросил Собакевич очень просто, без малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.

— Да, — отвечал Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши, — несуществующих.— Найдутся, почему не быть... — сказал Собакевич.— А если найдутся, то вам, без сомнения... будет приятно от них избавиться?— Извольте, я готов продать, — сказал Собакевич, уже несколько приподнявши голову и смекнувши, что покупщик, верно, должен иметь здесь какую-нибудь выгоду. «Черт возьми, — подумал Чичиков про себя, — этот уж продает прежде, чем я заикнулся!» — и проговорил вслух:— А, например, как же цена?.. хотя, впрочем, это такси предмет... что о цене даже странно...— Да чтобы не запрашивать с вас лишнего, по сту рублей за штуку! — сказал Собакевич.— По сту! — вскричал Чичиков, разинув рот и поглядевши ему в самые глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича по своей тяжелой натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово.— Что ж, разве это для вас дорого? — произнес Собакевич и потом прибавил: — А какая бы, однако ж, ваша цена?— Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не понимаем друг друга, позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа руку на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена!— Эк куда хватили — по восьми гривенок!— Что ж, по моему суждению, как я думаю, больше нельзя.

— Ведь я продаю не лапти.— Однако ж согласитесь сами: ведь это тоже и не люди.— Так вы думаете, сыщете такого дурака, который бы вам продал по двугривенному ревизскую душу?— Но позвольте: зачем вы их называете ревизскими, ведь души-то самые давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук. Впрочем, чтобы не входить в дальнейшие разговоры по этой части, по полтора рубля, извольте, дам, а больше не могу.— Стыдно вам и говорить такую сумму! вы торгуйтесь, говорите настоящую цену!— Не могу, Михаил Семенович, поверьте моей совести, не могу: чего уж невозможно сделать, того невозможно сделать, — говорил Чичиков, однако ж по полтинке еще прибавил.— Да чего вы скупитесь? — сказал Собакевич. — Право, недорого! Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души, а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то как бывает московская работа, что на один час, — прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!Чичиков открыл рот, с тем чтобы заметить, что Михеева, однако же, давно нет на свете; но Собакевич вошел, как говорится, в самую силу речи, откуда взялась рысь и дар слова.

— А Пробка Степан, плотник? я голову прозакладую, если вы где сыщете такого мужика. Ведь что за силища была! Служи он в гвардии, ему бы Бог знает что дали, трех аршин с вершком ростом!Чичиков опять хотел заметить, что и Пробки нет на свете; но Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только нужно было слушать:— Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплёхин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин.— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, — зачем вы исчисляете все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это всё народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.— Да, конечно, мертвые, — сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил: — Впрочем, и то сказать: что из этих людей, которые числятся теперь живущими? Что это за люди? мухи, а не люди.

— Да всё же они существуют, а это ведь мечта.

— Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: машинища такая, что в эту комнату не войдет; нет, это не мечта! А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого, знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.

— Нет, больше двух рублей я не могу дать, — сказал Чичиков.

— Извольте, чтоб не претендовали на меня, что дорого запрашиваю и не хочу сделать вам никакого одолжения, извольте — по семидесяти пяти рублей за душу, только ассигнациями, право только для знакомства! «Что он в самом деле, — подумал про себя Чичиков, — за дурака, что ли, принимает меня?» — и прибавил потом вслух:

— Мне странно, право: кажется, между нами происходит какое-то театральное представление или комедия, иначе я не могу себе объяснить... Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями образованности. Ведь предмет просто фуфу. Что ж он стоит? кому нужен?

— Да вот вы же покупаете, стало быть нужен. Здесь Чичиков закусил губу и не нашелся, что отвечать. Он стал было говорить про какие-то обстоятельства фамильные и семейственные, но Собакевич отвечал просто:— Мне не нужно знать, какие у вас отношения; я в дела фамильные не мешаюсь, это ваше дело. Вам понадобились души, я и продаю вам, и будете раскаиваться, что не купили.

— Два рублика, — сказал Чичиков.— Эк, право, затвердила сорока Якова одно про всякого, как говорит пословица; как наладили на два, так не хотите с них и съехать. Вы давайте настоящую цену! «Ну, уж черт его побери, — подумал про себя Чичиков, — по полтине ему прибавлю, собаке, на орехи!»— Извольте, по полтине прибавлю.— Ну, извольте, и я вам скажу тоже мое последнее слово: пятьдесят рублей! право, убыток себе, дешевле нигде не купите такого хорошего народа!

«Экой кулак!» — сказал про себя Чичиков и потом продолжал вслух с некоторою досадою:

— Да что в самом деле... как будто точно сурьезное дело; да я в другом месте нипочем возьму. Еще мне всякий с охотой сбудет их, чтобы только поскорей избавиться. Дурак разве станет держать их при себе и платить за них подати!— Но знаете ли, что такого рода покупки, я это говорю между нами, по дружбе, не всегда позволительны, и расскажи я или кто иной — такому человеку не будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства. «Вишь, куды метит, подлец!» — подумал Чичиков и тут же произнес с самым хладнокровным видом:— Как вы себе хотите, я покупаю не для какой-либо надобности, как вы думаете, а так, по наклонности собственных мыслей. Два с полтиною не хотите — прощайте!«Его не собьешь, неподатлив!» — подумал Собакевич.— Ну, Бог с вами, давайте по тридцати и берите их себе!— Нет, я вижу, вы не хотите продать, прощайте!— Позвольте, позвольте! — сказал Собакевич, не выпуская его руки и наступив ему на ногу, ибо герой наш позабыл поберечься, в наказанье за что должен был зашипеть и подскочить на одной ноге.— Прошу прощенья! я, кажется, вас побеспокоил. Пожалуйте, садитесь сюда! Прошу! — Здесь он усадил его в кресла с некоторою даже ловкостию, как такой медведь, который уже побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: «А покажи, Миша, как бабы парятся» или: «А как, Миша, малые ребята горох крадут?»— Право, я напрасно время трачу, мне нужно спешить.

— Посидите одну минуточку, я вам сейчас скажу одно приятное для вас слово. — Тут Собакевич подсел поближе и сказал ему тихо на ухо, как будто секрет: — Хотите угол?— То есть двадцать пять рублей? Ни-ни-ни, даже четверти угла не дам, копейки не прибавлю. Собакевич замолчал. Чичиков тоже замолчал. Минуты две длилось молчание. Багратион с орлиным носом глядел со стены чрезвычайно внимательно на эту покупку.— Какая ж ваша будет последняя цена? — сказал наконец Собакевич.— Два с полтиною.— Право, у вас душа человеческая все равно что пареная репа. Уж хоть по три рубли дайте!— Не могу.— Ну, нечего с вами делать, извольте! Убыток, да уж нрав такой собачий: не могу не доставить удовольствия ближнему. Ведь, я чай, нужно и купчую совершить, чтоб все было в порядке.— Разумеется.— Ну вот то-то же, нужно будет ехать в город. Так совершилось дело. Оба решили, чтобы завтра же быть в городе и управиться с купчей крепостью. Чичиков попросил списочка крестьян. Собакевич согласился охотно и тут же, подошед к бюро, собственноручно принялся выписывать всех не только поименно, но даже с означением похвальных качеств…

— Теперь пожалуйте же задаточек! — сказал Собакевич.— К чему же вам задаточек? Вы получите в городе за одним разом все деньги.— Все, знаете, так уж водится, — возразил Собакевич.— Не знаю, как вам дать, я не взял с собою денег. Да, вот десять рублей есть.— Что ж десять! Дайте по крайней мере хоть пятьдесят! Чичиков стал было отговариваться, что нет; но Собакевич так сказал утвердительно, что у него есть деньги, что он вынул еще бумажку, сказавши:— Пожалуй, вот вам еще пятнадцать, итого двадцать пять. Пожалуйте только расписку?— Да на что ж вам расписка?— Все, знаете, лучше расписку. Не ровен час, все может случиться.— Хорошо, дайте же сюда деньги!— На что ж деньги? У меня вот они в руке! как только напишете расписку, в ту же минуту их возьмете.— Да позвольте, как же мне писать расписку? прежде нужно видеть деньги.Чичиков выпустил из рук бумажки Собакевичу, который, приблизившись к столу и накрывши их пальцами левой руки, другою написал на лоскутке бумаги, что задаток двадцать пять рублей государственными ассигнациями за проданные души получил сполна. Написавши записку, он пересмотрел еще раз ассигнации.— Бумажка-то старенькая! — произнес он, рассматривая одну из них на свете, — немножко разорвана, ну да между приятелями нечего на это глядеть.«Кулак, кулак! — подумал про себя Чичиков, — да еще и бестия в придачу!»— А женского пола не хотите?— Нет, благодарю.— Я бы недорого и взял. Для знакомства по рублику за штуку.— Нет, в женском поле не нуждаюсь.— Ну, когда не нуждаетесь, так нечего и говорить. На вкусы нет закона: кто любит попа, а кто попадью, говорит пословица.

— Еще я хотел вас попросить, чтобы эта сделка осталась между нами, — говорил Чичиков, прощаясь.— Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать; что по искренности происходит между короткими друзьями, то должно остаться во взаимной их дружбе. Прощайте! Благодарю, что посетили; прошу и вперед не забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу. «Да, как бы не так! — думал про себя Чичиков, садясь в бричку. — По два с полтиною содрал за мертвую душу, чертов кулак!»

Вопросы:
1. Какие черты характера помещика выявляются в диалогах?
2. Какие чувства испытывает помещик, узнав, что Чичиков покупает мёртвые души?
3. Каково отношение помещика к умершим крестьянам?
Интерпретация:

В сцене купли-продажи Собакевич представлен очень хитрым и умным, так как сразу понял, что предлагает ему Чичиков и что "покупщик, верно, должен иметь здесь какую-нибудь выгоду". Он даже попытался шантажировать своего гостя. ("Но знаете ли, что такого рода покупки … не всегда позволительны".) Собакевич расчетлив и торгуется абсолютно бессовестно, предлагая Чичикову крестьян "по сту рублей за штуку", как живых. Собакевич говорит о своем «товаре», как о живых людях, и превозносит их деловые качества.

1. Какие черты характера Чичикова раскрываются в сценах купли-продажи мёртвых душ у помещиков? О каких гранях характера Чичикова мы узнаем из этих сцен?
   Интерпретация:

Писатель раскрывает образ Чичикова постепенно, по мере рассказов о его похождениях. В каждой главе мы узнаем о нем что-то новое.

Умение обращаться с людьми и искусное ведение разговора - испытанное средство Чичикова во всех жульнических операциях. Он знает, с кем как вести разговор.

С Маниловым он ведет беседу в слащаво-вежливом тоне, говорит, что “приятный разговор лучше великого блюда”. Без труда добивается у него мертвых душ бесплатно, да еще и оставляет на хозяина расходы по оформлению купчей.

Осторожно разговаривает Чичиков с помещиком-кулаком Собакевичем, называет умерших крестьян несуществующими и заставляет Собакевича сильно снизить запрошенную им цену.

Встречи с помещиками показывают исключительную настойчивость Чичикова в достижении цели, легкость перевоплощения, необыкновенную изворотливость и энергию, за внешней мягкостью и изяществом скрывающуюся расчетливость хищной натуры.

Умение осмыслять и оценивать содержание и форму текста (2 задания)

1. Назовите « раздваивающихся» персонажей « «Мертвых душ», какова их роль в сюжете произведения?

Интерпретация:

Героями-двойниками в «Мертвых душах» явля­ются дама просто приятная и дама приятная во всех от­ношениях (глава девятая), дядя Миняй и дядя Митяй (гла­ва пятая), Кифа Мокиевич и Мокий Кифович (глава один­надцатая); целый ряд двойников Чичикова рождается в домыслах и сплетнях жителей города NN — Наполеон, капитан Копейкин, Антихрист. Дамы играют важную роль в развитии сюжета — именно им принадлежит идея по­хищения губернаторской дочки и предполагаемой свадь­бы Чичикова. Пародийные патриоты — Кифа Мокиевич и Мокий Кифович — не участвуют в сюжетном действии, но их присутствие проясняет авторскую установку (вы­бор героя, движение сюжета, решение говорить «горькую правду»). Патологически неспособные к сколько-нибудь осмысленным действиям, дядя Миняй и дядя Митяй вво­дятся — по контрасту — в эпизод встречи Чичикова с прекрасной незнакомкой (встреча эта решит сюжетную судьбу Чичикова). Двойники Чичикова Наполеон и Ан­тихрист — пародийно укрупняют его образ, переводя его в исторический и мифологический план; появление встав­ной «Повести о капитане Копейкине» позволяет резко раздвинуть рамки повествования — показать представи­телей верховной власти.

1. Каким был первоначальный план путешествия Чичикова? Почему он изменился? Как вынужденное изменение маршрута выразилось в композиции поэмы?

Интерпретация:

В первоначальный план Чичикова входило посе­щение лишь двух помещиков, с которыми он познако­мился на балу у губернатора, — Манилова и Собакевича. Однако пьяный Селифан и гроза решили судьбу героя по-иному: Чичиков заблудился и попал вместо Собаке­вича к Коробочке. Случай еще раз изменит планы и мар­шрут Чичикова: на пути в город NN Чичиков сталкива­ется с Ноздревым и отправляется к нему в поместье. Еще одна внеплановая поездка — визит к Плюшкину: о мас­совом вымирании крестьян в его поместье Чичиков уз­нает от Собакевича. Таким образом, в основе сюжета «Мертвых душ» лежит путешествие героя, он все время в дороге — поэма открывается прибытием Чичикова в го­род NN, заканчивается отъездом, а большую часть сюжет­ного времени Чичиков проводит в пути от одного поме­щика к другому. Кружные, путаные дороги, по которым, как в заколдованном царстве, колесят герои, и летящая «в пропадающую даль» дорога, по которой мчится уже не бричка Чичикова, а волшебная «птица тройка» — сама Русь, — это составляющие главного понятия-символа по­эмы — «дороги».