Спасибо автору за надежду...

МАМА Тупая боль опоясала меня с вечера, ночью не прекращалась совсем и, еле дождавшись утра, повздыхав и поохав, пришлось мне всё же идти на приём в поликлинику. Врач направил в стационар. Я было начала сопротивляться, утверждая, что сейчас вот ну никак не могу, - слишком много дел накопилось, но врач, посмотрев на меня поверх очков, недвусмысленно произнес, что дела - они вечны, а вот жизнь человеческая хрупка и недолга. Ну что ж, придется обследоваться и лечиться. В палате было три человека. Я четвертая, а пятая койка была пока свободна. Одна из коек стояла так, что изголовье её было отгорожено шкафом - получалось как бы личное пространство. Я, помню, позавидовала хозяйке этой кровати, тому, что у нее была возможность хоть на чуть- чуть укрыться от всего и всех. На кровати рядом лежала крупная дама - по-другому и не скажешь: ярко накрашенные губы, пестрый "китайский" халат в пол, очки в золотой оправе явно указывали на то, что "баба" - это не про неё. Звали ее Лилианой. Она и просветила меня про больничные порядки, рассказала, где какие кабинеты находятся, и шепотом дала характеристики всем соседкам по палате. - У окна Лида лежит, - говорила Лилиана, - ее муж бросил, переживает сильно, и на этом фоне у неё всё болячки обострились. Вот, лечится. Ей по три капельницы в день делают! - и Лилиана округляла в притворном ужасе умело накрашенные глазки. - А тут, - кивнула соседка на койку рядом, - Нина Алексеевна. У нее камни. - А за шкафом кто? - поинтересовалась я. - За шкафом, это Тося. Она тут живёт. - Как это живёт?! - теперь уже округлила глаза я. - Так и живёт. У нее дома нету. А главврач ей родственник какой, что ли. Вот она по отделениям и кочует. В одном подержат, потом в другом. Так и живёт. Ее тут все знают! Дверь, скрипнув, открылась, и в палату прошмыгнула маленькая сухонькая старушка в больничном халате, который был ей велик. В руках она держала кулёк с конфетами, печеньем, в руках - бутылку кефира. - Опять сердобольные граждане Тоське всего насовали, - недовольно пробурчала Лилиана. - Теперь всю ночь будет все в тумбочке перекладывать да пакетами шуршать. Маленькая Тося была похожа на серенькую мышку. Шустро и почти бесшумно сновала она из палаты в палату. Все её знали, всем она пыталась помочь - кому одеяло поправит, кому пить подаст, кому мусор отнесет в урну, что в туалете стоит, а с кем и просто поговорит. - А что ж, Тося, - как- то спросила я, - у Вас детей нет, что ли? - Как нет? - живо отозвалась она. - Много их у меня. Витька, правда, шалопай шалопаем, да и Вальку судьба не балует, - болеет постоянно, а вот Лёнька - тот да, аж депутат! А Мишка - директор. Чем заведовал директор Мишка и каким депутатом был неведомый нам Лёнька, так и осталось неизвестным, а всезнающая Лилиана, покрутив пальцем у виска, сказала, что Тося "малость умом поехала", вот и городит незнамо что. Больничные дни тянулись как резиновые. От завтрака до обеда, от обеда до ужина, от одной процедуры до другой казалось, проходила целая вечность. Но все, как хорошее, так и плохое, когда-нибудь заканчивается. Завтра понедельник, с утра мне поставят последнюю капельницу, и - ура! - после обеда домой! Мои оптимистические размышления прервали громкие голоса в коридоре. Кто- то шёл, заглядывая в каждую палату, явно кого-то разыскивая. Тося сидела на кровати, по обыкновению похрустывая печеньем. - Никак, Лёнька? - вдруг встрепенулись бабулечка и стала нащупывать ногами тапки. Выйти в коридор она не успела. Широко распахнувшаяся палатная дверь впустила к нам человек десять каких-то людей с цветами. Впереди шел главврач, а рядом с ним - губернатор, которого мы все до этого видели только по телевизору. - Антонина Васильевна Маслова? - спросил у оробевшей Тоси губернатор. - Да, да, это она, - суетился главврач. Тося медленно поднялась с кровати. Лицо ее было растерянным и удивлённым. - Дорогая Антонина Васильевна! - торжественно произнес губернатор. - Давно уже, к счастью, кончилась война. Но военные награды до сих пор находят своих героев. И он открыл красную коробочку, услужливо протянутую ему помощником. На бархатной подушечке лежал орден. - Вот и сегодня, - громко, словно с трибуны, вещал губернатор, - очередная награда нашла своего героя, вернее, героиню! - и он медленно прикрепил орден прямо на застиранной больничный халат. Губернаторская свита поздравила новоиспеченную орденоносицу, вручила ей цветы и удалилась. В палате остались только двое мужчин, уже хорошо в годах. Мы молчали. Было отчего впасть в ступор! Тося, серая бездомная мышка, живущая в больнице, и вдруг орден! А Тося обнимала мужчин, одному поправляла галстук, второму смахивала с пальто невидимые пылинки и говорила, говорила, говорила. - Скажите, - не выдержала Лилиана, когда поток вопросов и наставлений Тоси немного иссяк, - а за что ее орденом-то?! - А она разве о себе не рассказывала? - спросил мужчина в пальто. - Нет! - хором ответили мы. Мужчина начал говорить. И оказалось, что наша серая мышка Тося в годы войны была водителем. Да- да! Тося - водитель! А мужики эти тогда были воспитанниками детского дома. И весной их детдом эвакуировали. А лёд уже был ненадежный, везти детей было уже опасно. Но совершенно необходимо. Мужчины отказывались ехать, качали головами - не выдержит лёд! А Тося поехала. В полной уверенности, что сумеет проскочить по одной ей ведомым тропкам. И ведь проскочила! Всех ребят доставила на берег в целости и сохранности. Поклялись они тогда звать ее мамой. А было маме 22 года. И всю войну выполняла Тося самые рискованные задания. Много людей спасла она от голода да от смерти. Как заговоренный был ее автомобиль, хранил ее Господь. - Так что ж ваша мама в больнице-то живёт?- вырвалось у меня - Что ж вы ей жилье не купите, хоть маленькую комнатку?! - Зачем же маленькую,- грустно улыбнулся второй мужчина.- Трёхкомнатную квартиру ей купили. В тихом районе. Да только пустила она туда жильцов, многодетную семью, которой, по ее мнению, помочь, кроме неё, больше некому, а сама вот сюда. Еле нашли её. - А пенсия? - встряла в разговор Лилиана. - Если она ветеран, то пенсия-то у неё хорошая должна быть! - Хорошая, - подтвердил второй мужчина. - Вот почти всю её она и переводит ежемесячно уже много лет в тот самый детдом, детишек из которого она спасла. На протяжении всего разговора Тося порывалась что- то сказать, всплескивала руками, но мужчина помоложе прижимал ее к себе, обнимая, и она успокаивалась. - Собирайся, мама, - сказал седой мужчина, закончив рассказ. - Ко мне поедешь. Живи, сколько хочешь. А надоест, вон, Мишка ждёт тебя не дождется. И Татьяна зовёт, и Ирина, и Павел. - Ну что вы, родненькие, - со слезами говорила Тося, - мне и здесь хорошо! А у вас дела свои, заботы, до меня ли вам! - До тебя, до тебя - засмеялись мужчины. - Пойдем скорее! И, подхватив маленькую Тосю с обеих сторон, они вышли из палаты Мы опять замолчали. Да и о чем было говорить? Подсмеивались над Тосей, подшучивали, относились свысока, чего уж скрывать, считали ее блаженной, серой мышью. А вот поди ж ты. В груди маленькой серой мышки билось большое человеческое сердце, способное на подвиги. Здоровья Вам, Антонина Васильевна, на долгие годы! И низкий поклон! Ольга Савельева Иллюстрация Боим Соломон