О стихотворении Иосифа Бродского «На смерть Жукова»

О стихотворении Иосифа Бродского «На смерть Жукова»

В ритме чеканных строк знаменитое державинское «На смерть Суворова»: «Что ты заводишь песню военну флейте подобно милый снегирь…» Богатство рифмовки Бродского в каждой строфе, глубокий анализ судьбы не только маршала Жукова, но и военной касты советского времени. Уместное введение в стихотворение римских аналогий.

Бродский не был, конечно, патриотом в том понимании, которое присуще большинству, когда произносится это слово – патриот. И, тем не менее, именно он создал лучшее стихотворение о Жукове. Как объяснить этот парадокс? Поэт написал его через два года после того, как ему было предложено немедленно покинуть родину под угрозой уже второго срока неволи. В день отъезда он пишет письмо Л. И. Брежневу. Вот отрывок из этого письма, который может помочь объяснить, что для Бродского значило быть гражданином.

«И для писателя существует только один вид патриотизма: по отношению к языку. Мера писательского патриотизма выражается тем, как он пишет на языке народа, среди которого он живет. Плохая литература, например, является формой предательства. Во всяком случае, язык нельзя презирать, нельзя быть на него в обиде, невозможно его обвинять. И я могу сказать, что я никогда не был в обиде на свое отечество. Не в обиде и сейчас. Со мной там происходило много плохого, но ничуть не меньше – хорошего. Россия – великая страна, и все ее пороки и добродетели величию этому более или менее пропорциональны.»

Вот что значит для писателя патриотизм. Это любовь к языку народа, среди которого он живет. В стихотворении о Жукове предстают великие пороки и добродетели. В первой же строфе стихотворения слышится неподдельное чувство поэта. Это ощущение, что он все еще там, куда ему больше нет пути. «Вижу колонны замерших внуков…». Силой воображения он перенесся за тысячи километров от того места, где был, когда писал эти строчки. Зачем? Ответ очевиден. Он переживает прощание с целой эпохой, олицетворением которой и был маршал Жуков. Это была эпоха величия России, купленного страшной ценой. Такое величие обычно называется имперским. И хотя СССР, конечно, не был классической империей, наподобие Римской или Британской, тем не менее, в сознании Бродского эта мощь, множество территорий, явное деление на метрополию и провинции вызывает ряд постоянных для его произведений образов: Рим, Цезарь, Помпей, а в этом стихотворении полководец византийской империи Велизарий. Бродский находит интересный эпитет для маршала – пламенный, то есть горячий, вспыльчивый, резкий. Но в этом слове и шелест кумачовых знамен советской империи.

Во второй строфе интересно сравнение советского и вражеского оружия. «Хоть меч был вражьих тупей». Строки «Блеском маневра о Ганнибале напоминавший средь волжских степей» можно истолковать в первую очередь исходя из того, что Ганнибал под Каннами разгромил римское войско, окружив его. Этот же блестящий маневр проделали и Жуков с Василевским в 1942 году на Волге. Так наша история еще раз становится частью мировой, не теряя в драматизме. И именно этому драматизму посвящены две следующих строчки.

Кончивший дни свои глухо в опале,

как Велизарий или Помпей.

За этими строками судьба не одного маршала Жукова.

Глубоко человечна и в то же время необыкновенно драматична следующая строфа.

Сколько он пролил крови солдатской

в землю чужую! Что ж, горевал?

Вспомнил ли их, умирающий в штатской

белой кровати? Полный провал.

Что он ответит, встретившись в адской

области с ними? "Я воевал".

Приходит время спросить и цену успехов. Бродский ни в коей мере не подвергает сомнению саму победу. Еврей по национальности, сын фронтовика, Бродский прекрасно понимал, что фашизм нес народам. Его интересует человеческий аспект истории. В аду маршал встретится со своими солдатами. Вопрос о том, сколько стоит человеческая жизнь, вполне уместен. Но в ответе Жукова « я воевал» слышится и достоинство человека, исполнявшего свой долг, а не только оправдание. Тем и ценно стихотворение Бродского, что заставляет все время улавливать те или иные смыслы, переживать, спорить, соглашаться, возражать.

К правому делу Жуков десницы

больше уже не приложит в бою…

Скрытая цитата из знаменитой сталинской речи здесь не случайна. Бродский противопоставляет в данной строфе военный подвиг тех, кто брал чужие столицы, гражданскому страху перед генералиссимусом. И снова за этими строчками судьба целого ряда полководцев сталинской школы. Эта высокая степень обобщения – еще один признак большого искусства.

В последней строфе поэт вводит одну из самых заветных своих тем – тему всеразрушающего времени. Но не этому ли разрушению противостоит «жалкая лепта» - несколько строф, посвященных маршалу, спасшему родину. Избегая пафоса, как это делал и Маяковский, Бродский вводит фразу «вслух говоря». За два года до «На смерть Жукова» Бродский, завершая важнейшее для себя стихотворение, написал строки, Обращенные к самому себе.

Бей в барабан, пока держишь палочки,

С тенью своей маршируя в ногу.

Образом барабана, которому суждено продолжать призывать к действию, и флейтой, пришедшей вместе со снегирем из стихотворения Державина, Бродский завершает и свое произведение, посвященное маршалу Жукову. Бой барабана и свист военной флейты вступают в соперничество с неумолимым ходом времени.

2