Смута. К Дню народного единства

Лето 1601 года выдалось необыкно­венно дождливым. А 15 августа ударил сильный утренний заморозок. На мно­гих полях вообще не собрали зерна, цены на хлеб стали стремительно рас­ти.

В 1602 году – тоже неурожай. Тог­да в Московском государстве настал голод, которого ни прежде, ни после не помнят русские летописцы. Бедняки во многих местах ели сено, солому, кошек, собак, мышей, всякую падаль, до­ходило и до людоедства.

В Орле ещё одно бедствие: разбои. Невозможно стало ни пройти, ни про­ехать.

В следующем, 1603 году собрали большой урожай, однако вскоре по стране поползли зловещие слухи о раз­личных знамениях, предвещавших но­вые несчастья. Особенно напугала народ огромная комета, которую летом 1604 года видели на небе даже днём.

И действительно, осенью распрост­ранилась весть, что считавшийся умер­шим царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного, жив и с войском идёт из Польши на Москву возвращать родительский престол.

На Орловщине Кромы первыми пе­редались претенденту. Огромное цар­ское войско с 70-ю пушками шесть не­дель не могло взять маленького город­ка: не могло или не хотело?

Окружённый со всех сторон изменой и нелюбимый народом царь Борис Го­дунов внезапно скончался 13 апреля 1605 года, и его войско под Кромами перешло на сторону загадочного человека, называвшего себя царевичем Дмитрием. В мае он торжественно вступил в Орёл с поляками, казаками, русскими воеводами и немецкими на­ёмниками. Его встретили хлебом-со­лью, крестами и образами. Над горо­дом плыл колокольный звон.

Пробыв в Орле несколько дней, пре­тендент проследовал к Туле и далее – на Москву, сдавшуюся ему без боя. Он был коронован под именем Дмитрия I, но через год прозевал возникший заго­вор, что стоило ему жизни.

Народ с ненавистью встретил ново­го царя, справедливо считая его став­ленником бояр. Жители Орла хоть и присягнули Василию Шуйскому, но их вера (впрочем, непонятно на чём осно­ванная) в «народного царя Дмитрия» сохранилась, а вскоре большинство примкнуло к восстанию Болотникова, объявлявшего себя воеводой Дмитрия, чудом спасшегося (в Москве якобы убили кого-то другого).

Это восстание, представлявшее грозную опасность для центральной власти, было с огромным трудом подав­лено, но в августе 1607 года гонец изве­стил орловцев, что царь Дмитрий идёт к Брянску, а вскоре он вступил в Орёл. Те­перь орловцы увидели того, кого прини­мали за сына Ивана Грозного и которо­го так ждали. Оказалось, что это совсем другой человек по сравнению с тем, кого они видели в мае 1605 года.

Кем он был, ответить непросто (есть несколько версий), но то, что явный са­мозванец, – не подлежит сомнению. Лжедмитрий надолго обосновался в Орле, где на него было совершено покушение, впрочем, неудавшееся. Пос­ле этого он хотел бежать из города, но получил извещение от пана Меховецкого, идущего к нему с подкрепления­ми: «Воротись – будешь сам здесь на­лицо, так войско тебя послушается и не разойдётся». Самозванец послушался и остался, проведя в Орле всю зиму и весну – с декабря 1607 года по май 1608 года. Отсюда он увеличивал чис­ло своих подданных, особенно среди крестьян, которым обещал свободу от угнетавших их помещиков, раздавал земли своим «верным» слугам-полякам и русским, всюду рассылал грамоты, величаясь всеми титулами московских царей.

К нему подошёл из Польши четырёх­тысячный отряд во главе с князем Рожинским. Когда поляки первым делом потребовали денег, в которых и сам Лжедмитрий остро нуждался, мнимый царь отвечал: «Я рад был, когда услы­шал, что Рожинский идёт ко мне, но мне дали знать, что он хочет изменить: так пусть лучше воротится назад». «Теперь мы видим, – сказали посланцы, – что ты не настоящий царь Дмитрий – тот умел людей рыцарских уважать и при­нимать, а ты не умеешь».

Тогда Рожинский сам приехал в Орёл в сопровождении 200 всадников и 450 пехотинцев и был приглашён к «царс­кой руке», но на пути получил повеле­ние обождать. Гордый пан не послушался и со свитой вошёл во дво­рец самозванца, которому ничего не оставалось, как пригласить «гостя» к обеду. В тайной же аудиенции было от­казано. Тогда поляки собрались на посадской площади в «коло» (наподобие казацкого «круга»).

Как обычно, «коло» оказалось шум­ным. Рожинский был провозглашён гетманом, а Лжедмитрий вызван в это собрание. Он явился в роскошной одежде и на богато убранном коне. Ус­лышав крики «Негодяй!», самозванец отвечал с сердцем: «Цыцте, скурви сынове!» В ответ раздалось: «Чего ты хо­чешь? Остаться с теми, кто тебе по уг­лам прислуживает, или с храбрым рыцарством?» «Как себе хотите, – отве­чал вызывающе Лжедмитрий, – хоть ступайте прочь!» И поворотил коня. По­ляки пришли в неистовство. Раздались крики: «Изрубить его!», «Схватить!», «А, такой-сякой сын! Привёл нас, а теперь вот чем кормишь!»

Стрельцы, окружавшие самозванца, вздумали было защищать его, но поляки бросились в драку, схватили и арестовали мнимого царя, приставив к нему стражу. Тут авантюрист почувствовал себя далеко не в царственном положении, стал раскаиваться, что связался с поляками, что принял несчастное имя Дмитрия. С горя царик, поименованный впоследствии «Тушинским вором», вздумал уморить себя водкой. Будучи до этого всегда трезвым, он выпил её слишком много, остался без чувств, но всё-таки не умер.

На следующее утро, отрезвившись, Лжедмитрий явился опять в «коло» и стал просить прощения за вчерашние свои бранные слова, которые, оказывается, адресовались русским стрельцам, а вовсе не полякам. «Так и быть закричали паны, – останемся на службе, когда царь обещает нам жалованье за две четверти!».Самозванец обещал.

Так князь Рожинский стал руководителем своего «царика». Вскоре с Дона подошли и казаки числом около 5000 человек во главе с атаманом Заруцким.

Во время пребывания Лжедмитрия в Орле горожане привыкли считать его царём. Особенно стояла за него беднота. Он приказал объявить, что в тех боярских имениях, где владельцы не знают его «Дмитрием», крестьянам вольно овладевать их имуществом, землями, домами. Боярские жены, дочери предоставлялись холопам в жёны и служанки.

Тем временем царь Василий Шуйский готовил в Болхове большое войско под предводительством своего брата Дмитрия. Самозванец тоже приготовлялся к битве и приказал войскам Рожинского переместиться из-под Кром в Орёл, но когда они подошли к городу, в нём начался страшный пожар – загорелся даже дворец «царика».

Лжедмитрий бежал в ставку Рожинского, находившуюся за городом. Здесь ему сообщили, что московские ратни­ки собираются напасть на Орёл. Лжедмитрий сам двинулся к Болхову.

Силы самозванца перешли реку Орлик, и на другой день – 11 мая 1608 года – войско царя Василия в десяти верстах от Болхова было разбито наголову.

Подойдя к столице, Лжедмитрий не смог ею овладеть, и это ещё ухудшило положение в стране. Получи­лось два царя: один в Москве, а другой – в большом подмосковном селе Ту­шино.

Орловцы продолжали помогать лож­ному царю, посылая ему на помощь лю­дей и хлебные запасы, пока в 1610 году не пришла весть, что самозванца уже нет на свете. Он был убит во время охо­ты одним из своих оруженосцев – кре­щёным татарином Урусовым, ото­мстившим за смерть своего отца.

Доверие к Лжедмитрию дорого обо­шлось населению Орловщины. Уже во время его стояния в Орле воины-раз­бойники «царика» безобразно обраща­лись с мирными жителями, но дальше пошло ещё хуже.

В 1609 году началась открытая ин­тервенция Речи Посполитой (Польша и Литва), но поляки плохо умели брать крепости и поэтому застряли под Смо­ленском. Однако даже конного отряда во главе с гетманом Жолкевским хвати­ло на то, чтобы летом 1610 года разгро­мить под Клушином большое царское войско, а затем овладеть Москвой. Рус­ское государство находилось в состоя­нии полного развала.

В 1611 году то, что осталось от Орла после ухода самозванца, было раз­граблено и выжжено поляками и каза­ками пана Запройского. Лишь на стрел­ке у слияния Оки и Орлика ещё тепли­лись остатки былой жизни.

Казалось, Россия теряет свою независимость, но русский народ нашёл в себе силы переменить сложившуюся ситуацию: в октябре 1612 года Второе ополчение во главе со знаменитыми Мининым и Пожарским тесной блока­дой принудило польский гарнизон сто­лицы к капитуляции. Этот историчес­кий день 4 ноября ежегодно (правда, с недавнего времени) мы отмечаем как День народного единства.

Наконец, в феврале 1613 года на престол в лице Михаила Романова взошла новая национальная династия, и страна сохранила независимость. Но это ещё не означало конца Смуты.

В 1615 году прибывший на Орловщину для очищения края от польско-ли­товских отрядов знаменитый князь Дмитрий Михайлович Пожарский у Ца­рёва Брода (в трёх верстах от Орла) сразился с полковником Лисовским.

Несмотря на значительное числен­ное превосходство (7000 против 3000 человек), русские потерпели пораже­ние, но Пожарский, собрав вокруг себя 600 человек и огородившись телегами, успешно отбивался до ночи. Тогда мно­гие военачальники предложили бро­сить обоз и уходить на Болхов. «Всем нам помереть на этом месте»! – отве­чал герой.

Ночью к князю подошло много усты­дившихся беглецов, он сам утром пере­шёл в наступление, и Лисовский «обра­тил тыл». Эта победа имела важное значение.

В последующие годы были ещё на­падения – особенно страшное в 1618 году, когда по землям края прошли на Москву войска запорожского гетмана Сагайдачного, и только после Деулинского перемирия с Польшей наступило относительное спокойствие (1618 год).

Русь, отдохнув от ужасов Смуты, нач­ала постепенно подниматься с колен. В 1636 году Орёл, не существовавший в течение двух десятилетий, был вос­становлен. Всё ещё только начиналось.

Источник: Александр Зверев. Смута. Орловский вестник. № 44 (844), 29/10/2008. – С. 21.