А.А. Суворов и политическая борьба 80-90 гг. 18 века.

А.А. Суворов и политическая борьба 80-90 гг. 18 века.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 5

ГЛАВА 1. АРМИЯ И ПОЛИТИКА В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ СУВОРОВА 16

1.1 «… ЕЖЕЛИ БРОСИТСЯ ОН В ВИХРЬ ПОЛИТИЧЕСКИЙ – ОН ПОГИБНЕТ» 16

1.2 «АРХЕТИП ТЮРЕННА» – «ПОЛКОВОДЧЕСКИЙ АРХЕТИП» ПОВЕДЕНИЯ СУВОРОВА 23

ГЛАВА 2. ОТНОШЕНИЕ СУВОРОВА К ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ 36

2.1 СУВОРОВ И ЕКАТЕРИНА II 36

2.2 РЫМНИКСКАЯ ПОБЕДА СУВОРОВА: ЕКАТЕРИНА II И ПОТЕМКИН 46

ГЛАВА 3. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА 1791 – 1799 гг. 51

3.1 СУВОРОВ И БОРЬБА «ДВОРЦОВЫХ ПАРТИЙ» В 1791-1792 ГГ. 51

3.2 СУВОРОВ И ЗАГОВОР ПРОТИВ ПАВЛА I 65

3.3 УЧЕБНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ АСПЕКТ ТЕМЫ «А.В. СУВОРОВ И ПОЛИТИКА» 75

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 78

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 81

ВВЕДЕНИЕ

Великому русскому полководцу, одному из символов России, Александру Васильевичу Суворову (1730-1800) посвящено много глубоко-научных, академических исследований, написано много научно-популярных книг, в том числе и для детей и юношества, литературно-художественных произведений, однако все они носят преимущественно общебиографическое содержание. Поскольку Суворов был великим полководцем, то вполне естественно, что его личность освещалась и исследовалась, обычно, именно в этом аспекте, рассматривалась именно в этом историческом ракурсе. Отдельные, частные вопросы, касающиеся личности Суворова освещались и исследовались, и по сей день исследованы в большей или меньшей мере фрагментарно. Поскольку личностный аспект в «суворовских» исследованиях занимает подчиненное место, а личность самого полководца является одним из ярких символов патриотизма и патриотического воспитания, актуальность в котором и ныне весьма значима, я считала целесообразным внимание на некоторые факторы личности А.В. Суворова, ее проявления и в иной, не только полководческой деятельности. Поэтому объектом моего дипломного исследования является личность великого русского полководца А.В. Суворов, предметом изучения и анализа – внутриполитический аспект его жизнедеятельности.

Хронологические рамки моего дипломного исследования охватывают, в основном, период 80 – 90-х гг. XVIII в. Поскольку именно в эти годы, уже будучи признанным выдающимся полководцем, Суворов, волей не волей, оказался втянут или втягивался в процессы внутриполитической борьбы в России, которая, так или иначе, затрагивала и проблематику внешнеполитического характера, с которой, в силу его профессиональной деятельности он всегда был органично связан.

«Суворовская» историография чрезвычайно обширна и во всей полноте для меня недоступна (в силу и объективных причин). Но в то же время, означенный выше предмет моего дипломного исследования позволяет выделить, прежде всего, те работы, посвященные Суворову, в которых в той или иной мере рассматриваются интересующие меня вопросы. Другие же, общие биографические исследования, посвященные Суворову, привлекались мной, в основном, по мере необходимости. Поэтому, в первую очередь, я остановлюсь на тех исследованиях, которые прямо посвящены изучение личности Суворова, его характеру, особенностям психики, нравственным идеалам, которыми он руководствовался и в своей военной деятельности, и в повседневной жизни.

В этом плане особое место занимают в моем исследовании две работы, прямо соприкасающиеся с объектом моего исследования. Это работа известного русского психиатра конца XIX-начала XX в. П.И. Ковалевского, посвященная А.В. Суворову в ряду аналогичных психо-биографических этюдов об Иване Грозном, Петре Великом, Петре III, Павле I. Я пользовалась последним изданием (точнее переизданием) этой книги⁰. Эти «психиатрические эскизы из истории», написанные П.И. Ковалевским в течение первого десятилетия XX в. «Эскиз» о А.В. Суворове был впервые опубликован в 1908 г. Эта работа представляет несомненный интерес и, несмотря на почти столетний возраст, не утратила полностью свою ценность в наше время.

Свой «эскиз» о Суворове (как и другие) автор составляет из двух частей. Первая часть – краткий биографический очерк с элементами объяснения деятельности, поступков «героя» личностными свойствами. Вторая (меньшая по объему) часть – это, своего рода, психологическое заключение, психологический портрет «героя». Важное в данной работе для меня заключалось в том, что П.И. Ковалевский обращал внимание на, так сказать, позитивные, очевидные черты, свойства характера А.В. Суворова, на некие более или менее устойчивые лично-психологические «координаты». Но, к сожалению, и объем «эскиза», и постановка цели автора исследования не влекли за собой проникновение в конкретно-исторические обстоятельства формирования личности А.В. Суворова.

Автором другого историко-психологического очерка о А.В. Суворове является известный советский психолог первой половины XX в. Б.М. Теплов. В своей работе «Ум полководца», написанной и впервые изданной еще в период Великой Отечественной войны, он обращается к анализу полководческих личностей двух великих военных деятелей – Наполеону и А.В. Суворову. Я пользовалась последним изданием этой книги⁰. Мое внимание, несомненно, привлекал в первую очередь очерк о А.В. Суворове. Это исследование весьма способствовало выработке способа, метода исследования, хотя Б.М. Теплов, в основном, анализирует поведение А.В. Суворова на уровне рациональном, интеллектуальном, а не психологическом. Его внимание привлекает, главным образом, деятельность Суворова-полководца, а не формирование нравственных свойств личности генералиссимуса.

Непосредственно одного из вопросов, определенных в самой формулировке темы моей дипломной работы, а именно, вопроса об «идеале полководца», сложившемся в представлениях Суворова, касался в своих статьях С.Т. Минаков. Это вопрос о влиянии «образа» маршала Тюренна на формирование идеала полководца в представлениях русского полководца⁰.

Для выработки более эффективного метода исследования избранного мною научного объекта я обращалась также к аналогичным исследованиям по другим личностям, в том числе и военным деятелям⁰. Кроме того, мною привлекались в качестве общеметодологических работ В.А. Шкуратова по исторической психологии и Ллойда де Моза по психоистории⁰.

Что касается общих работ, в основном, посвященных полководческой деятельности Суворова, то они относятся еще к 1765, 1771-1775 гг.⁰ Более или менее серьезная литература, исследования о А.В. Суворове появились лишь в первой половине XIX в. Отмечу лишь те, которые привлекались мною к настоящему дипломному исследованию, учитывая его специфичность. В первую очередь, отмечу ставшие уже давно классическими исследования военного, полководческого искусства А.В. Суворова выдающегося классика военной науки и истории К. Клаузевица. Это – его фундаментальные исследования «1799 год»⁰, посвященное истории военных действий Суворова в период Итальянского похода, и «Швейцарский поход Суворова 1799 года»⁰. Анализируя поведение русского полководца, руководство войсками, тактические и стратегические цели и решения, К. Клаузевиц, конечно же не мог не обращать внимание на личностно-психологические факторы в действиях Суворова.

Одной из самых популярных книг о Суворове, выдержавшей 7 изданий, была «История князя Италйиского, графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса российских войск» Н.А. Полевого, впервые изданная в 1843 г. Я пользовалась вторым изданием этой книги⁰. Эта биографическая книга, в отличие от трудов Клаузевица, была обращена к массовому и, преимущественно гражданскому читателю. Поэтому она представляет собой историю самого Суворова и его полководческой жизни. Она очень патриотична по настрою, но весьма идеализирует личность Суворова. Несмотря на то, что книга лишена научного аппарата, в ней ощущается хорошее знакомство автора с доступными по тем временам источниками, главным образом с воспоминаниями о полководце лиц его знавших. В книге много и всевозможных историй о Суворове, анекдотического характера. Биографический очерк, посвященный Суворову, как и другим российским генералиссимусам и фельдмаршалам, помещен в известном труде Д. Бантыш-Каменский⁰.

Первым фундаментальным и для своего времени глубоко научным изданием, посвященным всестороннему исследованию личности и деятельности А.В. Суворова, можно считать трехтомный труд А.Ф. Петрушевского «Генералиссимус князь Суворов»⁰. Это издание насыщено огромным фактическим материалом, в первую очередь относящимся к военной и полководческой деятельности Суворова. Очень много в ней сообщается и фактов из личной жизни полководца, дается характеристика его личности. Однако для современного читателя и исследователя источниковая фундаментальность труда А.Ф. Петрушевского далеко не исчерпывающая. В частности, такой источник как «Письма» Суворова привлекаются к исследованию (по причинам объективным) частично и фрагментарно. Но А.Ф. Петрушевский, разумеется, не ставил перед собой задачу специально исследовать личность полководца. Труд А.Ф. Петрушевского интересен главным образом с точки зрения общей биографии и жизнедеятельности Суворова. Аналогичный интерес представляют ставшие уже классическими и хрестоматийными биографические работы, посвященные Суворову, отечественных авторов советского периода. Это - многократно издававшуюся книгу о Суворове, написанную К. Осиповым⁰. Она не столь фундаментальна, как труд А.Ф. Петрушевского. К тому же она несет отпечаток эпохи, когда фигура великого русского полководца в литературе приобрела «панегирический» облик. Тем не менее, Осипову удалось сделать книгу вполне научной, познавательной, опирающейся на материалы источников, хотя в ней также отсутствует информация из суворовских писем. Автор обращает заметное внимание личности Суворова, однако период формирования личности, нравственные элементы, формировавшие ее, особенно в детстве, в основном, представлены в кратком пересказе сведений из предшествующих, преимущественно дореволюционных изданий. Книга сохраняет свою ценность в качестве начального знакомства с Суворовым, но, к сожалению, мало дает материала для размышлений по сюжетам, являющимся объектом моего исследования. Такого же рода работой является и книга о Суворове другого советского автора – О. Михайлова⁰. Во многом в ней повторяются факты биографии и жизнедеятельности Суворова из книг Осипова и Петрушевского. Однако автору присуща своя концепция личности русского полководца. Впрочем, книга посвящена главным образом истории полководческой деятельности генералиссимуса. Социально-психологические аспекты его личности занимают в ней второстепенное место. Еще одна хрестоматийно известная работа о Суворове, написанная в художественно-публицистическом жанре, с расчетом на массового читателя, принадлежит перу С. Григорьева⁰. Она выдержала несколько изданий. Я пользовалась последним, изданием 1990 г. Эта книга выразительно рисует образ, личность Суворова, однако все это дается на основе уже давно известной информации, подчас «анекдотов», «быличек», солдатских рассказов, преданий и легенд о полководце. Поэтому степень достоверности образа Суворова для серьезных научных выводов не достаточно надежна. Большой популярностью и широкого круга читателей на протяжении десятилетий пользовалась многократно изданная книга Л. Раковского «Генералиссимус Суворов»⁰. Я пользовалась одним из последних изданий этой книги. Это книга имеет популярно-художественный характер, хотя основывается на документах. Одна из последних биографических работ о Суворове, также имеющая научно-популярный характер, написана С. Курцевым и Н. Гугуевой⁰. Книгу, несомненно, отличает более современный подход к фигуре русского полководца. Оценка Суворова взвешенная, хотя в целом столь же «восхищающая» читателя. Книга представляет собой популярно и художественно изложенную биографию Суворова. Несомненным достоинством книги является то, что авторы сравнительно много внимания уделяют детским и отроческим годам будущего великого русского полководца, формированию его характера, настроений, идеалов. Но все это делается не на строгой академической основе. Из научных исследований о Суворове в последнее двадцатилетие, в моем распоряжении был сборник статей, посвященных 250-летию со дня рождения А.В. Суворова⁰. Они в основном имеют характер своего рода итогов научного осмысления различных сторон «суворианы». В их числе статья А.Г. Кавтарадзе «А.В. Суворов в отечественной историографии»; Л.Г. Бескровного «А.В. Суворов. Этапы жизни и деятельности» и его же «Система обучения и воспитания войск А.В. Суворова»; И.И. Ростунова «Полководческое искусство А.В. Суворова»; И.П. Головенко и В.А. Богдановича «Орден Суворова»; А.В. Помарнацкого «А.В. Суворов и его победы в произведениях художников-баталистов конца XVIII-начала XIX в.»

В работе над выпускным квалификационным исследованием я обращалась также к научным работам по истории русской армии XVIII в. В первую очередь следует назвать известную работу Л.Г. Бескровного о русской армии и флоте в XVIII в.⁰ В разделах, в которых описываются и анализируются боевые действия русской армии в 1-й и 2-й русско-турецких войнах при Екатерине II достаточно много говорится о военной деятельности А. Суворова. Обращалась я также и к «Истории русской армии» А. Керсновского⁰, а также к книге В.А. Золотарева, М.Н. Межевича и Д.Е. Скородумова⁰. К дипломному исследованию привлекалась также работа, непосредственно не предусматривавшая изучение личности А. Суворова. Она посвящена военно-бытовой и повседневной жизни русской армии второй половины XVIII в.⁰ По вопросу вмешательства полководца и армии в политику я обращалась также к исследованиям С.Т. Минакова⁰.

Освоенная мною историография предмета – личность А.В. Суворова – позволяет сделать вывод: нравственные истоки и основы личности великого русского полководца практически специально, в качестве самостоятельного объекта не исследовались.

Исходя из этого, цель моего дипломного исследования заключается в том, чтобы выявить черты «идеального» полководца в представлениях Суворова, его втянутость во внутриполитическую борьбу 80-90-х гг. XVIII в., характер его взаимоотношений с императорской властью, с Екатериной II и Павлом I.

Я определила следующие основные задачи для достижения указанной цели исследования:

- выявить нравственные образцы, которым следовал Суворов;

- выяснить степень и характер влияния на поведение Суворова «архетипа» маршала Тюренна;

- изучить и определить отношение Суворова к генералу Бонапарту и суворовскую оценку полководческого искусства Наполеона;

- проанализировать взаимоотношения между Суворовым и императрицей Екатериной II;

- исследовать причастность Суворова к придворной политической борьбе в конце правления Екатерины II;

- изучить отношение Суворова к императору Павлу I.

В качестве основного источника я взяла письма А.В. Суворова, опубликованные в 1987 г.⁰ Это первое полное издание, в подавляющем большинстве своем ранее не публиковавшихся писем. Их всего 688. Эти письма, которые писал А.В. Суворов разным своим корреспондентам, включая Императрицу Екатерину II, императора Павла I, князя Г.А. Потемкина и др. Большая часть писем, адресована А.В. Суворовым частным лицам, преимущественно военным, а также родственникам и конфидентам. Письма охватывают период времени с 1764 по 1800 гг. Письма А.В. Суворова представляют собой исключительно насыщенный многообразной информацией источниковый материал. Он позволяет анализировать общемировоззренческие, специально- военные взгляды А.В. Суворова, его нравственные оценки. В них содержатся и философские рассуждения полководца, и беглый анализ боевых событий, оценки личностей. В них содержится и информация о Суворове-помещике, хозяине, Суворове-отце и пр. Письма отличает свойственная А.В. Суворову лаконичность, подчас требующая специального внимания, ставящая иногда исследователя в тупик. Письма обнаруживают своеобразие суворовского языка, стиля мышления. Одним словом, это исключительно ценный и весьма объемный по количеству и качеству исторический источник.

Кроме писем, к исследованию привлекалась подборка материалов, включающих его автобиографию, изданных в 1990 г. под названием «А.В. Суворов. Походы и сражения в письмах и записках»⁰.

В качестве источников, позволяющих исследовать личность и деятельность Суворова, его отношения с другими военными и государственными деятелями я использовала также «Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II А.В. Храповицкого⁰, мемуары племянника Г.А. Потемкина Л.Г. Энгельгардта, Ф.П. Лубяновского, Ш. Масона, П.Ф. Карабанова, дневники М.А. Грановского, Р.М. Цебрикова, опубликованные в двух сборниках воспоминаний о князе Г.А. Потемкине⁰. Мемуары Станислава Понятовского⁰. Очень интересный материал о Суворове, Потемкине, Репнине содержится в «Записках» генерала-фельдмаршала А.А. Прозоровского⁰, а также в «Записках» адмирала П.В. Чичагова⁰. Небольшая по объему, но весьма существенная информация такого рода содержится также в «Записках» французского посла Л.-Ф. Сегюра⁰. Достаточно красноречивую характеристику Потемкину, Суворову и Репнину дает в своих «Записках» великий русский поэт Г.Р. Державин⁰, а также Е.Р. Дашкова⁰. При подготовке выпускной квалификационной работы использовались также письма и записки М.И. Кутузова,⁰ записки Д.В. Давыдова,⁰ записки А.П. Ермолова⁰.

Методологической основой ВКР являются принципы историзма, целостности, объективности, комплексный и сравнительно-аналитический методы исследования источников, историко-антропологический и военно-антропологический, историко-психологический, культурно-исторический методы.

Научная новизна выпускной квалификационной работы заключается в том, что впервые проведено комплексное исследование отношения и участия А.В. Суворова в придворной внутриполитической борьбе в 80-90-е гг. XVIII в., в контексте проблемы вмешательства полководцев и армии в политику, рассматривается роль «архетипических» установок, нравственных позиций и свойств личности Суворова, их влияние на характер этого участия; впервые на уровне выпускной квалификационной работы освещается и анализируется вопрос об отношении Суворова к полководческому искусству и личности генерала Наполеона Бонапарта; впервые даются рекомендации для освещения этого аспекта жизнедеятельности Суворова в школьном курсе по истории России.

На основе исследованного материала историографии и имеющихся источников я определила структуру самой дипломной работы. Мне представлялось целесообразным разбить ее на три главы, в которых и предполагается решить основные задачи исследования.

ГЛАВА 1. АРМИЯ И ПОЛИТИКА В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ СУВОРОВА

1.1 «… ЕЖЕЛИ БРОСИТСЯ ОН В ВИХРЬ ПОЛИТИЧЕСКИЙ – ОН ПОГИБНЕТ»

Принципиальные основы позиции Суворова по вопросу отношений между армией, военачальником и политикой красноречиво выражены в его письме к своему племяннику князю А.И. Горчакову 25 октября 1796 г., целиком посвященном оценке личности молодого революционного генерала Наполеона Бонапарта.

«О, как шагает этот юный Бонапарт! – писал А.В. Суворов. - Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! Он побеждает и природу и людей; он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе; он спрятал в карман грозные их вершины, а войско свое затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель тогда только замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер, свою молнию, сея повсюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пиемонтцев. О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска – более не надобно. Сопротивники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным; а у него военный совет в голове. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит; он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!» ⁰

Примечательно, что это письмо целиком и специально посвящено было Наполеону Бонапарту, без каких-либо комментариев и пояснений. В этом тексте Суворов исчерпывающе выразил свое отношение к Бонапарту и свою оценку его личности. Разумеется, Суворов мог оценить революционного генерала исключительно по его полководческим действиям. Это не оценка личных качеств генерала Бонапарта во всех их проявлениях и противоречиях. Это – оценка Бонапарта-полководца. Примечательно и то, что письмо написано по-французски. Быть может, Суворов полагал свои мысли о «генерале-карманьольце», «генерале-якобинце», о революционном генерале опасными и потому таким образом пытался, по возможности, скрыть от посторонних, «шпионских» глаз конфиденциальность своих мыслей и восхищение революционным генералом Бонапартом? Ведь могли в его восторженных оценках Бонапарта усмотреть и некие симпатии Суворова в отношении Французской революции.

Показательно также и то, что ни с кем более, кроме своего племянника А.И. Горчакова, с которым Суворов находился в исключительно доверительных отношениях, и как с близким родственником, и как с родственником, искренней любовью и уважением полководец пользовался, как и с офицером, по долгу службы посвященным во всю тонкости суворовского поведения, каки-либо высказываний о сильных мира сего.

Из текста цитированного выше письма следует, что Суворов к октябрю 1796 г. уже был достаточно хорошо осведомлен о личности генерала Бонапарта: он называет его «юный Бонапарт», т.е. он знает, что Бонапарт молод, даже очень молод («юный»). Видимо, Суворов старался следить за личностью Бонапарта, очевидно по газетам, в которых помещались и изображения генерала (правда, не очень достоверные). Обращает на себя внимание некоторая неточность в переводе второго предложения. Во французском оригинале Суворов называет Бонапарта «гигантом», «великаном», а привычным суворовским «чудо-богатырь», словосочетание, которое использует переводчик. Мне представляется, что такая, скажем так, синонимическая замена, снижает масштаб суворовской оценки генерала Бонапарта.

Необходимо отметить эпитеты и сравнения, которые Суворов применяет к Бонапарту: он сравнивает его с Юпитером, т.е. с главным богом римского пантеона, богом Солнца, с богом (войны), побеждающим «природу и людей», делающим это «по воле своей». Он называет его «гигантом», «колдуном-волшебником». Он видит в нем нового Александра Великого, что следует из выражения, относящегося к Бонапарту, подобно Александру Великому, едва начавшему свою военную биографию, и уже «разрубившему гордиев узел тактики». В высказываниях и комментариях Суворова, касающихся событий и людей, в том числе и в его письмах, более ни разу не встречаются подобного рода восторженные оценки, адресованные кому-либо вообще и великим полководцам в частности. Бонапарт был единственным, в своем отношении к которому Суворов сделал это. Можно полагать, что, если до этого высшим военным авторитетом для европейских и русских военачальников был Александр Великий, может быть, еще Юлий Цезарь, то отныне, если не вместо них, то, по меньшей мере рядом с ними, оказывается генерал Бонапарт, во всяком случае, такое место отводит ему Суворов. По свидетельству Ростопчина, на вопрос, обращенный к Суворову, кого тот считает лучшими полководцами, Суворов назвал Цезаря, Ганнибала и Бонапарта⁰. По существу, Бонапарт для Суворова явился неким воплощением бога войны. Цитированные выше строчки письма, посвященного генералу Бонапарту – это редкий для Суворова эмоциональный выплеск «озарения», прорвавшегося и ставшего достоянием другого, пусть весьма близкого, неудержимого эмоционального восторга, вызванного впечатлением, порожденным чудесными и гениальными военными, полководческими действиями Бонапарта.

В связи со сказанным выше следует заметить, что Суворов чрезвычайно ревниво воспринимал всякие сведения о военных успехах, победах своих русских современников, в частности, таких как Н.В. Репнин, М.Ф. Каменский, об их славе, продвижении в чинах, особенно если это были люди моложе его по возрасту, но рано достигшие генеральских чинов. Основное соперничество на протяжении 80-90-х гг. развернулось между Суворовым и Репниным, в 28 лет ставшим генерал-майором, в то время как Суворов достиг этого чина лишь в 40-летнем возрасте. «Я смолоду не прыгал», - писал Суворов, со смешанным чувством сожаления и гордости. Поэтому он ценил в полководце именно этот путь от «малых чинов» к «великим», когда военачальник на себе испытывает положение каждого воина – от рядового солдата до генерала⁰. Конечно, при этом, Суворов исключал какую-либо ревность в отношении ранней воинской славы чрезвычайно почитавшихся им Карла XII, принца Евгения Савойского, которые по своему происхождению, как он мог считать, имели естественные условия для этого – король Швеции, «принц крови». В отношении же всех других, не имевших таковых врожденных социальных качеств, он сделал исключение лишь для Наполеона Бонапарта.

Однако в контексте рассматриваемой нами проблемы, умудренный жизненным, военным и политическим опытом старик-фельдмаршал свое восхищение молодым военным гением завершал следующим предостережением, незримо, как бы обращенным к Бонапарту.

«…Вот мое заключение: пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем; великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, - он погибнет»⁰. Эти строчки Суворов писал задолго до того, как этот, появившийся на арене Истории «юный герой», еще до своего 18 боюмера 1799 г., до того, как он стал Первым консулом, Императором французов, прославленный победами над Европой, подчиним ее себе, уже с репутацией «корсиканского чудовища», во главе «Великой Армии» в 1812 г. вторгся в Россию.

Следует заметить, что непримиримый противник Революции, Суворов, человек пытливого ума, размышлял над этим новым явлением в мировой истории, и как человек военный, прежде всего проблемой революционной армии, вовлечением в революции молодых и честолюбивых людей, одаренных военными талантами – «революционных генералов», а также над вопросом их вовлечения в политический «вихрь». Суворов очень чутко уловил черты типологического образца «революционного генерала» в Наполеоне Бонапарте. Будучи человеком рефлексирующим и проницательным, на протяжении всей своей военной карьеры, часто переживавшим несправедливости в оценках его военных заслуг со стороны власти предержащих, временщиков, даже весьма способных, таких как Г.А. Потемкин. Суворов за тридцать лет до появления известного стихотворения А.С. Пушкина «Герой», посвященного Наполеону, в котором великий русский поэт, не менее исторически проницательный, чем Суворов, написал о почитаемом им Бонапарте «сей ратник вольностью венчанный», прекрасно понимал, что таковое суждение вполне подходит ко всем революционным генералам. Все они были «ратниками, вольностью увенчанными», не обязательно императорской короной, каковой удостоился лишь один из них – генерал Бонапарт. Но ведь известно, что большинство «революционных генералов» поднялись из темных социальных глубин, подчас из маргинальной среды, по меньшей мере, до чинов генеральских, а многие были удостоены жезла маршала Франции, что до революции было достоинством лишь представителей аристократии, были увенчаны коронами владетельных герцогов, князей и даже королей. Все они были вовлечены в «вихрь политический» уже тем, что стали «ратниками» Революции, и кое-кто из них, в конце концов, не признанные в своих монарших достоинствах, лишились жизни. Даже Наполеон, как известно, несмотря на все свои старания стать легитимным, не был признан легитимными европейскими монархами, оставившими за ним лишь достоинство генерала Бонапарта, а кто-то продолжал считать его лишь лейтенантом, ну самое большее, капитан Буона-Парте. В связи с высказанным суждением, что Суворов усмотрел в «революционном генерале Бонапарте» типологические черты всех «революционных генералов», полагаю уместным привести строчки из письма Суворова от 18 (29) октября 1799 г. эрцгерцогу Карлу, в котором русский полководец весьма оптимистично, с уверенностью заявляет: «В Италии оставил я не более 20000 солдат неприятельской армии, но к весне могут ее пополнить крестьяне, а до сего времени совладаем мы хоть с Шампионе, хоть с Бонапартом»⁰. Я хочу обратить внимание лишь на конец процитированного фрагмента – «хоть с Бонапартом». Переводчик не точен. Во французском оригинале письма слово «Бонапарт» дается не в единственном, а во множественном числе! Суворов писал «совладаем мы… хоть с Бонапартами». Он, конечно же, имел в виду любого французского «революционного генерала», любого «Бонапарта», поскольку в это время имя «Бонапарт» для Суворова стал синонимом словосочетания «революционный генерал». Это был для русского полководца определенный, доселе неизвестный тип полководца, военачальника, по самой своей природе, рожденного Революцией, «увенчанного ею» генеральским чином, таким образом, «своей природой» подготовленного «броситься в вихрь политический». Следует обратить внимание, само выражение Суворова: он сказал не быть вовлеченным «в политику» или политическую деятельность, но именно «броситься в вихрь политический», т.е. не пойти и не войти в нормальный политический процесс, а именно в непредсказуемый вихреобразный процесс революционной политики, в некую «перманентную революцию». Ведь революция, по своему существу и является «политическим вихрем». И в генерале Бонапарте, в его полководческой манере, русский полководец почувствовал готовность (быть может, еще не осознаваемую самим Бонапартом) ввязаться в политические сражения, в политическую бурю. Суворов, пораженный, восхищенный и, можно сказать, завороженный колдовской, какой-то сверхчеловеческой силой военного гения Бонапарта, в неком вдохновенном озарении охватив целиком его полководческое искусство увидел или почувствовал такую силу инерции, которая содержала в себе потенциал больший, чем чисто военный, потенциал, - невольное, незаметное для самого генерала, вовлечение в революционную политическую, чреватую гибелью ее участника. И сам ход Французской революции приводил тому слишком много очевидных примеров. В определенном смысле предчувствие Суворова оказалось своего рода пророчеством гибели Наполеона, предопределенной Отечественной войной 1812 года.

Следует, однако, заметить, что восхищаясь военной гениальностью генерала Бонапарта, Суворов, тем не менее, считал свой уровень полководческого мастерства и свои военные способности, не уступающими наполеоновским. «Мне …лучше можно верить, - пишет А.В. Суворов 17 декабря 1799 г. Ф.В. Ростопчину, - чем Карлу IX и Бонапарту»⁰. А несколько ранее, процитирую еще раз строчки письма Суворова эрцгерцогу Карлу от 18 (29) октября 1799 г., но уже по данному поводу, Суворов не сомневается, что «совладаем мы хоть с Шампионе, хоть с Бонапартом»⁰. В дополнение к сказанному уместно привести свидетельство будущего французского короля Людовика XVIII, сообщавшим, что в беседе с ним Суворов выражал страстное желание сразиться с генералом Бонапартом на поле брани, померятся с ним полководческими способностями и навыками, считая «Божеским наказанием, что не встретится с Бонапартом, находящимся в Египте»⁰.

Подытоживая все сказанное выше, все приведенные выше суждения, следует отметить, что для Суворова генерал Бонапарт – прежде всего и главным образом «солдат», потому что сам Суворов считает себя, прежде всего, «солдатом», профессиональным воином, полководцем, убежденным в том, что ни полководец, ни армия не должны вмешиваться в политику, «бросаться в вихрь политический». Суворов прекрасно понимает, что свойства военного ума, воинских способностей отличаются от свойств ума политика, политических способностей. Сфера политики отлична от сферы войны и потому Солдат, «бросившийся в вихрь политический» обречен на гибель, потому что будет, конечно же, решать политические задачи и проблемы военным, более прямолинейным методом, без учета того, что политика и политические действия требуют, большей тонкости, изворотливости, лукавства и т.п. качеств, которые, как правило, не присущи Солдату, по существу его профессиональных навыков и боевых привычек.

1.2 «АРХЕТИП ТЮРЕННА» – «ПОЛКОВОДЧЕСКИЙ АРХЕТИП» ПОВЕДЕНИЯ СУВОРОВА

Используя в заголовке и, затем, в последующих рассуждениях понятие «архетип», я полагаю необходимым пояснить, что я имею в виду. Это слово греческого происхождения, возникшее при соединении двух слов: arche «начало» и typos «образ», отсюда «архетип», т.е. «изначальный образ». В позднеантичной философии, представители которой начали использовать это понятие, «архетип» означал «прообраз», «идею» или, для точности, «первоначальную идею». В новейшее время в новейший научный оборот и обиход понятие «архетип» ввел в свою «аналитическую психологию» К.Г. Юнг, который под «архетипом» понимал изначальные, врожденные психические структуры, образы или мотивы, составляющие содержание так называемого коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики сновидений, мифов, сказок и других творений человеческой фантазии, в том числе и художественной. В определенной мере производными являются и другие понимании или интерпретации понятия «архетип». Так называют, в основном в литературоведении, да и в историко-культурной традиции, изначальный, самый древний и неизвестный нам текст, к которому восходят остальные тексты письменных памятников. Кроме того, термин «архетип» используется и в сравнительном языкознании, как языковая форма, исходная для последующих образований, которая реконструируется на основе закономерных соответствий в родственных языках – своего рода праформа или прототип.

Я использую это понятие в таком же понимании, как С.Т. Минаков, т.е. как некий первоначальный исторический образец, будь то личность или явление, основные черты которого затем встречаются, в качестве основополагающих в свойствах и характеристиках других личностей или явлений. Поэтому я называю его «исторический архетип». В качестве такового «исторического архетипа» в «выстраивании» основ своего жизненного поведения, А.В. Суворов, как военачальник, как «Солдат», каковым осознавал свою личностную сущность Суворов, являлся для него французский полководец XVII в., маршал Франции Тюренн – ставший с конца XVII – в XVIII вв., своего рода образцом, «архетипом» Полководца и получивший прозвание «Великий Тюренн».

А один из его столпов, Ш. де Монтескье видел в Тюренне идеал человека вообще. «Тюренн вовсе не имел пороков, - со сдержанным восхищением констатировал он, - и, быть может, будь они у него, некоторые его достоинства проявились бы еще более. Его жизнь – это гимн во славу человечества». Тюренн превратился в некое символическое воплощение «Просвещенного Разума». Суворов, судя по его письмам, был весьма хорошо знаком с творчеством Монтескье, под влиянием которого формировалось мировоззрение полководца. Поэтому, наряду с общими суждениями французского просветителя о Государстве, о Монархии, о Просвещенном Разуме и просвещенном Монархе и Просвещенном Абсолютизме, «Монтескье, – ссылается русский полководец на почитаемого им французского просветителя в письме к П.И. Турчанинову 16 мая 1781 г., – судит право о великом Государстве – Франции, не о ином Государстве величайшем, где подпорою люди одной непомраченной добродетели, но и веры, ибо нет у тебя Бога, – нет Государя» ⁰. Суворов воспринимал и воспитывался в своих представлениях об идеальных государственных деятелях, в том числе полководцах. Таковым, для него, как и несколько позднее для Наполеона, также «воспитаннике» Просвещения, был маршал Тюренн, о котором Наполеон говорил со скрытым восхищением, что «у Тюренна сердце было в голове». По существу, это было краткое, афористичное воспроизведение цитированного выше суждения Монтескье. Уже находясь на острове Святой Елены, часто рассуждая о военном искусстве и полководцах, он давал более развернутую расшифровку своему мнению. «Ум генерала, - полагал он, - должен быть ясным и он обязан видеть все, как если бы он смотрел через полевую подзорную трубу, и при этом он всегда обязан представлять себе общую картину сражения»⁰. Затем, вспоминая о выдающихся полководцах прошлого и ему современных, Наполеон повторил уже цитированное выше свое мнение: «Из всех генералов до меня и, возможно, после меня лучшим был Тюренн. Маршал Сакс – всего лишь просто генерал, лишенный глубокого ума; Люксембург – генерал большого ума; Фридрих Великий – генерал большого и глубокого ума, обладавший быстрой проницательностью и способностью постижения любого дела. Ваш Мальборо, помимо того что он был великим генералом, был также человеком большого ума. Судя по боевым действиям Веллингтона, по принимаемым им решениям и, прежде всего, по его отношению к Нею, я должен заявить, что он – человек неглубокого ума, …он – посредственная личность. …В историю он войдет как ограниченный человек»⁰.

Безусловно, Суворов знал и суждение о Тюренне, его противника и соперника на полководческом поприще фельдмаршала графа Р. де Монтекукули, сочинения которого Суворов читал, знал с юных лет, также почитая этого военачальника. «Сошел со сцены мира человек, делавший честь человечеству», - воскликнул сокрушенно-почтительно командующий неприятельской армией фельдмаршал граф Р. де Монтекукколи, получив известие о гибели Тюренна⁰. Все это способствовало увлечению Суворова полководческой деятельностью Тюренна еще с отроческих лет.

К началу XVIII в. в Европе, включая Россию, прочно сложился самый настоящий «культ Великого Тюренна». Его имя превратилось в высшую оценку полководческого мастерства. В те времена это была высшая похвала и самое высокое сравнение для репутации полководца и в Европе, и в России – уподобить его «великому Тюренну». Вольтер считал, что именно Тюренн, вместе со своим достойным противником, имперским фельдмаршалом Р. Монтекукколи, «возвели войну в искусство». Восхищаясь лучшим французским полководцем XVIII в. графом Морицем де Сакс, прусский король Фридрих II назвал его «Тюренном эпохи Людовика XV». В XVIII в. Тюренн в общественном сознании, особенно в военной среде всей Европы, занимал то же место, что Наполеон в европейском общественном мнении XIX – начала XX вв.

Поскольку современному человеку имя французского полководца маршала Франции Тюренна, жившего в XVII в., не столь хорошо знакомо, как, скажем, имя Наполеона, считаю необходимым и целесообразным представить его краткую биографию.

Тюренн, Анри де ла Тур д’Овернь виконт де (1611.4(11).9.-27.7.1675), принц (21.3.1647), маршал Франции (12.1643), генерал-маршал Франции (5.4.1660), генерал-полковник легкой кавалерии (1657). Его отцом был старый соратник короля Генриха IV, тоже Анри де Ла Тур д’Овернь, виконт де Тюренн, герцог де Буйон, принц де Седан, происходивший из древнего рода, известного уже к XI в. Мать маршала – Елизавета де Нассау д’Оранж – была дочерью знаменитого вождя Нидерландской революции принца Вильгельма (Гильома) Оранского. Таким образом, «великий Тюренн» принадлежал к древнему аристократическому роду.

В 1624 г. Тюренн начал службу солдатом в голландской армии своего дяди принца Морица Оранского. В 1626 г. – он уже капитан, командир роты. Возвратившись во Францию, в 1626-1628 гг. он обучался в Военной Академии Бенжамена. После ее окончания, в 1629-1630 гг. он вновь на службе в голландской армии. В 1632 г., став полковником, командиром пехотного полка, он переходит на службу во французскую королевскую армию. В 1634 г. Тюренн получает звание «маршала де камп» (marechal de camp, соответствующую, примерно, чину «генерал-майора»). Он активно и с отличием принимает участие в Тридцатилетней войне в составе французской армии и 3 ноября 1642 г. становится генерал-лейтенантом. Спустя год, 16 ноября 1643 г. он, наконец, обретает столь давно им желаемый жезл маршала Франции. За выдающиеся победы, одержанные им вместе с герцогом Энгиенским (с 1646 г. принц Конде) при Фрейбурге (1644 г.), под Нердлингеном (1645 г.) и особенно за блестяще проведенную им кампанию 1646 г. в Германии, которая фактически вывела Баварию из войны и сулила близкое заключение долгожданного и победоносного для Франции мира, Тюренн 21 марта 1647 г. получает титул «иностранного принца», в котором он был окончательно утвержден 2 апреля 1649 г. Военные кампании 1646 и 1648 гг. были признаны Наполеоном классическими, весьма поучительными с точки зрения маневренной стратегии и в числе лучших кампаний Тридцатилетней войны⁰.

В период Фронды, в 1649-1651 гг., Тюренн первоначально поддержал фрондеров, но в 1651 г. он их покинул и, перейдя на сторону Двора – короля Людовика XIV, королевы Анны Австрийской и кардинала Мазарини – возглавил королевскую армию. Он оправдал их надежды, сначала фактически спас Двор и Короля, одержав победу над фрондерами в 1651 г., а затем, разбив армию принца Конде в Сен-Антуанском предместье (Парижа) в июле 1652 г.

После поражения «фронды принцев», Тюренн во главе королевской армии ведет успешные боевые действия во Фландрии против испанских войск. В 1657 г. ему жалуется весьма высокое военное и придворное звание генерал-полковника легкой кавалерии Франции.

Самым блестящим «делом» Тюренна Наполеон назвал его победу над испанской армией в битве на Дюнах 14 июня 1658 г.⁰ Это сражение решило окончательно судьбу Испании, ее империи и превратила Францию на несколько столетий в господствующую державу Европы.

Это сражение решило окончательно судьбу Испании, ее империи и превратила Францию на несколько столетий в господствующую державу Европы.

Заключенный в 1659 г. весьма выгодный для Франции и гибельный для Испании Пиренейский мир между этими странами был в значительной мере результатом этого сражения. В 1660 г. Тюренн, удостоенный за победы над испанской армией звания «генерального маршала всех королевских армий», получил полномочия главного маршала, которому были подчинены все остальные маршалы Франции.

Классикой военного искусства стали и в стратегическом, и в тактическом отношении последние боевые кампании, проведенные маршалом Тюренном в Эльзасе в 1674 и 1675 гг.⁰ В последней из них, 27 июля 1675 г. «великий Тюренн» был убит у Засбаха.

Суворов, хорошо изучивший жизнедеятельность Тюренна, служившего ему образцом для подражания, нравственным «архетипом полководца» хорошо знал, как Тюренн, однажды «бросившийся в вихрь политический» во времена Фронды, в 1649-1651 гг., едва не погиб и едва не разрушил свою блистательную полководческую карьеру.

К началу XVIII в. в России уже хорошо знали маршала Тюренна и именно как прославленного полководца, своего рода, образцом полководца, «великого Тюренна», как тогда называли в Европе и в России. Тюренну уподоблял Петр I своих лучших военачальников: фельдмаршала графа Б.П. Шереметева, фельдмаршала князя А.И. Репнина, фельдмаршала князя М.М. Голицын⁰. После блестящих побед, одержанных над превосходящими по численности турецкими войсками у Рябой Могилы, на Ларге и при Кагуле в 1770 г. «Тюренном России» называли их победителя фельдмаршала графа П.А. Румянцева⁰.

Нет необходимости пространно пояснять и комментировать общеизвестный образ А.В. Суворова, сложившийся у мало-мальски образованного и культурного русского человека, согласно которому великий русский полководец был военным человеком до мозга костей. В этом была вся его сущность. При этом Суворов был не только военачальником, который проявил свое полководческое искусство в отдельных боях, хотя это может показаться именно так, если вспомнить, во всех боевых действиях, начиная с 60-х гг. и до начала 90-х ему приходилось действовать под начальством других, более высокопоставленных лиц. Он выполнял боевые задачи, поставленные перед ним теми, кто занимали должности его начальников или главнокомандующих, которым он был подчинен – Каменского, Румянцева, Потемкина, Репнина. Таким образом, в русско-турецких войнах 1768-1774 гг., 1787-1791 гг. он проявил себя выдающимся, даже блестящим полководцем, но преимущественно в области тактики. Однако, разрабатывая оперативные планы новой войны с Турцией в 1793 г., в «польском походе» 1794 г. и особенно во время Итальянского и Швейцарского походов 1799 г. показал себя великим стратегом. А стратег не может не быть политиком, стратегия и политика органично взаимосвязаны.

Известно и то, что Суворов ценил в личности полководца не только его профессиональные способности, опыт, навыки, но и нравственные качества. И потому очень важно выявить те нравственные идеалы, которые для него были своего рода ориентирами в поведении, поступках и, прежде всего, главным образом, в его поступках как военачальника и полководца. Поэтому вполне правомерно считать нравственные образцы, избранные Суворовым как руководство для его жизненной позиции и деятельности, нравственными образцами для Суворова-полководца, а, следовательно, для Полководца как такового вообще.

Суворов неоднократно повторял, что главное нравственное качество в человеке и в полководце, которому он следовал за Тюренном – это «постоянство. «Я постоянен, как Тюренн»⁰, «следуй Тюренну в постоянстве», поучал он.«Он без труда мог обнаруживать себя таким, каким был, – пишет биограф о Тюренне, – и оставаться равнодушным к мнениям и суждениям света и толпы, и в этом превосходил даже Юлия Цезаря»⁰. «Не льстись на блистание, но на постоянство», – наставляет Суворов П.И. Турчанинова в письме от 6 февраля 1781 г.⁰ Сравним: «Он без труда мог обнаруживать себя таким, каким был, – пишет биограф о Тюренне, – и оставаться равнодушным к мнениям и суждениям света и толпы, и в этом превосходил даже Юлия Цезаря»⁰.

В. Даль, отражая понимание данного слова в России в XVIII-XIX вв., так объясняет смысл слова «постоянный»: «Постоянный, неизменчивый, неизменный, одинаковый, ровный; самостоятельный, твердый, всегдашний, бессрочный; косный и упорный в однообразии своем»⁰. В. Даль толкует «постоянство» как «стойкость». «Постоянный человек» – это человек «степенный», надежный. Впрочем, сам Суворов под «постоянством» понимал «благочестивость», «добродетельность», «твердость», «великодушие», «праводушие», «чистосердечие», «терпеливость», «непоколебимость». Именно эти нравственные качества, как полагал Суворов, характеризовали личность Тюренна, и именно в них Суворов усматривал «постоянство» великого французского полководца, принятое русским полководцем в качестве основополагающего нравственного и жизненного ориентира.

Очевидно, размышляя над указанными основополагающими нравственными ориентирами, Суворов, что кажется несколько странным и неожиданным для человека суровой жизненной практики, каковой была Война, стремится очень по-своему найти глубокое философское основание и разъяснение «постоянству». Он оперирует двумя, им самим выделяемыми и различаемыми нравственными категориями: «самоблюдением» и «самолюбием».

«Самоблюдение» для Суворова это как бы «блюдение себя», сохранение собственного личностного существа, быть верным самому себе», т.е. обладать «постоянством», внутренней личностной надежностью, быть «честным» перед самим собой. Именно это качество он особенно ценил в Тюренне и в себе.

Личность маршала Тюренна привлекала Суворова, поскольку она способствовала его самоидентификации с детских лет. «В детстве Суворов был ребенок хилый, слабый, малорослый, худощавый, – отмечает психолог-писатель П.И. Ковалевский, – и тем не менее он вполне доказал исключение из римского положения, что mens sana может быть только in corpore sanо»⁰. Осознание своей физической слабости, в сравнении со сверстниками, порождало ощущению некоторой ущербности, «комплекс неполноценности». Это влекло за собой склонность к одиночеству, некоторой замкнутости. Недостаточность общения со сверстниками компенсировалось усилением общения с книгами, повышенным интересом к чтению, что, в свою очередь, в значительной большей мере, чем у сверстников Суворова, развивало его воображение.

«В его слабом и хилом теле развился и укоренился необыкновенно сильный и стойкий дух, укрепляюще воздействовавший на самое тело – считал П.И. Ковалевский. – С раннего детства он увлекся войной и военными подвигами. Одинокий, сосредоточенный и замкнутый, он всей душой предался чтению военных книг, описаний подвигов, геройств и событий. Эти книги были его друзьями и воспитателями»⁰. В этом отношении Суворов не мог не заметить своего сходства с Тюренном и, следовательно, сравнивая себя с французским полководцем, с повышенным оптимизмом мечтал, подобно Тюренну, занимаясь всесторонним саморазвитием, компенсировать свои физические недостатки в детстве и отрочестве, достижениями на военном поприще в зрелости.

Как и Суворов, Тюренн с рождения, в детские и отроческие годы тоже был слаб здоровьем, не обладал достаточной физической силой. На окружающих будущий французский великий полководец также не производил впечатление будущего героя и великого военачальника. Как и Суворов будущий маршал Тюренн также увлекся чтением жизнеописаний великих полководцев древности. «Тюренн много читал, – сообщает его биограф, – особенно военно-исторических книг, и приобрел широкий военный кругозор»⁰. По свидетельству других биографов, «рассказы о войнах и сражениях в сочинениях Цезаря и Квинта Курция захватили все его внимание. Он читал с огромным интересом описание жизни и походов Александра Македонского и часто любил цитировать своему отцу отрывки из Квинта Курция»⁰.

Особенно увлекла личность Александра Македонского и Суворова, который, как и Тюренн, черпал знание о ней из той же книги Квинта Курция «Александрия»⁰. Таким образом, и у Суворова, и у Тюренна, были одни и те же любимые книги, по которым они начинали осваивать военную историю, одни и те же полководцы-кумиры – Цезарь и Александр Великий.

Тюренн импонировал Суворову и простотой своего поведения в повседневной жизни, в отношениях с подчиненными, будь то генералы, офицеры или простые солдаты. Это качество в людях, особенно в лицах аристократического происхождения, например в принце Евгении Савойском, в полководцах-монархах, таких как Карл XII, к примеру было чрезвычайно ценимо Суворовым. В этом крылась одна из причин привлекательности личности шведского короля, учитывая, конечно, и его военную гениальность, для Суворова с отроческого возраста. Тюренн был одним из первых полководцев, которые стали проявлять подлинную заботу о солдатах и простых офицерах, как о людях, переживающих тяготы войны и жизни, жертвуя подчас своиим достатком, используя свои имущественные возможности (будучи аристократом, человеком знатным и достаточно богатым). К этому его побуждали сильные нравственные императивы, порожденные и основанные на его подлинной и искренней религиозности. Это давало основание, как его современникам, так и потомкам, называть Тюренна «полководцем-христианином». Это обстоятельство полностью резонировало с искренней религиозностью самого Суворова и, благодаря примеру Тюренна, укрепляло ее в личности русского полководца.

Обо всем этом, об этих поступках Тюренна, мальчик-Суворов вычитывал у А.М. Рамзэ и других авторов жизнеописаний великого французского полководца. И эти примеры с детства оседали в сознании и подсознании русского полководца, превращаясь в мировоззрение, характер, ментальность – в личность.

«Читай прилежно… Тюренна», советует Суворов своему крестнику⁰. Он имел в виду «Мемуары» маршала Тюренна, охватывавшие период времени с 1643 г. по 1659 г. Как полагают исследователи он начал их писать ок. 1659 г. С надлежащими комментариями полностью они были опубликованы на французском впервые в 1872 г. Поскольку на русский язык они никогда не переводились, Суворов читал их, разумеется, на французском языке, в приложениях к сочинениям генерала А. Рамзе о Тюренне.

Следует отметить, что самое раннее жизнеописание Тюренна появилось вскоре после его смерти. Автором его был «Бюиссон». За этим псевдонимом скрывался французский писатель Сандра де Куртиль (1644-1712), назвавший свою книгу, изданную в 1685 г., «Жизнь виконта де Тюренн». Однако одной из наиболее популярных, распространенных книг с жизнеописанием французского полководца была 4-томная «История Тюренна», написанная французским писателем шотландского происхождения А.М. Рамзэ, и изданная в Париже в 1735 г. и переизданная в следующем 1736-м⁰. Вряд ли Суворов читал первую из названных книг о Тюренне – она не встречается в библиотечных собраниях в России XVIII в. Скорее всего, Суворов в детстве читал именно книгу А.М. Рамзэ, которая встречается в библиотечных собраниях в России XVIII в., как наиболее «свежую», более информативную, «современную», к тому же снабженную обширными приложениями отдельных писем Тюренна и фрагментов его мемуаров. Видимо она была и в библиотеке его отца, свободно владевшим французским языком (впрочем, как и сам Суворов). Именно в этой книге было собрано много всевозможных рассказов и анекдотов о Тюренне. В этой же книге Суворов и вычитал обстоятельства мятежа «Рейнской армии» маршала Тюренна в 1649 г., равно как и о мятежных действиях маршала в период так называемой «фронды принцев» в 1650 г.⁰

Следует заметить, что Тюренн был готов был «броситься в вихрь политический» еще в августе 1643 г., когда по пути в Италию, куда он был направлен Анной Австрийской и первым министром кардиналом Мазарини командовать «Итальянской армией», вместе со своим ближайшим другом маркизом де Рювиньи, Тюренн заехал к маршалу де ла Мейере (двоюродному брату покойного кардинала Ришелье), чтобы склонить последнего к участию в заговоре против Мазарини.

Полагаю, однако, целесообразным обратить особое внимание и на новое вовлечение Тюренна «в вихрь политический», в обстоятельствах мятежа Рейнской армии, которой он тогда командовал и инициировал этот мятеж во время Фронды во Франции (1648-1653)⁰. После неудачи мятежа, вынудившей его росить армию и спасаться у одной своей родственницы (владетельной германской княгини), Тюренн покинул «партию фрондеров», а после вторичного, тоже рнеудачного, участия уже во «фронде принцев», покинуть и «партию принцев», и в 1651 г. он перешел на сторону королевы и Мазарини, который, воспользовавшись ситуацией, наконец сумел добиться своего – привлечь одного из лучших полководцев королевства на свою сторону. Так закончилась активная политическая деятельность маршала Тюренна, его «вовлечение в вихрь политический», едва не стоившее ему не только военной карьеры, но опасное для его жизни.

Мятеж Рейнской армии зимой-весной 1649 г. оказался событием, весьма значимым для Европы. О Тюренне стали говорить как о «новом Валленштейне», намекая на мятежные действия имперского генералиссимуса и фельдмаршала А.В. Валленштейна в 1634 г., окончившиеся его гибелью. Мятеж Рейнской армии маршала Тюренна оказался политически значимым до такой степени, что даже в далекой России информация о нем была передана в Посольский приказ в весьма подробном изложении⁰.

ГЛАВА 2. ОТНОШЕНИЕ СУВОРОВА К ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ

В этой главе выпускной квалификационной работы, я намерена сосредоточить внимание на конкретных ситуациях, в которых Суворову приходилось в той или иной форме вступать во взаимоотношения с носителями российской государственной власти. Именно в ходе этих, практических обстоятельствах и четче всего проявлялось его отношение к императорской власти, к ее носителям и к государственной политике в целом и в той ее части, которая, в той или иной мере, касалась и лично самого Суворова.

Проявить свое отношение к императорской власти Суворову, как полководцу довелось в правление двух лиц, занимавших российский императорский престол – императрицы Екатерины II (1762 – 1796) и императора Павла I (1796 – 1801).

В письме своем к своему крестнику, молодому А. Карачаю, в июле 1793 г. А.В. Суворов, наставляя его, кратко выразил формулу своего отношения к императорской власти: «Будь чистосердечен с друзьями, умерен в своих нуждах и бескорыстен в поведении. Являй искреннюю ревность к службе своему Государю…»⁰. Однако более конкретно можно проследить его отношение к императрице Екатерине II и в целом его отношения с этой правительницей России по материалам некоторых ситуаций, в которых оказывался Суворов.

2.1 СУВОРОВ И ЕКАТЕРИНА II

Следует заметить, что императрица Екатерина II была настроена по отношению к Суворову весьма благосклонно, учитывая то обстоятельство, что отец полководца, В.И. Суворов был причастен к дворцовому перевороту 1762 г., возведшем Екатерину на престол. Примечательно, что еще в чине генерал-поручика, во время пребывания в Петербурге при 1-й Санкт-Петербургской дивизии с 1785 г., Суворов в 1786 г. неоднократно бывал в числе приглашенных к «Высочайшему столу», т.е. на обеды к императрице Екатерине II 27 апреля, 17 и 31 мая, 1 и 16 июня, 12 и 19 июля (в Царском Селе) и 6 сентября, 4, 11, 18 октября (в Петербурге)⁰. Видимо, такого рода встречи с императрицей предопределили ее особую благосклонность и лично к Суворову. 22 сентября 1786 г. Суворов был произведен Екатериной II в генерал-аншефы в порядке старшинства, но, думается, не без особого расположения к нему со стороны императрицы. После этого, в конце 1786 г. Суворов был назначен состоять при 3-й дивизии Екатеринославской армии генерал-фельдмаршала Потемкина. Из этого назначения следует, что он не получил какой-либо самостоятельной командной должности, а оказался в положении своего рода «рабочей лошадки» при Потемкине, который всегда мог использовать выдающиеся военные способности Суворова, его военные успехи, выдавая их за свои. Уже тогда он стремился превратить Суворова в свою, всецело ему послушную, «шпагу», и не только в военных делах. Суворов же быть послушным исполнителем воли Светлейшего в военных делах явно не хотел. Видимо, именно это обстоятельство и вызвало его обращение с жалобой к императрице, о чем вспоминал как раз Энгельгардт.

Рассматривая вопрос об отношениях между Суворовым и императрицей Екатериной II следует учитывать одно, весьма важное обстоятельство: при императрице, начиная с 80-х гг., как известно, играл могущественный временщик, светлейший князь Г.А. Потемкин. Его возвышение началось еще с конца 70-х гг., а доминирующее положение при дворе и в армии упрочилось уже с начала 80-х гг. К началу второй русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Потемкин, будучи президентом Военной коллегии, т.е. «военным министром», осуществлял всю кадровую политику в русской армии и в преддверии войны распределял должности в будущей действующей армии. В связи с этой ситуацией и уместно обратить внимание на свидетельства Л.Н. Энгельгардта.

«Вскоре по прибытии двора в Петербург, – вспоминал он ситуацию 1787 г., накануне начала второй русско-турецкой войны, – по случаю войны было сделано распоряжение всему генералитету, кому в которой армии быть и какими частями командовать. Сей список, сочиненный светлейшим князем, императрица утвердила. А.В. Суворов не был внесен в него, ибо светлейший князь, по странностям его, почитал его человеком ничтожным, а по чину его должно было дать ему преимущество перед многими, по службе считавшимися ниже» ⁰. Думается, что не только указанные причины обусловили таковое поведение Потемкина. Свое отношение к Суворову, мотивируя его своим мнением о ничтожности Суворова как военачальника Потемкин распространял преднамеренно, стремясь создать Суворову отрицательную репутацию при Дворе, предполагая, что рано или поздно сложившееся мнение о полководце повлияет и на ее отношение к Суворову. Потемкин в это время еще очень ревниво относился ко всем, к кому Екатерина проявляла свою благосклонность. Конечно, вряд ли можно полагать, что Суворов может стать новым любовником императрицы: все личностные данные полководца этому не могли способствовать – он был солдат. Потемкин на всем протяжении своего пребывания в качестве временщика весьма ревниво относился к Суворову, опасаясь, что последний может занять доминирующее положение в глазах Екатерины именно как генерал, как военный человек, оттеснив в этом отношении Потемкина на второй план, а Светлейший, как известно, будучи выдающимся государственным деятелем и военным организатором, не обладал особыми способностями полководца, но именно к славе выдающегося полководца он всегда безуспешно стремился. Поэтому Суворов ему представлялся серьезным, если не основным, соперником на этом поприще. Единственный способ «укротить» Суворова было – не дать ему какую-либо должность, чтобы он не смог снова проявить свои полководческие способности. Кроме того, Потемкин хотел держать Суворова при себе, использовать его выдающиеся военные способности и качества, а результаты военных успехов, как главнокомандующий он всегда мог представить как свои собственные. Однако продолжу, возвращаясь к воспоминаниям Энгельгардта. «Суворов, узнав о том, – продолжим его воспоминания, – приехал в Петербург, прямо явился к императрице и с плачевным видом сказал: «Государыня, я прописной». – «Как это?» – спросила императрица. – «Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали мне в команду». Императрица оскорбилась на князя Потемкина и тотчас послала за ним. Посланный рассказал князю, по какому случаю за ним был послан, почему быв предварен, он с готовым ответом пошел. Как скоро он вошел, государыня недовольным видом сказала: «Как, князь, вы известного, отличного, заслуженного генерала в поднесенном вами мне списке пропустили?» – «Оттого-то, – отвечал князь, что вашему величеству он так известен, я и не вписал его с прочими, чтобы вы сами изволили назначить, где и как вам будет угодно»⁰.

У Потемкина явно возникли определенные опасения по поводу запроса Екатерины II в связи с ситуацией, в которой оказался Суворов, и он поспешил упредить ее недовольство. Это тоже представляется косвенным свидетельством о том, что Суворов к этому времени уже пользовался особым расположением императрицы. И, как следствие, 6 января 1787 г. Суворов был назначен командующим Кременчугской дивизией. В еще большей мере это расположение императрицы к Суворову усилилось во время посещения Екатериной II Новороссии в весной 1787 г.

По свидетельству старого солдата, очевидца посещения императрицей одного из форпостов близ устья Днепра, по дороге в Николаев у деревни Блакитной, через три дня после приезда туда Суворова «сама императрица изволила проезжать мимо нас»⁰. «…Государыня ехала в коляске, тихим шагом, – вспоминал солдат это эпизод, – спереди и сзади сопровождала ее большая свита. Отдав честь саблями, мы кричали ура! В это же время мы видели, как Суворов, в полной форме, шел пешком с левого боку коляски Императрицы и как Она изволила подать Суворову свою руку; он поцеловал ее и, продолжая идти и разговаривать, держал все время Государыню за руку»⁰.

Судя по запискам А.В. Храповицкого, эта встреча Екатерины II с Суворовым состоялась 18 мая 1787 г.⁰ Таким образом, заверения Потемкина в почтении и дружбе, обращенные Суворову в письме 20 августа 1787 г. можно рассматривать в качестве своеобразного его оправдания и объяснения перед Суворовым, который, не без оснований, считал, что Светлейший Князь относится к нему недоброжелательно. После указанных событий в письмах к Екатерине II Потемкин старался всячески расхваливать Суворова, выделяя из числа других подчиненных ему генералов, как бы показывая, что вовсе не испытывает недоброжелательности в отношении Суворова и высоко его ценит, в частности в письме от 16 сентября 1787 г. ⁰

«…Усердие Александра Васильевича Суворова, - отвечала Екатерина II, показав свое удовлетворение высокой Суворова со стороны Потемкина в письме к нему 24 сентября 1787 г., - которое ты так живо описываешь, меня весьма обрадовало. Ты знаешь, что ничем так на меня не можно угодить, как отдавая справедливость трудам, рвению и способностям…»⁰. Таким образом, этот отзыв Потемкина о Суворове, переданный им императрице, несомненно, способствовал и появлению ее особого внимания к Суворову. Примечательно, что Екатерина II выражала Потемкину свое удовлетворение за то, что он «угодил» ей, «отдавая справедливость трудам, рвению и способностям» Суворова. Очевидно, это намек на то, что Потемкин прежде не делал этого, несправедливо относился к заслугам Суворова и не оценивал их соответствующим образом.

Еще один признак расположения и милости императрицы к Суворову выразился в том, что если в прежних своих письмах Екатерина называла Суворова достаточно официально «господин генерал-поручик Суворов», то теперь именует его как более близкого знакомого ей человека по имени и отчеству «Александр Васильевич Суворов» без указания воинского чина. Однако, вскоре сложилась ситуация, когда Потемкин вынужден был изменить свое отношение к Суворову не только под влиянием Екатерины II, но и оценив его исключительные деловые и боевые качества. Имеется в виду победа, одержанная Суворовым над турками в сражении под Кинбурном.

К 16 октября письмо было получено Екатериной II. 16 октября, как свидетельствует А.В. Храповицкий, «сказывали, что с 30-го сентября на 1-е октября, отбиты турки от Кинбурна; Суворов два раза ранен и не хотел перевязываться до конца дела; похвалена храбрость его. Турок побито больше 4000»⁰. Императрица не замедлила ответить Потемкину, выразив, в свою очередь, радость по поводу этого военного успеха.

«…Друг мой Князь Григорий Александрович, - писала она ему 16 октября. - Вчерашний день к вечеру привез ко мне подполковник Баур твои письма от 8 октября из Елизаветграда, из коих я усмотрела жаркое и отчаянное дело, от турков предпринятое на Кинбурн. Слава Богу, что оно обратилось так для нас благополучно усердием и храбростию Александра Васильевича Суворова и ему подчиненных войск. Сожалею весьма, что он и храбрый генерал-майор Рек ранены…»⁰.

В связи с победой под Кинбурном «при Дворе и в Казанской, – как свидетельствует А.В. Храповицкий, – 17 октября был благодарственный молебен…». ⁰ Об этом сообщала в своем письме и сама Екатерина. «…О важности победы под Кинбурном и заочно понимательно мне было, и для того отправлено молебствие», – сообщала она Потемкину⁰. Она приложила к посланию Потемкину и письмо, адресованное непосредственно Суворову. «Я рассудила написать к Генералу Суворову письмо, – поясняла она Светлейшему Князю, - которое здесь прилагаю, и естьли находишь, что сие письмо его и войски тамошние обрадует и неизлишно, то прошу оное переслать по надписи»⁰.

В связи с этим М. А. Гарновский в своем дневнике за октябрь записал: «Александру Васильевичу (Суворову), кроме отправленного теперь собственноручного Ее И. В-ва письма, которое имел я честь читать в оригинале и запечатать под открытою печатью, другого награждения, без совета его светлости, государыня не восхотела сделать» ⁰. Сама Екатерина о награждении Суворова написала Потемкину так: «Знаменитую же заслугу Александра Васильевича (Суворова) в сем случае я предоставила себе наградить тогда, как от тебя получу ответ на мое письмо, о сем тебе писанное»⁰. Таким образом, саму награду Суворову за его победу Екатерина решила оставить на усмотрение Потемкина. Однако свои предположения, пожелания и сомнения на этот счет императрица, очевидно неспроста, в завуалированной форме высказала, видимо, стремясь переложить ответственность в столь деликатном решении на Потемкина. «Если послать ему Андреевскую ленту, – так Гарновский передает размышления вслух Екатерины II, – то считать себе будут за обиду старшие перед ним» ⁰. В этом проявилась ее осторожность сугубо политического характера. «Дадут, однако же, знак сего ордена, - продолжала далее Екатерина, – если это его светлости угодно будет. Нельзя, кажется, уважать старшинства там, где требуют возмездия заслуги»⁰. Здесь императрица совершенно определенно выразила свое личное мнение на счет награждения Суворова. В письме же Потемкину она так передала свои размышления: «Пришло мне было на ум, не послать ли к Суворову ленту Андреевскую, но тут паки консидерация та, что старее его Князь Юрий Долгоруков, Каменский, Меллер и другие – не имеют. Егорья Большого – еще более консидерации меня удерживают послать. И так, никак не могу ни на что решиться, а пишу к тебе и прошу твоего дружеского совета, понеже ты еси воистину советодатель мой добросовестный»⁰. Хотя Екатерина и возложила ответственность за окончательное решение о награждении Суворова на Потемкина, однако мысль о его награждении орденом Св. Андрея Первозванного или св. Георгия 1-й степени с лентой, пришла, прежде всего, именно ей. Потемкин должен был понять, чего желает императрица. И он это хорошо понял.

«…Изволите, матушка, писать, как бы я думал пристойно наградить Александра Васильевича, - отвечал Потемкин императрице в письме 1 ноября. - Прежде, нежели донесу свою мысль, опишу подробно его подвиг» ⁰. Обосновывая свое решение о награждении Суворова, Потемкин далее в своем письме подробно описал службу Суворова, предшествовавшую Кинбурнскому сражению. Это нужно было, на всякий случай, если бы при дворе кто-то из названных выше генералов, начал роптать, выражая недовольство тем, что их обошли и Суворова раньше наградили высоким орденом. Императрица должна была иметь факты для того, чтобы перед ропщущими мотивировать свое решение о награждении Суворова.

«Назначив его командиром Херсонской части, – писал фельдмаршал, – не мог я требовать от его степени быть, вместо главного корпуса в Херсоне, – на передовом пункте. Но он после атаки от флота турецкого наших двух судов, ожидая покушения на Кинбурн, переселился совсем туда, и еще до прибытия 22-х эскадронов конницы и 5 полков донских он тамо выдерживал в разные времяна и почасту стрельбу и бомбардирование, отвращал покушения десантов на наш берег. А как скоро прибудут полки, то долженствовало допустить неприятеля высадить войски; и сие положено было, что пришли помянутые полки, то он, приближа их к Кинбурну, за двои сутки спрятал в укреплении людей и в окружности запретил показываться. Неприятель возомнил, что в Кинбурне людей или нет, или мало, подошел на близкую дистанцию всеми судами и открыл сильную канонаду и бомбардирование. Через полторы сутки он все сие выдержал, не отвечая ни из одной пушки, дал неприятелю высаживать свои войски и делать ретраншементы. А как они уже вышли все на наш берег и повели первый удар на крепость, тут первый был из крепости выстрел, и то уже картечный. Приказал Генералу Рек атаковать, который из нескольких укреплений их выгнал, был ранен в ногу. Остался он один. Семь раз наших прогоняли. Три раза подкрепляли от нас новыми. Настала ночь. На тесноте места сперлось множество конницы и пехоты, и, смешавшись с неприятелем, сделали кучу, которую было уже трудно в строй привести. Он своим постоянным присутствием в первых рядах удерживал людей на месте. Солдаты сами повторяли бегущим: «Куда вы? Генерал впереди!» Сими словами обращены назад. Ранен будучи пулею и получа картечную контузию, не оставил своего места. Наконец, опроверг неприятеля, и наши так остервенились, что по сказкам турок, греков и протчих выходцев из Очакова единогласно показывают, что было более 5 тысяч, а спаслось до осьмисот, из которых все почти переранены, а больше половины умерло, возвратясь. Такого числа у турок никогда не побивали. Истребление самых лутчих воинов произвело следствие, что их многочисленный флот ушел, лишь наш показался на Лимане.

Кто, матушка, может иметь такую львиную храбрость. Генерал-Аншеф, получивший все отличности, какие заслужить можно, на шестидесятом году служит с такой горячностью, как двадцатипятилетний, которому еще надобно сделать свою репутацию. Сия важная победа отвратила от нас те худые следствия, какие бы могли быть, есть ли б нам была неудача удержать Кинбурн.

Все описав, я ожидаю от правосудия Вашего наградить сего достойного и почтенного старика. Кто больше его заслужил отличность?! Я не хочу делать сравнения, дабы исчислением имян не унизить достоинство Св. Андрея: сколько таких, в коих нет ни веры, ни верности. И сколько таких, в коих ни службы, ни храбрости. Награждение орденом достойного – ордену честь. Я начинаю с себя – отдайте ему мой» ⁰. Потемкин, таким образом, вроде решительно советует наградить Суворова орденом Св. Андрея Первозванного. Тем не менее, он выдвигает и другие варианты награждения. «Но, есть ли Вы, – высказывает он свои предложения, – отлагаете до будущего случая ему пожаловать, который, конечно, он не замедлит оказать, то теперь что ни есть пожалуйте. Он отозвался предварительно, что ни деревень, ни денег не желает и почтет таким награждением себя обиженным. Гвардии Подполковником… или Генерал-Адъютантом – то или другое с прибавлением бриллиантовой шпаги богато убранной, ибо обыкновенную он имеет» ⁰. Потемкин, таким образом, предлагал пожаловать Суворову почетные придворные чины. Однако он всячески убеждает Екатерину в своей объективности и непредвзятости к Суворову, видимо полагая, что в этом императрица подозревает его по-прежнему. «Важность его службы мне близко видна – пишет он. – Вы уверены, матушка, что я непристрастен в одобрениях, хотя бы то друг или злодей мне был. Сердце мое не носит пятна зависти или мщения…»⁰.

Укрепившись в своих изначальных намерениях мнением Потемкина, Екатерина 9 ноября 1787 г. отписала Потемкину свое решение: «…Я, видя из твоих писем подробно службу Александра Васильевича Суворова, решилась к нему послать за веру и верность Святого Андрея, который сей курьер тебе и повезет»⁰. В тот же день она отправила письмо и самому Суворову, уведомив его о своем решении и награждении. «Александр Васильевич! – писала она ему 9 ноября, – При сем посылаю к вам знаки Кавалерии Святого Андрея Первозванного. Возложите их на себя, вы оные заслужили верою и верностью одержанием победы под Кинбурном, где вы во все время столь себя отличили»⁰. Доведя до сведения Суворова, что именно он, Потемкин исходатайствовал для него у императрицы орден Св. Андрея Первозванного, фельдмаршал написал 24 ноября Суворову весьма примечательное письмо.

«За Богом молитва, а за Государем служба не пропадает – писал он. – Поздравляю вас, мой друг сердешной, в числе Андреевских кавалеров. Хотел было я сам к тебе привезти орден, но много дел в других частях меня удержали. Я все сделал, что от меня зависело. Прошу для меня о употреблении всех возможных способов к сбережению людей…

Дай Боже тебе здоровья, а обо мне уже нельзя тебе не верить, что твой истинный друг»⁰. Наиболее примечательна последняя фраза. Указанной наградой и своими хлопотами о ней он стремится окончательно уверить Суворова в своих дружеских к нему чувствах и полностью рассеять сомнения в своем будто бы недоброжелательном к Суворову отношении.

2.2 РЫМНИКСКАЯ ПОБЕДА СУВОРОВА: ЕКАТЕРИНА II И ПОТЕМКИН

«…Вчерась вечером, – сообщал Потемкину его заместитель и непосредственный начальник Суворова генерал-аншеф князь Н.В. Репнин в письме 16 сентября 1789 г., – получил известие от Александра Васильевича о его победе над визирем, с которою от всей искренности сердца покорнейше Вашу Светлость поздравляю…»⁰. В тот же день Репнин сообщил об этом и фельдмаршалу Румянцеву: «Богу благодарение, успехи более или менее везде на нашей стороне. А.В. Суворов с Принцем Кобургом поразили самого визиря и жестоко, взяв у него три лагеря и 8 пушек»⁰. Примечательно отношение Потемкина к этой победе Суворова. «Скоро пришлю подробную реляцию о суворовском деле, – писал он Екатерине 22 сентября 1789 г., – ей, матушка, он заслужил Вашу милость и дело важное. Я думаю, чтобы ему, но не придумаю: Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке»⁰. Так Потемкин подсказывает Екатерине наградить Суворова титулом графа, присоединив к нему прозвание Рымникский. Это прозвание как бы приравнивало Суворова к фельдмаршалу Румянцеву, который в свое время получил тоже титул графа с прозванием Задунайский (а А.Г. Орлов – графа Чесменского). Продолжая настаивать на таковой награде для Суворова, Потемкин спустя десять дней отправил императрице развернутое описание сражения на р. Рымник.

«Естли бы не Суворов, – писал он Екатерине 2 октября, испытывая явную ревность за незаслуженно столь высокую оценку действий австрийского принца, – то бы цесарцы были наголову разбиты. Турки побиты русским имянем. Цесарцы уже бежали, потеряв пушки, но Суворов поспел и спас. Вот уже в другой раз их выручает, а спасиба мало. Но требуют, чтоб я Суворова с корпусом совсем к ним присоединил и чтобы так с ним заливать в Валахию. Нашим успехам не весьма радуются, а хотят нашей кровию доставить земли, а мы чтоб пользовались воздухом. Будь, матушка, уверена, что они в тягость… Матушка родная, будьте милостивы к Александру Васильевичу. Храбрость его превосходит вероятность. Разбить визиря дело важное. Окажи ему милость и тем посрами тунеядцев генералов, из которых многие не стоят того жалования, что получают»⁰.

Екатерина пошла навстречу Светлейшему и пожаловала Суворову титул графа Рымникского. «Из рескрипта увидишь, – писала она Потемкину 4 октября, – что я Суворова пожаловала Графом Суворовым-Рымникским…»⁰. Известно, что почти одновременно Суворов был пожалован, с санкции императрицы Екатерины, и титулом графа Римской Империи (от австрийского императора Иосифа II).

Однако, узнав, что принц Саксен-Кобургский, номинально являвшийся «старшим начальником» в объединенном русско-австрийском войске, за победу на Рымнике, одержанную фактически Суворовым, был пожалован от своего императора чином генерал-фельдмаршала, Потемкин посчитал награждение Суворова титулом графа Рымникского недостаточным. Здесь уже патриотическая и политическая ревность Потемкина, несомненно, тоже сыграли свою роль. «Матушка родная Всемилостивейшая Государыня! – не скрывая возмущения, вновь обратился он к императрице 5 октября. - Сей час получил, что Кобург пожалован фельдмаршалом, а все дело было Александра Васильевича. Слава Ваша, честь оружия и справедливость требуют знаменитого для него воздаяния, как по праву ему принадлежащего, так и для того, чтоб толь знатное и важное дело не приписалось другим. Он, ежели и не главный командир, но дело Генеральное; разбит визирь с Главной Армией. Цесарцы были бы побиты, коли б не Александр Васильевич. И статут Военного ордена весь в его пользу. Он на выручку союзных обратился стремительно, поспел, помог и разбил. Дело все ему принадлежит, как я и прежде доносил. Вот и письмо Кобурхово, и реляция. Не дайте, матушка, ему уныть, ободрите его и тем зделаете уразу генералам, кои служат вяло. Суворов один. Я между неограниченными обязанностями Вам считаю из первых отдавать справедливость каждому. Сей долг из приятнейших для меня. Сколько бы генералов, услыша о многочисленном неприятеле, пошли с оглядкою и медленно, как черепаха, то он летел орлом с горстию людей. Визирь и многочисленное войско было ему стремительным побеждением. Он у меня в запасе при случае пустить туда, где и Султан дрогнет»⁰.

Примечательно, что в данном случае Потемкин намекает на свое намерение направить армию под предводительством Суворова на Стамбул. Это поддержала Екатерина, как это следует из ее письма от 18 октября 1789 г.

«…Александру Васильевичу Суворову посылаю орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую, весьма богатую, – писала он Потемкину 18 октября. – Осыпав его алмазами, думаю, казист будет. А что тунеядцев много, то правда. Я давно сего мнения…»⁰. В тот же день, отправляя еще одно письмо Потемкину в ответ на его просьбу пожаловать Суворову орден Св. Георгия 1-й степени, Екатерина писала: «…К Графу Суворову, хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерию Егория Большого креста посылаю по твоей просьбе: он того достоин, паче же мне нравится, куда его прочишь»⁰. Завершающая часть фразы Екатерины II «паче же мне нравится, куда его прочишь» недвусмысленно являлась одобрением планов Потемкина двинуть русские войска под командованием Суворова «туда, где и Султан дрогнет», т.е. на Константинополь. В тот же день, 18 октября 1789 г. Екатерина направила свой рескрипт о награждении его орденом Св. Георгия 1-й степени и самому Суворову⁰.

Выражая свое искреннее удовлетворение решением императрицы и военным успехом Суворова, Потемкин обращает его внимание на свое к нему расположение, свою дружбу и горячее покровительство. «Я с удовольствием сердечным препровождаю вам, мой любезный друг, милости монаршие, – писал он Суворову 3 ноября. – Вы, конечно, во всякое время равно приобрели славу и победы. Но не всякий начальник с равным мне удовольствием сообщил бы Вам воздаяние. Скажи, Граф Александр Васильевич, что я добрый человек. Таким я буду всегда. …Прощай, Милостивый Государь. Я всю жизнь»⁰.

Выражая свою признательность Потемкину за покровительство, ходатайство о своем столь высоком награждении, в письме Екатерине 8 ноября 1789 г. с благодарностью за награды Суворов говорит что Потемкин «посредник сближения моего к нижним степеням Высочайшего престола Вашего – великодушный мой начальник, Великий муж, Князь Григорий Александрович!»⁰. Те же чувства в отношении князя Потемкина Суворов выразил и в письме В.С. Попову 8 ноября: «…Долгий век Князю Григорью Александровичу! Увенчай его Господь Бог лаврами, славою. Великой Екатерины верноподданные, да питаютца от тука Его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек! Щастье мое за него умереть!»⁰

Несомненно, Суворов был чрезмерно и искренне доволен такими наградами. Он даже не ожидал их. «…Слышала, сестрица, душа моя, еще de ma Magnanime Mere (т.е. Екатерина II) рескрипт на полулисте будто Александру Македонскому, – радостно сообщал он о своих наградах дочери Наталье Суворовой 8 ноября. – Знаки Св. Андрея тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, Первый класс Св. Георгия. Вот каков твой папенька. За доброе сердце, чуть право от радости не умер…»⁰. Наконец, императрицей ему была оказана честь, благодаря которой он ощутил себя наравне со своим кумиром детства Александром Македонским. Никакого сомнения в беззаветной преданности Суворова Екатерине II и князю Потемкину быть не могло. Он ощущал себя самым счастливым из верноподданных российской императрицы и это было высшим ощущением своего социально-политического состояния, и о более высоком Суворов и не мечтал.

ГЛАВА 3. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА 1791 – 1799 гг.

3.1 СУВОРОВ И БОРЬБА «ДВОРЦОВЫХ ПАРТИЙ» В 1791-1792 ГГ.

После еще одной блестящей победы, взятия Измаила в 1790 г., когда Суворов очень рассчитывал на получение жезла фельдмаршала, убежденный в том, что он его, безусловно, заслужил, он явно был недоволен, что этого не произошло. Суворов считал, что главным препятствием тому был именно Потемкин. Что касается Светлейшего князя Г.А. Потемкина, то последний был озабочен возвышением при дворе нового екатериненского фаворита П. Зубова, его братьев и других родственников. «Князю Потемкину, – вспоминал П.Ф. Карабанов, – вся фамилия Зубовых, выведенная графом Николаем Ивановичем Салтыковым, была противна. Не взирая ни на что, он домогался заменить их кем-либо другим» ⁰. Ходили слухи, что Потемкин в стремлении обеспечить себе устойчивое политическое будущее, вынашивал и другие, далеко идущие планы, чреватые уже борьбой с самой императрицей. Ссылаясь на В. Зубова (младшего брата екатериненского фаворита), мемуарист говорит, «что Потемкин беспрестанно под разными предлогами увеличивает свое войско, составляет двухкомплектные полки; имеет готовых солдат, распущенных по селениям; всячески старается привлекать к себе жителей того края, которые ему очень преданы, и т.п.» ⁰. Эти действия Потемкина, по свидетельству Карабанова, вызвали опасения императрицы. Поэтому-то она и вызвала Потемкина в Петербург⁰.

Стремление Екатерины II завершить войну с Турцией, истощавшей Россию, еще более усилило беспокойство Потемкина: прекращение войны могло резко снизить его политическую роль. Карабанов утверждает, что Екатерина II, особенно после блестящей победы, одержанной русскими войсками под командованием князя Н.В. Репнина над турецкими, возглавлявшимися визирем, в 1791 г. при Мачине «желала мира», вопреки совершенно противоположным намерениям Потемкина. Вот поэтому-то она и «дала князю Репнину повеление заключить оный (мир) без его (Потемкина) ведома» ⁰. То, что мир с турками был заключен Репниным по поручению императрицы, подтверждает и Л. Энгельгардт, который, будучи племянником Светлейшего, не скрывает свою неприязнь к Репнину.

«Вскоре визирь прислал к князю Репнину с предложением открыть переговоры о мире, – пишет Энгельгардт. – Князь был уполномочен от императрицы, почему, нимало не медля, поверенные с обеих сторон в Галацах съехались, сделаны были предварительные условия и подписаны визирем и князем Репниным; для утверждения их назначен конгресс в Яссах» ⁰. Как свидетельствовал И.И. Шувалов в своем письме к князю Н.В. Репнину, «редкий день не вижу я Императрицы, …но не помню, чтобы она была когда-нибудь так довольна, так счастлива и весела, как по получении донесения о Мачинском деле и особенно еще о подписании прелиминарных мирных пунктов. Эта война, писал Шувалов, так уже была тяжела для нее, что если бы не это донесение, она решилась просить прусского короля о посредничестве между нею и султаном; а эта мысль убивала ее»⁰.

Реакция Потемкина на заключение мира с турками была чрезвычайно отрицательная. «Светлейший князь приехал после сего через три дня, – вспоминал его племянник Энгельгардт, – и очень ему было досадно, что князь Репнин поспешил заключить мир» ⁰. Потемкин мотивировал свое недовольство, раздражение, даже гнев достаточно весомыми и весьма знаменательными факторами. «Он выговаривал ему при многих, – вспоминал тот же Энгельгардт, – сказав: «Вам должно было бы узнать, в каком положении наш Черноморский флот, и о экспедиции генерала Гудовича; дождавшись донесения их и узнав от оных, что вице-адмирал Ушаков разбил неприятельский флот, и уже его выстрелы были слышны в самом Константинополе, а генерал Гудович взял Анапу, тогда бы вы могли сделать несравненно выгоднейшие условия» ⁰. Хотя «любочестие» Репнина, как утверждал мемуарист⁰, и играло определенную роль в этом деле, но не оно было главной причиной его поведения.

Несомненно, подстегиваемый собственным честолюбием и тщеславием, он, тем не менее, прежде всего, строго выполнял инструкции императрицы. Не исключено, что и те замечания, которые сделал о поведении Потемкина В. Зубов, могли повлиять на ее настроения императрицы и ее стремление заключить мир с турками как можно скорее. Иными словами, Екатерина II могла действительно опасаться амбиций Потемкина. Ведь он уже не являлся ее любовником, и хотя бы из опасений потерять свое политическое влияния, а еще хуже, оказаться в опале, мог вынашивать намерения стать независимым властителем на вновь отвоеванных землях в Крыму и Таврии.

Это обстоятельство беспокоило и Суворова: прекращение войны и заключение мира вело и прекращению его полководческой карьеры, к отсутствию надобности у Екатерины в его «шпаге». Разгоравшиеся политические интриги при Дворе в борьбе за влияние на императрицу беспокоили Суворова не менее – он вынужден был определиться, с какой из «придворных партий» ему быть: с Потемкиным или Зубовыми.

В этом плане интересны размышления А.В. Суворова в конфиденциальном его письме к Д.И. Хвостову от 8 августа 1791 г. Примечательно, что Суворов просит своего корреспондента ни в коем случае ни с кем не делиться его, суворовскими размышлениями.

«…Князь Потемкин, – размышляет Суворов о политических амбициях Светлейшего и в целом и внутриполитической ситуации во властных кругах России, – не о Королевстве Курляндском мечтает. Курляндское Герцогство – это малость, на сих патриот не стой, иди далее, он колосс!» Стало быть, слухи о мечтаниях князя Потемкина стать независимым монархом, в частности стать «королем Курляндским» активно циркулировали при дворе императрицы. Суворов намекает на то, что честолюбие Потемкина простирается гораздо дальше, чем «королевский престол» в Курляндском герцогстве.

«…Я помню дежурный приказ – арнауты принадлежат «Гетманской булаве», - вспоминает Суворов, намекая на амбиции Потемкина. – Он имеет инсигнии донских и иных казаков, его поминают за выносом без синода с прибавлением «Его армии военной». Газетчины дает ему Тавриду» ⁰. Иными словами, Суворов обращает внимание на то, что у Потемкина и так уже достаточно власти. В его распоряжении находятся все казаки, газетчики утверждают о том, что он претендует на роль властителя Крыма, что уже говорят о «Его армии», т.е. не об императорской, но «потемкинской». Таким образом, Карабанов, ссылавшийся на В. Зубова, отражал реальное положение вещей, которые не могли не беспокоить императрицу. Она, видимо, действительно опасалась, что Потемкин может попытаться стать суверенным, независимым от нее властителем Крыма, неким новым «Крымским ханом». В сложившейся ситуации Суворов пытается понять и проанализировать сложившуюся обстановку. Суворов обращает внимание, прежде всего, на политические последствия победы Репнина при Мачине.

«Неприятно слух уменьшает победу Князя Николая Васильевича Репнина, а перевесу нет, – считает Суворов, но тут же выдвигает предположительные прогнозы дальнейшего развития внутриполитической ситуации. – Армия побьет Визиря – он (имеется в виду Г. Потемкин) Генералиссимус, Граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский – Фельдмаршал; паче, как мир, Граф Александр Андреевич Безбородко – Канцлер: вот и триумвират…Хотя бы того не было, но возможное…» ⁰. Суворов предполагает вероятность еще одного столкновения русской армии с основным войском Визиря. Это было не так: турки и их Визирь уже не были намерены продолжать активное сопротивление, но начали просить мира. Но, исходя из собственных соображения, Суворов предполагает, что Мачинская победа (по мнению Суворова, не столь значима, как ее считают) усилила политические позиции Потемкина, а в случае его следующей победы уже над войском Визиря, - Потемкин станет Генералиссимусом, т.е. получит исключительный, самый высокий воинский чин по российской Табели о рангах. И тогда Суворов прогнозирует «триумвират» из Потемкина, Орлова-Чесменского и Безбородко. Если они будут действовать заодно, то неизбежно «свергнут» оппозицию, в которую входил Репнин, Салтыков, Зубовы. Далее Суворов рассуждает о том, что мог бы и должен был сделать Потемкин в этой политической ситуации.

«Колосс сей (имеется в виду Потемкин) власть свою держать должен и еще по правилу, что не возрастает – упадает. Перун его грозит, его рог изобилия привлекает» ⁰. Иными словами, Потемкин, скорее всего, будет усиливать свою власть властными угрозами и щедрыми вознаграждениями, иначе он ее может потерять. Далее Суворов видит оптимальное решение в следующих политических действиях Потемкина: «Какое ж средство? Надеждою питать… Титлы без власти или с уменьшением ее. Чин страшен!» ⁰ Иными словами, по мнению Суворова, нужно обещать вознаграждения, давать высокие чины, но без реальной власти. Рассматривая положение упомянутой выше оппозиционной Потемкину «придворной партии» Зубовых, Суворов пытается представить ее политические возможности.

«Хотя бы граф Николай Иванович Салтыков Президент, по победе над Визирем, – рассуждал полководец, – хотя бы тогда Князь Николай Васильевич Репнин и Фельдмаршал – не удержит баланс, в существенном разве, в лицемерном патриотстве, что еще опаснее» ⁰. То есть, Суворов считает, что, если Н.И. Салтыков, в случае победы над войсками Визиря, станет Президентом Военной коллегии, – Репнин станет фельдмаршалом. Однако он выражал сомнения в том, что даже при самом благоприятном развитии событий для этой «партии», при всех ее военных победах, она все-равно не сможет противостоять Потемкину («не удержит баланс»). Правда, Суворов допускает лишь одну возможность – сыграть на патриотических лозунгах и пафосе. И далее Суворов дает понять, что Репнин, самая сильная на данный момент военно-политическая фигура данной «партии» вовсе не годится для роли ее лидера.

«Ныне обуздан его самолюбием и ложнословием Мачинской победы, которою мечтал Мир! – объясняет Суворов почему он так думает. – Буде унизил Князь Потемкин блистание дела, сколько ж он слаб, протягивая выю…»⁰. Суворов считал, что Репнин преувеличил значение своей победы, он называет это «ложнословием», а после того, как князь Потемкин «отчитал» Репнина за поспешность в подписании прелиминарных условий мирного договора и принизил значение Мачинской победы, Репнин, по слухам, гнет шею перед Потемкиным. Однако это было не совсем так.

Вот как описывал ситуацию француз Ш. Масон. «Его (Потемкина) встреча с Репниным была весьма любопытна, – рассказывает он. – «Как, – сказал он ему, – будучи ничтожным учеником Мартэна (Репнин был ревностным апостолом мартинизма), осмелился ты в мое отсутствие предпринять такие действия? Кто приказывал тебе так поступать?» Репнин, возмущенный, наконец, подобным обращением и расхрабрившийся от своих успехов, посмел на этот раз выказать твердость: «Я служил своей родине, – сказал он, – моя жизнь не в твоей власти, а ты – дьявол, которого я больше не боюсь». Сказав эти слова, он вышел в бешенстве, захлопнув дверь перед носом Потемкина, который следовал за ним с поднятыми кулаками. Еще немного, и два героя России вцепились бы друг другу в волосы»⁰. Такая смелость в поведении, обычно весьма осторожного, Репнина может служить косвенным указанием, что он чувствовал за собой поддержку императрицы: он действовал с ее санкции, поэтому и так смело, даже дерзко возражал Потемкину.

Суворов анализировал ситуацию, имея в виду, прежде всего, перспективы ее развития с точки зрения его интересов. «По победе над Визирем чем далее Князь Потемкин пойдет, тем опаснее…»⁰, – полагал Суворов. И опасность эту он усматривал не только в контексте общеполитической ситуации в России, но в первую очередь для своей карьеры.

«Я легкий временщик и для него прах, – скептически предполагает полководец свои перспективы. – Разве быть в так называемой «Его армии» помощником Князя Николая Васильевича Репнина? Какое ж было бы мне полномочие? Выгнавши меня во вторую ролю, шаг один до последней…»⁰. Иными словами, Суворов считал, что его, кажущееся высоким, военное положение, его позиции в армейской иерархии, временны, обусловлены они были военно-политической конъюнктурой. Он, несомненно, имел в виду две свои главные победы – на реке Рымник в 1789 г. и взятие Измаила в 1790 г. Теперь же, победа Репнина при Мачине, как бы заметно умалила его, Суворова победы. Теперь Репнин мог претендовать на роль «главного полководца», выигрывавшего победы для Потемкина. Он предполагает, что если русская армия, официальным главнокомандующим которой является Потемкин, т.е., по общему мнению «его (Потемкина) армия», но под предводительством Репнина разобьет Визиря, то главные лавры от этой победы достанутся Потемкину, еще более его усилят. Но в такой ситуации, скорее всего, по мысли Суворова, командовать этой «потемкинской армией» будет Репнин, а ему, Суворову достанется какая-нибудь «вторая роль» под началом его главного недруга и соперника князя Репнина. А потом его, Суворова и вообще могут прогнать на последние роли в армии.

«Твердый дуб падает не от ветра или сам, но от секиры, - философски рассуждает Суворов. – Здесь колебался Князь Потемкин, там Князь Николай Васильевич Репнин дал ему новые силы, так чтобы лутче вовсе не было Мачина!⁰ Иными словами, Суворов считал, что именно Мачинская победа Репнина главные политические выгоды обеспечила, прежде всего, Потемкину. Он мог теперь планировать продолжение войны до полного разгрома Турции.

Перспективы политического расклада при Дворе неспроста беспокоили Суворова. Когда, в феврале 1791 г. императрица Екатерина II вызвала, как ясно из ранее приводившихся свидетельств, преднамеренно Потемкина в Петербург ко Двору, последний намеревался оставить вместо себя не Репнина, а Суворова. Причины такого выбора Потемкина были ясны всем. В придворных, политических и высших военных кругах не сомневались, что «князь Николай Васильевич Репнин был его (Потемкина) заклятым врагом»⁰. Весьма неоднозначное отношение Екатерины II к политическому усилению Потемкина, равно и скептическое ее отношение к полководческим дарованиям Светлейшего в придворных слухах обнаружилось еще в начале 2-й русско-турецкой войны. Одни из современников, весьма посвященный в политические процессы при дворе, М.А. Гарновский записал в своем дневнике 17 октября 1787 г.: «В городе все кричат, что князь Репнин послан его светлости на смену. Канальские слухи таковые проистекают верно от господ союзников⁰. А спустя два месяца, в декабре того же 1787 г. он вновь пишет о том же: «Князю Николаю Васильевичу (Репнину) велено (Екатериной II) поспешно следовать в команду его светлости; на дорогу выдано ему десять тысяч рублей. В городе начали теперь говорить, что князь Репнин послан на смену его светлости. Неизвестно, согласится ли граф Алексей Григорьевич (Орлов) принять над флотом команду»⁰. Насколько определенными были намерения Екатерины II и имели ли они вообще место в 1787 г., сказать трудно. Однако надо полагать, таковые размышления у нее имелись, т.е. еще в 1787 г. у Екатерины II уже возникли опасения в отношении Потемкина. Уже тогда ее начали пугать возросшие авторитет, власть и амбиции Светлейшего. Выше уже отмечалось, что в 1791 г., отзывая Потемкина в Петербург и давая негласные поручения Репнину, Екатерина II выражала тем категорическое несогласие с внешнеполитическим курсом Потемкина, в частности, в отношении Турции. Она имела твердое намерение поскорее закончить войну и подписать мир с турками. Вот почему Репнин действовал так смело и резко возражал Потемкину. Потемкин же, судя по ряду косвенных свидетельств, имел намерение закончить войну только после взятия Константинополя. В этом с ним, очевидно, был полностью солидарен «генерал-вперед» Суворов, преданно следовавший в политическом курсе за Светлейшим, своим, как он считал, благодетелем. «Оставляете Суворова: поведет армию в Царьград или сгубит! Вот увидите»⁰, – цитирует Суворов мнение Репнина на намерения Потемкина оставить вместо себя Суворова. Эти слова Репнина обращены к Потемкину, который, как свидетельствует Суворов, уезжая в Петербург в феврале 1791 г., намеревался оставить его вместо себя.

Биографы Суворова считают, что это группировка, связанная с наследником престола, к которым принадлежал и Репнин, сделала все, чтобы во главе армии не оказался сторонник Потемкина⁰. Однако решающую роль сыграли политические настроения самой императрицы. Она серьезно опасалась и того, что победоносное завершение Потемкиным войны в Константинополе не только неимоверно усилит его политические позиции, но и создаст хорошие предпосылки для реализации им своих амбициозных замыслов – стать независимым монархом в южной части России, а, может быть, и в Константинополе. На это намекают и записки статс-секретря императрицы А.В. Храповицкого. 24 августа 1791 г. он записал: «Курьер с известием, что 29 июня над турецким флотом вице-адмирал Ушаков одержал морскую победу при самом входе в канал в 60 верстах от Константинополя. Известие сие не от Ушакова, но из Царяграда к Визирю с просьбою, чтоб наш флот отступил. – Довольны тем, что теперь есть возможность идти прямо на Константинополь»⁰. К этому свидетельству, по смыслу примыкает и другое, правда, относящееся к обстоятельствам ноября 1792 г., однако красноречиво указывающее на военно-политические настроения Суворова. 22 ноября 1792 г. А.В. Храповицкий вновь записал: «Граф Безбородко говорил мне с неудовольствием о назначении Суворова к командованию войск на границе турецкой: он всех изнурит и также разгонит, как в Финляндии; нам надобен человек, который бы мог все сберечь и приготовить и доставлять сюда верные сведения, потому что турки вооружают флот. Суворов же, напротив того, будет писать только загадками к Турчанинову. Тут рассказал я графу (Безбородко), для смеха, разговор со мной Попова, который радовался, что французы хотели поджечь турок, а Суворов и Мордвинов и спят и видят, чтоб войти в Царьград. Турки тотчас убегут; там останется до 30 тысяч греков – вот наследство Великому Князю Константину Павловичу!»⁰

Таким образом, видно, что стремление Екатерины II быстрее закончить войну и заключить мир с турками вряд ли можно объяснить лишь интригами «партии», оппозиционной Потемкину. Противником «марша на Царьград» был и граф Безбородко, и статс-секретарь императрицы А. Храповицкий. А вот к главным идеологам «партии войны», несомненно, принадлежали Суворов, главнокомандующий Черноморским флотом адмирал Мордвинов и сам Потемкин. Очевидно, что это предложение – оставить Суворова вместо Главнокомандующего – Екатерина II не приняла и настояла, по понятным причинам, на кандидатуре Репнина. Решающим фактором в поведении и решениях императрицы Екатерины II, конечно, было стремление к заключению мира с Турцией. Потемкин поднялся в своем политическом весе благодаря «турецкой войне»: пока шла война, Потемкин был очень нужен, как и Суворов. Завершение войны с Турцией, несомненно влекло за собой уменьшение политической роли и влияния Потемкина и всех «вождей» «военной партии», в том числе и весьма активного, инициативного сторонника полного разгрома Турции и похода на Царьград Суворова. Известно, что в 1793 г. Суворов обращался к императрице с проектом и планом новой войны с Турцией и этого самого «царьградского похода». Выбрав Репнина, а не Суворова, сделал это не потому, что предпочитал воинские таланты Репнина суворовским: Потемкин прекрасно знал цену Суворову и его полководческим способностям. Но Репнин был «послушным» и «управляемым», и потому императрица остановила свой выбор на Репнине, а Потемкин, стремясь сохранить свое влияние на политические дела и, в силу этого, на Екатерину II, «цеплялся» за власть, чувствуя, как он ее постепенно теряет.

Впрочем, возможно, уступчивость Потемкина при выборе заместителя в связи с отъездом в Петербург в феврале 1791 г. и приятие в качестве такового не Суворова, а Репнина, объяснялась также и дошедшими до него сведениями о «неблагонадежности» Суворова. Как полагают суворовские биографы, Суворов, очевидно, узнал подробности интриги против себя лишь много месяцев спустя, а зимой 1791 г., по приезде в столицу, он оказался среди противников Потемкина⁰. Как уже говорилось выше, нам не известно что-либо конкретное об «интриге Репнина», но что касается некоторых реальных причин «охлаждения» Потемкина к Суворову, причин, породивших у светлейшего сомнения о преданности ему Суворова, то об этом писал догадывался сам Суворов. Похоже, сватовство Салтыковых, ярых оппонентов и недругов Потемкина, к Наташе Суворовой было важной частью, как считал полководец, интриги именно Репнина. Летом 1791 г. Суворов начал догадываться об истинных намерениях своих «доброжелателей». Но, видимо, не следует преувеличивать влияние указанных факторов на поведение Потемкина, хотя он мог преднамеренно, специально указать (в той или иной форме) на них, как бы объясняя Суворову свое к нему охлаждение. Не надо забывать, что Потемкин никогда не испытывал в отношении к Суворову особой сердечности. Он относился к полководцу с ревностью и исключительно прагматично. Но Суворов, видимо, преувеличивал политическую значимость своего поведения, обусловленного решением проблемы замужества своей дочери.

«С графом Николаем Ивановичем меня сплел женихом, – с сожалением полагал Суворов и обвинял во всем Репнина. – Стравил меня со всеми и страшнее»⁰. Трудно сказать, насколько Суворов был прав, считая во всем этом виновным именно Репнина, но факт оставался фактом – сватовство Салтыковых к Суворовым имело место и, видимо, не без удовольствия для Суворова. Не следует забывать и другого: хотя Н. Суворова не вышла замуж за Салтыкова, но она вышла замуж за Н. Зубова, брата нового екатериненского фаворита, лидера «противопотемкинской партии».

Конечно, не следует сбрасывать со счетов и военно-политические факторы, приведшие к подписанию мира с Турцией и завершению, к удовольствию императрицы, столь обременительной войны. А решающим фактором, приведшим к миру, была, без преувеличения, блестящая победа Репнина при Мачине. Военно-политическая ситуация для Суворова после победы Репнина при Мачине резко изменилась. Прежде именно он, после Рымника и Измаила, и был «потемкинской шпагой», реальным командующим «потемкинской армии». Теперь же у Потемкина,не произошло. который вряд ли относился к Суворову как к близкому другу, но лишь как к «своему генералу», появился другой кандидат на это место и на эту роль – Репнин. Вот почему Суворов столь пессимистически рассматривал свои военно-политические перспективы после Мачинской победы, даже сожалея, что таковая состоялась. Но, как выше уже было отмечено, Суворов, скорее всего преувеличивал и влияние Мачинской победы на ухудшение своего военно-политической ситуации, и ошибался, объясняя ею потемкинское предпочтение Репнина ему, Суворову. Как уже отмечалось, никакой переоценки военного авторитета Суворова и Репнина в глазах Потемкина не произошло. Просто Потемкин должен был продемонстрировать свой отказ от «царьградского проекта», явно неприемлемого императрице, вызывавшего ее раздражение и недовольство, стараясь убедить и ее, и всех остальных, что это именно Суворов был его автором, активно продвигавшим реализацию проекта и оказывавшим влияние на Потемкина, а он, Потемкин вовсе не был его «протагонистом». Таким образом, Потемкин, именно Суворова сделал неким «козлом отпущения», стремясь сохранить свою ведущую политическую роль при Екатерине. Это Екатерина дала санкцию Репнину на подписание мира с турками в Яссах, вопреки настрою и мнению Потемкина. И это Екатерина выбрала Репнина, предпочтя его Суворову, а не Потемкин, и потому, что Репнин был лучшим ее полководцем, а потому, что Репнин был как дипломат лучше, чем как полководец, а лучшим полководцем в ее глазах, как и в глазах Потемкина, по-прежнему оставался Суворов, только теперь ей был нужен не «полководец», тем более рвущийся к Царьграду, а «дипломат», который сумеет заключить достойный мир. К тому же, не следует забывать, что Репнин был в числе наиболее активных участников подготовки переворота, приведшего ее к власти. Она ему вполне доверяла, и он был, как уже сказано, вполне «управляемым» и в ее воле.

Однако, учитывая все сказанное выше, следует иметь в виду, что внезапная смерть Потемкина дала в руки «партии Репнина» новую возможность – Суворов был скомпрометирован в глазах императрицы и отодвинут на второстепенный пост строителя пограничных укреплений⁰.

Смерть Потемкина в 1791 г. привела к власти «партию» Зубовых. Начавшиеся «польские дела» определили представителей этой партии на ведущие роли в решении «польского вопроса»: граф Н. Зубов стал поверенным в делах в Варшаве. Младший из братьев Зубовых, молодой Валериан, которого, при поддержке Екатерины II, братья всячески стремились вывести на роль «главного полководца», был предназначен на должность главнокомандующего русскими войсками в «польском походе», а князь Н.В. Репнин был назначен на должность главнокомандующего войсками в Польше и Литве. Однако боевые действия на «польском фронте» в 1794 г. оказались не очень удачными. Поэтому Екатерина II вынуждена была вновь обратиться к Суворову. По распоряжению фельдмаршала П.А. Румянцева, непосредственного начальника Суворова на южной, «турецкой» границе, в начале августа 1794 г. войска под командованием Суворова начали свой «польский поход». К 7 ноября 1794 г. Суворов разбил войска противника, взял Варшаву и блестяще завершил свою «польскую кампанию». В этом отношении примечательны комментарии к этой кампании самого Суворова. «Миролюбивые фельдмаршалы при начале польской кампании провели все время в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом. Какое кровопролитие! Я пришел и победил. Одним ударом приобрел мир и положил конец кровопролитию»⁰.

Императрица Екатерина II по достоинству оценила полководческие заслуги Суворова и 19 ноября 1794 г. произвела его в чин генерал-фельдмаршала. «Господин генерал-фельдмаршал граф Александр Васильевич, – писала императрица. – Поздравляю вас со всеми победами и со взятием Прагских укреплений и самой Варшавы»⁰. Екатерина сделала это вопреки нежеланию и препятствиям со стороны доминировавшей придворной партии. Ее представители надеялись, что императрица все-таки не пожалует Суворова фельдмаршалом, что все обойдется чином генерал-адъютанта⁰. Однако, когда Екатерина II получила известие о взятии Суворовым Варшавы, на следующий день, 19 ноября, во время торжественного обеда в Зимнем дворце она провозгласила тост за здоровье генерал-фельдмаршала Суворова. «Пожалованье графа Суворова… сбило с пути всех его старших (т.е. тех, кто был по производству в генерал-аншефы «старше» Суворова, а именно: Репнина, Салтыкова, Каменского и др.), их жен, сестер, детей и приятелей», – писал граф Безбородко графу Воронцову⁰. До конца своих дней и своего правления Екатерина II считала Суворова своим лучшим полководцем, о чем свидетельствуют ее планы борьбы не только против революционной Французской республики, но и против других врагов России на западе. 20 октября 1796 г., незадолго до своей кончины, Екатерина II писала Гриму: «Прусский король вооружается. Против кого? Против меня. В угоду кому? Цареубийцам, друзьям своим, на которых ему нельзя ни в чем положиться. Если этими вооружениями думают отвлечь меня и остановить поход моих войск под предводительством фельдмаршала Суворова, то очень ошибаются»⁰.

Проведенное выше исследование политической ситуации, в которую так или иначе оказался вовлечен и Суворов, позволяет сделать один вывод, который сделал и сам Суворов: никакой особой любви к нему ни со стороны Екатерины II, ни со стороны Потемкина, не было. Полководец интересовал их лишь сугубо прагматически, как орудие для реализации их политических и военно-политических целей. Это, несомненно, определяло отношение Суворова к императорской власти, не позволяя ему быть уверенным в ее искреннем и не утилитарном к нему благожелательном отношении.

3.2 СУВОРОВ И ЗАГОВОР ПРОТИВ ПАВЛА I

Хрестоматийно известно, что отношения между фельдмаршалом Суворовым и императором Павлом I, вступившем на российский престол после смерти Екатерины II в ноябре 1796 г., очень быстро испортились и до такой степени, что император уволил полководца из армии и отправил в ссылку в деревню. Как известно, А.В. Суворов почти открыто возмущался (по своему, конечно) вредными, в чем он был убежден, прусскими порядками в русской армии. Где только это было возможно полководец проявлял неповиновение новым армейским порядкам. В связи с этим вскоре распространились слухи о «заговоре» и подготовке «государственного переворота» под руководством фельдмаршала Суворова.

Однако, следует заметить, что взаимоотношения между Суворовым и императором Павлом были сложнее и не столь однозначные. Развитие их взаимоотношений зависели и от императора, и от Суворова. Император, убежденный в том, что его мать, императрица Екатерина II узурпировала власть, совершив дворцовый переворот 1762 г., лишивший законной власти его отца императора Петра III, не сомневавшийся в том, что последний был убит по воле матери и видевший в ней не столько мать (Екатерина, менявшая любовников, практически не занималась его воспитанием), сколько лицо, незаконно захватившее престол, лишив престола его, законного наследника и законного императора, до 42-лет истомившийся вынужденной отстраненностью от власти по воле матери, вступив на престол, стремился все поменять в Российской империи и сделать это быстро, пытаясь как бы наверстать упущенное за десятилетия своего пребывания в Гатчине, отстраненным от государственных дел.

Кроме того, выделив сыну Гатчину, как карикатурное, игрушечное «государство», где он мог реализовывать свои государственные и армейские планы и «прожекты», императрица Екатерина тем самым, волей-неволей, выработала в его сознании и мировоззрении склонность к принятию упрощенных решений, убеждение в простоте организации и реформировании тех или иных учреждений. При этом цесаревич Павел был погружен, главным образом, в армейские дела, создавая, организуя свою маленькую, «игрушечную» «гатчинскую армию». Эта погруженность в армейские «игрушечные» дела выработала в его сознании убежденность в том, что единственным и наиболее эффективном способом управления государством является военный, армейский. Это убеждение усугублялось еще и тем, что самым лучшим из армейских методов строительства и управления, как армией, так и государством, является тот, который, как считал Павел, оставил прусский король Фридрих II Великий. Пользуясь этим «прусским методом» Павел строил, организовывал свое «гатчинское государство», «гатчинскую армию», упрочиваясь во мнение о своей правоте, помятуя и о том, что таковым же убежденным поклонником и последователем Фридриха Великого был и его отец, Петр III. И конечно же, цесаревич имел свои, идеализированные представления об убиенном отце, насильственным образом лишенным власти, престола в результате коварного заговора. Все это весьма напоминало ситуацию шекспировского Гамлета, и одно из прозваний Павла «русский Гамлет» не было лишено оснований, и возможно, имевший достаточно времени для погружения в рефлексию о своем прошлом и будущем, Павел сам сравнивал себя с принцем Гамлетом, а свою историю с изложенной в трагедии Шекспира. Поэтому, вполне естественно, что цесаревич Павел ненавидел все, что делалось его матерью, хотя бы потому, что это делалось по ее воле, и всех, кто так или иначе был облагодетельствован ею. Но для таковых его настроений были и объективные основания. «Гром победы раздавайся…» заслонял с очевидностью надвигавшийся кризис всей поместно-крепостной системы «регулярного государства», созданного царем-императором Петром Великим, и российское государство, Россия нуждались в реформах, причем, в первую очередь внутренних. И, будучи сторонником методов прусского короля Фридриха Великого, Павел считал, что, одновременно, и методы Петра Великого, мечтая о восстановлении «регулярного государства», созданного Петром и испорченного Екатериной, во всяком случае, как это понимал именно он. Воспитывавшийся до 42 лет в ограниченном «игрушечном» пространстве «гатчинского государства», Павел, волей-неволей, выработал в своем мировоззрении «игрушечное» восприятие реального мира, вхождение в который было подобно выезду Дон Кихота из своего «игрушечного книжного мира» в мир реальной действительности. Подобно Дон Кихоту, Павел также стремился переделать реальный мир Российской империи и пространство окружавшее этот мир, в соответствии с нормами и правилами «игрушечного гатчинского мира». Этот «архетип Дон Кихота», наверное, неосознанно, но на подсознательном уровне предопределял поведение и многие поступки императора Павла. Да внешне все указывало на его «кихотизм»: средневековая рыцарственность, ярче всего проявившаяся в его отношениях с Мальтийским орденом, принятие на себя регалий Великого Магистра этого ордена, учреждение рыцарского антуража, с кавалергардами, пажами, «гатчинским замком» и т.п. И в этом смысле, конечно же прозвание Павла «русским Дон Кихотом», быть может, в еще большей мере подходило к нему, отражая его натуру, «архетип» поведения, чем репутация «русского Гамлета», хотя элементы «гамлетизма» ему, бесспорно, были присущи.

Отношение Павла к Суворову, справедливости ради следует это отметить, первоначально были весьма благожелательными, несмотря на то, что Суворов был одним из «екатериненских орлов». Однако, во-первых, Суворов имел бесспорную репутацию лучшего полководца Империи, действительно выдающегося полководца. Во-вторых, Суворов никак не был лично причастен к перевороту 1762 г. В-третьих, Суворов был «солдатом», «до мозга костей» военным человеком, а не придворным шаркуном, и все его регалии добыты были его реальными военными заслугами, а это всегда высоко ценилось императором Павлом. Он, преклонявшийся перед армией, любил и уважал простодушие, солдатскую прямоту, которая была вполне присуща Суворову. В-четвертых, Павел, конечно, видел и понимал, что ненавистный ему Потемкин, «затирал» Суворова, тормозил его карьеру, мешал оценивать его доблести и полководческие подвиги в соответствии с подлинными заслугами, и лишь после смерти Потемкина Суворов, можно сказать, получил простор для полного и выдающегося проявления широты масштабов своего полководческого гения в блестящем «польском походе» 1794 г.

В свою очередь, и Суворов сам, после Кинбурнской победы 1787 г. считал себя по полководческому умению равным своему кумиру маршалу Тюренну, а после «польского похода» 1794 г. – превосходящим полководческие достижения любимого Павлом прусского короля Фридриха Великого. Надо сказать, что Суворов, вопреки историографической, а скорее идеологический, традиции, упрочившейся в сталинские времена, после победы в Великой Отечественной войне, утверждавшей чрезвычайно критическое его отношение к Фридриху Великому, на самом деле высоко ценил и выдающиеся природные и проявленные на практике полководческие способности прусского короля, видя в нем одного из великих полководцев всех времен и народов. Суворов критиковал не Фридриха, а его «слепых» последователей, которые стремились копировать тактические методы великого полководца. Таковым был и император Петр III, и император Павел I, и даже фельдмаршал Н.В. Репнин, обладавший действительными военными способностями. Сам же Суворов считал, и не без основания, что Фридрих Великий не был «рабом» некого неизменного своего тактического метода, но действовал, как и подобает подлинному выдающемуся полководцу сообразно с реальной боевой обстановкой, как и маршал Тюренн, любивший повторять для всех, кто пытался копировать его тактические приемы, «важнее всего здравый смысл». Этому же правилу следовал и Суворов. Поэтому на Суворова вся гатчинская шагистика императора Павла, скопированная с прусских порядков, уже давно устаревших и уже имевших мало общего с гением Фридриха Великого, не произвела никакого впечатления. Более того, она вызвала его отрицательную реакцию, выраженную в весьма неуважительной форме, учитывая, что продемонстрированные ему плац-парады были организованы самим императором. «Дон Кихот» на российском императорском престоле столкнулся с «реальным полководцем», уже знавшим себе цену, убежденным в том, что он равен Тюренну и выше Фридриха Великого, а единственным для себя военным авторитетом, с которым он хотел бы посоревноваться в полководческом мастерстве считал с недавних времен лишь генерала Бонапарта.

Действительно, вскоре после воцарения Павла I, недовольство армии и офицерского состава сумасбродными прусскими нововведениями нового императора, вылилось в возникновение офицерского заговора к началу 1797 г. Среди руководителей и участников заговора были офицеры, пользовавшиеся доверием и уважением Суворова. Это были: полковник А.М. Каховский (родной дядя декабриста П.Г. Каховского, сводный брат А.П. Ермолова и двоюродный брат Д.В. Давыдова), майор М.Д. Балк, полковник П.С. Дехтерев, капитан В.С. Кряжев. В 1798 г. этот офицерский заговор был раскрыт, а его участники – арестованы.

Следственные показания некоторых из арестованных показали реальное отношение Суворова в императорской власти, даже если она оказалась в руках человека, чьи нововведения были неприемлемыми для фельдмаршала. Так, арестованный капитан В.С. Кряжев показал, что в начале 1797 г. полковник А.М. Каховский предлагал Суворову поднять армию против засевших в Петербурге гатчинцев⁰. По показаниям капитана В.С. Кряжева, «полковник А.М. Каховский убеждал А.В. Суворова взбунтовать войско под предлогом, что «государь хочет все по-прусски в России учредить и даже переменить закон… и… восстав против государя идти далее… на Петербург»⁰. А.П. Ермолов, брат Каховского, в сущности, подтверждает, сказанное Кряжевым.

Он свидетельствовал, что «однажды, говоря об императоре Павле», Каховский сказал Суворову: «Удивляюсь вам, граф, как вы, боготворимый войсками, имея такое влияние на умы русских, в то время как близ вас находятся столько войск, соглашаетесь повиноваться Павлу». Суворов подпрыгнул и перекрестил рот Каховскому. «Молчи, молчи, – сказал он, не могу. Кровь сограждан!»⁰ Понятно, что такого рода вопрос, заданный Суворову, представлял собой, по существу, предложение возглавить военный переворот с целью свержение императора.

Это, по существу, подтверждает и двоюродный, брат Ермолова, известный поэт-партизан, герой 1812 года, Д.В. Давыдов, проинформированный об этом самим Ермоловым.

«Император Павел, оставшись недовольным великим Суворовым, отставил его от службы, – рассказывал в своих записках поэт-партизан много позже. – Приказ о том был доставлен великому полководцу близ Кобрина. Приказав всем войскам собраться в полной парадной форме, он сам предстал перед ними во всех своих орденах. Объявив им волю государя, он стал снимать с себя все знаки отличий, причем говорил: «Этот орден дали вы мне, ребята, за такое-то сражение, этот за то» и т.д. Снятые ордена были положены им на барабан. Войска, растроганные до слез, воскликнули: «Не можем мы жить без тебя, батюшка Александр Васильевич, веди нас на Питер». Обратившись к присланному с высочайшим повелением генералу (по мнению некоторых, то был Линденер), Суворов сказал: «Доложите государю о том, что я могу сделать с войсками». Когда же снял с себя фельдмаршальский мундир и шпагу и заменил его кафтаном на меху, то раздались раздирающие вопли солдат. Один из приближенных, подойдя к нему, сказал ему что-то на ухо; Суворов, сотворив крестное знамение рукою, сказал: «Что ты говоришь, как можно проливать кровь родную!»⁰

В этом рассказе о «заговоре Суворова» заметен важный штрих. Суворов категорически отказался возглавить военный переворот, но в завуалированной форме пригрозил императору, обращая внимание павловского приближенного Линденера на настроение армии. Он как бы предупреждал Павла I, что армия готова убрать его с престола. Все зависит лишь от его, Суворова настроения и решения, что лишь отказ фельдмаршала, по соображениям нравственным, возглавить бунт в армии, спасает самого императора от гибели.

Впрочем, есть и иная версия о так называемом «заговоре Суворова» и причинах его отставки, подтверждаемая воспоминаниями Е. Голицыной. «Во время коронации, – сообщает она в своих «записках», – князь Репнин получил от графа Михаила Румянцева, служившего тогда в чине генерал-лейтенанта под командой Фельдмаршала Суворова, письмо. Граф Михаил был самый ограниченный, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник не лучше старой бабы. Фельдмаршал обращался с ним по его заслугам; граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто фельдмаршал волновал умы и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю ложность этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии выслужиться и повредить фельдмаршалу, заслугам которого он завидовал… Он сам доложил письмо Румянцева его величеству, и Суворов подвергся ссылке»⁰.

Все поведение Суворова свидетельствовало не только о нравственных основаниях для него в категорическом отказе принять участие в какой-либо политической авантюре, направленной на свержение царствующего императора, но и о его слишком военно-профессиональном самосознании. И при императоре Павле, при всем недовольстве проводимыми им реформами в армии, Суворов был до мозга костей военным человеком, «солдатом», но не политиком. Для него императорская особа, «государь», оставался священной особой, покушение на власть которого Суворов рассматривал как тяжкий грех. Ведь Суворов всегда был и оставался глубоко религиозным, православно-верующим человеком.

Он был неравнодушен к славе, признанию своих полководческих заслуг. Более того – он не переносил «военного бездействия». Он хотел и любил воевать. Поэтому свое недовольство павловскими нововведениями в русской армии, Суворов предпочел бы выразить иначе. Он серьезно подумывал о том, что традиционно никак не вяжется с представлениями о русском полководце. Суворов, по свидетельству его биографа, «снова подумывает о волонтерстве в другую армию, но международное положение усложнилось»⁰. Однако он опасался неожиданно для себя «оказаться в рядах противников русской армии»⁰. Этими размышлениями Суворов делился с людьми, пользовавшимися его доверием. В своем письме к Д.И. Хвостову от 6 января 1797 г., очевидно отвечая на вопрос своего корреспондента по этому поводу, фельдмаршал пишет: «Совесть мне воспрещает надеть военный пояс против герба России, которой я столько служил»⁰.

Впрочем, завершение этого письма весьма показательно. Мотивируя свой отказ перейти на службу в другую армию, Суворов продолжает свои размышления и доводы, обнаруживающие некоторую неуверенность в выраженном ранее категоричном отказе. «Разве без головы, – допускает он все-таки возможность перехода в чужую армию, – или прусский в прусской службе»⁰. Говоря «разве без головы», Суворов, скорее всего, имел в виду, не становясь во главе чужого войска. Однако завершает свое письмо полководец вполне определенной и решительной фразой: «кокард Петра Великого, который я носил и не оставлю до кончины моей»⁰. Впрочем, в эту фразу, можно истолковать и более широко в политическом смысле. Для Суворова «кокард Петра Великого» не только знак «русской армии», но и знак «монархический». Всплывет аналогия с «роялистскими кокардами», которые носили дворяне-сторонники короля во Франции, не признавая революции и борясь против нее. Вот почему Суворов не исключает свой переход в прусскую армию, как армию «монархии», а не «республики». Русский полководец по политическим убеждениям не сомневающийся монархист.

Но более интересно то, что А.В. Суворов, не исключая полностью для себя переход на службу в «иноземную армию», в таковой видит лишь одну – армию прусскую, прусского короля! Кажется парадоксальным и не понятным, не логичным поведение и настроение русского полководца: он конфликтует с императором Павлом I из-за того, что последний вводит в русской армии «прусские порядки», но сам не исключает для себя переход в прусскую армию. Однако ситуация, как мне кажется, разрешается самим же Суворовым. В следующем своем письме к Д.И. Хвостову от 10 января 1797 г., жалуясь на отношение к нему со стороны императора и на «прусские порядки», Суворов пишет: «Мою тактику прусские принимают, а старую, протухлую оставляют: от сего французские их били. …Не зная моей тактики, Вурмзер есть в опасности»⁰. Из сказанного следует, что русский фельдмаршал готов перейти на службу в прусскую армию именно потому, что в этой армии как раз и принимают «суворовскую тактику». «Прусские порядки», вводимые Павлом I – это «старые прусские порядки», от которых сами пруссаки уже отказались. И вновь в конце письма Суворов заявляет по поводу возможности служить в какой-либо «иноземной армии»: «Я, Боже избавь, никогда против отечества»⁰. Однако это его заявление вовсе не означает, что он решил полностью закрыть для себя перспективу перехода в «иноземную армию». Он лишь исключает свой переход в армию такой страны, с которой воевать России существует вероятность. Пруссия и прусская армия, в этом смысле, несомненно, были исключены в условиях борьбы с «карманьолцами», т.е. революционной Францией.

Вне всякого сомнения, его Отечество – Россия. Суворов – русский человек. И все-таки он человек своего времени, своего воспитания. Он полководец, выросший из XVII-XVIII вв., на примерах полководцев-своих предшественников, он профессионал, он – солдат. Подобно Тюренну, принцу Евгению Савойскому, графу Морицу де Сакс и др. он имеет еще одно «Отечество» – Военное дело. Ей он служил всю свою жизнь. Ей он посвятил всего себя. Ей он готов служить в любом месте. Собственного говоря, он уже был «наемником», когда через императора Павла I его нанял для службы австрийский император и он в 1799 г. возглавил русско-австрийские войска. Он получал австрийские и итальянские ордена, он получил титул Светлейшего Князя Римской (читай: австрийской) Империи. В его сознании оказалось единственное нравственное препятствие, мешавшее решительному уходу из русской армии и переход на службу к другому государю, – это Россия и русская армия. Он опасался, что его «служение Войне» может столкнуться с его преданностью и «служением России».

Отрицательное отношение Суворова к военным реформам императора Павла I, а также его конфликт с императором, тем не менее не мог нарушить в сознании Суворова один из нравственных запретов – ни при каких обстоятельствах не выступать против носителя императорской власти. В разные времена при Екатерине II и при Павле I, будучи обласкан властью или гоним, Суворов не скрывал ни своего удовлетворения, ни своего недовольства, но никогда не допускал мысли использовать вверенные ему войска, их преданность и любовь для исправления государственно-политических обстоятельств. Императорская власть всегда оставалась для него священной, а он ее Верноподданным, Слугой и Солдатом Империи, Императрицы и Императора.

3.3 УЧЕБНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ АСПЕКТ ТЕМЫ «А.В. СУВОРОВ И ПОЛИТИКА»

В завершающей части своего исследования хочу задержать внимание на прикладном аспекте использования его материалов и результатов, т.е. в образовательной практике.

Полагаю, что в контексте преподавания и освоения материала, касающегося личности А.В. Суворова и его роли в истории России следует исходить из главной посылки – Суворов великий русский полководец и великий русский патриот, и в этом его основополагающая значимость для истории России. Кроме того, в частности, при рассмотрении вопросов «Внешней политики России во второй половине XVIII в.» целесообразно дополнить фактический материал учебника освещением вопроса отношения Суворова к Великой Французской революции и, персонально, к личности генерала Наполеона Бонапарта. Необходимость внимания к этому аспекту преподавания обусловлена, прежде всего двумя его сторонами. Одна из них, можно сказать, почти фундаментальная. Как с полной определенностью ученик может найти выход из противоречия: Суворов – великий русский полководец и великий патриот России и Великая Французская революция, несущая более прогрессивное буржуазное мироустройство на основе идеологии Просвещения, против которой он ведет войну; Суворов и будущий итог и воплощение Великой Французской революции великий полководец Наполеон. Первое противоречие снимается уточнением сложившейся тогда исторической ситуации: французская армия под командованием Бонапарта захватила Италию, которая являлась частью другого государства, Австрийской империи. Суворов поставлен во главе объединенной русско-австрийской армии, подчиненной австрийскому монарху, которая должна освободить Италию от захватившей ее Франции, по распоряжению российского императора Павла, сделавшего это по просьбе австрийского императора. И осуществила это. Таким образом, Суворов действует против агрессора, во-первых, как дисциплинированный русский генерал. Констатируя агрессивность революционной Франции, Суворов предупреждает российские власти о возможной в будущем ее агрессии и против России, что реализовалось в 1812 году, во-вторых, он действует как русский патриот, которого волнуют национально-государственные интересы России. В целом, действия Суворова в Италии против армии революционной Франции, он отстаивает стратегические и геополитические интересы России. Следует обратить внимание обучающихся на то, что такого рода исторический опыт имеет актуальное значение в контексте современного международного и геополитического

Противоречие второго ряда, Суворов и Наполеон, снимается той высокой оценкой, которую он дал молодому французскому революционному генералу Бонапарту. Признавая в молодом Наполеоне, лучшем военачальнике революционной Франции, враждебной России, исключительно выдающиеся военные таланты, видя в нем военного гения, Суворов тем самым проявляет непредвзятость и объективность, независимость своего профессионального мнения и оценки от идеологической и политической конъюнктуры.

Таким образом при трактовке исторического образа Суворова и его нравственных позиций можно, во-первых, внушить весьма важную социально-политическую мысль, можно сказать, правило – армия вне политики и армия является дисциплинированным орудием государственной политики. Во-вторых, являясь важнейшим, а в определенных ситуациях, основным орудием внешней политики, армия не должна быть орудием внутренней политик и использоваться во внутриполитических спорах и конфликтах. Нарушение этого фундаментального принципа наносит вред государству и гибельно для военачальника (примеры следуют из судьбы Наполеона, военно-политического опыта маршала Тюренна и нравственного «кредо» самого Суворова, в частности, в отношениях его с императором Павлом, когда полководец отверг предложения использовать преданные ему войска против верховной власти).

В ходе освещения вопросов истории России и ее внешней политики во второй половине XVIII в. целесообразно использовать личность и образ Суворова в воспитательных целях, представив выдающиеся нравственные качества его личности и обратив внимание на то, что их формирование происходило при значительном влиянии «книжного» образования и самообразования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги проведенному исследованию, в заключении я пришла к нижеследующим основным выводам в целом по своей выпускной квалификационной работе.

Подытоживая все сказанное выше, следует отметить, что в своей жизнедеятельности, прежде всего в сфере военной, полководческой, а также во всех иных сферах, в том числе в области политики, Суворов исходил из непререкаемых для него и сформировавшихся с отроческих лет нравственных принципов. Эту нравственную позицию он называл по-своему – «самоблюдением» и «постоянством», т.е. неизменностью своей нравственной позиции, которая покоилась, как на его искренней христианской религиозности, так и на персональных примерах выдающихся деятелей прошлого, как правило, полководцев, столь же искренних христиан, как, в частности маршал Тюренн.

«Самоблюдение» для Суворова это «блюдение себя», сохранение собственного личностного существа, быть верным самому себе», т.е. обладать «постоянством», внутренней личностной надежностью, быть всегда, постоянно «честным» перед самим собой. Именно это качество он особенно ценил в Тюренне и в себе. Эти нравственно-поведенческие образцы служили Суворову своего рода «архетипом» поведения во всех случаях жизни.

Понятие «архетип» в работе используется как некий первоначальный исторический образец, будь то личность или явление, основные черты которого затем встречаются, в качестве основополагающих в свойствах и характеристиках других личностей или явлений – как «исторический архетип». В качестве такового «исторического архетипа» в «выстраивании» основ своего жизненного поведения, А.В. Суворов, как военачальник, как «Солдат», каковым осознавал свою личностную сущность Суворов, являлся для него французский полководец XVII в., маршал Франции Тюренн – ставший с конца XVII – в XVIII вв., своего рода образцом, «архетипом» Полководца и получивший прозвание «Великий Тюренн».

Личность маршала Тюренна привлекала Суворова, способствуя его самоидентификации с детских лет на основе сравнительного сходства по ряду физических и нравственных личностных качеств.

Суворов неоднократно повторял, что главное нравственное качество в человеке и в полководце, которому он следовал за Тюренном – это «постоянство. Сам Суворов под «постоянством» понимал «благочестивость», «добродетельность», «твердость», «великодушие», «праводушие», «чистосердечие», «терпеливость», «непоколебимость». Именно эти нравственные качества, как полагал Суворов, характеризовали личность Тюренна, и именно в них Суворов усматривал «постоянство» великого французского полководца, принятое русским полководцем в качестве основополагающего нравственного и жизненного ориентира.

Всю остроту проблемы Армия и Политика, Полководец и Политика Суворов почувствовал, следя за выдающимися военными успехами французского революционного генерала Наполеона Бонапарта во время Итальянского похода 1796-1797 гг. Для Суворова генерал Бонапарт – прежде всего и главным «солдат», потому что сам Суворов считает себя, прежде всего, «солдатом», профессиональным воином, полководцем, убежденным в том, что ни полководец, ни армия не должны вмешиваться в политику, «бросаться в вихрь политический». Суворов прекрасно понимает, что свойства военного ума, воинских способностей отличаются от свойств ума политика, политических способностей. Сфера политики отлична от сферы войны и потому Солдат, «бросившийся в вихрь политический» обречен на гибель, потому что будет, конечно же, решать политические задачи и проблемы военным, более прямолинейным методом, без учета того, что политика и политические действия требуют, может быть, большей тонкости, изворотливости, лукавства и т.п. качеств, которые, как правило, не присущи Солдату, по существу его профессиональных навыков и боевых привычек.

В книгах, посвященных Тюренну, Суворов и вычитал обстоятельства мятежа «Рейнской армии» маршала Тюренна в 1649 г., равно как и о мятежных действиях маршала в период так называемой «фронды принцев» в 1650 г. Это был пример того, как Тюренн в молодости «бросился в вихрь политический» и «изменил единству мысли и действий», т.е. своей профессиональной «солдатской сущности», рискуя и военной карьерой, и даже жизнью.

Собственный опыт втягивания во внутриполитическую борьбу был и у самого Суворова: никакой особой любви к нему ни со стороны Екатерины II, ни со стороны Потемкина, не было. Он понял, что интересовал их лишь сугубо прагматически, как орудие для реализации их политических и военно-политических целей. Это, несомненно, определяло отношение Суворова к императорской власти, не позволяя ему быть уверенным в ее искреннем и не утилитарном к нему благожелательном отношении. При этом, однако, Суворов категорически отвергал вмешательство армии в политику в какой-либо форме, даже если обстоятельства, казалось бы, оправдывают такого рода вмешательство. В этом отношении показательной была позиция Суворова, отвергнувшего настойчивые обращения к нему использовать преданные ему войска, любящих его солдат и офицеров как орудия и способа воздействия на верховную, императорскую власть в целях изменения курса или методов внутренней политики.

В преподавания и освоения материала, касающегося личности А.В. Суворова и его роли в истории России следует исходить из главной посылки – Суворов великий русский полководец и великий русский патриот, и в этом его основополагающая значимость для истории России.

При трактовке исторического образа Суворова и его нравственных позиций можно, во-первых, внушить весьма важную социально-политическую мысль, можно сказать, правило – армия вне политики и армия является дисциплинированным орудием государственной политики. Во-вторых, являясь важнейшим, а в определенных ситуациях, основным орудием внешней политики, армия не должна быть орудием внутренней политик и использоваться во внутриполитических спорах и конфликтах. Нарушение этого фундаментального принципа наносит вред государству и гибельно для военачальника.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Источники

1. А. В. Суворов – великий сын России: сборник. М.: Успех, 2000. – 318 с.

2. Булгарин, Ф. Воспоминания / Ф. Булгарин. М.: Захаров, 2001. – 782 с.

3. Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

4. Г. А. Потемкин. Последние годы: воспоминания, дневники, письма / сост. и подгот. текста: З. Е. Журавлева. – СПб: Изд-во «Пушкинского фонда», 2003. – 263 с.

5. Голицын, Н.С. Великие полководцы истории / Н.С. Голицин. – СПб.: тип. т-ва «Обществ. Польза», 1875. – 2 т.

6. Давыдов, Д.В. Сочинения / Д.В. Давыдов. – М.: Гослитиздат, 1962. - 611 с.

7. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / Владимир Даль. – СПб.: Диамант, 1996. – Т. 3.

8. Дашкова, Е.Р. Записки: письма сестер М. и К. Вильмонт из России / Е.Р. Дашкова. – М.: Изд-во Московского университета, 1987. – 493 с.

9. Державин, Г.Р. Сочинения / Г.Р. Державин. – М.: Худож. лит., 1987. – 503 с.

10. Ермолов, А.П. Записки А. П. Ермолова, 1798-1826 / сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В. А. Федорова. – М.: Высш. шк., 1991. – 462 с.

11. Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками: Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания / сост. В. С. Лопатин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 589 с.

12. Записки А. П. Ермолова. 1798–1826 гг. / сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. В. А. Федорова. – М.: Высш. шк., 1991. – 463 с.

13. Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского. 1756 -1776. – М.: АНО «Редакция альманаха «Российский архив», 2004.

14. Ключевский, В.О. Сочинения: в 9 т. / В.О. Ключевуский. – М.: Мысль, 1990. Т. 8.

15. Кутузов, М.И. Письма, записки / М. И. Кутузов. – М.: Воениздат, 1989. – 592 с.

16. Понятовский, Станислав-Август. Мемуары / С. Понятовский. – М.: Изд. центр «Терра», 1995. – 365 с.

17. Русская литература – век XVIII. Т. 1: Лирика / сост. Н. Д. Кочеткова. – 1990. – 734

18. Русские мемуары: избр. страницы, 1800-1825 гг. / сост., вступ. ст. и примеч. И. И. Подольской; Биогр. очерки В. В. Кунина, И. И. Подольской. – М.: Правда, 1989. – 619 с.

19. Русский литературный анекдот конца XVIII – начала XIX века / сост. и примеч. Е. Курганова, Н. Охотина; Вступ. ст. Е. Курганова; Худож. Г. Клодт. – М.: Худож. лит., 1990. – 268 с.

20. Сегюр, Л.-Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. (1785-1789) / Л.-Ф. Серюг. – СПб.: тип. В.Н. Майкова, 1865. – 386 с.

21. Суворов, А.В. Наука побеждать / А.В. Суворов. – М.: Воениздат, 1987. – 37 с.

22. Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

23. Суворов, А.В. Походы и сражения в письмах и записках / А.В. Суворов. М.: Воениздат, 1990. – 480 с.

24. Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

25. Чичагов, П.В. Записки адмирала Павла Васильевича Чичагова, первого по времени морского министра / П.В. Чичагов. – М.: Рос. Фонд культуры, 2002. – 798 с.

Литература

1. А.В. Суворов в историографии дореволюционной России //Александр Васильевич Суворов. К 250-летию со дня рождения/ Институт истории Академии наук СССР. – М.: Наука, 1980. – 280 с.

2. Бантыш-Каменский, Д.М. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. / Д.М. Бантыш-Каменеский. – М.: Культура, 1991. – ч. 1-2.

3. Бескровный, Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке / Л.Г. Бескровный. – М.: Воениздат, 1958. – 662 с./

4. Григорьев, С. Александр Суворов / С. Григорьев. – М.: Русское слово, 1990. – 393 с.

5. Дельбрюк, Г. История военного искусства / Г. Дельбрюк. – СПб.: Наука, 1999. – 418 с.

6. Демоз, Ллойд. Психоистория / Ллойд Демоз; пер. с англ. Шкуратова А. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. – 509 с.

7. Золотарев, В.А. Во славу Отечества Российского / В.А. Золотарев, М.Н. Межевич, Д.Е. Скородумов. – М.: Мысль, 1984. – 336 с.

8. Керсновский, А.А. История русской армии: в 4-х томах / А.А. Керсновский. – М.: Голос, 1992. – Т. 1.

9. Клаузевиц, К. 1799 год / К. Клаузевиц. – М.: Воениздат, 1938. – 243 с.

10. Клаузевиц, К. Швейцарский поход Суворова 1799 года / К. Клаузевиц. – М.: Воениздат, 1939. – 258 с.

11. Ковалевский, П.И. Психиатрические эскизы из истории: в 2 т. / П.И. Ковалевский. – М.: Изд. центр «Терра», 1995. – Т. 1.

12. Курцев, С.Д. Александр Суворов: литературно-художественное издание/ С.Д. Курвец, Н. Гугуева. – М.: Олимп, 1998. – 280 с.

13. Минаков, С.Т. «Книжная наука» А.В. Суворова // Вестник Орловского университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. № 3. Орел, 2012. – 63-67 с.

14. Минаков, С.Т. Маршал Тюренн и гугенотская партия во внутриполитической борьбе во Франции в 1643 г. / С.Т. Минаков // Ученые записки Орловского государственного университета. – № 5 (68). – 2015. – С. 32-36.

15. Минаков, С.Т. Мятеж Рейнской армии / С.Т. Минаков // Вопросы истории. – 1982. – № 9. – С. 184-188.

16. Минаков, С.Т. Реконструкция библиотеки А.В. Суворова как информационного ресурса для изучения формирования мировоззрения полководца // «Роль библиотек в информационном обеспечении исторической науки. Сборник статей. – М.: Этерна, 2016. – 600-621 с.

17. Минаков, С.Т. Россия и Наполеон: монография / С.Т. Минаков; М-во образования и науки Российской Федерации, Гос. образовательное учреждение высш. проф. образования «Орловский гос. ун-т2. – Орел: ГОУ ВПО «Орловский гос. ун-т», 2010. – 166 с.

18. Минаков, С.Т. Росский Тюренн: опыт сравнительной военно-исторической антропологии / С.Т. Минаков. – Орел: Орловский гос. ун-т, 2014. – 235 с.

19. Минаков, С.Т. Суворов и Тюренн (некоторые аспекты психокультурной и нравственной самоидентификации) // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел, 2004. – № 4. – С. 4-17.

20. Минаков, С.Т. Суворов и Тюренн (некоторые аспекты социокультурной и нравственной самоидентификации) // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел, 2005. – № 5. – С. 26-44.

21. Михайлов, О.Н. Суворов / О.Н. Михайлов. – М.: Молодая гвардия, 1973. – 496 с.

22. Михневич, Н.П. История военного искусства с древнейших времен до начала девятнадцатого столетия / Н.П. Михневич. – СПб: Паровая скоропечатня П. О. Яблонского, 1896. – 537 с.

23. Наполеон I. Правила, мысли и мнения Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле / Из соч. и переписки его собраны Ф. Каузлером, кап. Вюртембергского ген. штаба и членов Королев. Шведской акад. воен. наук; Пер. поручик Ген. штаба Як. Леонтьев. Ч. 1-2. – СПб.: тип. Э. Праца, 1844. – 2 т.

24. Никифоров, В.П. А. В. Суворов и его современники: выставка портретов русских военных деятелей из фондов музеев СССР: аннотированный каталог / В.П. Никифоров, А.В. Помарнацкий. – Л.: Советский художник, 1964. – 180 с.

25. Обзор походов Тюренна 1644-1675 гг. / Пер. с фр. Ген. штаба кап. В. Клембовским. – СПб.: В. Березовский, 1888. – 344 с.

26. О'Мира, Б.Э. Наполеон. Голос с острова Святой Елены / Барри О'Мира. – М.: Захаров, 2004. – 666 с.

27. Осипов, К. Суворов / К. Осипов. – Л.: Госполитиздат, 1943. – 330 с.

28. Охлябинин, С.Д. Повседневная жизнь русской армии во времена суворовских войн / С.Д. Охлябинин. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 345 с.

29. Петрушевский, А.Ф. Генералиссимус князь Суворов: сочинения в 3-х томах / А.Ф. Петрушевский. – СПб.: Русская симфония, 2005. – 720 с.

30. Полевой, Н.А. История князя Италийского графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса российских войск / Н.А. Полевой. – Санкт-Петербург: тип. Journal de St.-Pétersbourg, 1843. – 336 с.

31. Разин, Е.А. История военного искусства / Е.А. Разин. – М.: Воениздат, 1961. – Т. 3.

32. Раковский, Л.И Генералиссимус Суворов / Л.И. Раковский. – Л.: Лениздат, 1987. – 767 с.

33. Рутченко, А. Тюренн / А. Рутченко А., М. Тубянский. – М.: Гос. воен. изд., 1939. – 109 с.

34. Сафонов, М.М. Суворов и оппозиция Павлу I / М.М. Сафонов // Вопросы истории. – 1993. – № 4. – С. 127-134.

35. Свечин, А.А. Эволюция военного искусства / А.А. Свечин. – М.: Акад. проект: Кучково поле, 2002. – 858 с.

36. Снытко, Т.Г. Новые материалы по истории общественного движения конца XVIII века / Т.Г. Снытко // Вопросы истории. – 1952. – № 9. – С. 111-122.

37. Теплов, Б.М. Ум полководца / Б.М. Теплов. – М.: Педагогика, 1990. – 203 с.

38. Чиж, В.Ф. Психология злодея, властелина, фанатика: записки психиатра / В.Ф. Чиж. – М.: Республика, 2001. – 414 с.

39. Шкуратов, В.А. Историческая психология / В. А. Шкуратов. – М.: Смысл, 1997. – 505 с.

40. Эриксон Э.Г. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование / Э.Г. Эриксон. – М.: «МЕДИУМ», 1996. – 507 с.

41. Юркевич, Е.И. Военный Петербург эпохи Павла I / Е.И. Юркевич. – М.: Центрполиграф, 2007. – 274 с.

0^ Ковалевский, П.И. Психиатрические эскизы из истории: в 2 т. / П.И. Ковалевский. – М.: Изд. центр «Терра», 1995. – Т. 1.

0^ Теплов, Б.М. Ум полководца / Б.М. Теплов. – М.: Педагогика, 1990. – 203 с.

0^ Минаков, С.Т. Росский Тюренн: опыт сравнительной военно-исторической антропологии / С.Т. Минаков. – Орел: Орловский гос. ун-т, 2014. – 235 с.; Минаков, С.Т. Суворов и Тюренн (некоторые аспекты психокультурной и нравственной самоидентификации) // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел, 2004. – № 4. – С. 4-17; Минаков, С.Т. Суворов и Тюренн (некоторые аспекты социокультурной и нравственной самоидентификации) // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел, 2005. – № 5. – С. 26-44.

0^ Эриксон Э.Г. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование / Э.Г. Эриксон. – М.: «МЕДИУМ», 1996. – 507 с.; Чиж, В.Ф. Психология злодея, властелина, фанатика: записки психиатра / В.Ф. Чиж. – М.: Республика, 2001. – 414 с.

0^ Шкуратов, В.А. Историческая психология / В. А. Шкуратов. – М.: Смысл, 1997. – 505 с.; Демоз, Ллойд. Психоистория / Ллойд Демоз; пер. с англ. Шкуратова А. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. – 509 с.

0^ А.В. Суворов в историографии дореволюционной России //Александр Васильевич Суворов. К 250-летию со дня рождения/ Институт истории Академии наук СССР. – М.: Наука, 1980. – 280 с.

0^ Клаузевиц, К. 1799 год / К. Клаузевиц. – М.: Воениздат, 1938. – 243 с.

0^ Клаузевиц, К. Швейцарский поход Суворова 1799 года / К. Клаузевиц. – М.: Воениздат, 1939. – 258 с.

0^ Полевой, Н.А. История князя Италийского графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса российских войск / Н.А. Полевой. – Санкт-Петербург: тип. Journal de St.-Pétersbourg, 1843. – 336 с.

0^ Бантыш-Каменский, Д.М. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. / Д.М. Бантыш-Каменеский. – М.: Культура, 1991. – ч. 1-2.

0^ Петрушевский, А.Ф. Генералиссимус князь Суворов: сочинения в 3-х томах / А.Ф. Петрушевский. – СПб.: Русская симфония, 2005. – 720 с.

0^ Осипов, К. Суворов / К. Осипов. – Л.: Госполитиздат, 1943. – 330 с.

0^ Михайлов, О.Н. Суворов / О.Н. Михайлов. – М.: Молодая гвардия, 1973. – 496 с.

0^ Григорьев, С. Александр Суворов / С. Григорьев. – М.: Русское слово, 1990. – 393 с.

0^ Раковский, Л.И Генералиссимус Суворов / Л.И. Раковский. – Л.: Лениздат, 1987. – 767 с.

0^ Курцев, С.Д. Александр Суворов: литературно-художественное издание/ С.Д. Курвец, Н. Гугуева. – М.: Олимп, 1998. – 280 с.

0^ А.В. Суворов в историографии дореволюционной России //Александр Васильевич Суворов. К 250-летию со дня рождения/ Институт истории Академии наук СССР. – М.: Наука, 1980. – 280 с.

0^ Бескровный, Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке / Л.Г. Бескровный. – М.: Воениздат, 1958. – 662 с./

0^ Керсновский, А.А. История русской армии: в 4-х томах / А.А. Керсновский. – М.: Голос, 1992. – Т. 1.

0^ Золотарев, В.А. Во славу Отечества Российского / В.А. Золотарев, М.Н. Межевич, Д.Е. Скородумов. – М.: Мысль, 1984. – 336 с.

0^ Охлябинин, С.Д. Повседневная жизнь русской армии во времена суворовских войн / С.Д. Охлябинин. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 345 с.

0^ Минаков, С.Т. Маршал Тюренн и гугенотская партия во внутриполитической борьбе во Франции в 1643 г. / С.Т. Минаков // Ученые записки Орловского государственного университета. – № 5 (68). – 2015. – С. 32-36.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ 1Суворов, А.В. Походы и сражения в письмах и записках / А.В. Суворов. М.: Воениздат, 1990. – 480 с.

0^ Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

0^ Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

0^ Понятовский, Станислав-Август. Мемуары / С. Понятовский. – М.: Изд. центр «Терра», 1995. – 365 с.

0^ Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского. 1756 -1776. – М.: АНО «Редакция альманаха «Российский архив», 2004.

0^ Чичагов, П.В. Записки адмирала Павла Васильевича Чичагова, первого по времени морского министра / П.В. Чичагов. – М.: Рос. Фонд культуры, 2002. – 798 с.

0^ Сегюр, Л.-Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. (1785-1789) / Л.-Ф. Серюг. – СПб.: тип. В.Н. Майкова, 1865. – 386 с.

0^ Державин, Г.Р. Сочинения / Г.Р. Державин. – М.: Худож. лит., 1987. – 503 с.

0^ Дашкова, Е.Р. Записки: письма сестер М. и К. Вильмонт из России / Е.Р. Дашкова. – М.: Изд-во Московского университета, 1987. – 493 с.

0^ Кутузов, М.И. Письма, записки / М. И. Кутузов. – М.: Воениздат, 1989. – 592 с.

0^ Давыдов, Д.В. Сочинения / Д.В. Давыдов. – М.: Гослитиздат, 1962. - 611 с.

0^ Ермолов, А.П. Записки А. П. Ермолова, 1798-1826 / сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В. А. Федорова. – М.: Высш. шк., 1991. – 462 с.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же.

0^ Там же, с. 76-77.

0^ Там же, с. 311-312.

0^ Там же, с. 364.

0^ Там же, с. 375.

0^ Там же, с. 364.

0^ Петрушевский, А.Ф. Генералиссимус князь Суворов: сочинения в 3-х томах / А.Ф. Петрушевский. – СПб.: Русская симфония, 2005. – 720 с.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ О'Мира, Б.Э. Наполеон. Голос с острова Святой Елены / Барри О'Мира. – М.: Захаров, 2004. – 666 с.

0^ Там же, с. 466-467.

0^ Михневич, Н.П. История военного искусства с древнейших времен до начала девятнадцатого столетия / Н.П. Михневич. – СПб: Паровая скоропечатня П. О. Яблонского, 1896. – 537 с.; Разин, Е.А. История военного искусства / Е.А. Разин. – М.: Воениздат, 1961. – Т. 3.

0^ Наполеон I. Правила, мысли и мнения Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле / Из соч. и переписки его собраны Ф. Каузлером, кап. Вюртембергского ген. штаба и членов Королев. Шведской акад. воен. наук; Пер. поручик Ген. штаба Як. Леонтьев. Ч. 1-2. – СПб.: тип. Э. Праца, 1844. – 2 т.

0^ Обзор походов Тюренна 1644-1675 гг. / Пер. с фр. Ген. штаба кап. В. Клембовским. – СПб.: В. Березовский, 1888. – 344 с.

0^ Наполеон I. Правила, мысли и мнения Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле / Из соч. и переписки его собраны Ф. Каузлером, кап. Вюртембергского ген. штаба и членов Королев. Шведской акад. воен. наук; Пер. поручик Ген. штаба Як. Леонтьев. Ч. 1-2. – СПб.: тип. Э. Праца, 1844. – 2 т.

0^ Ключевский, В.О. Сочинения: в 9 т. / В.О. Ключевуский. – М.: Мысль, 1990. Т. 8.

0^ Бантыш-Каменский, Д.М. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. / Д.М. Бантыш-Каменеский. – М.: Культура, 1991. – ч. 1-2.

0^ Там же, с. 100.

0^ Голицын, Н.С. Великие полководцы истории / Н.С. Голицин. – СПб.: тип. т-ва «Обществ. Польза», 1875. – 2 т.

0^ Там же, с. 76.

0^ Голицын, Н.С. Великие полководцы истории / Н.С. Голицин. – СПб.: тип. т-ва «Обществ. Польза», 1875. – 2 т.

0^ Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / Владимир Даль. – СПб.: Диамант, 1996. – Т. 3.

0^ Ковалевский, П.И. Психиатрические эскизы из истории: в 2 т. / П.И. Ковалевский. – М.: Изд. центр «Терра», 1995. – Т. 1.

0^ Та же, с. 531.

0^ Там же.

0^ Рутченко, А. Тюренн / А. Рутченко А., М. Тубянский. – М.: Гос. воен. изд., 1939. – 109 с.

0^ Там же, с. 8.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Минаков, С.Т. Росский Тюренн: опыт сравнительной военно-исторической антропологии / С.Т. Минаков. – Орел: Орловский гос. ун-т, 2014. – 235 с.

0^ Минаков, С.Т. Мятеж Рейнской армии / С.Т. Минаков // Вопросы истории. – 1982. – № 9. – С. 184-188.

0^ Минаков, С.Т. Мятеж Рейнской армии / С.Т. Минаков // Вопросы истории. – 1982. – № 9. – С. 184-188.

0^ Минаков, С.Т. Росский Тюренн: опыт сравнительной военно-исторической антропологии / С.Т. Минаков. – Орел: Орловский гос. ун-т, 2014. – 235 с.

0^ Там же, с. 254.

0^ Из записей в камер-фурьерском церемониальном журнале за 1786 год // Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками: Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания / сост. В. С. Лопатин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 589 с.

0^ Энгельгардт Л.Н. Записки // Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

0^ Энгельгардт Л.Н. Записки // Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

0^ Из воспоминаний суворовского солдата 1787 г. // Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками: Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания / сост. В. С. Лопатин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 589 с.

0^ Там же.

0^ Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

0^ Письмо Г.А. Потемкина императрице Екатерине II 16 сентября 1787 г. // Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками: Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания / сост. В. С. Лопатин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 589 с.

0^ Там же.

0^ Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

0^ Екатерина II – Г.А. Потемкину. 1787-1791 // Г. А. Потемкин. Последние годы: воспоминания, дневники, письма / сост. и подгот. текста: З. Е. Журавлева. – СПб: Изд-во «Пушкинского фонда», 2003. – 263 с.

0^ Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

0^ Екатерина II – Г.А. Потемкину. 1787-1791 // Г. А. Потемкин. Последние годы: воспоминания, дневники, письма / сост. и подгот. текста: З. Е. Журавлева. – СПб: Изд-во «Пушкинского фонда», 2003. – 263 с.

0^ Письмо Екатерины II Г.А. Потемкину 16 октября 1787 г. //Там же, с. 179.

0^ Гарновский М.А. Дневник в письмах…// Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

0^ Екатерина II – Г.А. Потемкину. 1787-1791 // Г. А. Потемкин. Последние годы: воспоминания, дневники, письма / сост. и подгот. текста: З. Е. Журавлева. – СПб: Изд-во «Пушкинского фонда», 2003. – 263 с.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Письмо Екатерины II Г.А. Потемкину 16 октября 1787 г. //Там же, с. 179.

0^ Письмо Г.А. Потемкина императрице Екатерине II 1 ноября 1787 г. //Там же, с. 180-181.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же, с. 16.

0^ Рескрипт императрицы Екатерины II 9 ноября 1787 г. // Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками: Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания / сост. В. С. Лопатин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 589 с.

0^ Письмо Г.А. Потемкина Суворову 24 ноября 1787 г. //Там же. С. 183.

0^ Письмо Н.В. Репнина Г.А. Потемкину 16 сентября 1789 г. // С. 240.

0^ Письмо Н.В. Репнина П.А. Румянцеву 16 сентября 1789 г. //Там же.

0^ Письмо Г.А. Потемкина императрице Екатерине II 22 сентября 1789 г. //Там же, с. 241.

0^ Письмо Г.А. Потемкина императрице Екатерине II 2 октября 1789 г. // С. 243.

0^ Письмо императрицы Екатерины II Г.А. Потемкину 4 октября 1789 г. //Там же, с. 243.

0^ Письмо Г.А. Потемкина императрице Екатерине II 5 октября 1789 г. //Там же, с. 244.

0^ Там же, с. 245-246.

0^ Там же, с. 246.

0^ Там же.

0^ Там же, с. 148-149.

0^ Там же, с. 249-250.

0^ Там же.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с..

0^ Карабанов П.Ф. Фамильные известия о князе Потемкине // Г. А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала: Воспоминания. Дневники. Письма / сост. и подгот. текста З. Е. Журавлевой; – СПб: Пушкинский фонд, 2002 – 291 с.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Энгельгардт. Записки //Там же, с. 263-265.

0^ Лубяновский Ф.П. Воспоминания //Там же, с. 103.

0^ Энгельгардт. Записки //Там же, с. 263-265.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Масон Ш. Секретные записки о России. Потемкин // Жизнь Суворова, рассказанная им самим…С. 159.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Глинка С.Н. Записки // Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. С. 150.

0^ Гарновский М.А. Дневник в письмах… //Там же, с. 216.

0^ Там же, с. 217-218.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же, с. 762-763.

0^ Храповицкий, А.В. Памятные записки статс-секретаря императрицы Екатерины II / А.В. Храповицкий. – М.: В/О «Союзтеатр», 1990. – 298 с.

0^ Там же, с. 279.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же, с. 395.

0^ Там же, с. 763.

0^ Там же, с. 667.

0^ Там же, с. 668.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же, с. 684.

0^ Снытко, Т.Г. Новые материалы по истории общественного движения конца XVIII века / Т.Г. Снытко // Вопросы истории. – 1952. – № 9. – С. 111-122.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Сафонов, М.М. Суворов и оппозиция Павлу I / М.М. Сафонов // Вопросы истории. – 1993. – № 4. – С. 127-134.

0^ Давыдов, Д.В. Сочинения / Д.В. Давыдов. – М.: Гослитиздат, 1962. - 611 с.

0^ А.В. Суворов в историографии дореволюционной России //Александр Васильевич Суворов. К 250-летию со дня рождения/ Институт истории Академии наук СССР. – М.: Наука, 1980. – 280 с.

0^ Осипов, К. Суворов / К. Осипов. – Л.: Госполитиздат, 1943. – 330 с.

0^ Там же.

0^ Суворов, А.В. Письма / А.В. Суворов; изд. подгот. В.С. Лопатин. – М.: Наука, 1986. – 808 с.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.

0^ Там же.