Буклет в печать

28

К вопросу о женской одаренности в области литературы.

Тема любви.

Автор:

Пузырева Дарья Владимировна,

Тюменская область, город Тюмень,

МАОУ СОШ №68(корпус 2), 9 «г»

Женская литература

Споры о женской литературе начались еще в 4 веке до нашей эры (творчество Сапфо). Но такие понятия как женщина-писатель, женщина-поэтесса или женщина-поэт начинают употребляться в критике с конца XVIII – начала XIX в . «Многие века женщин просто не допускали к литературной деятельности – как к предосудительному, невозможному и неприличному для нее занятию. А когда они все же стали участвовать в литературном процессе, то за ними, негласным законом, были закреплены лишь лирические жанры». Многие исследователи относят участие российских женщин в литературе к семидесятым годам XVIII столетия, именно в это время в России зарождается общественно-культурная жизнь, появляются первые печатные издания (журналы «Трутень», «Живописец»). Первоначально, женщин начали привлекать к литературным занятиям с целью способствовать развитию просвещения и любви к чтению. В это время возможность женщин проявить свой литературный талант совпала со сроком правления Екатерины II, когда частное женское начало в прямом смысле сливается с государственным, имперским, что способствовало поощрению женских литературных занятий как со стороны императрицы, так и со стороны писателей-мужчин. Современница того времени, исследовательница Е. Лихачева, отмечала, что Н. Новиков печатал в своих журналах все произведения женщин, как бы плохи они ни были и обо всех писательницах отзывался с похвалой В журналах печатались переводы великих княжон. Все публикуемые писательницы, естественно, происходили из дворянского сословия. Е. Лихачева называет троих первых по времени женщин-писательниц: А.Ф. Ржевская, княгиня Е.Р. Дашкова и А.И. Вельяшева-Волынцева.

Первой русской писательницей в собственно литературном смысле считается Катерина Александровна Сумарокова – дочь известного классициста. Свои стихотворения, по повелению отца, она писала от лица мужчины. Именно поэтому в стихотворениях К. Сумароковой тема любви раскрывается от лица лирического героя-мужчины, так как женщинам непристойно было писать о подобном.

В XVIII в. женщины чаще подражают прочитанному, чем выступают новаторами. Они работают в поэтических жанрах (княжны Е.В. Хераскова и Е.С. Урусова), создают драматические, прозаические сочинения, нередко выступают как переводчицы (княгиня К.А. Меньшикова, княжны Волконские). На рубеже XVIII – XIX веков начинается, так называемая, «феминизация» женской литературы. Женская литература, которая прежде понималась как педагогическая литература для детей или как литература, посвященная чувствам, в частности - любви, начинает развиваться активнее.

Женщины писательницы – нобелевские лауреаты

Нобелевская премия в области литературы
1909 - Сельма Лагерлёф (шведская писательница , первая женщина, получившая Нобелевскую премию по литературе. В начале советско-финской войны послала правительству Финляндии свою нобелевскую медаль, чтобы помочь этой стране собрать средства для борьбы с агрессией СССР. Правительство нашло необходимые средства другим способом, а медаль писательницы была ей возвращена. )
1926 - Грация Деледда (итальянская писательница)
1928 - Сигрид Унсет (датско-норвежская писательница)
1938 - Перл Бак (американская писательница, премия «За многогранное, поистине эпическое описание жизни китайских крестьян и за биографические шедевры» )
1945 - Габриэла Мистраль (чилийская поэтесса)
1966 - Нелли Закс (немецкая поэтесса, премия совместно с Ш. Й. Агноном)
1991 - Надин Гордимер (южнофриканская писательница , поэтесса)
1993 - Тони Моррисон (американская писательница)
1996 - Вислава Шимборска (польская поэтесса)
2004 - Эльфрида Елинек (австрийская романистка, драматург, поэт и литературный критик)
2007 - Дорис Лессинг (английская писательница-фантаст, самый пожилой лауреат - поличила премию в 87 лет)

2009-Герта Мюллер (немецкая поэтесса и писательница, общественный деятель)

2013-Элис Монро (канадская писательница)

2015-Светлана Алексиевич (белорусская писательница)

Русская литература 18 века.

Элегия — лирическое произведение с печальным настроением. Это может быть жалобное, скорбное стихотворение о безответной любви, размышление о смерти, о мимолетности жизни, а могут быть и грустные воспоминания о прошедшем. Чаще всего элегии пишутся от первого лица.

Элегия (лат. elegia от греч. elegos жалобный напев флейты) – жанр лирики, описывающий печальное, задумчивое или мечтательное настроение, это грустное раздумье, размышление поэта о быстро текущей жизни, об утратах, расставании с родными местами, с близкими людьми, о том, что радость и печаль переплетаются в сердце человека... В России расцвет этого лирического жанра относится к началу XIX века: элегии писали К.Батюшков, В.Жуковский, А.Пушкин, М.Лермонтов, Н.Некрасов, А.Фет; в ХХ веке - В.Брюсов, И Анненский, А.Блок и др.

Возник в античной поэзии; первоначально так называли плач над умершим. Элегия основывалась на жизненном идеале древних греков, в основе которого лежала гармония мира, соразмерность и уравновешенность бытия, неполные без грусти и созерцательности, эти категории и перешли в современную элегию. Элегия может воплощать как жизнеутверждающие идеи, так и разочарование. Поэзия XIX века еще продолжала развивать элегию в "чистом" виде, в лирике ХХ века элегия встречается, скорее, как жанровая традиция, как особое настроение. В современной поэзии элегия - это бессюжетное стихотворение созерцательного, философского и пейзажного характера. 

Екатерина Александровна Княжнина (1746-1797) — русская поэтесса. Первой русской поэтессой, чьи стихотворения были напечатаны, стала Екатерина Александровна Сумарокова – дочь знаменитого драматурга екатерининских времен Александра Петровича Сумарокова. Отец поощрял дочь к стихосложению и публиковал ее опыты в своем журнале «Трудолюбивая пчела», однако он не советовал ей писать любовные элегии. Екатерина Александровна, конечно, писала о любви, но… от лица мужчины, чтобы никто не догадался.

Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою?

Любим и страдаем всякой час,

Боремся напрасно мы с своей судьбою,

Нет на свете радостей для нас.

С лестною надеждой наш покой сокрылся,

Мысли безмятежные отняв:

От сердец разжженных случай удалился,

Удалилось время всех забав.

Зрю ль тебя, не зрю ли, равну грусть имею,

Равное мучение терплю:

Уж казать и взором я тебе не смею,

Ах! ни воздыханьем, как люблю.

Все любовны знаки в сердце заключенны,

Должно хлад являти и гореть:

Мы с тобой, драгая! вечно разлученны;

Мне тебя осталось только зреть.

Жизнь мою приятну пременил рок в злую,

Сладость обращенна в горесть мне:

Только ныне в мыслях я тебя целую,

Говорю с тобою лишь во сне.

Где любови нашей прежние успехи,

Где они девалися, мой свет!

О печально сердце! где твои утехи!

Все прошло, и уж надежды нет.

1759 г.

Однако некоторые ее стихотворения все же написаны от лица женщины:

Тщетно я скрываю сердца скорби люты,

Тщетно я спокойною кажусь.

Не могу спокойна быть я ни минуты,

Не могу, как много я ни тщусь.

Сердце тяжким стоном, очи током слезным

Извлекают тайну муки сей;

Ты мое старанье сделал бесполезным,

Ты, о хищник вольности моей!

Ввергнута тобою я в сию злу долю,

Ты спокойный дух мой возмутил,

Ты мою свободу пременил в неволю,

Ты утехи в горесть обратил;

И, к лютейшей муке, ты, того не зная,

Может быть, вздыхаешь о иной,

Может быть, бесплодным пламенем сгорая,

Страждешь ею так, как я тобой.

Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся

И боюсь, чтоб взор не изменил;

При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,

Что не знаешь, сколько ты мне мил.

Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,

А любовь стремится выгнать стыд.

В сей жестокой брани мой рассудок тмится,

Сердце рвется, страждет и горит.

Так из муки в муку я себя ввергаю,

И хочу открыться, и стыжусь,

И не знаю прямо, я чего желаю,

Только знаю то, что я крушусь;

Знаю, что всеместно пленна мысль тобою

Вображает мне твой милый зрак;

Знаю, что, вспаленной страстию презлою,

Мне забыть тебя нельзя никак.

1759 г.

Сумарокова вышла замуж за поэта Якова Борисовича Княжнина, автора той самой тираноборческой трагедии «Вадим Новгородский», которая поссорила Екатерину II с Екатериной Дашковой. Современники утверждали, что Княжнин, будучи еще женихом Екатерины Александровны, уговорил композитора Германа Раупаха сочинить музыку к любовным стихам своей невесты и издал стихотворный сборник с нотами, в который вошли песни «Сокрылись те часы, как ты меня искала…», «В какой мне вредный день ты в том меня уверил…», «Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою…», «Позабудь дни жизни сей…», «Уж прошел мой век драгой…», «Тщетно я скрываю сердца скорби люты…». Узнав о поступке дочери, Сумароков рассердился и перепечатал эти шесть песен в «Трудолюбивой пчеле», как принадлежащие ему самому. Однако скандал в поэтическом семействе закончился примирением и свадьбой. Княжнины жили достаточно скромно, однако у них был «открытый дом» – один из первых литературных салонов, где бывали Ф.Г. Карин, Г.А. Потемкин, И.А. Дмитревский и другие.

Русская литература 19-начала 20 века.

Надежда Тэффи(1872-1953)Надежда Алесандровна Лохвицкая

русская писательница и поэтесса, мемуаристка, переводчица, автор таких знаменитых рассказов

Рассказ-миниатюра

Счастливая

Жанр миниатюры

Новелла (итал. novella — новость) — повествовательный прозаический жанр, для которого характерны краткость, острый сюжет, нейтральный стиль изложения...

Да, один раз я была счастлива.

Я давно определила, что такое счастье, очень давно, – в шесть лет. А когда оно пришло ко мне, я его не сразу узнала. Но вспомнила, какое оно должно быть, и тогда поняла, что я счастлива.

Я помню:

Мне шесть лет. Моей сестре – четыре.

Мы долго бегали после обеда вдоль длинного зала, догоняли друг друга, визжали и падали. Теперь мы устали и притихли.

Стоим рядом, смотрим в окно на мутно-весеннюю сумеречную улицу.

Сумерки весенние всегда тревожны и всегда печальны.

И мы молчим. Слушаем, как дрожат хрусталики канделябров от проезжающих по улице телег.

Если бы мы были большие, мы бы думали о людской злобе, об обидах, о нашей любви, которую оскорбили, и о той любви, которую мы оскорбили сами, и о счастье, которого нет.

Но мы – дети, и мы ничего не знаем. Мы только молчим. Нам жутко обернуться. Нам кажется, что зал уже совсем потемнел, и потемнел весь этот большой, гулкий дом, в котором мы живем. Отчего он такой тихий сейчас? Может быть, все ушли из него и забыли нас, маленьких девочек, прижавшихся к окну в темной огромной комнате?

Около своего плеча вижу испуганный, круглый глаз сестры. Она смотрит на меня: заплакать ей или нет?

И тут я вспоминаю мое сегодняшнее дневное впечатление, такое яркое, такое красивое, что забываю сразу и темный дом, и тускло-тоскливую улицу.

– Лена! – говорю я громко и весело. – Лена! Я сегодня видела конку!

Я не могу рассказать ей все о том безмерно радостном впечатлении, какое произвела на меня конка.

Лошади были белые и бежали скоро-скоро; сам вагон был красный или желтый, красивый, народа в нем сидело много, все чужие, так что могли друг с другом познакомиться и даже поиграть в какую-нибудь тихую игру. А сзади, на подножке стоял кондуктор, весь в золоте, – а, может быть, и не весь, а только немножко, на пуговицах, – и трубил в золотую трубу:

– Ррам-рра-ра!

Само солнце звенело в этой трубе и вылетало из нее златозвонкими брызгами.

Как расскажешь это все! Можно сказать только:

– Лена! Я видела конку!

Да и не надо ничего больше. По моему голосу, по моему лицу она поняла всю беспредельную красоту этого видения.

И неужели каждый может вскочить в эту колесницу радости и понестись под звоны солнечной трубы?

– Ррам-рра-ра!

Нет, не всякий. Фрейлейн говорит, что нужно за это платить. Оттого нас там и не возят. Нас запирают в скучную, затхлую карету с дребезжащим окном, пахнущую сафьяном и пачулями, и не позволяют даже прижимать нос к стеклу.

Но когда мы будем большими и богатыми, мы будем ездить только на конке. Мы будем, будем, будем счастливыми!

Я зашла далеко, на окраину города. И дело, по которому я пришла, не выгорело, и жара истомила меня.

Кругом глухо, ни одного извозчика.

Но вот, дребезжа всем своим существом, подкатила одноклячная конка. Лошадь, белая, тощая, гремела костями и щелкала болтающимися постромками о свою сухую кожу. Зловеще моталась длинная белая морда.

– Измывайтесь, измывайтесь, а вот как сдохну на повороте, – все равно вылезете на улицу.

Безнадежно-унылый кондуктор подождал, пока я влезу, и безнадежно протрубил в медный рожок.

– Ррам-рра-ра!

И больно было в голове от этого резкого медного крика и от палящего солнца, ударявшего злым лучом по завитку трубы.

Внутри вагона было душно, пахло раскаленным утюгом.

Какая-то темная личность в фуражке с кокардой долго смотрела на меня мутными глазами и вдруг, словно поняла что-то, осклабилась, подсела и сказала, дыша мне в лицо соленым огурцом:

– Разрешите мне вам сопутствовать.

Я встала и вышла на площадку.

Конка остановилась, подождала встречного вагона и снова задребезжала.

А на тротуаре стояла маленькая девочка и смотрела нам вслед круглыми голубыми глазами, удивленно и восторженно.

И вдруг я вспомнила.

«Мы будем ездить на конке. Мы будем, будем, будем счастливыми!»

Ведь я, значит, счастливая! Я еду на конке и могу познакомиться со всеми пассажирами, и кондуктор трубит, и горит солнце на его рожке.

Я счастлива! Я счастлива!

Но где она, та маленькая девочка в большом темном зале, придумавшая для меня это счастье? Если бы я могла найти ее и рассказать ей, – она бы обрадовалась.

Как страшно, что никогда не найду ее, что нет ее больше, и никогда не будет ее, самой мне родной и близкой, – меня самой.

А я живу...

Анна Андреевна Ахматова (Горенко) (1889-1966)

- русская поэтесса, переводчица и литературовед, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века. Номинантка на Нобелевскую премию по литературе.

Стихотворение — лирическое произведение сравнительно небольшого размера, выражающее человеческие переживания, вызванные теми или иными жизненными обстоятельствами, передающее чувства, мысли, эмоции лирического героя.

Стихотворение. Любовь

То змейкой, свернувшись клубком,

У самого сердца колдует,

То целые дни голубком

На белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснет,

Почудится в дреме левкоя…

Но верно и тайно ведет

От радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдать

В молитве тоскующей скрипки,

И страшно ее угадать

В еще незнакомой улыбке.

1911г

Марина Ивановна Цветаева

(1892- 1941) — русская поэтесса, прозаик, переводчица

Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!

Русская литература 20 века.

Виктория Самойловна Токарева(1937г)

российская писательница, прозаик, сценарист

Самый счастливый день (Рассказ акселератки)


Нам задали классное сочинение на тему: «Самый счастливый день в моей жизни».
Я раскрыла тетрадь и стала думать — какой у меня был в жизни самый счастливый день? Я выбрала воскресенье — четыре месяца назад, когда мы с папой утром пошли в кино, а после этого сразу поехали к бабушке. Получилось двойное развлечение. Но наша учительница Марья Ефремовна говорит: человек бывает по-настоящему счастлив только в том случае, когда приносит людям пользу. А какая польза людям от того, что я была в кино, а потом поехала к бабушке? Я могла бы не учитывать мнения Марьи Ефремовны, но мне надо исправить оценку в четверти. Я могла бы иметь и тройку в четверти, но тогда меня не переведут в девятый класс, а отправят в ПТУ. Марья Ефремовна предупредила, что сейчас в стране переизбыток интеллигенции и дефицит в рабочем классе, так что из нас будут создавать фонд квалифицированной рабочей силы.
Я заглянула в тетрадь своей соседки Ленки Коноваловой. Ленка строчила с невероятной скоростью и страстью. Её самый счастливый день был тот, когда её принимали в пионеры.
Я стала вспоминать, как нас принимали в пионеры в Музее погранвойск, и мне не хватило пионерского значка. Шефы и вожатые забегали, но значка так и не нашли. Я сказала: «Да ладно, ничего…» Однако настроение у меня испортилось, и я потом была невнимательна. Нас повели по музею и стали рассказывать его историю, ноя ничего не запомнила, кроме того, что мы когда-то делили с японцами какую-то речку и даже разодрались. Однако до войны дело не дошло. А может, я что-то путаю. Я такие вещи вообще не запоминаю. Мне это совершенно не интересно.
Однажды мы с мамой отвели домой пьяного ханурика. Он потерял ботинок и сидел на снегу в одном носке. Мама сказала: нельзя его бросать на улице, может, у него несчастье. Мы спросили, где он живёт, и отвели его по адресу. От этого поступка была наверняка большая польза, потому что человек спал не на сугробе, а у себя дома и семья не волновалась. Но самым счастливым днём это не назовёшь: ну отвели и отвели…
Я перегнулась вправо и заглянула в тетрадь Машки Гвоздевой. Она сидит впереди меня. Я там ничего не разобрала, но Машка наверняка пишет, что самый счастливый день был тот, когда у них взорвался испорченный синхрофазотрон и им дали новый. Эта Машка просто помешана на схемах и формулах. У неё выдающиеся математические способности, и она уже знает, куда будет поступать. У неё есть смысл жизни. А у меня единственное, что есть, как говорит Марья Ефремовна, — это большой словарный запас, и я легко им орудую. Поэтому мне в музыкальной школе поручают доклады о жизни и творчестве композиторов. Доклад пишет учитель по музыке, а я его зачитываю по бумажке. Например: «Бетховен — плебей, но все, что он достиг в жизни, он достиг своим трудом…» И ещё я объявляю на концертах, например: «Сонатина Клементи, играет Катя Шубина, класс педагога Россоловского». И это звучит убедительно, потому что у меня рост, цвет лица и фирменные вещи. Цвет лица и фирма мне перешли от мамаши, а рост — непонятно откуда. Я где-то читала, что в современных панельно-блочных домах, не пропускающих воздух, созданы условия, близкие к парниковым, и поэтому дети растут, как парниковые огурцы.
Машка Гвоздева безусловно попадёт в интеллигенцию, потому что от её мозгов гораздо больше пользы, чем от её рук. А у меня ни рук, ни мозгов — один словарный запас. Это даже не литературные способности, просто я много знаю слов, потому что я много читаю. Это у меня от папы. Но знать много слов совершенно не обязательно. Мальчишки в нашем классе вполне обходятся шестью словами: точняк, нормалёк, спокуха, не кисло, резко, структура момента. А Ленка Коновалова любую беседу поддерживает двумя предложениями: «Ну да, в общем-то…» и «Ну да, в общем-то, конечно…» И этого оказывается вполне достаточно: во-первых, даёт возможность говорить собеседнику, а это всегда приятно. Во-вторых, поддерживает его сомнения. «Ну да, в общем-то…», «Ну, в общем, конечно».
Неделю назад я слышала по радио передачу о счастье. Там сказали: счастье — это когда что-то хочешь и добиваешься. А очень большое счастье — это когда что-то очень хочешь и добиваешься. Правда, потом, когда добьёшься, — счастье кончается, потому что счастье — это дорога к осуществлению, а не само осуществление.
Что я хочу? Я хочу перейти в девятый класс и хочу дублёнку вместо своей шубы. Она мне велика, и я в ней как в деревянном квадратном ящике. Хотя мальчишки у нас в раздевалке режут бритвой рукава и срезают пуговицы. Так что дублёнку носить в школу рискованно, а больше я никуда не хожу.
А что я очень хочу? Я очень хочу перейти в девятый класс, поступить в МГУ на филологический и познакомиться с артистом К.К. Мама говорит, что в моем возрасте свойственно влюбляться в артистов. Двадцать лет назад она тоже была влюблена в одного артиста до потери пульса, и весь их класс сходил с ума. А сейчас этот артист разжирел как свинья, и просто диву даёшься, что время делает с людьми.
Но мама меня не понимает, я вовсе не влюблена в К.К.
Просто он играет Д'Артаньяна, и так он замечательно играет, что кажется, будто К.К. — это и есть сам Д'Артаньян — талантливый, неожиданный, романтический. Не то что наши мальчишки: «точняк», «нормалёк» и ниже меня на два сантиметра.
Я смотрела «Мушкетёров» шесть раз. А Рита Погосян — десять раз. Её мама работает при гостинице «Минск» и может доставать билеты куда угодно, не то что мои родители — ничего достать не могут, живут на общих основаниях.
Однажды мы с Ритой дождались К.К. после спектакля, отправились за ним следом, сели в один вагон метро и стали его разглядывать. А когда он смотрел в нашу сторону, мы тут же отводили глаза и фыркали. Рита через знакомых выяснила: К.К. женат и у него есть маленький сын. Хорошо, что сын, а не дочка, потому что девочек любят больше, а на мальчишек тратится меньше нежности, и, значит, часть души остаётся свободной для новой любви.
У нас с К.К., правда, большая разница в возрасте — двадцать лет. Через пять лет мне будет восемнадцать, а ему тридцать восемь. На пусть это будет его проблемой. А молодость ещё никогда и никому не мешала.
Рита сказала, что К.К. — карьерист. В Америке из-за карьеры стреляют в президентов. И ничего. То есть, конечно, «чего», но ещё не такие дела делаются из-за карьеры.
Неизвестно — отрицательная это черта или положительная. Мой папа, например, не карьерист, но что-то большого счастья на его лице я не вижу. У него нет жизненного стимула и маленькая зарплата. Недавно я на классном часе докладывала о политической обстановке в Гондурасе.
Честно сказать, какое мне дело до Гондураса, а ему до меня, но Марья Ефремовна сказала, что аполитичных не будут переводить в девятый класс. Я подготовилась как миленькая и провела политинформацию. Буду я рисковать из-за Гондураса.
Ленка Коновалова перевернула страницу — исписала уже половину тетради. А я все сижу и шарю в памяти своей самый счастливый день.
В передаче о счастье я запомнила такую фразу: «Перспектива бессонных ночей за штурвалом комбайна…» Может быть, комбайнёр тоже был карьерист.
Вообще, если честно, мои самые счастливые дни — это когда я возвращаюсь из школы и никого нет дома. Я люблю свою маму. Она на меня не давит, не заставляет заниматься музыкой и есть с хлебом. При ней я могу делать то же самое, что и без неё. Но все-таки это — не то.
Она, например, ужасно неаккуратно ставит иглу на пластинку, и через динамики раздаётся оглушительный треск, и мне кажется, что иголка царапает моё сердце. Я спрашиваю: «Нормально ставить ты не можешь?» Она отвечает:
«Я нормально ставлю». И так каждый раз.
Когда её нет дома, в дверях записка: «Ключи под ковриком. Еда на плите. Буду в шесть. Ты дура. Целую, мама».
Я читала в газете, что Москва занимает последнее место в мире по проценту преступности. То есть Москва — самая спокойная столица в мире. И это правда. Я убедилась на собственном опыте. Если бы самый плохонький воришка-дилетант и даже просто любопытный, с дурными наклонностями человек прошёл по нашей лестнице и прочитал мамину записку, то получил бы точную инструкцию: ключи под ковриком. Открывай дверь и заходи. Еда на плите — разогревай и обедай. А хозяева явятся в шесть.
Так что можно не торопиться и даже отдохнуть в кресле с газетой, а около шести — уйти, прихватив папины джинсы, кожаный пиджак и мамину дублёнку, отделанную аляскинским волком. Больше ничего ценного в нашем доме нет, потому что мы — интеллигенция и живём только на то, что зарабатываем.
Мама говорит: когда человек боится, что его обворуют, его обязательно обворуют. В жизни всегда случается именно то, чего человек боится. Поэтому никогда не надо бояться. И это точно. Если я боюсь, что меня спросят, — меня обязательно спрашивают.
Когда я выхожу из лифта и вижу записку, я радуюсь возможности жить как хочу и ни к кому не приспосабливаться. Я вхожу в дом. Ничего не разогреваю, а ем прямо со сковороды, руками и в шубе. И стоя. Холодное — гораздо вкуснее. Горячее — отбивает вкус.
Потом я включаю проигрыватель на полную мощность и зову в гости Ленку Коновалову. Мы с ней вырываем из шкафа все мамины платья, начинаем мерить их и танцевать. Мы танцуем в длинных платьях, а ансамбль «Синяя птица» надрывается: «Не о-би-жайся на меня, не обижаа-а-йся, и не жалей, и не зови, не достучишься до любви». А в окно хлещет солнце.
Потом Ленка уходит. Я сажусь в кресло, закутываюсь в плед и читаю. Сейчас я читаю две книги: рассказы Хулио Кортасара и пьесы Александра Вампилова. Эти книги маме подарили её подхалимы.
У Вампилова мне очень нравится: «Папа, к нам пришёл гость и ещё один». А папа отвечает: «Васенька, гость и ещё один — это два гостя…» Я читаю и вижу перед глазами К.К., и мне бывает грустно, что все-таки он женат и у нас большая разница в возрасте.
А у Кортасара в рассказе «Конец игры» есть слова «невыразимо прекрасно». Они так действуют на меня, что я поднимаю глаза и думаю. Иногда мне кажется, что жить — невыразимо прекрасно. А иногда мне становится все неинтересно, и я спрашиваю у мамы: «А зачем люди живут?» Она говорит: «Для страданий. Страдания — это норма». А папа говорит: «Это норма для дураков. Человек создан для счастья». Мама говорит: «Ты забыл добавить — как птица для полёта. И ещё можешь сказать — жалость унижает человека». Папа говорит: "Конечно, унижает, потому что на жалость рассчитывают только дураки и дуры.
Умные рассчитывают на себя". А мама говорит, что жалость — это сострадание, соучастие в страдании, и на нем держится мир, и это тоже талант, который доступен не многим, даже умным.
Но спорят они редко, потому что редко видятся. Когда папа вечерами дома — мамы нет. И наоборот. Если мамы нет — папа читает газеты и смотрит по телевизору хоккей. (У нас была няня, которая не выговаривала «хоккей» и произносила «фокея»). Посмотрев «фокею», прочитав газеты, папа требует мой дневник и начинает орать на меня так, будто я глухая или нахожусь в соседней квартире, а он хочет, чтобы я услышала его через стенку. Когда папа кричит, я почему-то не боюсь, а просто хуже понимаю. Мне хочется попросить: «Не кричи, пожалуйста, говори спокойно». Но я молчу и только моргаю.
Иногда мама приходит довольно поздно, однако раньше отца. Она видит, что его дублёнки нет на вешалке, ужасно радуется. Быстро переодевается в пижаму, и мы с ней начинаем танцевать на ковре посреди комнаты, вскидывая ноги, как ненормальные, обе в пижамах и босиком. У мамы пижама в ромбик, а у меня в горошек. Мы ликуем, но шёпотом, сильно разевая рты, и нам бывает невыразимо прекрасно…

2.Литература Тюменского края.

2.Литература Тюменского края.

Сарра-Мария Граник повесть «Бабушка, девочка , Пикассо»

«Детская повесть для взрослых” — так, если верить авторам аннотации, определила жанр своей новой повести молодая писательница из Тюмени. Жанр определяет материал и пафос. Детская — значит, о детстве. Для взрослых — значит, будут ностальгия о невозвратном прошлом и/или прямое или косвенное обличение методов воспитания. 

 

Биография

Родилась в 1982 году в Тюмени. Окончила филологический факультет Тюменского государственного университета. Живет в Тюмени.

Заниматься литературой начала в 6 лет. Своими литературными учителями считает И.Б. Зингера, М. Шалева, А. Алексина, А.-Б. Иегошуа.

Автор книг «PRO MEMORIA» (2007) и «Девочка, Бабушка, Пикассо» (2010), подписанных псевдонимом Сарра-Мария Граник.

Лауреат премии Ассоциации книгоиздателей России в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» (2008) и премии Уральского региона в номинации «Лучшая художественная книга» (2011). В 2013 году вошла в лонг-лист премии «Дебют» с повестью «Девочка, Бабушка, Пикассо».

Отойди в свой грязный угол, чтоб я тебя не видела! Да уберешься ли ты, убожество полоумное?! Навязалась на мою голову!
     – Дай собраться! У меня сапоги там.
     – Где, черт тебя возьми?
    В коридор летят сапоги, возле туалета оседает пальто. Потом выходит и Эта Убогая, держа под мышкой вязаный берет и синюю сетку с пакетами внутри. В пакетах немного документов, немного денег, немного еды, немного заварки, банное мыло, завернутое в газету, полотенце, пуговицы, нитки и тетрадь, в которую Эта Убогая все записывает, чтобы все помнить и ничего не забыть, в том числе свои обиды, страхи, чужие разговоры. 
     У Этой Убогой нет ключа, она всегда звонит, нажимая на звонок меньше, чем вполсилы, или тихонько скребется в дверь. 
     Суп остывает, по его поверхности плывут пятна жира. Я разбиваю их ложкой, ожесточенно мешаю. Суп льется на клеенку, его становится меньше. Толстый лук, как ледокол, застрял в вязкой жиже. Меня тошнит и хочется зареветь.
     Через стекло кухонной двери видно, как Эта Убогая обувается, затягивая молнию скрепкой и выставив согбенную спину с мягким широким горбом за обвисшими плечами, как у желтого верблюда из цирка. 
     Там мне не дали погладить его горб, а Эта Убогая разрешает. 
     Каждый вечер сажусь на антисанитарную кровать и глажу ее горб, представляя, что это горб верблюда. Получается очень похоже, она пускает губами воздух, наполняя им морщинистые щеки. Мы сидим, окутанные сумерками, водянистые очертания предметов колышутся на потолке, как в том шаре, обернутом в чулок, в котором стоят, опираясь на стул, две девочки. 
     Эта Убогая обожает свой шар и никому его не дает, особенно Бабушке. Словно в шаре есть какая-то тайна! А на самом деле просто девочки, а сзади рама с улицей и снегом. Снег и улица не настоящие, а натянутые на раму. Разве можно стоять в одних платьях среди снега и не мерзнуть? 
     А вот они стоят. Поэтому в раму совершенно нельзя верить всерьез, такой это смешной обман. Но Эта Убогая верит, будто девочки живут в шаре взаправду.
     Луна повисает за окном, точно бледная жирная рыба в силках сцепленных ветвей. 
     Мы так сидим, пока не заскрипят половицы.
     – Уходи! Дикая идет!
     Эта Убогая никогда не сидит дома, которого у нее нет, а есть грязная кровать с продавленной панцирной сеткой. Спит она всегда одетая, накрыв лицо старым шелковым платком, выцветшим и потертым. Из-под платка тощими кишками расползаются по подушке пегие пряди. 
     – Скинь амуницию! – кричит Бабушка из-за разделяющей их кровати занавески. – Нет спасения от вони твоей несусветной! Разденься и спи как человек! 
     Эта Убогая никогда не отвечает, только поправляет платок на своем лице и старается дышать как можно тише, ей не хочется препираться. Она втайне боится Бабушку, хоть и не подает вида. 
     Просто у Бабушки есть аргумент – ужасный Дом, который всегда действует. При одной мысли о нем Эта Убогая обвисает носом, и ей хочется залезть под кровать. 
     Из-за ужасного Дома ко мне по ночам крадутся кошмары. Из них выплывает Дом, хлопая ставнями, скалясь решетками, там все ходят под себя, привязанные к стульям. Потом мне на лицо обваливаются деревья, а это не менее страшно. Тогда и я хочу сидеть под кроватью с Этой Убогой, потому что бояться вместе все-таки легче. 
     Она бы сидела там целыми днями, но под кроватью слишком пыльно, и еще у приличных людей не принято вот так просто сидеть под кроватями. 
     Эта Убогая не знает, чем можно припугнуть Бабушку, которая ничего не боится, поэтому ходит по столовкам, поливая Ее грязью на безопасном расстоянии. 
     Иногда она просыпает и не успевает убраться вовремя, чем доводит Бабушку до нервенного тощения. Особенно Бабушка тощеет сегодня, у Нее уборка и целая гадская куча дел, которая никогда не кончается. 
     – Мадам опять отправилась в поход, скатертью дорога! – ворчит Бабушка, гремя ведром.
Бабушка не может ходить в походы, у Нее от них мигрень и грыжа, которая вот-вот лопнет от собачьей жизни и этой обузы. Вообще, Бабушке со многим приходится мириться, как интеллигентскому человеку.
Бабушка в спальне шумно орудует шваброй, собирая комья пыли из-под шифоньеров, своего и Этой Убогой, кроватей и черной кружевной машинки «Зингер». Чем больше пыли она извлекает из потаенных углов и щелей, тем яростнее гремит рассохшаяся швабра, тем злее схватывают мягкие руки тряпку, выжимая ее на лету. 
     – Только приди, подлюка! Когда ж ты сдохнешь наконец? Должна же быть справедливость! Гадюка, пошла меня перед людьми позорить!..
     – Бабушка, я уже все.
     – Сиди там, не выходи. 
Она спешит ко мне, бросив швабру в прихожей. Бабушка проверяет, чиста ли тарелка, съеден ли хлеб, выпито ли молоко. Все ли на своих местах, и нет ли подвоха. Бабушка выглядывает в окно, будто я бы осмелилась выкинуть туда кости из супа самостоятельно. Нет, кости лежат рядом с тарелкой, где им и положено лежать по Ее представлению. Удовлетворенная внешним осмотром, Бабушка складывает посуду в раковину, предварительно заткнув ее резиновой пробкой, чтоб, не дай бог, не забилась. Затем берет кости, каждую брезгливо, двумя пальцами, рука на отлете, и кладет на старую газету. Все это, газета и кости, выносится на вытянутых руках на балкон. 
     Я бегу за Ней, чтобы ничего не пропустить. 
     – Соба-а-аки! Соба-а-аки! – кричит Бабушка и швыряет кости с балкона. 
     Следом летит газета. 
     Бабушка делает доброе дело, кормит бродячих собак, которых гоняет метлой наш дворник, что, впрочем, не мешает им всем быть в хороших отношениях. А еще Бабушка кормит птиц, вернее, заставляет Эту Убогую, которая ужинает на антисанитарной кровати бутербродами с котлетой. От бутербродов остаются крошки, их выбрасывают за окно спальни, с другой стороны дома. Но, в отличие от Бабушки, Эта Убогая не кричит: «Пти-и-ицы! Пти-и-ицы!». А просто кидает крошки на улицу. Ей кажется, птицы все равно не понимают, когда их зовут по-человечьи, а звать их по-птичьи она не научилась. 
     Эта Убогая за глаза называет Бабушку чокнутой, когда та кричит собакам.
     – Да, да, уже бежим! – обычно шепчет она, если Бабушка выносит кости на балкон, и смеется, остро морща нос, будто чихает.
     Тогда я не знаю, смеяться вместе с Этой Убогой или обижаться за Бабушку. 
     – Бабушка, зачем ты выкинула газету? Собаки не едят газет.
     Кости долго лежат под балконом, я выхожу каждый час и проверяю, там ли они и нет ли поблизости хоть одной бродячей собаки.
     Покончив с уборкой, Бабушка ждет, когда же Лиза начнет выть, чтобы стучать шваброй в потолок и ругаться. 
     Одинокая Лиза поет и притопывает в такт толстой ногой, чтоб не потерять поминальную струну своей песни. Она сидит на стуле, сложив под фартуком широкие ладони, над парадной комнатой, в том самом месте, откуда растут хрустальные рожки нашей люстры. Эти звуки слегка заглушает ковер, но не слышать их совсем невозможно. Так, наверное, хоронят лебедей. Лиза тоскует по своим. А мы для нее чужие. Есть еще слепая Фея с глухим любовником, почти своя. Фея совсем слепая, как крот, и у нее есть гармошка. 
Бабушка ненавидит гармошку, у Нее слишком чуткий слух, а гармошка очень простая и страшно веселая. Гармошка орет, как глухой Феин любовник, и тогда им всем становится весело, а Бабушка пьет валерьянку. Бабушке плохо от любовника, гармошки и наглой Феи, которая абсолютно счастлива.
     – Что ты надрываешься? Он же глухой! – говорит Бабушка, обращаясь к гармошке, как будто та может Ее услышать, и выливает себе в чашку полпузырька капель.
     Бабушка – интеллигентский человек, и я тоже буду такой, потому что это наследственное. Вообще, тут все зависит от воспитания и на наследственность особенно полагаться не стоит. Нужны условия и благоприятная среда, так считает Бабушка.
     Благоприятную среду нам портит Лиза своим воем и Фея…     Бабушке повезло, у Нее есть приличное воспитание и словарь иностранных слов, сверяться с которым Она бегает в комнату. Словарь иностранных слов возвышает Бабушку, такой он толстый. Они, то есть Бабушка и словарь, всегда совпадают, просто, чтобы удостовериться в этом, надо сбегать в комнату и посмотреть. 
     – И враг бежит, бежит! Бежит! Бежит! – кричит из спальни Эта Убогая. 
     – Заткнись, убожество! – парирует капитулирующая Бабушка, пытаясь придать своему отчаянному бегству вид светской прогулки.
     У Лизы совсем нет словаря, и ей плевать, так она и сказала. А Бабушке приходится плевать на всех в ответ, что очень трудно, и тогда ничего не остается, как укреплять свои больные нервы валерьянкой. 
Фею, … и Лизу Бабушка считает деревней. Этой деревней Она постоянно ругается, деревня выводит Ее из себя и не дает дышать спокойно. При одном упоминании о ней Бабушка начинает задыхаться и тяжелеть грыжей. 
     Больше, чем деревня, Бабушку выводят из себя воры, которые крадут все, даже детские колготки. Эти воры тощие, с бегающими глазами и грязным мешком, куда они кладут свою добычу. Воры лезут в форточки тихо-тихо, так что даже сразу и не поймешь, здесь они или нет. Понять это можно лишь утром, когда все уже украдено. Есть отчаянные воры и не очень. Отчаянные могут задушить украденными колготками. 
     Успокаивается Бабушка только днем, когда я сплю, а Она сидит в кресле напротив. Бабушка абсолютно спокойна за наш дом, потому что днем воры залезть не осмелятся. И Она сколько угодно может делать интеллигентское лицо, просматривая газету поверх очков. Иногда, когда газета врет, Бабушка сдвигает узкие брови к переносице и ругается на нее про себя, шевеля губами.
Мне тоже хочется делать интеллигентское лицо поверх очков, но у меня ничего не выйдет, потому что я не ношу очков и не понимаю газет. Так я лежу и думаю о газетах, которые постоянно врут, о Бабушке, которая любит сидеть спокойно с интеллигентским лицом, о ворах, которые нипочем не сунутся к нам днем, и о разных других вещах, которые просто лезут в голову, когда не хочется спать.

Зарубежная литература.

Сапфо (Сафо)- древнегреческая поэтесса и музыкант, автор монодической мелики. Была включена в канонический список Девяти лириков. 640-570г. до н.э.

Гимн (др. - греч. ) — песня, восхваляющая и прославляющая кого-либо или что-либо (первоначально — божество)

Я негу люблю,
Юность люблю,
Радость люблю
И солнце.

Жребий мой — быть
В солнечный свет
И в красоту
Влюбленной.

Сельма Лагерлёф - шведская писательница, первая женщина, получившая Нобелевскую премию по литературе и третья, получившая Нобелевскую премию. 1858-1940г.

Сказка.

Литературная сказка - это произведение, тесно связанное с народной сказкой, но, в отличие от нее, принадлежащее конкретному автору, не бытовавшее до публикации в устной форме и не имевшее вариантов.

Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции

Глава 17. Дома

И вот наконец Нильс увидел родную деревню.

- Гляди, гляди, - крикнул он Мартину, - вон улица наша! Вон наш дом! Попросим Акку спуститься.

Но Акку не надо было просить. Она ведь была умная гусыня и сама понимала, как хочется Нильсу увидеть родной дом.

Она высмотрела за деревней заглохший пруд и приказала стае спускаться.

Нильсу не терпелось сейчас же побежать домой. Но он боялся встретиться с кем-нибудь на улице и решил подождать до вечера.

Когда совсем уже стемнело, он отправился в деревню. Мартин со своим семейством тоже пошел за ним. Он хотел показать жене и детям птичник, в котором провел свою молодость.

- Мы только взглянем разок и вернемся, - сказал Нильс старой гусыне.

К счастью, они никого не встретили, пока шли через деревню.

Вот и знакомый двор. Они осторожно прошмыгнули через калитку.

Во дворе было тихо. Все куры и гуси давно уже спали. Только из дома доносились неясные голоса. Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда узкой полосой пробивался свет.

Нильс заглянул в щелку.

В комнате все по-прежнему: у окна - стол, около печки - сундук и даже сачок на старом месте, между окном и шкафом.

Мать с отцом сидели за столом около лампы. Мать что-то вязала, а отец штопал рыбачью сеть. Под столом, свернувшись калачиком, лежал кот и тихонько мурлыкал.

- Где-то сейчас наш сыночек? - говорила мать, тяжело вздыхая. - Верно, голодает да холодает, скитаясь по дорогам. А может, больной лежит. Долго ли ребенку заболеть!..

Отец ничего не сказал. Он только нахмурился и еще ниже склонился над сетью.

- А может, его и на свете уже нет, - снова заговорила мать и украдкой вытерла глаза концом своего вязанья.

«Да я жив! Я здесь!» - чуть было не крикнул Нильс и сам отер рукавом слезы.

- Ну, уж ты придумаешь! - сердито сказал отец. - Подожди, вернется наш сыночек! Мы еще с ним порыбачим! Но мать только всхлипнула в ответ.

- Уж, какое там вернется! Если и жив, все равно домой не придет, - говорила она сквозь слезы. - Сколько раз тебе твердила: не наказывай ты его. Ведь мал он да глуп - что с него спросишь? А ты чуть что - сразу за ремень. Вот он и убежал.

- Ну да, а сама ты его мало бранила, что ли?

- Да я так уж, любя.

- А я что, не любя? Только вот одно я в толк не возьму - неужели он Мартина с собой увел? Собаку бы еще, это я понимаю. Собака - друг человека. А тут гусь какой-то! Гусь человеку не товарищ.

- Как это не товарищ? Еще, какой товарищ! - крикнул Нильс и скорей захлопнул ладонью рот.

- Кто это там пищит? - сказала мать, оглядываясь. - Мыши, что ли? Прямо беда с ними, все зерно в подполье перепортят. Эй ты, котище! Довольно тебе нежиться, ступай на охоту!

Кот зевнул, потянулся и лениво пошел к двери.

Он повел носом вправо, повел влево. Нет! Мышиным духом не пахнет.

А Нильс тем временем ни жив, ни мертв стоял за кадкой с водой. Он боялся шевельнуться, боялся дохнуть.

Что, если кот и вправду примет его за мышь?

И Нильс сразу представил себе, как кот бросается на него, хватает и тащит в зубах к матери.

У него даже пот на лбу выступил от страха и стыда.

Но кот, не обнаружив ничего подозрительного, угрожающе мяукнул в темноту и вернулся на свое место.

Нильс подождал с минутку, потом тихонько выбрался из своего убежища и медленно побрел по двору.

Около птичника стояло старое корыто, из которого мать всегда кормила кур и гусей. Гусята обступили корыто со всех сторон и жадно подбирали оставшиеся на дне зернышки, - Это зерно ячменное, - объяснял Мартин своим детям. - Такое зерно домашние гуси клюют каждый день, - Очень вкусное зерно, - сказал Юкси. - Давайте останемся и будем домашними гусями! Тут к ним подошел Нильс.

- Что ж, Мартин, мне пора идти, - грустно сказал он. - А ты, если хочешь, оставайся.

- Нет, - сказал Мартин, - я тебя не брошу. С тобой я бы остался, а так это не дело. Ну, полетели! - скомандовал он гусятам.

- Не хочу никуда лететь, - запищал Юкси. - Хочу здесь жить! Надоело мне все летать да летать.

- Раз отец велит тебе лететь, значит, надо лететь, - строго сказал Нильс.

- Да, тебе легко рассуждать, - опять запищал Юкси. - Сидишь себе на папиной шее и пальцем не шевельнешь. Попробовал бы сам полетать! Ах, если бы я сделался таким же маленьким, как ты! Меня бы тогда тоже все на спине носили. Вот было бы хорошо!

- Глупый! - сказал Нильс. - Неужели же ты, Юкси, и вправду хочешь быть маленьким?

- А что же тут такого? - ответил Юкси. - О маленьких все заботятся, маленьких ничего не заставляют делать. - Гусенок упрямо топнул лапой и запищал изо всех сил:

- Хочу быть маленьким! Хочу быть маленьким! Хочу быть таким, как Нильс!

- Вот наказание с этим Юкси! - сказал Мартин. - Недаром говорят - в семье не без урода. Проучить бы его, оставить бы навсегда маленьким!

- Ну и что ж, я бы не заплакал, - хорохорился Юкси. «Ах вот ты какой! - подумал Нильс. - Тогда тебя и жалеть нечего!»

И Нильс медленно и громко заговорил:

- Стань передо мной, Как мышь перед горой, Как снежинка перед тучей, Как ступенька перед кручей, Как звезда перед луной. Бурум-шурум, Шалты-балты. Кто ты? Кто я? Был - я, стал - ты.

И что же! Едва Нильс проговорил последнее слово, Юкси будто сжался в комочек. Он стал не больше воробья! Таким он был, когда только-только вылупился из яйца!

Юкси с удивлением озирался кругом. Он не понимал, что это с ним случилось.

А Мартин с Мартой загоготали, захлопали крыльями, забегали по двору.

«Наверное, они испугались за Юкси, - подумал Нильс. - А почему они сами тоже стали как будто меньше?»

- Мартин! Слушай, Мартин! - позвал Нильс своего друга. Но Мартин шарахнулся в сторону, а за ним - Марта и все гусята.

В это время хлопнула дверь, и из дому с фонарем в руках выбежала мать.

- Кто это там гусей выпустил? Эй, мальчик, ты что тут делаешь? - закричала она и подбежала к Нильсу. Вдруг фонарь выпал у нее из рук.

- Нильс, сыночек мой! - воскликнула она. - Отец, отец, иди скорее! Наш Нильс вернулся.

На следующий день Нильс проснулся еще до рассвета. Он сел на кровати и огляделся. Где он? Вместо высокого неба - над ним низкий потолок. Вместо кустов - гладкие стены. Да ведь он дома! У себя дома!

Нильс чуть не закричал от радости.

И вдруг он вспомнил: «А как же Акка Кебнекайсе! Неужели она улетит со своей стаей, и я никогда ее больше не увижу?»

Нильс вскочил и выбежал во двор.

«Верно, и Мартин хочет попрощаться со стаей Акки Кебнекайсе», - подумал он и приоткрыл дверь птичника.

Мартин спал рядом с Мартой, окруженный гусятами.

- Мартин! Мартин! - позвал Нильс. - Проснись! Мартин открыл глаза, вытянул шею и зашипел.

- Мартин! Да что ты? Ведь это я, Нильс! Мартин недоверчиво покосился на него, но шипеть перестал - Мартин! Пойдем попрощаемся с Аккой! - сказал Нильс.

- Га-га-га! - ответил Мартин.

Но что он хотел сказать, Нильс не понял.

- Ну, не хочешь - не надо!

Нильс махнул рукой и один пошел к пруду.

Он еще не привык к тому, что у него такие большие руки и ноги. Поэтому он старательно обошел первый же камень, который попался ему на дороге - Да что это я! - спохватился Нильс и даже рассмеялся.

Он нарочно вернулся назад, перешагнул через камень, да еще поддал его носком башмака.

На краю деревни Нильс увидел, как из дому с ведрами в руках вышла какая-то женщина. Нильс прижался к забору. И опять рассмеялся. Ну чего ему прятаться? Ведь он теперь мальчик как мальчик.

И он смело пошел дальше.

Утро выдалось тихое, ясное. То и дело в небе раздавались веселые птичьи голоса. И каждый раз Нильс задирал голову - не его ли это стая летит?

Наконец он подошел к пруду.

В кустах испуганно зашевелились дикие гуси.

- Не бойтесь, это я, Нильс! - крикнул мальчик. Услышав чужой голос, гуси совсем переполошились и с шумом поднялись в воздух.

- Акка! Акка! Подожди! Не улетай! - кричал Нильс.

Гуси взметнулись еще выше, а потом построились ровным треугольником и закружились над головой Нильса.

«Значит, узнали меня! - обрадовался Нильс и замахал им рукой. - Прощаются со мной!»

А одна гусыня отделилась от стаи и полетела прямо к Нильсу. Это была Акка Кебнекайсе. Она села на землю у самых его ног и стала что-то ласково говорить:

- Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!

Нильс нагнулся к ней и тихонько погладил ее по жестким крыльям. Вот какая она теперь маленькая рядом с ним!

- Прощай, Акка! Спасибо тебе! - сказал Нильс.

И в ответ ему старая Акка раскрыла крылья, как будто хотела на прощание обнять Нильса.

Дикие гуси закричали над ним, и Нильсу показалось, что они зовут Акку, торопят ее в путь.

Нильс долго смотрел вслед своим недавним друзьям. Потом вздохнул и медленно побрел домой.

Так кончилось удивительное путешествие Нильса с дикими гусями.

Снова Нильс стал ходить в школу.

Теперь в дневнике у него поселились одни пятерки, а двойкам туда было не пробраться.

Гусята тоже учились, чему им полагается: как клевать зерно из деревянного корыта, как чистить перья, как здороваться с хозяйкой. Скоро они переросли Мартина с Мартой. Только Юкси остался на всю жизнь маленьким, словно он только что вылупился из яйца.

Джоан Роулинг-британская писательница, сценарист и кинопродюсер, наиболее известная как автор серии романов о Гарри Поттере. Книги о Поттере получили несколько наград и были проданы в количестве более 500 миллионов экземпляров. Они стали самой продаваемой серией. Родилась 31 июля 1965 г. 

Фантастическим жанром называется вид художественного, литературного или кинопроизведения, в котором вымышленные герои участвуют в таких событиях или находятся в такой обстановке, которые не существуют, невозможны в действительности, выдуманы автором (фантастический роман)

Гарри Поттер и реальная любовь

ТАНЕЦ

Артур Уизли смотрел, как Молли хлопочет на кухне. Тут по радио заиграла их любимая мелодия…

— Артур, пожалуйста, сделай чуть громче, — попросила его жена.

Артур прибавил звук на радио.

— Потанцуем? — предложил он жене. Та смущенно улыбнулась.

— Хорошо, — согласилась она, откладывая волшебную палочку.

Они медленно закружились в танце.

— Молли, милая, как думаешь, наши дети уже вернулись в свои тела?

— Очень на это надеюсь, — ответила Молли. — А эти штучки Фреда и Джорджа хороши, — грустно улыбнулась она. — Как же нам его не хватает.

— Ах, милая, — он обнял жену. — С Фредом все хорошо там, я уверен.

— Я так разволновалась, когда использовала эти Меняй-камушки, что поначалу попала в Джинни, а не в Гермиону. Тогда пришлось и их с Гарри телами менять. Надеюсь, они не догадаются, что это мы сделали.

— О нет, Молли, поверь, ты будешь последняя в мире после всех на свете маглов, на кого падут подозрения.

Они танцевали под их любимую песню и каждый думал о чем-то о своем, но оба были связаны невидимой нитью.

Любовь связывает людей. Вроде бы вчера только влюбился в человека, а сегодня у вас уже шестеро взрослых детей. Один из которых недавно потерял часть себя, и лишь в этот Рождественский вечер снова обрел ее.

Джордж дождался, пока действие оборотного зелья пройдет и отправился в зал на поиски Анджелины.

По пути он наткнулся на Алисию Спинетт, стоящую в обнимку с Оливером Вудом. Джордж кивнул приятелям и отправился дальше.

Он увидел ее в компании Ли Джордана и Кэти Бэлл. Судя по тому, что друзья встретили его как ни в чем ни бывало, Анджелина не стала рассказывать им, что произошло и он был ей за это безмерно благодарен.

— Анджелина, можно тебя? — спросил он.

Та внимательно посмотрела на него.

— Конечно, — сказала она.

Джордж потащил ее танцевать:

— Знаешь, я, конечно, понимаю, это было глупо.

— Ничего не говори, — сказала Анджелина. — Далеко не каждый может понять, что тебе пришлось пережить. Но мы-то с тобой живы. Так что давай жить дальше. Ты и я.

— Согалсен. Давай жить вместе.

Анджелина рассмеялась:

— Ты ведь другое имел в виду.

— Неважно, — ответил Джордж. — Важно знаешь что? — он заговорчески склонился к ее уху и прошептал:

— У Флитвика под столом навозная бомба.

Анджелина снова засмеялась.

— Ну что, покажем всем, как надо танцевать? — предложила она.

— Давай, покажем им класс! — согласился Джордж, и они принялись отплясывать, норовя снести всех вокруг.

Другой сын всегда знал, что красота лишь маска. Что это приятное, но вовсе не обязательное дополнение к настоящей любви. Но так ему уж повезло, что волею судьбы досталась ему в жены, пожалуй, самая красивая девушка на свете. Которой, впрочем, ее собственной красоты было достаточно, ведь она не оставила его, когда оборотень изуродовал его лицо шрамами.

Билл и Флер танцевали рядом.

— Я помню бал в ‘Огвартсе четы’ге года назад, — говорила она. — И я по-п’гежнему считаю, что у нас в Ша’гмбатоне го’газдо к’гасивее.

Билл улыбнулся, с обожанием глядя на супругу.

— Красивее там, где ты, — лишь тихо сказал он.

— Подлиза, — мягко улыбнулась Флер. — Je t’aime, — прошептала она.

Младший сын и вовсе был… Нет, дураком он не был. Он, конечно, не был выдающимся интеллектуалом, любимчиком всей школы как близнецы, но для нее он был самым потрясающим и самым лучшим, и она любила она его таким какой он есть, больше всех на свете. Пусть они вечно ссорятся, спорят. Все равно они дополняют друг друга как никто другой. Они столько пережили вместе, что теперь являются практически одним целым.

— Гермиона, можно тебя на танец? — спросил Рон и протянул ей руку.

— Конечно! — обрадовалась та.

Они отправились танцевать, и Рон так страстно закружил Гермиону, что они могли запросто посоперничать с лихачеством Джорджа и Анджелины.

— Кстати, я решил пока приостановить свое обучение в авроры, — признался он. — Я думаю, Джорджу сейчас нужна помощь. Ведь прежде чем начать бороться с темными силами, нужно помочь своему брату побороться со своими тараканами?

Гермиона взглянула на него с бесконечной любовью.

— Ты самый лучший, — сказала она. — Я так горжусь тобой, — она прижалась лицом к его лицу.

— Смотри, — Рон достал палочку, что-то прошептал, и в руках Гермионы появилась роза.

— Рон! — Гермиона, казалось, готова была расплакаться от счастья. — Где же ты научился такому волшебству?

— Да, вот умею немного, — уши у Рона покраснели.

— Это просто потрясающий цветок, — сказала Гермиона. — Смотри, какой он красивый.

— Он очень похож на тебя, — заметил Рон.

— В самом деле? — удивилась Гермиона. — Чем же это?

— Роза очень красива, но она тоже очень острая на язык и на ум. Прям как ты.

Гермиона никогда не ожидала от Рона таких слов. Она почувствовала как ее щеки краснеют все сильнее.

— Не смущай меня, — попросила она, счастливо улыбаясь. Она поднесла розу к лицу и вдохнула ее пьянящий аромат.

— Очень красивое имя, кстати, — заметил Рон. — И Хьюго тоже ничего, — о чем-то задумался он на мгновенье, но быстро вернулся в реальность.

— Не то слово! Знаешь, сегодня необычный день. Столько всего произошло. С самого утра. Наверное, это лучшее Рождество в моей жизни. Оно самое волшебное, даже в мире волшебства оно поражает чудом.

Рон обнял ее.

— Ты права, я за месяц столько не пережил, сколько за один вечер.

— Ты такой замечательный. Я даже разрешу тебе проспать до обеда.

— Гермиона, только не заставляй меня этого говорить, — взмолился Рон.

— К чему нам слова? Мы ведь и так друг друга понимаем.

— Слова нам, чтобы ругаться, Гермиона, — напомнил Рон. — Но ведь ты хочешь это услышать, правда?

— Было бы неплохо.

— А я все равно не скажу.

— Так покажи, — не растерялась Гермиона.

— Ты победила.

— Я знаю.

— Я люблю тебя, — сказал он, целуя ее.

А что же делать тому, кому не особо повезло? Тому, кто чемпион мира по квиддичу, но всех хорошеньких девушек сразу же выдирают у него из-под носа.

— Ты ведь Виктор Крам, правда? — спросил кто-то на болгарском, когда он уже собирался уходить с вечеринки.

Виктор обернулся: позади стояла хорошенькая волшебница славянской внешности.

— Меня зовут Ольга.

— Я узнал тебя! Ты — та самая Ольга Громова, которая участвует в Турнире Трех Волшебников в этом году. Ты ведь заняла первое место, это очень похвально.

— Стараюсь, — улыбнулась она. — Надеюсь, в следующий раз Турнир будут проводить в Дурмстранге.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Крам. — А сейчас, ты не хочешь ли ты со мной потанцевать?

— Почту за честь, — улыбнувшись, кивнула девушка.

Младшая дочь с детства любила одного мальчика. Она краснела, бледнела, роняла вещи при виде него. Но став старше, она пыталась скрыть свои чувства, продолжая испытывать их внутри. Как же хорошо, что сейчас ничего не нужно скрывать.

Гарри и Джинни медленно танцевали, не подчиняясь оживленному ритму вокруг. У них был свой ритм, и они ничего вокруг не замечали. Такое прекрасное чувство, когда можно закрыть глаза и почувствовать целостность своей души. Гарри не знал, сколько времени прошло, когда он открыл глаза. Но, танцуя здесь, в этом самом зале на балу он видел то, что никто больше не мог видеть:

Вот одиннадцатилетний Северус Снейп танцует с Лили Эванс, чуть дальше — семнадцатилетние Джеймс и Лили кружатся в задорном танце. На противоположном конце зала совсем юные Нарцисса Блэк и Люциус Малфой. Молли Пруэтт и Артур Уизли, Сириус Блэк и какая-то незнакомая Гарри девушка, Чо и Седрик. По залу кружилось множество пар, прошедших через время. Гарри на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Мир вернулся в реальность. Гарри увидел, что Невилл танцует с Розой. Раньше Невилл не решался подойти к красавице, но став ее спасителем, он, похоже, целиком и полностью завоевал ее сердце.

Любовь была повсюду, она захлестнула весь Большой Зал и его пределы. Она повсюду. И рвется из наших сердец и стучится в них, а иногда внезапно забегает непрошенным гостем. И неважно что это: выброс гормонов или волшебство. Главное, что она в любом случае есть, мы ее чувствуем, мы ее осязаем, мы ею дышим. Любите друг друга! С Новым Годом и Рождеством!

Младшая дочь с детства любила одного мальчика. Она краснела, бледнела, роняла вещи при виде него. Но став старше, она пыталась скрыть свои чувства, продолжая испытывать их внутри. Как же хорошо, что сейчас ничего не нужно скрывать.

Гарри и Джинни медленно танцевали, не подчиняясь оживленному ритму вокруг. У них был свой ритм, и они ничего вокруг не замечали. Такое прекрасное чувство, когда можно закрыть глаза и почувствовать целостность своей души. Гарри не знал, сколько времени прошло, когда он открыл глаза. Но, танцуя здесь, в этом самом зале на балу он видел то, что никто больше не мог видеть:

Вот одиннадцатилетний Северус Снейп танцует с Лили Эванс, чуть дальше — семнадцатилетние Джеймс и Лили кружатся в задорном танце. На противоположном конце зала совсем юные Нарцисса Блэк и Люциус Малфой. Молли Пруэтт и Артур Уизли, Сириус Блэк и какая-то незнакомая Гарри девушка, Чо и Седрик. По залу кружилось множество пар, прошедших через время. Гарри на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Мир вернулся в реальность. Гарри увидел, что Невилл танцует с Розой. Раньше Невилл не решался подойти к красавице, но став ее спасителем, он, похоже, целиком и полностью завоевал ее сердце.

Любовь была повсюду, она захлестнула весь Большой Зал и его пределы. Она повсюду. И рвется из наших сердец и стучится в них, а иногда внезапно забегает непрошенным гостем. И неважно что это: выброс гормонов или волшебство. Главное, что она в любом случае есть, мы ее чувствуем, мы ее осязаем, мы ею дышим. Любите друг друга! С Новым Годом и Рождеством

Приложение

Анализ эпизода литературного произведения

Чтобы проанализировать эпизод литературного произведения, нужно развернуто и доказательно разобрать все его аспекты, которые мы приводим для вас ниже в виде полного плана¹.

Определить границы эпизода², дать ему название.

1. Охарактеризовать событие, лежащее в основе эпизода.

2. Назвать основных (или единственных) участников эпизода и коротко пояснить:

   • кто они?

   • каково их место в системе персонажей (главные, заглавные, второстепенные, внесценические)?

3. Раскрыть особенности начала эпизода (соответственно, и финала).

4. Сформулировать вопрос, проблему, находящуюся в центре внимания:

   • автора;

   • персонажей, особенно если это эпизод-диалог.

5. Выявить и охарактеризовать противоречие (иначе говоря, миниконфликт), лежащее в основе эпизода.

6. Охарактеризовать героев - участников эпизода:

   • их отношение к событию;

   • к вопросу (проблеме);

   • друг к другу;

   • кратко проанализировать речь участников диалога;

   • сделать разбор авторских пояснений к речи, жестам, мимике, позам героев;

   • выявить особенности поведения персонажей, мотивировку поступков (авторскую или читательскую);

   • определить расстановку сил, группировку или перегруппировку героев в зависимости от течения событий в эпизоде.

7. Охарактеризовать структуру эпизода (на какие микроэпизоды его можно разбить?); провести краткий разбор композиционных элементов эпизода: его завязки, кульминации, развязки.

8. Выявить художественные детали в эпизоде, определить их значимость.

9. Выявить наличие художественных описаний: портрета, пейзажа, интерьера; охарактеризовать особенности и значение этих элементов эпизода.

10. Понять авторское отношение к событию; соотнести его с кульминацией и идеей всего произведения в целом; определить отношение автора к проблеме (развернутый разбор) и остроту конфликта в авторской оценке.

11. Сформулировать основную мысль (идею) эпизода.

12. Проанализировать сюжетную, образную и идейную связь этого эпизода с другими эпизодами или иными элементами структуры произведения .