Дополнительный материал по творчеству Василь Быкова "О повестях Василь Быкова"

Дополнительный материал к урокам по творчеству Василь Быкова.

О повестях Василя Быкова.

Начну с цитаты. Она не принадлежит Василю Быкову. Это статистическая справка. Но она имеет самое прямое отношение к его жиз­ни и книгам.

«Среди фронтовиков 1922, 1923, 1924 годов рождения, - свидетель­ствует скорбная статистика, - в живых осталось три процента». Это поколение тех, кому в 41-м не было еще двадцати, кто ушел на фронт прямо со школьной скамьи к нему и принадлежит Василь Быков.

Это поколение Зои Космодемьянской и молодогвардейцев. Его судьба - одна из самых героических страниц в истории нашей страны, в истории нашей армии.

Несколько лет назад Быков написал короткие воспоминания о тех фронтовых товарищах, которым он лично обязан тем, что остался жив, - так они, эти воспоминания, и назывались - «Жизнью обязан».

Быков рассказывает, как впервые попал на передовую. Командир роты, пишет он, «подвел меня к коротенькому строю моего стрелково­го взвода. Он представил взвод мне, а меня представил бойцам - хму­рым, невыспавшимся, озябшим, ждущим запаздывавший завтрак. Я хо­тел о чем-то расспросить бойцов, но он нетерпеливо бросил: «Ладно, познакомишься. Командуй. Через двадцать минут атака!»

Через двадцать минут была атака, бешено стегали вражеские пу­леметы, а минные разрывы черными пятнами за десять минут испещ­рили все поле.. Чтобы определить плотность огня, командир роты на несколь­ко секунд вскинул над собой лопатку, и в металле ее сразу же появи­лись две рваные дырки. И все-таки мы встали, подняли бойцов и ата­ковали село, на краю которого в братской могиле осталась треть нашей роты».

Всего лишь один короткий эпизод - а сколько их было за войну! Можно ли удивляться тому, что для Быкова, как он сам говорил, соб­ственный фронтовой опыт - главный источник «знания правды и войны и природы человеческого поведения на войне»? И его признанию: «Я о многом уже написал из того, что видел и пережил на войне, но соз­наю, что все написанное - лишь малая часть моего скромного фронто­вого опыта. Куда больше из него не нашло себе места в моей фронто­вой прозе и неизвестно, найдет ли».

Вскоре он начал писать о войне, и этой те­ме, захватившей его безраздельно, он сохраняет верность до сих пор. Уже в первых военных рассказах Быкова и в первой его повести «Жу­равлиный крик», написанной в 1959 году во время лагерных офицер­ских сборов, проступают некоторые черты дарования автора, которые вскоре заставили говорить о нем как оярком, своеобразном художни­ке. Может быть, потому, что Быков взялся за перо уже зрелым чело­веком - ему было за тридцать, он почти не знал периода ученичества. Написанная через год с небольшим «Третья ракета» (перед ней была еще «Фронтовая страница») была удостоена республиканской премии имени Якуба Коласа и принесла автору всесоюзную известность.

После «Третьей ракеты» повести: «Альпийская балла­да», «Западня», «Мертвым не больно», «Атака с ходу», «Круглянский мост», «Сотников», «Обелиск», «Дожить до рассвета», «Волчья стая», «Его батальон». В 1974 году, за повести «Обелиск» и «Дожить до рассвета» Василь Быков был удостоен Государственной премии СССР, - это свидетельство заслуженного им подлинно народного при­знания.

Быков стремится описывать войну такой, какой ее видел рядовой солдат («Фронтовая страница», «Третья ракета», «Атака с ходу»), или сельский паренек - почти подросток («Круглянский мост»), или лейтенант - командир взвода или роты («Западня», «До­жить до рассвета»). Писателя главным образом интересует характер «рядового великой битвы» человека из самой гущи народной, сплошь и рядом не отличающегося ни выправкой, ни лихостью, ни другими внешними ат­рибутами воинской доблести, но непоколебимого в своих представле­ниях о том, что хорошо и что дурно, справедливо и несправедливо, го­тового к трудностям и невзгодам, осознающего свою ответственность перед Родиной и перед товарищами по окопу.

Время действия в его повестях, как правило, ограничено одним-двумя днями, а то и всего несколькими часами боя - но такими длинными, бесконечно длящимися, когда ощутима и весома каждая секунда, когда каждое мгновение может быть последним в твоей жизни. Ограничен обычно и круг действующих лиц: это соседи по окопу, товарищи по ору­дийному расчету, маленькая - два-три человека - партизанская груп­па, отправленная на задание и действующая самостоятельно.

В «Сотникове» герои Быкова сталкиваются с новым для себя ис­пытанием. Не огнем, не голодом, не угрозой смерти, а ее неотврати­мостью. Это проверка человека безысходностью: может ли он ее выдер­жать, при каких условиях, какие для этого требуются внутренние данные? Две судьбы, два человека проходят перед нами: один, Сотников, выдерживает испытание и гибнет, другой, Рыбак, покупает себе жизнь, становясь подлецом.

Рыбак не злодей, человек он доброжелательный, легкий, без амбиций и претензий, его не гложут ни зависть, ни злоба. Ему свойственно чувство товарищества. Он искренне сочувствует расхворавшемуся Сотникову; заметив, что тот мёрз­нет в шинели и пилотке, отдает полотенце, чтобы хотя бы шею обмо­тал. Делится с ним остатками своей порции пареной ржи - это не так мало, как может показаться, ведь они давно сидят в отряде на голод­ном пайке. И труса в бою Рыбак как будто бы не праздновал, под огнем вел себя достойно...

Как же случилось, что неплохой по природе своей парень, вроде бы не трус и не шкурник, попав в руки к врагам, стал полицаем и участво­вал в казни товарища, с которым они вместе отбивались от карателей, которого только вчера, изнемогая от усталости, тащил на себе, чтобы спасти от смерти или фашистского плена? Как это могло произойти?

Автор ведет повествование таким образом, то глазами Сотникова, то глазами Рыбака. Такое построение произведения дает возможность сопоставлять и сравнивать не только поведение героев, но и мотивы, которыми они руководство­вались, поступая так или иначе; открывается то, что они думают о про­исходящем, друг о друге, о себе, движение их души; Автор предоставляет героям равные возможности для самораскрытия, которые они исполь­зуют каждый в соответствии со своим характером: Сотников - чтобы постоянно судить себя, проверять и перепроверять нравственную обо­снованность своих поступков, Рыбак - для самооправдания, когда у не­го возникает смутное - только смутное - беспокойство, верно ли он по­ступает.

Причину падения Рыбака автор видит «в его душевной всеядно­сти, несформированности его нравственности. Война для него - простое до примитива дело, с исчерпывающей полнотой выраженное постула­том: «чья сила, того и право» - и еще: «своя рубашка ближе к телу». Он хочет жить во­преки возможностям, в трудную минуту игнорируя интересы ближнего, заботясь лишь о себе. Нравственная глухота не позволяет ему понять глубину его падения. Только в конце он с непоправимым опозданием обнаруживает, что в иных случаях выжить не лучше, чем умереть». Еще до того, как их схватили полицаи, что-то в Рыбаке нас настораживало, коробило - тогда.

Для Рыбака граница между нравственным и безнравственным - понятие смутное и неопределенное. При этом Рыбак человек не двуличный, не прожженный ловчила, дело тут в другом: принципы для него - сфера сугубо дисциплинарная, внеш­них установлений, а не внутренней убежденности. Он считает, что «в минуту наибольшей опасности каждый заботится о себе, берет свою судьбу в собственные руки», и ему уже ни до кого и ни до чего нет дела.

Плен урав­нял их положение, и Рыбак счел себя свободным от каких-либо обяза­тельств по отношению к Сотникову. Ему недоставало мужества и нравственной прозорливости, чтобы трезво оценить безысходность ситуации и с достоинством встретить не­избежное, - и, отстранившись от Сотникова, он лишался последней опоры, которая нужна была ему больше, чем когда-либо. Рыбак решил любой ценой «обойти судьбу», «вывернуться», не понимая, что цена в этой ситуации могла быть только одна - предательство.

Рыбак доволен: следователя расположил как будто бы к себе, ему невдомек, что полицай оце­нил не то, что было в его ответах, а его готовность отвечать, сговорчи­вость и податливость. И предложение служить «великой Германии», стать полицаем Рыбака нисколько не смутило, не насторожило, хотя тут-то он должен бы, наверное, задуматься, куда может его завести же­лание выжить во что бы то ни стало. Мир его зыбких, нестойких нравственных представле­ний рушится на глазах: Рыбак уже мечтает о смерти Сотникова, опа­саясь, как бы тот со своими принципами и упрямством ему не помешал, с радостью думает, что долго Сотников не протянет и тогда можно бу­дет полицаям говорить все что надо, вести себя как потребуется. В смерти товарища «он видел единственный для себя выход, из этой за­падни».

И, даже переступив через страшную черту, Рыбак все еще не по­нимает, что сотворил: «... При чем тут он? Разве это он? Он только вы­дернул обрубок. И то по приказу полиции». И, лишь оказавшись в их строю, увидев страх и ненависть в глазах местных жителей, Ры­бак наконец сообразил, что после случившегося бежать ему отсюда не­куда...

Мрачноватый, нескладней, неуступчивый Сотников не сразу и не просто завоевывает наше уважение и симпатию. Но столь мужественно и бесстрашно мог вести себя перед ли­цом фашистских палачей Сотников такой, каким он был - со всеми достоинствами и недостатками. Быков создал живой и цельный характер, в котором достоинства и недостатки прорастают друг в друга, у них об­щие корни.

Сотников считает совершенно естественным и справедливым забрать у старосты овцу или что там придется для отряда, но от предложенных ему в этом доме еды, питья, домашних ле­карств наотрез отказывается: И это в логике его характера - принять чью-то помощь для него значит взять на себя нравственное обязательство отплатить тем же, а он не желает добра Людям, связавшимся с врагами.

Таков Сотников.Не быть обузой для других ниприкаких условиях, всегда требо­вать от себя больше, чем от других, - этим принципам Сотников сле­дует неукоснительно. Суровые уроки преподала ему война, но он воспринимал те из них, которые укрепляли его волю к сопротивлению обстоятельствам, какими бы тяжкими они ни были. Это в плену он убедился, что с теми, кто преодолел страх смерти, фашистские палачи уже ничего не могут сделать.

Не случайно в последние минуты перед казнью «ему захотелось ви­деть людей» - он жил и боролся для людей, стремился делать для них все, что было в его силах, - отсюда его жесткая требовательность к себе. Стоя уже с накинутой петлей. Сотников и тут остается верен се­бе, и тут думает о других: поймав взгляд худенького бледного маль­чишки в старой армейской буденовке, он, понимая, как невыносимо страшно ему зрелищеказня, находит силы, чтобы поддержать его, - Сотников «одними глазами улыбнулся мальцу - ничего, браток».

Пафос этой повести в утверждении преемственности добра и нравственности; щедро посеян­ные зерна справедливости, благородства, подвижничества не пропадают, рано или поздно они непременно прорастут, дадут всходы.

Прозу Быкова - об этом много говорили в критике - отличает ост­рый интерес к общечеловеческим проблемам, максимализм в решении нравственных вопросов, отсутствие полутонов и какой-либо неопреде­ленности, недоговоренности, сильная и уверенная мысль, не знающая страха перед «последними вопросами», способная проникать в мораль­ную и философскую суть чрезвычайно сложной ситуации, иногда с жи­тейской точки зрения неразрешимо сложной, чтобы извлечь из нее не­кий урок.

1