Ярким примером путевых очерков в литературе середине XIX столетия является «Фрегат ''Паллада''» И.А. Гончарова.
Прежде чем обратиться к исследованию специфики этого жанра на примере гончаровского произведения, необходимо сказать о самих событиях, которые легли в его основу.
История очерков тесно связана с биографией И.А. Гончарова. Об этом свидетельствует письмо писателя к Е.А. Языковой: «Один из наших военных кораблей идет вокруг света на два года. Аполлону Майкову предложили, не хочет ли он ехать в качестве секретаря этой экспедиции, причем сказано было, что, между прочим, нужен такой человек, который бы хорошо писал по-русски, литератор. Он отказался и передал мне. Я принялся хлопотать из всех сил…» [сентябрь 1852г.]
Вскоре стало известно, что Гончаров отправляется в кругосветное путешествие. Все, кто знал Гончарова, были удивлены, так как он слыл не очень подвижным, а скорее флегматичным человеком. Один из биографов писателя отмечает такую особенность характера Гончарова: «Никто не мог подумать, что этот человек… мог решиться на такой поступок».
Следует отметить, что «… тогда … кругосветные плавания были величайшей редкостью; … имена парусных судов и фамилии командиров, посещавших порта Дальнего Востока, известны наперечёт».
Попытаемся разобрать причины, побудившие И.А. Гончарова принять такое решение. Лучше всего о причинах своего «поступка» говорит сам писатель в своих письмах, хотя его высказывания неоднозначны и несколько противоречивы. «Страстишка к морю жила у меня в душе», - признавался Гончаров в своих «Воспоминания». «Страсть к воде» возникла у него ещё в детстве. Во многом этому способствовал крёстный отец его, отставной моряк И.Н. Трегубов, своими увлекательными рассказами о морских путешествиях, об открывателях новых земель. Он дал Гончарову серьёзные знания по морскому делу и истории мореплавания. С годами юношеское желание «видеть описанные в путешествиях дальние страны» превратилось в осознанный и серьёзный интерес к географическим знаниям.
В письме к Е.А. Языковой Гончаров объясняет свой поступок так: «Вы, конечно, спросите, зачем я это делаю…, чтобы видеть, знать всё то, что с детства читал, как сказку, едва веря тому, что говорят. Я полагаю, что если б я запасся всеми впечатлениями такого путешествия, то, может быть, прожил бы остаток жизни повеселее... Все удивились, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь –, я такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится этой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер, я никогда не бываю одинаков двух недель сряду, а если наружно и кажусь постоянен и верен своим привычкам и склонностям, так это от неподвижности форм, в которых заключена моя жизнь».
Позже, во время путешествия, на вынужденной стоянке в Портсмуте Гончаров пишет к Е.П. Майковой: «Я просто пошутил. Уехать в самом деле: да ни за какие бы миллионы, у меня этого и в голове никогда не было! Я пошутил, говоря вам, … а между тем судьба ухватила меня в когти, и вот я – жертва своей шутки…» Причину своего отъезда Гончаров высказывает и в письме к Е.П. и Н.А. Майковым из Англии. В нём выражаются иные чувства писателя. «Так вот зачем он уехал, - подумаете Вы: он заживо умирал дома от праздности, скуки, тяжести и запустении в голове и сердце; ничем не освежалось воображение и т.п. Всё это правда, там я совершенно погибал медленно и скучно: надо было изменить на что-нибудь худшее или лучшее – это всё равно, лишь бы изменить». Из всего сказанного можно сделать вывод о том, что решение Гончарова о путешествии было спонтанным.
Интересна версия, предложенная другим исследователем, Ю.М. Лощицем, по которой противоречивость высказываний Гончарова связана с его натурой, сочетающей тягу к путешествиям и консервативность жизненных привычек и стереотипов. Неоднозначность и противоречивость мыслей писателя ярко видны в самом тексте очерков. Обратимся к ним.
Так, в одной из первых глав, во время путешествия к берегам Японии Гончаров писал: ''Мысль ехать, как хмель, туманила голову, и я беспечно и шутливо отвечал на все предсказания и предостережения, пока ещё события были далеко. Я всё мечтал и давно мечтал – об этом вояже, …хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень всё, чего коснётся своим огнём; где человек, как праотец наш, рвёт несеянный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето – туда, в светлые чертоги божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны…Я обновился, все мечты и надежды юности, сама юность воротились ко мне. Скорей, скорее в путь!''
Далее, на страницах повествования Гончарова мы встречаем такие мысли автора: '' Странное, однако, чувство одолело меня, когда решено было, что я еду: тогда только сознание огромадности предприятия заговорило полно и отчётливо. Радужные мечты побледнели надолго, силы ослабевали, нервы падали по мере того, как наступал час отъезда. Я начал завидовать участи остающихся, радовался, когда являлось препятствие, и сам раздувал затруднения, искал предлогов остаться, … Куда это? Что я затеял? Я был жертвой внутренней борьбы, волнений''.
Позже, в записях Гончарова, сделанных на острове Мадера [18 января], мы встречаем такое восторженное восклицание: ''Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать!''
Подобного рода противоречия мучают Гончарова на всём протяжении своего путешествия. Так, в июне 1854г. писатель делает запись: '' Путешествие идёт к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться – берегом. Ещё несколько времени, неделя, другая, - и я ступлю на отечественный берег. Dahin! Dahin!’’ И далее: '' Странно, однако ж, устроен человек: хочется на берег, а жаль покидать и фрегат! Но если бы вы знали, что это за изящное, за благородное судно, что за люди на нём, так не удивились бы, что я, скрепя сердце, покидаю'' Палладу''! ''
Таким образом, обозначенные выше позиции, позволяют сказать, что несмотря на противоречия в мотивах Гончарова, связывающих его с этим путешествием, писатель стремился обратиться к неизведанным страницам человеческой истории, жизни других народов, стран, обогатить свой личный опыт новизной ощущений и переживаний.
Нам кажется, для того, чтобы глубже проникнуть в суть произведения Гончарова, необходимо проследить основной этап данной экспедиции.
Миссия морской экспедиции, возглавлявшейся адмиралом Е.В. Путятиным, была чрезвычайно важной и ответственной: под видом обозрения российских колоний в Северной Америке экспедиция должна была попробовать подготовить почву для заключения русско-японского договора о торговле и границах. И вот в составе этой экспедиции в качестве секретаря при адмирале оказался столоначальник Департамента внешней торговли Министерства финансов коллежский асессор И.А Гончаров. Однако Путятину нужен был не только секретарь, а именно литератор, который помимо ведения путевого журнала и занятия перепиской, стал бы'' летописцем '' этого важного и интересного похода. В письме к министру Народного просвещения А.С. Норову Путятин так определил роль Гончарова в этом путешествии: '' Описание пути и наших действий я предоставляю сделать Ивану Александровичу, который берется доставить их в главных чертах… Он чрезвычайно полезен мне, как для теперешних наших сношений с японцами, так и для описания всех происшествий, которые со временем должны сделаться известными публике… Имея дарование живо представлять предметы, г-н Гончаров в состоянии будет придать им [описаниям] занимательный и яркий колорит и тем может возбудить симпатию в публике к соседственной нам стране''.
Таким образом, миссия Гончарова состояла в том, чтобы, с одной стороны, описать все происшествия для ознакомления с ними российской публики, а с другой – быть помощником Путятина в налаживании торговых и дипломатических взаимоотношений с Японией.
Немного из истории этой экспедиции. В кругосветное плавание фрегат '' Паллада'' вышел из Кронштадта 7 октября 1852 года. Поход протекал в сложных условиях; командованию и экипажу корабля пришлось преодолевать в пути многочисленные препятствия и трудности. Это связано с несколькими причинами. В своё время фрегат '' Паллада'' был одним из лучших кораблей русского военного флота. Первым его командиром был П.С. Нахимов. Однако к моменту похода в Японию срок службы корабля подходил к концу. По своей ''дряхлости и ненадёжности'' '' Паллада '' не годилась для кругосветного плавания. Уже в самом начале пути, после сильных и затяжных штормов в Балтийском море, и особенно после того, как '' Паллада'' при входе в пролив Зунд ''приткнулась к мели'', в корпусе корабля обнаружились повреждения, и фрегату пришлось стать в Портсмуте на капитальный ремонт. В дальнейшее плавание корабль отправился только в начале января 1853 года. Благоприятное время для плавания вокруг мыса Горн было упущено, и маршрут пришлось изменить: '' Паллада'' пошла не на запад, к Южной Америке, как намечалось ранее, а на восток, к мысу Доброй Надежды.
Но и здесь погода не благоприятствовала плаванию. Корабль продвигался вперёд в упорной борьбе со стихией. В письме Майковым 25 мая 1853 года Гончаров сообщал: '' Вообще вторая часть плавания знаменовалась беспрерывными штилями, ежедневными грозами и шквалами''. '' Фрегат наш более, чем плох, ‘' – писал Гончаров. Впереди же были самые ''ураганистые моря''.
Наиболее суровыми условия плавания стали за мысом Доброй Надежды, где, по выражению Гончарова, их '' трепанула буря''. ''Классический во всей форме'' шторм фрегат преодолевал в Индийском океане. Но главное испытание он воздержал в Тихом океане, где его застигла сильнейшая из морских бурь.
Кроме стихийных бедствий и плохого состояния судна на самом корабле, в этом '' маленьком русском мире с четырьмястами обитателями'', возникало немало сложностей, отражавшихся на жизни моряков: сборная, мало обученная команда; с самого начала плавания обнаружилась взаимная неприязнь адмирала Путятина и командира '' Паллады '' И.С. Унковского, едва не приведшая к дуэли. А рядом с этим тяжёлый труд, свирепая дисциплина, вызванная необходимостью быть всегда готовым к отражению опасности; тесные помещения, духота, вечная сырость, подчас плохое питание и скверная вода – всё это способствовало развитию различных болезней [чахотки, холеры, лихорадок и цинги].
В 1853 году Турция объявила войну России. Вскоре после этого против России выступили Англия и Франция.
Фрегат '' Паллада'', находившийся тогда в Тихом океане, оказался перед необходимостью приготовиться к боевым действиям.
Английское командование отдало специальный приказ о захвате русского корабля и отрядило для этой цели эскадру, которая вскоре была разгромлена русскими у берегов Камчатки. Это событие нашло отражение в очерке Гончарова '' По Восточной Сибири''. Несмотря на угрозу со стороны англичан, на ''Палладе'' и не подумали о сдаче: не таковы были традиции русских моряков. '' А у нас поговаривают, - писал в этот момент Гончаров Майковым, - что живьём не отдадутся, - и если нужно, то будут биться, слышь, до последней капли крови''. Перспектива принять участие в морском бою для Гончарова была вполне реальной. ''Когда в далёком Японском море адмиралом Путятиным было получено на ''Палладе'' известие об объявленной России Францией и Англией войне, он позвал к себе в каюту Посьета и, сколько мне помнится, Лессовского, и, в присутствии Гончарова, связав их обязательством хранить тайну, объявил им, что, зная невозможность для парусного фрегата успешно сразиться с винтовыми железными кораблями, он решил сцепиться с ними вплотную и взорваться…''. Это свидетельство А.Ф. Кони, сделанное им со слов Гончарова, вполне подтверждается неопубликованным письмом последнего от 20 сентября 1853 года к А.Н. Майкову: ''… А у нас хотят сделать вот что: если не одолеем, то провести к пороховой камере какие-то станины и, зажегши их, броситься всем в море и плыть к берегу… прямо в объятья японцев. Сойти же предварительно на берег во флоте не принято, да и самому не хочется, совестно''.
О трудностях и опасностях этого плавания много писали участники похода и его исследователи, но не Гончаров. В его очерках эти факты не заняли подобающего места: ''Фрегат ''Паллада'' не стал ни летописью похода, ни отчётом о кругосветном плавании. По этому поводу существует ряд мнений. Одно из них свидетельствует о том, что '' в пространных очерках Гончарова нет… ни одного подвига, нет ни одного героя и, в сущности, нет даже ни одного увлекательного приключения''. Здесь ''нет вымысла, но нет и полной правды. И это не только от цензурного запрета, но и от литературных свойств самого Гончарова …'' [Рыбасов,138] Всё, что писатель наблюдал: иные страны, их уклад, людей с их бытом и нравами, природу – всё это стало лишь материалом для художественного произведения. Эти особенности обусловлены замыслом Гончарова.
279
123 266 
