"Храм в с. Коршуновка"

Никольский храм села Коршуновка

Оглавление

Введение

Глава 1. История возникновения церкви

Николая Чудотворца слободы Коршуновка

1.1.От старины седой

1.3.От планов к воплощению

1.4. Коршуновские провидцы

1.5. Батюшка

Глава 2. История разорения Никольского храма

2.1. Окаянные дни

2.2. Разорение

2.3. Матушки-подвижницы

2.4. Разрушение

2.5. Гнев и наказание Господне

Глава 3. Строительство новой

Никольской церкви с. Коршуновка

3.1. Строительство новой церкви

3.2. Никольская церковь в настоящее время

Заключение

Приложения

Введение

Храм Святителя Николая – последний по времени постройки в дореволюционном Моршанске. Среди каменных храмов он – самый маленький и единственный однопрестольный. Кроме своей необычной архитектуры, более свойственной среднему селу, он имеет очень интересную историю, которая является как бы миниатюрным отражением духа и самой жизни русского народа. Разрушение храма стало последней потерей в череде городских церквей, а восстановление уничтоженных святынь началось именно с него.

Глава 1. История возникновения церкви Николая Чудотворца слободы Коршуновка.

1.1.От старины седой

На левом берегу Цны, чуть ниже по течению от города Моршанска, расположилась слобода Коршуновка. Как считают старожилы, основана она была в древние времена, когда на противоположном лесистом берегу, у впадения в Цну реки Кашмы, стояла небольшая крепость Морша. Люди покинули это место после ликвидации оборонного острога и переселились на более удобный для земледелия и скотоводства равнинный берег. Наверное, часть из них осела на месте нынешней Коршуновки. По преданию, название свое слобода получила от гнездовий хищных коршунов, располагавшихся на огромных вековых дубах, во множестве росших там, где впоследствии была поставлена часовня Николая Мокрого, и вниз по течению до брода. Подтверждением служат остатки корней, пней, а также огромные (более 1,5 метра) поваленные стволы, которые находили во множестве при проведении в середине – конце 1960-х годов водопровода по этим местам (по ул. Коршуновка).

В XIX веке местные жители в основном трудились на располагавшейся здесь лесной пристани или же имели промысел, связанный с лесом; некоторые работали в городе. Помимо этого коршуновцы занимались земледелием – обрабатывали полевые наделы и огороды – и имели множество скотины. До 1861 г. одна часть крестьян, живших в деревне, была в собственности князей дома Романовых, другая – собственностью герцога Максимилиана Лихтембергского.

Хотя многие хозяйства в Коршуновке были крепкими и зажиточными, небольшая слобода своего храма, равно как и погоста, не имела. Для отправления треб ее жители ходили километра за два в соседнюю слободу Базево, к церкви которой были приписаны; там же на приходском кладбище находили последний приют. Так велось из поколения в поколение.

В истории базевского храма известны старосты – выходцы из Коршуновки. Один из них – А.М. Нечин. Известно о нем немного: из простых крестьян, начинал десятником на строительстве железнодорожного, так называемого «Чугунного», моста, своим трудом нажил на подрядных работах хороший по крестьянским меркам капитал; выстроил большой полутораэтажный с затейливой кирпичной выкладкой дом на берегу Затона (ныне ул. Коршуновка, 82). Будучи избран старостой базевского храма, глубоко верующий и нестяжательный Афанасий Михайлович всячески обустраивал храм своими трудами; по праздникам всегда накрывал стол для нищих и странников. На огороде возле его дома в деревянной келье на его попечении жили три старенькие монахини, ранее несшие послушание в Иерусалиме. По кончине он удостоился высокой чести быть погребенным к юго-востоку от алтаря базевской церкви (где ныне стоит архиерейский дом, построенный в конце 1980-х годов). Матушки нашли свой покой на Коршуновском приходском кладбище.

Во второй половине XIX веке в слободу странником пришел некий юродивый Евгений. Был он не стар и благочестив. Откуда он, кем был до принятия сего подвига, никто не знал. Юродивый попросился на житье к Озарновым (по-уличному Поляновым), дом которых стоял на берегу Букли – ныне Коршуновки. Мужчины в этой семье традиционно из поколения в поколение работали мясниками на городском рынке. Семья была небедной, тем не менее, крестьянствовать не бросали. Со временем хозяева полюбили юродивого за простоту нрава и доброту и относились к нему как к члену семьи. Евгений оказался очень хозяйственным и работящим человеком. Для него существовали лишь две вещи: молитва и труд.

С некоторых пор слободчане стали замечать в поведении юродивого некую странность, которую потом все единодушно признали как факт прозорливости. Всякий раз, идя от дома на гумно Озарновых на лугу, он, выйдя из переулка, называемого в народе Кудаковка, останавливался, заходил на взгорок на берегу озерка и после молитвы снимал лапоть и, раскачивая его на веревочке, пел: «Господи, помилуй», а затем голосом имитировал звон колокола: «Бом, бом, бом…» Иногда он проделывал то же самое, разведя пахучие травы в глиняном горшочке, и опять же используя его как кадило, пел молитвы и звонил в колокольчик. Славя Господа, даже забирался на дерево, звоня с него, как с колокольни. Проделав все это, шел на гумно трудиться. И так поступал он из раза в раз долгое время. Люди почитали его великим рабом Божиим, но, тем не менее, дивились такому поведению. На вопрос, что он делает, Евгений однозначно и серьезно отвечал: «Здесь будет храм». Несмотря на доброе и уважительное отношению к юродивому, ему мало кто верил. Евгений же всегда твердо и уверенно повторял: «Будет, будет…»

Луг у слободы, где молился подвижник, считался у жителей местом нечистым, все избегали появляться там ночью, дабы не попасть в сети темных сил. День изо дня юродивый смиренно молил Господа о прославлении имени Божьего в сем месте. И молитва его была услышана. Нашлись в слободе умные, хваткие, целеустремленные верующие люди, взвалившие на свои плечи крест храмоздательства. Деньги на храм собирали всем миром, но скудных крестьянских средств не хватало – нужны были богатые попечители и благотворители, которые взяли бы на себя заботу о строительстве. Ими стали коршуновские уроженцы Николай Ксенофонтович Юдин, разбогатевший на торговле лесом, и зажиточный крестьянин Дмитрий Дмитриевич Юрин, по-уличному Афанасов. В отчете за 1892 год благочинный сообщал епархиальному начальству: «В деревне Коршуновка прихода Базиевской слободы с 1892 года строится церковь на средства прихожан и благотворителей».

Половину необходимой суммы в 1.000 руб. в начале строительства внес Н.Юдин, на покупку колоколов он дал еще 1.000 руб., на его же средства сооружен иконостас. Как гласит местное предание, отец Юдина Ксенофонт до той поры, как осел в Коршуновке, добывал себе пропитание дубиной да кистенем на дорогах, попросту – разбойничал в составе шайки, грабя подводы с товаром, и даже чуть ли не душегубничал. Отличался крутым нравом и среди слободчан был известен под кличкой «дед Замотай» (т. к. заматывал веревкой плененных им людей). Все его побаивались, пугали им детей, а его потомков долгое время по-уличному звали Замотаевы. Тем не менее рано осиротевший Николай не унаследовал от отца ни дурных его черт, ни капитала. Может, и были деньги когда-то, да все спустил дед Замотай. Николай рано познал тяжелый труд, прошел нелегкий путь от бурлака до лесоторговца. Храм строил во искупление грехов родителя, легших тяжким бременем на весь их род. Николай Ксенофонтович, староста храма с 1903 по 1911 гг., на свои средства в церковной ограде построил караулку и церковно-приходскую школу, стоимость которой оценивалась в 400 руб., до этого она размещалась с 1900 г. в наемном помещении. Дрова для отопления церкви и школы также поставлялись за его счет, он же заменил деревянные двери на железные. За заботу о содержании храма и школы Н.Юдин был награжден золотыми медалями: в 1905 году на Александровской ленте, в 1909г. на Анинской. Деятельное участие в возведении здания школы принимал член строительной комиссии местный крестьянин Григорий Пришельцев, в 1911 году сменивший на должности старосты Н.Юдина.

Для строящейся церкви в Коршуновской слободе купец 2-ой гильдии Сергей Медведев приобрел колокол весом 56 пудов за 902 руб. На средства в 500 руб. церковного старосты (с мая 1900 г. по март 1903 г.) Д.Д. Юрина внутренние стены украшены живописью. Им же приобретены киоты для икон на сумму 300 руб. и облачения на 200 руб. За эти пожертвования Д.Юрин награжден похвальным листом.

1.3.От планов к воплощению

В центре слободы сходились три дороги: одна из них – Голубочкин переулок, начинающийся от алтаря базевской церкви и выходящий на луг, другая – от Дуравина моста на валу в Соловьевке, а третья, вдоль реки – от железнодорожного моста. Это схождение дорог называли в Коршуновке «на крестах» или «вскрестье». На вскрестье исстари стояла небольшая часовенка, огороженная простеньким штакетником, чтобы не подходил скот. Она представляла собой глухой, обшитый шпалеркой и выкрашенный в белый цвет квадратный сруб, около двух с половиной метров высотой; на покрытой жестью крыше располагались пять синих луковичных глав. Посвящена часовенка была Николе Мокрому, покровителю и заступнику всех путешествующих по водам. С южной стороны ее был устроен открывающийся киот, где находилась икона святителя Николая, которая иногда извлекалась приходящим батюшкой для освящения свежевыстроенных, а также отправляющихся в путь с товаром судов. Перед образом неугасимо горела лампадка, а часовенку блюли всем миром. Всякий проходящий крестьянин крестился на нее и клал земной поклон. Возле нее всегда собирались слободские сходы, а также освящалось на Георгия Победоносца стадо, выгоняемое на луга в первый раз. Николай Ксенофонтович Юдин, взявший основные строительные хлопоты и расходы на свой счет, предложил установить внутри ограды что-то вроде копилки, чтобы всякий проходящий мог внести свою лепту. Время от времени ящик прилюдно вскрывали и пересчитывали пожертвования. Это шло на мелкие, но очень необходимые расходы.

Cтроить храм, и притом каменный, чтобы не хуже, чем у других было, коршуновцы решили метрах в ста к западу от часовенки, где был небольшой пригорочек, на котором юродствовал когда-то прозорливый Евгений. К северу от него, почти впритык, располагалось небольшое озеро – Бирюково болото, возникшее от забившего здесь родника и никогда не пересыхающее. В нем женщины полоскали холсты и замачивали кожи для выделки. С юга тоже было озеро, поменьше. Место, указанное подвижником, действительно оказалось самым удобным и красивым. Предполагалось, что когда-нибудь слобода будет расстраиваться именно в этом направлении и соединится с Базевом, а церковь останется внутри, как на площади.

Отсыпку площадки (высотой более метра по сравнению с окружающим грунтом) взял на свой счет Д.Д. Юрин. Дмитрий Дмитриевич жил с женой и тремя детьми в каменном доме здесь же на Кудаковке, метрах в 50-ти от будущего храма. Будучи человеком добрым, честным и глубоко верующим, он всегда, чем только мог, помогал церкви и школе, и хотя не обладал огромными богатствами, всегда находил необходимые суммы, подчас рискуя разориться. Строя площадку для церкви, он на месте платил крестьянам за разгрузку воза земли установленную сумму наличными, чтобы заинтересовать их. В какие деньги ему это обошлось, сказать трудно, но довольно быстро площадка (где-то 50х40) была готова.

Определенную часть строительных работ взялись выполнить во славу Божию местные жители. Из сплавляемых плотов отбирались лучшие сосновые бревна – на стропила. Из распущенного леса отбирались лучшие доски, брус. Когда выбирали грунт для строительства площадки за огородами Коршуновки и Сладкой улицы к северо-востоку от будущего храма, обнаружили глину отличного качества. Было решено строить из своего кирпича. Рядом с возникшим котлованом соорудили печь для обжига. На ее топку шла некондиция с пристани. Весь цикл производства кирпича проходил здесь же. Работами руководил подрядчик и мастер Григорий Афанасьевич Исаев. Под его началом трудились мужчины, свободные от полевых работ и от работ на пристани. По перевозке кирпича на площадку его сразу пускали в дело. Подвал под храмом делать не стали, из-за болотистости места. Вначале заливалась известь, потом шел слой кирпича под всем предполагаемым храмом. И так слой за слоем, ряд за рядом образовалась толстая прочная плита – основание храма. Предание гласит, что пригорочек, где пророчествовал юродивый Евгений, пришелся точно под алтарь.

Весной 1897 года новую однопрестольную каменную с колокольней церковь освятили во имя святителя и чудотворца Николая (Приложение1). Храм вышел небольшой, но красивый и уютный. Первыми в нем венчали слободчан Евдокию и Федора Долиных – родственников будущего старосты Свято-Троицкого собора Петра Долина. Юродивый Евгений, по всей вероятности, дожил до дня построения храма, но точно этого утверждать нельзя. Похоронен он был, видимо, на коршуновском кладбище. До 1930-х годов там было каменное надгробие с кованым крестом, раскрашенным в разные цвета.

После постройки храма было решено отвести место под кладбище, так как слободчане решили – раз есть свой храм, то быть и своему погосту. Площадь, выделенную на выпасе, метрах в четырехстах к северо-западу от храма, обнесли штакетником, чтобы не заходила скотина.

На церковной площади кроме храма с северо-запада построили небольшой деревянный бревенчатый домик-сторожку (караулку). Стояла она на краю откоса, и одна сторона почти висела, опираясь на бревна-сваи. С востока от площадки располагалось просторное, добротное здание двухклассной церковно-приходской школы (ныне коршуновская начальная школа № 6). Общиной также был выстроен дом для псаломщика (дьячка) Михаила (ныне ул. Коршуновка, 13), а далее, выходя углом фасада на часовенку, стоял средних размеров каменный причтовый дом (ныне ул. Коршуновка, 39), где жил настоятель церкви.

Приход рос и к 1911 году насчитывал 177 дворов, где жили рабочие лесных пристаней и их семьи. Окормлял приход один священник и один псаломщик. Со дня открытия прихода и до 1922 года священником был Михаил Александрович Крылов, который совершал все требы и знал всех прихожан. При церкви он организовал библиотеку из 32 книг.

За двадцать лет существования перед революцией Никольская церковь полностью оформилась и представляла собой традиционный образец небольшого слободского храма, бережно поддерживаемого и украшаемого. Внутри храм имел трехъярусный золоченый иконостас. Нижний, местный, ряд был выполнен на шпоновых досках академическим письмом на золоченом, резном по левкасу фоне. Иконы второго, праздничного, ряда были писаны зеленоватыми красками с золотыми нимбами. В этой же технике были исполнены и маленькие круглые иконки верхнего, пророческого, ряда. По стенам, в киотах и без них, висели иконы разной техники письма, видимо, пожертвованные. С левой стороны у кануна висел местночтимый образ Матери Божией «Достойно есть», выполненный на кипарисовой доске. Эта икона была привезена с Афона схимонахом Дмитрием. Оформление храма довершали бронзовые подсвечники и лампады – литые, художественно обработанные и украшенные. Паникадило в церкви было всего одно и свешивалось на цепи с крестового свода под куполом. Оно представляло собой бронзовую (под золото) пирамиду из трех разного диаметра (снизу – самый большой) обручей с закрепленными лампадами в стаканчиках красного стекла. Зажигались они перед службой со стремянки. Из серебряной утвари в храме были: напрестольный крест, сосуды для причастия, Евангелие и несколько небольших икон (видимо, также жертвованных) в ажурных окладах.

Стены церкви были сложены кирпича в три толщиной. Их украшала живописная роспись на зеленоватом фоне с золотыми нимбами. Стиль росписи был, по-видимому, тот же, что и у икон 2-го и 3-го ярусов. Особенно выделялось своей живописностью и натуральностью изображение святой, прижимающей к груди белую лилию. Роспись алтаря резко контрастировала со всем остальным убранством храма. Она была выполнена по золотому фону. Когда открывались царские врата, то освящаемый лучами солнца или свечами алтарь буквально горел изнутри, создавая особую торжественно-праздничную атмосферу.

Зимой церковь отапливалась одной-единственной печкой-голландкой, расположенной прямо в молитвенном зале слева у стены. Свечная лавка располагалась под колокольней с правой стороны. Полы в церкви были обыкновенные деревянные, но выскобленные до желтизны. К большим праздникам пол добровольно отмывали женщины из слободы. Они же приносили из дома чистые полотенца для протирки образов. Деревянные рамы в окнах были застеклены обыкновенными прозрачными стеклами, между которыми в стену вставили толстую ажурную кованую решетку с изображением креста посередине.

Восьмигранный массив единственного купола храма был сделан из дерева и обложен кирпичом, одинаково с капитальными стенами храма. Полости его стен, а также стен фонарика под луковицей были обшиты листовым железом и покрашены в красноватый цвет. Четырехреберный свод, на котором зиждилась вся эта конструкция, был изнутри совершенно глухим, по центру его висело паникадило. Снаружи храм был выбелен в светло-голубой цвет, крыша – в синеватый, шпиль на колокольне белый. Крест на куполе был собран из дерева и обшит медными пластинами, а крест на колокольне – кованый, по-видимому, со вставленным во внутреннюю полость зеркалом. Яблоки под крестами были вызолочены, синяя граненая луковица усыпана золочеными богородичными звездами.

Наружные металлические двери храма, выкрашенные в зеленовато-голубоватый цвет, украшала ажурная ковка. К ним на винтах были прикручены бронзовые, горящие как золото серафимы и херувимы. Перед дверьми из тесаных известковых плит были устроены площадки-паперти 3,5 х 2,5 метра. Снаружи над западным входом по арке шла золотая надпись славянским шрифтом: «Вниду в дом Твой, поклонюся храму святому Твоему», висела икона входа Господня в Иерусалим. Из ниши над северными вратами на людей смотрел образ трех святителей. Изнутри к дверям были пристроены укрепленные тамбуры.

На колокольне имелось штук семь довольно звонких колоколов, самый большой из которых – с полметра в диаметре. Церковная территория не была вымощена. Землю застилала мурава, а площадь по периметру была обсажена тополями, наверное, для того, чтобы не оползал насыпной грунт. Сам храм был огорожен голубым деревянным штакетником. Дубовые столбы штакетника красились более темным колером, а вырезанные наверху шары-набалдашники – в белый цвет. Центральный и единственный вход на территорию располагался с восточной стороны – с Кудаковки, его выделяли легкие деревянные арочные ворота с образом Святителя Николая в киоте.

Вплоть до 1930-х годов на Пасху весь храм снаружи убирался разноцветными фонариками со вставленными в них свечами, на столбы ограды привязывались факелы. Когда батюшка в полночь поздравлял верующих с Воскресением Христовым, все это зажигалось, и вид храма был совершенно непередаваемым по контрасту с царящей кругом непроглядной темнотой. С запада у ограды стояли скамеечки в виде диванчиков. Но на Пасху на улице никогда куличи и яйца не святили, все происходило внутри. Многим остался памятен и крестный ход с водосвятием, проводившийся каждый год на Крещение до самого закрытия храма. Крестный ход проходил от храма до часовни и спускался на лед затона (напротив 70-х домов по нынешней улице Коршуновке), где уже заранее была вырублена прорубь в форме креста.

До революции в церкви, по всей видимости, было всего три старосты: вначале – Н.К. Юдин, затем – Д.Д. Юрин и Дмитрий Иванович Прокофьев, в тайном постриге схимонах. В 1914 году Д.И. Прокофьева вновь сменил Дмитрий Дмитриевич, при котором храм и вошел в эпоху великих потрясений.

За алтарем, впритык к стене, благотворителем и первым старостой церкви Юдиным был устроен небольшой каменный склеп, где он желал быть похороненным. Но затем он переехал на жительство в центр, где купил дом и отрыл магазинчик, а впоследствии лиорную (что-то вроде кафе). Когда Николай Ксенофонтович был избран старостой Свято-Троицкого собора, то за его широкую церковно-благотворительную деятельность ему разрешили устроить большой фамильный склеп у церкви Феодоровской иконы Божией Матери на Купеческом кладбище, что он и сделал. Когда приблизительно в 1914 году у настоятеля Никольской церкви о. Михаила Крылова умерла от тифа дочь, отроковицу похоронили в каменном склепе за алтарем коршуновского храма. На могиле установили металлический крест простой работы и поставили гранитное прямоугольное надгробие без всяких надписей. Могилка летом утопала в растущих цветах. В 1916 году к северо-востоку от церкви похоронили бывшего свечного старосту, человека святой жизни Дмитрия Ивановича Прокофьева. Перед смертью он предсказывал людям грядущие беды и гонения на веру. Его тайный постриг открылся большинству людей только после его смерти, в гробу подвижник лежал в подряснике. Через несколько лет с ним рядом похоронили и его жену Агафью. На могилке поставили огромный ажурный кованый крест – в напоминание потомкам.

С самого своего открытия коршуновский храм имел неплохой хор. На левом клиросе пели любители, как правило по воскресеньям и праздникам. Пели чисто из любви к духовному пению и из благочестия. Правый клирос занимал постоянный, штатный хор из десяти человек. На клиросе пели многие живущие в Коршуновке монахини. Особой гордостью дореволюционной слободы были четыре местных женщины, которые пели в Свято-Троицком соборе Моршанска: Елена Ивановна Юрина, Мария Емельяновна Казина, Екатерина Сергеевна Комарова и Любовь Васильевна Чернова. Все происходили из обычных семей с полукрестьянским укладом. Обычно слободская ребятня провожала их до околицы, когда они шли на службу в собор. В постные дни они всегда шли в темной одежде и в черных шелковых платках, а в обычные дни – в светлой одежде и в светлых платочках. Еще до революции знаменитый регент Степан Федорович Леонов по праздникам присылал за ними бричку – так ценил за голоса.

Двухкомплектная церковно-приходская школа располагалась в добротно выстроенном здании, занимавшем снаружи площадь 24 х 154 аршина. Внутри здания были устроены две классные комнаты, квартиры учителей, предусматривались помещения для раздевалки и сторожа. К 1914 году коршуновская школа относилась к числу многолюдных и насчитывала 105 человек, которых обучали два учителя с содержанием 780(Error: Reference source not found) рублей. Учителям помимо жалования необходимы были средства на содержание здания, приобретение книг, наглядных пособий, ремонт мебели и т. д. Средств, выделяемых местными властями, не хватало. Посильной помощи от прихожан не поступало. В сообщении заведующего школой отмечалось: «Крестьяне с. Коршуновки не только не желают делать ремонт школы, но отказываются ремонтировать мебель».

1.4. Коршуновские провидцы

Земля коршуновская по молитвам юродивого Евгения действительно просияла большим количеством подвижников и прозорливцев. Очень любил слободу и этот храм прозорливый юродивый Христа ради Николай Колодочник. Здесь в слободе он и отошел ко Господу.

Среди слободчан своим благочестием славился крестьянин Афанасий Алексеевич Юрин, родственник церковного старосты Дмитрия Дмитриевича. Жил он у затона Букли, в собственном каменном доме у Марызева проулка. У них с женой Евдокией было четыре сына и дочь. Все родные и близкие очень любили и почитали Афанасия Алексеевича, всегда советовались с ним. Внуки и правнуки называли его дедаша. Всем своим потомкам он с малолетства прививал любовь к Господу, учил твердо блюсти заповеди, даже запрещал мыться в среду и пятницу – как дни Страстей Христовых. Однажды Афанасий Алексеевич удостоился от Господа некоего видения. С этого дня он совершенно изменился, много молился и постился, а об открытом ему рассказывал так: «Настал век – ХХ век проклятый. Царя не будет, а будет беззаконная еврейская власть. Простому русскому человеку некому будет пожаловаться и не у кого найти защиты. Мать убьет во чреве свое дитя, а сын откажется от матери. Виноградник не даст плода. Позже – пойдет Китай на Россию, а еще позже Петербург станет Северным Иерусалимом. Среди всех стран первым станет Китай, второй – Индия, третьей Россия, а четвертой – Америка…» Дивились люди словам Афанасия Алексеевича, но верили мало, хотя и уважали его – «нет пророков в своем отечестве». Скончался старец осенью революционного 1917 года на сто первом году жизни, захватив лишь начало сбывающегося пророчества. Похоронен он был на коршуновском приходском погосте.

Тайна грядущего века также была открыта Василию Никитовичу Ананину – свату Афанасия Алексеевича. Происходил он тоже из крепкой, благочестивой семьи. Всю жизнь прожил в любви ко Господу и храму Его, строго постился и много молился. В семье у них с женой Хавронией было только две дочери: Дарья и Екатерина. Супруга Василия умерла еще до революции. После ее смерти он стал распродавать свое имущество, а затем сбыл и свой большой каменный дом неместной семье Бочковых, разбогатевших на Черном Яру. Василий и раньше отличался бессребреничеством и нестяжательностью, постоянно, даже в ущерб семье, жертвовал на храм. Теперь же всю вырученную сумму, лишь малую толику отдав дочери, пожертвовал на украшение коршуновской церкви. Сам пошел доживать к дочери, в замужестве Нечиной, которая жила в доме напротив часовни.

Еще за несколько лет до 1917 года ему было видение, сильно повлиявшее на Божьего старца. С этого момента он стал говорить родным и близким, просто верующим людям: «Вот вы доживете – отнимут у вас праздничные дни, жемчуга и золото, а из цепочек сольют вам серп и молот. Птичьего пения не слышно будет, коровьего рева. Дети умертвят сердца родителей, мать убьет свое дитя. Столько нет хищных зверей – сколько будет оружия на живого человека. Поля опустошатся, земле – коровьего следа, женам мужей не видать, тебе, невеста, не видать жениха – все погибнут от огня и меча. Восстанет царство на царство, и пойдут страшные беды, а в 2053 году не станет на земле питьевой воды…» Говорил старец со скорбью, иногда плакал. Под конец жизни речь его стала невнятной, малопонятной. Зять Федор Федорович Нечин смеялся, слушая старца – время еще было вполне благополучным. Порой даже крутил пальцем у виска и говорил: «Совсем старик из ума выживает: серпом жнут, молотом куют, а скотины у нас в каждом дворе полон, пшеница родит неплохо…» Да и всем дико было слушать старца в то время, задумываться о пророческом смысле этих слов начали лишь тогда, когда после 1917 года они неожиданно стремительно начали сбываться.

За праведность жизни Господь отпустил Василию Никитовичу большой век. До последних дней этот молитвенник посещал храм Божий. Отошел ко Господу в 103 года в январе месяце, на святках, в 1926 году. Как раз его внучка Лида выходила замуж за коршуновца Василия Ивановича Казина. Все домашние гуляли у жениха. В воскресенье дочь принесла старцу пирогов от молодых, а он лежит на печи уже мертвый. За благочестие и прозорливость Василия Никитовича удостоили чести быть похороненным за алтарем коршуновского храма, который старец любил всем сердцем. На его могиле поставили большой восьмиконечный крест.

После 1917 года жизнь в слободе стала меняться на глазах, никто не был уверен в завтрашнем дне, никто не чувствовал себя в безопасности. Из местных лодырей и пьяниц сформировали комитет бедноты и комсомольскую ячейку. Они составляли одно время почти единоличную власть в Коршуновке. На их базе была организована коммуна, впоследствии преобразованная в колхоз «Путь Ильича». Разительная перемена произошла и в местной школе. Церковно-приходская школа, дававшая неплохое образование, была упразднена. В этом здании стали учить не арифметике и письму, а безбожию. Дома многих детей учили вере, а в школе растлевали. Как вспоминают старожилы, особенно усердствовала присланная из города по разнарядке учительница Надежда Андреевна Милкоранская – человек до крайней степени озлобленный. В школе, расположенной в двух десятках метров от алтаря храма, всегда в коридоре висела свежая атеистическая газета. На уроках дети зубрили нескладные, лишенные всякого здравого смысла стишки: «Не справляем Рождество мы/ Мы не братья христиане/ Подготовим мы крещенье/ К пахоте». Далее шла припевом бессмысленная поговорка: «Судорога – выдорога, судорога – выдорога» и т. д.

Жил в эти годы в Коршуновке некий Вася Любимов. Происходил он из обыкновенной крестьянской семьи, подрабатывал выделкой кож. Скончался он уже в годы Отечественной войны. Был Вася человеком немного странноватым и верующим до фанатизма. Необычность его выражалась в том, что разговаривал он только по необходимости, а обычно молчал, про себя читая молитвы, носил волосы по плечи и никогда не снимал надетую поверх косоворотки легкую поддевку. Когда он слышал колокольный звон, призывающий на службу, то какую бы важную работу ни делал, ничего никому не объясняя, он бросал на землю инструмент и молча шел в храм на службу. В храме он становился с правой стороны у входа и крестился, ни на кого не обращая внимания. В то время за каждым домом в Коршуновке был большой огород, на котором выращивалось все необходимое к столу. В конце каждого участка непременно стояла рига – дощатый сарай, в который складывали выращенное и инвентарь. Летом на ригах играли дети, по вечерам собирались на посиделки взрослые. С некоторых пор Василий (человек, умственно совершенно нормальный, о чем знали все) стал юродствовать. После службы он заходил на зады огородов и, идя вдоль них, останавливался поочередно напротив каждой риги и заводил «Вечная память». Во время панихиды размахивал лаптем, привязанным к веревке, как кадилом, а затем кланялся ригам, как покойникам. Люди, которые в это время во множестве находились в ригах, дивились его поведению. Вася же, ни на кого не обращая внимания, переходил от риги к риге по пути к своему дому. И так он делал каждый раз, возвращаясь домой после службы. Вскоре эти риги канули в лету в круговерти коллективизации, как и весь прежний уклад крестьянской жизни.

Коллективизация проходила в селе Коршуновка страшно. Вначале почти у каждого отобрали полевые наделы, скотину и сельхозинвентарь. Людей насильно загоняли в колхоз. Затем дошел черед и до домов. Все мало-мальски преуспевающие крестьянские семьи были выселены из своих жилищ. Их кров был отдан получившим статус бедняков, в большинстве своем известным лодырям и пропойцам. Среди выселенных были: Азарновы, у которых когда-то жил юродивый Евгений, Иван Федорович Кожевников, промышлявший выделкой шкур, Лельковы, Юрины, Бочковы (сосланы в Тобольск и расстреляны) и многие, многие другие. Особенно отыгрались местные комбедовцы на потомках Николая Ксенофонтовича Юдина, которого люто ненавидели. Сам Николай Ксенофонтович давно жил в городе, а каменный дом подарил дочери Евдокии и ее мужу Василию Лелькову. Их сын Андрей женился на девушке Евдокии, урожденной Шамонской. Хозяйство имели как и все: пара коров и пара лошадей. Сноха работала на табачной фабрике, в семье один за другим рождались дети. Дом у Лельковых отобрали и поместили в нем правление местного колхоза, а на подворье в 1928 году устроили «общий двор», в который сгоняли реквизированную скотину. Вскоре обездоленной семье объявили, что они подлежат отправке на поселение и назначили время, срок и место, куда надлежало прибыть.

Старожил села Коршуновки Елена Васильевна Рогожина (Приложение 2, 7), дружившая с Евдокией, пошла помочь ей отнести кое-какие пожитки в Сад Железнодорожников у городского кладбища (бывшего купеческого), который был определен местом сбора. Созданный как место народных гуляний, всегда шумный, он и в эту летнюю полночь был забит народом, но были слышны не звуки духового оркестра, а крики и плач множества людей. Елена Васильевна и сегодня не может вспоминать это без слез. Детей у Лельковых было пятеро. Те, что постарше, разбежались. Один из них, отрок Михаил, долгое время днем прятался на огородах в картофельной ботве, а люди приносили ему еду. Самого младшего, шестимесячного, Евдокия держала на руках. Младенец просто разрывался на руках от плача. К Лельковым неожиданно подошел какой-то мужчина и попросил отдать им ребенка на усыновление. Евдокия, ошеломленная горем, отдала мальчика. Внутрь территории сада пускали, но назад уже нельзя было выйти. Из некоторых семей отбирали мужчин и отправляли в тюрьму – их ожидала иная доля. Многие из них уже никогда не увиделись со своими родными. Затем собравшихся колонной погнали на ст. Моршанск, на ходу отбирая некоторые вещи. Лет через шесть свекровь со снохой вернулись. Муж и свекор остались лежать в далекой уральской земле. Как рассказывала Евдокия Васильевна, их привезли куда-то на вырубку и выгрузили прямо там. Никакого жилья не было. Сами строили себе шалаши и жили в них в голоде и холоде. От этого умерли муж и свекор, а ребенок умер бы наверняка. Что стало с этим мальчиком, усыновленным незнакомым мужчиной, неизвестно.

В то время у местной власти стали очень популярны доносы и наветы. Их приветствовали, им верили, их использовали в нужной ситуации, когда хотели избавиться от неугодного человека. Из-за доноса соседа едва не был раскулачен Федор Сергеевич Любимов. Он был человеком верующим и усердным тружеником. Своими руками обрабатывал землю, сажал табак, на заработанные деньги купил паровую молотилку. Любил повторять пословицу: «Поздняя птичка глазки продирает, а ранняя – носик вытирает». Его дело хотели сделать показательным, но Федор при поддержке людей, не побоявшихся открыто встать на его сторону, доказал суду, что все было нажито честным трудом. Доказать-то доказал, но после суда стал все продавать. Понял: рано или поздно раскулачат. Раскулачивание, выселение – такая доля постигла многих слободчан.

1.5. Батюшка

Русские пастыри всегда делили с народом все радости и горести. Не обошла горькая чаша и настоятеля коршуновской церкви протоиерея Михаила Крылова. Вначале у батюшки отобрали скотину, а затем, невзирая на большую семью, выселили из дома. Колхоз нашел крепкому каменному строению иное применение: вначале туда засыпали зерно, а затем поселили рабочих из села Байловки, потом отдали под жилье своим коршуновским.

Отец Михаил был известен на селе как труженик. По духу и образу жизни – настоящий сельский батюшка. Внешность имел представительную: высокого роста, поджарый, с темными длинными волосами с проседью и длинной бородой. Поверх подрясника носил массивный протоиерейский крест. После служб надевал серый повседневный подрясник, волосы заплетал в косу и шел пахать, косить, убирать сено. Иной одежды, кроме подрясника, на нем никто никогда не видел. На подворье у батюшки были лошадь и корова. Землю обрабатывал сам и никогда не прибегал к наемному труду. В семье у них, кроме почившей дочери, было еще человек пять детей. Старожилы помнят Любу, Веру, Надю, Николая и Серафима. До выселения из дома Крыловым помогала по хозяйству Матрена Сергеевна Любимова, или, как ее называли, Матрюша, пожилая, никогда не выходившая замуж слободчанка (сестра Ф.С. Любимова).

Батюшка обладал приятным голосом, был прост в общении и строг по службе. По малочисленности прихода всех прихожан знал поименно, знал проблемы каждого, кто, как и чем живет. С некоторыми жителями чисто по-человечески дружил. Люди добровольно помогали ему во время сельхозработ. Среди крестьян батюшка слыл человеком умным, серьезным, внимательным, трезвым и смелым. Если когда видел какую несправедливость, то высказывал это прямо в глаза, и никто не обижался, а наоборот, уважали. Очень проникновенно говорил проповеди, особенно о покаянии и очищении от грехов, что трогало прихожан до слез.

Из священства о. Михаил дружил с о. Николаем Бодровым, настоятелем Александро-Невской церкви в Кочетовке. Сам о. Михаил был уроженцем села Соломинка близ станции Вернадовка, где он и жил длительное время. Во время его служения церковь не раз посещали моршанские викарные епископы, торжественно встречаемые всей Коршуновкой.

К службе пастырь относился очень серьезно. Если во время литургии или венчания кто-нибудь разговаривал, ходил по церкви или смеялся, о. Михаил всегда по окончании службы останавливал этого человека, стыдил его, объяснял, почему нельзя так делать. Переживал за каждого прихожанина. Очень скорбно ему было оттого, что не все молодожены шли венчаться в церковь, что не всех младенцев приносили крестить, и все больше и больше стало таких случаев. У родителей нередко спрашивал: «А почему твое чадо не пришло сегодня в церковь?» Людская молва хранит также факты житейской мудрости и даже некоторой прозорливости о. Михаила. Однажды, например, подошла к нему за советом Платонида Петровна Прокофьева, жена сына покойного старосты Дмитрия Ивановича. Она была доброй женщиной, но по житейски очень суетливой, из тех, кому на месте не сидится, а всегда хочется сменить обстановку. В данном случае она просила благословения на переезд со станции Коршуновка в присмотренный ею дом у реки. Переезжать с места на место она любила, чем измучила домашних. О. Михаил посмотрел на женщину и вместо благословения сказал: « Сиди лягушка в луже – не было бы хуже». Развернулся и ушел. Платонида поначалу даже обиделась, но батюшку послушалась и переезд отложила. Время показало, что послушалась она не зря. В этот год случилось на Цне сильное половодье, и от него сильно пострадал дом, присмотренный Платонидой: огромной льдиной у него снесло угол. Не послушалась бы о. Михаила – оставила бы семью без крыши над головой. После этого случая односельчане стали с еще большим уважением относится к своему священнику, как к человеку особенному и провидцу.

К великому удивлению всех жителей Коршуновки в 1931 году о. Михаил вдруг стал «обновленцем» – «красным попом». Довольно скоро люди начали избегать посещать свою церковь и стали ходить на службы в городские тихоновские храмы. Коршуновская церковь стала пустеть, особенно никто не хотел идти на «красную» исповедь и требы. О. Михаил загрустил и ходил, как в воду опущенный – он не ожидал такого поворота событий и очень переживал. Среди коршуновцев ходили слухи, что его вынудили стать «красным», упирая на то, что закроют церковь, а его семью оставят без куска хлеба. Люди жалели о. Михаила, но не шли в красную церковь. Многие считали, что батюшка их предал из-за материальных соображений. О. Михаил, терзаемый муками совести, сдал ключи от церкви в Троицкий собор, сказав, что недостоин служить. Троицкий собор был в то время, по-видимому, кафедрой обновленческого владыки. Затем о. Михаил собрался с духом и по совету своего друга о. Николая Бодрова всенародно покаялся, вернулся в лоно истинной церкви (тихоновской). У коршуновцев отдельно просил прощения. После этого приходская жизнь вновь заметно оживилась.

Приблизительно в это время отошел ко Господу староста храма Дмитрий Дмитриевич Юрин. Похоронили этого славного человека за алтарем, рядом с Василием Никитовичем Ананиным, а на могиле поставили простой деревянный крест.

В последние годы, когда здание церковно-приходской школы церкви уже не принадлежало, спевки небольшого, но стройного коршуновского хора проходили в каменном доме Дмитрия Дмитриевича, где стояло пианино. Регентовал пожилой крестьянин-самоучка Дмитрий Крюшатов. Ранее он был регентом в Троицком соборе, но когда туда пригласили регента-профессионала, поступил в коршуновскую церковь. Его жена Прасковья Ивановна происходила из коршуновских крестьян. Женат Крюшатов был во второй раз, так как первая его жена умерла, оставив ему троих детей: Настю, Митю и Аню. Совместных детей у них не было. Хором он действительно занимался с любовью. Во внутреннем кармане пиджака всегда носил серебряный камертон. Учил людей нотной грамоте, сам же иногда выступал за псаломщика.

Глава 2. История разорения Никольского храма.

2.1. Окаянные дни

Гонения на веру становились все ожесточеннее. В Коршуновке местные безбожники разорили часовенку у пристани: вначале лишили ее лампады, доселе неугасимой, затем и вовсе разобрали на дрова. Была в Коршуновке еще одна маленькая часовенка. С возникновением ее связана такая история. Произошло это почти сразу после революции. Один верующий базевский парень путал лошадь у дороги, идущей от Коршуновки к Базеву, близ приходского погоста. Начиналась гроза. Вдруг с неба ударила молния и попала прямо в этого парня и его лошадь. На месте гибели отец пострадавшего сложил из кирпича небольшую столпообразную часовенку, водрузив на нее резной крест с голубцом. Строение было выкрашено в бордовый цвет, по-видимому, символизируя мученическую кончину. В нише часовенки находилась икона пророка Илии. Верующие люди, идя мимо этой часовенки на кладбище, всегда на нее крестились, вспоминая слова: «Никто не знает, где нас ждет последний миг, последний вздох, никто, а токмо Бог». Эту часовенку также сломали, но уже позже, во время войны, а крест от часовенки еще долгое время – до начала 1960 годов – валялся в траве близ этого места.

В 1930-е годы в церкви служили в основном по субботам и воскресеньям, а среди недели только по большим праздникам, да проводились заказные службы. В эти дни на тернистый путь служения Богу и ближнему вступил коршуновский крестьянин-середняк со Сладкой улицы Михаил Фомич Юрин. Службу он учил, по-видимому, самоучкой. Вначале был рукоположен в диакона, служил вместе с о. Михаилом Крыловым в коршуновской церкви. Это был первый и последний диакон храма в Коршуновке. Затем о. диакон был рукоположен в иерея и направлен на приход близ станции Вернадовка, где его вскоре арестовали.

Несмотря на жесткость характера, о. Михаил Фомич был человеком добрым и сострадательным. Еще перед раскулачиванием он пустил на житье в церковную сторожку бежавшую откуда-то раскулаченную семью Каширских – Василия и Евдокию с детьми Иваном и Марией. Живя при храме, Василий был сторожем и дворником, содержал все в образцовом порядке, в дни служб звонил в колокола. Когда батюшка остался без крова, он не стал выгонять из сторожки Каширских, а пошел сам по чужим углам. Кров ему и его семье предоставил один местный житель, который в гражданскую войну воевал на стороне красных, и его почему-то прозвали «партизаном». Приютил он батюшку не из-за денег, а из сострадания, были и среди красных хорошие люди. Местные безбожники тронуть его за это не могли, так как он имел боевые заслуги перед властью, а не авторитет местного тирана-разорителя.

Последним старостой коршуновской церкви был Иван Алексеевич Любимов, по-уличному Захаров Иван Алексеевич – сын земского старосты Алексея Любимова, прежде зажиточный крестьянин, имевший скотину и паровую молотилку. При раскулачивании у него все отобрали. Жил он в Коршуновке в каменном доме у железнодорожной линии. Рано овдовел. После смерти давно болевшей жены Татьяны остался с тремя малолетними девочками на руках. Ростом был невысок и в отличие от всех прежних старост бороды не носил. Относились к нему люди неоднозначно из-за его прижимистости, тем не менее все признавали его хозяйственную хватку и грамотность.

Немалую роль в поддержании благочестия в храме играли монашествующие. Со второй половины 20-х годов псаломщицей в храме стала монахиня из разоренного Прошина монастыря мать Акилина (Акилина Фоминична Юрина – сестра диакона). Она сменила ослепшего на этой должности Сергея Федоровича Смирнова, который работал здесь с 1910 года. Просфорнями и, по-видимому, алтарницами были также бывшие насельницы монастыря старенькие мать Христина, мать Анастасия и мать Домна. Им принадлежал каменный дом на Кудаковке, недалеко от церкви. В нем они не жили, за строениями на огороде был деревянный домик – келья. Здесь матушки молились, спали и пекли просфоры. Однажды в их домовладении был пожар, но серьезного ущерба не нанес. Ходили сестры всегда в монашеской одежде. Мать Христина была уроженкой с. Ракша, а мать Анастасия родом из села Карели. Почему они жили не на родине, а в Коршуновке – неизвестно. По-уличному их звали «Афанасовы монашки» (видимо, из-за фамилии прежнего домовладельца). Просфоры продолжали печь до самого закрытия церкви. Мать Анастасия отошла ко Господу в войну, мать Христину забрал доживать в родное село брат, мать Домна умерла в Коршуновке.

В доме, где когда-то жил староста базевской церкви Афанасий Нечин, обосновалась небольшая женская монашеская община. Старшей в ней была бывшая монастырская монахиня Матрена Михайловна Нечина – сестра старосты. С ней жили матушка Матрена Афанасьевна Юрина и две Елены, по-видимому, послушницы, одна из села Устье, другая – из с. Ракша.

Жили монастырским уставом, кормились тем, что давал огород за домом, читали псалтирь по усопшим. Матрена Михайловна работала на суконной фабрике. Старики вспоминали их как совершенно нестяжательных и очень добрых людей. Даже постелей у них не было: ходили в шубах и на них же спали. Матушка Матрена Юрина в прежнее время объехала много святых мест, в последние годы жизни страдала хореей (сильно тряслась голова). Первой отошла ко Господу в 1925 году на Благовещенье Матрена Михайловна Нечина, матушка Матрена Юрина скончалась в 1935 году. Одна послушница Елена вернулась в родное село Устье, а судьба второй Елены неизвестна.

2.2. Разорение

По некоторым данным, церковь в Коршуновке не действовала уже в начале 1936 года. О. Михаила арестовали в августе 1937 года, он и его семья жили в это время в каменном доме Казиных (Коршуновка, 79). Так как это произошло ночью, то никто ничего не видел, а спрашивать боялись, пропал и все. О трагической судьбе расстрелянного в конце 1937 года настоятеля бывшие его прихожане узнали достоверно лишь в наши дни.

При аресте были изъяты ключи у батюшки и у старосты И.А. Любимова, которого арест миновал. С того дня здание церкви стало принадлежать местному колхозу «Путь Ильича» под председательством Федора Ивановича Матюшина. Хозяйство уже давно «положило глаз на церковь», намечая устроить там склад, которого до сих пор не было. Как говорят, устроить там клуб даже никто и не предполагал – все знали, что в Коршуновке жили люди в основном верующие, и клуб бы пустовал.

Во время войны какие-то люди приехали за колоколами. Сбрасывать их полез местный активист Иван Александрович Комаров, который впоследствии стал председателем колхоза. При падении самый большой колокол впился в грунт, остальные же колокола из-за небольшого размера особых хлопот не доставили. Сделали все очень быстро и без лишнего шума, многие коршуновцы заметили исчезновение колоколов лишь спустя некоторое время. Говорили, что отвезли колокола на литейный завод (КЛМЗ) на переплавку; видно, тогда же сняли со звонницы кованые перила. До последних дней перед закрытием церкви при богослужениях пользовались серебряной утварью. Судьба этих священных серебряных предметов остается тайной, так как официального изъятия никто вспомнить не мог. Получив ключи от церкви, колхозники сразу же засыпали внутрь зерно, навезли мелкий хозяйственный инвентарь. Разбитые местными безбожниками окна заколотили иконами, чтобы внутрь не попадала влага.

Когда началась Великая Отечественная война, в Коршуновке почти всех мужчин сразу же забрали на фронт. Зимами стала ощущаться сильная нехватка топлива. На дрова были попилены многие деревянные кресты и ограда на кладбище. Та же участь постигла ограду, лавочки, деревянные кресты и даже сторожку у церкви, которую семья Каширских покинула, переселившись на берег Цны. Осталось только надгробие на могилке отроковицы и крест на могиле Дмитрия Ивановича. Площадь стала проходной. Рабочим, обслуживающим склад, местная власть строго-настрого запретила брать что-либо из убранства церкви в свои дома. С какой целью было сделано такое распоряжение – неизвестно. Обследуя чердак церкви и небольшую комнатку наверху, вход в которую шел через дверь, замаскированную под окно, рабочие нашли пачки совершенно новых денег периода временного правительства – «керенок», в купюрах по 20 и 50 рублей. С колокольни под крышу вел арочный ход, там лежали даже еще не разрезанные рулончики купюр. Кто их туда положил и зачем, осталось тайной.

Распятие с креста на могиле Дмитрия Прокофьева местные безбожники оторвали, сам крест несколько раз сваливали, но верующие, почитатели схимонаха, ставили его обратно. Однажды дети пришли играть за церковь и увидели, что крест в очередной раз лежит на земле. Ребята попытались его поднять, но не смогли, он оказался для них слишком тяжелым, хотя их было много. В это время проходила мимо прозорливая моршанская юродивая мать Параскева (Прасковья Кузминична Володина, 1895–1966 гг.). Увидев, что крест лежит на земле и ребята не могут его поднять, она запричитала: «Горе-то какое, наказание Божие». Отстранив подростков, мать Параскева свободно, без их помощи подняла крест и установила на место. Видевшие это люди рассудили, что не всем в руки дается крест, а только особо благочестивым. Впоследствии крест все же исчез с могилы. Говорят, утопили в болоте, чтобы никто уже не мог поставить его обратно.

Неизвестно, знала ли мать Параскева схимонаха Дмитрия при жизни, но известно, что эта подвижница часто посещала Коршуновку, дружила с местными монашествующими. В Коршуновке к матери Параскеве относились очень уважительно с тех пор, как в 1933 году она предсказала пожар. Случилось это так: однажды пришла мать Параскева очень взволнованная. Встречавшимся на ее пути людям говорила: «Пожар, пожар будет». Ей никто не поверил, потому что многие считали ее слегка помешанной. Дойдя до дома старосты Д.Д. Юрина, подвижница поставила на подоконник букетик полевых цветов, произнесла: «Нет меня дома» – и пошла дальше. Через три дня от окурка, брошенного пьяным котельщиком Яковом Буниным, разразился сильный пожар. Многих в это время не было дома, тушить пожар было некому, и сгорело домов десять. Окончился пожар как раз в том месте, где подвижница поставила свой букетик. Часто вместе с матерью Параскевой в Коршуновку приходила юродивая Васюта Тельнова из села Темяшево, они приводили с собой слепого странника Антония.

В конце войны во многих местах стали открывать церкви. Стали хлопотать и об открытии коршуновского храма. Ремонта он практически не требовал, надо было только вставить стекла и навести порядок. Но разрешение не было получено по причине отсутствия в колхозе склада под зерно. Помня недавние репрессии, настаивать побоялись. Помещение продолжал занимать колхоз.

Со временем внутри храма с левой стороны, под колокольней, появилась ручная веялка, через весь храм протянули шнек для подачи зерна. Всю роспись и золото иконостаса покрывал слой грязи. Зерно ссыпали прямо на пол слоем в 2–3 метра. В левом углу доски не выдержали и провалились (снизу был подвал, высотой метров 70). Иконостас был отгорожен высокими щитами из досок. Икон на стенах в 50-е годы уже не было, от них остались на стенах одни крючья. С потолка свешивалась пустая цепь от паникадила. Внутри алтаря в кучу были свалены престол, жертвенник, аналой и кое-что из убранства. Все это было щедро пересыпано записками «О здравии» и «О упокоении».

С годами о запрете брать что-либо из церкви забыли, и в иконостасе стали появляться пустые глазницы. Брали иконы те, кто работал на складе, так как посторонних туда не пускали. Нижний ярус к 1960 г. отсутствовал полностью. Также не было уже почти всех маленьких круглых икон в верхнем третьем ярусе, частично в праздничном. Оставались лишь те, до которых было трудно добраться. Исчезли красивые лампады. Как-то подошла к церкви неместная женщина с ребенком. Немного заплатив, она попросила ребят, играющих возле церкви, достать ей иконы. Те нагрузили ей целые санки. Несколько больших икон отличного письма верующие отнесли в действующий Крестовоздвиженский храм села Карели. Как говорят карельские, случилось это в какой-то праздник прямо во время службы. Мужчина, который был в группе пришедших старшим, сказал, что его зовут Богданыч и что он неместный. Одним из принесенных образов была большая икона Матери Божией в полный рост с Младенцем на руках на золотом фоне. Этот образ и поныне в карельском храме один из самых красивых.

Однажды осенью, когда из-за грязи мимо церкви было трудно пройти, кто-то бросил в лужу лицом вниз икону архангела Гавриила. Большая, примерно 2 метра высотой, икона была писана на золотом резном фоне. Верующие сразу же достали ее и забрали в дом. Низ иконы от сырости успел попортиться. Ныне этот образ находится в алтаре новопостроенного храма. Другие иконы и сейчас можно увидеть в домах местных жителей.

От захоронений за алтарем в конце 1950-х – начале 1960-х осталось лишь надгробие на могиле дочери о. Михаила. Однажды местная шпана, занимаясь поиском ценностей, решила вскрыть склеп, где покоилась отроковица. Сдвинули каменную плиту, но больше ничего сделать не успели. Люди увидели это, подняли шум и выдворили их вон. Плита так и лежала некоторое время развернутой, затем куда-то исчезла.

Но даже в эти годы вера в Бога, почитание храма Божия были живы в Коршуновке. Если кто-то умирал, похоронная процессия всегда останавливалась у церкви для прощания. Теперь, как когда-то 70 лет назад, люди ходили на службу в базевскую церковь – мимо своего родного, поруганного храма. И всегда останавливались и молились у его стен.

2.3. Матушки-подвижницы

В 1920-х годах многие монастыри были закрыты советской властью, и бывшие их насельники стали возвращаться в родные места. Матушка Анна Филипповна Федотова, уроженка Коршуновки, также вынуждена была вернуться на родину и поселилась в доме родных на берегу Затона. Среди верующих была известна своей строгостью, пищу вкушала только после обеда, строгими постными днями были для нее не только среда и пятница, но и понедельник. Отошла ко Господу во время Великой Отечественной войны.

На Новой улице, напротив Черного Яра, в бревенчатой келье обосновалась целая община монахинь, жившая как бы маленьким монастырем. Никто из них, по всей видимости, не был арестован, Бог хранил своих молитвенниц. Их жизнь – образец служения Богу и ближнему. Просуществовала келья до 1954–55 года, затем в половодье льдина разрушила стену дома. После этого матушки жили каждая сама по себе в разных местах в Коршуновке. Среди них строгостью и одновременно добротой и готовностью всегда помочь людям отличалась мать Дорофея, в миру Дарья Александровна Комарова. Родилась Дарья 13 марта 1882 года в семье местных благочестивых крестьян Александра и Домны. Кроме Дарьи у родителей было еще четыре сына. Все Комаровы были верующими людьми. Василий пел в слободском храме. В монастырь Дарья была отдана 12-ти лет от роду, примерно в 1894 году. Очень долго была послушницей, приняла постриг всего за год до ликвидации Казанской Прошиной обители, после чего вынуждена была уехать. Когда ее мать Домна почувствовала приближение смерти, она велела позвать к себе всех детей. Лежа в забытьи, вдруг сказала: «Зажгите свечи, я пойду на четыре стороны помолюсь». Затем стала что-то ловить руками в воздухе и это невидимое подносить к губам. Выйдя из забытья, Домна спросила окружающих ее: «А вы разве не видели здесь сейчас Божию Мать? Я ризу Ее целовала, Она меня причастила…»

Келья, где обосновалась община – небольшой бревенчатый домик, – стояла на задворках дома Комаровых. Вместе с матерью Дорофеей здесь жили также прошинские матушки мать Акилина Юрина и мать Мария Шигалина с сестрой Евдокией. Пропитание себе сестры добывали тем, что шили облачения священникам, стегали одеяла, читали псалтирь по усопшим. Люди относились к ним хорошо, приносили еду. Мать Акилина была самой старшей по возрасту среди монашествующих. Родилась она в 1875 году в Коршуновке в верующей крестьянской семье. Находилась в монастыре до закрытия, а потом работала в церкви псаломщицей. Ее брат Михаил Фомич, живший на Сладкой улице, одно время был псаломщиком, а затем диаконом в коршуновской церкви. Из всех матушек мать Акилина была самой доброй, всегда радостной и самой простой. «Мать Кулина», как называли ее жители, всегда ходила славить Христа на Рождество по домам, делала это как-то особенно, радостно, пересказывала историю из Евангелия со стихами. Сама вела жизнь постническую и молитвенную. Роста она была небольшого, всегда носила темную одежду. Если случалось засушливое лето, матушка обходила окрестные дома со словами: «Пойдемте молиться, земличка без дождя иссохла». Обычно эти моления происходили на кладбище, скрытые от чужих глаз густой зеленью. Пока матушки читали каноны и акафисты, детишки зорко, как часовые, смотрели с этого островка на луг, чтобы не подошел кто из начальства. Если бы это случилось, у матушек были бы огромные неприятности. «Году в 1950 была страшная засуха, земля вся потрескалась, растения посохли, – вспоминает Валентина Ивановна Шамонская. – Мать Акулина собрала верующих на лужок. Помолились. А ночью неожиданно пошел сильный ливень с грозой. Лило как из ведра».

Примерно с 1943 года в Коршуновке на Крещение вновь стали святить воду. Как говорят, организовала и возобновила это мать Акилина. Прорубь рубили на Цне, напротив ее келейки. Желающие купаться в складчину снимали на Черном Яру протопленную избу на один вечер для отогрева. Мать Акилина час и более молилась возле проруби, до тех пор пока вода не начинала колыхаться. При ее жизни, как вспоминают люди, это происходило всегда. И только потом крест опускали в воду.

Некоторое время с матушкой Акилиной в ее келье жила некая Апполинария, тоже, похоже, монашествующая. Особенно теплые отношения сложились у матушки с прозорливой юродивой матерью Параскевой. Странница очень любила и почитала монахиню. Если бывала в Коршуновке, то первым делом шла к ней – так выделяла из всех. Иногда там же, в земляночке, оставалась на ночлег.

В 1959 году на Крещение подвижница в последний раз молилась у проруби, вода в проруби заколыхалась и на этот раз. А 28 января матушка уже предстала пред Престолом Господа. После ее смерти в ее келье несколько лет жил Божий человеке Николай Степанович Чичев. Келейка матушки и ныне стоит, заброшенная и заросшая бурьяном. Среди сельчан при жизни мать Акилина слыла очень доброй и жалостливой. В частности, она просила местных жителей никогда не топить новорожденных котят, а приносить к ней. Она собирала бездомных, выброшенных на улицу животных. В ее келье и вокруг всегда было множество разномастных кошек, важно сидящих или разгуливающих. С ними она делила последний кусок хлеба. Люди, приходящие к матушке для беседы, часто приносили еду и для ее питомцев, многих животных разбирали. Когда над телом почившей матушки читали псалтирь, то ее кошки пытались залезть в гроб. Когда же тело понесли на кладбище, то следом двинулись и все ее питомцы. Они шли весь неблизкий путь до кладбища, после похорон остались около могилы. Две кошки умерли на холмике, не желая покидать это место.

Третьей монахиней, жившей в келье, была также монастырская насельница мать Мария Шичалина. Мария Ивановна родилась в 1882 году в Коршуновке. По характеру была очень строгая, постница, но в то же время добрая и всегда готовая помочь людям. Вместе с ней в келье жила ее младшая сестра Евдокия. Когда келью разрушило во время половодья, Марию и Евдокию взял к себе их брат Иван в дом на Новую улицу. Мать Мария была великой целительницей. К ней постоянно шли люди со своими хворями. Всем она помогала и денег ни с кого не брала, брала только еду, да и то, кто что принесет. В келье у нее были камушки от гроба Господня, а также скуфейка некоего подвижника. Камушками она святила воду и давала пить, а скуфейку возлагала больным на голову. Лечила она от рожи, зубной боли, трясучки. Не видя новорожденного младенца, могла сказать, будет ли он жить. Лечила людей своей молитвой, даже не видя их, когда они не могли прийти, но приходили их родные. Наверное, каждый человек из старшего поколения в Коршуновке получал когда-либо помощь от матушки.

Однажды к матушке Марии обратилась за помощью Мария Павловна Смирнова, вдова бывшего псаломщика церкви. Она просила помолиться за свою дочь Александру. Как-то раз в конце зимы Александра (1919 года рождения) несла домой ведра с картошкой и, неожиданно поскользнувшись, упала. Упала мягко, повреждений не было, но после этого пошла на ноге рожа, начались страшные боли – мясо как бы отходило от костей. Матушка Мария стала молиться перед иконами за Александру, а ее корежит. Как она сказала Марии Павловне, с ней раньше такого никогда не было. «Видно, порча с ветром сильная шла», – добавила она. Александра вскоре поправилась, а матушка Мария умерла. Скончалась она 2 марта 1966 года в возрасте 84 лет, как написали в свидетельстве, «от мудреной сердечной болезни». Перед смертью злые люди обворовали ее келейку и похитили все святыни. Младшая сестра матушки Евдокия была намного моложе ее – родилась в 1896 году, а окончила свой земной путь 22 декабря 1969 года.

Когда льдом развалило келейку монахинь, матушке Дорофее ее брат Василий и родня построили землянку, но не за домом, а по линии улицы (Коршуновка, 100). Из ее окошка была видна земляночка матушки Акилины, которая находилась всего в 100 метрах от нее. Еще до войны, в прежней келье, скрывался от ареста иеромонах Базевской церкви Серафим (Василий Иванович Блохин). Если ему надо было идти куда-то днем, то мать Дорофея повязывала на голову безбородого батюшки платок. В этой келье он дал монашеский постриг еще одной коршуновской монахине, тоже Дарье (Дарья Григорьевна Юрина – родная сестра Полины Григорьевны Чертилиной, жены председателя местного колхоза Ивана Степановича Чертилина). Впоследствии, когда в Базево вновь стал действовать храм, Дарья не стала его посещать, сказав, что церкви сейчас все «красные». Жизнь вела строгую и молитвенную, а на вопросы отвечала: «Не все спасутся в храме и не все погибнут вне храма».

В келейке матушки Дорофеи были книги, иконы, хранились как святыни плащаница и воздух, по-видимому, из закрытой церкви. Из родни она общалась с братом Василием, одноногим инвалидом. Племянники звали матушку «мамаша». Мать Дорофея слыла великой молитвенницей. Свое келейное правило начинала читать в 4 часа утра и продолжала где-то до 3-х часов пополудни. Как она сама говорила, даже если плохо себя чувствовала, даже если была в забытьи, то правило все равно читала наизусть – душой и сердцем. Кому-то из местных жителей она велела взять икону Николая Угодника из церкви, а когда откроют храм, вернуть ее назад. Церковь в то время уже разрушалась, а образом на кипарисовой доске было забито окно. Взять икону разрешил сам председатель колхоза. Всю жизнь мать Дорофея, помнившая еще великих подвижников начала века (в частности, прозорливого юродивого Николая Колодочника, его она провожала в последний путь), была глубоко уверена, что церковь вновь откроют. На ее долю выпало увидеть и закрытие церкви, и ее поругание, и ее постепенное разрушение, но она была уверена – храм вновь откроют. Мать Дорофея стала посещать базевскую церковь, когда та открылась после войны. Очень тепло встретила вернувшегося после 16-летней ссылки о. Павла Гулынина, даже помогала в храме. В начале 1960-х годов в церковь назначили нового молодого иерея Василия Дмитриевича Селищева. Матушка увидела коротко остриженного и безбородого иерея и сказала: «И здесь красные». В церковь более ходить не стала, высказываясь на этот счет так же, как и Дарья Юрина, но жизнь продолжала вести молитвенную и очень благочестивую. Подвижница никогда не ходила на выборы – в то время участие в выборах было строго обязательным, так что матушка проявляла большое мужество. Когда ее спрашивали, почему она не ходит на выборы, матушка без обиняков отвечала: «Нечестивых выбирать? Богу надо больше молиться!»

За праведную жизнь Господь дал матушке длинный век. Наступило время, когда из всех матушек она осталась одна – всех пережила. Незадолго до смерти увидела во сне своего отца, который сказал ей: «Мама в Царствии Небесном. Маслом помажет нас, и мы там будем». Марию Ивановну Шамонскую, часто ходившую к ней для бесед, просила последить, чтобы на похоронах все было сделано соответственно монашескому чину. Своей сестре, работавшей в лесничестве, говорила: «Ты, Валя, везде ходи и ничего не бойся. Я за тебя молюсь». Говорила также, что хозяйство у них будет большое и жизнь сытая. Так все по ее молитвам и стало. 9 октября 1971 года в 11.30 ночи у Шамонских под иконами три раза сильно ударило, а через 15 минут за Марией пришли – матушка отошла в мир иной.

2.4. Разрушение

Года с 1963-го коршуновский колхоз «Путь Ильича» перестал использовать Никольскую церковь как склад, вывезли остатки оборудования и зерно больше не засыпали. Сам колхоз по причине укрупнения хозяйств присоединили к соседнему, им. Коминтерна, передав последнему земли, фермы и кое-какую технику. Это было разумно, так как коршуновские угодья находились за околицей села Устье, в нескольких километрах от села. У колхоза им. Коминтерна имелись свои склады, так что помещение Никольской церкви, хотя и каменное, но очень далеко расположенное, было уже не нужно под склад. В 1964 году у церкви появились рабочие из колхоза им. Коминтерна и объяснили местным жителям, что правление колхоза решило разобрать пустующее помещение и использовать кирпич для начатого в усадьбе строительства. Но местным жителям был очень дорог их храм, и они встали на его защиту. Этого никто не ожидал. Дело чуть было не дошло до драки. Коршуновцы кричали рабочим, что решение правления еще ничего не значит, а никем другим разрушение храма санкционировано не было. Так и не дали ломать церковь. Правление колхоза решило не злить народ и отступило на этот раз. Храм продолжал стоять. Как вспоминали старые машинисты железной дороги, храм для них был как бы визиткой города: «Едем с Пензенского направления, как увидим шпиль храма с крестом, значит, мы уже дома».

Состояние храма, несмотря на то, что ремонт там ни разу не делался, было вполне удовлетворительным – строили на века. Крыша пришла в негодность только на колокольне, да оторванный лист железа на луковице гремел в ветреную погоду, призывая людей посмотреть на обреченный храм. Неожиданно само собой из-под главного креста вывалилось яблоко с облезшей позолотой. Многие восприняли это как дурной знак. Прошло несколько лет. Правление колхоза не отступило от своего намерения – получить даром качественный кирпич и похвалу сверху за хозяйственную сметку. К следующей акции подготовились уже серьезно, заручившись разрешением свыше. Однажды майским днем 1970 года к церкви подъехал председательский УАЗик и легковая машина. Из них вышли председатель колхоза им. Коминтерна и другие незнакомые люди. Было обеденное время, и коршуновские женщины доили коров на лугу. Заподозрив что-то недоброе, женщины заспешили к начальству. Те обсуждали, как лучше и быстрее разобрать Никольскую церковь и какой от этого будет доход хозяйству. Женщины стали возмущаться, отговаривать от такого кощунства, грозили пожаловаться в вышестоящие инстанции. Но на этот раз приехавшим было что сказать. Женщинам ответили: «Ну что ж, сходите, похлопочите, вас враз на Соловки заберут». В доказательство продемонстрировали документ, разрешающий снос, за подписью председателя райисполкома Зеленева и секретаря райкома Шитикова.

Официальная бумага и упоминание о Соловках подействовали удручающе. Люди стали угрюмо расходиться по домам.

Скоро слух о сносе храма распространился по селу. Коршуновец Григорий Михайлович Икрянников – начальник исправительной колонии 30/5 в Кочетовке, человек добрый и патриот, убеждал односельчан писать в Москву и добиваться отмены решения местной власти. Но люди боялись последствий и не ставили подписи под письмом. Вскоре, в начале лета, у храма появился трактор ДТ-54. Ему предстояло выполнить первый цикл работ по разрушению храма. Вначале пытались свалить колокольню, для чего продели тросы сквозь оконные проемы. Но металлические фалы слегка врезались в камень, натягивались, как струна, и ломались сами. Колокольня не падала. Провозившись бесплодно, решили изменить тактику: трос привязали к основанию шпиля колокольни и стали тянуть двумя тракторами. На этот раз удалось: шапка кровли накренилась и рухнула вниз. От удара об землю большинство досок переломалось, а кованный крест отскочил и рухнул в Бирюково болото, воды которого скрывают его и по сей день. Местная жительница Анна Федоровна Лелькова вспоминала, что когда это произошло, то вода на Цне, бывшая спокойной, вдруг сильно взволновалась, так что чуть не перевернулись лодки, привязанные к берегу. Главный купол храма тоже удалось свалить не сразу. Вначале решили снять крест. Сбросить его взялся рабочий колхоза Павел Волчецкий. Ранее уже пытались это сделать, но этот человек оступился, упал и сильно ушибся. Неверующие говорили, что по неосторожности, а верующие: «Бог наказал». Многие считали, что отдельно крест снять невозможно. Но Павлу удалось выполнить эту черную миссию. Сами же здания решили разбирать вручную, чтобы не портить материал. Кованые двери сняли, а еще свежие бревна и доски перерубов купола и кровли сразу же куда-то увезли. Золоченый иконостас разобрали и выбросили на берег Бирюкова болота. Один городской резчик по дереву специально пришел, чтобы взять целые фрагменты резьбы. Вначале взять не разрешили, но потом позволили, так как никуда этот материал не требовался. Эти части иконостаса хранятся у него и по сей день. Разбирать кирпичную кладку присылали из города заключенных из следственного изолятора. Ежедневно прибывал отряд человек в десять в сопровождении контролера, работали целый день. Некоторое время с ними трудились и колхозные рабочие. Чтобы заинтересовать людей, была назначена плата: 3 копейки за целый кирпич и 0,5 за половинку. Когда разбирали колокольню, то в расщелине кладки был найден кожаный мешочек, полный двух- и трехкопеечных монет царской чеканки. Готовый и очищенный кирпич складывали в штабеля, а затем увозили на центральную усадьбу колхоза. Часть кирпича забрал колхоз «Новый мир» в село Малые Кулики, а основная часть камня пошла на строительство откормочного комплекса в селе Устье и на строительство бани в центральной усадьбе. Кое-что ушло на строительство частных домов в Моршанске, в частности, по улице Калинина в Базеве.

К заморозкам неразобранным остался лишь цоколь храма, высотой с полметра над землей. Крест главного купола храма валялся на церковной площадке рядом с кучей щебня – вот и все, что осталось от церкви. Многие жители Коршуновки жалели и оплакивали храм, но нашлись и такие, которые увидели возможность нажиться за счет разрушения святыни. Этими людьми были разобраны все остатки кладки так, что на месте церкви образовалась яма глубиной метра полтора, забрали даже известковые ступени паперти, которые и до сих пор лежат у входа в частный дом у Затона.

Со временем место, где стояла церковь, поросло быльем, но по заведенной традиции каждая похоронная процессия останавливалась здесь для прощания, как когда-то останавливались перед храмом.

2.5. Гнев и наказание Господне

Жители Коршуновки помнят немало случаев, когда Господь наказывал людей за богохульство, кощунство и отступничество от веры. После войны, когда внутри храма еще все было цело, пришли две девушки на склад лопатить зерно. Они заметили в углу кучу сваленных в беспорядке вещей. Покопавшись там, нашли парчовое с крестиками покрывало на аналой. Одна из девушек взяла его себе домой, а ее мать не нашла ничего лучшего, как сшить из покрывала хозяйственную сумку. Через некоторое время эта девушка решила перебраться на жительство в город. Устроилась работать на швейную фабрику и одновременно стала учиться на бухгалтера. Но вскоре за самовольное оставление колхоза ее осудили. По иронии судьбы именно та подруга, с которой она работала тогда на складе в храме, носила ей передачи в колонию на противоположном берегу Цны, и именно в той хозяйственной сумке, сшитой из освященной материи.

Еще один пример. Как уже говорилось, семья, из которой вышла матушка Дорофея (Дарья Александровна Комарова), была верующей и благочестивой. Из четырех ее братьев два погибли на войне. Брат Василий, прежде певший в храме, был человеком простым и добрым. Совсем другим с определенного момента стал брат Иван. Родился Иван в 1876 году, был старше матушки на шесть лет. Женился он на Анне Васильевне Ананиной – родственнице коршуновского подвижника. У них родился всего один сын – Николай. До поры до времени Иван был обыкновенным слободчанином: ходил в церковь, работал на железной дороге, крестьянствовал. После революции, когда в слободе стали формироваться комсомольские ячейки, комитеты бедноты, Иван тоже решил присоединиться к ним. Его быстро признали за своего. Во время раскулачивания он уже был грозой округи. Семья Лельковых, высланная на Урал – его рук дело, есть сведения, что он об этом хлопотал. Когда закрыли храм и выслали батюшку, Иван радовался. Сам вызвался снимать колокола и сбрасывать их вниз. Как говорят, еще и шутил при этом. Люди проклинали Ивана, сестра корила его и оплакивала. А он ходил и посмеивался, говорил: «А я и сам верующий», и показывал кладовку в доме, доверху набитую иконами. Но вдруг занемог Иван и слег. Был он уже немолод, но жить хотелось. Его разбил паралич, дали инвалидность, назначили пенсию. Лекарства Ивану не помогали, а страдания все усиливались. Болезнь приняла страшный и странный оборот: он стал гнить заживо, мясо отходило от костей, от тела шел невыносимый смрад, такой, что чувствовался даже на улице, и люди стали обходить их дом стороной. От невыносимых страданий Иван озлобился и проклинал всех и вся. Его сестра мать Дорофея убеждала его покаяться в содеянном им зле. Но Иван не соглашался и отвечал проклятиями. Матушка наложила на себя пост, подолгу молилась за него, читала за него псалтирь. Только через семь лет несчастный согласился, чтобы к нему позвали священника. Иван исповедался, попросил у всех прощения. Священник пособоровал его и причастил. Измученный болезнью 78-летний старик сразу же скончался. Это случилось 2 августа 1954 года. Врачи констатировали как причину смерти кровоизлияние в мозг.

Мать Дорофея сама читала по брату псалтирь. Когда Ивана хоронили, люди не могли приблизиться к гробу – стоял невыносимый смрад.

Павел Волчецкий, тот самый, которому удалось сбросить крест с главного купола храма, также испытал на себе силу гнева Божия.

Павел не был местным, он родился 1 января 1923 года в селе Новины Новогрудского района Гродненской области. Став взрослым, Павел уехал на Донбай, работал там шахтером. Туда же на заработки приехала коршуновская девушка Валентина. Молодые люди познакомились, через некоторое время расписались и вскоре уехали на родину Валентины – в Коршуновку. Валентина не была счастлива с Павлом, он оказался лентяем, любил выпить, был неуживчив с людьми, никогда долго на одном месте не работал. В Коршуновке его недолюбливали. Когда стали сносить храм, Павел взял на себя черную миссию – сбросить крест. Его отговаривали, но он не послушался. После этого случая в Коршуновке к нему стали относиться совсем плохо. Их дом стали обходить стороной, никто не хотел с ним и словом перемолвиться. Он стал больше пить и озлобляться. Часто люди видели его сидящим одиноко возле дома.

Вскоре он тяжело заболел. Долгое время сильно страдал, вместе с ним страдали и его родные. У него с Валентиной было двое детей: дочь и сын. Сын Анатолий родился и рос нормальным ребенком, но потом вдруг у него начал путаться рассудок. Его отправили на лечение в психиатрическую больницу в Тамбов, где он провел многие годы, так и не поправившись. Павел Волчецкий умирал страшно, страдая и телесно и душевно от страшной озлобленности. Когда смерть уже стояла рядом, одна его родственница пыталась надеть ему на шею крест. Но он, будучи еще в силах, сорвал и сбросил с себя святыню. Когда он уже не мог двинуть рукой, крест на него все же надели. Он взглянул на женщину, надевшую на него крест, с ненавистью и сделал попытку укусить ее за руку. Уже практически недвижимый, Павел долго не умирал. Никольскую церковь в это время уже восстанавливали. В народе почему-то стали говорить, что Волчецкий умрет тогда, когда услышит удар колокола восстановленного храма.

16 ноября 1999 года на колокольню вновь построенного Никольского храма повесили маленький колокол. В обед решили его опробовать. Позвонили в колокол первый раз. Вскоре после этого пришла какая-то женщина и сообщила, что Волчецкий умер. В свидетельстве о смерти было написано, что умер он в результате «хронической недостаточности кровообращения». Весной 2000 года и его сын Анатолий скончался в психоневрологическом интернате поселка Большая Кашма.

Глава 3. Строительство новой Никольской церкви с. Коршуновка.

3.1. Строительство новой церкви

После разрушения храма в Коршуновке прошло два десятка лет. Коршуновка состарилась и деградировала за это время, по-прежнему оставаясь ни городом, ни селом. О существовании пристани напоминают лишь затопленные баржи да торчащие из берега ржавые якоря. Цна обмелела и заросла. Обширный сенокосный луг превратился в мусорную свалку. Заросла и исчезла, оставив лишь название, узкоколейка Лежневка. Напротив церковной площадки так и остались недостроенными очистные сооружения. Как-то осенью 1992 года женщины из домов, стоящих рядом с церковной площадкой, решили очистить от мусора священное место. На одном из сохранившихся тополей южного ряда заметили прямоугольную пластинку, образованную корой на месте сучка. На прямоугольнике выкрошился контур, напоминающий Богородицу с Младенцем, наподобие того, как их прорезают в жести окладов. Одна из женщин – Зинаида Семеновна Неязова – призналась, что видела это и раньше, но никому не говорила, так как опасалась, что ее засмеют. На дерево повесили белый платочек, рядом прибили иконку. Кто-то из местных скептиков увидел на дереве лишь гнилой сучок, а Валентина Васильевна Коршунова поняла это как сигнал к действию и задумала на этом месте сначала построить часовню, а потом и восстановить церковь. Неслыханное дело после 70 лет советской власти. Хотя и стало лояльным отношение правительства страны к религии, но новые церкви еще нигде не строили.

Вначале Валентину Васильевну никто не поддержал. Люди в Коршуновке стали другими. Некоторые на словах обещали помощь, но на деле ничего не предпринимали. Лишь немногие поддерживали, и среди них была Анна Федоровна Лелькова – внучка старосты Д.Д. Юрина. Основная же масса жителей просто не понимала стремлений этой женщины, считали ее ненормальной и распускали про нее нелепые слухи. Но Валентина Васильевна продолжала стучать в закрытые двери, обошла со сбором пожертвований весь город и почти весь район. О том, сколько было пожертвовано, она сообщала на специальной доске, прибитой на заборе напротив ее дома.

Валентина Васильевна родилась в 1940 году в Коршуновке в семье Нечиных. К вере пришла поздно, в 50 лет, поверила искренне и глубоко. Ее предок Афанасий Нечин был старостой в церкви Николая Чудотворца в Базеве. В его доме она родилась и выросла. Валентина Васильевна вспоминает, что как-то раз, будучи еще девушкой, стояла она на улице в декольтированном платье, а мимо проходила юродивая мать Параскева и сказала ей: «Э-э-э, креста-то на тебе нет…» Сказала мимолетом, но так, что Валентина Васильевна всю жизнь помнила эти слова. В 19 лет она влюбилась в парня, отчаянного безбожника, он почему-то не захотел встречаться с ней. Валентина нашла на чердаке старинный образ Матери Божией Казанской и стала умолять о помощи. Но свое отношение к ней этот парень не изменил. Тогда в отчаянии Валентина сказала: «Бога нет» – и сожгла икону. Потом Валентина вышла замуж и ушла жить к мужу в дом рядом с церковью. Валентина видела поруганный и оскверненный храм, присутствовала при его разрушении.

В 1968 году Валентина Васильевна окончила Всесоюзный заочный институт текстильной и легкой промышленности и стала работать главным инженером на Моршанском производственном объединении «Цна». Но с постройкой храма все забросила, и работу, и огород, стала жить лишь одним – «своей церковью». На деньги, взятые у матери-пенсионерки, Валентина Васильевна закупала в Москве в Свято–Даниловом монастыре духовную литературу и продавала ее в Моршанске. На небольшой доход, полученный в результате продажи литературы, покупала строительные материалы и оплачивала работы. На церковной площадке начали с того, что восстановили кресты на могилках, а также поставили крест с табличкой, сообщающей, что на сем месте стоял храм Николая Чудотворца. 22 августа 1993 года состоялось первое официальное собрание коршуновской церковной общины, на котором она была зарегистрирована приехавшим благочинным – настоятелем Троицкой церкви с. Б. Пичаево о. Петром Ермаковым. Председателем была утверждена Валентина Васильевна Коршунова. Собрание это проходило под открытым небом, под моросящим дождиком, так как в самый последний момент директор коршуновской начальной школы № 6 (расположенной в здании бывшей церковно-приходской школы) отказала в предоставлении помещения, хотя заранее с ней об этом договорились. Впоследствии она отказалась устроить в здании школы временный молитвенный дом, хотя возможность такая была – в школе обучалось всего десять детей и располагался временный акушерский пункт. (В 2003г. начальная школа была закрыта.) Председатель Устьинского сельского совета В.Е. Кочетов совсем не явился на собрание, хотя был обязан присутствовать на нем.

Еще в начале 1993 года председатель колхоза им. Коминтерна И.Г. Смоленков согласился дать 500 тысяч рублей на кирпич для строительства церкви, но ушел с поста. Его преемник А. В. Калинин также обещал помочь – выделить 200 тысяч рублей, но свое обещание не выполнил. Но дело потихоньку двигалось с Божией помощью. «Сила Божия в немощи совершается». К концу лета 1994 года на церковной площадке была установлена небольшая столпообразная часовенка, украшенная иконами. Архиепископ Тамбовский и Мичуринский побывал в Коршуновке, осмотрел часовенку и сказал: «Теперь надо церковь строить». Валентина Васильевна неожиданно для себя, как говорила она потом, согласилась с его словами.

К зиме 1994 года тамбовским архитектором Сергеем Андреевичем Лукьяновым был выполнен проект новой церкви. В 1995 году приступили к строительству. В этом же году Валентина Васильевна овдовела. Кирпич для стройки был пожертвован начальником городских электрических сетей Анатолием Михайловичем Маркидоновым. В качестве фундамента было решено использовать кирпично-известковую заливку от старой церкви. Здание предполагалось иного вида и меньше, чем старое. За лето каменщики выполнили весь основной объем работ. При разбивке фундамента совершенно случайно обнаружили склеп с истлевшим гробиком отроковицы – сильно ударили ломом, и тот провалился в склеп. Про склеп давно уже все забыли. От этого места отступили на метр, а сверху поставили восьмиконечный крест, который и был первоначально изготовлен для этой могилы. Этот крест-образец был пожертвован реставратором старообрядческой Успенской церкви Львом Николаевичем Фроловым, который выполнял некоторые работы и в Коршуновке. В восстановлении истории захоронений помогала коршуновская старица Елена Васильевна Рогожина.

Елена Васильевна родилась в 1906 году в Соловьевке в семье Исаевых. Мать ее была уроженкой слободы Коршуновка, туда же Елена, став взрослой, вышла замуж. Родила семерых детей, из которых в живых осталось четверо. Осталась вдовой в 35 лет, и детей поднимала одна. До конца жизни она сохранила веру и любовь к Господу. Была знакома и имела общение с очень многими Божьими людьми: юродивыми матерью Параскевой, Васютой, Николаем Колодочником, Алешей Пеньковским, со старцем Прохором в Отъяссах. Старица Татьяна (Мамуня) предсказывала ей ее жизнь. Елена Васильевна помнит живым схимонаха Димитрия Прокофьева. Все особенно отмечают доброту и чистоту души Елены Васильевны.

В 84-году Елена Васильевна, накопив денег, решила одна построить дом на месте старого. Пригласила бригаду коршуновских каменщиков, а когда они поставили переднюю часть дома, выяснилось, что расплачиваться со строителями нечем – деньги закончились. Елена Васильевна обратилась за помощью к старшей дочери Анне, которая в это время жила в Сибири, в Томске. Анна прислала 1000 рублей, а через некоторое время вернулась вместе с мужем домой, и дом достраивали вместе.

История Коршуновки, Никольской церкви была записана И. Озарновым в основном со слов Елены Васильевны. Елена Васильевна поражала слушателей своей памятью. Она помнила все в мельчайших подробностях, помнила практически все имена, а ведь была неграмотной. Свое повествование она вела очень красочным языком старой Руси, который уже позабыт. За свою долгую жизнь «баба Лена», как называли ее в Коршуновке, пережила многое, но испытания не озлобили ее. Коршуновские прозорливцы В.Н. Ананин и А.А. Юрин – ее прадедушки по материнской линии. Всю жизнь Елена Васильевна ежедневно молилась, соблюдала все посты. До последнего времени Елена Васильевна регулярно без сопровождения ходила на службу в моршанский Свято-Троицкий собор. Люди удивлялись и спрашивали ее: «Кто же тебя водит?» – и она неизменно отвечала: «Матерь Божия».

В 2000 году Елена Васильевна ослепла и лишилась возможности молиться по книгам, читать Псалтирь. Теперь она не могла далеко передвигаться и не посещала Троицкий собор, но регулярно по четвергам приходила в новую коршуновскую церковь, где в этот день молились и читали акафисты. Елена Васильевна всегда живо интересовалась всем происходящим в селе и в мире, особенно тем, что касается церковной жизни. Она была той ниточкой, которая связывала старый коршуновский храм с новым. Умерла Елена Васильевна в 2005 году в возрасте 99 лет, чуть-чуть не дожив до столетия.

Весной 1997 года на праздник Николая Угодника исполнилось сто лет со дня освящения престола старой Никольской церкви. В Коршуновке собралось невиданное доселе количество людей. Принесли находившуюся на сохранении у людей храмовую икону Николая Угодника, писанную на кипарисовой доске. Во время крестного хода под иконой прошло 360 человек. Летом этого же года был выполнен основной объем работ на крыше церкви, а в 1998 году была закончена внутренняя отделка храма. Позднее у Валентины Васильевны появилась мысль о строительстве придела. Проект придела сделала архитектор строительного техникума Вершинина Елизавета Владимировна.

К началу 1999 года церковь была практически готова. Многое из внутреннего убранства (декор, резьбу, иконостас, другие столярные и слесарные работы) выполнил своими руками сын Валентины Васильевны Коршуновой Сергей. Он же поставил один из главных куполов. Теперь церковь имеет 3 купола. Другие работы по иконостасу сделали моршанские резчики по дереву. Житель с улицы Сладкой Александр, единственный в селе, кто имел собственный столярный станок, поставил его возле церкви и тесал доски на пол. Племянник Валентины Васильевны, Нечин Александр, выполнил оклад Святителя Николая, Божьей Матери и лестницу, ведущую на колокольню. Новая икона Николая Угодника была написана по заказу в художественных мастерских Оптиной Пустыни. Осенью 1999 года на праздник Воздвижения Креста Господня в полдень, после чина освящения, совершенного благочинным протоиереем Александром Чернышевым, на колокольню был поднят шатровый купол с главой. Новый храм готов к совершению в нем церковных служб, но, к сожалению, первое время не было священника. Внутреннее его убранство просто, но благолепно, и это сочетание простоты и благолепия очень трогательно.

Все, принимавшие участие в строительстве, в том числе и сама Валентина Васильевна, удивляются сейчас, откуда что взялось. Ведь начинали-то не имея ничего. Были моменты, когда финансы иссякали, помощи ждать было неоткуда, да еще и недобрые люди воровали строительные материалы. Но всегда в самый последний момент приходила помощь, и необходимое появлялось, рабочие уходили с деньгами. Многие люди жертвовали значительные суммы и желали, чтобы их имена остались неизвестными. Храму было подарено несколько старинных икон, опять-таки усердием добрых людей. Две из них – икона Николая Угодника и Матери Божией с Младенцем – ранее украшали снаружи церковь в селе Устье. Валентина Васильевна, принимая иконы, обещала отдать их в родное село, когда там начнет возрождаться приход. Несколько икон привезли из г. Шацка, они были подарены храму сестрами Генераловыми, Анной и Ольгой. Многие иконы были на руках у жителей, они также были возвращены в храм.

В селе Карели Моршанского района 13 апреля 1998 года умерла 94-летняя старица-подвижница Екатерина Михайловна Тулумбасова. Перед смертью, в марте, когда матушка нередко уже находилась в забытьи и, естественно, давным-давно уже никуда не ходила, вдруг сказала пришедшему к ней для беседы парню: «Была сегодня ночью в Коршуновке – церковь смотрела». Собеседник матушки подумал, что она начинает впадать в забытье, и попросил описать, какая там сейчас церковь. «Я помню старую церковь, – отвечала матушка. – Красивая была, украшено благолепно так. О. Михаила помню – хороший был батюшка. А сейчас все по-другому: и убранство бедней, и сам храм меньше, стены из красного кирпича, неоштукатуренные, небеленые. Простоват перед прежним. Но Сам Бог и Николай Угодник его строить помогали. Посему церковь в Коршуновке особенная. Только вот на одно место встать не может, то туда, то сюда ходит». Все матушка описала точно, только вот последних слов вначале понять никак не могли. Но потом догадались: из-за проложенной с севера дороги могила схимонаха Димитрия оказалась отрезанной от храма, пришлось новый храм немного сдвинуть на юг. Двигали разметки и отступали от склепа еще раз. Действительно, «ходит церковь». Матушка Екатерина была в Коршуновке последний раз, когда там еще старая церковь стояла.

Коршуновская церковная староста всегда верила, что с Божией помощью все получится. Когда закончилось строительство церкви, четыре храма Моршанского района: Базевский, Карельский, Коршуновский и городской Свято-Троицкий собор – образовали собою крест. А крест все победит!

3.2. Никольская церковь в настоящее время.

Малое освящение храма совершил осенью 1999 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, благочинный – протоиерей Александр Чернышев. Позднее владыка Евгений прислал свое благословление, он же закрепил приход за Крестовоздвиженской церковью, которая находится в с. Карели.

Первую литургию в храме проводили священники Базевской Никольской церкви о. Петр, затем о. Владимир. Сейчас священник Карельской церкви о. Андрей проводит литургию в будние дни раз в неделю, по субботам, а в другие дни, по праздникам.

Новый храм небольшой, поэтому много народу он не может вместить, но по субботам он весь заполнен. На богослужение в церковь идут не только свои, коршуновские жители, но и приезжают на машинах верующие из города. В храме можно увидеть людей разного возраста. Привычно, когда церковь посещают люди старшего поколения (вера им передалась от родителей, бабушек и дедушек). Сложнее обстоит дело с представителями молодого поколения, они видели все, их ничем не удивишь. Поэтому отрадно видеть в Никольском храме и людей молодых, и совсем еще детей, младенцев. Особенно много детей бывает в храме летом: и свои, коршуновские, и городские, приезжающие на лето погостить к бабушкам и дедушкам. Ребята приходят и сами, и вместе со взрослыми, покупают свечки, просфоры.

О. Андрей читает молитву негромким, проникновенным голосом, часто обращается к прихожанам, повествуя о случаях недостойного поведения людей в наше время, о частых напастях, преследующих жителей всей планеты (катастрофы, землетрясения, наводнения и т. д.). Он призывает не терять веры в бога в это трудное время, всегда оставаться человеком. Прихожане слушают его внимательно, верят ему, у многих слезы на глазах.

В настоящее время Коршунова Валентина Васильевна сложила с себя полномочия старосты по старости и немощи, как она сама говорит о себе, но продолжает вникать во все насущные дела церкви. Старостой стал Земцов Алексей Владимирович, знакомый о. Андрея, проживающий в г. Моршанск. Ему помогают и жена, Земцова Наталья Петровна, и мама жены, Калинина Татьяна Викторовна. По словам Татьяны Петровны, раньше она ничего не знала об этой церкви, работала в Москве. Но с некоторых пор, приезжая на выходные, стала слышать от своих родных разговоры о новом храме, пришла раз, другой, ей понравилась обстановка тишины, благолепия, она стала приходить постоянно. Сейчас Татьяна Викторовна не работает в Москве, а помогает по хозяйственной части дочери и зятю.

Земцов Алексей Владимирович родился в 1977 году в г. Моршанск. Учился в средней школе села Сокольники. Закончил СПТУ № 8 по специальности помощник машиниста тепловоза. Сначала он работал по специальности на железной дороге, затем водителем - электромонтером в районных электрических сетях, откуда уволился через два года. Какое – то время Алексей ездил в загранкомандировки, но снова вернулся на железную дорогу. Здесь у него вышли какие-то разногласия с начальством, и он снова ушел. Стал работать на себя, занимаясь ремонтом легковых автомобилей. Сейчас ему некогда работать на предприятии, потому что все свободное время отнимают дела в церкви.

Алексей давно был знаком с о. Андреем, служившем в Карельском храме, часто ходил с ним в церковь, помогал по службе. И когда о. Андрея откомандировали проводить субботний молебен в Коршуновский Никольский храм, попросил Алексея приехать в церковь. Так Алексей Владимирович попал в Коршуновский приход. Побыв на службе, Алексей предложил свою помощь Валентине Васильевне. В какой-то момент он понял, что забота о храме не тяготит его, а становится смыслом жизни. Присмотревшись к Алексею, увидев его искреннее желание вникать во все дела храма, Валентина Васильевна предложила ему стать председателем приходского совета.

Работа в храме доставляет Алексею радость, здесь он получает то внутреннее умиротворение и спокойствие, которого не хватает в обычной жизни. По словам Алексея Владимировича, в храме жизнь другая, время останавливается, забываешь о голоде, не помнишь о мирских делах, думаешь о том, чтобы людям в церкви было хорошо, уютно, было тепло и чисто.

За свою недолгую жизнь Алексей сделал людям много добра, и сейчас оно возвращается сторицей. Один пожертвовал деньги на позолоченный подсвечник, другой дал котел и трубы на отопление, третий помог привезти пиломатериалы. Вставили пластиковое окно, купили краску на забор. Недавно вернули икону Спасителя, она требует реставрации, но читается хорошо. У Алексея большие планы на будущее: нужно отстроить прицерковный домик взамен сгоревшего, заменить электропроводку, разобрать печь-голландку, разделив придел на зоны. Необходимо доделать отопление, сделать ремонт в притворе, подправить ступеньки храма, освежить фасад, выложить дорожку плиткой и, конечно, покупать и покупать иконы.

Староста не одинок в своей заботе о храме, у него много помощников. Приходят в церковь и предлагают свою помощь. Местный житель Гуренин Виктор исполняет обязанности истопника, Соколова Галя поет на клиросе, ей помогает Лапов Юрий. Семья Алексея всегда рядом, его дети (их у него трое) тоже посещают церковь.

Обязанности звонаря исполняет Лапов Юрий Владимирович, также житель Моршанска. Интересна его история. Прожив 40 с лишним лет, он тяжело заболел, не мог работать, очень быстро постарел, уже думал о смерти. В какой-то момент обратился к богу, стал молиться и через некоторое время он пошел на поправку. Первое время, чтобы быть ближе к богу, пошел работать в Базевскую Никольскую церковь. Сейчас Юрий Владимирович звонарь в Коршуновском храме и читает на клиросе, он полон сил, даже помолодел и не думает о смерти.

Заключение

«Моральный долг государства восстановить те святыни, которое оно разрушило», - сказал в интервью "Русской линии" настоятель Леушинского подворья в Санкт-Петербурге протоиерей Геннадий Беловолов.

В океане временного, суетного бытия есть островки вечности, где земная жизнь встречается с небесами. Это – храмы. Здесь человек очищает душу и получает возможность стать лучше. Именно поэтому каждый может стать участником восстановления не только внешнего храма, но и своего внутреннего храма – души.
Храм — это место особенное, специально предназначенное для встречи с Богом каждого человека вне зависимости от его социального положения. Человек нуждается  в лечении души, в нравственном  воспитании. Сегодня, когда нравственные ценности, к сожалению, уходят для многих на второй план, уступая место материальным потребностям, думается, что вопрос о восстановлении утраченных святынь особенно актуален. И когда встречаются такие люди (а они были и будут во все времена) как первые старосты Коршуновского Никольского храма Н.К.Юдин, Д.Д. Юрин, Д.И. Прокофьев и последние В.В. Коршунова и А.В. Земцов, церковь будет существовать всегда.

Использованные источники:

Валентина Васильевна Коршунова, 1940 г. р. – рассказ о построении храма, 2013 год

Анна Васильевна Журба, 1930 г. р. – рассказ о матери, Елене Васильевне Рогожиной, 2013 год

Алексей Владимирович Земцов, 1977 г. р. – рассказ о храме в наши дни, 2013 год

И. Озарнов, «Явление – добрый знак», статья в моршанской газете «Согласие», июнь, 1993 г., № 76

И. Озарнов, «Бог в помощь», статья, «Согласие», сентябрь, 1993 г. № 127

«Моршанск православный» / И.А. Озорнов, Н.Л. Федосеева, О.Ю. Левин. Тамбов, 2010. Ч.2. Храмы и пастыри. «Церковь Николая Чудотворца слободы Коршуновка», стр.167 – 171

«Первое упоминание о с. Коршуновка»,интернет,

ugadn68.ru/files/hlan_2013

«Архивные документы о Никольском храме, интернет, rusprofile.ruid1750116, rusceo,com, sobory.ru

«История образования некоторых сел Тамбовской области», интернет, hob-vasiltvskoe.lact.ru-istoriya…sela…tambovskoy…

«Заселение и освоение Тамбовского края», интернет, morshansk.ucoz.ru

Снимок разрушенной Никольской церкви из личного архива Рогожиной Е. В.

Приложение 2

Воспоминания старожилов.

Коршунова Валентина Васильевна, проживающая по адресу Тамбовская обл., Моршанский р-он, с. Коршуновка

Разодрали тракторами церковь. Разорял церковь тогдашний председатель колхоза Токарев под руководством Зеленева и Фетискина.

Однажды вместе с Неязовой Зинаидой мы пошли на бугор, где раньше была церковь, нарвать веников. Увидели на дереве как будто бы изображение Божьей Матери. Все ходили туда смотреть. Увидели в этом какой-то знак и решили на месте старой церкви построить часовенку.

Лелькова Анна Федоровна ездила в Москву за разрешением.

Потом Анна Федоровна пригласила освятить часовню епископа Ждан Евгения. Он приехал, посмотрел, а потом спросил: «А вы будете строить церковь?». Я подлетела и сказала: «Будем, благословите!»

Поехали в епархию, искали, кто даст проект. Проект дал атаман казаков, как его зовут, не помню. В Тамбовской епархии проект утвердили. Часовенку так и не достроили, а делали ее из старого кирпича, того кирпича, из которого была построена старая церковь.

Строили церковь всем миром. Ходили несколько раз по селу. Но этих денег было очень мало. Обратились за помощью к предприятиям города. Несколько раз обращались за помощью к оптовой базе. Галина Константиновна ни разу не отказала. Помогал и Коршуновский литейно-механический завод, и жилищно-коммунальное хозяйство, ЖБИ (Забровский Е.Б.), лесозавод, табачная фабрика. Донков А. С. давал асфальт, Шаров В. Н. из леспромхоза помогал лесом, Соколов Ю. Я. с газопровода выделял автобусы, на которых мы ездили по святым местам с экскурсиями, зарабатывая деньги на строительство. Помогал и пивозавод, колхоз им. Коминтерна выделял машины, на которых привозили стройматериал. Оказывали помощь и сельсовет, и хлебозавод. Химмаш сделал 2 креста: крест на часовенку, и крест на могилу старосты Д. Д. Прокофьева. Ездили и в Тамбовскую епархию за помощью.

За церковью сохранились старые могилы: и свечного старосты Димитрия (Д.И. Прокофьев), и его жены Агафьи, и Василия, который продал свой дом, а деньги отдал на строительство. Когда у настоятеля Никольской церкви о. Михаила Крылова умерла от тифа дочь, отроковицу похоронили в каменном склепе за алтарем храма. Священномученик Михаил Крылов жил в доме недалеко от церкви, сейчас это дом Макаровых. Как-то он ушел на Черный яр ловить рыбу, его неожиданно схватили, даже не дали проститься с семьей, а через некоторое время расстреляли. Красивый был такой брюнет.

Внутреннее убранство церкви собирали долго. В основном привозили из поездок по святым местам. Покупали в Тамбовской епархии и в Загорске. Некоторые иконы из разрушенной церкви были на руках у жителей села. Икону Святителя возвратила Неязова Зинаида, икону Параскевы дали Ломакины. Много икон привезли из г. Шацка от сестер Генераловых, Ольги и Анны. Познакомились и ними, когда ездили в Шацк к их брату, он привозил бумажные иконы из Афона.

Иконостас делали моршанские резчики по дереву. Сын Сергей сварил купол. Александр с улицы Сладкой поставил свой станок рядом с церковью, тесал доски на пол. Племянник, Нечин Александр, делал оклад к иконам Святителя Николая и Божьей Матери и лестницу, ведущую на колокольню.

На церковь проект делал атаман казаков, а на придел царя Николая архитектор строительного техникума Вершинина Е. В. Церковь теперь имеет 3 купола. 2 навеса еще достраиваются. Старостой сейчас является Алексей, сын Патрина.

Церковный дом, который стоял рядом с церковью, сгорел от молнии, попавшей в дерево.

Сначала проводили литургию о. Петр, потом о. Николай и о. Владимир. Сейчас литургию проводит священник Карельской церкви о. Андрей (Патрин).

В храм ходят не только жители села, но и приезжают на машинах верующие из г. Моршанска.

С моих слов записано верно.

05.10.2013 г. ________________________ Коршунова В.В.

Интервью

Журба Анна Васильевна (дочь Рогожиной Елены Васильевны), проживающая по адресу Тамбовская обл., Моршанский р-он, с. Коршуновка

- Расскажите, что Вы помните о том времени, когда стояла еще старая церковь.

А.В.: Я знаю об этом очень мало, вот мама моя знала много. Но ее уже нет.

Когда растаскивали утварь из разрушенной церкви, многие поспешили этим воспользоваться и кое-что принесли домой. Мои соседи Шиндины (по-уличному Комаревы) принесли домой плиты и положили вместо порога. Так бог их наказал: все в семье умерли рано. Сначала хозяйка дома Екатерина, потом в этот же год ее старшая дочь Алла, а через несколько лет сын Валерий.

Помню, что роспись в церкви была очень красивой, да и сама церковь тоже. Городок наш маленький, а церковь не отстояли.

Когда храм сломали, на реке была страшная волна. Это все помнят, было очень страшно. И очень многие из тех, кто ломал, можно сказать, все болели сильно и умерли в страшных мучениях. А крест, который упал в озеро, до сих пор не нашли.

Вспоминаются случаи, когда проявлялась чудесная сила, связанная с богом. У соседей, у Любы Шабровой, внезапно начался пожар. Горели сарай, курятник. Пожар все разгорался, вызвали пожарную машину, но она приехала не сразу. А наши деревянные постройки были рядом и могли вот-вот загореться. Тогда кто- то из соседей крикнул: «Выноси срочно икону!» Вынесла икону, и огонь ничего не тронул. Или еще случай. Мама лежала в комнате. К ней пришла племянница Шура и поставила свечу в коробочку на угольнике. Коробочка расплавилась, и загорелось все, что находилось рядом: занавеска, скатерть, сам угольник подгорел, а Псалтырь, который лежал на угольнике, остался целым.

- Как умирала Ваша мама, Елена Васильевна? Ведь ей в то время было 99 лет. Как она себя чувствовала перед смертью?

А.В.: Мама была женщиной сильной. Она осталась вдовой в 35 лет, на руках пятеро детей (всего было семеро, но двое умерли в раннем детстве от болезней). Летом работала в поле, а зимой пересыпала зерно. Так жили и работали многие в то время. Когда дети подросли, разъехались, кто куда. Я уехала в 58-м году в Сибирь, в Томск. Там работала на заводе, вышла замуж, родила детей, вернулась в 84-м году и жила вместе с мамой. Борис тоже работал на Севере, в Уренгое, погиб, когда вернулся домой. Сестра Надя работает на Дальнем Востоке. Саша и Сергей живут здесь, в городе.

Мама ослепла года за четыре до смерти, но ходила потихоньку во двор, на улицу. А умерла 31 декабря, умерла тихо, незаметно. Приезжал врач, выписал какие-то таблетки, предлагал отвезти ее в больницу, но мама не захотела. Померили температуру, термометр показал 34 градуса. Я начала готовить, около нее сидела племянница. Когда я вошла в комнату, увидела, что она шевелит губами, хочет что-то сказать, но не успела, умерла. Я жалею, что не была рядом в последние минуты жизни. Мне бы подойти к ней, взять ее за руку, но постеснялась, у нас не принято открыто проявлять нежность и теплоту.

- Ходите ли Вы в новую церковь?

А.В.: В церковь сейчас не хожу, молюсь дома. Люди сейчас стали другие: завистливые, недобрые.

С моих слов записано верно.

05.10.2013 г. ________________________ Журба А.В.

Воспоминание.

Земцов Алексей Владимирович, проживающий по адресу: г. Моршанск, ул. Чапаева, д. 11

Родился я в Моршанске в 1977 году. Учился в средней школе села Сокольники. Закончил СПТУ № 8 по специальности помощник машиниста тепловоза. Сначала я работал по специальности на железной дороге, затем водителем - электромонтером в районных электрических сетях, откуда уволился через два года. Какое-то время работал на своего родственника, ездил в загранкомандировки, но снова вернулся на железную дорогу. Поссорился с начальством, и снова уволился. Стал работать на себя, занимаясь ремонтом легковых автомобилей. Сейчас снова зовут на старое место работы, но если работать, то не останется времени на дела в церкви.

С о. Андреем был знаком давно, он служил в Карельской церкви, часто ходил с ним в церковь, помогал по службе. И когда о. Андрея откомандировали проводить субботний молебен в Коршуновский Никольский храм, попросил меня приехать в церковь. Так я оказался в Коршуновском приходе. Побыл на службе, посмотрел и предложил свою помощь Валентине Васильевне. В какой-то момент понял, что забота о храме не тяготит, а становится смыслом жизни. В декабре 2012 года Валентина Васильевна предложила мне стать председателем приходского совета.

Жена не работает, она занимается воспитанием детей, их у нас трое, и помогает по хозяйственной части в храме.

Работа в храме приносит радость, приходит то внутреннее умиротворение и спокойствие, которого не хватает в обычной жизни. В храме жизнь другая, время останавливается, забываешь о голоде, не помнишь о мирских делах, думаешь о том, чтобы людям в церкви было хорошо, уютно, было тепло и чисто.

За свою жизнь я много помогал людям, многое умею. И люди откликаются, предлагают помощь. Один пожертвовал деньги на позолоченный подсвечник для Божией Матери, другой дал котел и трубы на отопление, третий помог привезти пиломатериалы. Вставили пластиковое окно, купили краску на забор. Недавно вернули икону Спасителя, она требует реставрации, но читается хорошо. Что касается будущего, то есть определенные планы : нужно отстроить прицерковный домик взамен сгоревшего, заменить электропроводку, разобрать печь-голландку, разделив придел на зоны. Необходимо доделать отопление, сделать ремонт в притворе, подправить ступеньки храма, освежить фасад, выложить дорожку плиткой и, конечно, покупать и покупать иконы.

У меня много помощников по работе в храме. Местный житель Гуренин Виктор, он живет недалеко от церкви, исполняет обязанности истопника, Соколова Галя поет на клиросе, когда приходит из собора, Лапов Юрий читает. Семья у меня всегда рядом, дети тоже посещают церковь, когда возникает внутреннее желание. Они сами выбирают, куда идти в какой-то определенный день: ходят в Моршанский собор, в Карельскую церковь, приезжают в Коршуновский храм.

Детей в храме много, особенно летом, когда приезжают на каникулы к родственникам, приходят, покупают свечки, просфоры.

С моих слов записано верно.

25.11.2013 г. ________________________ Земцов А.В.

П риложение 5

Современное здание восстановленной Никольской церкви села Коршуновка. Автор фото Лукоянова В.П. Октябрь 2013 г.

Внутреннее убранстсво восстановленной церкви

Икона Божьей Матери. Икона Божьей Матери с младенцем.

Икона Николая Чудотворца.

Придел нового храма.