«Писатель родом из легенды» (О творчестве писателя Николая Кузакова, нашего земляка).
Сценарий мероприятия подготовила учитель русского языка и литературы МКОУ СОШ с. Преображенка Огородникова Людмила Валентиновна.
Цель мероприятия: познакомить учащихся с биографией писателя, нашего земляка Кузакова Николая Дмитриевича, познакомить с его творчеством (прочитать отрывки из его книг) с целью привлечения к чтению его книг учащихся нашей школы; прививать любовь к чтению художественных книг; прививать любовь к родной природе, к родному краю.
1 ведущий: Литературная деятельность Н.Д. Кузакова продолжалась более сорока лет, и этого времени ему вполне хватило, чтобы стать одним из самобытных представителей сибирской и забайкальской литературы и принести в неё свой особенный мир. Мир, который назывался «Тайга — мой дом».
2 ведущий: Жизнь Николая Дмитриевича, как капля воды в реке, нашла отражение в его творчестве: многие рассказы, новеллы, повести носят автобиографический характер. Его биография не была богата знаменательными событиями или судьбоносными встречами, напротив, она была во многом типична для того поколения молодых людей, чье детство и юность пришлись на годы войны.
1 ведущий: В таёжной деревушке Ике самого северного района Иркутской области - Катангского, на берегу Непы, левого притока Нижней Тунгуски, 5 июля 1928 года в семье Евдокии Ивановны и Дмитрия Николаевича Кузаковых родился шестой сын. Окрестили его Никодимом. А будущий род занятий ещё до рождения определился: Кузаковы - семья потомственных охотников. К десяти годам у мальца уже имелись «свои» нож, ружьё и собака. Но если пока это было лишь привыкание к профессии, через пару лет Никодиму пришлось стать взрослым: болезни лишили его пятерых старших братьев, а в семье ещё три маленьких сестрёнки. Поэтому после окончания начальной школы рослый, физически крепкий Никодим записывается в колхозные охотники, оставляя ради куска хлеба учёбу. А ещё через год вместе со своими сверстниками становится опорой тем, кто остался в родной деревушке после ухода на фронт мужчин- икинцев призывного возраста. Подростки-охотники добывали в тайге вовсе не пропитание для своих семей, а мясо и пушнину для фронта, об обеспечении оставшихся в деревне стариков, женщин и детей речь шла во вторую очередь. По воспоминаниям Н. Д. Кузакова, счастьем было, если кроме внутренностей убитого зверя доставались ещё и лопатка.
2 ведущий: Когда началась война и взрослые мужчины ушли на фронт, юные охотники стали кормить армию и свои деревни охотничьим промыслом.
1 чтец: «Эти мальчишки, - написал Н.Д. Кузаков позднее в книге «Королевский выстрел», - отвечали не только за деревню, но и за всю Россию. И некогда было им хоть на немного расслабиться. Это они, прокопченные у костров, в рваной одежонке, с обмороженными лицами, за время войны добыли пушнины на пятьсот миллионов рублей. Сдали государству пятьсот тысяч туш сохатых, изюбров и диких коз, пятнадцать миллионов зайцев и десятки миллионов боровой дичи. Они, как могли, кормили армию. Дорого доставался нам кусок хлеба. Мы блуждали в тайге, утопали в снегах, в сорокоградусные морозы наживали простуду у костров, нередко за свою неопытность расплачивались кровью: в нас стреляли собственные ружья, нас калечили звери».
2 ведущий: Мальчики выросли у таежных костров, охотясь на зверя зимой, а летом становились ямщиками и возили почту. Николай Кузаков рано повзрослел, стал самостоятельным, но выросший на лоне суровой первозданной природы, он на всю жизнь сохранил к ней благоговейное отношение и потом, в зрелые годы, став городским жителем, он будет время от времени к ней возвращаться. Он напишет о своей суровой юности лучшие свои книги: роман «Красная волчица», сборник повестей и рассказов «Королевский выстрел», повести «Тайга — мой дом» и «У седого костра», пьесу «Ямщики».
1 ведущий: А сердце, как у большинства мальчишек того поколения, рвалось на фронт. Весной 1945 года Никодим, прибавив себе год, пришёл в военкомат… Направили рядового Кузакова в 67-й запасной стрелковый полк Забайкальского фронта, дислоцировавшийся в Чите. Биограф будущего писателя В. Радионов отметит впоследствии «…Всему приходилось удивляться в большом городе пареньку, выросшему в глухоманной тайге, всего стесняться: своей деревенской речи, полуграмотности, природной застенчивости, открытости и даже имени Никодим, которое в армии само собой заменилось на Николая (о чём позднее сожалел).
2 ведущий: Через два года Кузаков возвращается в Читу, но не к мирной жизни: двенадцать лет Николай Дмитриевич посвятил строевой службе в милиции. В это же самое время он заканчивает среднюю школу, а затем его направляют на учёбу в высшее учебное заведение - получать профессию журналиста. Потом два десятка лет работы в многотиражной газете УВД Читинского облисполкома, на областном радио и телевидении. И только после выхода из печати четырёх книг, в 1974 году Николай Дмитриевич становится профессиональным литератором.
1 ведущий: Первый рассказ Кузакова «Скромный бухгалтер» увидел свет на страницах читинской молодёжной газеты «Комсомолец Забайкалья» в августе 1956 года. И, надо сказать, имел заметный успех, - МВД СССР отметил его денежной премией. Милицейскую тему продолжил сборник рассказов «Следствие продолжается», выпущенный в 1958 году Читинским книжным издательством
2 ведущий: В1968 году вышла повесть «Фляжка голубой воды».
У повести начало сказочное. Но из дальнейшего реального повествования юный читатель воспримет произведение, как происходящее «на самом деле». Большая часть повести посвящена описанию приключений юного таежника Мити. Вообще-то подобных повестей немало. Но нередко берутся писать их люди, знающие тайгу в лучшем случае из туристического похода.
«Фляжка голубой воды» написана бывалым охотником. Прекрасное знание тайги чувствуется сразу. Одно это выделяет его повесть из многих подобных.
А сейчас мы послушаем отрывок из книги «Фляжка голубой воды». По поводу этой книги Дина Жданова, директор Ербогачёнского музея, писала: «Эту повесть Николая Кузакова поистине можно назвать азбукой таёжника».
2 чтец:
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
(отрывок из книги "Фляжка голубой воды")
В сумерках Митя пришел к подножью хребта. По распадку, позванивая, бежал ручеек, к нему спускались приземистые лиственницы. Они могли укрыть от дождя и ветра. По косогору был разбросан валежник.
На небольшой площадке между деревьями Митя нашел подгнивший пень, толкнул его — пень упал. Наносил к нему палок и разжег костер. Немного передохнул и занялся заготовкой дров на ночь. Потом у ручейка нарубил ножом еловых веток, постелил их недалеко от костра так, чтобы не очень жгло, но и грело — получилась отличная постель.
Теперь можно было поужинать. Митя достал из вещмешка вяленого мяса, рыбы, сухарей и кусок сахару. Дал всего помаленьку Пестрику. Чай сохранился от обеда во фляжке, и теперь Митя только подогрел его.
Ночь пришла тихая, безветренная. Пади заполнились густым туманом, а небо — яркими звездами. Все замерло, все уснуло. Мертвой, безжизненной казалась тайга.
Митя подбросил в костер дров и лег на ветки. Подушкой послужил вещмешок, одеялом — пиджак. Рядом Митя положил лук со стрелами. Проверил нож в ножнах. В лесу всегда будь начеку, маленькая оплошность может обернуться непоправимой бедой.
Пестрик устроился рядом под деревом, свернулся калачиком и похрапывал. На ухо ему сел комар, Пестрик, не открывая глаз, согнал его лапой.
По лесу от распадка неторопливо пробирался туман, окутывая кусты белой пеленой.
От ключа донесся шорох, хрустнула веточка. Пестрик поднял голову, Митя привстал: «Неужели медведь?» У Мити заныло под сердцем. По камням застучали копытца. Кабарожка! Наверное, пить приходила, но увидела костер, испугалась.
Митя облегченно вздохнул. Повернулся к костру, так было спокойнее. Огонь обгладывал палки, потрескивал, оранжевыми змейками пускал к холодному небу искорки. Митя долго смотрел на огонь и не заметил, как уснул.
Разбудил его лай Пестрика. Митя вскочил. Костер прогорел. Митя добавил дров, и пламя снова взметнулось. На всякий случай стал ближе к костру. «На кого это он?» Пестрик лаял напористо, зло. Вот его лай стал удаляться к хребту, но минуту- две спустя снова приблизился. Пестрик кого-то гнал.
«Неужели медведь!» — обожгла Митю догадка. Он достал лук, подбросил еще дров в костер — хорошо, что заготовил их много. К костру медведь подойти побоится. Митя на всякий случай приготовил головешку: как подойдет близко, надо швырнуть в него.
А Пестрик все лаял. Митя стоял на страже. К костру медведь не сунется — это ясно, иначе он не колесил бы вокруг. Но ведь он днем за любым деревом подкараулит. Что делать? Возвращаться назад? Какими глазами тогда Митя посмотрит на Витьку? Ведь друг ждет его с целебной водой. Дед, конечно, обрадуется возвращению, ничего не скажет, но подумает: «Эх, Дмитрий, струсил, а еще мой внук. Я, брат, более пятидесяти медведей убил, с рогатиной ходил на них».
Огорчится старик, что внук не оправдал его надежд.
Рассвет наступал долго. Лиственницы то четко вырисовывались на синем небе, то утопали в тумане. Наконец между ними лег бледный свет. И Митя увидел, что Пестрик лает на дерево. С вершины его упал серый комочек, метрах в двух от земли уцепился за ствол другой лиственницы и полез вверх.
— Да ведь это ж летяга!
Очень рассердился Митя на Пестрика.
— И охота тебе было,— выговаривал он ему,— всю ночь гоняться за этой серой крысой.
Пестрик виновато опустил голову.
1 ведущий: С 1974 года Николай Дмитриевич на профессиональной писательской работе, а уже в 1975 году в издательстве «Современник» вышел его первый роман «Любовь шаманки», который принес ему широкую известность. Романтическая история любви юной тунгусской шаманки Ятоки к русскому комсомольцу Василию развивалась на заре новой жизни, которая пришла в эвенкийское стойбище и русскую деревню. Сюжет не очень и нов: в русской литературе найдется немало примеров утверждения новой жизни в борьбе со старым миром на фоне любовных отношений между мужчиной и женщиной разных религий, культуры и жизненного мировосприятия. Сила и притягательность романа в том, что писатель, раскрывая человеческие образы, причудливо переплел экзотический мир таежных легенд и преданий и прозу современной жизни; наивную чистоту национального характера женщины таёжного севера и темное суеверие шаманских ритуалов; внутренний мир сильных и мужественных людей и их первобытность и невежество.
2 ведущий: Николай Кузаков предстал перед читателем поэтом и романтиком в своем восторге перед миром таёжной красоты и замечательных людей, населяющих этот мир, и эти поэзия и романтизм будут пронизывать все последующие произведения писателя. Возможно, именно в этом заключается главная сила и популярность творчества Николая Дмитриевича.
1 ведущий: После выхода в свет романа «Любовь шаманки» Юлия Анохина пишет стихотворение «Шаманка».
3 чтец:
Там, где кедры в чаще дремлют,
В буреломах есть землянка.
Там в лесных таилась дебрях
Забайкальская шаманка.
За горами, за тайгою
С полумесяцем Байкала
Ты в землянке под сосною
Темных духов заклинала.
Словно нить, глаза раскосы.
Взгляд -
Острей смертельной стали.
До колен тугие косы
Черной речкою сбегали.
Кожа смугло-золотая,
Как жарки горячим летом.
Ты — владычица лесная,
Дочь таежного рассвета.
Величал тебя прекрасной,
Нашептал полночной диве
И увез тебя напрасно:
Он с тобой не стал счастливей.
И уста твои - шаманы -
Зла теперь не напророчат.
Вместо глаз зияют раны,
Что слезами кровоточат.
Косы быстрою рекою
Не омоют стан смуглянки.
Струйки зимней сединою
По лицу скользнут шаманки.
Кожа выцвела от света,
Но в глазах сияет просинь.
От пылающего лета
Ты уходишь прямо в осень.
2 ведущий: В 1977 году в издательстве «Мысль» в Москве вышла повесть Николая Кузакова «Тайга – мой дом».
«Тайга - мой дом» - пронизана сыновней любовью к тайге, ко всему живому, что радует человека на земле.
Так уж случилось в жизни, что промысловому делу будущего охотника и писателя обучала мать, которая, как и героиня повести Авдо, была таежницей. Поэтому с такой личной любовью и теплотой, с чуткой нежностью и благодарностью исполнен в книге образ женщины-таежницы, образ, кстати, не часто встречающийся в современной литературе.
1 ведущий:
Тайга для Авдо - родной дом, в нем она живет, как хозяйка - заботливая, гостеприимная, по-женски понимающая радость бытия, чутко отзываясь на чужую боль, несправедливость, которую люди иногда причиняют тайге. Ее думы и заботы о том, что в лесу все меньше и меньше прирожденных охотников, все больше случайных людей, которые по своему незнанию приносят в ее дом беду.
2 ведущий:
Немало страниц повести автор посвятил удивительной природе края. Облик ее - суровый и нежный, исполненный вечной гармонии и красоты, пронизанный солнцем и светом - отнюдь не идеализирован.
Эту повесть Николая Кузакова с интересом прочитали и до сих пор читают и охотник, и школьник, и просто горожанин - все те, кому дорог и любим трепетный, удивительный мир русской природы.
Ребята приготовили отрывки из этой книги, и мы сейчас их послушаем.
Первый отрывок из повести «Тайга – мой дом»
4 чтец: Но после пятой белки лес точно вымер. Небо стало тускнеть, Юктокон зашумел. Было жутко слушать его вздохи среди молчаливого, притихшего леса. Я пришел к подножию хребта. Здесь была небольшая «тундра». Табун диких оленей, увидев меня, бросился в лес. Отсюда начинался подъем. Огромные кедры и пихты, обнявшись, уходили в поднебесье, а там, на вершине хребта, над которой распластались снежные облака, стояла серая обветренная скала.
На южной стороне хребта росли сосны, они спускались до речки Ики, богатой хариусами, с северной стороны рос листвяк, который у Глухариного ручья сменялся ельником.
Я поднимался в хребет. В кедровом лесу было глухо и пасмурно. Звуки с вершины Юктокона доносились сюда грозно и монотонно. Снег здесь был истоптан оленями, соболями, птицами и белкой. Назариха в поисках соболя металась по кедровику, но свежий след взять не могла. И только где-то на половине подъема она нашла свежий след. Соболь пошел к речке, пересек ее и поднялся в хребет Биракан. Здесь его Назариха загнала на небольшой кедр. Соболь сидел на вершине. Я выстрелил. Соболь вздрогнул и точно пристыл к веткам. Я выстрелил по сучку, на котором лежал соболь. Зверек не пошевелился. Придется валить дерево.
Я привязал Назариху, чтобы она, когда будет свалено дерево, раньше меня не нашла в снегу соболя и не испортила шкурку. Срубил дерево. Перерыл весь снег под ним, но соболя не нашел. Это меня озадачило. Я хорошо запомнил сучок, на котором он лежал. Но возле этого сучка соболя не было. Тогда я пустил Назариху. Она бросилась не к вершине дерева, а совершенно в другую сторону. Что с ней? Пошел по ее следу. Соболиный след, Эх черт… Видно, соболя я только ранил. Пока рубил дерево, он очнулся, спрыгнул и убежал.
Километров через пять мы загнали его в скалы. Выгнать из них раненого зверька было невозможно.
День на исходе. Ветер гонит по небу облака. Лес гудит. Я спешу: до палатки более двадцати километров, и если учесть, что местность я знаю очень плохо, первый раз хожу в этих лесах, то ясно, какой мне предстоит путь.
Ночь пришла скоро, темная, снежная. Я держу путь между Юктоконом и Бираканом, надеясь пересечь свою старую лыжню и по ней добраться до палатки.
Лыжню в темноте я не заметил. Ночь скрыла от меня все ориентиры. Отчаявшись найти палатку, в полночь, смертельно усталый, я разложил в сосняке костер и решил дождаться утра.
Наломав веток, устроился на них. Ободрал белок, накормил Назариху, поджарил две беличьих тушки для себя. Перекусил, прилег к костру. Ветер неистовствовал: раскачивал деревья, сыпал снегом, раздувал костер. Но усталость сделала меня ко всему равнодушным. Костер пригрел спину, и я начал дремать. Вдруг совсем рядом раздался ружейный выстрел. Я вскочил. Не во сне ли услышал? Выстрел повторился. Я отозвался, схватил ружье, лыжи, понягу и бросился в снежную кутерьму. Пробежав шагов сто, увидел палатку, возле нее Авдо с ружьем.
Второй отрывок из повести «Тайга – мой дом».
5 чтец: На берегу реки поблекшая поляна, окруженная кустами тальника, боярышника и черемухи. Их листья уже тронули первые морозы, и все вокруг в ярких красках.
У куста черемухи горит костер. Возле него Авдо теребит селезня: ощипала тушку, теперь из крыльев с силой выдергивает маховые перья. В шаге от Авдо лежит Назариха и не сводит глаз с селезня. Вот она нетерпеливо облизнулась и подползла немного. Авдо косится на Назариху и улыбается.
— Совсем терпенья у тебя не стало, — выговаривает она. — Шла бы в лес и искала сохатого. Так лень. Старая стала. У костра околачиваешься. Только и думаешь, как бы стянуть что-нибудь. Совсем стыд потеряла.
Назариха слушает, а сама, повиливая хвостом, незаметно, вершок за вершком, подползает к Авдо.
— Однако, не облизывайся, — предупреждает Авдо. — Сейчас ничего не дам. Придет вечер, потом кормить буду. А ты веди Орлика в лес, учи его сохатого искать.
Орлик сидит на берегу реки и с любопытством смотрит на волны. У него широкая грудь, толстые сильные лапы. Черный, только кончик хвоста да скобочки над глазами белые. Пасть огромная. Встретишь в лесу, за медведя примешь. Это сын Назарихи. Авдо вырастила его для меня. Орлику только вторая осень, поэтому он с таким любопытством смотрит на окружающий мир.
Над рекой летают чайки, падают в волны, жалобно скулят. Орлик, видимо, старается разгадать, чем они занимаются. С шумом налетел табун чирков. Орлик вскинул голову и озорно гавкнул. Чирки с шумом взметнулись в небо и скрылись за кустами.
Авдо покосилась на Орлика.
— На кого лаешь, бездельник? — ворчит Авдо и начинает опаливать в костре селезня.
Я заготовил дров для ночлега и теперь чищу ружье. До выхода в тайгу на промысел около двух недель. Чтобы не тратить зря времени, мы с Авдо решили порыбачить и поохотиться на уток и гусей. И вот третий день живем километрах в десяти от села. Сегодня я очень плохо стрелял. Было неловко перед Авдо.
— У тебя, бойё, однако, ружье кривое, — посмеивается Авдо. — Давай его сюда, я выпрямлять топором буду.
— Меня, Авдо, кривое ружье больше устраивает, — отшучиваюсь я. — С ним хорошо будет промышлять медведя — из-за дерева можно стрелять.
3 отрывок из повести «Тайга – мой дом».
6 чтец: Светает. Мы с Федей идем на озеро, где у него стоят капканы на ондатру. На Феде телогрейка, резиновые сапоги, из-под сбитой на затылок кепки вылезли и топорщатся на лбу белесые волосы. На плече его покачивается ружье «белка».
— Крякаш на озере живет, — рассказывает Федя. — Такой хитрющий. Я еще лугом иду, а он «кря-кря» — и деру.
— На зорьке подкараулить надо.
— Караулил. Летает под облаками. Такой глазастый.
Озеро. Оно вытянулось вдоль темной стены леса. Повсюду островки камыша. Тишина. Пахнет плесенью, гнилой рыбой. В осоке лодка. Садимся. Я гребу. Федя с ружьем сидит на носу лодки. Правлю между камышами. Впечатление такое, что на озере нет птиц.
Выплываем из-за островка. В нескольких шагах от лодки выныривает гоголь, растерянно крутит головой. У него черная спина, черная голова и белые щеки. Гоголь как будто привскочил, часто замахал крыльями. Сразу оторваться не может, бежит по воде.
Федя вскидывает ружье. Выстрел. Дробь вспарывает воду. Гоголь, приподняв крылья, скользит по воде, а затем переворачивается на спину. Брюшко у него ослепительно белое.
Федя бросает в лодку гоголя. Делает он это равнодушно-презрительно, точно не утку, а воробья подстрелил, который не достоин внимания настоящего охотника. И только немного позже кивает на гоголя:
— Жирный, как поросенок.
Поднятые выстрелом над озером пролетают табунки чирков и чернетей. Федя провожает их взглядом.
— Далековато, не достать.
— А где твой крякаш? — спрашиваю я.
— Вчера в него стрелял. Перья малость помял. Теперь где-нибудь на другом озере кормится.
Всходит солнце. Озеро светлеет. Со стороны луга возле него толпятся тальники, кусты черемухи. Листья с них опали. В своей наготе кусты чувствуют себя здесь неуютно. А напротив, на другой стороне озера, в темно-зеленом наряде угрюмо стоят ели. И поэтому все вокруг кажется мрачным, неприветливым.
— Вон на том островке капкан, — показывает Федя.
Капканы стоят на площадках, где кормятся ондатры. В трех капканах попалось по зверьку.
— С десяток сегодня возьмем, — радуется Федя. Подплываем к мыску. Здесь высокие кочки. Осока на них увяла. Кочки серые, будто грязные. Между ними какая-то птица.
— Крякаш! — восклицает Федя. — Я же говорил, попадется он мне.
Крякаш кормился между кочек и сунул голову в капкан. Скобки зажали его за щеки. Федя берет крякаша и вместе с капканом кладет в лодку.
Смотри, дядя, какой здоровенный. Старый, наверное.
— Дохитрил. Баба нам сегодня такой суп сварит, пальчики оближешь.
Федя нажал на пружину капкана. Крякаш поднял голову, шумно взмахнул крыльями и взлетел. От неожиданности Федя отпрянул. Быть бы нам в воде, но спасли кочки, не дали опрокинуться лодке.
— Стреляй! — кричу я.
Но Федя трясет головой и морщится от боли: с перепугу он сунул пальцы в капкан. Выручаю его руку. Федя подул на пальцы и посмотрел вслед крякашу.
— Надо же, из котла улетел.
— Не разевай рот.
— Так я думал, что он пропал, — оправдывается Федя. — Вот же ушлая птица.
2 ведущий: Н. Кузаков делится опытом таежника-охотника: «Охота – это целая наука, которая создавалась тысячелетиями. Постичь ее не так просто. И, как всякая наука, дается не каждому. Любой потомственный охотник с малых лет проходит большую таежную школу, по крупицам осваивает опыт предыдущих поколений». Автор рассказывает, как он в детстве первый раз подстрелил сохатого – работал в бригаде парней и девчат, очищал луга от кустарников, кочек и разного хлама, принесенного половодьем; было голодно, и бригаде была выдана лицензия на отстрел одного зверя. На сохатого он, парнишка-малолетка, наткнулся в тайге случайно, два раза промазал, истратил последние пули, а потом выстрелил дробью в голову и случайно произвел королевский выстрел: одна дробина попала в ухо. «Мне никто не поверил.… И только когда парни освежевали зверя и не нашли пулевой раны, мне поверили». Кто такой настоящий охотник? Не тот, кто добывает много, очень много зверя, дичи, мехов, а тот, кто берет в тайге-кормилице самое необходимое, чтобы прокормиться, умеет жалеть и беречь природу, любить ее, умеет любоваться ее красотой. Такими охотниками были русские писатели: Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, М.М. Пришвин. Таким охотником является и забайкальский писатель Н. Кузаков.
1 ведущий: В этой книге есть несколько замечательных легенды. Все они звучат из уст простой неграмотной, но с чистой душой ребёнка охотницы – эвенки Авдо. Сколько своеобразия, житейской мудрости в её речах, рассказах, песнях. Герои её легенд не только злые или добрые люди, но и сама природа, горы, реки, озёра, птицы, животные, одушевлённые воображением. Послушаем некоторые из них.
7 чтец: Легенда о медведе. Давно это было. Тогда боги еще на земле жили. По всей тайге их чумы стояли. Когда боги на небо поднялись, чумы в горы превратились. А до этого земля ровная была. Вот тогда-то жил шаман Ама. Он лечил людей, прогонял злых духов. Охотники приносили шаману шкуры, мясо, рыбу. Много-много раз прилетали птицы вить гнезда и улетали.
Приходили зимы и уходили. Состарился шаман, оброс волосами. Страшный стал. Злой. Ушли от него жены. Долго плакал Ама, звал жен, но они других мужей нашли. Рассердился тогда шаман на людей и решил отомстить им. Ночью, когда из-за леса покажется луна и уснут все люди, выйдет он из чума, перевернется через голову, превратится в медведя, да такой сильный становится, одним ударом может спину сохатому сломать.
Идет Ама по стойбищу, собаки на него не лают: человеком пахнет. Проберется он в чум, украдет девушку, унесет ее в лес, до смерти замучает.
Долго так продолжалось, много девушек погубил злой шаман. Охотники подкараулили его, убить хотели. Пустили стрелы, а они вспыхнули и сгорели как спички. Шаман колдовское слово от стрел знал. Испугались охотники: погубит всех девушек Ама, кто род человеческий продолжать будет. Без людей опустеет земля. Пошли тогда охотники к самому главному богу Тангаре. Рассказали ему про свое горе. Тангара созвал всех богов, стал совещаться, как проучить злодея.
И вот, когда шаман превратился в зверя, боги отняли у него память и лишили языка. Пошел Ама в лес и забыл зачем. Так вот он и бродит до сих пор. Приходит зима, холодно, в чум бы вернуться, да дорогу забыл. Тогда он делает берлогу, залезает в нее на всю зиму. Потому весной встает злой, на всех зверей кидается. А повстречает охотника, вспомнит, что он тоже человек, на задние лапы встает. Бросается на охотника. И зовут эвенки его амака, или амикан, это значит на языке нашего народа «старик», «дедушка».
8 чтец: (2 легенда "Почему на Байкале (Ламу) вода прозрачная как слеза? ).
Деды нашего рода жили тогда у моря Ламу, и звали их ламуканы — морские люди. И вода в море была мутная, как снежное небо. Каждую весну прилетало много птиц. Когда они поднимались, то закрывали солнце и на земле становилось темно, как в ненастный день. В горах бродили изюбры, сохатые, дикие олени и козы. Это были хорошие времена. Люди жили в дружбе. Мужчины ловили рыбу, охотились на зверя, женщины шили одежды, рожали детей. Девушки катались на лодках и пели песни, а, когда охотники возвращались с большой добычей, под покровом ночи ласкали парней.
У эвенков есть поговорка «Беда и в горах людей находит». Был большой праздник, люди веселились. И когда старейшина рода принес жертву морю, земля вздрогнула и закачалась. Обрушились горы, море почернело, вздыбились волны, ударились о скалы. Люди испугались. Позвали шамана. Шаман долго разговаривал с добрыми духами, но не мог узнать, за что разгневался великий бог Тангара и послал на землю беду, А над морем бушевал буран. Небо закрыли темные тучи. Было жутко.
Тогда старики собрались на совет. Долго сидели молча, слушали сердитый рев моря. Потом заговорил самый уважаемый старик. Но своей речи он не успел закончить: в чум вбежал парень со стрелой в груди, крикнул: «Враги!» — и упал замертво.
Мужчины схватили луки, залегли вокруг стойбища, женщины, старики и дети укрылись за стеной, сделанной из оленьих шкур.
Показался враг. Их князь поднялся на сопку, крикнул: «Хавун!» — и пустил к стойбищу стрелу войны. Тогда навстречу врагу вышел Орокто, он был иниченом — военным вождем рода. Орокто воткнул меч в землю, отошел на десять шагов и крикнул: «Если я должен убить тебя, то убью без сожаления. Если я должен быть убитым, то умру, не прося пощады».
Тогда князь пришельцев спустился с сопки, воткнул свой меч рядом с мечом Орокто, отошел на десять шагов и крикнул: «Если я недостойный воин, пусть мое тело съедят вороны». И оба иничена бросились к мечам. Орокто быстрее ветра подбежал к оружию. И когда пришелец наклонился к мечу, отрубил ему голову.
И начался бой. Бьются день, бьются другой, бьются третий. Половина парней погибла, а враг наседает. На пятый день упал замертво последний воин. Враги ворвались на стойбище и начали грабить: забрали шкуры, запасы мяса и рыбы. Потом согнали стариков, женщин, детей на берег моря и на глазах стали бросать в волны трупы воинов.
Когда поволокли труп самого отважного, который пал последним, девушка Чайя бросилась к врагам, чтобы не дать осквернить труп любимого. Но враги преградили ей дорогу. Тогда она у одного воина выдернула из колчана стрелу и пронзила себе грудь. Стоит Чайя, качается, по стреле кровь ручейком струится. Попятились враги в испуге. А девушка вдруг превратилась в белую птицу и взмыла в небо.
— Чайя! — вскрикнули подруги и тоже превратились в птиц.
Враги в испуге убежали в горы, а девушки-чайки стали с плачем кружить над морем. Долго они плакали, и море от их слез стало светлым.
Юноши, которые погибли, давно уже ушли в нижнее царство, а чайки все еще с плачем носятся над морем.
9 чтец: (3 легенда - Легенда о лебедях)
Это было в то время, когда на небе луна появилась. Тогда возле Юктокона жил князь Кулинда. Со своим отрядом ходил он по тайге, много воевал. Нападет на стойбище, всех мужчин перебьет, а детей и женщин в плен уведет.
Однажды вернулся князь из большого похода, девушку привез. Шибко красивая она была: легкая и быстрая, как молодая важенка, лицом белая, а в глазах будто вся озерная синь отразилась. А как она пела. Даже птицы слетались ее послушать.
Полюбил князь Олию — так звали девушку. На берегу озера чум для нее поставил. Приказал своим женам развлекать ее. Из серебра и золота каждый день подарки носил.
Но гордая девушка подарки бросала в озеро. Любила она отважного воина Гарикана. Для него она пела песни, ему ночами в подушку шептала ласковые слова.
Узнал об этом князь, черным вихрем ворвался в чум, хотел силой взять девушку. Схватила Олия кинжал, к белой груди приставила и говорит:
— Слушай, князь, ты сильный. От одного твоего слова огнем занимаются целые селения, рекой проливается кровь. Но моя любовь сильнее. Я у тебя в плену, но сердце мое вольное. Орлицу можно посадить в клетку и приковать цепями, но она никогда не забудет грозных бурь и голубой выси. Ты хочешь ее купить за серебро и золото, а она отдаст весь мир только за то, чтобы хоть раз услышать гордый крик орла.
Не посмел подойти князь к Олии, только недобро сверкнул глазами. Уходя, приказал своим слугам день и ночь стеречь девушку.
День томится в неволе Олия, второй, а на третий день, когда пришла ночь и тучи закрыли месяц, Олия с Гариканом обманули стражу и бежали. Горы с радостью приняли влюбленных. Под густыми кедрами первый раз в жизни целовала Олия парня. Но на рассвете их нагнала стража, со всех сторон посыпались стрелы. Гарикан своей грудью прикрыл девушку. И только тогда, когда юноша стал истекать кровью, их схватили и привели к грозному князю.
Но и теперь не испугались князя влюбленные. Олия выдергивала из груди Гарикана стрелы, целовала раны и говорила:
«Князь, я любила только одну ночь, но теперь я знаю, что такое жизнь, и могу спокойно умереть».
Князь приказал бросить их в озеро. Влюбленных привели на скалу и поставили у обрыва. Обнялись Олия с Гариканом и шагнули в пропасть.
В это время налетела буря, разметала княжеских воинов, а на пенистые волны вместо юноши и девушки опустились два лебедя.
С тех пор прошло много-много лет. Не одно поколение состарилось и умерло, но лебеди ни на один день не покидали озера. И к тому, кому они пропоют песню, придет большая удача.
2 ведущий: Легенды иногда ложились и в основу романов писателя. Толчком к созданию романа «Любовь шаманки» послужила эвенкийская легенда о шаманке Силинге. Легенда о Красной волчице тоже легла в основу одноименного романа.
Многочисленные русские, эвенкийские, бурятские легенды и предания представлены в книге Кузакова не для экзотики, а для обогащения идейного содержания произведений.
В этих легендах писатель создал особый мир тайги. Тайга – это, прежде всего, дом, который можно любить и ненавидеть. Дом с радостной любовью и красивыми трагедиями. Многое скрыто в этом доме за снежными вершинами, гремучими водопадами, топкими трясинами. Нелегко понять этой разноликий мир, еще труднее осознать его, описать, обобщить. Но Николай Дмитриевич Кузаков сделал это.
1ведущий: Главными друзьями на охоте у Николая Дмитриевича были его собаки. Он обучал их охоте или они его, разговаривал с ними, скучал по ним, когда уезжал в город. И однажды сочинил такое письмо. «Слушай, старик, ты не забывай меня. А то, понимаешь, забрался в город, в этот шум, смрад и гам, залез в бетонную клетку и о тайге и об охоте только лишь вспоминаешь.
Помнишь, наверное, еще, как я начинал, а ты, по-видимому, заканчивал гонять соболей? Мать-покойницу?
Нет, старик, я все-таки тебя не понимаю. Как ты со своей таежной душой живешь в такой тесноте, где дышать практически нечем. А я вот снова сейчас иду промышлять соболишек. Да кроме этого приходится еще учить молодежь. А где взять силы? Стареть уже начал. Порой обманет тебя какой-нибудь паршивый соболишка, и со стыда целый день после этого уши горят. А ведь в молодости-то этого никогда не случалось.
Хочется мне, старик, чтобы ты еще приехал. Сходили бы спромышляли бы соболишку, почаевали, поговорили бы о том об этом. Признайся же: в тайге лучше, чем в городе. Тайга - это море. А город? Город - это «окурок».
Жду тебя.
Пиши про тайгу и про меня поинтереснее книги да потолще, чтоб дольше читать, когда делать нечего. С приветом, Орлик».
2 ведущий: В рассказе «Водопад летающих рыб» Н. Кузаков описывает уникальное явление природы:
«Через несколько минут мы поднимаемся на скалу. Внизу белый пенистый поток. Вода с плиты падает тремя мощными струями, свиваясь в жгут, круто поворачивает влево, ударяет в стену пологой скалы, выбив в ней углубление-карман, отворачивает вправо, подрезав основание отвесной скалы, обтекает ее и скатывается в глубокий каменный котел, из которого неторопливо проливается через мелководную перемычку. Справа у подножия водопада на высоком скалистом берегу в глубокой задумчивости стоит седой кедр. Напротив его за водопадом до самых облаков поднимается темно-зеленая гора.
От падения воды до котла протянулась белоснежная пенистая капень.
-Друзья, а не кажется вам, что водопад одет в подвенечное платье? – спрашивает Олег.
И в самом деле, впечатление такое, что между скалами колышется белое подвенечное платье. Вот сейчас встанет юная невеста и одарит нежной невинной улыбкой.
В то время перед падающими потоками воды пенистую белизну прорезала темная рыбина, пролетела с метр, упала в крутую волну. Следом за ней взлетело с полдюжины рыбин.
-Вот это да-а, - произнес Сергей.
Водопад летающих рыб. Зрелище неповторимое. Мы стоим над ним, как завороженные. Я даже не смог предположить, что такое чудо есть на земле».
1 ведущий: В 90 – х годах Н. Д. Кузаков для детей написал рассказ «Слепой бакланёнок» Это рассказ о том, что к природе, к животным и птицам надо относиться с любовью. Помогать им, охранять их. Сейчас рассказ «Слепой бакланёнок» мы послушаем в исполнении 7 класса.
2 ведущий: Последняя книга Н.Д. Кузакова «Лунные колокола» вышла в свет в Восточно-Сибирском книжном издательстве в 1998 году, но, к великому сожалению, автор не успел подержать в руках плод своего труда Это сборник легенд Забайкалья, в котором с новой силой раскрылся поэтический дар Николая Дмитриевича. Услышанные автором у степных и таежных костров, они были собраны и бережно обработаны им. Эти сказки о взывании предков к могучим силам природы, верности любви, мечты о победе добрых сил над злом, благоговение перед любовью, красотой и добром полны поэзии и очарования. В фольклорных образах легенд сохранена человеческая память, на них лежит отблеск вечных истин, передаваемых человеком в бесконечном ряду поколений, и в этом писатель видит их непреходящую ценность: «Я потратил много сил и времени, чтобы собрать и обработать легенды. Не думаю, что забайкальцы будут равнодушны к своему прошлому, а значит, и к будущему».
1 ведущий: На книгу Н. Кузакова «Лунные колокола» забайкальский поэт Геннадий Андрюк написал стихотворение.
10 чтец:
В чаду последнего страданья
Он книги ждал, как Бога дар …
Ушёл в просторы мирозданья
С душою чистой, без стыда
За жизнь, написанные книги,
За бесконечную борьбу –
Нести счастливые вериги,
Его сковавшую судьбу.
Мы в праве не были и были
Не привечать и принимать,
Но важно в языке и стиле
Разгадку времени узнать.
Волшебный мир своих сказаний,
Цветной фантазии полёт,
Он нам оставил завещанье –
Народной мудрости оплот.
Крылатою душой поэта
И для него Луна была …
В сиянье сказочного света
Звенят его колокола.
2 ведущий: Родился Николай Дмитриевич Кузаков в деревне Ике, как вы уже слышали. Тайгу, ее обитателей и законы он знал с детства. Свой удивительный дар любви к природе он унаследовал от своих возможных предков – тунгусов и эвенков. Интересно, что литератор Е.Ф. Куренная -Берцик попробовала определить этимологию его фамилии от эвенкийского слова «куджа» (в этом языке нет звука «з»), что в переводе на русский язык означает «сват», т.е. в общем смысле – родной, близкий человек. Можно согласиться безоговорочно с таким определением, потому что он стал родным и близким для многих читателей через свои произведения, через журналистскую практику, он «сосватал» нашим сердцам край тайги и севера, он породнил нас с удивительным миром легенд нашего сурового края.
1 ведущий: Те, кто лично знали Николая Дмитриевича, говорят, что у него было такое почти детское свойство всему удивляться. Он мог проползти большое расстояние по земле, наблюдая за муравьем, только для того, чтобы посмотреть, куда же он понес личинку мухи.
Рассветы и закаты, леса, поля и горы, реки и озера, животные и птицы, рыбы и насекомые, явления природы и, конечно же, люди с их жизнью и обычаями – все занимало его пытливый ум, на все вокруг он обращал внимание и всему бесконечно наивно удивлялся, как дитя.
2 ведущий: Его книги не суетны, они врачуют душу, как некий бальзам, как подорожник на рану. Друзья и близкие ему люди считают, что он не просто умер, а ушел на другой берег холодной, упрямой таежной реки. В память о нем издана книга воспоминаний тех людей, кто знал его, работал вместе с ним бок о бок. Называется книга «Родники его души», она была составлена его дочерью Ириной Родионовой. Наверное, самым настоящим родником для Николая Дмитриевича была его вторая жена Евгения Герасимовна. Она поддерживала его в трудные минуты жизни, не давала упасть духом, когда в творчестве были простои.
1 ведущий: Одна из почитателей его творчества написала: «Прочитав «Лунные колокола», я поняла, как много упустила, не интересуясь творчеством Н.Д. Кузакова, и теперь стараюсь наверстать этот пробел, обогащая душу многообразием его словесных картин родной природы и жизни простых людей. Каждое его слово действительно отдается колоколом в глубине сознания, тихим, звучным, весомым, охватывает сердце благоговейным трепетом перед чем-то незыблемым, вечным, истинным. Это как «Лунная соната» в словах. Такое же настроение, как будто ты смотришь на небо в лунную спокойную ночь и ощущаешь единство со всем миром вокруг. И будто возвращаешься в детство, когда все просто, бесхитростно, и хочется впитать в себя все, что окружает, и хочется жить, и целая жизнь впереди… Такую же гармонию создал в своих легендах Николай Дмитриевич, таких по-детски наивных порой и, в тоже время, бесконечно мудрых.
Помнится, что любимой песней писателя была песня композитора Аверьянова «Тропинка детства». И для нас он так и остается добрым мудрецом с ищущей душой ребенка. Он не умер, а просто ушел куда-то в жизнь… И хочется верить, что душа его обрела то, что всегда искала».
Далёкого детства свеченье:
Качаются в небе качели,
И в брызгах дождя над водой
Смеётся отец молодой.
А сердцем я слушаю родины голос.
А в поле с колосом шепчется колос.
Счастливый, я по траве бегу.
Какие цветы на лугу!
Пропахла тропинка у брода
Росой, васильками и мёдом.
И я на зелёном возу
Зелёное лето везу.
А сердцем я слушаю родины голос.
А в поле с колосом шепчется колос.
Счастливый, я по траве бегу.
Какие цветы на лугу!
В лесу земляника поспела.
И девушка в платьице белом
Над чистой и быстрой рекой
Мне тоненькой машет рукой.
А сердцем я слушаю родины голос.
А в поле с колосом шепчется колос.
Счастливый, я по траве бегу.
Какие цветы на лугу!
1. Н. Дворниченко «Вчера и сегодня забайкальской литературы», Восточно-Сибирское книжное издательство, 1982 г. и по книге Н. Кузакова «Королевский выстрел», Издательство «Росток», Чита, 1993 г.
2. Кузаков Н. Д. Лунные колокола. Иркутск.: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 2001. 525 с.
3. Никонов В. Крылья Пегаса. Чита.: «Поиск», 1998. 282 с.
4. Родники его души: Воспоминания о Кузакове / Составитель И. М. Окладникова. – Чита: Поиск, 2002. – 208 с., ил.
5. Слепой бакланёнок: Рассказы для мл. шк. Возраста / Худ. Ю. Сокольников. – Новосибирск, 1991. – 21 с.
6. Тайга – мой дом. – М.: Мысль, 1977. – 144 с. (Путешествия. Приключения. Поиск).
7. Фляжка голубой воды: Рассказы /Илл. Г. Г. Леви. – Иркутск: Вост. Сиб. КН. Изд – во, 1968. – 60 с.
13
18 217
1 358 
