Крымские страницы поэта Юлии Друниной. Осмысление военной темы

Занятие №

Крымские страницы поэта Юлии Друниной. Осмысление военной темы.

Составитель - Гажала В.А., учитель русского языка и литературы

Литература

1. Друнина Ю.В. За минуту до боя.-М.:АСТ: Астрель, 2010. – 325 с.

2. Друнина Юлия Проза (1966–1979) (1981).zip http://mexalib.com/view/60126

3. Друнина Юлия Стихотворения (1942–1969) (1981).zip http://mexalib.com/view/60715

4. Друнина Юлия Стихотворения (1970–1980) (1981).zip http://mexalib.com/view/60125

5. Печаткина Г.А. Лики Тавриды. Очерки. Воспоминания. Эссе. Книга вторая. - Симферополь: Бизнес-Информ, 2006, с.64-82

6. Смирнов С.С. Подземная крепость. http://www.fire-of-war.ru/p0730.htm

7. http://www.livelib.ru/author/113731

Цели: познакомить учащихся с творчеством Ю.Друниной, показать многогранность осмысления военной темы поэтом, подвести к выводу о её актуальности; воспитывать уважение к подвигу народа в Великой Отечественной войне, чувство сопричастности истории и ответственности за судьбу страны.

Форма занятия: литературная композиция.

Историко-биографический комментарий

Юлия Владимировна Друнина (10 мая 1924 года — 21 ноября 1991 года) — русская советская поэтесса. Член Союза писателей, секретарь Союза писателей СССР и России, депутат Верховного Совета СССР созыва 1990 года. Кавалер ордена Красной Звезды, награждена медалью «За отвагу» .

В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

В начале 1945 года в журнале «Знамя» была напечатана подборка стихов Юлии Друниной. В 1948 году вышла первая книга стихов Юлии Друниной «В солдатской шинели». В 1955 году вышел сборник «Разговор с сердцем», в 1958 — «Ветер с фронта», в 1960 — «Современники», в 1963 — «Тревога» и другие сборники. В 1970-е годы выходят сборники: «В двух измерениях», «Я родом из детства», «Окопная звезда», «Не бывает любви несчастливой» и другие. В 1980 году — «Бабье лето», в 1983 — «Солнце — на лето». Среди немногих прозаических произведений Друниной — повесть «Алиска» (1973), автобиографическая повесть «С тех вершин…» (1979), публицистика.

Ход занятия

Чтец.

* * *

Я порою себя ощущаю связной

Между теми, кто жив

И кто отнят войной.

И хотя пятилетки бегут

Торопясь,

Все тесней эта связь,

Все прочней эта связь.

Я — связная.

Пусть грохот сражения стих:

Донесеньем из боя

Остался мой стих —

Из котлов окружений,

Пропастей поражений

И с великих плацдармов

Победных сражений.

Я — связная.

Бреду в партизанском лесу,

От живых

Донесенье погибшим несу:

"Нет, ничто не забыто,

Нет, никто не забыт,

Даже тот,

Кто в безвестной могиле лежит".

Ведущий. Юлия Друнина принадлежала тому удивительному поколению, которое в трагическом сорок первом году стало поколением добровольцев.

Ю.Друнина.

Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Ведущий. Война встретила её в Москве. Ей до совершеннолетия не хватало целых двух лет, и она больше всего боялась, что не успеет попасть на фронт. По совету отца она стала санитаркой в глазном госпитале, ухаживала за тяжело раненными. Начались налёты на Москву, станции метро ночью превращались в бомбоубежища. В составе санитарной дружины Друнина выходила на ночные дежурства в город; на подступах к столице, под Можайском, рыла окопы.

Решительная и непреклонная, Юля рвалась на передовую. «Она переносила все тяготы фронтовой жизни и как будто не замечала их».

Чтец.

О, как мы были счастливы, когда,

Себе обманом приписав года,

На фронт шагали

В ротах маршевых!

А много ли

Осталось нас в живых?..

Ведущий. Нечеловеческие испытания легли на плечи юной фронтовички! Мёрзла, голодала, была ранена, лечилась в госпитале, и снова возвращалась в часть. «Перевязывала окровавленных, искалеченных людей», теряла близких. Тема войны навсегда останется в творчестве Юлии Друниной.

Чтец.

Я родом не из детства — из войны.

И потому, наверное, дороже,

Чем ты, ценю я радость тишины

И каждый новый день, что мною прожит.

Я родом не из детства — из войны.

Раз, пробираясь партизанской тропкой,

Я поняла навек, что мы должны

Быть добрыми к любой травинке робкой.

Я родом не из детства — из войны.

И, может, потому незащищённей:

Сердца фронтовиков обожжены,

А у тебя — шершавые ладони.

Я родом не из детства — из войны.

Прости меня — в том нет моей вины...

Ведущий. На протяжении всей своей жизни Юлия Владимировна будет открывать неизведанные страницы истории и сохранять память о трагических событиях прошлого.

Крым, с которым уже после войны познакомилась Друнина благодаря своему мужу А.Каплеру, вошёл в её творчество и занял в нём большое место. Она много ходила по крымским горам, посещала места былых сражений. Юлия Друнина полюбила Крымскую землю и навеки с ней сроднилась Последний свой приют она нашла в Старом Крыму, где похоронена рядом со своим мужем.

Старый Крым — последняя обитель.

Черный камень -

Все, как в страшном сне.

Не судите, люди, не судите -

Здесь лежать положено и мне.

Сергей Орлов посвятил стихотворение Юлии Друниной:

Где вязы кронами сплелись,

В ущелье нелюдимом,
Поставлен камень-обелиск
В лесу под Старым Крымом.

Был партизанский лазарет
Здесь две зимы, два лета,
И никого на свете нет
В живых из лазарета...

Разведка шла через леса
Уверенно и споро,
По затесям, как по часам,
Пересекая гору.

Молчала спящая гора,
По ней вода журчала.
Там медицинская сестра
В ручье бинты стирала.

В землянках маялись в бреду
От голода и муки...
Могли ли отвести беду

Девические руки?

Фельдфебель был из здешних мест,
Выслуживал, старался...
Он к ней один наперерез
Вез "шмайсера" поднялся.

...Был партизанский лазарет
Весь вырезан к рассвету.
И двадцать лет, и тридцать лет
Молчат леса про это.

И ни могилы, ни креста,
Ни имени, ни даты...
На всех державная плита,
Одна на век двадцатый.

Одна прощальная слеза
Из камня, из гранита.
Да только неба бирюза,
Да мир, ветрам открытый.

В этом стихотворении отразились и жизнь самой Юлии Друниной, и переживания поэта, родившиеся в Крыму.

«Москвичка, северянка, она проникалась неброской красотой Восточ­ного Крыма и писала сти­хи о полыни, о «маслинах, отцветающих в Коктебе­ле», о «подснежниках на склонах нежных», о поэзии крымской осени, о Кара-Даге, о горе Клементьева:

Я же дочеръ твоя, Расея,

Голос крови не побороть.

Но зачем странный край Одиссея

Тоже в кровь мне вошел и в плоть...

Большинство стихов о природе она. пишет, здесь в Кры­му. Она находит неповторимые сравнения, метафоры. Вот почти пушкинская строка об осени:

Уже погасли горные леса:

Ни золота, ни пурпура - все буро.

Она не любит летние пляжи, ей «бойких модниц, претит болтовня», ей ближе и милее крымская зима, «короткая ее благодать»:

Да здравствуют южные зимы!

В них осень с весной пополам.

За месяц январского Крыма

Три лета курортных отдам.

Коктебель и Старый Крым многое значили в её судьбе. «Читая строки, написанные в Крыму или о Крыме, чувствуешь, как меняется настроение автора, как её душа оттаивает и раскрывается навстречу красоте, уникальной крымской природе, любви. И всё-таки, всё-таки тема войны, воспоминания о ней не отпускают её и здесь». [5]

У памятника

Коктебель в декабре.
Нет туристов, нет гидов,
Нету дам, на жаре
Разомлевших от видов.
И закрыты ларьки,
И на складе буйки,
Только волны идут,
Как на приступ полки.

Коктебель в декабре.
Только снега мельканье,
Только трое десантников,
Вросшие в камень.
Только три моряка
Обреченно и гордо
Смотрят в страшный декабрь
Сорок первого года.

В стихотворении «Чёрный лес» она с болью рассказывает о гибели партизанского госпиталя от рук фашистов.

Чтец.

Чёрный лес

Только буки да грабы,

Только грабы да буки

Тянут к солнцу

Сплетённые намертво руки.

Чёрный лес,

Обжигающий холодом лес,

Под шатром

Добела раскалённых небес.

Тишина.

Только ветра приглушенный ропот.

Тишина.

Заросли партизанские тропы,

Заросли дожди деревом и купиной.

Тишина.

Отчего же здесь веет войной?

Отчего

Даже в светлый напев ручейка

Заронила гнетущую ноту тоска?..

А в глубоком ущелье,

У быстрой воды

Обелиск со звездой

Да землянок следы.

То с Великой Войны

Запоздавшая весть -

Партизаны свой госпиталь

Прятали здесь.

Только буки да грабы,

Только грабы да буки,

Защищая,

Простёрли над лагерем руки.

В чёрном море деревьев

Горя горького остров -

Косит раненых смерть,

Еле держатся сёстры.

И, губами распухшими

Чуть шевеля,

Здесь тебя призывают,

Большая Земля...

Раз в ночи,

Когда месяц стоял в карауле,

То ли свистнула птица,

То ли чиркнула пуля.

И сейчас же,

Во всё прокопчённое горло,

Хрипло рявкнула пушка,

Вздрогнув, охнули горы.

И тогда,

Задыхаясь от радостных слёз,

- Наши! -

Крикнул слепой обгоревший матрос.

Но, узнав пулемёта нерусского стук,

Вдруг рванулся к винтовке

Разведчик без рук,

Вдруг рванулась куда-то

Связистка без ног,

И заслон медсестёр

Самым первым полёг...

Только буки да грабы,

Только грабы да буки

Здесь согнулись в бессилии,

Ярости, муке.

Только плачут холодные капли дождя,

Только люди бледнеют,

Сюда забредя.

Чёрный лес,

Партизанский обугленный лес,

Под сияющим куполом

Мирных небес...

Ведущий. Стараниями Юлии Владимировны был восстановлен памятник жертвам войны в Старом Крыму. [5]

Она ходила партизанскими тропами, поднималась в горы, откуда видно было море. Друнину потряс рассказ командира партизанского соединения Ильи Вергасова, свидетеля гибели теплохода «Армения».

Ведущий. 6 ноября 1941 года огромный плавучий госпиталь эвакуировал из Севастополя раненых защитников города, по разным данным, их на борту было от пяти до семи тысяч. 7 ноября санитарный теплоход прибыл в Ялту, где взял ещё несколько сотен человек. В 8 часов «Армения» вышла из порта и, пройдя несколько десятков километров, была атакована немецкой авиацией. И хотя на бортах корабля были отличительные знаки санитарного транспорта – красные кресты, – немецкий самолёт выпустил по теплоходу две торпеды, одна попала в носовую часть судна. Через 4 минуты корабль затонул. Был шторм, ветер дул от берега в сторону моря и минных полей, вода была холодной. В живых осталось только восемь человек. Точное место гибели судна до сих пор неизвестно.

Чтец. Отплывающий теплоход

Писателю Илье Вергасову - командиру партизанского соединения, свидетелю гибели теплохода «Армения»

От ялтинского причала

В далёкий круиз идет,

Спокойно и величаво,

Сияющий теплоход.

Пусть зимний норд-ост неистов,

Пусть волны как ядра бьют -

Восторженные туристы

Щебечут в тепле кают.

А в Ялте, на скользком пирсе,

Не чувствуя мокрый снег,

Глазами в корабль впился

Бледнеющий человек.

Не думает он о ветре,

Что в море столкнет вот-вот…

Когда-то в войну с Ай-Петри

Смотрел он на теплоход -

С «Арменией» отплывали

Последние госпиталя.

Их с трепетом и печалью

Большая ждала земля.

А солнце светило ярко -

Будь прокляты те лучи!

Измученные санитарки,

С ног падающие врачи.

Спеленатая бинтами,

Израненная братва…

И «мессеры» - взрывы, пламя…

Беспомощны здесь слова.

Смотрел партизан с Ай-Петри

На тонущий теплоход…

Стоит человек на ветре,

Что в море столкнет вот-вот.

Стоит он на скользком пирсе,

Не чувствуя мокрый снег.

Глазами в корабль впился

Бледнеющий человек…

Чтец.

В горах

Мне на пляже сияющем стало тоскливо,

Бойких модниц претит болтовня.

Ветер треплет деревьев зеленые гривы,

Ветер в горы толкает меня.

Пусть в чащобах

Не все обезврежены мины -

Как на фронте, под ноги смотри…

В партизанском лесу, на утёсе орлином

Я порою сижу до зари.

Неужели в войну так же цокали белки.

Эдельвейсы купались в росе?..

И отсюда, с вершины, так кажутся мелки

Мне житейские горести все.

Почему я не знаю минуты покоя,

У забот в безнадёжном плену?..

А ведь было такое, ведь было такое -

Суету позабыла в войну…

Что ж опять довоенною меркою мерю

Я и радость, и горе теперь?

…Знойный город.

Могила на площади, в сквере -

В партизанское прошлое дверь.

Даты жизни читаю на каменных плитах:

От шестнадцати до двадцати…

Пусть никто не забыт и ничто не забыто -

Мне от чувства вины не уйти.

От невольной вины, что осталась живою,

Что люблю, ненавижу, дышу,

Под дождём с непокрытой брожу головою,

Чайкам хлеб, улыбаясь, крошу.

Потому мне, должно быть,

На пляже тоскливо,

Бойких модниц претит болтовня.

Ветер треплет деревьев зеленые гривы,

Ветер в горы толкает меня…

Ведущий. Главной поэмой о войне, написанной по крымским воспоминаниям, была поэма «Аджимушкай» [5]

Аджимушкай — это старый посёлок в пяти километрах от Керчи. С незапамятных времён в этих местах добывали камень-известняк, под землёй образовалась сложная система ходов, протянувшихся на километры. После поражения Керченского десанта в мае 1942 года здесь укрылись бойцы, которые прикрывали отход нашей армии и не успели переправиться за Таманский пролив. Там же спряталась часть местного населения. Каменоломни превратились в густонаселённый подземный город. Около шести месяцев сражался гарнизон, нанося ощутимый урон врагу. Остро ощущалась нехватка оружия, воды, продовольствия, медикаментов. Самой мучительной была жажда. Единственный колодец немцы постоянно обстреливали. Аджимушкайцы добывали воду, собирая стекающие со стен капли. В жестоких боях с врагом, под обстрелами и обвалами, от дымовых и газовых атак, от голода и ран гибли защитники подземной крепости, но не сложили оружия. В братских могилах навечно остались тысячи воинов.

Друнина. «Мы приехали в Аджимушкай, когда там ещё не было никакого музея, никакого мемориала. Просто лежала перед нами мёртвая, вся в глубоких воронках степь. А если хорошо присмотреться, можно было найти и несколько чёрных, похожих на громадные сусличные норы выходов из каменоломен.

Мы вползли в одну из таких «нор», рядом с которой валялась проржавевшая, проросшая жёсткой травой каска. Темнота сразу поглотила бы нас, если б не припасённые заранее фонарики.

Повторяю – тогда здесь не было и намека на подземный музей. Согнувшись в три погибели, мы прошли несколько метров по этой ледяной могиле, бережно поднимая то полуистлевший башмак, то солдатский котелок или сумку от противогаза, то обломки детских игрушек». [2] В Аждимушкайских каменоломнях находится единственное в мире подземное детское кладбище.

Чтец.

Светлячки

Вначале, случалось, пели,

Шалили, во тьме мелькая,

Вы, звездочки подземелий,

Гавроши Аджимушкая,

Вы, красные дьяволята,

Вы, боль и надежда старших…

И верили дети свято,

Что скоро вернутся наши.

-  В каком же ты классе?

-  В пятом.

Мне скоро уже двенадцать! -

…При этих мальцах солдату

Отчаянью можно ль сдаться?

Да, стали вы светлячками

Подземного гарнизона.

…Мрак. Жажда. Холодный камень.

Обвалы. Проклятья. Стоны.

И меньше живых, чем мёртвых,

Осталось уже в забоях…

«Эх, если бы возле порта

Послышался грохот боя!

Мы наших сумели б встретить,

Ударили б в спину фрицам!»

Об этом мечтали дети,

Ещё о глотке водицы,

О чёрном кусочке хлеба,

О синем кусочке неба.

Спасти их мы не успели…

Но слушайте сами, сами:

Наполнены подземелья

Их слабыми голосами.

Мелькают они по штольням

Чуть видными светлячками.

И кажется, что от боли

Бесстрастные плачут камни…

Ведущий. 170 дней и ночей воины подземного гарнизона держали оборону. Из десяти тысяч воинов и гражданского населения выжило всего сто человек.

Чтец.

Флаг

…И когда остались единицы

(Пусть уже скорее душ, чем тел),

Сладкий женский голос хитрой птицей

Вдруг над катакомбами взлетел:

-  Русские! Мы вашу храбрость ценим,

Вы отчизны верные сыны,

Но к чему теперь сопротивленье?

Всё равно же вы обречены.

Лишней крови проливать не нужно,

Сдайтесь, сделайте разумный шаг.

В знак, что вами сложено оружье,

Выставить должны вы белый флаг. -

Обещало пение сирены

Людям жизнь, залитый солнцем мир…

Почему нащупывает вены

На худых запястьях командир?

Почему вокруг он взглядом шарит,

Странным взглядом воспалённых глаз?

-  Отыщите в лазарете марлю,

Слушайте последний мой приказ! -

Тихо-тихо в катакомбах стало,

В ожиданье тоже замер враг…

И пополз он к небу - алый-алый,

Свежей кровью обагренный стяг.

Ведущий. Тихой скорбью наполнено стихотворение из «Крымской тетради» «Баллада о десанте»

Чтец.

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше

Рассказ мой о сверстницах был...

Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —

В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета

В январском продрогшем Крыму,

"Ой, мамочка!" — тоненько выдохнул кто-то

В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то

Сознанье вины превозмочь...

А три парашюта, а три парашюта

Совсем не раскрылись в ту ночь...

Оставшихся ливня укрыла завеса,

И несколько суток подряд

В тревожной пустыне враждебного леса

Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:

Порою в крови и пыли

Ползли на опухших коленях в атаку —

От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты

Могла партизанкам помочь

Лишь память о девушках, чьи парашюты

Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете —

Сквозь годы, сквозь тучи беды

Поныне подругам, что выжили, светят

Три тихо сгоревших звезды...

Ведущий. «Великие события рождают великие чувства, поднимающие человека над обыденностью»[5] Тема войны прошла через всю жизнь и творчество Юлии Друниной, вобрала в себя мучительные вопросы о жизни и смерти. Пройдя сквозь ужас и ненависть, страдания и боль, поэтесса не разучилась любить, ещё острее стала чувствовать жизнь, принимать близко к сердцу страдания других.

«Крымские стихи Друниной могли бы составить отдельную книгу.

Может быть, сборник «Крымские стихи Юлии Друниной» будет кем-нибудь составлен и издан и войдет в антологию крымской поэзии. И это будет данью прекрасному русскому поэту, воспевшему Крым. Назвали же одну из малых планет ее именем крымские астрономы Николай и

Людмила Чер­ных, подарив ей бессмертие».

.