МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ГИМНАЗИЯ ИМ. АКАДЕМИКА Н.Г. БАСОВА
ПРИ ВОРОНЕЖСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
ИТОГОВЫЙ ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ
ПО ЛИТЕРАТУРЕ
РЕАЛИИ ВОЕННОГО ВОРОНЕЖА В ПОВЕСТИ ЮРИЯ ГОНЧАРОВА «ЦЕЛУЮ ВАШИ РУКИ»
Выполнил: Есауленко Данил
Дмитриевич,
ученик 10 класса «Б»,
Руководитель: Матвеева Елена
Евгеньевна,
учитель русского языка и литературы
Воронеж
2019 - 2020 учебный год
Оглавление
1.Введение
Главная часть
2.1.Сюжет повести «Целую ваши руки»………………………….
2.2. Образ послевоенного Воронежа в художественном пространстве повести………………………………………….
2.3.1 Роль топонимов в создании городского пейзажа повести…..
2.3.2. Картины послевоенного быта воронежцев. Роль конкретно-исторических реалий и артефактов.
3. Заключение
4. Список литературы
Введение
25 января 2020 года воронежцы отметили знаменательную дату –77-летие со дня освобождения родного города. На уроках истории мы узнали о том, что перенес Воронеж за 212 дней оккупации, как героически обороняли советские воины наш город, как выглядел он в первые дни после освобождения. Факты, факты, факты… Д.С. Лихачев верно заметил, что человек, интересующийся историей своей малой родины, черпает знания из самым разных источников, в том числе из художественной литературы (Лихачёв Д. С. Краеведение как наука и как деятельность. М., 2007. С. 82).
Пережить драматическую историю родного города, пройти по его улицам, лежащим в руинах, воочию увидеть дома, изуродованные снарядами, претерпеть вместе с воронежцами голод и холод – в этом мне помогла повесть нашего земляка – Юрия Даниловича Гончарова «Целую ваши руки». Документальная точность в обозначении географических объектов города, художественность в воспроизведении довоенных и военных реалий вызвали не только эмоциональный отклик, но и побудили меня обратиться к исследованию артефактов того времени и топонимов, узнать больше о Воронеже, совершить экскурсию по городу с книгой Ю. Гончарова в руках.
Интерес к историческому краеведению в последние годы не угасает. Вместе с тем многие актуально значимые темы (к ним, несомненно, относится «Воронеж 1943-1945 годов») требуют новых подходов в их осмыслении. В воссоздание исторической картины послевоенного Воронежа изучение повести Ю. Гончарова «Целую ваши руки» может внести свой вклад.
Цель работы: реконструировать образ Воронежа на основе документально-исторического исследования повести Юрия Даниловича Гончарова «Целую ваши руки»
Задачи:
– изучить повесть Ю.Д. Гончарова;
– выявить роль топонимики в создании образа города довоенного и освобожденного от фашистских захватчиков;
– изучить артефакты жизни и быта воронежцев довоенной и военной поры, воссозданные в повести «Целую ваши руки»;
– создать презентацию по итогам исследования.
Метод исследования–культурно-исторический
Объект исследования – отражение исторической реальности в художественном произведении
Предмет исследования - документальная составляющая написанного
Сюжет повести «Целую ваши руки»
Сюжет повести «Целую ваши руки» прост, несложен, в нем «нет ничего необыкновенного, бьющего на эффект, но зато и ничего надуманного, фальшивого, заимствованного у других — только то, что Юрий Гончаров знает и видел сам, пережил, испытал на себе, к чему лично прикоснулся».
Главный герой – рядовой Марков, возвращающийся с войны в разрушенный родной город, и все-таки освобожденный от врага. Наскоро восстановленный, работает военный завод и его механический, снарядный цех, в котором трудится токарем инвалид войны Алеша Марков, начальником цеха у него – кадровый специалист Кротов, потерявший на войне единственного сына, рядом с ним – тщедушный Рыбкин – мастер токарного дела… И все они, хоть и чужие, а все равно как родственники. Их роднит Родина, народ, страшная опасность уничтожения, нависшая над Родиной, над народом… Их роднит опять-таки пережитое – потеря на войне родных и близких, не совсем зажившие раны от немецких пуль и осколков, их роднит тесное, неуютное жилье в чудом уцелевших строениях. Их роднит общая работа, общая цель – дать фронту как можно больше оружия и тем самым окончательно сломить ненавистного врага, одержать над ним победу.
Тяжелая, неимоверно трудная жизнь. И все-таки жизнь.
И была Кира, девушка-подросток, работавшая ученицей на швейной фабрике – шила обмундирование для солдат. Она жила одна, в малюсенькой комнатке-пристройке, которую сама, как могла, обуютила для сносного жилья. Родители Киры где-то там, на войне или же в очень глубоком тылу. И Кира верит, что они обязательно вернутся и найдут ее. Случайная встреча Киры и Алеши перерастает в дружбу и первую влюбленность, которой не суждено было стать любовью: Кира вместе с подругами подорвалась на мине.
Ушли из жизни и другие окружавшие Маркова близкие люди – война не щадила никого.
Образ послевоенного Воронежа.
Каждый из художников слова избирает свои пути и способы воссоздания образа своей малой родины в определенный исторический момент ее жизни: это может быть прямое указание на конкретные места и географические названия (топонимикон), узнаваемые черты и детали пейзажа, бытового, культурного и религиозного уклада, отсылки к историческим фактам и событиям, связанным с краем, своеобразие интерьера, одежды и др.
Писатель Ю. Гончаров использует в повести «Целую ваши руки» богатый арсенал фактографических средств описания реальности, чтобы с исторической достоверностью запечатлеть картины Воронежа в один из его трагических периодов.
Роль топонимов в создании городского пространства
Включение в художественно-литературный текст реальных топонимов связано с определенными фактами из биографии автора. Реальные топонимы в повести «Целую ваши руки» – своеобразные координаты территории разрушенного послевоенного города. Ю. Гончаров документально точен в воспроизведении облика послевоенного Воронежа. Привлечение большого количества реальных топонимов определенной местности — довольно редкое явление в художественной литературе. В данном случае это объясняется прежде всего творческой установкой писателя. Это образ «малой родины», который создается по принципу антитезы: до войны и после войны.
Топонимы в названии улиц и других объектов Воронежа
« ... школа – Пятая, на скрещении Комиссаржевской и Фридриха Энгельса – сгорела тоже, город еще не наполнился людьми, был пустынен и глух».
«...вдоль по Садовой, вышел на перекресток со Студенческой, к «Гармошке», длинному желтому дому, выстроенному уступами, гармошечными зубцами». «Гармошка», Студенческая… Раньше она называлась Грузовая. Она вела к станции, ее покрывал крупный булыжник, медлительные битюги с пышными гривами, впряженные парой, тащили по ней большие телеги с громоздкой, тяжкой кладью…»
«Я пересек Комиссаржевскую, прошел за перекресток. Справа открылась ровная белая пустошь стадионного поля. Сюда мы бегали мальчишками, подросши и осмелев отлучаться от дома, пролезали сквозь планки деревянной ограды посмотреть спортивные праздники»
«Петровский сквер напротив выглядел голо: деревья обглоданы осколками, почти без ветвей, посередине – розоватый гранит, постамент памятника – пустой, сиротливый, ограбленный: бронзового Петра увезли немцы – переплавить на патронные гильзы».
«За стадионом, из котловины, вздымал свои обрубленные деревья Ботанический сад; седая морозная мгла кутала, размывала их в однотонную серость».
«В конце мая или в начале июня, сейчас я уже не помню точно, мне случилось проходить под Семинарской горой. Теперь это название совсем ушло из языка горожан, забылось, – как мало кто знает, что большое длинное здание, стоящее на главной улице над спусками с этой горы, когда то было семинарией, а тогда все эти названия еще знали и называли гору не иначе, как ее старым, привычным именем».
«С верха улицы, спускавшейся к Вогрэсовскому мосту, широко просматривались белые заречные пространства с синевой лежащих на горизонте лесов».
«…мы пойдем в «Спартак», вернее сказать, в то, что от него осталось – длинный вестибюль с колоннами по сторонам. Опять на экране «Два бойца» с Бернесом»
«Как ни темно, глаза все же скоро привыкают, и кое-что видно. Темную громаду кинотеатра «Пролетарий». В отдалении, через площадь, такая же громада, пустая внутри, одни только стены, – «Утюжок»»
«Был октябрь, все деревья на краю плаца и в соседнем Первомайском парке были в янтарно-желтой листве, шел мокрый снег, густо налипал на листья и от залпов зенитных пушек, сотрясавших воздух, срывался тяжелыми комьями…»
« Оттуда, с Кольцовской, от Одиннадцатой школы, было хорошо видно, как немцы через Комиссаржевскую прошли, их мотоциклы проехали»
...училась в Третьей школе, на Проспекте»
«Возле Дома связи я свернул вниз, на Пятницкую. На серых бетонных стенах здания с провалившимися внутрь этажами змеились широкие трещины. На фасаде уцелели гнутые из стеклянных трубок буквы, светившиеся по вечерам. Можно было не прочитать, но догадаться, что когда‑то они составляли слова: «Телеграф. Телефон»».
Конкретно-исторические реалии освобожденного Воронежа
Конкретно-историческими реалиями быта только что оставленного фашистами города насыщено все произведение.
С щемящей болью рассказывает герой-повествователь о месте обитания Киры, поселившейся в комнатке, уцелевшей в разрушенном домике ее тети. «Слева от двери – печурка с плитой, на ней – чайник, кастрюльки, штабелек мелких, просушенных дровец на затопку. Над печкой на веревке что то стираное. А за печкой – железная кровать; грядушки ржавые, в окалине; значит – кровать побывала в пожаре, из развалин. Справа, у единственного окошка, кухонный столик, шкафчик, накрытый газетой. Табуретка, стул. Не садясь на него, даже не прикасаясь к нему руками, видно, что он ненадежен, шаток, тоже пережил гибель дома, где стоял раньше, вытащен из-под обломков. И больше в комнате ничего».
Домик Милицы Артемовны также напоминает о хозяйничанье немцев в городе, разграблении квартир. «Круглый стол посередине был накрыт вместо настоящей скатерти куском светлой материи. Два-три стула, черный деревянный диван, книжный шкаф в углу с тощей пачечкой книг на одной из полок, – вот все, что сохранилось».
Посещение героем-рассказчиком – СХИ и Лесного института, который должен был стать его альма-матер, производит удручающее впечатление: «Руины, руины, холмы искрошенного, раздробленного кирпича, торчащие из‑под снега ржавые, скомканные листы кровельного железа, обрывки водопроводных труб…Огромное здание СХИ стояло пустое, сквозящее, все этажи внутри провалились, в дыры окон, в пробоины от снарядов виднелись свисающие со стен оборванные трубы водяного отопления, плоские гармошки радиаторов».
Образы разрушенных зданий определяют городской пейзаж: «Через час я был уже на Садовой, там, где немо и черно вздымался остов, скелет нашего пятиэтажного дома»; «девственно‑светло белел, выстилая улицу, глубокий снег, и оттого, что он был так бел, чернота развалин, закопченных стен, облизанных огнем оконных проемов, выглядела нестерпимо резкой, кричащей. В этой черноте была абсолютная безжизненность, необратимая, навечная умерщвленность»; «Не один уже раз видел я мертвое, разбитое здание библиотеки, подходил к нему, но я все равно подошел и посмотрел на зачерненные стены в осколочных язвах, на окна, за которыми был читальный зал, длинные столы, зеленые лампы, уютный полумрак по вечерам, тишина, шуршащая осторожными шагами, страницами книг, где столько было мной узнано и навсегда стало моим»; «...километрах в пяти на этой ветке – поселок, мебельная фабрика. Теперь от нее одни головешки, а до войны было крупное предприятие, делало хорошую мебель». И еще: «Груды бурого, раскрошенного, побывавшего в огне кирпича, оставшегося от фундаментов и печей, куски обугленных бревен и досок, листы ржавого кровельного железа, высовываясь из-под снега, из высоких сугробов, громоздились по всей стороне улицы, перемежаясь с угольно-черными скелетами яблонь и груш, сгоревших стоя, но не рассыпавшихся, оставшихся мертво и немо стоять на своих местах. Снег, покрывавший руины, был сверху тусклый, грязноватый: зимние ветры раздували пепел и сажу пожарищ, разносили вдоль улицы, по пустырям бывших дворов, садов, огородов. В заснеженные канавы и рвы ветер смел обгорелые страницы растерзанных книг…».
Так писатель воспроизводит картину за картиной тотального уничтожения большого старинного города. Но он не сломлен до конца, благодаря самоотверженности воронежцев он возрождается из пепла, живет и работает, чтобы обеспечивать фронт всем необходимым. Словами Александры Алексеевны Плотниковой, старой знакомой семьи Марковых, писатель передает скрытое чувство патриотизма, живущее в каждом воронежце: «Город разбит, жить негде, а люди все равно возвращаются, тянет на родину… – добавила она с долей какого‑то удивления перед этой вроде бы неблагоразумностью людей, хотя сама совершила то же»
«Хлебозавод сушил солдатские сухари, швейные мастерские – по подвалам, в наскоро залатанных развалинах – шили для бойцов телогрейки и рукавицы, ватные треушки и белье, слесари вагонного депо в своих громадных цехах, клубящихся морозным туманом, ремонтировали вытащенные из‑под откосов, продырявленные бомбовыми осколками вагоны для перевозки фронтовых грузов; день и ночь, не отдыхая, полыхали плавильные печи и гудели станки на нашем заводе, чтобы еще тысяча‑другая снарядов и мин обрушилась на головы врагов…», «слесари вагонного депо в своих громадных цехах, клубящихся морозным туманом, ремонтировали вытащенные из под откосов, продырявленные бомбовыми осколками вагоны для перевозки фронтовых грузов».
Несмотря ни на что, все-таки живет и работает военный завод, наскоро восстановленный, работает его механический, снарядный цех, а в нем, в том цеху, работает токарем инвалид войны Алеша Марков. Воронеж, весь в развалинах, с десятой долей довоенного своего населения, почти без воды и света, на скудной пище, он не столько старался о себе, о своих нуждах, прокормить себя и согреть, сколько о том, чтобы чем только можно, всеми усилиями, какие удается собрать, помочь бойцам наших армий, все увереннее и гибельней для немцев теснящим их на запад. Все приведенные в действие в городе предприятия и производства делали продукцию только для фронта.
Достоверность изображаемого проявляется и в том, как писатель описывает церковь, которую посещает Алексей Марков. Яркая примета того времени – тяга людей в открывшиеся христианские храмы, бывшие до этого складами, гаражами, мастерскими.
«Нет, не одни ветхие старики и старухи собрались в церкви, в толпе были мужчины и женщины среднего возраста, были и совсем молодые, даже подростки, дети, – этих, очевидно, привели с собой матери и отцы.
...там, где во всю высоту стены в несколько рядов висят иконы, поет хор и на возвышении, вроде как на сцене, находятся священнослужители в ярком свете множества свечей и – это крайне удивляло меня – электрических рефлекторов. Электричество в церкви!»
Конкретный артефакт послевоенного Воронежа – трамвай, но и на нем война оставила свой страшный отпечаток: «Послышалось дребезжание. По Проспекту, рыская из стороны в сторону, полз трамвай, из тех, что ходили по городу до войны, возили горожан на работу и на рынок, а воскресными днями – в лес, к грибам, к речке. Пока что действовала только одна трамвайная линия от заставы до вокзала с несколькими вагонами совершенно инвалидного вида. Вот и этот: облупленная краска, продырявленные пулями и осколками бока, окна забиты фанерой, только перед вагоновожатой стекло, и то – не сплошное, из кусков. Трамвай полз, вихляясь на неровных рельсах, неуверенно, точно он был слепым или не знал дороги, сомневался, туда ли он ползет, скрежеща ржавыми колесами». Судьба трамвая напомнила автору собственную искореженную юность.
Проницательный писательский взгляд отмечает нищету и убогость одежды воронежцев: «Все вместе они являли собою причудливую, невозможную больше нигде мешанину «одежд и лиц»: старомодные плисовые (хлопчатобумажный бархат) жакетки, еще сохранившиеся в деревнях и надеваемые «на выход», по праздничным случаям, овчинные полушубки и замызганные стеганки, всех фасонов куртки и пальто и та городская одежда, какую носят разного рода служащие». При первой встрече с Кирой она показалась герою маленькой старушонкой – столь нелеп был ее наряд: «толсто накрученный на голову платок, серое пальтишко с короткими полами, короткими рукавами, большие валенки с галошами». Когда же Кира сняла с себя пальтишко, Алеша увидел, что «на ней была темно‑коричневая куртка от лыжного костюма, купленного ей, вероятно, когда она была еще классе в пятом, шестом, а сейчас, как и пальто, тоже ставшая коротковатой и тесной. Черная суконная юбка была из чего‑то перекроена, перешита, наверное – самой же Кирой. Толстые вязаные гетры (род теплых чулок) – заштопаны на коленях разными нитками, одинаковых не нашлось».
Пережившим войну дано было познать подлинную цену тому куску хлеба, отрезанному от каравая или кирпичика, который сейчас почти не замечают, считая его чем-то абсолютно естественным. Но тот, кто хоть однажды испытал мерзкое и унизительное состояние голода, знает, как живителен даже один хлебный дух. Героиня повести совсем юная девушка Кира, работница фабрики, угощает своего нового знакомого Алешу Маркова, черными сухарями «совершенно каменной крепости». Сознавая цену этому угощению, Алеша размышляет: «Что могло у нее быть – при ее карточках по самой низкой норме, по которым полагается только фунт хлеба на день, а продукты выдают с перебоями?». Испытывая чувство голода и преодолевая стеснение, он берет черный сухарь. И невольно начинаются воспоминания о недавнем прошлом, в котором «семидесятидвухкопеечные булочки… появлялись вечерами в хлебных магазинах прямо из пекарен, с поду печей, – горячие, пахучие, мягкие, как вата». А вот воспоминания писателя о довоенном чае: «Но воображение у меня разгоралось, мне виделся именно тот чай, какой готовил отец: не любя его тогда, теперь я почему‑то всякий раз вожделенно жаждал именно такого чая, во рту у меня возникали его восхитительная вяжущая крепость и незабывшийся аромат. Теперь, когда я слышал «чай», приглашали к «чаю», я знал, что будет просто кипяток, чем‑нибудь подкрашенный, в лучшем случае – остатками давнего варенья, сушеной морковью, с пареной свеклой вместо сахара или вообще без сладкого…»
В повесть постоянно врываются воспоминания о довоенном прошлом. Они радостны и светлы. Прошлое – это норма жизни, которая не только отрицает, но и заостряет аномальное состояние послевоенного настоящего.
Одна из реалий послевоенного быта – примус: «Она вытащила из-под кровати кривоногий закопченный примус с помятым бачком. В бачке плескалось немного керосина». Примус был небезопасен, и Алеша приступил к нему без всякой надежды, слушая Кирины указания и припоминая то немногое из практики обращения с примусами, что ему приходилось прежде видеть.
С каким упоенным восторгом пишет автор о такой необходимой гигиенической процедуре, как купание, называя баню «светлым проблеском в сером изнурительном течении буден, ни с чем не сравнимым отдыхом и даже как бы новым рождением всего естества, с новым запасом сил и здоровья». Но заводская душевая – это только жалкое подобие бани.
«На заводе существовала душевая: бетонный закуток с осклизлыми стенами, холодным полом, ржавыми трубами и чуть теплой водой. Дрожно раздеваться, дрожно ступать на холодный бетонный пол, однако при крайней нужде все‑таки можно кое‑как обмыться, снять с себя грязь».
Так, страница за страницей через жесткую скупую графику человеческой памяти идет бесстрастное реалистическое воспроизведение картин быта страдающих, но несломленных воронежцев.
Заключение
Таким образом, в результате проведенного исследования можно сделать следующие выводы.
Созданный Ю. Гончаровым в повести «Целую ваши руки» образ разрушенного войной старинного города Воронежа – это образ не только малой родины писателя, но и обобщенный образ всей великой страны, подверженной фашистскому уничтожению.
Благодаря писателю будущие поколения жителей столицы Черноземья получили не только подробное описание «шрамов войны» в их некогда разрушенном битвами городе, но и реальную возможность осмыслить: что несут войны человеческому дому, малой родине и какова цена, которую наш Воронеж однажды уже заплатил за победу.
Эта повесть о разрушительной природе всех войн в истории человечества. Недаром ее название – подчеркнуто старомодно. По сюжету во время одной из попыток вернуть хотя бы часть утраченной жизни герой повести находит среди воронежских развалин пачку чужих писем из прошлого века «без имени и дат». Старомодное «целую ваши руки», обращенное в письмах к «милой маменьке», – это еще и погубленное войнами благородство и не выдержанное человечеством испытание потерями и одиночеством…
Главный герой повести органичен для Ю. Гончарова, так как несет на себе отпечаток раздумий и судьбы автора. С таким героем связано все очень личное, пережитое. Автор извлекает из своей памяти запавшие туда детали, эпизоды, подробно восстанавливает мимолетные ощущения, прислушивается к собственным воспоминаниям и старается быть предельно точным в их передаче.
Нравственный облик повествователя раскрывается и через его отношение к «малой родине». Писатель сумел запечатлеть и сохранить трагический колорит времени и места и своего родного города, а через него – и всей огромной России.
«Память возвращается ко мне, я опять помню все, себя, все пережитое, и мне впервые с такой четкостью приходит мысль о мете, поставленной войной на всех, кого она коснулась. Никогда ее не забыть, не уйти от нее никуда, ни теперь, ни потом, во всю дальнейшую жизнь, сколько бы она ни длилась, какой бы благополучной и радостной ни стала, – все, кто выжил, понесут войну в себе, в своих сердцах, памяти так же неизгладимо, как вот эти глубокие шрамы от осколков и пуль…»
Список литературы
Гончаров Ю. И «Целую ваши руки».
Лихачёв Д. С. Краеведение как наука и как деятельность. М., 2007. С. 82
Толковый словарь С. И. Ожегова.
Карта Воронежа.
Wikipedia.ru
206
143 841 
