Реферат по литературе«Сильный, как терн...» , посвященный Ярославу Васильевичу Смелякову

21

I Вступление

Моя работа называется «Сильный, как терн...» и посвящена сложной судьбе Ярослава Васильевича Смелякова, известного русского поэта, «стоявшего в одном ряду с Маяковским, Есениным, Твардовским»,- писал В. Федотов - лауреат Государственной премии.

Цель работы:

Изучение творчества поэта, анализ наиболее известных стихотворений, показ тяжелой судьбы солдата Великой Отечестаенной войны, прослеживание тесной связи поэта с Тульским краем, в частности, с Новомосковском, где он находился с октября 1945 по 1949 год.

Данные исследования проводились совместно с учителем русского языка и литературы Машковой О.В. Мы побывали в «Городской библиотеке М2» г.Донского мкр. Северо -Задонск, библиотеке им. А.С. Пушкина в г.Новомосковске, побеседовали с заведующей читальным залом Галиной Ивановной Ивановой, посетили краеведческий отдел, где встретились с жителем нашего города, ведущим биографом- краеведом, Герасимовым Андреем Анатольевичем. Ездили в Новомосковский историко­художественный музей, взяли интервью у старшего сотрудника Ларисы Ивановны Суриковой, которая совместно с женой поэта Т.В. Стрешневой, заботливо отбирала каждую вещь, находящуюся в мемориальной комнате Я. Смелякова. К сожалению, в 70- е годы музей не имел возможности записать на магнитофон воспоминания супруги Я. Смелякова, отсутствуют и коллективные фотографии сотрудников музея с родственниками поэта.

В архиве мы обнаружили заметку с телеграфной ленты, посвященную 50- летию поэта. Собратья по перу Сатюков, Абалкин, Грибачев отправили ее. У нас есть ксерокопия. Также существуют приглашения на юбилейный вечер, посвященный 75­летию Я. Смелякова, который состоялся 9 января 1988 года во Дворце культуры строителей. К сожалению, книг библиографического характера нашлось только две, зато множество газетных публикаций.

В абонементном отделе библиотеки нами просмотрены индивидуальные читательские карточки, на основе которых были составлены графики читательского спроса на произведения Я. Смелякова (возрастные и годовые).

Таким образом, я пришел к выводу, что наибольшим интересом пользуется поэт у людей 50-60 лет. Пиком популярности для Смелякова стал 1973 год, затем почти двадцатилетнее забвение и вновь всплеск в 2008 году.

В Новомосковске, Северо- Задонске, Донском широко отмечался 95- летний юбилей со дня рождения поэта. В детском отделе Х1 центральной районной библиотеки Польшина А.В., библиотекарь, сообщила нам , что после проведения литературного вечера « Нам время недаром дается...» популярность стихотворений Смелякова резко возросла.

Актуальность моей работы очевидна в преддверии 74 годовщины Победы. Мы называем Смелякова своим земляком, т.к. он жил и работал у нас три трудных послевоенных года. Работал много и чрезвычайно плодотворно: недаром новомосковский поэт Степан Поздняков, которого связывала со Смеляковым большая долгая и прочная дружба, назвал этот период творчества Ярослава Васильевича « болдинской осенью».

К сожалению, у Новомосковского музея нет своего сайта в Интернете, но, поговорив с сотрудниками, я почувствовал их живой интерес к моей работе. Они долго беседовали с нами, были приятно удивлены, что мы из Северо- Задонска, в основном, их посещают учащиеся школ 1, 23 города Новомосковска. В Новомосковском муниципальном учреждении культуры «Централизованная библиотечная система» в отделе краеведения просили сделать ксерокопию моего исследования для пополнения папки , посвященной жизни и творчеству Я.В. Смелякова.

На уроке литературы в нашем классе я тезисно познакомил ребят со своим рефератом. Гулына М. наизусть прочитала отрывок из стихотворения Я. Смелякова «Хорошая девочка Лида», а Костьков А. помог найти в музыкальной школе песню «Если я заболею...» в исполнении В.Высоцкого.

Моя работа может быть использована для составления литературно - музыкальной композиции, посвященной жизни и творчеству замечательного поэта, прекрасного и неунывающего человека Ярослава Васильевича Смелякова.

II Начало пути

Ярослав Васильевич Смеляков родился в городе Луцке 08.01.1913 года. Отец его, Смеляков В.Е., был весовщиком железнодорожной станции, мать, Ольга Васильевна, подымала троих детей, вела домашнее хозяйство. Вскоре после рождения Ярослава началась мировая война, и Смеляковы были вынуждены выехать вначале в деревню, к родным матери, затем в Воронеж, где они и прожили до начала двадцатых годов.

В поэзии Смелякова трудно найти отзвуки раннего детства. Только в «Возвращенной родине», написанной 17 сентября 1939 года, в день вступления Красной Армии в Луцк, есть лирическое признание:

Мне голос детсва памятен и слышен.

Хранятся смутно в памяти моей

Гуденье липы и цветенье вишен,

Торговцев крики ржанье лошадей.

Мне помнятся вечерние затоны,

Вельможные, брюхатые паны,

Сияющие крылья фаэтонов

И офицеров красные штаны.

Здесь и я рос…

После смерти отца, скончавшегося в Воронеже, Ярослав одиннадцатилетним подростком уезжает в Москву к брату и сестре, студентам университета, и поступает в семилетнюю школу. Он быстро освоился на новом месте, а когда на Большой Молчановке стала жить его мать, Ольга Васильевна, окончательно привык к столице, отныне считая Москву своим родным городом.

Для помощи безработным в Москве существовали биржи труда, в том числе и биржа труда для подростков. Ярослав Смеляков идет на эту биржу, выполняет мелкую поденную работу, становится то дворником, то истопником, пока, наконец, не получает путевку в полиграфическую фабрично-заводскую школу имени Ильича. Меньше года проучился Смеляков в этой школе; полиграфическая промышленность нуждалась в грамотных рабочих, и выпуск учеников был произведен досрочно. Но влияние обстановки, сложившейся в школе, так резко отличавшейся от его одиноких мытарств по Москве, от прежней неприкаянности, влияние коллектива учеников-ильичевцев,- это влияние на всю поэтическую биографию огромно.

К этому, казалось бы, краткому периоду жизни, к этим, казалось бы, таким обычным московским зданиям: школе имени Ильича в Сокольниках и типографии на Варгунихиной горе,- Смеляков возвращается множество раз. Он будет любовно исследовать не только нравы и характеры рабочей молодежи, пеструю мозаику их быта, но и гордиться этими жизненными страницами, видеть в них важнейшую тему литературной работы.

Ярослав Смеляков, молодой рабочий, и в типографических цехах сохранил привычки, усвоенные в школе ильичевцев. Он и здесь был среди своих, и здесь не терял дружбы с бывшими «фабзайчатами», как ласково называли выпускников школы старые наборщики.

А стихотворные строки по-прежнему теснились в голове. Смеляков любил приходить в цех задолго да начала смены, садиться где-нибудь на подоконнике в уголке и заносить в тетрадку строфы, придуманные накануне.

Изо дня в день видел молодой поэт, как

..прямо за свистом, за градом звонка,

За смехом веселым и юным

Входит бригада. И держит в руках

Масленок дрожащие луны.

Изо дня в день покачивались рыжые лампы, свистели трансмиссии, стучал машинный цех,- изо дня в день пополнялась стихотворными строчками ученическая тетрадь.

Ефим Зозуля, признанный наставник начинающих литераторов Москвы, оставил дружеский портрет Ярослава Смелякова тех лет.

«Я знаю, Смеляков,- писал Зозуля, обращаясь к молодому другу,- что вы один из лучших ударников в типографии, где вы работаете. Я знаю,что вы не любите говорить об этом. «Надо печатать стихи, если они хорошие, а не потому, что автор-ударник»,- говорите вы. Совершенно верно. Похвально, что вы так думаете».

Однако Ефим Зозуля постарался уточнить слова поэта-ударника; он заметил, что если ударничество действительно не должно влиять на печатание стихов, то оно должно сказываться на их писании.

В «Письме Ярославу Смелякову», которое было опубликовано в конце 1932 года, и выдержки из которого я привела выше, Ефим Зозуля, помимо советов, дружеских предостережении, высказал одну весьма значительную мысль. «Работа на производстве, говорилось в «Письме»,- дала вам возможность писать стихи так, как вы хотели, как подсказывало вам ваше сознание, ваше сознание, только ваше сознание,-подчеркивал Е.Зозуля,- и сознание класса, не приспосабливаясь и не угождая ничьим вкусам»

Письмо старого «огоньковца» было обращено прежде всего к рабочей гордости Смелякова, оно предупреждало молодого поэта, вкусившего первый успех, от неверного шага, от конъюнктурных соображений, оно давало ему в руки путевку в жизнь, в большую литературу. В начале тридцатых годов по молодости лет, может быть, Смеляков и не понял всей значительности этого совета, но с годами, с накоплением поэтического и житейского опыта, поэт все неуклоннее следовал совету Е. Зозули, все больше и больше доверял своему сознанию и сознанию класса, поднявшего его к вершинам поэзии.

III «Мой смех залетает в небо»

Все-таки удивительно счастливо складывалось начало поэтической биографии Ярослава Смелякова. Я не говорю о том воистину редкостном стечении обстоятельств, когда начинающий поэт сам набирает первое стихотворение, а годом позднее в той же типографии набирает и верстает книжку «Работа и любовь». Я уж не говорю о том, что в ряду ударников, призванных в литературу, Смеляков всегда проходил под номером один, что он был молод тройной молодостью: молод по возрасту, по стажу работы и как поэт. К 1934 году у него вышло пять сборников стихотворений, причем «Работа и любовь» (1932) выдержала несколько переиздании, а ровно через тридцать лет послужила основой лирического однотомника «Работа и любовь» (1962). На литературных вечерах ему кричали: «Любку Фейгельман», «Я не знаю», «Весну в милиции», «Вора». Молодежь признала его своим поэтом. Критика обратила внимание на его первые шаги. Шумная слава пришла к нему. И все же в жизни Смеляков оставался таким, каким был в поэзии: по-юношески ершистым, мрачновато-насмешливым, резким в суждениях о литератутре и современности.

IV «Хорошая девочка Лида» (Анализ стихотворения)

У Ярослава Васильевича есть знаменитое стихотворение «хорошая девочка Лида». Своей популярностью это стихотворение обязано кинокомедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Помните? После удачно сданного экзамена герой фильма Шурик знакомится с однокурсницей Лидой и потом, «впервые» оказавшись у неё дома, читает ей стихи? «А вот послушайте!» −говорит он Лиде.

Говорят, кстати, что именно это стихотворение режиссёр фильма Леонид Гайдай читал в своё время на вступительном экзамене в институт. «Хорошая девочка Лида» - так оно называется. Ярослав Смеляков написал его в 1940 году, и оно по праву считается одним из лучших его стихотворений. Надо сказать, что Шурик прочитал Лиде лишь малую часть этого стихотворения. Вот как оно начинается, первые семь строф:

Вдоль маленьких домиков белых

акация душно цветет.

Хорошая девочка Лида

на улице Южной живет.

Ее золотые косицы

затянуты, будто жгуты.

По платью, по синему ситцу,

как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, неплохо, что рыжий пройдоха апрель бесшумной пыльцою веснушек засыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселым

соседи глядят из окна,

когда на занятия в школу

с портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,

по миру идет не спеша

хорошая девочка Лида.

Да чем же она хороша?

Спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет.

Он с именем этим ложится

и с именем этим встает

Недаром на каменных плитах,

где милый ботинок ступал,

"Хорошая девочка Лида",-

в отчаянье он написал.

«Что рыжий пройдоха апрель // бесшумной пыльцою веснушек // засыпал ей утром постель»... Честное слово: будь моя воля, я бы ограничился лишь этими семью строфами! Вот просто поставил бы в самом конце восклицательный знак вместо точки - и всё:

Недаром на каменных плитах,

где милый ботинок ступал,

«Хорошая девочка Лида»,−

в отчаянье он написал!

Ну, может быть, не восклицательный знак, а очень жирную точку... Когда читаешь это длинное стихотворение, она там просто напрашивается - она там просто есть. Недаром ведь и киногерой актёра Александра Демьяненко (Шурик, то есть) чтение последних двух строк сопровождал решительными взмахами руки - словно бы ставил точку во всём стихотворении. Правда, киношный Шурик, прежде чем остановиться, с разгону прочитал и следующие три строчки:

Не может людей не растрогать

мальчишки упрямого пыл.

Так Пушкин влюблялся, должно быть ...

С них начинается у Ярослава Смелякова вторая часть его стихотворения, которая, на мой взгляд, разительно отличается от первой. Те первые семь строф - они негромкие, в них неумелая, робкая и чистая любовь мальчишки. Заключительные же шесть строф - это сплошной грохот и словесная трескотня:

Не может людей не растрогать мальчишки упрямого пыл.

Так Пушкин влюблялся, должно быть, так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным, покинет пенаты свои.

Окажется улица тесной

для этой огромной любви.

Преграды влюблённому нету: смущенье и робость - враньё!

На всех перекрёстках планеты

Напишет он имя ее,

На полюсе Южном - огнями, пшеницей - в кубанских степях, на русских полянах - цветами

и пеной морской - на морях.

Он в небо залезет ночное, все пальцы себе обожжёт, но вскоре над тихой Землёю созвездие Лиды взойдёт.

Пусть будут ночами светиться над снами твоими, Москва,

на синих небесных страницах

красивые эти слова.

Эти строки насквозь пропитаны вовсе не мальчишечьей, а совершенно «взрослой» неискренностью и фальшью (вспомним Маяковского: «Я боюсь этих строчек тыщи, // как мальчишкой боишься фальши... ). Вы только сравните:

«Хорошая девочка Лида», —

в отчаянье он написал.

Это из первой части стихотворения, а во второй его части, тут же, рядышком, читаем:

Преграды влюблённому нету:

смущенье и робость — враньё!

Враньё? И кто же врёт? Отчаянье влюблённого мальчика, не смеющего на девочку Лиду и глаз поднять, — это что угодно, но только не враньё.

«Со za duzo, to niezdrowo», как говорят в таких случаях поляки.

Это ведь ужас какой-то: «покинет пенаты свои», «на всех перекрёстках планеты напишет он имя её», «он в небо залезет ночное» и тому подобное. Залезть в небо... Так и слышится тихий-тихий вопрос той Лиды: «А ты хоть любишь меня?..»

Рискуя вызвать на себя возмущённые отклики тех любителей поэзии, которым нравится как раз вторая половина стихотворения Ярослава Смелякова, должен всё же сказать, что чувство меры тут поэту явно изменило.

Он в небо залезет ночное,

все пальцы себе обожжёт,

но вскоре над тихой Землёю

созвездие Лиды взойдёт.

«Как хотите, а мне вспоминаются,-пишет В. Дементьев,-известные «Куплеты Курочкина» из кинокомедии 1953 года под названием «Свадьба с приданым»:

Хвастать, милая, не стану:

знаю сам, что говорю.

С неба звёздочку достану

и на память подарю.

Ну да, конечно. Мы же помним: «Мне районный парикмахер комплименты говорил»... Персонаж, для которого Алексей Фатьянов писал эти куплеты, - самоуверенный и тщеславный колхозный бригадир, немного трепач, и тут всё в порядке: никто и не ждёт от Николая Курочкина мальчишеской боязни сфальшивить.. .

Всё это совершенно очевидно, и вторая половина стихотворения не только мне кажется несоответствующей по жанру его первой половине. В своей статье «Время Окуджавы», опубликованной 14 января 2002 года в «Новой газете», Станислав Рассадин замечает: «... У Смелякова, поэта, чтимого Окуджавой, есть стихотворение «Хорошая девочка Лида» - о любви мальчика к девочке; подчеркиваю, ибо метафоры таковы, словно речь о любви Народа - к Вождю, к Сталину (что, кстати, было по-своему дерзко, хотя советская власть, трижды сажавшая Смелякова, это пропустила). «На всех перекрёстках планеты // напишет он имя её. // На полюсе Южном - огнями, // пшеницей - в кубанских степях...» Наконец: «Окажется улица тесной // для этой огромной любви».

А у Окуджавы улица Арбат не тесна для того, чтобы стать призванием, религией, отечеством...»

Вот такие дела. Как получилось у Смелякова столь неровное стихотворение, сказать сейчас трудно. Несомненно, что общая атмосфера очень громких слов и беспощадных дел влияла на людей даже на уровне подсознания. Два друга Ярослава Смелякова, поэты Борис Корнилов и Павел Васильев, были к тому времени уже расстреляны, а сам он... сам он, скажем так, уцелел. Как и по судьбам многих других талантливых людей, то нелёгкое время в полной мере прошлось и по судьбе Ярослава Смелякова. И всё же, наверное, слишком резок был Давид Самойлов в своей оценке: «Смеляков - талант, убитый страхом и фальшью». Несмотря ни на что, талант Ярослава Смелякова убит не был. Его творчество - оно не всегда ровное, как неровным было и то время, в котором он жил и творил. Настоящий поэт искренен даже в своей неискренности. У Ярослава Смелякова есть совершенно удивительные стихи: удивительно талантливые, удивительно смелые и мудрые.

Что же до «Хорошей девочки Лиды»... Так ведь ещё Шекспир устами Крессиды, одного из персонажей (женских) своей пьесы по мотивам Гомера, заметил: «Говорят, что влюблённые всегда клянутся исполнить больше, чем могут, но при этом не исполняют и того, что могут сделать: обещают за

десятерых, а не выполняют и десятой доли того, что в силах сделать один...»

V Я ходил напролом.

Я не слыл недотрогой.

В период с 1931 по 1934 годы Смеляков выпускает 3 сборника, отображающие комсомольскую жизнь его поколения. В них Я. Смеляков широко использует лексику и разговорные интонации фольклора, а также разнообразные стихотворные ритмы, заимствованные у поэтов начала века. Стихотворения «Точка зрения» (1934), «Осень» (1933), «Любка Фейгельман» (1934) принесли ему популярность в среде молодежи и обратили на Ярослава внимание М. Светлова и Э. Багрицкого.

В 1934 г. Смеляков Ярослав Васильевич принят в Союз советских писателей. В том же году он был арестован и осужден на три года исправительно-трудовых лагерей «за участие в контрреволюционной группе» Направлен в Ухтпечлаг в Коми АССР. В 1937 г. освобожден, при содействии В. Ставского устроился на работу в газету Трудовой коммуны им. Дзержинского «Дзержинец» г. Люберцы. В середине 1939 г. Смеляков получил разрешение на проживание в Москве, был восстановлен в Союзе писателей.

VI «Самой земле-не верь»

Война расставила все по своим местам. Ярослав вполне мог устроиться в какую-нибудь дивизионную, армейскую или фронтовую газету. Но вспомним его строки:

Я ходил напролом

Я не слыл недотрогой.

Если ранят меня

В справедливых боях,

Забинтуйте мне голову

Горной дорогой

И укройте меня

Одеялом в осенних цветах.

Он и пошел напролом, рядовым. В мае 1941 году Смеляков призван в армию, служил в строительном батальоне. Вторая легкострелковая бригада была направлена в Карелию. Там, на Петрозаводском направлении, фронтовая обстановка сложилась крайне тяжелой. Под давлением превосходящих сил противника наши части отступали. Таяли людские резервы. Не хватало боеприпасов и техники. Уже явственно обозначились очертания гигантского огненного кольца, охватившего дальние и ближние подступы к Ленинграду. В эти трудные для всего Карельского фронта дни осенью 1941 года вторая легкострелковая бригада, в которой служил Я. Смеляков, вела кровопролитные бои под Медвежьей горой. Но силы были неравными: бригада несла большие потери убитыми, ранеными, пропавшими без вести. В одной из схваток под Медвежьей горой прямо в окопах, полузасыпанный, оглушенный артиллерийским обстрелом, Смеляков оказался в плену противника.

Осенние дни в Карелии коротки и ненасытны, приходилось спешить, чтобы до первых заморозков снять минные заграждения, которые сами же бойцы установили три месяца назад на Карельском перешейке.

Здесь в каждой кочке притаилась смерть.

Здесь каждый камень разгляди в упор.

Цветам-не верь. Самой земле-не верь:

Однажды ошибается сапер.

В октябре 1941 года Смеляков попал в плен к финам. Находился в лагере в Кексогельме, в марте 1942 года переведен в Выборгский лагерь. Вначале использовался на общих работах, затем получил должность валистуса, в обязанности которого входила работа в библиотеке. Опубликовал ряд заметок о жизни лагеря в газете «Северное слово», издаваемой в Хельсинки. В декабре 1943 года, после участия в забастовке военнопленных, переведен в штрафной лагерь, оставлен на лесоразработки, затем на сельхозработы к финским хозяевам. В ноябре 1944 года Смеляков вместе с другими военнопленными был направлен на родину, где проходил проверку в лагере г. Сталиногорска (ныне Новомосковск Тульской обл.).

VII «Здесь торжествует уголь и железо»

Работал на шахте, а с октября 1945 года- ответственным редактором газеты «Сталиногорская правда», вел литературное объединение при газете «Московская кочегарка» г. Сталиногорска. В этих газетах Смеляков публиковал стихи, очерки, рецензии на спектакли городского драматического театра, вел стихотворную рубрику под именем старого шахтера Копрова Егора. Долго таившаяся творческая энергия впервые после возвращения на Родину клокотала в нем ключом, - поэт неотступно, непрерывно вынашивает новые строфы, новые образы и сюжеты. Да и вообще новомосковский период в творческой биографии Я. Смелякова поразительно плодотворен и кипуч.

Одно за другим в «Сталиногорской правде», в «Московской кочегарке», в центральных журналах и газетах публикуются его стихотворения. Написаны они были в самый короткий, почти рекордный срок: «Это кто-то придумал счастливо» - июнь, «Портрет» («Стоптались мужские ботинки») - июнь, «Вот опять ты мне вспомнилась, мама» - июль, «Песня» - август, «Судья» - сентябрь, «Глядя на небо» («Тихо прожил я жизнь человечью») - сентябрь, «Пряха» - ноябрь, «Кладбище паровозов» - ноябрь, «Памятник» («Приснилось мне, что я чугунным» -декабрь 1945 года и т. д. Все эти стихи создавались в городе Донском и городе Новомосковске, кроме того в местной газете появляются репортажи и очерки Я. Смелякова, его рецензии на спектакли городского театра.

Жизнь и работа в Новомосковске дала Я. Смелякову многое как лирическому поэту. Он оказался в рабочей среде, к которой привык с детства, часто бывал на дальних и ближних шахтах, ездил в колхозы как рядовой репортер. Поэт гордился бедновато и грубо одетыми людьми, которые вместе с ним ежедневно шли к шахтному колодцу, подымались на строительные леса, выполняли в мороз и летнюю жару любые задания. Где бы ни былвал поэт-повсюду он примечал одну и ту же картину:

Меж тесной грязи рельсы молча лезут,
Клубится пар, несется сильный ток.
Здесь торжествуют уголь и железо,

Диктаторствуют бур и молоток.
Здесь жизнь и время меряют на тонны.
Здесь лозунги орут и говорят.
Весь день стучат товарные вагоны,
И паровозы свищут и трубят.

Среди появившихся на газетном листе стихотворений можно найти у Я. Смелякова примечательные вещи. Такой примечательной вещью я считаю стихи «У насыпи братской могилы». Они были опубликованы 13 ноября 1945 года в «Сталиногорской правде», через несколько дней после открытия памятника воинам, павшим при освобождении Подмосковья.

...Если проити по шоссе за городскую окраину, то можно достичь Урванской рощи, единственной рощи, сохранившейся с Петровских времен. На поляне, в тени вязов и лип, высится обелиск, полыхает вечный огонь. На обелиске нет ни фамилий, ни званий солдат и офицеров, погибших в боях. Да, вероятно, и невозможно поименно назвать всех, кто пал на полях сражении, кто утонул в Синявинских болотах, замерз в Моздокской степи, кто сгнил за колючей проволокой фашистских концлагерей, умер в голодные послевоенные годы от ран, кто не вернулся, не дошел до родимого порога. Теперь все они равны перед Отечеством - сыновья и дочери, отдавшие во имя будущего единственное свое достояние-жизнь.

Минуло больше шестидесяти лет с тех пор. С чем только не сравнивают поэты острые, нацеленные в глубь мировозданья ракеты,-с островерхими елями, минаретами и даже католическими костелами. Но, по-моему, самое точеное сравнение будет вот с таким серым солдатским обелиском, на острие которого скатилась с полночного неба и упала алая немеркнущая звезда. Не счесть их, навеки затывших в скорбном молчании на нашей многострадальной земле. Волей к победе, собственной кровью заплатили те, чей прах покоится под их основанием, за нашу свободу, за наши великие завоевания космических высот.

У насыпи братской могилы

Я тихо, как память, стою,

В негнущихся пальцах сжимая

Граждансую кепку свою.

За стойками низкой ограды,

прикрывши ресницами взгляд,
Как грозные львы, величава

Военные бури лежат.

Всей верой своей человечьей

И мыслью, и сердцем своим

Мы верим погибшим солдатам,

И мертвые верят живым.

VIII Новомосковский историко-художественный музей.
Мемориальная комната Я. В. Смелякова. (Инициатор
создания местный поэт С. Поздняков.)

В 1979 году в музее истории города Новомосковска было открыта мемориальная комната Я. В. Смелякова. Инициатива ее создания принадлежит С. Позднякову.

Эта комната совсем невилика. Но каждая вещь, каждый предмет заботливо отобран вдовой поэта Т. В. Стрешневой-­Смеляковой. Все находящееся здесь важно и значительно, напоминает о большой, интересной, сложной жизни художника и человека.

В витрине под стеклом-поздравительный адрес в связи с пятидесятилетием поэта.

«Нельзя сказать,- говорится в адресе, - что дорога ваша в большую жизнь и большую поэзию была усыпана только розами и лилиями. Вам пришлось разрывать тернистые путы».

В самом деле Смелякову не раз пришлось пережить нелегкие жизненные испытания. В Новомосковске он оказался после драматических событий: осенью 1941 года Смеляков, служивший в легко-стрелковой бригаде, которая вела бои на Карельском фронте, оказался в плену врага. Он возвратился на Родину осенью сорок четвертого. Жизнь в Новомосковске была трудной, полной лишений. Однако гражданское мужестао не покидало поэта, ни при каких обстоятельствах, никогда не искажало восприятие мира, не искривлялось поэтическое зрение.

Главное в литературной комнате Смелякова- книги, принадлежащие ему. В основном это сборники стихов, подаренные Ярославу Васильевичу и его жене поэтами. Читаешь надписи на этих книгах и видишь, как сквозь них проступают черты личности того, к кому они обращены: смеляковская гражданственность, смеляковский интернационализм, смеляковская любовь, смеляковская строгость.

«Смелякову Ярославу эту Книжку на расправу», задорно,шутливо и в то же время не без некоего боязливого трепета написал на своем сборнике «Сто новых стихотворений» поэт С. Островой. Дружеской теплотой и благоговейной почтительностью проникнуты слова Ю. Друниной: «Дорогим Тане и Ярославу - товарищам по лестничной площадке и поэзии (не решаюсь сказать «соседям»).

Уважение, любовь к Смелякову и его поэзии выражали многие крупные художники, давая высочайшую оценку его творчеству. «Поэтом всей своей жизни» назвал Смелякова Б. Слуцкий, «Замечательным поэтом, чье творчество ему ближе всего в современной поэзии» - Е. Винокуров.

Высокое положение Смелякова в нашей поэзии, его строгость, даже колючесть не мешали относиться к нему с любовной нежностью, как к прекрасному товарищу, верному и чистому в дружбе. «Милому, горячо любимому Ярославу от всего сердца», - написано на книжке стихов «Высокое напряжение» П. Антокольский.

Большая дружба связывала Смелякова с представителями братских литератур. «Его пульс, - писал М. Дудин. - бился в унисон с сердцами больших и малых советских народов». На полках мемориальной комнаты Смелякова стоят книги, подаренные ему поэтами братских республик. Он получал вместе с ними «сердечный привет с гор» от К, Кулиева, «теплый привет из снежной Карелии» от Н. Лайне. «Как хорошо, что мы живы и встретилиеь на нашей Земле», -написал на книге своих стихотворений калмык Д. Кугуль­типов.

Среди экспонатов литературной комнаты - диплом лауреата Государственной премии, которым Смеляков был удостоен за книгу стихов «День России» (1967). Эта небольшая книжечка, проникнутая философскими, историческими, политическими раздумьями о настоящем и прошлом, вместила в себя большую картину жизни «чужих земель и собственной земли». «Глашатай современности», как назвала Смелякова поэтесса Л. Татьяничева, он не мыслил себе жизни без памяти о прошлом. Любовь к Родине была неотделима для него от любви к ее истории.

История не терпит суесловия,

Трудна ее народная стезя.

Ее страницы, залитые кровью,

Нельзя любить без думною любовью,

И не любить без памяти нельзя.

Писал это поэт в стихотворении «Надпись на «Истории России» Соловьева», вошедшем в сборник «День России».

Личные вещи, принадлежавшие Смелякову, не хочется называть нерусским словом «экспонаты», настолько они непритязательны, просты.

Массивный, старый письменный стол, за которым работал поэт. На нем-телефонный аппарат старого образца, скромная настольная лампа. Когда в городе после двенадцати ночи гасили свет, он зажигал свечи в деревянном подсвечнике, привезенном из Риги женой.

Здесь много подарков, свидетельствующих о большой любви народа к поэту: чернильный прибор от нефтеразведчиков Черноземья, настольные часы, сделанные рабочим московского завода, почитателем поэта, большой прозрачный кристалл - его отгранил и подарил Ярославу Васильевичу любитель и поклонник его поэзии из Плеса; палка, собственноручно сделаная и подаренная Смелякову поэтом М. Дудиным. «Кажется, в Михайловском, - рассказывает Дудин, - Ярослав Васильевич попросил меня сделать ему палку. И я сделал ее. Сделал из можжевельника. Вот он и ходил с этой моей палочкой по осеннему лесу». С этой палочкой Смеляков ушел в больницу незадолго до своего шестидесятилетнего юбилея.

IX «Кремлевские ели»- книга стихотворений

Стихи, опубликованные в сорок пятом году в «Знамени», вошли затем в книгу «Кремлевские ели». Смеляков писал, что «Кремлевские ели» (1948 ) он считает одной из самых значительных среди выпущенных книг. Она вся составлена из новых стихов, он включил в нее только одно стихотворение, входившее в прежние книги,- «Смерть бригадира». Книга, хотя она по объему и невелика, явилась отчетом поэта за довольно долгий период. В сборник вошли стихи, написанные в конце тридца­тых и сороковом году,- среди них такие, как «Мичуринский сад» и стихотворение, которое считают по праву одним из образцов любовной лирики,- «Хорошая девочка Лида».

Основу книги составили стихи, написанные в сороковые годы, главным образом после войны. Это - «Судья», «Земля», «Вот опять ты мне вспомнилась, мама...», «Там, где звезды светятся в тумане...» и многие другие стихотворения, разные по теме, но объединенные одной ищущей мыслью. С большой силой чувства выражены в этих стихах раздумья о судьбах родины, о человеке, прошедшем войну. Поэт как бы подводил итог на рубеже войны и мира, итог испытаний, выпавших на долю его поколения, и, оглядывая пройденный путь, размышлял о том, как в этих тяжких страданиях закалились характер и воля человека. Как в беспощадное время войны юноши бойцы, крепкие верой в правоту своего дела, вопреки всему, смогли сохранить чистоту души, «детские улыбки сберегли». В книгу вошло и такое, проникнутое чувством истории и сложное по мысли, стихотворение, как «Пряха», в свое время смутившее критику страстной уверенностью поэта в неизбежной – трудной радостной смене исторических вех. И другое, тоже неодобри­тельно встреченное тогда стихотворение - «Кладбище паровозов», продиктованное глубоко выстраданной ненавистью к войне и написанное с той же непоколебимой и страстной убежденностью, что и «Пряха». «Мы будем,- утверждает поэт в другом стихотворении,- проверять себя, сопоставляя с тем мальчиком, что в дни войны отдал за родину жизнь. Его мерой будем мерить свои поступки и помыслы.»

Он все увидит, этот мальчик,

и ни иоты не простит,

но лесть - от правды, боль - от фальши

гнев - от злобы отличит.

«Земля» - одно из наиболее известных стихотворений. Для людей, знающих и любящих поэзию, одно из самых любимых. Может быть, впервые с дней воины размышления завершились таким широким обобщением. Долгий повседневный опыт работы войны,- а война целые годы была бытом и повседневностью,-нашел свое выражение в строке стиха. То, что жизнь распределила на многие судьбы и годы, в стихотворении сведено воедино. И хотя он начал строкой: «Тихо прожил я жизнь человечью»,- это лишь вступление, сдержанное начало большой драматической темы.

Тихо прожил я жизнь человечью:

ни бурана, ни шторма не знал,

по волнам океана не плавал,

в облаках и во сне не летал.

Но зато, словно юность вторую,

полюбил я в просторном краю

эту черную землю сырую,

эту милую землю мою.

Теперь, когда прислушались к поэту, к этому его новому ощущению земли, с готовностью пойдем за ним дальше:

Для нее ничего не жалея,

я лишался покоя и сна,

стали руки большие темнее,

но зато посветлела она.

Чтоб ее не кручинились кручи

и глядела она веселей,

я возил ее в тачке скрипучей,

так, как женщины возят детей.

Дальше шли стихотворения «Наш герб», «Аленушка». Но прежде, чем «Наш герб», и еще до «Аленушки» он написал «Пряху».

Немудреные, милые слова услышанной в детстве сказки:

Раскрашена розовым палка,

дощечка сухая темна.

Стучит деревянная прялка.

Старуха сидит у окна.

Так же бесхитростно и незайтеливо и без особого вроде намерения пишет он и про девочку Аленушку.

Просто-напросто радуясь ей. Ее твердому шагу и мягким косичкам.

И в этом стихотворении - «Пряха» - чудесно нарисовал он расписную стучащую деревянную прялку, в чутких руках упругую нить. Будто наново нарисовал старую сказочную картину. «Старая старуха» сидит, мужицкая, солдатская мать, кудельку прядет», - это о ней говорит Лев Толстой.

Бегут, утончаясь от бега,

в руке осторожно гудя,

за белою ниткою снега

весенняя нитка дождя.

До чего ж хорошо! Но про что это?

Ей тысяча лет, этой пряхе,

прядей не видно седых.

Работала при Мономахе,

при правнуках будет твоих.

Так, значит, она время прядет! Как славно сказано: «за белою ниткою снега весенняя нитка дождя...».

А в сказочный рассказ уже вплетается новая мысль:

С неженскою гордой любовью

она не устала сучить

нитку, намокшую кровью,

красного знамени нить.

И довольны уже вы и радуетесь, что так простодушно поддались обману. Тем большее впечатление произвел этот исполненный патетики символ -терпеливая и гордая народная мать. Те же что и в начале, сказочно-поэтические строки: «за белою ниткою снега весенняя нитка дождя»,- но теперь это уже нескончаемая пряжа Истории: «и нитку, намокшую кровью, и красного знамени нить». Какой неожиданный конец у этой сказки...

Не тихая сказка вышла, а раздумье о трудной, о большой истории народа. Как и того, сильного, как терн, человека в стихотворении «Земля», сильной и прекрасной нарисовал он свою Пряху.Пути великой истории будут нелегки. Именно это чувство, прежде чем многие другие, и начало диктовать ему это стихотворение. Как и в его стихах о войне, здесь тоже нужен символ-символ ни на миг не останавливающегося Времени:

Декабрь сменяется маем,

цветы окружают жилье,

идут наши дни, не смолкая,

сквозь темные пальцы ее.

Суровы глаза голубые,

сияние молний в избе.

И ветры огромной России

скорбят и ликуют в трубе.

Большая история с ее противоборствующими и сменяющими друг друга трагическими и великими событиями связана в этих стихах с силою гроз, грозовыми молниями и ветрами – вечным движением природы.

Классическая простота рисунка (вернемся к началу стихотворения, где изображена сидящая за прялкой старуха). Властная сила сопоставлений: «и нитку, намокшую кровью, и красного знамени нить». Краткие («скорбят и ликуют»), точные по мысли определения. И поражающая грозной красотой строка: «сияние молний в избе». Теперь «Пряху» относят к числу лучших стихотворений поэта. А тогда, в 1946 году, когда она по­явилась в печати, ее образ вызвал недоумение. Рассуждали так: Пряха - мифологическая Парка, богиня судьбы. Парки властны над судьбою и жизнью человека, они прядут и обрывают жизнь, как нить. И следовало заключение - в образе смеляковской Пряхи «символизируется мистическая предопределенность судьбы». Ведь нить в руках Парки - старая поэтическая формула тленности жизни.

Переосмысленный и обновленный образ воспринимали как известный уже и неизменный. Стихотворение, по всему строю мыслен и чувств очень важное для поэта, представлялось странным и попросту бесцельным. «Есть у нас такие читатели стиха, которые любят сам процесс чтения, подобно гоголевскому Петрушке. Ярослав Смеляков об этом знает и, отчасти, потрафляет им», - писал один из критиков, сопоставляя «Пряху» с написанным Брюсовым вскоре после революции стихо­творением «Парки в Москве», где утверждалась идея преемственности в культурном развитии молодой Советской России; в этом стихотворении у Брюсова мифологические Парки на Красной площади, перерезая старую нить, привязывали к пряже свежую кудель. «Стихотворение Смелякова хуже брюсовского,-писал критик, - не потому, что оно хуже написано, а оно написано хуже потому, что у нашего поэта не было конкретной задачи, не было ясной идеи».

Злободневную задачу, как Брюсов, который возражал в своих «Парках» не принимавшему новой власти интеллигенту, Смеляков действительно тут не имел намерения решать. Его поэтический замысел другой. Беда же его в том, что стихотворение, более сложное, чем некоторые другие его стихи, побуждавшее к раздумьям о нелегких путях грядущего времени, по одному уже этому не могло тогда не быть подвергнуто осуждающей критике.

Стихотворение он, правда, сократил. Но не отказался от него.

Сказочная, русская, мудрая Пряха ему дорога, полная чувства поэзия Смелякова как-то вроде бы даже и не сопоставима с искусством Брюсова. Разны они. Как эта сурово-страстная старуха с ее «неженскою гордой любовью» и те свивавшие когда-то нити жизни древние богини судьбы.

Когда-то на титульном листе своего первого «огоньковского» сборника он поместил небольшую - в семь строк - лирическую декларацию. По форме она наивна, но мысль, заключенная в ней, серьезна: начинающий поэт считает обязательными для себя принципы боевой общественно-активной поэзии. Значительно позднее, в стихотворении «Мичуринский сад», Смеляков снова вернулся к мыслям о назначении поэта, о роли поэзии в формировании души. Он сравнивает труд поэта с подвигом Мичурина, с тем, что в агробиологической науке на­звано воспитанием и закреплением ценных черт:

Я молчу, волнуясь в отдаленье,

я бы отдал лучшие слова,

чтоб достигнуть твоего уменья,

твоего, учитель, мастерства.

Я бы сделал горбуна красивым,

слабовольным - силу бы привил,

дал бы храбрость - нежным, а трусливых храбрыми сердцами наделил.

Понятно, что никакой мерой не измеришь воздействие слова на душу. Можно говорить о любви поэта к людям, рассуждать о том, как щедро и отзывчиво его сердце, но нельзя сказать, кому и скольким он помог. «Мне кажется, что он меня от чего-то спас,-пишет о Смелякове Михаил Светлов.- Спас от поступка, который можно было бы не совершать и зовет к подвигу. Спас от недостаточно внимательного отношения к товарищу и, наоборот,

отвлек от слишком большого внимания к тому, на что внимания обращать не стоит».

Такая поэзия предполагает у читателя высокие душевные помыслы и не может не получить поэтому отклика.

В 1951 г Смеляков был вновь арестован и осужден на 25 лет исправительно-трудовых лагерей, с поражением в правах на три года и конфискацией имущества, направлен в лагерь МВД СССР в пос. Инта Коми АССР. 19 августа 1955 года Я. Смеляков освобожден из лагеря. Из приговора была исключена статья об измене Родине, а мера наказания снижена до 10 лет с освобождением по амнистии. Полностью реабилитирован в 1969 года.

Х Анализ сборника стихотворений«Строгая любовь»

В 1956 году выходит сборник «Строгая любовь», состоящий из новых и опубликованных ранее стихов и одноименной лирической «Повести в стихах» о комсомольской юности (написана во время пребывания в лагере). Напечатанная в журнале «Октябрь» в 1955 году поэма вызвала широкие отклики со стороны читателей и критиков.

В главах из повести в стихах «Строгая любовь» Я. Смеляков верен своей манере письма. Но есть в ней и нечто новое. Это новое - пришедшее, вероятно, не без грустной помощи душевного опыта, судьбы, не баловавшей поэта благополучием и покоем,- трудно доставшаяся зрелость. Стих Смелякова приобрел сосредоточенную раздумчивость, не свойственную ему раньше мягкость интонации, широту дыхания, музыкальную напевность. Реже встретишь эффектное, броское - чаще скромное сдержанно-ясное повествовательное начало. Что очень подкупает в стихе Смелякова, так это какая-то, если можно так выразиться, несуетность. Слова ложатся естественно, «незаметно», скромно. (Между прочим, это у каждого по-своему, но у всех от полноты «личности» в поэте - так и у Твардовского, у Мартынова, и у Слуцкого.)

Уже с первых строк повести мы включаемся в мир поэзии Смелякова, где простота, скромность, внимание к судьбе простого человека - не поза, не дань времени, не общая «тема», а самое сокровенное души поэта. Отвлечемся от повести, вспомним стихи Смелякова того же, 1955 года - «Переулок на окраине» («Новый мир», М 5), «О женах» («Звезда», М 4). Это стихи о праве на счастье, на уважение человека внешне незаметного, о ценности каждой личности, если она слитна с обществом в его честном, благородном служении идее освобождения человечества. И глухой переулок со старенькими, покосившимися домишками живет, оказывается, большой, новой жизнью общего строительства. И в мыльной пене, над которой уставшая от забот женщина, поэт смог разглядеть солнечную радугу - отсвет ее душевной неброской красоты. И если в этом стихотворении враг моральный и эстетический прямо не назван, то в «Переулке на окраине» он появляется в виде чистюли прохожего, «бездельника», который робко обходит котлованы нового здания. Необязательно, чтобы враг нового присутствовал в стихотворении, но появись он в нем, враг должен почувствовать полную свою чуждость миру поэта!

Наличие ясного адреса, свое, выношенное, если не выстраданное, слово правды о том, что общеинтересно и значительно в жизни,- вот путь истинного мастерства в искусстве. С этого начинается «поиск скупого зерна» поэзии - слова, ритма, интонации, образа. Вот что значат толстовские слова Фету: «Добывайте золото просеиванием».

Но всмотримся внимательно в технику мастерства Смелякова.

Вот рифма. Не первая по важности вещь в поэзии. Но существенная.

От темпа и до темноты

пыль невидимую стирала,

пересаживала цветы,

шила, стряпала и стирала.

«Стирала» и «стирала» - рифма тавтологическая. В другом месте и у другого поэта она могла бы показаться искусственно-изощренной. Но здесь она уместна, мало того - органична. В первом случае производное от слова «стереть», во втором - «стирать». Обратите внимание: хотя понятия, ими выражаемые, различны, это слово однобразного порядка. И то и другое - глаголы трудового действия, слова, стремящиеся к одной, близкой цели. Они поддержаны и контекстом (пересаживала, шила, стряпала), они усилены указанием замкнутой повторяемости процесса (от темна и до темноты). Цельность, целеустремленность речевых элементов в строфе - тоже не результат самоцельного «поиска», а само следствие сочувственного сопереживания простым, обыденным заботам, а ведь именно отношение определяет тон повествования, выбор слов, их компоновку, которая, особенно в поэзии, зачастую выливается как бы «стихийно», интуитивно, именно в такой, а не иной ритмико-интонационный порядок.

А с каким юмором нарисован точный психологический портрет Яшки, чья «оскорбленная жизнью душа» (ему не досталось подвигов гражданской войны) успокаивалась только в тире, где

...лорд обреченно торчащий в подвале,

Бледнел от цилиндра до воротничка,

Когда как возмездье, пред ним возникали

бушлат и тельняшка того паренька.

Как удивительно хорошо сказано - «жестокая бровь» Яшки, когда он целится в «ненавистный кружок» !

Пафос повести, композиционное строение, конфликт - все это органично вытекает из содержания, определяется им. Честные, чистые, горячие энтузиасты, аскетически отвергавшие расслабляющую любовь и прочие «пережитки», мечтавшие о трудовом героизме и всемирной революции,- эти рыцари революционного энтузиазма трогательны до слез в своей хрупкой наивности и бескорыстной бескомпромиссности! Как много светлого, истинного в этих людях, в этом поколении! Смеляков любит их, не может не слиться с ними душой,- это и его молодость. И в конфликте с этим родным поэту миром возникает в повести тема пошлости мещанского «великосветского бонтона», успокоенного, заплывающего жирком «совмещанства». Эти два начала сталкиваются в повести по-разному, и следы этих стычек отражены в самой образной ткани.

Поэт хочет сказать, что его героиня воспитывалась не на «красивых» чувствах комнатного мирка, она знала «иную пламенную страсть» - ее чувства были отданы целиком грубым, но нужным «материям» восстановления хозяйства полуразрушенной страны:

Прельщали ее новостройки России

и голову быстро кружил, как вино,

чугунно-стальной карнавал индустрии

беззвучных в ту пору экранов кино.

В предыдущих строфах этой главы Смеляков с добрым, сочувственным юмором показал содержимое Лизкиного портфеля «из свирепого лжекрокодила» (любительский снимок домны, стихи Маяковского, книжица МОПРа и другие подобные вещи), присовокупив: «там не было... бесстыжей помады». Однако из того же словесного ряда, где «бесстыжая помада», поэт берет: «прельщали», «голову... кружил, как вино», «карнавал», но -прельщали-то «новостройки России», но - «чугунно-стальной» карнавал, но вскружил голову карнавал «индустрии». Так в остроумном переосмыслении слов в новом ряду Смеляков добился экономного образного контраста двух мировоззрений, точнее - двух противоположных систем жизни: потребительской и творческой.

У каждого хорошего поэта есть своя, образно говоря, «малая эстетика». Это преломление общеэстетических воззрений художника в манере, только ему присущей. Если говорить о Я.Смелякове, то его «малая эстетика», обусловленная характером внутренней темы и характером конфликта в главах из повести «Строгая любовь», отмечена завидной цельностью.

И все-таки в строгом разговоре со Смеляковым с позиций современных задач поэзии хочется оспорить некоторые существенные стороны авторской мысли, которая определила именно такой, а не иной тон повествования. Тут я выхожу несколько за пределы исполнения и вторгаюсь в область замысла.

Широкий взгляд на явление предполагает всестороннюю оценку его. В повести «Строгая любовь» несколько прямолинейно сталкивается теза (суровые, пуританские черты и героичность героев) с антитезой (успокоившиеся, «оттаявшие» их потомки).

То и дело сталкивает Смеляков хмуро-сдержанный стиль жизни подростков 20-х годов с «расслабляющим» уютом «старого мира». Слава, пропетая «железной пятерне», которая связала «пять частей земли»,- это еще не все, чего ждешь от поэта. Хочешь яснее почувствовать, что для автора главное - то новое, невиданное в истории, что зарождалось на одной шестой планеты,- человеческое общество, возникшее волей и энергией миллионов тружеников, восторженно зажженных идеями чистой и честной трудовой жизни. Пафос целомудренной и дружеской любви у молодежи 20-х годов - разве это аскетизм маньяков, постригшихся в идею? Да нет же! Не аскетизм, а естественная, непосредственная в своем порыве целеустремленность, сосредоточение страсти на главном, общест­венном в невероятно трудных условиях быта -вот что поразительно в поколении энтузиастов 20-х годов! Это было не милой наивностью. Над этим стоит не столько иронизировать, хотя бы и с добродушной теплинкой в голосе, сколько призадуматься. Дело гораздо сложнее. Достойно быть именовано подвигом воли это массовое, и высшей степени сознательное отречение от личной корысти. Особенно если учесть, что веками аккумулировалась энергия народа и, прорвавшись в Революции, она вопреки предсказаниям

«длинноволосых витий» не стала ни вихрем, ни смерчем, ни вьюгой. А ведь стихии революции боялись даже передовые интеллигенты, приветствовавшие ее мощь.

Забрезжила тема иная: человек «маленький» и «державные заботы» государства. Но погасла, не разгоревшись, не получив сюжетного кислорода. Взволнованно, настороженно прочитали мы пятую главу, которой заканчивается повесть. Врезалось в память:

В тусклых зеркальцах прошлых дней

с зыбкой точностью отражалась

жизнь, что, право, куда сложней,

чем до этого нам казалось.

Жизнь много сложнее схемы жизни. Но можно ли удовольствоваться таким выводом? Нет! Мы ждем от поэзии нового слова самой этой сложной жизни нашего общества, бурного века нашего. Это большие ожидания.

По возвращении в Москву Смеляков принимает активное участие в литературной жизни, входит в редколлегии журналов «Дружба народов» (с 1958 ) и «Советская литература» (с 1963 ), в 1967 году избирается членом правления СП СССР, в 1970 году- правления СП РСФСР; руководит поэтической секцией СП СССР.

Цикл стихов «День России» в 1967 году отмечен Государственной премией СССР; в 1968 году Ярослав Васильевич получил премию Ленинского комсомола за поэму «Молодые люди».

При жизни поэта вышло более 30 поэтических сборников; посмертно - более 15, в т. ч. «Стихотворения и поэмы» (1989) и «Постоянство» ( 1991), куда вошли также стихи, написанные в годы заключения и не публиковавшиеся ранее. Поздняя лирика Смелякова приобретает классический и традиционный характер. Поэт осмысляет личный жизненный и творческий опыт, жизнь страны во временной перспективе.

Никогда зрелый Смеляков не наслаждался «зрелищем жизни»: не таков его характер, склад души. Никогда он не был смотрителем лирических маяков: он стремился в центр событий, его втягивало в водовороты невиданного размаха, но он вновь выгребал на стрежень литературного течения. И чем глубже засасывала его воронка бешено крутящейся стихии, тем ярче и выше подымалась его путеводная поэтическая звезда, одна из тех «дневных звезд», которые воспела Ольга Берггольц.

Многократно поэт подчеркивает, что за каждым его стихотворением стоит тот или иной человек, то или иное событие, участником которого он был. Однако искать «дневниковость» в большинстве стихотворений Смелякова - безнадежное дело.

Но и видеть в лирике Смелякова только «рупор эпохи», только «кибер», запрограммированный общественными темами, значит, допускать непозволительное упрощение, не понимать сущности его творчества.

Однажды поэт с полным основанием сказал о себе, что в его стихотворениях, как ему кажется, нет границы между общественным и личным, между внутригосударственными и международными сюжетами. Общественное и личное, взаимно сталкиваясь, дополняют друг друга, выходят одно из другого. На секции московских поэтов Я. Смеляков как-то говорил, что стихи, воспевающие просто ромашки или просто васильки, ничего не дают читателю. На реплику из зала: «А как же оценивать есенинское «Цветы мне говорят - прощай»? - поэт тут же ответил:

− Все дело в том, как сказать о цветке. Красная гвоздика, например, была символом большевиков на партийных съездах до революции. Вот вам и сюжет стихотворения о цветках.

XI Я. Смеляков и музыка

Смеляков занимался также переводческой деятельностью.

На стихи Смелякова написан ряд песен. Особую известность получило стихотворение «Если я заболею…»(1945), на текст которого написаны песни Ю. Визбором, Д. Тухмановым, А. Мещериным и др.

Стихотворение это построено, как говорится у литературоведов, по принципу контраста. Несочетающиеся образы и понятия, резко противоположные, несовместимые, поставлены рядом – для контраста. Но несовместимое потому и возможным стало сопоставить, что из этой стиснутой стенами комнаты в неограниченный мир природы как бы перекинуты связующие мостки. Использовано и зрительное сходство: бинты- дорога, занавес - туман, и звуковая близость слова: облатки-облака, и связь во всей чутко аллитерированной строке: постелите мне степь…

Стихотворение «Если я заболею…» стоит в начале очень сложного, сложного и яркого творческого периода.

Зиновий Паперный в разборе стихов Смелякова писал: «Удивительно «структурно» это стихотворение от первой до последней строки. Все образы, контрастные ассоциации устремлены в одну сторону. Образные «переходы», в первое мгновение кажущиеся неожиданными, парадоксальными, стремительно возносят единую поэтическую мысль, выводят ее за рамки привычно-будничного к вселенским масштабам».

XII А что говорили о нем те, кто знал лично?

А что говорили о нем те, кто знал лично? Какие встречи, эпизоды, случаи сохранились в их памяти и могут «размочить» сухость официальных, порой путаных строчек биографии (например, упоминаются то две отсидки, то четыре; то сам написал письмо в «Нью-Йорк Таймс» против А.Солженицына, то подмахнул на нетрезвую голову составленное ретивым журналистом АПН и т.д.)? Какие «штрихи к портрету» проявятся в воспоминаниях очевидцев, оживляя память о человеке сложной судьбы и трудного характера: прошедшем сталинские лагеря и фашистский плен, но прославлявшем советский строй; рано познавшем вкус славы, но и пережившем в начале творческого пути упреки в подражательстве (С.Есенину, Н.3аболоцкому), а в хулиганстве обвиненном самим М.Горьким?

Первый рассказ - поистине мистический, просто «картина маслом», говоря языком популярного киногероя. В начале 1930-х у Ярослава Смелякова случился бурный, но непродолжительный роман с Маргаритой Алигер, и он подарил возлюбленной массивное серебряное кольцо с масонской символикой черепа с двумя скрещенными костями, сказав, что пока та его носит, с ним ничего худого не случится. По словам Лидии Либединской, которой М.Алигер рассказала эту историю уже после смерти поэта, каждый раз, когда кольцо снималось с руки и терялось, со Смеляковым приключалась беда. Похоже на легенду? Говорят, хозяйка кольца рассказывала ее многим друзьям и знакомым, а не только своей близкой подруге Л.Либединской.

Другой эпизод. Принято считать, что в перые послевоенные годы Я.Смеляков провел в Электростали. Но есть свидетельство о том, что по этапу он прибыл в Сталиногорск (ныне Новомосковск Тульской области). И явился в местную газету.

Ее редактор К.Разин вспоминал об этом визите так: «Он вошел ко мне в кабинет страшно худой, в армейской телогрейке, подпоясанный солдатским ремнем, на голове военная шапчонка, но без звездочки и какая-то сильно заношенная. Глаза, очень напряженные глаза. Но сказал спокойно, с достоинством: «Я - поэт Ярослав Смеляков. Умею писать стихи, корреспонденции, репортажи. Думаю, что я мог 6ы быть полезным для вашей газеты...»

Когда К.Разин доложил партийному куратору, что принял в редакцию Смелякова, тот был в шоке, но затем сказал: «Костя, у тебя ведь семья, а я - один. Если что, скажешь, что я велел и приказал зачислить его в штат». Здесь, в Сталиногорске, были написаны и «Хорошая девочка Лида», и «Памятник», и «Вот опять ты мне вспомнилась, мама». А после отъезда Ярослава Васильевича из его письменного стола редактор вместе с поэтом Степаном Поздняковым выгреб целый ворох черновиков и рукописей, среди которых оказалась «малява» с зоны, в которой Смелякова пугали ножом, если он не станет присылать оброк в виде хлеба да селедочки, и не только ножом: «Я про тебя, колчужка куда нада напишу што говорил власти...» (орфография и пунктуация оригинала).

Наконец, еще позднее, когда эти самые власти облагодетельствовали Я.Смелякова высоким постом в Союзе писателей СССР, случилась такая история. Ему поручили редактировать поэму С.Куняева «Братская ГЭС», которому в отделе культуры ЦК КПСС велено было «грохануть дополнительно строк семьсот, а то и тысячу, о партии». По свидетельству С.Куняева, «Смеляков взорвался. «Да вы что! Маяковский - и то за всю жизнь строк десять о партии написал. А я вот, например, ни одной...» Кстати, и о Сталине (точнее, о его могиле) у поэта всего одно стихотворение, да и то датировано 1964 годом, т.е. когда страна переходила от «оггепельных» к «застойным» временам.

Е. Евтушенко, считавший Я. Смелякова своим учителем, назвал его одновременно самым советским и самым антисоветским поэтом, и того сразу окрестили «Евтушенкой тридцатых годов». И зачем только нужно это! Ведь вполне достаточно собственного имени поэта.

XII Вывод

Его можно встретить везде – у дощатых бараков заводских корпусов, в лесной чаще и жаркой пустыне. В разных краях его называют по-разному: в Белорусии – дерезой, в Приченоморье – дроком, в коренных русских землях – терновиком, терном. Невидный с первого взгляда кустарник – устойчив к лютым морозам, к палящему зною. У него – колючие ветки, листва,собранная в пучки,необычно крепкое корневище.

Давно известно, что редкое растение так прочно держится за землю, как терновик: на юге им укрепляют ползучие пески, на севере – насып и откосы. Да и сам он, солнцелюбивый и дрезкий, охотнее растет по крутоярам рек, по оврагам и обрывам, чем по обочинам степных проселков и стремительных автострад.

Литературная традиция избрала его символом мучинечества и страдания. Но после поэт пренебрег этой традицией и венулся к народной образности. Обращаясь к родной земле, поэт сказал:

Ты дал мне вершину и бездну,

подарила свою широту.

Стал я сильным, как терн, и железным –

даже окиси привкус во рту.

Смеляков умер 27 ноября 1972 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Он не дожил до своего шестидесятилетия немногим больше месяца. Но его поэззия живет, а значит, жив и сам поэт. Он жив в многочисленных сборниках своих стихов, которые никогда не лежат на полках книждых магазинов; жив в замечательной песне на его стихи «Если я заболею…», которая стала поистине народной, жив он и в мемориальной литературной комнате г. Новомосковска, куда приходят многочисленные посетители и где школьные учителя проводят со своими воспитанниками уроки и факультативные занятия ,посвященные ему.

Объективно он работал в большом контексте отечественной поэзии, его простоватость — вещь столь же родовая, сколь и наружная, оболочка подлинной простоты.

Однажды он высказался так: «Я не принадлежу к тем людям, которые могут писать то об этом, то о том, то так, то эдак…». А ведь писал. То об этом, то о том. То так, то эдак. Нередко — очень хорошо.

Он говорит в автобиографии: «Крупных вещей у меня маловато. Пожалуй, вполне удалась только повесть в стихах «Строгая любовь» Можно было бы и согласиться, как бы невязкая заидеологизированность той повести. Конечно же, это было инерцией романтики и одновременно интуитивной опережающей реакцией на зреющую раскрепощенность, «безыдейность» новых поколений. Тоже индикатор новых времен, которые только наступали: «Строгая любовь» писалась во время последней отсидки, в 1953–56 годах.

XIV Список литературы

1. https://ru.wikipedia.org/wiki/Смеляков,_Ярослав_Васильевич

2. http://smelyakov.ru/articles/Kladbische_parovozov_K_100letiyu_Yaroslava_Smelyakova/

3. https://rustih.ru/yaroslav-smelyakov/

4. Валерий Дементьев. «Ярослав Смеляков» . Издательство «Совесткая Росиия» Москва – 1967.

5. Смеляков Ярослав Васильевич. « Избранные стихотворения и поэмы». Издательство «Вече» - 2013.

XV Приложение