Реферат "Поэтика бытового поведения"

Реферат «Поэтика бытового поведения»

Содержание

Введение

Глава 1. Бытовое поведение и типология культуры в России XVIII в.

Глава 2. Бытовое поведение как особого рода семиотическая система. Поэтика поведения

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Тема исследования представляет собой большой интерес и актуальна и в наше время. Бытовое поведение связано с культурой общества, наносит определенный отпечаток на людей, живущих в определенную эпоху. В нашем исследовании попытаемся проследить изменение бытового поведения в различные периоды развития нашей страны.

«Под воздействием исключительно сложных социально-исторических процессов складываются специфические формы исторического и социального поведения, эпохальные и социальные типы реакций, представления о правильных и неправильных, разрешенных и недозволенных, ценных и не имеющих ценности поступках. Возникают такие регуляторы поведения, как стыд, страх, честь. К сознанию человека подключаются сложные этические, религиозные, эстетические, бытовые и другие семиотические нормы, на фоне которых складывается психология группового поведения. Поведение людей всегда многообразно. общество, осмысляя поведение отдельной личности, упрощает и типизирует его в соответствии со своими социальными кодами» [Лотман, 1975:25].

Целью нашего исследования является описание поэтики бытового поведения. Для достижения поставленной цели предполагается выполнение следующих задач:

- анализ понятия «бытовое поведение»;

- анализ литературы, описывающей поэтику бытового поведения.

Глава 1. Бытовое поведение и типология культуры в России XVIII В.

В данной главе целесообразно обратиться к работе Ю.М. Лотмана «Бытовое поведение и типология культуры в России XVIII в.».

Автор считает, что в целом поведение людей - сложная, гетерогенная система, которая выполняет несколько функций: информационную, семиотическую, социально организующую. «Поведение имеет свой сложный язык, на котором оно создает определенные тексты — понятные для тех, кто находится внутри данного коллектива, и порой весьма загадочные для не знающих языка его культуры» [Лотман, 2002:233].

«Если условно определить одну сферу как область «идеологического», а вторую — бытового поведения, то можно будет отметить, что:

1) сами носители той или иной культуры фиксируют лишь нормы первого в специальных текстах и наставлениях, второе мыслится как «естественное», не требующее описаний;

2) только первый тип поведения требовал некоторого специального обучения — второй усваивался как родной язык, не через правила и наставления, а непосредственно» [Лотман, 2002:235].

Ю.М. Лотман описывает некоторые этапы, когда происходила смена норм определенного поведения.

«Допетровская Русь создала разветвленную иерархию типов поведения. Каждому социальному статусу была приписана определенная норма поведения, внутри которой различалось лишь выполнение/невыполнение. Последнее чаще всего строилось как перевернутая норма. Если нормой монашеского поведения было воздержание, то «нормой нарушения» ставилось обжорство, пьянство и блуд; если нормой княжеского поведения были верность слову и выполнение обязательств сюзерена/вассала, то «нормой нарушения» — предательство, нарушение обязательств, вытекающих из феодальной иерархии. Бытовое поведение не нормировалось. Одновременно действовала и другая закономерность. Чем ниже социальный статус, тем большим был удельный вес бытового поведения. На вершинах государственно-церковной иерархии быт идеологизировался и превращался в ритуал».

А вот уже со времен Петра Первого все изменилось. Царские реформы задели прежде всего дворянское сословие, и уже область бытового поведения стала выделяться. Лотман называет ее «семиотически насыщенной». Каковы причины? Во-первых, быт, одежда, прически стали считаться символами социального отличия дворян от простого народа. Бытовое поведение становилось субъективным. Во-вторых, люди стали учиться новому бытовому поведению подобно изучению, например, иностранного языка. «Перемещение европейских норм быта в петровскую Россию сопровождалось глубоким функциональным сдвигом: тот самый быт, который на Западе был немаркированный и свой, в России делался маркированным и чужим. Нормой для интимной сферы родного домашнего поведения делалось «чужое», человек становился как бы внешним наблюдателем собственного «у себя», воспринимал то, что в допетровской Руси и на Западе было бессознательным и ненормированным, как теоретически изучаемое по «грамматикам» [Лотман, 2002:240].

Во второй половине XVIII в. была создана новая, европеизированная иерархия поведения, а также была создана новая категория в «поэтике поведения» — стилистика поведения. Это значит, что в рамках одной и той же нормы социального поведения возможна была синонимия жеста, различные способы высказывания одного и того же семантического содержания. Лотман здесь приводит пример: «Н. Макаров вспоминал о П. А. Шипове — вельможе, сохранившем и в начале XIX столетия замашки «века Екатерины», властном хозяине, прозванном «солигаличским императором»: «У него было три формулы обращения с разными лицами. Дворянам, владеющим не менее двухсот душ и более, он протягивал свою руку и говорил сладчайшим голосом: «Как вы поживаете, почтеннейший Мартьян Прокофьич?». Дворянам с восьмидесяти и до двухсот душ он делал только легкий поклон и говорил голосом сладким, но не сладчайшим: «Здоровы ли вы, мой почтеннейший Иван Иваныч?». Всем остальным, имевшим менее восьмидесяти душ, он только кивал головою и говорил просто голосом приятным: «Здравствуйте, мой любезнейший». Но при всех трех родах здорованья ласковая улыбка не сходила с его уст».

На границе XVIII и XIX вв. вырабатывался уже новый тип поведения. Во Франции идеал утонченности и хороших манер сменяется грубостью, сначала республиканца, а затем солдата. Это признак на стремление к понижению значимости поведения.

«Новая структура поведения русского дворянства характеризовалась двумя особенностями. Первая сводилась к стремлению заменить трехступенчатую модель высокого — среднего — низкого поведения единой. Разработанное многообразие жанров сознательно унифицировалось. Это единство могло быть достигнуто на базе «высокой» нормы. Так возникало требование героико-патетического поведения, которое должно было охватывать и государственную, и бытовую сферы» [Лотман, 2002:245].

Нельзя не согласиться со знаменитым исследователем. Действительно, реалии определенной эпохи накладывают отпечаток на социальное поведение людей, прежде всего высших сословий. И поведение это всегда имеет свое значение, определенно что-то означает, ставит свои нормы для других.

Глава 2. Бытовое поведение как особого рода семиотическая

система. Поэтика поведения.

Рассматривая работы Ю.М. Лотмана, посвященные русской культуре, можно сделать вывод, что автор представляет бытовое поведение как категорию историко-психологическую, знаковую систему, то есть своего рода текст, в котором бытовое и бытийное неразделимы.

В данной работе мы обращаемся к нескольким его работам, посвященным исследованию феномена бытового поведения в культуре, потому что Лотман уделял этому вопросу большое внимание, а его работы весьма значимые в области изучения указанной проблематики.

«Бытовое поведение как особого рода семиотическая система - уже такая постановка вопроса способна вызвать возражения. Говорить же о поэтике бытового поведения - значит, утверждать , что определён­ные формы обычной каждодневной деятельности были сознательно ори­ентированы на нормы и законы художественных текстов и переживались непосредственно эстетически.

Чем дальше - исторически, географически, типологически -отстоит от нас та или иная культура, тем очевиднее, что свойственное ей бытовое поведение - вполне специфический объект научного внимания. С этим можно было бы сопоставить и тот факт, что документы, фикси­рующие для определённого социума нормы бытового, обычного поведе­ния, как правило, исходят от иностранцев или написаны для иностран­цев. Они подразумевают наблюдателя, находящегося вне данного социу­ма» [Лотман, 2002:245].

«В каждом коллективе с относительно развитой культурой поведе­ние людей организуется основным противопоставлением:

1) обычное, каждодневное, бытовое, которое самими членами коллектива воспринимается как «естественное», единственно возможное,
нормальное;

2) все виды торжественного, ритуального, внепрактического поведения: государственного, культового, обрядового, воспринимаемого самими носителями данной культуры как имеющие самостоятельное значение.

Первому носители данной культуры учатся, как родному языку, погружаясь в непосредственное употребление, не замечая, когда, где и от кого они приобрели навыки пользования этой системой. Им кажется, что владеть ею настолько естественно, что самый вопрос такого рода ли­шён смысла. Тем не менее, может прийти кому-либо в голову составлять для подобной аудитории грамматики языка бытового поведения - метатесты, описывающие его как «правильные» нормы. Второму типу пове­дения учатся, как иностранному языку, по правилам и грамматикам, сна­чала усваивая нормы, а затем уже, на их основании, строят «тексты пове­дения». Первое поведение усваивается стихийно и невзначай, второе - сознательно, через учителей, и овладение им, как правило, отмечается особым актом посвящения» [Лотман, 2002:238].

Дальнейшее развитие поэтики поведения было связано с выработкой амп­луа. Подобно театральному амплуа человек XVIII в. выбирал себе определенный тип поведения, уп­рощавший и возводивший к некоему идеалу его реальное, бытовое суще­ствование. Такое амплуа, как правило, означало выбор определённого исторического лица, государственного деятеля, персонажа поэмы или трагедии. Данное лицо становилось идеализированным двойником ре­ального человека, : ориентация на него становилась программой по­ведения, а именования типа «Российский Пиндар», «Северный Вольтер», «Наш Лафонтен» делались как бы добавочным именем собствен­ным…

Следующий этап в эволюции поэтики поведения - переход от амплуа к сюжету.

«Бытовое поведение приобретает законченную осмысленность лишь в той мере, в какой отдельной цепочке поступков на уровне реаль­ности может быть сопоставлена повествовательность действий, имею­щих единое значение, законченность и выступающая на уровне кодиро­вания как некоторый обобщённый знак ситуации, последовательности поступков и их результата, то есть сюжет» [Лотман, 2002:240].

Таким образом, сюжетный подход к собственной жизни знаменовал превращение поэтики поведения из стихийного творчества в сознательно регулируе­мую деятельность.

Заключение

Целью нашего исследования было описание поэтики бытового поведения. Можно считать, что мы достигли поставленной цели. Было проанализировано понятия «бытовое поведение», отмечены особенности его функционирования.

Также была рассмотрена литература, описывающая поэтику бытового поведения, в данном случае это наиболее подробная и авторитетная работа Ю.М. Лотмана «Поэтика бытового поведения в русской культуре XIII в.».

Ю.М. Лотман акцентирует наше внимание на том, что в России XVIII в., в мире дворянской культуры, произошла такая трансформация сущности бытового поведения, что оно приобрело черты, обычно этому культурному явлению не свойственные.

Совокупность сюжетов, кодирующих поведение человека в ту или иную эпоху, может быть определена как мифология бытового и общественного поведения, как точно заметил Ю.М. Лотман: «История проходит через Дома человека, через его частную жизнь. Не титулы, ордена или царская милость, а «самостоянье человека» превращает его  в историческую личность».

Список использованной литературы

1. Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведе­ния в русской культуре XVIII века / Ю.М. Лот­ман. История и типология русской культуры. - С.-Петербург; «Искусство-СПБ», 2002. - С. 233-254.

2. Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Сб. под ред. В.Г. Базанова и В.Э. Вацуро. Лд: Изд. «Наука», 1975 г., стр. 25-74.

3. Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции
[К 70-летию Д. С. Лихачёва]. М.: Наука, 1976. 460 с.

6