Сборник стихов самодеятельных поэтов из фронтовых газет для использования в школьных тематических мероприятиях, посвященных Великой Отечественной войне

«Окопная поэзия самодеятельных

поэтов из фронтовых газет»

Сборник стихов самодеятельных поэтов из фронтовых газет для использования в школьных тематических мероприятиях, посвященных Великой Отечественной войне 1941-1945 годов, подготовила

Гребенщикова Лилия Александровна

Материал оформлен заместителем директора по воспитательной работе муниципального бюджетного общеобразовательного учреждения «Гимназия №3 городского округа Дубны Московской области»

Соловьевой Татьяной Ивановной

Дубна 2020год

Аннотация

Сегодня, когда Россия снова выступает за отстаивание интересов на мировой арене, стране как никогда нужны герои, а значит, она должна их получить. И эти позитивные образы должны транслировать педагоги в сотрудничестве с ветеранами Великой Отечественной войны, тружениками тыла, детьми войны. Это будет нескорый и непростой процесс, который уже запущен в России в начале XXI века.

В предлагаемом сборнике собраны стихи самодеятельных поэтов, то есть рядовых бойцов и командиров. Их стихи – не художественные произведения, а волнующие человеческие документы. Как не волноваться, читая стихи, написанные в окопах, траншеях, под огнём противника. Стихи, нередко пробитые пулей, политые кровью и найденные после боя в кармане убитого поэта-бойца. И предавать их стихи забвению, мы не имеем права, хотя они далеко не совершенны. Эти стихи тогда печатали во фронтовых газетах.

Автор сборника - Гребенщикова Лилия Александровна. Она же - руководитель группы участников ветеранско-фронтового десанта. Лилия Александровна имеет высшее педагогическое образование. В школах Тюменской области проработала 41 год учителем математики. В Дубне проживает с 1999 года. С 2005 года член Совета ветеранов Большой Волги и до настоящего времени является председателем комиссии по военно-патриотическому воспитанию молодёжи. В год 60-летия Победы она первой начала работу в школах микрорайона Большой Волги, привлекая к ней участников войны и офицеров запаса. К сотрудничеству привлечено большое число ветеранов и расширяется его тематика. Это и литературно – поэтические композиции для фронтового десанта, и создание веранско-фронтовой агитбригады ансамбля военной песни, и уроки мужества о детях войны, и школьные викторины. Работа не прекращается до настоящего времени, обретая разные формы.

Предложенный сборник – готовые материалы для проведения в школах внеклассных тематических литературных уроков мужества.

Надеемся, что сборник будет одной из тех соединяющих нитей памяти о событиях Великой Отечественной войны, которая будет и дальше напоминать всем ныне живущим о страшных и тяжелых годах войны. Желаем всем, принявшим участие в выпуске сборника «Окопная поэзия!» благополучия, крепкого здоровья, успехов в творческой деятельности и, конечно же, мира!

Сборник рассчитан на массового читателя.

Великая Отечественная война – самое страшное испытание 20 века. Искусство на войне помогало людям в тяжёлые минуты суровых испытаний. Ведь «Стихи и песни на войне сражались наравне с бойцами». Стихи слагали поэты-фронтовики. Они выезжали на фронт. Часто ходили в атаку и погибали.

«Остановясь на полуслове, встаю, бросаю карандаш.

Горит родное Подмосковье. Гудит от выстрелов блиндаж.

Ну что, поэт, бери гранату! Тяни латунное кольцо!

По фронту хлещут автоматы, песок и снег летят в лицо!

Умри, но стой! Назад – ни шагу! Ты эту землю не отдашь!

Здесь штык нужней, чем карандаш».

Но сегодня, в основном, прозвучат стихи самодеятельных поэтов, то есть рядовых бойцов и командиров. Их стихи – не художественные произведения, а волнующие человеческие документы. Как не волноваться, читая стихи, написанные в окопах, траншеях, под огнём противника. Стихи, нередко пробитые пулей, политые кровью и найденные после боя в кармане убитого поэта-бойца. И предавать их стихи забвению, мы не имеем права, хотя они далеко не совершенны. Эти стихи тогда печатали во фронтовых газетах.

первая группа – стихи о женщинах

Ведь во время войны в тылу на их плечи легла вся мужская работа. Они варили сталь, водили трактора и комбайны, поезда и пароходы, ковали оружие, кормили фронт, снабжали всем необходимым нашу армию, они растили де,тей и ждали, ждали своих мужей, сыновей, братьев. и сестер. Ведь сколько погибло молодых девушек так и не познавших мужской ласки и материнской любви!

В той деревне за Красновидово было горя немало видано:

Не вернулся никто с той войны. Ни Ефремовы, ни Королёвы

Только вдовы, вдовы и вдовы. Ни мужья не пришли, ни сыны.

Председатель колхоза - баба. Счетоводом работает - баба.

Лошадей запрягает – баба, на гармошке играет - баба!

Но работали, в общем, неслабо, хорошо даже, можно сказать.

О другом я хотел написать:

Как умели они веселиться, озорницы и мастерицы,

До чего же у бабки Алёны все частушки были солёны!

(Недогонов Алексей)

Увижу я сквозь память опять одно и то ж:

жнут женщины серпами неубранную рожь.

Уже ведут снежинки над полем хоровод,

осенние дожинки, крутой военный год.

Ледок крошится ломко. Колосья в серебре.

Отправлен хлеб для фронта.

Жнут женщины - себе.

Спешат, спешат родные, не надо подгонять;

поклоны бьют земные, глаз некогда поднять.

И мама в зыбком свете жнет, голову склоня,

забыв про все на свете и даже про меня…

(Александр Коренюгин)

Ей было 27, неполных. Внося в избу сибирскую метель,

Она валилась, помню, едва раздевшись, на постель.

Уставши за день несказанно, она шептала, как вчера:

Успеть бы отдохнуть мне за ночь. И затихала до утра.

Мне только после ясно стало им, женщинам, таким, как мать

- Упорным.

Сердце приказало в тылу Отечество спасать.

(Владимир Абрамов)

Женихов моей сестры разбомбили под Ростовом.

Пронеслись над ними с рёвом чёрно-белые кресты

Пушки били у Днестра. Кровью набухала Припять,

От того моя сестра не сумела замуж выйти.

(Евгений Храмов)

Ожидания медленные ночи, может быть, труднее, чем бои.

Я прошу тебя, пиши короче, чтоб скорее письма шли твои!

Что в боях противник уничтожен, что у вас потерь серьёзных нет,

Не пиши мне: раньше или позже я узнаю это из газет.

Как снаряды воют над тобою, надвое раскалывая мрак,

Как земля гудит во время боя, тоже не пиши - я знаю так.

Чтоб не ждать мне месяцами снова длинных писем,

я тебя молю:

Ты пиши всего 4 слова - "Жив, здоров, по - прежнему люблю".

(Валентина Попова)

вторая группа – стихи о детях

Ведь ради детей жила и живёт страна. Женщины старались сберечь детей, хотя всех терзал голод, холод и изнурительный труд.

	Война меня кормила из помойки. Пороешься и что-нибудь найдёшь Как маленькая мышка-землеройка, как некогда пронырливый Гаврош. (Самуил Яковлевич Маршак)
	Отец был ранен, разбита пушка, Привязанный к щиту, чтоб не упал. Прижав к груди заснувшую игрушку, Седой мальчишка на лафете спал. (Константин Симонов)
	И в этом еще не дотлевшем аду, Где горе уже накричалось, Под старой березой у всех на виду Ременная люлька качалась. Играла малиновой медью колец с июньскою синью небесной. И тихо сидел годовалый малец в той зыбке, плывущей над бездной. Нет, он не кричал, ни о чем не молил, ко рту подтянув кулачонки, И ветер, пропахший бедой, шевелил седые его волосенки. (Виктор Кочетков)
	А в море вился дым от парохода, что вез детей подальше от войны. За ним велась кровавая охота, и были взрывы издали слышны. Под "Юнкерсом" носилась тень прямая, сжималась огневая полоса, И дети, ничего не понимая, глядели изумленно в небеса. С широкими от ужаса глазами они еще кричали за бортом, И в тишине солеными слезами оплакивало море их потом... (Иван Парба. Абхазия.)

Я в госпитале мальчика видала. При нем снаряд убил сестру и мать.

Ему ж по локоть руки оторвало. А мальчику в то время было пять.

Он музыке учился, он старался. любил ловить зеленый круглый мяч...

И вот лежит - и застонать боится он знал: в бою постыден плач.

Лежал он молча на солдатской койке, обрубки рук вдоль тела протянув

О, детская немыслимая стойкость! Проклятье тем, кто начинал войну!

(Ольга Берггольц)

третья группа – стихи о животных

Не только страдали люди, но и животные. Лошади (а за полярным кругом – олени) были основной тягловой силой. Они тоже страдали и погибали. А собаки на передовой исполняли роль санитаров, почтальонов, сапёров и даже подрывников. Но, в основном, были ездовые собаки.

Рысцою размеренно-строгой под танковый грохот и гуд

К переднему краю дорогой собачьи упряжки бегут.

С дарами пехотной каптёрки, к солдатам с тридцатой версты

Спешат ездовые шестёрки, неся калачами хвосты.

По зарослям дикой крушины, где минные дремлют поля,

И где не проскочишь машиной - бегут целиною, пыля.

Косматыми ловят ушами орудий чужих голоса

С горячими свежими щами в тележках стоят термоса.

И как бы тут ни было тяжко, добреет любая душа,

Когда подбегает упряжка, отрывисто, жадно, дыша.

Бойцы вспоминают о доме, ссыпая в кисеты табак,

И мягко большие ладони ласкают загривки собак.

Но снова затянуты пряжки добротных постромок. В тылы.

Уходят рысцою упряжки под скрежет немецкой "пилы".

И если их пули не тронут, всю ночь, налегая в ремни,

То хлеб, то табак, то патроны, то раненых возят они.

(Ю. Гордиенко)

Убили лошадь у наших траншей, На фронте это бывает нередко.

Она лежала, а рядом с ней стоял жеребеночек-однолетка.

В глазах его был человечий страх, и детская жалость, и боль немая.

И долго он тыкал в мамкин пах, ни в жизни, ни в смерти не понимая.

И так как воздух вокруг дрожал, а мать отвечать ему не хотела,

он вскинул голову и заржал протяжно, уныло, осиротело.

И долго он ржал сосунок седой, И степь отвечала ему отдаленно, -

Пока не забрали его с собой бойцы проходящего батальона.

(Михаил Матусовский)

Лошади умеют плавать, но не хорошо, недалеко.

«Глория» - по-русски - значит "Слава", - Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый, Океан старался превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами, тыща лошадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи! Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.

Лошади поплыли просто так.

Как же быть и что же делать,

если нету места в лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.

В море синем остров плыл гнедой.

Плыть сперва казалось просто, Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края, На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали, Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их рыжих, не увидевших земли.

(Борис Слуцкий)

четвертая группа – стихи о танках

Если в первую мировую войну основной ударной силой были конница, тачанки, то вторая была «войной моторов», то есть танки, самолёты и так далее.

По утру по огненному знаку пять машин "К.В." ушли в атаку.

Стало чёрным небо голубое. В полдень приползли из боя двое.

Клочьями с лица свисала кожа, Руки их на головни похожи.

Влили водки им во рты ребята, На руках снесли до медсанбата.

Молча у носилок постояли. И ушли туда, где их танки ждали.

(Сергей Орлов)

За высоту на «Н»ом полустанке, не умолкая, шёл жестокий бой.

Снаряд пробил броню на нашем танке, и разорвался в танке под бронёй.

И трое наших замертво упало

Водитель, Ухань ранен тяжело:

Ему по локоть руку оторвало,

и пламенем всю спину обожгло.

Он мог уйти: в бою он честно дрался,

Он выйти мог из боя как герой.

Но истекая кровью, он остался.

Остался Ухань, танк спасая свой.

И на КП привёл машину Ухань.

И увидав друзей своих кругом,

Привычным жестом он донёс до уха руки обрубок стянутый бинтом.

(Политрук Баренбайм)

Ползут "пантеры". Лязг и шум в низине на лугу…

И тут и там: бум-бум, бум-бум бьют наши по врагу.

Пора и мне: я выстрел дал. Гляжу и не пойму:

Ужели сразу же попал? Вертится танк в дыму.

Вот снова в пламени другой, как первый он подбит.

Ещё патрон, и под горой уж третий танк горит.

Окончен бой, с земли я встал. В груди волнение, жар…

И вдруг при всех, наш командир меня поцеловал.

(Старший политрук Ткачёв 1942 год)

Укрытый травою разведчик лежит, над ним - мотылёк-полуночник кружит.

Медведица блещет. И слышит дозор - в лощине рокочет фашистский мотор.

Стальная коробка выходит на холм, и Кулишов к ней осторожно ползком.

Гранату метнул под зелёный металл… Секунда… И танк покачнулся и встал.

С испугу танкисты огонь бортовой открыли по балке, по чаще лесной.

Минуты летели. Стреляли враги. Разведчик снимал под огнём сапоги.

И думал, нахмуривши брови: "Ну что ж, теперь, как видно, от нас не уйдёшь!"

Подкрался. На башню уселся верхом и глиной замазал все щели кругом.

В горячей темнице вояки сидят. Им жутко, им душно, на волю хотят.

Скорее на воздух! Иначе - каюк!

Откинулась крышка и в маленький люк коричневый

шлем показался на миг.

Сапёрной лопаткой взмахнул фронтовик и замер.

В зарницах поблескивал юг. И снова бесшумно открылся тот люк.

Второй людоед поднялся на миг. И снова лопатой взмахнул большевик.

Туманы курились - ждал Кулишов наш, покуда не сдался врага экипаж.

(Майор Евстигнеев)

пятая группа – стихи о пехоте

Это стихи о героях, их подвигах и, конечно, о пехоте.

Бездонные топи, болота, озёра. Зелёная, жёлтая, рыжая мгла.

Здесь даже летать никому не охота

А как же пехота всё это прошла?!

Был слышен над землянкой ветра свист,

Поужинали, но ещё не спали:

И тут нам принесли газеты лист.

Перед коптилкой мы его читали.

Затихла вся подземная квартира,

Прочли мы, потрясённые, о том

Как раненных бойцов и командиров,

Попавших в плен, фашисты жгут живьём.

Им пальцы, руки, ноги отрубают, выкалывают раненым глаза.

И звёзды на груди их вырезают, и рвут на части, к танкам привязав.

Так пусть же помнят диких тигров стаи, что наша ненависть безмерна к ним.

От зверских пыток братья умирают, - мы 10 раз фашистам отомстим.

(Николай Асеев)

Когда отбили мы деревню «N» и заняли горевшее селенье,

Я видел их, попавших к немцам в плен, что обожжённые,

лежали на поленьях.

Их склепом был бревенчатый сарай – свидетель их предсмертной муки.

Здесь лютый враг безумствовал вчера– вывёртывал у пленных руки.

На обнажённой молодой груди, в которой волновались силы,

Звезду кинжалом вырезал бандит, над сердцем, что недавно билось.

Я жду приказ. Я в бой пойду. Клокочет ненависть в груди пожаром.

Как будто мне кровавую звезду над сердцем сделал враг своим кинжалом.

(Юлия Друнина)

Рычал в конуре под горой пулемёт и нас ни на шаг не пускал он вперёд.

А в штабе проверен, продуман приказ: пробиться к восьми, доложить через час!".

Кому-то сегодня идти впереди. Раны, быть может, иметь на груди,

Кому-то придётся упасть и не встать, но полно, ребята, об этом гадать!

Ещё не такую мы знаем беду, и друг мой, негромко: "Я первым пойду

.Дойду, доползу. Доживу до седин. А если заметят - погибну один". Пошёл,подползает к заветному дзоту. Молчи в ожидании, четвёртая рота! Молчи, пусть фашистская пуля свистит. Мой друг к амбразуре добраться спешит.

Вот встал он, как птица готовится к взлёту и грудью на горло, на зев пулемёта.

Вот так: для победы - под выстрелы грудь. О, дерзкое сердце! Нам знаменем будь!

Живи это сердце в каждом из нас! В атаку на подвиг веди, как приказ.

(Лейтенант Лозневой)

Осенние тучи поляну накрыли; холодный дождь моросит.

«Кто может врагов заманить на болото?» - Начальник отряда спросил.

Фашистов встречать топором и берданой - обычай смоленский таков.

И вызвался фрицев в болото упрятать отважный колхозник Титков.

Его партизаны сердечно любили за то, что смекалистым был.

По тропам глухим, от врагов наседавших, не раз он отряд выводил.

Фашисты в деревне пируют и грабят. Повсюду сверкания штыков,

Но смело идёт по знакомой дороге смоленский колхозник Титков.

Схватили его. Привели к офицеру:"Старик, к партизанам ты нас проводи!

Дорогу укажешь - останешься целым.А нет, расстреляем - гляди".

Потомок Сусанина, смелый колхозник, знал в чаще трясинную сеть.

«Куда ты завёл?» «Туда, где захватчикам смерть!»

Осенние тучи поляну накрыли, холодный дождь моросит.

И славным героем останется вечно бесстрашный колхозник Титков.

(Красноармеец Вилланов)

Оно приходит неожиданно - несчастье. В разгаре боя вдруг оборвалась

Оставив штаб отрезанным от части, с большим трудом налаженную связь.

Порвался провод, и умолкли звуки. А немцы - рядом. А немцы тут как раз

«Восстановить! Не медля ни минуты!» - сержанту Новикову отдан был приказ.

И он пошёл окольною тропою. Он понимал, что он - не чародей.

Но в этот час он был властитель боя и храбрый воин Родины своей.

Он отыскал разрыв, он поднял провод. Соединил отдельных 2 конца.

Колючая, певучая, как овод, шмыгнула пуля возле храбреца.

И началось! Запело, засвистело, посыпал густо вражеский свинец.

«Не отступлюсь! Во что бы то ни стало, налажу связь!» - в ответ решил храбрец.

А немцы шли, блестя стальными лбами, сквозь дикую метелицу степей.

Тогда он, стиснув два конца зубами, лежать остался на земле своей.

(С. Васильев)

Нет, не до седин, не до славы я век свой хотел бы прожить.

Мне б только до той вон канавы, полмига, пол мига прожить!

Прижаться к земле и в лазури июльского ясного дня

Увидеть оскал амбразуры и острые вспышки огня.

Мне б только вот эту гранату злорадно поставить на взвод.

Всадить её, врезать как надо, в четырежды проклятый дзот.

Чтоб стало в нём пусто и тихо, чтоб пылью осел он в траву.

Прожить бы мне этих пол мига, а там я 100 лет проживу!

(Павел Шубин)

Неволя его не сломила, не вырвал измены допрос,

И бросил конвой генерала на жгучий тюремный мороз.

Вода обжигала и била, хлестала опят и опять,

Все мысли одна заглушила:

"Стоять! Непременно стоять!"

И, ноги расставив босые, он, сильный и гордый, стоял,

Как будто собою Россию от злобы врагов заслонял.

Он видел родимые дали, в сражениях - Родину-мать,

И губы, мертвея, шептали: "

Стоять, непременно стоять".

Последняя мысль угасала, поток всё хлестал и хлестал,

Холодный сверкающий саван всё туже его пеленал.

Но пыткой, вконец изнурённый, к ногам палачей не упал,-

Стоял ледяною колонной, был мёртвый, но всё же стоял!

(Сергей Щербаков о генерале Карбышеве)

Дверь - настежь. Прикладом - в спину и в фашистский блиндаж,

От кровоподтёков синий, падает наш.

«Кто ты?» - Молчит. "Номер части?" - Ни звука.

"Сколько танков?" - упорная тишина…

И фашист заносит руку: "На!".Тихо. Немыслимо тихо.

Хоть бы услышать шорох часов.Капля за каплей падает на пол кровь.

Палач по столу: "Хватит!" Задыхаясь от гнева, встал:

«Господа, хотите увидеть распятие солдата вместо Христа?».

До стены три шага. Может быть на колени броситься, вымолить жизнь у врага?

Но у сердца на обложке билета - Ленин, совесть большевика.

Шаг. Он длится безжалостно мало. Шаг. Никогда не хотелось так жить.

Шаг. Последний. Больше шагов не осталось. Сердце похолодело: "Держись!".

И пытка над солдатом началась. Ударили о стенку головой.

Мать промелькнула: "Юрочка, мальчик!". "Нет, мама, я гвардии рядовой!".

Стучит молоток. Твёрдость и мука - что перетянет на страшных весах?.

Впиваясь в стену, пройдя сквозь руку, гвоздь ржавеет у всех на глазах. Стучит молоток. И от этого стука в волосах пробивается седина.

"Кто ты?" - молчит. "Номер части?" - ни звука. "Сколько танков?" - упорная тишина. Гнев идёт от роты до роты. От бойца к бойцу обходит фронт.

Вот он поднял стаю самолётов. Вот он бросил армию вперёд.

Гнев - тротил. Нет, он сильней тротила! Он сильней снарядов и гранат!

Пробуждённый с необъятной силой, загорелся гнев в сердцах солдат.

Гнев идёт. Бойцы, однополчане! Вот и наш уже настал черёд!

За Смирнова, за его молчание, в бой! Друзья-товарищи, вперёд!

Мы зубами прогрызём дорогу, если руки перестанут бить.

Мы идём на чёрную берлогу, чтобы жажду гнева утолить.

(Юрий Хавкин)

Стук колес и ветра свист мчится поезд - дым по пояс;

Бледен русский машинист он везет немецкий поезд.

Кровь стучит в его висках, мыслей спутался порядок:

В длинном поезде - войска. и снаряды... и снаряды!

И шумит родная рожь. и вопят поля и пустошь:

«Неужели довезешь? Не допустишь, не допустишь!»

Водокачек кирпичи, каждый дом и каждый кустик -

Все вокруг него кричит: "Не допустишь, не допустишь!"

За спиной наган врага, за спиною смерть... Так что же?

Жизнь, конечно, дорога, но ведь честь еще дороже!

Ветер шепчет: "Погляди, высунься в окно по пояс:

Путь закрыт, а впереди на пути с горючим поезд".

Он с пути не сводит глаз. Семафор, должно быть, скоро.

Вот зажегся и погас глаз кровавый семафора.

Сердце сжалось у него - Боль последняя, немая.

Немец смотрит на него, ничего не понимая.

Но уж поздно понимать! Стрелки застучали мелко.-

Родина... - он шепчет, - мать! И проскакивает стрелку.

Взрыва гром и ветра свист Ночь встаёт в огне по пояс.

Гибнет русский машинист. Гибнет с ним немецкий поезд.

(Иосиф Уткин)

Принесли к врачу солдата только что из боя,

Но уже в груди не бьется сердце молодое.

В нем застрял стальной осколок, обожженный, грубый.

И глаза бойца мутнеют, и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку, разорвал рубашку,

Врач увидел злую рану - сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое, сине-кровяное,

а ему мешает биться острие стальное...

Вынул врач живое сердце из груди солдатской,

И глаза устлали слезы от печали братской.

Это было невозможно, было безнадежно...

Врач держать его старался бесконечно нежно.

Вынул он стальной осколок нежною рукою. И зашил иглою рану, тонкою такою...

И в ответ на нежность эту под рукой забилось.

Заходило в ребрах сердце, оказало милость.

Посвежели губы брата, очи пояснели. И задвигались живые руки на шинели.

Но когда товарищ лекарь кончил это дело. У него глаза закрылись, сердце онемело.

И врача не оказалось рядом по соседству,

Чтоб вернуть сердцебиенье и второму сердцу.

(Семён Кирсанов)

Кружась под "Мессершмитами" с руками перебитыми

Он вёл машину через грязь от Волхова до Кересты,

К баранке грудью привалясь, сжав на баранке челюсти.

И вновь заход стервятника, и снова кровь на ватнике.

И трудно руль раскачивать, зубами поворачивать.

И гать ходила топкая под бешеной трёхтонкою.

И в третий раз, сбавляя газ, прищурился немецкий ас.

Неслась машина напролом, и он за ней повёл крылом,

Блесной в крутом пике блеснул и - раскололся о сосну.

А там… А там поляною трёхтонка шла как пьяная

И в май не перелистанный глядел водитель пристально.

(Павел Шубин)

СТАРИК (о Сталине)

Он с этим именем на фронте и отступал, и шёл вперёд,

Кричит он: "Вы его не троньте!", когда немного подопьёт.

Кричит: "Была война, была разруха, когда б нетвёрдая рука…"

Так разойдётся, что старуха едва отходит старика.

Он хмурым выглядит на завтра. Он как-то сразу весь поник.

Огромнейший на динозавра похожий несколько старик.

Ему должно быть очень плохо - беда со стариком, беда!

Его пора, его эпоха не повторится никогда.

Ему, как всем, сказать бы надо, мол, заблуждался много дней.

Но клятву он давал когда-то и остаётся верен ей.

И совести не замарает, он прав, он честен до конца.

Он стар. Он честно вымирает, я уважаю старика

(Михаил Матусовский)

Кричал отчаянно: - "Не тронь!" Не только лишь от боли.-

«Как я потом возьму гармонь? Одной рукою, что ли?»-

Хирург со шрамом на лице, не внял мольбе страдальца,

Спас на раздробленной руке всего лишь два полпальца.

Вкусив больничные хлеба, пришел всерьез к итогу::

«Какая подлая судьба, уж отняла бы ногу!»

Жена подсела, теребя волос седую прядку:

«Ну, что ты мучаешь себя? К чертям продай трехрядку!» -

Но, не уняв души огонь, он выдохнул: -" Подай-ка!"-

И подала ему гармонь печальная хозяйка.

Испуг мерцал в ее глазах: Ах, как его заело!

И вдруг гармонь в его руках тихонечко запела.

Потом сильней, на все лады, чтоб слышало Заречье,

Что в этом доме нет беды, а у него увечья.

(Виктор Пахомов)

Когда, забыв присягу, повернули в бою два автоматчика назад,

Догнали их две маленькие пули - всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью, а он, шатаясь, побежал вперёд.

За этих двух его лишь тот осудит, кто никогда не шёл на пулемёт.

Потом в землянке полкового штаба, бумаги молча взяв у старшины,

Писал комбат двум бедным русским бабам, что смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям в глухой деревне плачущая мать.

За эту ложь комбата кто осудит? Никто его не смеет осуждать!

(Юлия Друнина)

Взвод на взвод столкнулись и схватились

В бой пошли кинжалы и штыки.

Немцы, словно черти, крепко бились.

Крепче немцев бились моряки.

Рассказало поле роковое.

В битве все до одного легли.

Только немцев вдвое было больше.

А моряки четвёртый бой вели.

(Недоганов Алексей)

В Сибири не было войны, но бесконечны павших списки

В Сибири не было войны, но в каждом парке обелиски

Сибирь, кормившая страну, ждала нас, мучась и печалясь.

Из ста ушедших на войну всего лишь трое возвращались.

В Сибири не было войны, но полнилась Сибирь полками

И лучших воинов страны с тех пор зовут сибиряками.

(Краснов)

Я помню войну не по грохоту пушек

Не по свисту снарядов, летящих в дали.

По голодному детству, без детских игрушек.

Молчаливому горю промозглой избы.

По глазам одноклассников, бедно одетых,

По замёрзшим чернилам и тетрадям из старых газет.

Ну и что говорить? Нам немало досталось.

Дни печали прошли, но тревога в душе почему-то осталась.

(Маргарита Андреевна Кулакова, житель Дубны)

Дымятся трубы. Крематорий. Освенцим. Я, уже развеян,

Лечу на Родину, которой Я и такой, сожжённый, верен

.Граница. Родина. Смоленщина. Ветряк. Речушка. Перевоз.

Седая сгорбленная женщина, Полуослепшая от слёз.

Её морщины словно шрамы. Глаза с извечною мольбой..

Кричу, кричу ей: "Здравствуй, мама!

Я снова дома, я с тобой.

Вновь буду жить под отчей крышей И никуда не пропадать"

А мать меня совсем не слышит, Меня не замечает мать.

Стоит, качается былинкой, Концы платка, прижав к плечу,

А я над нею пепелинкой. Летаю и кричу, кричу, кричу…

(Виктор Пахомов)

И у мёртвых, безгласых есть отрада одна

Мы за Родину пали, но она спасена!

Говорят погибшие:

«Мы все уставы знаем наизусть,

Что гибель нам? Мы даже смерти выше.

В могилах мы построились в отряд

И ждём приказа нового,

И пусть не думают, что мёртвые

Не слышат,

Когда о них живые говорят».

Я преклоню колено у Вечного Огня, ведь каждый, кто погиб, погиб за меня.

Представить бы их всех посмертно к ордену, тех, кто сказали твёрдо, как один:.

Мы можем жизнь отдать за Родину, но Родину за жизнь не отдадим.

Когда же горнист в небесах протрубит, воскреснут все наши солдаты.

Никто из них, верю, не будет забыт и каждый получит награду.

Но память жива и забыть мы не в силах о тех, похороненных в братских могилах,

Оставивших нам дорогое наследство и землю, и небо, и светлое детство.

Мы просим об одном тебя, историк: копаясь в уцелевших дневниках,

Не умаляй ни радости, ни горя. Ведь ложь, она как гвозди в сапогах.

Свершая подвиг в честь родной земли, бойцы Москвы и кузнецы Урала,

Не только настоящее спасли, но будущее мира отстояли.

Товарищ мой, бредущий по проспекту

В немыслимом, трёхтысячном году,

Ведь и от вас тогда мы отвели беду.

Только надо, чтобы поколенью мы сказали нужные слова

Сказкою, строкой стихотворенья,

Всем своим запасом волшебства.

Состав участников ветеранско-фронтового десанта:

Гребенщикова Лилия Александровна

Хорошко Вера Николаевна

Майданова Валентина Михайловна

Меньшинина Нина Алексеевна

Мошева Тамара Васильевна

Яцева Екатерина Николаевна

Болдина Раиса Александровна

Тингаева Валентина Михайловна

22