Слово-символ маска и его роль в смысловой организации художественного текста (сопоставительный анализ на материале поэзии В.Брюсова и Р.М. Рильке)
Проблема лицемерия и лицедейства существует в человеческом обществе с давних времен. Символ маска, являясь общекультурным составляющим, становится в творчестве В. Брюсова и Р.М. Рильке индивидуально-авторским, поскольку приобретает множество новых, оригинальных коннотаций. В результате наблюдаются сходные и отличные черты в изображении маски австрийским и русским поэтами, жившими в одно время и, как считают некоторые исследователи, принадлежавшими к одной поэтической генерации – символизму.
Для понимания символа принципиальным является соотнесение его с содержанием передаваемой им культурной информации. Слово-символ – это своего рода «банк данных», который можно представить в виде семантической спирали, то есть кругов, как бы упрятанных друг в друга и переходящих один в другой. Символ выполняет функцию сохранения в свернутом виде целых текстов и сам способен содействовать формированию, становлению и композиционному развитию художественного текста.
Явление лицемерия, лицедейства возникло и развивалось вместе с человеком. Родившись как некий акт бессловесного ритуала, оно постепенно из необходимости ввести в заблуждение темные силы и умилостивить богов переросло в привычку говорить и делать, скрывая свои истинные намерения. С возникновением речи «маскарад чувств и действий» (т.е. ритуал) превратился в «маскарад слов» (способность людей лгать или недоговаривать). Маска воплощает тот идеальный образ Я, который желают внушить другим и который, таким образом, слывет нашим истинным Я. Иначе говоря, ношение маски – это способ идентификации с тем, что она воплощает.
На становление образа маски в творчестве Брюсова и Рильке повлияло их неприятие того, что они считали суетным, преходящим, ненастоящим: прежде всего, современного буржуазно-индустриального мира, от которого старались укрыться в своем творчестве.
Символика маски у В. Брюсова и Р.М. Рильке интерпретируется неоднозначно, но при этом обнаруживается общая черта: призыв сбросить маски. Целью брюсовского призыва является возрождение, отбрасывающее городского человека, зачехленного в одежду социальных институтов и моральных установлений, к естественной, степной наготе – наготе человека до грехопадения Адама и Евы:
…Мы лжем любовью, словом, взглядом, -
Вся сущность человека лжет!..
Срывай последние одежды
И грудью всей на грудь прильни…
(«Одиночество»)
Для Рильке сбрасывать облики, терять все внешнее, узнавать Вечное в новых обликах и ликовать – это путь Души. В четвертой Дуинской элегии лирический герой сидит перед закрытым занавесом своего сердца и ждет, когда он поднимется, ждет, когда исчезнет все напускное, кажущееся, поверхностное и обнажится, наконец, невидимая суть:
Wer saß nicht bang vor seines Herzens Vorhang?
Der schlug sich auf. Die Szenerie war Abschied...
В брюсовских текстах выявлено употребление лексемы маска в следующих значениях:
- Притворство, скрывающее истинную сущность кого-, чего-либо)[8]:
…Никто не смел ни скорбью, ни любовью
Упиться, как вином пылающим, до дна;
Никто не поднимал с лица холодной маски…
(«Замкнутые»)
…В каждом дне - затаенный гром,
И на все кругом
Новая маска надета…
(«Последние дымы войны»)
…Ах, слишком долго, с маской строгой,
Бродил я в тесноте земной,
Я разучился жить с тревогой,
Я раздружился с широтой!..
(«И снова я, простерши руки…»)
- В стихотворении «Мумия» (1913) значение «гипсовый слепок с лица человека (чаще умершего)» [8] терпит трансформацию: золотой ритуальный слепок с лица умершего, предназначенный для предохранения черт лица от разрушения:
…Я - мумия, мертвая мумия…
Столетья я сплю бестревожно…
Не мучим ни злом, ни усладой,
Под маской на тайне лица…
…Любимая внучка жреца…
Целует недвижную маску…
Выражение под маской на тайне лица в другом стихотворении преобразуется в словосочетание под маской сокровенной, символизирующей смерть, другую жизнь:
…Знаю: там, за этой жизнью трудной,
Снова жизнь и снова тяжкий труд…
Но и там, под маской сокровенной…
Нам останется восторг священный…
(«Это – не надежда и не вера…»)
Таким образом, происходит наращение смысла: перед нами предстает смерть как маска (маска-смерть), а не маска вместо смерти (поскольку смерть – это тайна, скрытая маской), как в стихотворении «Мумия».
В стихотворениях Рильке было выявлено употребление лексемы Maske в следующих значениях:
- hinter der Maske + Gen hinter der äußeren Erscheinung von j-m / etw. [2, 649]:
…Ich will nicht diese halbgefühlten Masken,
lieber die Puppe. Die ist voll...
(„Duineser Elegien“, „Die vierte Elegie“)
Oh sage, Dichter, was du tust?..
Woher dein Recht, in jeglichen Kostüme,
in jeder Maske wahr zu sein?
(„Für Leonie Zacharias“)
- В стихотворении «Der Tod des Dichters», как в стихотворении Брюсова «Мумия», значение «гипсовый слепок» (eine Abbildung eines Gesichts, die durch einen Ausdruck aus Gips hergestellt wird || Totenmaske [2,649]) трансформируется, приобретая парадоксальное звучание – «застывшее в смерти, мертвенно-белое лицо», иными словами Маска Смерти, которая, в отличие от брюсовской Маски Смерти и маски по сути, не является сокровенной, а «нежна и открыта» («zart und offen»):
…O sein Gesicht war die ganze Weite,
die jetzt noch zu ihm will und um ihn wirbt;
und seine Maske, die nun bang verstirbt,
ist zart und offen…
В немецком языке синонимичным выражению «hinter der Maske sein» (носить маску) является причастие verkleidet (sein), буквально означающее «переодетый». Так, в тексте актуализируется категория признаковости маски, в данном случае признак масштабности: маска (скрывает лицо) – одежда/маскарадный костюм (скрывает все тело):
…Dann erst kam der Tänzer.
Nicht der. Genug! Und wenn auch so leicht tut,
er ist verkleidet und er wird ein Bürger
und geht durch seine Küche in die Wohnung…
(„Duineser Elegien“, „Die vierte Elegie“)
Такая актуализация характерна и для лексической среды брюсовских текстов. В стихотворении «К народу» прямое указание на маску несет наряд скомороха: оно выявляется словом личина – синонимом слова маска:
…Ты не признал моего близкого лика –
В пестром плаще скомороха,
Под личиной площадного певца…
Одежда – маска большего масштаба – призвана скрыть не только тело, но и истинную сущность людей, формируя дополнительный смысл ядерной лексемы: кроме Маски Смерти и Маски вместо Смерти появляется также маска на смерти – маска-жизнь, скрывающая омертвелость человеческих душ:
…Раскрыты дневные гробницы,
Выходит за трупом труп…
Пышны и ярки одежды,
В волосах алмазный венец.
А вглядись в утомленные вежды,
Ты узнаешь, что пред тобой мертвец…
(«Замкнутые»)
В образовании смыслового и эмоционального потенциала лексемы маска, расширяющегося до концептуальной модели, свою роль сыграла любовь-ненависть Брюсова к городу.
Для демонстрации авторских коннотаций приведем следующие строки:
…И как кошмарный сон, виденьем беспощадным,
Чудовищем размеренно-громадным,
С стеклянным черепом, покрывшим шар земной,
Грядущий Город-дом являлся предо мной…
(«Замкнутые»)
Здесь предстает своеобразная «глобальная маска». В лирической поэме «Замкнутые» она сближена со «стеклянным черепом» - маской, под которой скрывается жизнь всего земного шара. «Глобальная маска» - не только попытка спрятать разложение мира, но и сама причина разложения, болезнь, одолевающая все на своем пути:
…Заполнив степи, горы, глубь морей,
Весь шар земной, что стал для жизни тесен,
По завоеванной планете всей
Единый Город выступит как плесень.
(«Встав, прошумят и сгибнут города»)
Другим семантическим наполняющим концептуальной модели маска является «притворство, наигранность чувств», «игра лицом без участия сердца»: а) маска дружбы и любви:
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.
(«Посв.***»)
Все оскорбленье: дружбы лживой зов,
Объятья беглые любви обманной…
(«В итальянском храме»)
…dennoch fühlbares Herz
beriet es und richtete:
dass es die Liebe nicht habe...
Werk des Gesichts ist getan,
tue nun Herz-Werk...
(„Wendung“)
б) маска благочестия и веры:
…Молящиеся, в чинном исступленьи,
Кричат псалмы, как стаи хищных птиц…
И пастырь в сюртуке вещает важно: «Amen»…
(«Замкнутые»)
в) маска кротости:
Rühmt euch, ihr Richtenden, nicht der entbehrlichen Folter
und daß das Eisen nicht länger an Hälsen sperrt.
Keins ist gesteigert, kein Herz, weil ein gewollter
Krampf der Milde euch zärter verzerrt...
(„Die Sonette an Orpheus“, Zweiter Teil, IX)
Маска возникает как результат противоречия между внешней красотой и внутренним уродством или, наоборот, внешним уродством (настоящим или в чьем-нибудь восприятии) и внутренней красотой. При обращении к этому образу для Брюсова важно показать движение чувств и мыслей человека (как поэта, так и не-поэта) и его поведение в окружающей обстановке, а для Рильке самоценен сам конфликт – поэзии и прозы жизни, добра и зла, - целью которого является вглядывание, открытие, выявление.
Библиография
Бидерман Г. Энциклопедия символов. – М.: Республика, 1999. – 335с.
Большой толковый словарь немецкого языка. / Langenscheidts Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache. – М.: Морт, 1998. – 1248с.
Брюсов В.Я. Избранные сочинения. / Сост., вступ. статья и примечания А. Козловского. – М.: Художественная литература, 1980. – 574с.
Исаев С.Г. Литературные маски серебряного века (на материале творческих исканий старших символистов) // Филологические науки. – 1997.- №1. – с. 3-13.
Маслова В.А. Символ как стереотипизированное явление культуры. / Лингвокультурология. – М.: Академия, 2001. – с. 95-108.
Rilke R.M. Die Sonette an Orpheus. / Пер., вступ.ст. З.А. Миркиной. – М.-СПб.: Летний сад, 2002. – 61с.
Rilke R.M. Gedichte. / Сост., вступ.ст. В. Куприянова. – М.: Радуга, 2001. – 320с.
Словарь русского языка. В 4-х т. / РАН. Ин-т лингвистических исследований. Под ред. А.П. Евгеньевой. – М.: Русский язык, 1999. – 702с.
470
89 706 
