Статья "Экономические реформы Петра Первого"

Государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение
«Соликамский политехнический техникум»

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ ПЕТРА ПЕРВОГО

Рожкова Екатерина Сергеевна

Соликамск 2017

ВВЕДЕНИЕ 3

1. ОСНОВНЫЕ ШАГИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ЭПОХИ ПЕТРА I 5

1.1 Значение концепции меркантилизма в развитии экономики России 18 века 5

2.2 Расширение старых и основание новых мануфактур 6

1.3 Образование компаний при Петре Первом 13

1.4 Монопольная политика Петровского правительства 16

2. ПОЛОЖЕНИЕ КУПЕЧЕСТВА И КРЕСТЬЯНСТВА В ПЕРИОД ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ ПЕТРА ПЕРВОГО 19

2.1 Оскуднение русского купечества 19

2.2 Тяжесть положения русского крестьянства 25

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 30

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 32

Вокруг имени Петра сложилось немало легенд и стереотипов, прочно впечатавшихся в массовое сознание. Стереотипы эти столь живучи, что и тем, кто пишет о Петре, и тем, кто читает о нем, подчас трудно противиться определениям о нем: «царь-плотник, работник на троне», который «прорубил окно в Европу», «суровый, но справедливый и демократичный, не чета своим преемникам» и т.п. Касаемо реформ, Петр «отражал интересы господствующего класса» и «драл по три шкуры» с трудового крестьянства. В истории в конечном счете важен результат, какими бы путями и средствами он не был достигнут.

Петр был совершенно не похож на своих предшественников, хотя между ними и можно заметить некоторую генетическую связь, историческую преемственность ролей и типов. Петр был великий хозяин, всего лучше понимавший экономические интересы, чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева – сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижный хозяин – чернорабочий, самоучка, царь – мастеровой.

Совершенно бесспорно, что успехи армии Петра на ролях сражений были бы невозможны без серьезных пре­образований в экономике тогдашней России: победное оружие Нотебурга, Полтавы, Гангута выковывалось в кузницах Урала, Тулы, Петровских заводов. Несомненно и то, что в годы царствования Петра в области экономики была осуществлена коренная реформа, имевшая далеко идущие последствия. Можно без преувеличения утверж­дать, что в первой четверти XVIII века в России произо­шел резкий экономический скачок, равный по значению и последствиям индустриализации советского периода. Про­мышленное строительство петровской эпохи проходило в невиданных для того времени темпах: за 1695-1725 годы возникло не менее двухсот мануфактур разного профиля, то есть в десять раз больше, чем было их в конце XVII ве­ка, и это при еще более впечатляющем росте объема про­дукции.

Характернейшая особенность экономического бума в России начала XVIII века заключалась в определяющей роли самодержавного государства в экономике, его актив­ном и глубоком проникновении во все сферы хозяйствен­ной жизни.

Тем самым тема Петровских экономических реформ наиболее интересна. Таким образом, идея данной контрольной работы – раскрытие основных преобразований Петра в экономике страны. Обозначив идею, мы ставим следующие задачи:

• Изучить монографическую и периодическую литературу по теме «Экономические реформы Петра Первого»

• Систематизировать полученные знания по данной теме

• Рассмотреть основные шаги в экономическом преобразовании страны

• Изучить последствия экономических реформ Петра Великого

• Определить значение Петровских преобразований в области экономики

1. ОСНОВНЫЕ ШАГИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ЭПОХИ ПЕТРА I

Господствовавшая тогда в Европе экономическая кон­цепция меркантилизма исходила из того, что основой бо­гатства государства и необходимым условием его сущест­вования является накопление денег за счет активного ба­ланса торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу товаров на свой. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики. Поощрение одних - «полезных», «нужных» видов производства, промыслов и товаров неизбежно вле­кло за собой сокращение, ограничение или даже запреще­ние других - «неполезных» и «ненужных» с точки зре­ния государства.

Концепция меркантилизма предусматривала управле­ние экономикой в соответствии с теми представлениями о богатстве страны и благосостоянии подданных, которые были у политиков, вдохновленных экономистами, сулив­шими обществу процветание. Такой подход подразумевал довольно четкое определение властями путей и средств достижения «общего блага». Среди этих средств были и поощрение, и принуждение, и регулирование экономичес­кой жизни подданных.

Петр, мечтавший о могуществе своего государства, не был равнодушен к идеям меркантилизма и его составной части – протекционизма - поощрения промышленности, производящей товары в первую очередь для внешнего рынка. Идеи принуждения в экономической политике совпадали с общими идеями «насильственного прогресса», которые практиковал в ходе своих реформ Петр.

Но важнее другое - в российских условиях не только и не столько концепция меркантилизма обусловила выбор направления экономической политики, характерной для начала XVIII века. Сильнейшим стимулятором активного, невиданного прежде вмешательства государства в экономическую сферу стало неудачное начало Северной войны, не принесшее ни трофеев, ни новых, богатых, экономичес­ки развитых территорий. Под Нарвой была потеряна вся артиллерия, стало ясно, что нужно чуть ли не заново создавать боеспособную армию. Многочисленные мануфактуры, преимущественно оборонного значения, стали стро­ить не руководствуясь абстрактными представлениями о необходимости поощрения промышленности или расчетом получить доходы, а оказавшись перед лицом жестко детерминированной необходимости обеспечить армию и флот оружием, боеприпасами, обмундированием. Тонкий ручеек поставок через Архангельский порт не мог удов­летворить растущие потребности страны в разнообразных товарах. К тому же, начав войну со Швецией, Россия лишилась основного источника поставок скандинавского вы­сокосортного железа, шедшего на изготовление оружия, и вообще оказалась фактически в экономической изоляции.

Именно возникшая после «нарвской конфузии» 1700 года экстремальная ситуация предопределила характер, темпы и специфику промышленного бума, развернувше­гося лихорадочного строительства. Исходя из четко осознанных интересов обороны, государство Петра выступило инициатором необходимой в тех условиях индустриализации. Обладая огромными финансовыми и материальными ресурсами, правом неограниченного пользования землей, ее недрами и водой, государство взяло на себя регулирование всего, что связано с производством, начиная от раз­мещения предприятий и кончая номенклатурой необходи­мой продукции. То же происходило и с торговлей. В сис­теме созданной при Петре государственной промышленности и торговли возникли и последовательно отрабатыва­лись принципы и приемы административного управления экономикой, чего ранее в таких грандиозных масштабах не знала российская история.

Конечно, уже в XVII веке существовали и государст­венные монополии, и приказы занимали важнейшее место в развитии промыслов, торговли и промышленности, но для допетровской России такие глобальные масштабы и глубина проникновения государства в сферу экономики ни в коей мере не характерны.

В годы Северной войны государственное предприни­мательство развивалось в двух направлениях: во-первых, активизировалось производство в старых промышленных районах за счет расширения существовавших и строи­тельства новых предприятий и, во-вторых, создавались новые районы промышленного производства. Важно отме­тить, что вновь строились прежде всего предприятия ма­нуфактурного типа - наиболее передовые в то время. Применение разнообразных инструментов и орудий, раз­деление труда, довольно развитая специализация профес­сий обеспечивали достаточно высокую по тем временам производительность труда на мануфактурах по сравнению с ремесленными мастерскими. Строго говоря, мануфак­турное производство появилось задолго до петровской индустриализации и уже в XVII веке поставляло различные товары на внутренний рынок. Однако подлинный перелом в промышленности страны наступил только с началом петровских преобразований.

Оба пути развития государственного предпринима­тельства, активизация старых промышленных районов и создание новых, особенно отчетливо прослеживаются на примере металлургии, основы военного могущества. Казна вложила огромные средства в расширение выпуска железа, пушек, оружия в районах традиционного произ­водства - в Карелии, в Воронежско-Тамбовском крае, в Центре. Здесь в сжатые сроки строились новые заводы, расширялись старые, нередко отобранные у тех предпринимателей, которые были не в состоянии оперативно справиться с огромными заказами казны. Отчетливо вид­но, что если Липецкие заводы были «привязаны» к строительству флота в Воронеже, то потребности военно-морс­кого строительства в Петербурге и Приладожье удовлет­ворялись за счет Олонецких заводов, работавших хотя и на плохой руде, но зато находившихся вблизи театра во­енных действий. Особую роль сыграл Урал, где в крайне сжатые сроки был построен целый металлургический комплекс. Нельзя представлять себе Урал допетровского времени как дикую страну, безлюдную и неосвоенную. К концу XVII века там было немало мелких промыслов и кузниц, были известны и многие крупнейшие месторождения, предпринимались и попытки, правда, неудачные, строительства мануфактур. Иначе пошло дело, когда, подчиняясь воле Петра, за про­мышленное развитие Урала взялось государство. Уже ле­том 1696 года Сибирский приказ предписал воеводе Верхотурья заняться поиском железной руды. Инициативным исполнителем воли Петра стал начальник-судья Си­бирского приказа А. А. Виниус, который сам участвовал в обследовании богатств Урала. Наиболее подходящим было признано богатейшее месторождение железной руды на берегу Тагила, так называемая Магнитная гора, а «среди горы пуповина чистого магнита». Вернувшись из-за границы в августе 1698 года, Петр почти сразу же распорядился приступить к строительству там металлурги­ческого завода.

«А для того заводу указал великий государь взять доб­рых и нужных мастеров, доменного с подмастерьем, в мо­лотовую два или три человека, да мехового доброго масте­ра, да которой бы был искусен лить пушки и гранаты большие и малые, а иного чтоб сталь и уклад делал, одно­го человека угольника. А тех мастеров взять з железных тульских, каширских, Ярославца Малого, с Ыгоцких, с Павловских заводов, и тех мастеров по зимнему пути сего 207 году послать на Верхотурье, и там угодные места велел осмотреть. А приставить к тому де­лу с Верхотурья добраго сына боярского и грамотного, которого бы с такое дело стало».

В этом указе отчетливо прослеживаются методы созда­ния новых мануфактур при Петре, когда активно исполь­зовался опыт действовавших предприятий, а лучшие мас­тера переселялись под ведение местной администрации на новое место. Кроме того, петровские резиденты в Западной Европе активно приглашали иностранных горных специалистов и металлургов, охотно ехавших в Россию из Германии, Англии и других стран.

Основание завода на Урале было делом трудным, и первый чугун пошел из первой домны Невьянского заво­да лишь 15 декабря 1701 года. Это было выдающееся со­бытие: рождение знаменитой уральской промышленности, без которой трудно представить себе экономику России. 8 января 1702 года из этого чугуна было изготовлено пер­вое железо, не имевшее себе равных по своим физическим свойствам ни в России, ни за границей.

Чуть раньше был основан Каменский, в 1702 году - Уктусский, а в 1704 году - Алпатьевский заводы. С 1702 по 1707 год наряду с действовавшими были построены ме­таллургические заводы в Олонецком крае, в Устюжне, на Белоозере, а также в Воронежском крае (Липецкие заво­ды). Не менее одиннадцати заводов, основанных казной, буквально за пять лет резко изменили обстановку в тяже­лой промышленности, обеспечив страну железом. Мощная металлургическая база позволила расширить и металлообрабатывающее производство, точнее - оружейную промышленность. В Туле, славившейся своими оружейника­ми, в 1712 году был основан большой оружейный завод, а в 1721 году появился такой же Сестрорецкий.

Петр энергично взялся и за создание мануфактур в легкой промышленности. В 1696-1697 годах переводчик Посольского приказа А.Кревет основал в Преображенс­ком, на берегу Яузы (с использованием силы ее воды), казенный Хамовный двор - мануфактуру по производст­ву парусины, требования на которую с началом строи­тельства флота были огромны. Как всегда, Петр спешил. 2 мая 1697 года он послал из Либавы Кревету коротень­кую и выразительную записку: «Рак! не забывай мельни­цы, да ткачей, а мы поедем отсель сегодни в Кюнинсберг морем». Кревету было поручено построить лесопильную мельницу и нанять ткачей на Хамовный двор из-за грани­цы. Нанимались и русские ткачи из московской Кадашев­ской слободы, где ткацкий промысел имел давнюю тради­цию. К началу XVIII века Хамовный двор уже работал на полную мощность, поставляя для Адмиралтейства пару­сину. К 1719 году Хамовный двор представлял собой ог­ромное предприятие, на котором работало свыше 1200 специалистов и рабочих.

В начале XVIII века в Москве был построен Канатный двор, мануфактура по изготовлению корабельных снас­тей, а также Кожевенный и Портупейный дворы, обеспе­чивающие армию амуницией и седлами. Тогда же казной было освоено и производство шляп для армии. Для это­го построили в Москве Шляпный двор, который действо­вал до 1710 года, когда шляпы были исключены из обмундирования русской армии и заменены треуголками. В на­чале века лихорадочно возводились, преимущественно в Москве и Петербурге, и другие казенные мануфактуры: бумажная, пуговичная, чулочная, суконная, полотняная. Особое место среди них занимал Суконный двор в Моск­ве - первое крупное текстильное производство «для дела немецких сукон», шедших в подавляющем большинстве на нужды армии, которой требовались десятки тысяч камзолов, кафтанов и епанчей. Текстильные мануфакту­ры в Москве, Казани, Липецке работали как на импортной, так и на отечественной шерсти, для чего с 1710-х го­дов были организованы в южных уездах овчарные заводы. Наиболее значительная полотняная мануфактура, Екатерингофская, действовала в Петербурге. Казна была инициатором и других производств - стекольных, зер­кальных, силикатных, кожевенных, шпалерных и т.д.

В организации промышленности, особенно в первые годы XVIII века, государство с максимальной полнотой ис­пользовало все свои преимущества. Централизованное уп­равление позволяло оперативно и рационально определить район размещения, масштабы производства, способы обеспечения его всем необходимым. Местным властям предписывалось всемерно содействовать строительству предприятий в кратчайший срок. Строительство заводов (особенно металлургических) требовало огромных средств, которыми не располагал ни один частный предприниматель или ростовщик. Эти средства легко нашлись в казне, еще не истощенной войной и сумевшей постепен­но усилить давление налогового пресса на податное население.

В образовании и деятельности первых крупных госу­дарственных мануфактур, какого бы профиля они ни бы­ли, прослеживаются сходные черты. Предприятия осно­вывались с оптимальным приближением к источникам сырья, на их строительстве использовали дешевый труд местного населения, из него же набирали низкооплачива­емых неквалифицированных рабочих. Для организации производства привлекали опытных специалистов, как русских, так и иностранцев. Сходство было и в обеспече­нии мануфактур техникой, сырьем, часть которого заку­палась за границей, и в сбыте готовой продукции, которая в значительной степени шла на нужды казны, для чего, собственно, и создавалась мануфактурная промышлен­ность при подготовке и в начале Северной войны.

Важным начинанием петровского правительства была практика передачи государственных мануфактур частным владельцам или чаще целым компаниям, которые специально создавались для этого. Еще в 1702 году Невьянский металлургический завод был передан Никите Демидову, зарекомендовавшему себя в глазах Петра как хваткий делец и умелый организатор металлургического и оружейного дела. И надо отметить, что вчерашний тульский кузнец не подвел царя, расширив производство и увеличив поставки в казну высокосортного уральского железа. Но долгое время случай Демидова был исключением из правил, следствием особого расположения царя, передавшего предпринимателю доходный завод со всем оборудованием, материалами и продукцией, а затем предписавшего к нему целые волости уральских крестьян.

Лишь со второй половины 1710-х годов правительство признало полезность передачи государственных предприятий в частные руки. Новые владельцы получали от государства различные льготы. Например, беспроцентная ссуда на несколько лет, право зачисления в компанию любого предпринимателя, беспошлинная продажа товаров, высокая (по сравнению с обычной) цена при покупке товара казенным ведомством. К этому нужно еще добавить, что существенную помощь предпринимателям оказывал утвержденный в 1724 году Таможенный тариф, облегчавший вывоз за границу продукции отечественных мануфактур и одновременно затруднявший (с помощью высоких пошлин) ввоз идентичных иностранных товаров.

Все эти меры поощрения торговли и частного предпринимательства свидетельствуют о том, что в конце Северной войны в экономической политике самодержавия произошли коренные перемены и наступил своеобразный «нэп» с характерными для него принципами большой экономической свободы. Но это иллюзия, которая быстрая развеивается, когда мы пристальнее вглядываемся в факты.

Еще 18 января 1715 года был издан указ, определивший политику в легкой промышленности (точнее – в суконном деле). Он провозглашал: «Завод суконной размножать не в одном месте, так, чтоб в 5 лет не покупать мундиру заморского, а именно: чтоб не в одном месте завесть, и заведчи, дать торговым людям, собрав компанию, буде волею не похотят, хоть в неволю, а за завод деньги брать погодно с легкостью, дабы ласковей им в том деле промышлять было. В этом коротком указе – суть всей петровской промышленной политики последних лет. По-прежнему, как и в начале Северной войны, главной целью оставалось самообеспечение армии и страны промышленными товарами. Но теперь Петру открылся новый путь решения этой задачи – создание торговых и промышленных компаний: раз они сыграли такую положительную роль в экономической жизни западноевропейских стран, значит, должны быть и у нас.

Не исключено здесь сильное влияние проекта русского представителя в Англии Федора Салтыкова «Изъявления прибыточныя государству» (1714 год), некоторые положения которого Петр использовал как основу для указов. В главе «О бумажных заводах» Салтыков писал: «А те заводы велеть заводить во всех губерниях купецкими людьми, собрав из них несколькое число в компании и от них к тому учинить складку, смотря по пропорции пожитков их, которым потом чтоб прибытки были по пропорции складов их, понеже купцы лучше станут иметь прилежность и надзирательство для своих прибылей». Подобные же компании, поглядывая на знаменитые французские, голландские и английские Ост- и Вест-индские компании, приносившие огромные барыши, Салтыков предлагал учредить и в России.

Компании прельщали Петра не только широкими возможностями организации дела, требующего объединения капиталов нескольких предпринимателей, но и тем, что они составляли своеобразную общину, члены которой, отдав свои капиталы в общий котел, были связаны круговой порукой и несли общую ответственность перед государством. Государство было заинтересовано в организации компаний, потому и появилась в указе фраза: «буде волею не похотят, хотя в неволю» - насилие оставалось, как мы увидим и дальше, непременным составным элементом петровского «нэпа».

Важно отметить, что организатор и руководитель компании оказывался как бы на службе у государства и, часто имея, подобно Демидову, чин «комиссара», мог включить в нее даже тех, кто этого не желал. Отказ от вхождения в компанию и предоставления своего капитала, а также добровольный выход из нее могли привести к серьезным неприятностям. В указе от 17 февраля 1720 года об образовании одной из компаний говорилось, что те из компанейшиков, которые, «видя такую его величества милость и для умножения и произведения оной фабрики и нерадением своим, или не хотя его величеству и государству в том показать прибыли, и в ту компанию по учиненному между ими письменному обязательству собственных денег класть, также радения и трудов во оном деле показывать не станут», могли быть сначала оштрафованы руководством компании, а потом попасть в тюрьму при Берг-Мануфактур-коллегии, осуществлявшей общий надзор.

В последнее десятилетие царствования Петра передача мануфактур компаниям и частным владельцам вошла в широкую практику, однако, передаче подлежали в первую очередь наиболее убыточные для казны предприятия.

Поощряя частное предпринимательство, делая «послабления» купцам и промышленникам, государство вовсе не собиралось устраняться из экономики. К концу Северной войны мы имеем будто новую редакцию прежней политики: если раньше воздействие государства на экономику осуществлялось насильственным путем через систему запретов, монополий, пошлин и налогов, прямого участия казны в торгах и промыслах, то теперь, когда оправдывающая этот диктат экстремальная ситуация осталась позади, вся сила тяжести была перенесена на создание и деятельность административно-контрольной бюрократической машины, которая с помощью уставов, регламентов, «привилегий», отчетов, проверок могла направлять экономическую жизнь через тщательно продуманную систему своеобразных шлюзов и каналов в нужном государству направлении. Для руководства этим процессом и были созданы специальные коллегии.

Нет оснований думать, что в последнее десятилетие Петр намеревался ослабить жесткую административную узду на экономике или, грубо говоря, неосознанно способствовал развитию капиталистических форм и приемов производства, получивших в это время широкое распространение в Западной Европе. Суть происшедшего состояла в смене не принципов, а акцентов промышленно-торговой политики.

Внимательно вчитавшись в условия передачи мануфактур, можно понять, что компания не обладает правами настоящего владельца капиталистического предприятия. Она осуществляет лишь вариант своеобразной аренды, условия которой четко определяются государством, имеющим право их изменить, вплоть до возвращения в казну отданного завода и даже конфискации построенного на своем «коште». Государство гарантирует предпринимателю владение его же собственным заводом лишь до тех пор, пока тот «будет в добром состоянии», то есть будет бесперебойно поставлять в казну необходимую продукцию. В противном случае предприятие могло быть конфисковано.

Именно своевременное выполнение казенных заказов было главной обязанностью предпринимателя. И только излишки сверх того, что сейчас называется госзаказом, он мог реализовать на рынке. Частное предпринимательство было, таким образом, жестко привязано к государственной колеснице системой государственных заказов преимущественно оборонного значения. С одной стороны, это, конечно, обеспечивало стабильность доходов мануфактуристов, которые могли быть уверены в том, что казна гарантирует сбыт продукции, но, с другой стороны, это закрывало перспективы технического и другого совершенствования, резко принижало значение конкуренции как вечного движителя предпринимательства. Вот почему впоследствии тщетны оказались попытки внести усовершенствования в примитивное производство, ибо заинтересованности в его расширении и развитии при стабильности заказов и сбыта через казну не было. Многочисленные льготы для части предпринимателей работали в том же направлении, так как означали насильственную ликвидацию конкурентов.

Создание собственной промышленности государство сочетало с организацией собственной торговли, главным образом для получения прибыли с ходовых товаров внут­ри страны и вывоза за рубеж таких товаров, которые бы дали государству деньги на покупку кораблей, оружия, сырья для промышленности. Государство захватывало торговлю самым примитивным, но очень эффективным способом, введением монополии на заготовку и сбыт оп­ределенных товаров как внутри страны, так и вне ее.

Одной из первых была введена монополия на соль. Указом от 1 января 1705 года провозглашалось: «На Москве и в городах, у всяких чинов людей, соль описав, продавать из казны, а у продажи быть выборным головам и целовальникам добрым, за выборами, а над ними смот­реть бурмистрам, а впредь соль ставить в казну подрядом, кто похочет. А почему по подряду по истинной цене на месте станет, продавать вдвое...». Установление монопо­лии на этот один из важнейших продуктов, как видим из указа, означало для потребителей увеличение его цены вдвое, то есть государство хотело не просто прибрать к своим рукам прибыльную отрасль, но и получить добавочную 100-процентную прибыль. По данным Н. И. Павлен­ко, введение государственной монополии на табак в том же 1705 году привело к росту прибыли государства на 800%.

Особое значение приобрела монополия на продажу то­варов за границу. Введение «заповедных» товаров прак­тиковалось и в XVII веке, но при Петре это приобрело ог­ромные масштабы, охватило практически все виды това­ров, которые русские купцы продавали иностранцам в Архангельске или сами везли за границу через другие порты и пограничные города. Среди товаров, взятых в казенную торговлю, были: юфть, пенька, лен, льняное се­мя, хлеб, щетина, смола, поташ, смольчуг, икра и рыбий клей, мачтовое дерево, лосины, ревень, сера-живица, са­ло, воск, парусное полотно, железо.

Монопольную политику петровского правительства не следует упрощать. Наряду с товарами, остававшимися из­древле в монополии государства, и товарами, при Петре попавшими на длительное время в число «заповедных», было немало таких, монополия на которые объявлялась ненадолго, а затем отменялась. Ряд товаров казна продавала, не запрещая это делать и купцам, но оставаясь при этом особо привилегированным «купцом» с правом перво­очередности скупки сырья и реализации товаров на рын­ке. Сырье часто поступало в виде натуральных налогов с крестьян (пенька, лен и др.), готовая продукция постав­лялась частными предпринимателями в казну по установ­ленным государством ценам (сейчас бы это назвали госза­казом). Иногда купцам запрещалось делать закупки до полного удовлетворения запросов казны, иногда «заповед­ными», то есть закрытыми для купцов, объявлялись некоторые районы, производящие сырье.

Участие казны в торговле, приобретшее при Петре ог­ромный размах, неизбежно вело к ограничению, регла­ментации торговой деятельности русских купцов, имело следствием расстройство, дезорганизацию товарооборота, удушение свободного, основанного на рыночной конъюнктуре предпринимательства. Само собой разумеется, что государственные чиновники сами не торговали, торгов­ля отдавалась на откуп одному или нескольким купцам; продажа товаров, таким образом, монополизировалась конкретным откупщиком, выплачивавшим в казну,,(сразу или по частям) сумму денег, которую он, конечно, стре­мился с лихвой вернуть себе за счет потребителя или по­ставщика сырья, тем самым душа своих возможных при свободном рынке конкурентов.

Основные товары, шедшие на экспорт, попадали в ру­ки иностранцев, имевших обширные деловые связи на За­паде. В переписке Петра и Сената часто встречаются име­на А. Стейлса, И. Люпса, К. Гутфеля, Е.Меера, X. Бранта и других монополистов по продаже русских товаров на европейских рынках и закупке нужных России товаров. При всем патриотизме Петра он был вынужден идти на это, отсутствие русского торгового мореплавания, нала­женных связей на европейском рынке, опыта торговли, острая потребность в деньгах вынуждали прибегать к за­падным посредникам, не остававшимся, конечно, внак­ладе.

1. ПОЛОЖЕНИЕ КУПЕЧЕСТВА И КРЕСТЬЯНСТВА В ПЕРИОД ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ ПЕТРА ПЕРВОГО

Петровская эпоха была вообще тяжелейшим временем для русского купечества не только из-за негативных последствий введения монополий на ряд товаров, торговля которыми столетия давала возможность многим торговым домам, фамилиям купцов обогащаться. В годы Северной войны возросло количество различных служб купечества, отрывавших его от торговли и принуждавших выполнять (под свою материальную ответственность) обязанности в городском управлении, «у приема казенных денег», «у винной и соляной продажи», в таможнях. Введение но­вых налогов автоматически означало, что у купечества по­являлась новая служебная обязанность - «состоять при Сборах» этого налога. К этому нужно добавить, что нало­ги, прямые и косвенные, возрастали в ходе Северной войны не только в деревне, но и в городе. Горожане, купцы и ремесленники, поставляли подводы, лошадей, провиант, в их домах годами жили на постое солдаты и офицеры. К тому же все выплаты и повинности раскла­дывались в посадах «по животам», то есть в соответствии с благосостоянием каждого жителя. Это означало, что ос­новная тяжесть платежей падала на плечи наиболее сос­тоятельных купцов, что, конечно, мало способствовало росту купеческих капиталов.

Государственные монополии, налоги и повинности - это были силовые средства, примененные петровским го­сударством для получения максимально крупных сумм денег для решения своих задач. Такую же цель преследо­вали и другие действия Петра в области торгового предпринимательства, которые следует рассматривать как крайне негативные и разрушительные для торговли и ку­печества. Чего стоит только насильственное сколачивание компаний, установление твердых закупочных (как прави­ло, заниженных) цен на товары, поставляемые купцами и промышленниками в казну. Эти товары могли затем реализовываться государством на внутреннем или внешнем рынке по так же волюнтаристски установленным завы­шенным ценам.

В 1713 году был издан указ, внесший на многие годы смятение в умы русских предпринимателей. Он запрещал вывозить в Архангельск из внутренних районов главные товары русского экспорта - пеньку, юфть, щетину, по­таш и т. д. Эти товары должны были направляться в Пе­тербург, новый порт на Балтике. Понятны расчеты и желания инициатора этого указа Петра. Он исходил из очевидных для него представлений: Петербург географически и климатически более удобен для торговли с Европой, он ближе и для западноевропейских купцов, чем стоящий за три моря Архангельск. Однако волевое реше­ние Петра, основанное на логике и искреннем желании поскорее сделать Петербург «вторым Амстердамом», не встретило поддержки в среде русского, да и иностранно­го купечества, торговавшего с Россией, ибо это решение ломало традиционные направления грузопотоков. С пред­принимательством в Архангельске были связаны опреде­ленные преимущества, традиции, разрушать которые, во избежание потери доходов, было опасно.

Да, путь от Москвы до Архангельска был дольше, чем путь до Петербурга, но он проходил по проторенной, об­житой дороге, по полноводным рекам, по берегам кото­рых жили люди, работавшие на северную торговлю. Да, Петербург был в два раза ближе к Европе, чем Архангельск, но что ждало купца, преодолевшего тяжелый, неблагоустроенный путь в стоящую среди болот новую сто­лицу? Отсутствие жилья и торговых помещений, дорого­визна жизни, нехватка рабочих рук, посредников, складс­ких и перевалочных пунктов - всей инфраструктуры, без которой не может существовать торговля. Вот что ожи­дало купца в «парадизе», где хорошо было только царю.

Далее. На дворе шел 1713 год. Балтийское море конт­ролировалось шведами. Русский флот не только сопро­вождать, конвоировать корабли, но даже выходить из Кронштадта в открытое море боялся. Да и западные шкипера предпочитали риску нежелательной встречи в Бал­тике со шведским капером риск встречи со льдами в Бе­лом море на пути к Архангельску. А шведы, разумеется, не намеревались предоставить своему врагу возможность свободного плавания по Балтийскому морю.

Но Петр был неумолим. И хотя он в дальнейшем не­сколько смягчил ограничения, налагаемые на архангельс­кую торговлю, все же льготные, «парниковые» условия для Петербурга сохранялись длительное время и были за­креплены в 1721 году указом, согласно которому пошли­ны на товары, продававшиеся в Архангельске, устанавли­вались на треть выше пошлин на те же товары при прода­же в Петербурге.

Разумеется, Петербург со временем действительно стал первым портовым городом России. Но это произошло много позже Ништадтского мира 1721 года, после многих событий, превративших страну в могучую Российскую империю. Но в той конкретной обстановке 1713 года указ Петра был серьезным ударом по торговле и благосостоя­нию русского купечества, а также населения всего рус­ского Севера. В 1726 году в одной из правительственных записок было откровенно сказано: «Тягость в переводе и в пресечении купечества к городу Архангельскому паче всех чувствуют поморские крестьяне... понеже и в доброе время у них хлеба мало родится, и крестьяне тамошние больше кормились извозом у города, на Вологде и в Ярославле, и в других тамошних местах всякою работою, и тем подати оплачивали, отчего ныне всего лишены». Примерно в то же время посадские Вологды сообщали в своей челобитной: «Им, вологжанам, посадским людям, в 1722 году от пресения к городу Архангельскому торгов, отпус­ку на Вологде судов и снасней погибло многое число и учинилось великое разорение».

Но этими мерами поощрения петербургской торговли Петр не ограничился. Он решил создать петербургское купечество теми же средствами, какие использовал в сво­ей политике весьма часто, то есть принуждением, насили­ем. После 1711 года было опубликовано несколько указов о принудительном переселении в Петербург нескольких тысяч купцов и ремесленников из крупных и мелких го­родов России. В указе 1717 года, подтверждающем подоб­ные постановления, говорилось, что купцов, «ныне выб­рав, выслать их с женами, и с детьми в Санкт-Петербург безсрочно; а выбирать их в городах земским бурмист­рам и выборным людям меж собою самим, как из перво­статейных, так и средних людей добрых и пожиточных, которые б имели у себя торги и промыслы, или заводы какие свободные, а не убогие были б, не малосемейные, и тот выбор учинить им без всякого послабления, не обходя и не норовя никому ни для чего...» Всякие попытки обой­ти закон пресекались. Указ предписывал «некондицион­ных» переселенцев заменить другими: «...а которые ку­пецкие и ремесленные люди из губерний в Санкт-Петер­бург на житье высланы и против челобитья их, по розыс­кам, явились одни из них старые, а другие - скудные и одинокие, а первостатейные обойдены, и вместо тех выб­рав иных - добрых, по тому ж выслать в Санкт-Петер­бург немедленно».

Принудительные переселения Петр практиковал и в отношении других слоев населения. Нужно ли подробно останавливаться на том, что не менее 40 тысяч крестьян со всей страны ежегодно били сваи и строили дома и укрепления новой столицы, умирая в своих землянках от тяжелого труда, недоедания и болезней. Переселялись и дворяне, обязанные построить дома в Петербурге. Но для купечества переселение было особенно болезненным, разорительным делом: торговля опиралась на связи, дело­вые отношения, каждый торговый дом имел свой профиль и район торговли. С переселением эти связи рвались, конъюнктура торговой деятельности на новом месте менялась в худшую сторону.

Это все лишь часть политики не­щадной эксплуатации купеческого капитала самодержав­ным государством, стремившимся за счет купечества и его профессионального дела - торговли быстро добыть деньги и товары для решения своих грандиозных планов. Монополии, службы, повинности, переселения, искус­ственные ограничения торговой деятельности разного ро­да - все это не прошло даром для русских купцов: исто­рические материалы свидетельствует о значительном ра­зорении наиболее состоятельной группы купечества, так называемой «гостиной сотни», «гостей».

Исследование А. И. Аксенова по генеалогии московс­кого купечества убедительно свидетельствует, что «вплоть до конца XVII века шло некоторое увеличение количества гостей, а в первые полтора десятилетия XVIII века - рез­кое сокращение». Если в 1705 году «среди гостей насчи­тывалось 27 фамилий (собственно гостей было, естествен­но больше, поскольку в ряде родов было несколько пред­ставителей в этом звании), то в 1713 году в качестве «на­личных» московских «гостей» числилось только 10».

Причины «оскудения» самой состоятельной прослойки русского купечества - в ликвидации традиционных видов торгов и промыслов после введения многочисленных госу­дарственных монополий, а также быстрый рост налогов. Как считает исследователь, за редким исключением имен­но в петровскую эпоху богатейшие московские дома-фир­мы были разорены, по «гостям» в этот период был нане­сен сокрушительный удар. Даже те немногие из них, по­томки которых как будто заняли прочное положение, испытали это на себе. Поэтому, несмотря на внешнее благополучие, роды Филатьевых, Чирьевых и другие медленно, но неуклонно приходили в упадок в середине XVIII ве­ка».

Этот вывод повторяет наблюдения, сделанные ранее Н, И. Павленко по всей совокупности «гостиной сотни»:

К 1715 году из 226 человек только 104 сохранили торги и промыслы, причем 17 представителей верхушки торгово­го мира «изменили сословную принадлежность, прекра­тив занятия торговлей и промыслами: одни оказались в денщиках, другие - в подьячих, пятеро угодило в солда­ты, а 6 человек обрели пристанища в монастырских Кельях». Важно и то, что Павленко указывает глубинные истоки происшедшего: основой богатства купцов был ссудный и ростовщический капитал, находившийся в постоянном обороте. У очень состоятельного купца деньги находились в непрерывном движении, так что «за фаса­дом процветания торговых фирм скрывалось их неустойчивое положение, обусловленное огромным удельным ве­сом в оборотах ссудного и ростовщического капита­лов». Иначе говоря, такой капитал был необычайно «хрупок», зависим от изменений обстановки, конъюнкту­ры торговли. Грубое вмешательство петровского государ­ства в сферу торговли в значительной степени разрушило и без того неустойчивое равновесие финансового стержня частной торговли, что и привело к упадку цвета купечест­ва России.

Не было, таким образом, преувеличения в утвержде­нии авторов регламента Главного магистрата 1721 года, писавших, что русские «купецкие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком приз­рении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось и уже то есть не без важнаго государственно­го вреда».

Да, обеднение и упадок некогда богатейших купечес­ких фирм, разорение городов, бегство их жителей - это и была та высокая цена, которую заплатили русские купцы, горожане за успех Северной войны, финансируя ее расхо­ды, лишаясь своих барышей вследствие жесткой монопольной политики и различных ограничений, вошедших в практику экономической политики Петра с начала XVIII века.

Справедливости ради следует отметить, что стоимость победы в Северной войне горожане поделили с сельским населением страны.

Именно на плечи русского крестьян­ства пала вся тяжесть войны. И победа, как часто бывало в истории, стала возможна только благодаря сверхусили­ям народа.

Лишь один перечень различных повинностей крестьян-плательщиков времен Северной войны производит впе­чатление на нас, давно привыкших к незаметному росту налогов через систему цен. Повинности были нескольких видов: 1) людские (рекруты); 2) отрабо­точные; 3) подводные; 4) лошадные; 5) постойные; 6) на­туральные (провиантом, фуражом и т. д.); 7) денеж­ные.

Денежные налоги делились на постоянные и экстраор­динарные. Размеры (оклады) постоянных налогов остава­лись стабильными долгие годы. Они формировались из нескольких групп налогов. «Приказные» налоги - это идущие на нужды центральных ведомств. Древнейшие «ямские и полоняничные деньги Ямского приказа» до­полнялись «деньгами Военного приказа на жалованье драгунам», «корабельными деньгами Адмиралтейского приказа», а также «рекрутными деньгами Земского при­каза». В начале 10-х годов XVIII века появились пос­тоянные налоги на строительство новой столицы: «деньги к санкт-петербургскому городовому делу на кирпичное дело», «на известное зжение», «деньги на припасы и на дело судов». Значительную группу постоянных денежных налогов составляли сословные налоги, то есть те, которые платили отдельные сословия. Так, монастырские крестья­не с 1707 года были обложены «деньгами Монастырского приказа на жалованье драгунам», а также «деньгами на подъем каменщиков и кирпичников». Свои налоги плати­ли дворцовые и черносошные крестьяне.

«Приказные», петербургские и сословные постоянные налоги дополнялись местными платежами, отличавшими­ся в каждой губернии, провинции и даже уезде. Если объединить их по назначению, то это - сборы на местную администрацию, гарнизоны, содержание почты, дорог, мостов и т. д.

Несмотря на пугающее разнообразие постоянных де­нежных платежей, можно с уверенностью сказать, что ес­ли бы существовали только эти налоги, крестьяне петров­ской поры жили бы вполне сносно. Но суть проблемы состояла в том, что постоянные и даже чрезвычайные денеж­ные налоги составляли лишь незначительную часть от об­щей массы государственных повинностей. Наиболее тяже­лыми были экстраординарные повинности, как правило, смешанные: денежно-натуральные, денежно-отработоч­ные, лодводно-денежно-отработочные и т. д. Характерной чертой таких повинностей были приплаты деньгами, без чего не обходились отправки провианта, рекрутов, работ­ников, лошадей.

Сбор и отправка провианта, одна из самых тяжелых экстраординарных повинностей, не прекращались ни на один год. Было несколько видов провианта, который на­звался по месту назначения: «петербургский», «риж­ский», «померанский», «брянский», «азовский», «воро­нежский», «адмиралтейский» и т. д. Провиантская Повинность в каждом регионе страны определялась по-разному. В одних местах (преимущественно хлебных) провиант взимался натурой, в других собирались «прови­антские деньги», в третьих повинность была смешан­ной - натурально-денежной.

Провиантская повинность хотя и повторялась ежегодно, тем не менее не была постоянной. Каждый год вели­чина поставляемого провианта, его ассортимент (один год брали муку, другой - крупу, сухари) менялись. Нестабильность провиантских платежей обусловливали и меня­ющиеся в зависимости от конъюнктуры цены.

Помимо поставок провианта или платежей «провиант­ских денег» крестьяне могли получить указ о платеже «денег к прежнему в прибавок». Особенно тяжелым бре­менем ложилась провиантская повинность на тех крестьян, в чьих деревнях размещалась армия, которую они, в сущности, кормили и содержали на своих дворах. Так, в 1713 году населению Киевской губернии, где стоя­ла армия Шереметева, поставки провианта обошлись в три раза дороже, чем населению тех губерний, где армия не зимовала.

Значительные денежные приплаты сопровождали сбо­ры рекрутов и лошадей для армии. Ежегодные рекрут­ские наборы начинаются с 1705 года. Первый указ о сборе рекрутов от 20 февраля 1705 года предписывал брать од­ного рекрута с каждых 20 дворов, причем только «с пят­надцати до двадцати лет холостых, а ниже пятнадцати и выше двадцати не имать». Эти же двадцать дворов долж­ны были сдать деньги на «корм, и одежду, и обувь, каф­таны серые, и шубы, и шапки, и кушаки, и чулки, и черики». При этом крестьяне, поставившие рекрута, нес­ли за него коллективную ответственность и в случае его смерти или бегства должны были поставить взамен но­вого.

Скупые записи из «Приходо-расходной книги старос­ты корельских деревень Валдайской округи» Конана Тихонова прекрасно иллюстрируют тяжесть рекрутской по­винности для крестьян, достигавшей в денежном исчисле­нии почти двадцати рублей, большой по тем временам суммы, и приносившей крестьянам множество хлопот.

«Марта в 15 день по указу великого государя отдан в новый набор по книгам 186 году с восми десятин девяти дворов лекрут Марк Иванов. Отдано за то­го лекрута целовалнику Болших Миронег Федору Андро­нову за мундир и правиянт, за оржаную муку и овсяную крупу, и лекруту до отдачи на корм денег, и при отдаче на приказные росходы двенатцать рублев. Да за отпись дано два алтына за руку две денги. Дано на покупку в Новеграде подьячему Василию Настоянову на лекрута платья денег два рубли с полтиною. Да на того же лекру­та куплено при Валдае платья, в чем бы ему можно дои-тить до Новаграда без нужды, а именно: куплена шуба на вате, цена тритцать алтын, шапка караблик, цена четыр-натцать алтын, да чулки белыя, цена четыре алтына. За железа ножныя дано восем алтын, за ручныя железа че­тыре алтына. Да на дорогу лекруту дано денег двадцать алтын, да на провода калачей на два алтына, да вина на пять копеек, да пива крушка, цена грош. Дано караулщику Герасиму Петрову, которой караулил лекрута дватцать алтын. Да за подводу под лекрута дано Якову Чурину семь гривен. Как ходил лекрут по воле, дано ему на пиво и вино денгами четыре алтына. При поезде топлена баня про лекрута, дано алтын. Мыла на копейку, да гребень грош. За поимку лекрута дано Ермолаю Яковлеву по мирскому приго­вору денег полтина, да Семену Лукину три алтына. Да за тем лекрутом ходил стрелец Федор Щапин, дано ему де­нег две гривны. За хоженое до деревни Борисова дано два алтына, а ходил по Гаврила Салдатава для доспросу о лекруте».

За непоставку в срок рекрута или нарушение правил сдачи налагались крупные штрафы. Рекрутские наборы, начатые в 1705 году, следовали один за другим не только ежегодно, но и не раз в году. Два набора 1705 года дали армии 44500 рекрутов, а набор конных рекрутов - около 10 тысяч. Почти 20 тысяч дали наборы 1706 года, 12400 - набор 1707 года, набор 1708 года -11200 и т. д. К концу Северной войны в соответствии с имперскими целями даже возобладала тенденция к росту армии: набор 1719 года дал 14000 рекрутов, 1721 года - еще 19700, а в 1722 году было взято 25500 рекрутов, в 1723 году - 10000, а в 1724 году - 20500 рекрутов стали под ружье. Получается, что только рекрутами с 1705 по 1725 год бы­ло взято не менее 400 тысяч человек. Притом что в стра­не в это время было 5 - 6 миллионов душ мужского пола, это означало (даже с учетом ежегодного прироста, не пре­вышающего 1%), что солдатский мундир при Петре был вынужден надеть каждый десятый - двенадцатый крестьянин, причем в рекруты, естественно, брали наиболее здоровых, а значит, работоспособных.

Не менее тяжелой была для крестьянства отработоч­ная повинность. Малые и большие стройки развернулись по всей стране: дороги, каналы, мосты, крепости, здания, редуты и многие другие объекты обеспечивались рабочей силой почти исключительно за счет отработочной повин­ности. Лишь к концу царствования Петр и его сподвиж­ники, убедившись в низкой эффективности принудитель­ного труда, перешли на подрядную систему, когда на соб­ранные с крестьян деньги «за работных людей» стали на­нимать крестьян-отходников. А до этого на долгие месяцы десятки тысяч крестьян были оторваны от своего дома и поля.

Бегство крестьян и посадских, причем в массовых масштабах, стало характерной чертой петровского време­ни. Нет необходимости доказывать, что только крайнее, безысходное отчаяние могло толкать крестьянство, привя­занное образом жизни, привычками, традициями к земле, которая его кормит, на бегство семьями, целыми деревня­ми. В петровское время бегство стало повсеместным: в одних случаях крестьяне временно уходили в леса, пока не уехали из деревень сборщики налогов или солдаты, в других случаях побеги были связаны с поисками работы или пристанища, где можно было укрыться от рекрутчины и повинностей.

Многие документы с несомненностью свидетельствуют, что налоговый пресс, в сочетании с неурожаями и други­ми несчастьями, выталкивал на дорогу целые крестьян­ские семьи, искавшие спасения от своего помещика, сбор­щика налогов на дворцовых, государственных и иных землях, преимущественно на пустующих, окраинных. «В прошлых годах, - писали власти Троице-Сергиева монас­тыря в 1712 году, - бежали из монастырских их вотчин Переяславского, Ростовского, Суздальского и иных уез­дов многие крестьяне с женами и детьми, и со всеми крестьянскими животы, покиня свои тяглые дворы и же­ребья впусте, а сбежав, живут в Алатырском уезде на покидных мордовских землях». Подобные жалобы, часто с указанием мест, в которых укрывались беглые, присы­лались в Сенат и другие учреждения сотнями.

Протекционистская политика Петра вела к появлению мануфактур в самых разных отраслях промышленности, зачастую появлявшихся в России впервые. Основными были те, которые работали на армию и флот: металлургические, оружейные, судостроительные, суконные, полотняные, кожевенные и т.п. Поощрялась предпринимательская деятельность, создавались льготные условия для людей, которые создавали новые мануфактуры или брали в аренду государственные.

Возникают мануфактуры во многих отраслях - стекольной, пороховой, бумагоделательной, парусинной, полотняной, шелкоткацкой, суконной, кожевенной, канатной, шляпной, красочной, лесопильной и многих других. Возникновение литейной промышленности в Карелии на базе уральских руд, строительство Вышневолоцкого канала, способствовали развитию металлургии в новых районах и вывели Россию на одно из первых мест в мире в этой отрасли.

Во все продолжение преобразовательной работы Петра народ оставался в тягостном недоумении, не мог понять, что происходит на Руси и к чему это все приведет. Реформы с самого начала вызвали глухое противодействие в народной массе тем, что преобразования довели принудительный труд народа на государство до крайней степени напряженности.

Усиливались государственные повинности крестьян. Их силами строились города (на строительстве Петербурга работали 40 тыс. крестьян), мануфактуры, мосты, дороги; проводились ежегодные рекрутские наборы, повышались старые денежные сборы и вводились новые. Главной целью политики Петра все время являлось получение как можно больших денежных и людских ресурсов для государственных нужд.

Царь отводил при этом себе неблагодарную, тяжелую роль мастера, учителя, который мучается со своими тупыми, ленивыми, недобросовестными учениками – русским народом. В указе мануфактур-коллегии 5 ноября 1723 года он писал по поводу трудностей в распространении мануфактурного производства в России:

«Что мало охотников и то правда, понеже наш народ, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел не все ль неволею сделано и уже за многое благодарение слышится, отчего уже плод произошел».

Знаменитый историк Сергей Михайлович Соловьев, который, наверное, наиболее глубоко исследовал личность и поступки Петра Великого, писал: «Различие взглядов… происходило от громадности дела, совершенного Петром, продолжительности влияния этого дела; чем значительнее какое-нибудь явление, тем более разноречивых взглядов и мнений порождает оно, и тем долее толкуют о нем, чем долее ощущают на себе его влияние».

Очень важно, что осуществляя преобразования, Петр стремился выработать какие-то общие принципы, руководствуясь которыми должна была жить обновленная страна. Это не была какая-то сложная доморощенная философская или юридическая система, Петр во многом использовал и приспособлял к русским условиям те идеи, которыми жила Европа конца 17 – начала 18 веков.

1. Анисимов Е.В. Время петровских реформ. – Л.: Лениздат, 1989. – 496 с.

2. Анисимов Е.В., Каменский А.Б. Россия в XVIII – первой половине XIX: История. Экспериментальное учебное пособие для старших классов. – М.: МИРОС, 1994.- 336 с.

3. Вдовин В.А., Георгиев В.А., Ерофеев Н.Д. История СССР. XIX – начало XX в.: Учеб. для ВУЗов по спец. «История» / В.А. Вдовин, В.А. Георгиев, Н.Д. Ерофеев и др.; Под ред. И.А. Федосова. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Высшая школа, 1987. – 542 с.