Сценарий отрывков из рассказа И.С.Тургенева "Бежин луг"

Инсценировка отрывка по рассказу И.С.Тургенева «Бежин луг»

Действующие лица:

Федя

Илюша

Костя

Павел

1 ребенок

2 ребенок

3 ребенок

Свет выключен, на проектере транслируется изображение и еле слышный звук горящего костра на берегу реки. Дети сидят полукругом, перед ними макет костра с фонариком внутри.

Небольшой котельчик висел над одним из огней; в нем варились «картошки», Павлуша наблюдал за ним и, стоя на коленях, тыкал щепкой в закипавшую воду. Федя лежал, опершись на локоть и раскинув полы своего армяка. Ильюша сидел рядом с Костей и все так же напряженно щурился. Костя понурил немного голову и глядел куда-то вдаль.

Федя: Ну, и что ж ты, так и видел домового?

Илюша: Нет, я его не видал, да его и видеть нельзя, а слышал… Да и не я один.

Костя: Нет, я вам что, братцы, расскажу, послушайте-ка, намеднись что тятя при мне рассказывал.

Федя(с покровительствующим видом): Ну, слушаем…

Костя: Вы ведь знаете Гаврилу, слободского плотника?

— Ну да; знаем.

Костя: А знаете ли, отчего он такой все невеселый, все молчит, знаете? Вот пошел он в лес по орехи, да и заблудился; зашел — Бог знает куды зашел. Уж он ходил, ходил, братцы мои, — нет! не может найти дороги; а уж ночь на дворе. Вот и присел он под дерево; давай, мол, дождусь утра, — присел и задремал. Вот задремал и слышит вдруг, кто-то его зовет. Смотрит — никого. Он опять задремал — опять зовут. Он опять глядит, глядит: а перед ним на ветке русалка сидит, качается и его к себе зовет, а сама помирает со смеху, смеется… А месяц-то светит сильно, так сильно, явственно светит месяц — все, братцы мои, видно. Вот зовет она его, и такая вся сама светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь, — а то вот еще карась бывает такой белесоватый, серебряный… Гаврила-то плотник так и обмер, братцы мои, а она знай хохочет да его все к себе этак рукой зовет. Уж Гаврила было и встал, послушался было русалки, братцы мои, да, знать, Господь его надоумил: положил-таки на себя крест… А уж как ему было трудно крест-то класть, братцы мои; говорит, рука просто как каменная, не ворочается… Ах ты этакой, а!.. Вот как положил он крест, братцы мои, русалочка-то и смеяться перестала, да вдруг как заплачет… Плачет она, братцы мои, глаза волосами утирает, а волоса у нее зеленые, что твоя конопля. Вот поглядел, поглядел на нее Гаврила, да и стал ее спрашивать: «Чего ты, лесное зелье, плачешь?» А русалка-то как взговорит ему: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней». Тут она, братцы мои, пропала, а Гавриле тотчас и понятственно стало, как ему из лесу, то есть, выйти… А только с тех пор он все невеселый ходит.

Где-то в отдалении, раздался протяжный, звенящий, почти стенящий звук.

Илья(шепотом): С нами крестная сила!

Павел (кричит): Эх вы, вороны!  Чего всполохнулись? Посмотрите-ка, картошки сварились. (Все пододвинулись к котельчику и начали есть дымящийся картофель; один Ваня не шевельнулся.) 

Илюша: А слыхали вы, ребятки,  что намеднись у нас на Варнавицах приключилось?

Федя: На плотине-то?

Илюша: Да, да, на плотине, на прорванной. Вот уж нечистое место, так нечистое, и глухое такое… 

-Ну, что такое случилось? сказывай…

Илюша: А вот что случилось. Ты, может быть, Федя, не знаешь а только там у нас утопленник похоронен; а утопился он давным-давно…Вот, на днях, зовет приказчик псаря Ермила; говорит: «Ступай, мол, Ермил, на пошту». Ермил у нас завсегда на пошту ездит; собак-то он всех своих поморил: не живут они у него отчего-то, так-таки никогда и не жили, а псарь он хороший, всем взял. Вот поехал Ермил за поштой, да и замешкался в городе, но а едет назад уж он хмелен. А ночь, и светлая ночь: месяц светит… Вот и едет Ермил через плотину: такая уж его дорога вышла. Едет он этак, псарь Ермил, и видит: у утопленника на могиле барашек, белый такой, кудрявый, хорошенький, похаживает. Вот и думает Ермил: «Сем возьму его, — что ему так пропадать», да и слез, и взял его на руки… Но а барашек — ничего. Вот идет Ермил к лошади, а лошадь от него таращится, храпит, головой трясет; однако он ее отпрукал, сел на нее с барашком и поехал опять: барашка перед собой держит. Смотрит он на него, и барашек ему прямо в глаза так и глядит. Жутко ему стало, Ермилу-то псарю: что мол, не помню я, чтобы этак бараны кому в глаза смотрели; однако ничего; стал он его этак по шерсти гладить, — говорит: «Бяша, бяша!» А баран-то вдруг как оскалит зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша…»

Лай собак. Мальчики перепугались. Павлуша бросился за собаками.

Павел: Серый! Жучка!

Топот скачущей лошади.

-Что там? Что там такое?

Павел (равнодушно): Ничего! Так, что-то собаки зачуяли. Я думал, волк…

Костя: А видали их, что ли, волков-то?

Павел: Их всегда здесь много, — отвечал Павел, — да они беспокойны только зимой.

Федя: А какие ты нам, Илюшка, страхи рассказывал. Да и собак тут нелегкая дернула залаять… А точно, я слышал, это место у вас нечистое.

1 ребенок: Еще бы! еще какое нечистое! Там не раз, говорят, старого барина видали — покойного барина. Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все это этак охает, чего-то на земле ищет. Его раз дедушка Трофимыч повстречал: «Что, мол, батюшка, Иван Иваныч, изволишь искать на земле?»

Федя (изумленно): Он его спросил? Ну, молодец же после этого Трофимыч… Ну, и что ж тот?

1 ребенок: Разрыв-травы, говорит, ищу. — Да так глухо говорит, глухо: — Разрыв-травы. — А на что тебе, батюшка Иван Иваныч, разрыв-травы? — Давит, говорит, могила давит, Трофимыч: вон хочется, вон…

2 ребенок (с уверенностью): Покойников во всяк час видеть можно. Но а в родительскую субботу ты можешь и живого увидать, за кем, то есть, в том году очередь помирать. Стоит только ночью сесть на паперть на церковную да все на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому, то есть, умирать в том году. Вот у нас в прошлом году баба Ульяна на паперть ходила.

Костя (с любопытством): Ну, и видела она кого-нибудь?

2 ребенок: Как же. Перво-наперво она сидела долго, долго, никого не видала и не слыхала… только все как будто собачка этак залает, залает где-то… Вдруг, смотрит: идет по дорожке мальчик в одной рубашонке. Она приглянулась — Ивашка Федосеев идет…

Павел: Тот, что умер весной?

2 ребенок: Тот самый. Идет и головушки не подымает… А узнала его Ульяна… Но а потом смотрит: баба идет. Она вглядываться, вглядываться, — ах ты, Господи! — сама идет по дороге, сама Ульяна.

1 ребенок: Неужто сама?!

2 ребенок: Ей-Богу, сама.

1 ребенок: Ну что ж, ведь она еще не умерла?

2 ребенок: Да году-то еще не прошло. А ты посмотри на нее: в чем душа держится.

Павел встал и взял в руку пустой котельчик.

Федя: Куда ты? 

Павел: К реке, водицы зачерпнуть: водицы захотелось испить.

Илюша: Смотри не упади в реку! Всяко бывает: он вот нагнется, станет черпать воду, а водяной его за руку схватит да потащит к себе.

Костя: А правда ли, что Акулина-дурочка с тех пор и рехнулась, как в воде побывала?

Илюша: С тех пор… Какова теперь! Но а говорят, прежде красавица была. Водяной ее испортил. Знать, не ожидал, что ее скоро вытащут. Вот он ее, там у себя на дне, и испортил.

3 ребенок: А помнишь Васю? А вот того, что утонулв этой вот в самой реке. Уж какой же мальчик был! и-их, какой мальчик был! Мать-то его, Феклиста, уж как же она его любила, Васю-то! И словно чуяла она, Феклиста-то, что ему от воды погибель произойдет. Бывало, пойдет-от Вася с нами, с ребятками, летом в речку купаться, — она так вся и встрепещется. Другие бабы ничего, идут себе мимо с корытами, переваливаются, а Феклиста поставит корыто наземь и станет его кликать: «Вернись, мол, вернись, мой светик! ох, вернись, соколик!» И как утонул. Господь знает. Играл на бережку, и мать тут же была, сено сгребала; вдруг слышит, словно кто пузыри по воде пускает, — глядь, а только уж одна Васина шапонька по воде плывет. Ведь вот с тех пор и Феклиста не в своем уме: придет да и ляжет на том месте, где он утоп; ляжет, братцы мои, да и затянет песенку, — помните, Вася-то все такую песенку певал, — вот ее-то она и затянет, а сама плачет, плачет, горько Богу жалится…

Павел подошел к огню с полным котельчиком в руке.

Павел: Что, ребята, неладно дело.

Костя (торопливо):А что? 

Павел: Я Васин голос слышал.

Костя: Что ты, что ты? 

Павел: Ей-Богу. Только стал я к воде нагибаться, слышу вдруг зовут меня этак Васиным голоском и словно из-под воды: «Павлуша, а Павлуша!» Я слушаю; а тот опять зовет: «Павлуша, подь сюда». Я отошел. Однако воды зачерпнул.

Все (крестясь): Ах ты, Господи! ах ты, Господи! 

Федя: Ведь это тебя водяной звал, Павел. А мы только что о нем, о Васе-то, говорили.

Илюша: Ах, это примета дурная…

Павел (решительно) Ну, ничего, пущай - своей судьбы не минуешь.

Мальчики приутихли. Они стали укладываться перед огнем, как бы собираясь спать. Раздается свист кулика.

Костя (приподняв голову):  Что это? 

Павел (прислушался): Это кулички летят, посвистывают.

Костя:  Куда ж они летят?

Павел: А туда, где, говорят, зимы не бывает.

Костя: А разве есть такая земля?

Павел: Есть.

Костя: Далеко?

Павел: Далеко, далеко, за теплыми морями.