Сценарий спектакля по роману А. Кадири «Скорпион из алтаря»

«И нет выше цели в жизни,

Творя в священных садах,

Возвысить имя Отчизны

В дне нынешнем и в веках!»

Премьера драматического школьного театра

«Юные Литературоведы»

Спектакль по роману А.Кадири

«Скорпион из алтаря»

5.04.2022 г.

Сценарий составила и провела

учитель русского языка и литературы

Сабирова Наира Назировна

Город Ташкент

Яшнободский район

школа №151

2021-2022 учебный год

Сценарий спектакля по роману А.Кадири

«Скорпион из алтаря»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1. Салих-махдум-

2. Анвар-

3. Султанали-

4. Шахидбек-

5. Калоншах-

6. Муфтий Шаходат-

7. Удайчи, Бек-

8. Абдуррахмон-

9. Сафар-ткач-

10. Мухаммад- Шариф: 

11. Абдурауф-тукотар:  

12. Мударрис:

13. Простой Миршаб Коринбай:

14. Махмуд-(8 лет)-

15. Мансур-(6 лет)-

16. Маъсуд (8 месяцев)-

17. Нигор -ойим-

18. Раъно-

19. Гульшан:

20. Жена Султанали:

21. Кумри:

22. Зарифа:

23. Тухфа:

24. Назик:

25. Автор:

Действие 1

Салих-махдум- высокий, худощавый, белолицый, с небольшой бородкой. Лет ему было за пятьдесят, в волосах и бороде уже проглядывала седина.

Нигор -оим- Ей было сорок лет, из них двадцать пять она промучилась со своим скупым мужем. Она была матерью четырех детей — семнадцатилетней Рано, восьмилетнего Махмуда, шестилетнего Мансура и маленького Масуда, который пока лежал в колыбели. Между Рано и Махмудом у нее были еще двое детей, которых она похоронила. Нигор-аим была невысокая женщина с миндалевидными карими глазами, с красноватым цветом лица. Если бы не следы оспы на лице, она могла бы показаться даже красивой.

Раъно- Волосы Рано, иссиня-черные в тени, на солнце тоже излучают теплый золотой отблеск. Этот отблеск появляется и в ее глазах, когда она пристально смотрит на вас. Черный цвет их тогда смягчается, и в них зажигается огонек. Ресницы ее так густы, что глаза кажутся подведенными сурьмой. Брови ее как два клинка, соединенные легкой линией над изящной формы носиком. Над губами, каждую минуту готовыми раскрыться в улыбке, темнеет легкий пушок. Лицо ее не овальное, но и не круглое, как луна. Когда она смеялась, то на щеках, румяных, как яблоки, появлялись ямочки, и вся она казалась похожей на цветущий шиповник. Ее густые волосы рассыпались по спине и плечам бесчисленными косичками. Покрытые хной ногти на ее нежных пальчиках — как лепестки цветов. Словом, это была красавица, достойная того, чтобы ее воспевали в песнях не только в Коканде, но и по всей Фергане. Рано — первенец Нигор-аим, в этом году ей исполняется семнадцать лет.

1 МУЗЫКА

Фархад был горд своей Ширин, Меджнун — красавицей Лейли.

Горжусь я, что цветок Рано прекрасней всех цветов земли. (Мирза)

Безумье Кайса для Лейли несчастьем было и стыдом.

Горжусь, что разум твой, мирза, как солнце блещет и вдали! (Рано)

Нигор-аим только что отпустила девочек, своих учениц, и, взяв на руки крошку сына

кормила его грудью.

Рано, сидя на корточках рядом со своими двумя младшими братьями, лепившими что-то из глины, с увлечением играла с ними, не замечая, что ее длинные тонкие косички метут землю и все в пыли.

Салих-махдум с покупками в руках вошел через крытый коридор и, застав дочь в таком неподобающем виде, сказал:

Салих-махдум: Вот так умница наша Рано! Для тебя не то что атласа, бязи на платье жалко!

Рано поднялась с земли и, застыдившись, спрятала за спину перепачканные в глине руки.

Салих-махдум: И не совестно тебе! Сейчас же пойди вымой руки! Я считал несмышленышами твоих братьев, а ты, оказывается, еще хуже.

Рано побежала к арыку, а Нигор-аим сказала:

Нигор-аим: Совсем еще дитя наша Рано!

Салим-махдум, сердясь на дочь, продолжал ворчать:

Салих-махдум: Нечего делать — читай книги, займись каллиграфией, ты как-никак не дочь гончара…

Он положил мясо около Нигор-аим и поднялся на айван.

Нигор-аим: Что-то много мяса вы купили… Анвар, что ли, велел? 

Салих- махдум:  Нет. - вешая чалму на деревянный колышек, вбитый в стену, — просто я решил приготовить манты, давно мы их не ели.

Вернулась Рано, умытая, чистенькая. Смущенно взглянув на отца, она села рядом с матерью и стала нежно ласкать крохотные ручки ребенка, сосавшего грудь Нигор-аим.

Салих-махдум снял халат и, подойдя к жене с дочерью, стал перед ними с важным видом.

Салих- махдум:  Рано, дочь моя, — сказал он наставительно, — ты уже не дитя, пора перестать ребячиться… Что сказали бы люди, если бы увидели, что ты как маленькая играешь с братишками? Слава богу, тебе уже пора самой быть хозяйкой дома… Теперь, дочь моя, ты должна взвешивать свои поступки сообразно своему возрасту!

Рано, покраснев, взглянула на мать и опять стала целовать ручонки малыша.

Нигор-аим: Видно, до тех пор не станет взрослой наша Рано, пока не вручите ее будущему хозяину.

От этих слов Рано совсем застыдилась и спрятала лицо на груди ребенка. Салих-махдум, усмехнувшись, направился к двери.

Салих- махдум:  Встань, Рано, хватит бездельничать, — сказал он, надевая кавуши. — Помоги матери — нарежь мясо, почисти лук. Скоро придет брат твой Анвар, приготовьте еду к предзакатной молитве.

Когда отец ушел, Рано подняла голову и посмотрела на мать с шутливым упреком. В ее взгляде не было теперь смущения, вызванного словами матери, — напротив, в нем светилась радость.

Отнеся на женскую половину мясо, как в воротах появился человек в одежде, какую носили служащие дворцовой канцелярии. С улыбкой поклонившись махдуму, незнакомец направился к нему. Махдум впервые видел этого человека, судя по одежде — придворного. После взаимных приветствий они поздоровались за руку. Считая неудобным сразу спросить гостя, зачем он пожаловал, махдум засуетился, пригласил его в дом. Гость не заставил себя упрашивать и вошел вслед за хозяином в михманхану. Сели. Помолились. Гость из дворца, улыбаясь, посмотрел на махдума и уселся поудобнее.

Салих- махдум:   Если я не ошибаюсь, вы, почтеннейший, являетесь учителем мирзы Анвара?

Султанали: Да, я, ваш покорный слуга.

Салих- махдум:   Здоровы ли вы и ваши домочадцы?

Султанали: Слава богу!

Гость из дворца, столь неожиданно оказавший махдуму честь своим посещением, был высокий брюнет, лет сорока, с длинной черной бородой, в серебристой чалме, конец которой был сбоку спущен на плечо.

Султанали: Ваш покорный слуга работает вместе с мирзой Анваром в дворцовой канцелярии. Может быть, вы слышали обо мне, — меня зовут Султанали.

 Салих- махдум:  Да, да! — улыбнулся махдум. — Я слышал о вас от Анвара. Он мне рассказывал кое-что о вашей милости. Чем же я заслужил, что бог направил ко мне ваши стопы? Я чрезвычайно рад вашему приходу в мой бедный дом!

Султанали: Я допустил невежливость, явившись незваным в эту священную обитель. Причина такого поступка — моя любовь к мирзе Анвару.

Слова Султанали до некоторой степени объяснили махдуму цель его визита, лицо махдума выразило блаженство.

 Салих- махдум:  Хорошо, хорошо! — сказал махдум, щурясь от удовольствия. — Могу я узнать, назначен ли новый правитель дворцовой канцелярии взамен умершего муллы Мухаммеда Раджаба? Я не успел поговорить об этом с Анваром.

Султанали: Пока еще никто не назначен, но думаем, что завтра-послезавтра будет назначен.

Салих- махдум:   Очень хорошо! Вероятно, есть уже и кандидаты?

Султанали: Есть. Его величеству были представлены несколько кандидатов. Наверное, вы слышали, что хотя мирза Анвар еще не дал согласия, но некоторые служащие канцелярии представили его величеству хану кандидатуру вашего ученика. И мы, уповая на милость божию, думаем, что грамота достанется мирзе Анвару.

Махдум зажал в руке бороду и поднял глаза к потолку, — он растерялся, не знал, что и сказать.

Салих- махдум:  Я слышал, что некоторые благородные люди отдают предпочтение Анвару, — выговорил наконец махдум, полный признательности, — и меня, бедного, смущает одно: сумеет ли Анвар справиться с такой должностью, если получит грамоту? Султанали улыбнулся.

Султанали: Ваше суждение о должности правителя канцелярии при дворце совершенно справедливо, но верно и то, что Анвар справится с этим делом. Способности Анвара известны вашему покорному слуге не меньше, чем вам, его учителю. Будьте спокойны на этот счет.

Салих- махдум:   Да, я немало труда положил, воспитывая Анвара, — сказал махдум самодовольно. — С малых лет он рос и воспитывался у меня в доме, под моим руководством. Среди сотен, а может быть, и тысяч учеников, получивших у меня образование, больше всего усердия и любви я отдал этому юноше. Анвар еще молод и у него нет достаточного опыта.

Султанали: Но если говорить откровенно, я должен признать, что кое в чем уступаю вашему ученику Анвару. К сожалению, мирза Анвар противится нам, выдвинувшим его кандидатуру, сердится на нас. Мы не понимаем, почему он отказывается. Вот поэтому-то, хоть это, может, и назойливо с моей стороны, я пришел к вашей милости с просьбой от себя и от моих товарищей. Вы заменили Анвару отца, вы были его учителем. Мы думаем, что, если бы вы уговорили его, посоветовали ему принять назначение, он согласился бы.

Салих- махдум:    Хабба! — сказал обрадованно махдум. — Я с ним не говорил еще об этом. Теперь поговорю. Бог даст, он согласится.

Султанали:  Дай бог вам здоровья, господин!

Махдум ухватил рукой бороду и сощурил глаз.

Салих- махдум:   Нынче во время полуденной молитвы,  прихожане спрашивали у меня: «Правда ли, что ваш сын Анвар будет назначен правителем ханской канцелярии?..» Видно, слух об этом уже распространился по городу?

Султанали:   Возможно! — улыбнулся Султанали. И, помедлив, сказал доверительно: Мы не сомневаемся в том, что мирза Анвар будет назначен правителем дворцовой канцелярии. Самое главное — уговорить его.

Салих- махдум:    Но вы и так предприняли многое, — сказал махдум, чрезвычайно обрадованный. — Очень хорошо, что вы сделали посредниками в этом деле главного визиря и супругу хана…

 Султанали: Мы тоже так думаем… Теперь вся надежда на бога. Надеемся, что выйдет так, как мы хотим.

Салих- махдум:   Дай-то бог!

Султанали: Значит, таксыр, мы поручаем вам уговорить Анвара.

Салих- махдум:    Будьте спокойны,  я сумею убедить неблагодарного.

Султанали попросил махдума ничего не говорить Анвару о его посещении. Несмотря на усиленные приглашения махдума отобедать с ним, Султанали отказался и попрощался с хозяином.

Махдум торжественно проводил гостя до самых ворот, что отнюдь не было у него в обычае.

Нигор-аим укладывала манты на деревянные круги и ставила их в котел над паром. Рано сидела на айване с младшими братьями. Как только из крытого прохода показался отец, Рано взяла на руки Масуда, встала, сняла с вешалки халат, чалму и подошла к краю айвана. Ребята, увидев отца, присмирели.

2 МУЗЫКА

Салих- махдум:    Твой брат Анвар еще не пришел, — сказал махдум, надевая халат и чалму. — Посидела бы ты, Рано, пока на супе, а я схожу на молитву.

Рано: Хорошо, отец.

Рано: Ассалому алайкум!

Анвар: Ваалайкум ассалом! Спасибо!

Анвар поднялся на супу, подошел к Рано.

Анвар: Все ли спокойно дома? 

Рано: Совсем неспокойно,  смеясь.

Анвар: Ну, значит, все в порядке… Да, кстати, , оглядывая супу, — сегодня что-то здесь красиво убрано, что-нибудь готовится?

Рано: Ждем гостей.

Анвар: Не выдумывай, Рано,  улыбаясь. — Какие гости?

Рано: Откуда мне знать? Слышала, что должны прийти люди читать фатыху.

Анвар:  По какому поводу фатыха?

Рано: Не знаю.

Анвар задумался, потом, улыбнувшись, сказал:

Анвар: Не о тебе ли будут читать фатыху?

Рано: Какая же может быть обо мне фатыха, — ведь я еще живая.

Анвар: Не увиливай, Рано! Может быть, тебя собираются выдать замуж?

Рано покраснела, сказала шутливо:

Рано: Кто на мне женится?

Анвар:  На тебе? — засмеялся Анвар. — Да кто же, кроме хана, может на тебе жениться?

Рано, устремив взгляд на ребенка, которого держала на руках, сказала:

Рано: Ну что ж… раз вы так говорите… что ж мне остается делать?.. 

Анвар:  Рано! — позвал он. Она остановилась на лесенке.

Анвар:  Скажи, это правда, что будут гости?

Рано: Правда, ждем гостя, и он уже пришел, — сказала Рано серьезно.

Анвар удивился:

Анвар: Гость уже пришел?

Рано: Пришел.

Анвар оглянулся вокруг.

Анвар: Где же он?

Рано показала на него.

Рано: Вот гость!

Анвар засмеялся.

Анвар: Разве я гость?

Рано ответила многозначительно:

Рано:  Конечно. Вы для нас — гость.

Анвар опять засмеялся, но смех его прозвучал уже принужденно.

Анвар: Я для вас — гость?!

Улыбаясь, Рано снизу вверх посмотрела на Анвара .

Рано: Не знаю…

Но притворная строгость уже исчезла из ее глаз. Анвар от недомолвок решил перейти к делу.

Анвар: Рано,  ваш гость проголодался. Надеюсь, что для такого уважаемого гостя вы приготовили что-нибудь вкусное. Может быть, вы будете так любезны и сообщите мне, чем вы меня угостите?

Рано: Гостю надлежит, вести себя с достоинством: сидеть и кушать, что подадут, и все расхваливать.

Анвар: Вы правильно говорите, дорогая наставница. Однако если и сегодня вы будете угощать меня, как вчера, одной лапшой, то не исключена возможность, что, похвалив ее, как надлежит, я откажусь от угощения.

Рано громко засмеялась.

Рано: Сегодня у нас суп с поджаркой,  сквозь смех. — Вы можете накрошить в него черствую лепешку… а вместо мяса вам придется жевать репу!

Анвар: Отлично, кажется, я буду очень признателен вам за сегодняшнее угощение. А не могу ли я узнать, чьими руками — старшей или младшей хозяйки — приготовлен сегодняшний суп из репы?

Рано: Для гостя это не может иметь значения…

Анвар: Ошибаетесь, любезная Рано, руки рукам рознь.

Рано: Ну, если так… Вы получите суп с репой из рук младшей.

Анвар: В таком случае примите мои извинения… Приготовленная вашими руками репа покажется самой изысканной дичью!

Рано хотела что-то сказать, но, услышав шаги, засмеялась, кинула на Анвара быстрый взгляд ,побежала на женскую половину. Не успела Рано скрыться в ичкари, как вошел махдум.

4 МУЗЫКА

Салих-махдум: Пожалуйте, Шахидбек, пожалуйте! — повторял он.

Вслед за хозяином, тяжело ступая и отдуваясь на каждом шагу, появился толстый человек лет пятидесяти. Синяя чалма обвивала его голову, лохматые брови нависали над глазами, серебряный пояс охватывал талию и слегка затягивал огромный живот. У входа в сад произошла заминка.

Салих-махдум: Входите же, прошу вас…

Шахидбек: Нет, нет, сначала вы…

 Салих-махдум: Прошу вас!

Шахидбек: Не будет ли это невежливостью с моей стороны?..

Но излишние церемонии были явно в тягость телесам Шахидбека, он не хотел утомлять себя и пошел впереди махдума.

Салих-махдум: А, мирза Анвар уже здесь… — промолвил он.

Анвар встал им навстречу. Они поднялись на супу. Шахидбек подобострастно поздоровался с Анваром и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на почетное место, ибо подняться по лесенке на супу было для него очень трудно, и для дальнейших церемоний сил уже не осталось. Передохнув, он снял с себя верхний халат, снял и пояс, положив его рядом с собой, бросил на подушку чалму, вытер пот со лба и стал обмахиваться.

Шахидбек: Здоровы ли вы, мирза?..

Анвар: Слава богу, здоров. А вы?

Шахидбек: Слава богу!

Анвар:  Вы, кажется, немного задержались сегодня во дворце? — спросил Анвара махдум.

Салих-махдум: Срочные дела были.

Шахидбек: После смерти главного дворцового писаря, вся тяжесть работы, говорят, свалилась на вас, мирза?..

Анвар: Да, иногда бывают срочные письма, приказы, которые необходимо вовремя отправить. Иной раз приходится даже ночевать во дворце.

Шахидбек опять вытер потный лоб.

Шахидбек: Ничего не поделаешь, ничего не поделаешь…

Анвар исподтишка глянул на махдума, встал и, отойдя к лесенке, стал надевать кавуши.

Салих-махдум: Пойдите в ичкари, узнайте, готово ли кушанье, — попросил его махдум. — Если готово, принесите.

Анвар: Хорошо.

Анвар ушел в ичкари. Глядя ему вслед, Шахидбек спросил Махдума:

Шахидбек: Давно живет у вас мирза?

Салих-махдум: Почти четырнадцать лет.

Шахидбек:  Видно, он у вас как сын родной?

Салих-махдум: Больше того!

Шахидбек:   Ваша дочь тоже стала уже взрослой?

Салих-махдум: Слава богу…

Шахидбек:   Дай им бог долгие лета! Вы можете сделать мирзу своим зятем…

Салих-махдум: Есть такая мысль! Мы и воспитывали его, как свое родное дитя, и теперь желаем сделать своим зятем, потому что предпочитаем Анвара многим другим юношам из благородных и знатных семей…

Шахидбек:  Правильно,  поистине справедливо!.. Вы хорошо понимаете, что при выборе зятя ученость и воспитанность важнее родовитости…

Салих-махдум: Хабба! - подмигнув, махдум. — Мы как раз и руководствуемся этими соображениями.

Анвар расстелил посреди супы скатерть, принес манты. Усевшись друг против друга вокруг блюда, все трое стали есть. За едой Шахидбек потихоньку стал подбираться к намеченной цели.

Шахидбек: В народе только и разговору, — сказал он, уплетая манты, — что вы наследуете должность главного писаря, недавно скончавшегося. Мы не совсем поняли: правда это или только слух? Конечно, мы сейчас все точно узнаем от вас. Признаюсь, меня, вашего доброжелателя, и всех моих единомышленников эти слухи очень обрадовали… Мы постоянно слышим от дворцовых людей, что вы обладаете большими талантами, необходимыми для занятия этой высокой должности…

Тут Шахидбек посмотрел на махдума. Махдум снял с бороды кусочек застрявшего в ней теста и попросил гостя кушать.

Салих-махдум:  Еще вчера, , беря с блюда манты, — я не очень верил этим слухам. Однако сегодня они меня уже не удивляют. Что удивительного в том, что Анвар будет назначен главным писарем? Слава богу, познания его велики, ум есть, способностями бог не обидел…

Протянув руку к блюду, Анвар улыбнулся. Шахидбек обливался потом. Горячая еда в такую жару… Вытирая платком лоб и шею, он посмотрел на Анвара.

Шахидбек: Ну, мирза Анвар, что вы нам скажете?

Анвар:  Разговоры такие идут, — сказал Анвар, косясь на махдума. — Но они ведутся без моего участия и против моей воли. Поэтому не стоит придавать им значения.

Шахидбек и махдум переглянулись.

Шахидбек: Значит, вы не хотите занять должность главного писаря? 

Анвар:  Конечно, нет.

Шахидбек:  Но почему?

Анвар: Потому что я не люблю высоких и ответственных должностей, — сказал Анвар, опустив глаза и уставясь в какую-то точку на скатерти.

Шахидбек: Но такие джигиты, как вы, не могут оставаться всегда на одном месте. По мере того как растет их опыт, им дают повышения. Вот и вас, очевидно, собираются повысить в должности… Ваш талант и ваши знания обязывают вас принять назначение.

Анвар: Я вовсе не так талантлив, как говорят. Молодому человеку вроде меня, недавно пришедшему во дворец, смешно и думать о том, чтобы стать главным писарем. Не смешно ли неопытному юноше стремиться опередить их? Меня особенно удивляет, что этим слухам верят даже люди, которые знают дворцовые обычаи и на собственной шкуре испытали многие интриги.

Шахидбек вытер руки и засмеялся:

Шахидбек: Ваше неверие в себя — просто ребячество!

Салих-махдум: Ребячество, ребячество! — подхватил махдум.

Манты были съедены. Махдум выпил подливку, оставшуюся на блюде, и вылизал все дочиста. После того как прочли молитву, Анвар хотел унести скатерть и блюда, но Шахидбек остановил его:

Шахидбек: Подождите, мирза, оставьте-ка блюда, прежде надо решить с этим.

Анвар сложил все на край супы и снова сел. Махдум громко рыгнул и сказал:

Салих-махдум: Благодарение богу!

Шахидбек: Ну, так как же, мирза Анвар?

Салих-махдум: Да так и будет, как я вам сказал, бек-ака. Не стоит больше говорить об этом.

Шахидбек взглянул на махдума.

Салих-махдум: Стоит или не стоит, — вспылил вдруг махдум, — но должен же ты наконец послушать, что тебе говорят!

Анвар: Пожалуйста, говорите!

Шахидбек: По слухам, которые дошли до нас, — сказал Шахидбек, шевеля пальцами, — в списке рекомендованных его величеству лиц есть и ваше имя!

Анвар: По слухам — есть, — улыбнулся Анвар.

Шахидбек:  Если судить по тому, что говорят верные люди из дворца, грамота будет написана на ваше имя.

Анвар: «Будет» еще не значит «есть»…

Шахидбек:  Хорошо, — сказал Шахидбек, обмахиваясь платком, — давайте скажем так: «если будет»… Как вы поступите, если грамота будет выписана на ваше имя?

Анвар засмеялся и покосился на махдума.

Анвар:  Бек-ака, не будет этого.

Махдум нахмурился и строго взглянул на Анвара. Шахидбек сказал:

Шахидбек: Нет, вы отвечайте на вопрос: а если так будет?

Анвар: Тогда я попрошу извинить меня и откажусь.

Салих-махдум: Глупости! — сказал махдум и отвернулся.

Шахидбек с сожалением покачал головой:

Шахидбек: Вы сами себе противоречите. Раньше вы сказали: «Кроме меня, есть много претендентов, я не могу надеяться на такое повышение». А сейчас совсем другое говорите…

Салих-махдум: Грех отталкивать дар божий, топтать хлеб ногами! — вразумительно произнес махдум.

Анвар опять улыбнулся, потом, сразу посерьезнев, сказал:

Анвар: Хорошо, допустим, что у меня, как говорят люди, есть способности, достаточные, чтобы выполнять обязанности главного писаря, предположим, что мне дадут грамоту, и я займу это место. Что же вы думаете, тот, кто двадцать — тридцать лет ждет не дождется заполучить эту должность, оставит меня в покое? Разве не будет он изо всех сил тянуть меня за ноги, чтобы стащить с этого места? Именно поэтому я и хочу оставаться на своем месте. Шахидбек посмотрел на махдума.

Салих-махдум: Если ты будешь хорошо служить, честно относиться к своим обязанностям, — торжественно произнес махдум, — так, хоть весь мир на тебя ополчится, ни один волос с твоей головы не упадет. Ибо правда всегда побеждает, а неправда бывает повержена. К лицу ли джигиту бояться сплетен и клеветы и оттого отказываться от служения людям!

Анвар:  Все это так! — засмеялся Анвар и, помолчав немного, сказал: — На словах правда всегда побеждает неправду, я это слышал не раз, но до сих пор не видел этого в жизни. Служа несколько лет во дворце, каждый день наблюдая склоки и распри между служащими, я просто брезгаю должностью, из-за которой постоянно ведутся интриги.

Салих-махдум: огорченно махдум,  Если всего бояться, не только во дворце нельзя служить, но и по улицам ходить опасно. Нет, раз тебе улыбнулось счастье, нельзя выпускать из рук золотую птицу, это большой грех, сын мой!

Шахидбек:  Да, господин учитель, правильно вы говорите… Брат мой, Анвар, счастье в жизни приходит к нам только раз… Если в этот момент не ухватить его крепко, то во второй раз оно уже не встретится, и вы на всю жизнь останетесь мелкой сошкой.

Анвар:  Благодарю вас за заботы. Я думаю, что вы искренне хотите мне добра, — и все-таки, прошу простить меня, я остаюсь при своем мнении…

Махдум окончательно рассердился и, прищурив один глаз, искоса поглядывал на Анвара. Так он всегда смотрел на людей, когда сильно гневался.

Салих-махдум: Анвар, кто я тебе?

Анвар:  Вы… Вы мой учитель…

Салих-махдум: Скажи, разве мои наставления и советы когда-нибудь были тебе во вред?

Анвар: Кроме пользы, я ничего не видел от вас. Но в этом случае я хочу быть самостоятельным.

У махдума от возмущения перехватило горло, и он вынужден был проглотить слюну.

Салих-махдум: Пожалуйста, в чем-нибудь другом поступай самостоятельно, но тут твое упрямство — просто глупость! — сказал он, рубя воздух рукой. — Вот тебе мой сказ: я — твой учитель и отец, и ты не смеешь ослушаться меня, — в противном случае пеняй на себя и делай как знаешь!

В этих словах махдума послышалась уже настоящая угроза. Анвар молчал.

Шахидбек: Не горячитесь, не горячитесь, мирза Анвар не такой… Конечно, мирза Анвар прав… во дворце не все идет гладко, и такие дела, о которых он говорил, случаются там, но мне удалось разведать… я могу сказать, что все во дворце — от мала до велика — относятся с уважением к Анвару. Кому захочется строить козни против человека, который и муравья не обидит?

Салих-махдум: Хабба! — воскликнул махдум. — Какие еще могут быть возражения — ничего, кроме ребяческого страха!.. Сорок золотых в месяц жалованья, да разные ханские подарки, да притом почет и уважение — это ли не благодать!

Слова махдума рассмешили Анвара. С трудом сдержав смех, он сказал:

Анвар: Мне кажется, несколько преждевременно говорить об этом, ведь пока еще мне не вручили грамоту на должность главного писаря…

Салих-махдум: Анвар, сын мой, я это знаю, — сказал, смягчаясь, махдум, — но я боюсь, как бы ты своими ребяческими рассуждениями не испортил дела, если бог пошлет тебе такую честь. Поэтому я и говорю об этом заранее. Я слышал, ты собираешься уведомить хана, что отказываешься от назначения?

Анвар: Кто это сказал?

Салих-махдум: Оставим в покое того, кто это сказал! Но твои сегодняшние речи дают основание думать, что ты способен на это. Неужели ты действительно хочешь так поступить?

Анвар:  Возможно, что тот кто вам это сказал, говорил правду. Впрочем, если вы не одобряете этого… тогда, конечно…

Салих-махдум: Хабба! — сказал просиявший махдум. — Довольно ребячиться, трусость — плохое качество. «Если уж падать, так падать с высоты», — у этой поговорки глубокий смысл.

Говоря так, махдум гордо посмотрел на Шахидбека. Он вдвойне был горд: во-первых, слова Анвара — «если вы не одобряете», подтверждали, что Анвар считается с мнением махдума, и, во-вторых, показывали, что он не пойдет против воли учителя.

Шахидбек, наевшийся до отвала и непривычно много и горячо говоривший за обедом, устал и теперь, развалясь на подушках, приветствовал достигнутое двумя сторонами взаимопонимание:

Шахидбек:  Молодец, мирза, вот так-то лучше…

Выпив по две пиалы чаю и прочтя фатыху, махдум с Шахидбеком стали собираться к вечерней молитве. Анвар проводил Шахидбека до ворот. Прощаясь с Анваром, Шахидбек сказал:

Шахидбек: Я думаю, бог даст, вы получите грамоту… А потом у меня будет с вами особый разговор — надо посоветоваться относительно некоторых сборщиков налога. Вы — свой человек, и то, что вы будете назначены главным писарем, нам на руку.

Салих-махдум: «Если у соседа есть скот, то навоз и нам перепадет», — говорит пословица, — добавил махдум. Удрученный всем этим разговором, Анвар покачал головой и вернулся на супу.

5 МУЗЫКА

Проводив Шахидбека и махдума, Анвар вернулся на супу. Тотчас же, словно она только и ждала ухода мужчин, из ичкари появилась Рано. Одной рукой она придерживала на голове желтый атласный платок, готовый, казалось, сорваться и улететь. Увидев Рано, Анвар остановился у цветника возле супы. Рано приближалась к Анвару и улыбаясь ему и в то же время смотрела на него с укоризной. Подойдя к супе, она тронула рукой пустое блюдо.

Рано: Ну, Анвар-ака, довольны вы сегодняшним угощением? 

Анвар:  Очень доволен. Особенно мне понравились манты, сделанные твоими руками.

Рано: Откуда вы знаете, что я их делала?

Анвар:  Откуда я знаю? — сказал, смеясь, Анвар. — Я всегда чувствую, к чему прикасалась твоя рука!

Рано:  Какие же манты делала я?

Анвар:  Думаешь, не знаю?

 Рано: Не знаете!

Анвар: Края у них так старательно прищиплены, уголки у них такие ровные — как их не узнать? Я выбирал и ел только те манты, что ты делала!

Рано: Они были вкусные?

Анвар: Мало сказать, вкусные!  Посмотри-ка лучше на этот цветок: помнишь, когда мы только его посадили, он был розовый, а теперь, через два года, стал красным. Знаешь отчего?

Вопрос был задан серьезным тоном, и Рано не поняла.

Рано: Наверное, он стал красным от солнца…

Анвар:   Ошибаешься, Рано, а я знаю, почему цветок стал красным. Это из-за твоих красных губ, Рано…

Рано: Оставьте шутки, — сказала Рано, сама краснея, как цветок. — Скажите лучше, зачем приходил этот толстяк Шахид? Вас хотят сделать главным писарем?

Анвар:  Не веришь? Посмотрись в зеркало: твои губы, как этот цветок. 

Он коснулся ее губ цветком. Рано отвернулась…

Рано: А ну вас с вашими шутками! Правда, что вас хотят сделать главным писарем?

Анвар:  Мало ли что хотят сделать со мной… Пустые разговоры…

Рано:  Почему пустые? По всему городу идет слух…

Анвар подпрыгнул и сел на край супы, свесив ноги. Рано стояла рядом с ним, облокотись на супу.

Анвар:  Не верь слухам…

Рано:  Говорят, что без ветра и ветки дерева не колышутся. Может быть, вас и в самом деле назначат правителем канцелярии.

Анвар:  А разве это хорошо, Рано, если меня назначат правителем канцелярии?

Рано: Откуда мне знать, хорошо это или плохо?

Анвар:  Это плохо, Рано!

Рано: Почему плохо?

Анвар: Грязная это работа. Если бы я нашел другую службу, я вообще ушел бы из дворца.

Рано: Грязная работа?! Но ведь ваш друг и покровитель бек занимал же эту должность?

Анвар:  Я не бек и никогда не смогу им быть, Рано. Кровь невинных, которая льется во дворце, вздохи и стоны, которые постоянно слышатся там, не дают мне покоя, сердце мое сжимается от них. Если я стану главным в канцелярии, мне придется самому плавать в крови невинных, слушать их стоны и проклятия. Я должен буду сам погружаться в море народного страдания.

Рано слушала Анвара, пристально глядя ему в глаза. Лицо ее выражало сочувствие.

Рано: Анвар-ака, а если вы возьметесь за дело с добрыми намерениями,  если вы не пожалеете труда для блага народа, на вас ведь не будет греха?

Анвар: Это верно, но дело не в этом. Я хотел бы, чтоб это было так. Но другие ведь не будут следовать моему доброму примеру, значит, я не смогу быть спокойным и думать, что на мне уже нет греха. В этом вся трудность. Легко снять с себя всякую ответственность, это проще всего. Рано, видимо, поняла главное, что мучило Анвара. Некоторое время она молча стояла возле него.

Рано: Значит, вы не примете должности главного писаря? — спросила она, взглянув на его задумчивое лицо.

Анвар:  Если назначат, приму…

Рано:  Даже, если вам это так трудно?

Анвар:  Да. Потому что этого требует твой отец!

Рано: А при чем тут мой отец? Разве ему даны полномочия решать это за вас?

Анвар только вздохнул в ответ на этот наивный вопрос, а потом, взглянув на Рано, сказал:

Анвар:  Очень большие полномочия!.. — И опять вздохнул.

Рано больше не спрашивала. Казалось, она поняла, в чем дело. Протянув руки за скатертью и блюдами, она тихо спросила:

Рано: Чай будете пить?

Анвар:  Попозже.

Рано взяла блюда и пошла. Анвар проводил ее взглядом, очертания стройной девичьей фигуры отчетливо вырисовывались под атласным платьем.

2 действие

7 МУЗЫКА

Уже с утра все знали, на чье имя выписана грамота. К Анвару, сидевшему, как обычно, за работой в дворцовой канцелярии, то и дело подходили писаря и другие служащие, тихонько поздравляли его и отходили. Анвар молча выслушивал эти поздравления и, как всегда, готовил бумаги для хана, разбирал прошения и письма областных управителей, отделяя срочные и важные от менее значительных, чтобы передать их удайчи^. Некоторые бумаги он передавал для переписки сидевшим в соседней комнате писцам и муфтиям, перед которыми стояли чернильницы с перьями.

Анвар: Сегодня с утра надо мной все подшучивают, будто бы меня назначают правителем канцелярии.

Муфтий Шаходат окунул раз и другой камышовое перо в чернильницу и ответил:

Муфтий Шаходат: Ничего удивительного, если так и будет…

Анвар:  Да что вы, — сказал Анвар, откладывая в сторону бумаги, — ведь я только временно занялся этими делами, чтобы не было задержки, и только потому, что вы были в отсутствии, разъезжая по кишлакам. С завтрашнего дня вы снова займетесь всеми делами, ваша милость. Мне уже надоели эти шутки!

Муфтий Шаходат почесал пером свою внушительную седую бороду, которая закрывала всю его грудь.

Муфтий Шаходат: А может быть, это и не шутки, — сказал он, скрывая раздражение. — Вы молоды, неутомимы, знания у вас большие. А мы давно работаем в канцелярии, устали…

Калоншах: Все это шутки, — решительно сказал сидевший рядом с муфтием Калоншах, не подымая глаз от писанья, — не надо обращать на них внимание.

Анвар уже поверил поздравлениям, а называл их «шутками» лишь потому, что хотел как-то сгладить создавшуюся неловкость. Слова Калоншаха были ему неприятны, он почувствовал в них явную враждебность. В это время из приемной показался удайчи и, остановившись в дверях, позвал:

Удайчи: Мирза Анвар!

Анвар, взяв в руки бумаги, приготовленные для хана, встал с места.

Анвар: Бумаги готовы… Я уже собирался послать их вашей милости.

Удайчи покачал головой.

Удайчи:  Оставьте пока дела, — сказал он, кивнув на бумаги, — следуйте за мной.

Анвар: Куда, ваша милость?

Удайчи:  К его величеству!

Писаря переглянулись. Муфтий Шаходат, побледнев, посмотрел на Калоншаха. Анвар, удивленный, стоял с бумагами в руках. Удайчи снова позвал его:

Удайчи: Я вас жду, Анвар!

Анвар положил бумаги на стол и последовал за удайчи.

Анвар вернулся в канцелярию.

Анвару было неловко от всех этих искренних и лицемерных поздравлений. Взяв в руки торчавшую в чалме грамоту, он, как бы удивляясь самому себе, оглядел окруживших его писарей. Сам муфтий Шаходат первый раз в жизни поднялся с места, приветствуя Анвара.

Муфтий Шаходат: Поздравляю, поздравляю! Честь и слава, мирза Анвар!

Анвар: Волей его величества, — сказал Анвар, обращаясь к ним, — я вынужден принять на себя тяжелую и ответственную обязанность. Я принял ее не потому, что слишком уверен в себе, но потому, что надеюсь опереться на всех вас, моих отцов и братьев. Я хочу, чтобы вы и дальше относились ко мне просто, как к вчерашнему Анвару, и не обижали меня преувеличенными почестями. Ведь простое обращение — признак доброжелательства и дружбы.

Султанали:  До нынешнего дня мы вас уважали не потому, что вы были воспитанником покойного Мухаммеда Раджаба, мы уважали ваши знания и талант. И в дальнейшем мы будем уважать вас не потому, что вы главный писарь хана, а за то, что вы мирза Анвар!

Муфтий Шаходат посмотрел на Султанали исподлобья, заложил под язык щепотку насвая, отошел и сел на свое место.

Анвар: Вы всегда смущаете меня, преувеличивая мои достоинства, Султанали ака,  Мне дороги не похвалы, а ваше уважение, повторяю опять. Так пусть же оно выразится в простом и братском отношении ко мне.

Совершив благодарственную молитву, все вновь приступили к своим занятиям. Анвар стал снимать свой бархатный халат, но к нему подошел Султанали.

Султанали: Мирза Анвар, вам следует теперь пойти домой!

Анвар: Почему?

Султанали: Сейчас по городу пойдет глашатай и объявит народу о даровании вам грамоты. К вам домой придут люди поздравить вас…

Анвар:Во-первых, у меня нет своего дома. Во-вторых, у меня нет знакомых, которые пришли бы поздравить меня, — сказал Анвар, махнув рукой, — так что не беспокойтесь на этот счет!

Султинали: Как вы еще молоды, Анвар!

Вместо ответа Анвар улыбнулся и, усевшись на свое место, принялся разбирать бумаги.

3 действие

2 МУЗЫКА

Это было перед вечерней молитвой. Махдум стоял у ворот, согнувшись вдвое в низком поклоне — провожал одного из мударрисов, приходившего с визитом. Уже попрощавшись и сделав несколько шагов, мударрис стал топтаться на месте и откашливаться.

Муддарис: Да, мулла Салих, я забыл вам что-то сказать! — промолвил мударрис.

Салих-махдум с готовностью подбежал к нему.

Муддарис: Мне было неудобно самому говорить мирзе: если у него окажется нужда в толковании какой-либо книги или еще в чем-нибудь подобном, пусть он не обходит меня… Прошу вас, передайте ему мою просьбу.

Салих-махдум:  Хорошо, хорошо!

Мударрис:  Надеюсь, вы не забудете?

Салих-махдум: Будьте спокойны!

У махдума, в течение нескольких часов принимавшего подобные поручения от разных должностных лиц, уже мозги раскисли. Приняв еще и эту просьбу мударриса, он проводил посетителя. Тут он увидел Сафара-ткача, который в кое-как повязанной чалме, шлепая кавушами на босу ногу, направился от ворот на мужскую половину дома.

Салих-махдум: Ну-ну, братец! — остановил Сафара махдум. — Куда это вы направляетесь?

Махдуму уже успели надоесть посетители, даже беки и богачи, не говоря уже о бедняках. К тому же лепешки пришлось покупать вторично, и это тоже его расстроило. Сафар-ткач, остановись у входа, обернулся, посмотрел на махдума.

Сафар-ткач:  Что вы сказали, господин?

Салих-махдум:  Спрашиваю, куда это вы путь держите?

Сафар-ткач:   Я услышал, что брату Анвару бог дал почетную должность, вот и иду повидать моего дорогого брата.

Салих-махдум: Это любезно с вашей стороны, но он сейчас очень устал. Помолитесь за него дома — и хватит!

Сафар-ткач почесал затылок и опять взглянул на махдума.

Сафар-ткач:  Я только повидаюсь с ним и уйду. Мне же ничего не надо, господин!

Махдум преградил путь Сафару:

Салих-махдум:  Нет, вы только его рассердите!

Сафар-ткач:  Жертвой мне пасть за мирзу Анвара! — сказал Сафар-ткач, протискиваясь вперед. — Не такой он человек, чтобы рассердиться. Он простой человек, пусть ему всегда в жизни везет. Вот вы сейчас сами увидите, что он очень дружен со мной!

Махдум уже начинал сердиться.

Сафар-ткач пристально поглядел на него и улыбнулся.

Сафар-ткач:  Вот увидите, как он со мной дружен! — повторил он и, не обращая внимания на махдума, направился в дом. Он уже несколько раз бывал у Анвара, знал, где михманхана, и не нуждался, чтоб его провожали.

Анвар беседовал в михманхане с Шахидбеком и другим человеком, по виду военачальником. Увидев Сафара-ткача, Анвар встал ему навстречу. Они поздоровались радостно, как давние друзья. Сафар-ткач со слезами на глазах поздравил Анвара. Анвар усадил его рядом с собой. Сафар-ткач произнес фатыху, но оба бека едва подняли руки, присоединяясь к ней.

Анвар: Ну что, не беспокоит вас больше сборщик налогов? — спросил, смеясь, Анвар.

Сафар-ткач:  : Слава богу, благодаря вашему заступничеству, мирза!

Анвар: А как идет торговля?

Сафар-ткач:  Ничего… во всяком случае, идет понемножку, братец.

В это время снаружи послышался голос махдума, приглашавшего кого-то войти. Разговор между Анваром и Сафаром-ткачом оборвался.

Мулла Абдуррахман, войдя в переднюю, сразу увидел своего «приятеля» Сафара, сидевшего рядом с Анваром, и побледнел — желтое лицо его стало совсем белым, — в таком состоянии он шагнул в михманхану.

Беки, не двинувшиеся с места, когда вошел Сафар, при появлении муллы Абдуррахмана встали. Махдум познакомил Анвара с муллой Абдуррахманом.

Салих махдум: Может быть, вы вспомните, мирза Анвар. В тот год, когда вы пришли в мой дом, ваш брат, мулла Абдуррахман, тоже учился в нашей школе.

Анвар: Я помню. Здоровы ли вы, таксыр?

Абдуррахман: Слава всевышнему! — сказал мулла Абдуррахман, исподлобья кинув взгляд на Сафара-ткача. — Поздравляю вас с высоким назначением.

Анвар: Спасибо, таксыр! Прошу садиться!

Сели, произнесли фатыху, поговорили о том о сем. Любопытное получилось совпадение! Мулла Абдуррахман был так смущен неожиданной встречей, что толком не мог поздравить Анвара и все поглядывал на этого «олуха» Сафара. Некоторое время все сидели молча, потом Анвар пригласил всех к дастархану. Шахидбек старался втянуть в разговор муллу Абдуррахмана:

Шахидбек: А какой пост занимает ваша милость?

Абдуррахман : Имам, настоятель мечети, — сказал Абдуррахман и метнул искоса взгляд на Сафара, — со времени приезда из Бухары нахожусь при мечети… еще занят немного в медресе…

Шахидбек: Очень хорошо. А в какой махалле вы служите имамом?

Сафар ткач:  В нашей махалле, — вмешался в разговор Сафар-ткач. — Знаний у нашего имама как воды в реке, ведь он в Бухаре учился.

Шахидбек, чтобы что-нибудь сказать, опять повторил:

Шахидбек:  Очень хорошо!

Салих махдум: И правда, говорят, у муллы Абдуррахмана обширные познания, я тоже так слышал. 

Сафар-ткач, словно наперекор мулле Абдуррахману, снова заговорил:

Сафар-ткач: Слов нет, знаний у их милости много, только судьба у них несчастливая. Ему бы мударрисом быть, судьей, писарем, — способностей у него на это хватило бы… Только не везет ему! Вот теперь, может, мирза Анвар позаботится о нем и устроит на какое-нибудь место во дворце, тогда и их милости коснутся лучи солнца! Он и сам ведь еще неделю назад молился за моего мирзу… Не так ли, таксыр?

Мулла Абдуррахман готов был провалиться сквозь землю. Он вытер пот со лба, беспокойно оглянулся вокруг и выговорил глухим голосом:

Абдуррахман: Да, так!

Махдум подумал, что Сафар-ткач был подучен муллой Абдуррахманом замолвить за него словечко перед Анваром.

Салих махдум:  Мулла Абдуррахман свой человек,  Конечно, мирза Анвар постарается сделать для него все возможное.

 Бек: Можно бы его и писарем взять во дворец.

6 МУЗЫКА

Анвар молчал, не считая удобным давать такие обещания. Мулла Абдуррахман все время вытирал пот с лица. А Сафар-ткач, думая, что теперь он загладил свою недавнюю грубость по отношению к имаму, все старался перехватить взгляд муллы Абдуррахмана, чтобы увидеть — доволен ли тот. Посидев еще немного, беки собрались уходить и стали молиться.

Тогда Абдуррахман, вовсе не желая идти со своим «другом» Сафаром, прибавил шагу. Но и Сафар-ткач пустился во всю прыть, догнал имама и пошел рядом с ним. Имам страшно разозлился, остановился посредине дороги и обратил на Сафара взгляд бешеного кота:

Абдуррахман:  Что же вы остановились, шагайте!

Сафар-ткач, не заметив сразу, что Абдуррахман остановился, проскочил с ходу на два-три шага вперед.

Сафар-ткач : Вместе пойдемте, ваша милость!

Абдуррахман:  Я не желаю с вами идти, убирайтесь прочь!

Сафар-ткач, не понимая, в чем дело, помолчал немного.

Сафар-ткач : Но почему же, ваша милость?

Абдуррахман:   Еще спрашивает, болван, — почему?!

Сафар-ткач : Если верить вашим проповедям, то мусульманин не должен таить в сердце обиду дольше того времени, какое требуется, чтобы постирать и высушить платок,  а мы с вами вот уже четыре дня носим на горбу шайтана… Довольно уж, ваша милость!

Абдуррахман:   Господи боже мой! — воскликнул имам. — Да вы в тот день наговорили на меня столько, что в четыре дня не забудешь.

 Сафар-ткач : Шайтан попутал, ваша милость! Но ведь, в конце концов, вышло все по-моему, а я разве что-нибудь говорю? Я только хочу, чтобы мы не хранили друг на друга обиды в сердце!

Мулла Абдуррахман, восклицая «о господи!», зашагал дальше. Сафар-ткач пошел рядом с ним, умильно сложив руки на животе.

Абдуррахман:   Если вы изгнали из своего сердца обиду, это хорошо, — идя впереди. — Но зачем же вы опять стали при всех болтать невесть что?

Сафар-ткач : Я же ничего, кроме хорошего, не сказал. Я только хвалил вашу ученость.

Абдуррахман:   И больше ничего не сказали?!

Сафар-ткач : Да что же такого я сказал? Хоть много знаний, да удачи нет, сказал я. Разве это неправда?

Абдуррахман:   Я вас не уполномачивал просить у мирзы для меня работу!

Сафар-ткач : Конечно, вы мне такого поручения не давали… Но до каких же пор будут даром пропадать ваши познания, если вы весь век будете имамом в нашей мечети?! В конце концов, польстивши то одному, то другому, вы тоже можете устроиться на хорошее место, таксыр.

Абдуррахман: Господи боже мой! Да, может быть, мне моя служба в мечети дороже целого царства!

Сафар-ткач : Э-э, черта ли в ней! — сказал Сафар-ткач. — Оставьте этот разговор, таксыр, будем говорить о деле. Неужели кто-нибудь из городских мударрисов отказался, если бы его назначили писарем во дворце?.. Ведь я для того и сказал мирзе Анвару, что вы «молились за него», чтобы он устроил вас на службу во дворец, об этом-то вы догадались, братец?

Абдуррахман:  Господи боже мой!  Разве я молился за него?.. Для чего эта ложь?

Сафар-ткач : Хоть вы и имам, а все же, видно, еще молоды, — засмеялся Сафар. — А что, если бы я сказал правду, объявил, что назначение Анвара главным писарем не по душе нашему имаму, — вы были бы довольны тогда, хе-хе-хе?.. Нет, ваша милость, вы и сами, наверное, учили в Бухаре, что в двух случаях можно говорить неправду: во-первых, в делах семейных — между мужем и женой; во-вторых, когда нужно помирить двух правоверных. Мой учитель, царство ему небесное, когда-то читал мне об этом из какой-то ученой книги. Эти слова мне крепко запомнились. И если теперь я сказал неправду, то ведь я сделал так, как учила книга — хотел помирить двух правоверных.

4 действие

8 МУЗЫКА

Вечером Анвар собирался покинуть дворец и пойти домой. Возвращаясь из дворца, Султанали и Анвар разговорились дорогой.

Султанали: Послушайтесь моего совета, купите коня,  вам теперь не пристало ходить пешком.

Анвар: Зачем конь, когда так удобно на своих двоих…

Султанали: Это верно, но теперь так не годится.

Анвар: А каково будет слезать с коня и опять ходить пешком, когда я слечу со своего высокого поста?

Султанали: Почему это вы слетите? Вы много лет будете в этой должности.

Анвар опять засмеялся.

Анвар:Мне кажется, я и года не продержусь… Если вы мне друг, молите бога, чтобы я освободился от этой должности, не сломав себе шеи!

Султанали: Что за вздор вы говорите!

Анвар: А вы поглядели бы на физиономию вашего муфтия Шаходата. А насмешки поэта, вы слышите их?.. Да я буду считать себя счастливцем, если эти звери отберут у меня должность главного писаря без скандала! Мои предчувствия или, как вы говорите, вздорные мысли скорее заставляют меня предполагать последнее…

Султанали:  Если муфтий Шаходат или поэт Мадхий хоть на копейку причинят вам вред, тяните меня к ответу! Вы должны были стать главным писарем, и ваше назначение было правильным. Муфтий не имел авторитета даже у семилетнего ребенка. Всем было ясно, что он не получит грамоты.

Анвар:Какая же причина?

Султанали:  Не спрашивайте, вы будете смеяться.

Анвар:А все-таки?

Султанали засмеялся и понизил голос.

Султанали: Поэт вступил в связь с одной девицей из гарема.

Анвар: Ну и что же?

Султанали: Узнав об этом, другая девушка рассказала хану. Хан прогнал виновницу, призвал к себе поэта и ругал его на чем свет стоит, даже матери его не пощадил. С трудом вымолил поэт себе прощение и избежал изгнания.

Анвар засмеялся:

Анвар: И вы думаете, поэтому ему не дали грамоты?

Султанали: Конечно. Если бы у него была голова на плечах, он и не совался бы, куда не следует, а благодарил бы бога, что его не выгнали из дворца. Итак, все ваши тревоги и опасения неосновательны. Я думаю, например, что уже настало время, когда вам следует жениться, чтобы не быть одиноким…

Анвар: С чего вы это взяли, Султанали-ака!

Султанали:  Я не шучу. Жениться теперь — ваш долг и обязанность. Надеюсь, тут у вас не найдется отговорок.

Анвар улыбнулся.

Анвар: Женитьбу я тоже отложил бы до того времени, когда меня снимут с этой должности.

Султанали:  Вот тебе на! А если вы до конца дней своих будете на этой службе? На всю жизнь останетесь холостым? Ха-ха-ха!

Анвар:Кто же всю жизнь занимает одну и ту же должность?

Султанали:  Бывают такие люди. Например, покойный Мухаммед Раджаббек. Еще со времен Мухаммед-али-хана и до самой смерти он все воевал в дворцовой канцелярии. Нет, я вам серьезно говорю, мы постараемся женить вас на любой девушке в городе, какая вам понравится!

Анвар:Спасибо…

Султанали:  Анвар, я дело говорю!

Анвар с улыбкой посмотрел на Султанали, но, почувствовав, что тот ждет от него серьезного ответа, сказал:

Анвар:Хорошо, я посоветуюсь со своим учителем и скажу вам.

Султанали:  Ваш учитель сегодня утром сам приходил ко мне, — важно сказал Султанали, — и, если я правильно понял его, похоже на то, что он желает сделать вас своим зятем. Я только не понял — согласны ли вы на это или нет?

Анвар покраснел. Вместо ответа он вопросительно глядел на Султанали, будто спрашивал: «Что же дальше?»

Султанали:  Если верить словам учителя, все уже готово к свадьбе, — сказал Султанали. — Махдум пришел, чтобы через меня получить ваше согласие. Я обещал ему узнать ответ.

Анвар засмеялся. Но теперь это был уже иной, счастливый смех.

Анвар: Хорошо, — сказал Анвар и несколько шагов прошел молча, — хорошо, я подумаю до завтра и дам вам ответ.

Султанали:  Значит, если я сегодня увижу учителя, сказать ему, что завтра он получит ответ?..

Анвар: Конечно.

Султанали:  До свиданья, Анвар, да поможет вам бог!

Анвар:Прощайте, Султанали-ака!

5 действие

5 МУЗЫКА

Пообещав Султанали дать завтра ответ, Анвар, радостно взволнованный, пришел домой. Торопливо покончив дела с ожидавшими в михманхане посетителями, он направился в ичкари. Его вело туда тайное желание не просто увидеть Рано, но прочесть в ее глазах — знает ли она о намерениях махдума.

Рано сидела на айване, прислонясь к столбу, и читала книгу. Нигор-аим у очага готовила ужин. Рано, взглянув исподлобья, увидела направлявшегося к ней Анвара, улыбнулась, спрятала ножки под желтое атласное платье и перекинула на обтянутую атласом грудь свои длинные косы. Когда он приблизился, она медленно отвела глаза от книги и сказала: «Здравствуйте!» И снова склонила лицо над страницей. Анвар заглянул в книгу.

 Анвар:Омар Хайям? — сказал он и сел напротив Рано, спустив ноги с айвана. — Почитай — послушаем!

Рано закрыла книгу и протянула ее Анвару:

Рано: Вы почитайте, а я послушаю.

Анвар: Сама читай, не ленись…

Рано: А если я неправильно прочту, вы опять будете смеяться, как тогда — помните?..

Анвар: Тогда ты нарочно читала неправильно, чтобы я смеялся… Читай же, Рано!

Она положила книгу перед Анваром.

Рано: Мне надоело читать…

Анвар: А я прошу, чтобы ты для меня почитала!

Рано кивнула на дорожку, ведущую в дом:

Рано: Отец может войти.

Анвар: Почему это ты стала такой стеснительной?

Рано улыбнулась, не отвечая, и покраснела. Анвар попытался перевести разговор на другое:

Анвар: Ты вспотела, Рано… Разве сегодня так жарко?

Рано вытерла платком жемчужные капельки пота с лица.

Рано:Это не от жары, — сказала она, улыбаясь. — Совсем от другого.

Анвар: А от чего же, скажи?

К Рано вернулась ее обычная насмешливость, она сказала весело:

Рано:С тех пор как вы стали важным беком… как увижу вас, так смущаюсь. Даже в пот бросает.

Анвар:А я думал, что ты уже отвыкла дразнить и насмешничать. Оказывается, еще нет. Ну, что же дальше?

Рано:Кто осмелится отрицать могущество человека, которого называют главой всех писарей его величества?! Надеюсь, вы позволите вашей служанке величать вас так?

Анвар: Пожалуйста, я позволяю, — сказал, смеясь, Анвар и встал с места. — Если наша служанка уже не смущается теперь, то мы объясним ей наше поведение. Но не смутится ли она еще больше?

Рано: Ваша служанка готова исполнить ваше повеление!

Анвар:А полагается ли служанкам говорить со своим господином сидя? Ответьте на этот вопрос, прежде чем выполнять наше повеление.

Рано вскочила и, подражая служанкам, вытянула руки по швам, склонила голову на грудь и попросила прощения.

Рано: Человеку свойственно быть недогадливым. Но ваша послушная служанка заслуживает снисхождения. Ибо, купленная за золото, она преданна своему хозяину!

Анвар, улыбаясь в ответ на шаловливо-кокетливый тон юной пери, которая разыгрывала перед ним эту комическую роль, посмотрел на нее долгим взглядом и, продолжая игру, тоном повелителя сказал:

Анвар: Я буду на супе. Улучи минуту и приди ко мне, мне нужно что-то сказать тебе по секрету!

Рано, продолжая играть роль служанки, поклонилась, сделала жест, означавший «готова к услугам», и, подняв на Анвара глаза, посмотрела на него своим волшебным взглядом… Едва сдерживая смех и восхищение, Анвар повернулся и направился к выходу.

Нигор-аим, по-прежнему занятая у очага, тоже смеялась проделкам дочери. Но, давно привыкнув к постоянной игре между Рано и Анваром, она не стала распространяться по этому поводу.

2 МУЗЫКА

Анвар, сидя в саду на супе, занимался служебными бумагами, когда из ичкари появилась Рано. Казалось, Анвар так сильно был занят работой, что не заметил ее прихода. Рано тихо подошла к Анвару, облокотилась на супу, подперла ладонями подбородок и стала смотреть, как он пишет. Анвар ласково улыбнулся, искоса посмотрел на Рано, нехотя обмакнул перо в чернила и написал еще несколько слов. Потом он остановился с пером в руке, задумался и опять, как раньше, с улыбкой посмотрел на девушку. Их взгляды встретились, и некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга.

 Рано: Почему вы остановились, пишите!

Анвар: Вот ты всегда так, Рано!..

Рано:  А что такое?

Анвар:  Всегда приходишь, когда я занят, и отвлекаешь мои мысли от работы.

Рано:  Разве я вам сказала хоть слово? Пишите, я только буду смотреть…

Анвар повернулся к Рано.

Анвар:  Бесполезно, все равно ты уже похитила мои мысли!

Рано: Я не похитительница мыслей! Извольте писать!

Анвар отложил исписанную бумагу и взял чистый лист.

Анвар: Теперь я буду писать совсем другое.

Рано: Хорошо, пишите.

Анвар:  А ты будешь мне отвечать, хорошо?

Рано:  Хорошо.

Анвар: А если ты, как в прошлый раз, не сумеешь ответить, что тогда сделать с тобой?

Рано села на супу, свесив ноги.

Рано:  Можете ударить меня по лицу. Только условие: чтобы мысль и рифма были не очень трудные.

Анвар:  Хорошо, — сказал Анвар, смеясь, и, глядя на Рано, задумался.

Рано сдвинула брови.

Рано: Не надо долго думать!

Вместо ответа Анвар обмакнул перо в чернила и стал писать:

Анвар: Фархад был горд своей Ширин, Меджнун — красавицей Лейли.

Горжусь я, что цветок Рано прекрасней всех цветовземли^.

Следившая за словами, которые сбегали с пера Анвара, Рано покраснела, покачала головой и отвернулась.

Анвар:  Ну, Рано, отвечай скорее!

Минуту она стояла, не глядя на Анвара, потом, наклонившись, взяла у него перо, бумагу и спросила:

Рано:  А смеяться не будете?

Анвар:  Если ты не будешь смеяться надо мной, то и я не буду. Но на мое двустишие ты должна дать точный ответ, как было условлено.

Рано подумала и, не показывая Анвару, написала:

Рано: Безумье Кайса для Лейли несчастьем было и стыдом.

Горжусь, что разум твой, мирза, как солнце, блещет и вдали!

Рано бросила Анвару листок, улыбнулась и побежала к цветнику. Анвар, довольный, прочел ответ.

Анвар: Молодец, Рано! Но ты уж слишком восхваляешь…

Рано стояла среди цветов и смотрела на Анвара.

Рано:  Вы тоже…

Анвар:  Нет, я ничуть не преувеличиваю!  Вот сейчас ты стоишь среди цветов, и ты сама — прекраснейший цветок среди них, Рано! Смотри же, я снова пишу, готовься к ответу, Рано!

Рано опять подбежала и стала читать, что он писал:

Анвар: С тревогой думал я не раз, что муки тяжкие любви

Меджнуном стать, безумцем стать меня, быть может, обрекли.

Прочитав последнюю строчку, Рано задумалась. Анвар не спускал глаз с ее задумчивого лица.

Анвар: Тебе трудно ответить на это, Рано?

Рано:   Дайте мне перо! — сказала Рано обиженно и протянула руку. — Даже подумать не даете!

И написала:

В ком желчь от страсти разлилась, тот болен, — говорят врачи.

Увы! Несдержанность и страсть к безумью многих привели.

Анвар:  Победила! Ты победила, Рано! — воскликнул Анвар. — Но только в последней строке у тебя ошибка…

Рано:   А именно?

Анвар:  Медицина говорит не о том, что желчь разлилась, — человек сходит с ума, когда у него кровь горит…

Рано:  Но для того, чтобы кровь горела, надо сначала, чтобы желчь разлилась. Пока желчь не разольется, кровь не испортится… Ну, будете дальше писать или признаете себя побежденным?

Анвар:  Я побежден.

Рано:  А если побеждены, я хочу получить мой выигрыш!

Анвар подставил лицо. Рано слегка ударила его по щеке.

Рано подняла голову и застенчиво улыбнулась Анвару:

Рано:   Ну, вот я пришла по вашему «повелению»!

Анвар:  По моему повелению? — сказал Анвар, тоже улыбнувшись и прямо глядя в глаза Рано. — Нет, это после вечерней молитвы…

Рано:   Что после вечерней молитвы?

Анвар:   Ты должна прийти сюда по моему «повелению»!

Рано:   А сейчас?

Анвар:  Сейчас нельзя.

Рано обиженно посмотрела на Анвара, встала и ушла в ичкари.

6 действие

3 МУЗЫКА

Гульшан решила остаться ночевать в одной из комнат, где жили семь подруг. Назик и Тухфа стелили постели. Кумри весело болтала с Гульшан.

Кумри: Ну и глупая ты, Гульшан-апа. Оставила дома мужа одного. Какой прок тебе от нас, холостячек?

Гульшан: Не болтай, бесстыдница! Конечно, мне от вас нет пользы. Вы думаете лишь об одном…

Кумри:  А ты о чем думаешь?

Гульшан:  Я думаю, на что день прожить, а вы с жиру беситесь. И я когда-то была тут служанкой. Но никогда, как вы…

Девушки внимательно слушали Гульшан.

Тухфа, стеля постель, спросила:

Тухфа: А разве ты об этом не думала?

Гульшан улыбнулась и, помолчав немного, ответила:

Гульшан:  Может, и думала, да при всех не болтала! Ведь это от шайтана. Будешь чаще молиться, такое и на ум не придет. Вот Зарифа, например, никогда не произносит бесстыдных слов.

Кумри:  Ba! Xa-xa-xa-xa! — засмеялась Кумри. — А скажи-ка ей, Зарифа, что тебе вчера приснилось.

Зарифа: Провались ты! — буркнула, отвернувшись, Зарифа. — Мало ли что приснится, а ты еще попрекаешь!

Девушки стали укладываться. Постели находились близко одна от другой. Гульшан выбрала крайнюю.

Кумри:  Платья снимать! — скомандовала Кумри и, стоя, стянула с себя платье. — Штаны долой!

Гульшан:  Ой! — вскрикнула Гульшан, зарываясь с головой в одеяло. — С вами тут грехов не оберешься… А знаете ли вы, что в вашем возрасте каждая могла бы быть матерью двух-трех детей.

Кумри:  Верно, милая Гульшан, — сказала Кумри, поднеся свечу поближе к своему телу, чтобы получше разглядеть его. Девушки смеялись. Гульшан немного высунулась из-под одеяла и тоже расхохоталась при виде того, что перед ней открылось.

Гульшан: Гаси свечу!

Кумри погасила свечу, стоявшую на полке. Комната погрузилась в темноту. Но девушки продолжали возиться, стаскивать друг с друга одеяла. То и дело раздавалось: «подвинься», «ляг поближе»…

Гульшан: Дадите вы спать в конце концов? — рассердилась Гульшан.

Кумри: Тише вы! — зашипела Кумри. — Гульшан пришла к нам выспаться.

Зарифа:  Бедняжка, — подхватил кто-то. — Дома муж ей спать не дает!

Кумри:  Потому-то я и не выхожу замуж. Сгори он, муж, — никогда не даст поспать!

Тухфа: Спи, бедненькая, спи, — подхватила Тухфа. — О нас, девушках, не беспокойся.

Девушки снова залились смехом. Гульшан тоже не сдержалась и засмеялась вместе со всеми.

Гульшан: Нечего попусту болтать, — сказала она наконец. — Слова должны иметь смысл. А все эти «хи-хи-хи» да «ха-ха-ха» без толку… Уж лучше выспаться!

Тухфа: А что такое смысл, Гульшан-апа? 

Кумри: Не спрашивай о смысле смысла, — прервала ее Кумри. — Лучше пусть скажет, какой смысл в том, что мы заточены во дворе «Сорока девушек».

Зарифа:  Ну, это ты брось. А вот есть ли смысл в том, что Гульшан-апа бросила мужа дома и пришла спать к нам, беспутным?

Гульшан: А, чтоб вы онемели!

Назик:  Есть, есть смысл!  Она же к нам новых подруг приведет.

Зарифа: А какой смысл в том, что она подруг приведет?

Тухфа:  А смысл в том, что нас, неразумных, станет больше.

Гульшан: Провалитесь вы все! Не стану я никого приводить. Спите спокойно.

Назик:  Браво, — воскликнула Назик. — Вот теперь вы дело говорите.

Зарифа:  Ты не права, Назик, Гульшан-апа давно стала умницей.

Назик: С каких пор?

Зарифа:  Давно… Сколько лет, Гульшан-апа, как вы замужем?

Девушки снова захохотали.

Гульшан:  Да будет вам говорить непристойности, давайте спать!

Назик:  Нет, Гульшан-апа, подожди. Я расскажу что-то «пристойное», хочешь послушать?

Гульшан:  Кому нужен твой рассказ? Провались он!

Назик:  Очень интересный рассказ. Не станешь слушать, все равно не дам спать!

Гульшан: Рассказывай, только не тяни! — проворчала Гульшан, повернувшись на другой бок.

Назик:  Я быстро. Вы, подружки, тоже лежите тихо.

Девушки щекотали друг друга, смеялись, не обращая внимания на уговоры Назик.

Назик:  Тухфа, Кумри, не шумите. А не то задушу! Хотите? — закричала Назик.

Но никто не слушал ее угроз.

Назик вскочила, и тогда все спрятались под одеяла.

Назик:  Навруз, я тебя по губам шлепну!

То тут, то там еще выплескивался смех, но общий шум прекратился.

Назик:  Ты не спишь, Гульшан-апа?

Гульшан:  Нет, рассказывай!

Назик снова прикрикнула на подруг и села в постели.

Назик:  Как-то утром шли мы из бани. По этой же дороге шел один молодой человек.

Зарифа:  Старая история! — вставил кто-то, и девушки опять захихикали.

Назик:  Ну и что? Не хотите слушать — не надо, я для Гульшан рассказываю. А вы спите и не мешайте.

Тухфа:  Нет, нет, рассказывай, мы будем слушать, — откликнулась Тухфа. — Навруз, Кумри, Хамрох, угомонитесь наконец!

Назик:  Итак, Гульшан-апа, с нами рядом шел молодой человек. Спросите, каков он был из себя? Лицо румяное, гладкое, как яблоко, глаза лани, усы, как молодая травка, а брови красивее и тоньше, чем у Розии-аим… На нем — халат из бекасама, очень был ему к лицу. Мы невольно залюбовались, правда, Тухфа?

Тухфа подтвердила, а Назик, убедившись в том, что Гульшан еще не заснула, продолжала рассказывать:

Назик:  Джигит был молод и застенчив. Заметив, что на него смотрят чуть ли не двадцать девушек, он смутился и опустил глаза. Он был шагах в десяти от нас. Отстала я от подруг, сняла с головы платок и, пряча его под паранджой, бросила на землю. А тот молодой человек наклонился, чтобы его поднять. Я продолжала свой путь. А он подходит, улыбается, подает платок.

Назик:  Мой! — ответила я и взяла платок, а поблагодарить забыла. Ты спишь, Гульшан?

Гульшан: Нет, не сплю! Что дальше было?

Назик:   Передо мной встает его образ, и сердце трепещет. Чего я только не передумала, но придумать ничего не могла. Мое сердце было опалено огнем, и огонь пожирал его все время. Я словно опьянела от этого огня, голова кружилась, в глазах стоял туман, я просто себя не помнила. Он джин — злой дух, он хочет лишить меня разума… Назик вздохнула и помолчала.

Назик:  Вот так я влюбилась в волшебного юношу. Три месяца уже влюблена, Гульшан-апа!

Гульшан: Ты влюблена в волшебного юношу? Ха-ха-ха-ха!

Назик:  Почему вы смеетесь, Гульшан-апа? Если не верите, спросите Тухфу.

Гульшан: Я не этому смеюсь, — сказала Гульшан, продолжая смеяться. — Просто юноша, о котором ты говоришь, вовсе не волшебный.

Назик вскочила:

Назик:  Кто же он?

Гульшан: Человек.

Назик:  Человек? Ты его видела?

Гульшан:  Да… У нас во дворце. Знаешь, кто теперь на посту главного писаря?

Назик: Знаю. Его зовут Анвар.

Гульшан: Вот он-то и есть «волшебный юноша», в которого ты влюбилась.

Тухфа расхохоталась так громко, что несколько девушек вздрогнули во сне.

Тухфа: Оказывается, Назик, ты влюбилась в мирзу Анвара?

Назик остолбенела.

Назик:  Как это? Такой молодой человек стал главным писарем?

Гульшан:  Да, стал.

Назик: Правда, он достоин этого. Он женат?

Гульшан: Откуда мне знать? Впрочем, если и не женат, на тебе все равно не женится.

Назик:  Конечно, не женится, — сказала Назик с необычной для нее грустью в голосе. — Я осквернена собакой ханом, я…

Гульшан промолчала.Тихо посапывали спящие, и в это мирное посапывание лишь изредка врывался звук заглушенного рыдания.

7 действие

4 МУЗЫКА

Махдум, стоя на айване, наворачивал чалму вокруг головы. Вдруг он увидел, что в крытом коридоре появилась какая-то женщина, и сказал Рано, сидевшей с вышиваньем у сандала:

Салих-махдум:   В коридор вошла женщина, узнай, дитя мое, что ей нужно.

Рано подошла к женщине, которая стояла к ней боком.

Рано: Здравствуйте…

Женщина ответила Рано на приветствие, отошла подальше в конец коридора и поманила девушку за собой. Рано обратила внимание на богатую шубу женщины. Подойдя к ней, она снова поклонилась.

Гульшан:  Скажите мне, милая, это дом Насиббека?

Рано: Нет, — улыбнулась Рано, — мы его соседи.

Женщина окинула Рано взглядом с ног до головы.

Гульшан:  Ох, беда! — воскликнула женщина, всплеснув руками. — Ошиблась я и вас понапрасну обеспокоила. Но уж раз так случилось, не худо бы познакомиться. Чей это дом?

Рано:  Салиха-махдума.

Гульшан:  Ах, как неловко получилось! И надо же было мне ошибиться! Значит, я попала в дом почтенного махдума? А вы кем ему приходитесь?

Рано:  Я… дочь его.

Гулшан:  Да благословит вас бог. А как зовут вас?

Рано: Рано… Да вы зайдите, пожалуйста, в дом.

Гулшан:  Спасибо, Рано-хон… Дом Насиббека справа или слева от вас? Где вход к нему?

Рано:  Первые ворота слева.

Гулшан:  Спасибо, Рано-хон!

Женщина все стояла, пристально глядя на девушку. Рано смутилась, опустила глаза. Женщина наконец попрощалась, чему-то улыбнулась и двинулась к выходу. На улице ей тут же повстречался Сафар-ткач.

Попрощавшись с женщиной, Рано вернулась в ичкари, а махдум, нарядившись в халат, спустился с айвана. Справившись о том, кто приходил, он отдал дочери распоряжения по хозяйству, так как Нигор-аим с утра ушла в гости к родственникам, и в доме осталась одна Рано.

Салих-махдум:    Мать придет поздно, приготовь обед пораньше!.. Хабба! Готовь только на себя и на Анвара. Я ведь на свадьбу иду, там наемся, да и мать придет неголодная.

Уже уходя, он снова остановился:

Салих-махдум:   А братца Анвара спроси, что ему приготовить… так-то лучше будет, дочь моя!

8 действие

6 МУЗЫКА

Махдум знаком остановил учеников, громко читавших вслух, вскочил и побежал во двор, куда вошли в это время два знатных бека. Низко поклонившись, он открыл дверь в михманхану.

Салих-махдум:    Пожалуйте, ваша милость, пожалуйте.

Махдум недаром растерялся: беки были из приближенных хана. В михманхане все сели, а махдум, стоя и сложив руки, торжественно сказал:

Салих-махдум:    Добро пожаловать!

Гости почтительно привстали.

Салих-махдум:  Да осенит господь вас благодатью, почтеннейшие. Тысяча вам благодарностей за то, что удостоили своим присутствием нашу скромную обитель!

Беки поблагодарили махдума, и один из них, по имени Абдурауф-тункотар, взглянув на своего спутника, сидящего рядом, начал объяснять цель их прихода.

Абдурауф-тукотар:  Нас к вам прислал его величество хан. Он оказывает вам великую честь…

Махдум привстал и поклонился, хотя и был весьма растерян, так как совсем не представлял себе, в чем могла заключаться эта «великая честь».

Тут заговорил второй бек, Мухаммад-Шариф-дастарханчи.

Мухаммад- Шариф: Не всякий бывает удостоен такой чести… Его величество изъявил желание быть вашим зятем, и нам поручено принести эту благую весть.

Махдум снова привстал, но голос ему уже не повиновался, и он молчал.

Абдурауф-тукотар:   Его величество узнали, что у вашей милости есть дочь и изволили сказать: «Если человек сумел воспитать такого ученого, как мирза Анвар, он, наверное, вырастил умную, хорошую дочь». Нам поручено сказать, что ваша дочь будет окружена таким же почетом, какого удостоили мирзу Анвара. Конечно, не приходится объяснять, сколь дорого и ценно подобное расположение хана…

Салих-махдум:  Спасибо, спасибо! Дай бог, чтобы приумножились богатства его величества! — пораздумав, ответил махдум. — И если бы у меня была не одна, а сто дочерей, я счел бы своим долгом отдать их в рабыни его величеству… Однако у моей дочери есть пороки и недостатки… Есть и другие обстоятельства, ваша милость!

Абдурауф-тукотар:  Безгрешен только бог,  раб божий всегда грешен, но и всегда его можно простить за это.

Махдум кивнул головой и помолчал, опустив глаза.

Салих-махдум: Передайте мою нижайшую просьбу его величеству, пусть он простит меня, но,во-первых, я ничтожный, слабый, бедный раб его величества, не достоин оказанной мне чести, во-вторых, может ли моя простенькая неученая дочь разделить ложе его величества?! Рабыня, она недостойна этого, она не может быть равной великому хану. Мы не имеем права воспользоваться теми милостями, которыми осыпает нас высокий покровитель, мы того не стоим!

Абдурауф-тукотар:  Его величество глубоко уважает людей науки, это и равняет вас с ним, ваша милость.

Бек начал пространно говорить о высоких благах, которые принесет расположение хана. Махдум молчал и только согласно кивал головой.

Салих-махдум:  Да, конечно, да, конечно… — бормотал он. — Я верный раб его величества! Однако есть еще одно обстоятельство, которое очень смущает меня, несчастного. Я уже обещал отдать свою дочь… мирзе Анвару. Вот это и заботит меня больше всего!

Услышав это, Абдурауф-тункотар посмотрел на второго бека, а тот рассмеялся и махнул рукой:

Абдурауф-тукотар:  Это пустяки! Мирза Анвар свой человек, он предан его величеству. Узнав обо всем этом, он только обрадуется.

Салих-махдум:  Дай-то бог!

Мухаммад- Шариф: Мы сейчас пойдем и доложим его величеству о том, что вы возносите за него свои молитвы и что вы согласны… И, несомненно, это весьма обрадует его величество! — сказал Мухаммад-Шариф-дастарханчи, отрезая все возможности возразить что-либо, и продолжал: — Ну, конечно, назначить день свадьбы мы предоставим самому хану. А теперь прочтем фатыху. Фатыха — это печать всевышнего.

Абдурауф-тункотар воздел руки к небу, и махдум, вконец растерянный, последовал его примеру. И только уже прощаясь с ними, он вдруг воскликнул: «Хабба!» Да, это действительно было важно; он хотел, чтобы о сватовстве рассказали Анвару сами сваты. Они охотно согласились, заверив махдума, что проведут все дело деликатнейшим образом и его имя не будет затронуто. Проводив высоких гостей, махдум вернулся в михманхану.

9 действие

8 МУЗЫКА

Махдум вернулся домой после вечерней молитвы и увидел, что дверь в михманхану открыта. Поняв, что Анвар там, он прошел прямо в ичкари.

Нигор-аим тем временем принесла в михманхану чашку плова. Голова опущена, ресницы слиплись от слез — несчастная мать пребывала в глубокой печали. Анвар вставил в эту минуту зажженную свечу в подсвечник. Нигор-аим расстелила скатерть, поставила плов перед Анваром и разрыдалась. Анвара это нисколько не удивило, он знал причину ее слез.

Анвар: Не плачьте! Не нужно печалиться. Наперекор судьбе не пойдешь! Вы ведь не хотели того, что произошло?

Нигор-аим ничего не ответила и, плача, поспешила выйти из михманханы. Анвар, пристроившись подле сандала, поел немного плова, вытер руки, натянул на себя одеяло и глубоко вздохнул.

Анвар встрепенулся, открыл глаза, потянулся к чашке, стоявшей на сандале, и прислушался к шагам. Кто-то проходил мимо михманханы. Анвар сообразил, что это махдум направляется в мечеть на ночную молитву. Не вставая с места, он поставил чашку в нишу за своей спиной. Вскоре из ичкари снова послышались шаги; вот они все ближе, ближе… И наконец появилась Рано, с чайником в руках. Смятенное лицо, глаза красные от слез, веки опухли.

Опустив глаза, она поставила подле Анвара чайник, взяла из ниши пиалу, сполоснула ее чаем, вытерла, снова сполоснула, подала Анвару и вдруг зарыдала, упав головой на сандал.

Анвар: Рано, Рано! — взволнованно сказал Анвар. — Ты ведь не ребенок! Еще ничего не произошло.

Рано всхлипывала, не поднимая головы. Анвар утешал ее, успокаивал.

Анвар: Ну, что ты плачешь, Рано? Разве слезы чему-нибудь могут помочь? Ты и меня заставишь плакать. А ведь если вдуматься, я должен лить слезы, а не ты. Но я не плачу. А почему? Да потому, что слезы — самое последнее дело… Я не люблю плакс… Встань, моя хорошая, встань!

Анвар погладил Рано по голове, потом взял ее лицо в обе руки и поцеловал.

Анвар:  Если хочешь, чтобы я тебя разлюбил, тогда плачь! Ты вся умылась слезами, Рано! Дай-ка, я вытру твое лицо. Опомнись, соберись с мыслями, будь умницей и послушай, что я тебе скажу!

Рано отвернулась, вытерла слезы головным платком и глубоко вздохнула.

Анвар:  Слезами горю не поможешь! Никогда! Опять у тебя слезы на глазах!.. Ну хорошо, ты плачь, а я помолчу, Рано!

Девушка снова вытерла лицо.

Анвар: На, Рано, выпей, — сказал Анвар, налив ей чаю в пиалу.

Рано покачала головой, но Анвар заставил ее взять пиалу.

Анвар: Хоть немного отпей!

По настоянию Анвара Рано сделала два-три глотка. Анвар вышел в переднюю и вернулся с тазиком и кувшином, наполненным водой.

Анвар: Вымой лицо, Рано, — сказал он, подойдя к ней.

Он полил ей на руки, она умылась. Потом Анвар подал Рано полотенце, сняв его с колышка, вбитого в стену, и она вытерла им лицо.

Анвар:  Вот и хорошо! Теперь поговорим как следует. А к чему слезы?

Рано вздохнула с некоторым облегчением. Даже улыбнулась Анвару, ласково смотревшему на нее.

Анвар:  Ну, улыбнись еще разок, Рано!

Но она вдруг резко ответила:

Рано: Сейчас не до смеха…

Анвар:  Если сейчас не до смеха, то и слезам еще не время!

Анвар сел, продолжая говорить: У тебя есть чудесный ларчик, это твое маленькое сердце. Я тоже был потрясен, но, как видишь, не плачу. Ты спросишь почему? Да потому, что ничто не вытеснит из моего сердца драгоценного бриллианта, которым оно владеет. Не так ли и у тебя, Рано? Может быть, ты помнишь муллу Абдуррахмана, который к тебе сватался? Так вот он, говоря словами поэта:

Как ты знаешь, по настоянию твоего отца я взял Абдуррахмана на работу. А он спелся с моими врагами и начал действовать против меня. Я его удалил из дворца, и он принялся за свои козни. Но разве они смогут разлучить нас?! Никогда! Что из этого выберешь ты, Рано?

Опустив глаза, Рано крутила бахрому от скатерти. Анвар повторил свой вопрос.

Рано:  Я выбираю второе…

Анвар сидел молча, ответ Рано потряс его.

Анвар:  Этого и я не хочу!.. Но подлецы отрезали все пути. Рано… есть еще время подумать… Если ты найдешь выход, я склоню перед тобой голову. Не допущу, чтобы ты лила слезы… стала жертвой этого животного! И не плачь, будь умницей, действуй, а я…

Анвар оборвал на полуслове, в дверях михманханы появился махдум.

Салих-махдум: Рано, иди в ичкари! Что ты тут делаешь в такой поздний час?

Анвар вздрогнул. Он сделал Рано знак — «иди», но та не тронулась с места.

Махдум промолчал и ушел. Анвару стало очень тяжело. Как бестактно поступил махдум! Неужели он не понимает, что это обидно для Анвара? Своим повелительным окриком он налагал запрет на обычные вечерние встречи молодых людей. К тому же он явно избегал встречи с Анваром и нарочно не зашел в михманхану.

Печальное лицо Рано выразило вдруг гнев и отвращение.

Рано: Совести у него нет! — воскликнула она.

Анвар:  Не печалься, Рано, не сердись. Ну, кажется, мы все обсудили…

Рано посидела еще немного, помолчала, потом ушла. На глазах ее снова заблестели слезы.

Когда утром Нигор-аим принесла в михманхану чай, Анвара там не оказалось. А на сандале лежало развернутое письмо:

Дорогая тетя!

Вы заботились обо мне с самого детства. Немало хлопот доставил я и его милости — махдуму. За все это я не смог вам отплатить как следует. По известным вам причинам я вынужден отказаться в дальнейшем от ваших добрых забот обо мне. Все мое достояние, как, например, золотые, находящиеся у вас на хранении, я отдаю вашей семье. Я копил их на свадьбу вашей дочери и прошу истратить их по назначению, на ее свадьбу.

Если кто-нибудь станет меня искать, скажите, что я во дворце.

Надеюсь, что вы, по своей доброте, простите все мои прегрешения.

Анвар»

10 действие

7 МУЗЫКА

Она поманила мальчика за собой и вернулась обратно в комнату. Целясь на ходу то в одну, то в другую сторону, Махмуд последовал за сестрой. Там они о чем-то поговорили.

И вот Рано сидит в комнате и что-то пишет. Вдруг ей послышалось, что мать во дворе с кем-то здоровается. Она выглянула в окно и увидела, как к айвану подошла полная, невысокого роста, беременная женщина. Рано перестала писать, потому что женщина заметила ее — нужно было выйти и поздороваться. Рано так и сделала.

Нигор-аим пригласила незнакомку присесть у сандала.

Нигор-аим:  Сюда, милая, пожалуйте!

Женщина не заставила долго себя упрашивать, прошла и села к сандалу. Потом, пристально глядя на Рано, прочитала фатыху и поправила на голове платок.

Жена Султанали:  Вы, милые, наверное, думаете: а что нужно от нас этой незнакомой женщине? — сказала она, доставая из кармана письмо. — Вот уже два дня, как мирза Анвар находится у нас… Вы, может быть, знаете, я жена мирзы Султанали… Мирза Анвар говорит, что ему скучно без книг. Книги, говорит, у меня дома… И вот дал записку.

Нигор-аим, услышав это, пришла в смятение, а Рано, стоявшая несколько поодаль, подошла и ревниво выхватила из рук женщины записку, чтобы опередить свою мать.

Нигор-аим: Нам очень стыдно перед мирзой. Эти три дня я просто не нахожу себе покоя, все думаю: где-то он скитается?.. Да, против судьбы не пойдешь. А ведь мы думали породниться с ним…

 Жена Султанали:  Что ж, милая, судьба! — подхватила женщина. — А какой человек мирза!.. Если в стране есть двое умных, то один из них он. А вам он за все благодарен. Но после того, что случилось, он, по-моему, просто счел неудобным прийти.

Пока женщины вели этот разговор, Рано прошла в комнаты.

«Тетя и Рано! Посылаю вам бесчисленные мои поклоны. Молюсь за вас. Не обижайтесь на меня, другого выхода нет. Передайте подательнице сего сборник шейха Саади. В свободное время буду читать. А тебе, Рано, уже не нужна тетрадь с моими стихами, да и небезопасно ее хранить. Не обижайся на меня и тетрадь передай тоже. Напишите, как поживаете, здоровы ли?

Преданный вам Анвар».

Как ни коротко было письмо, оно доставило Рано большую радость. Прочитав его, она почему-то разорвала бумагу, на которой писала до появления женщины, и, пользуясь тем, что гостья продолжает разговаривать с Нигор-аим на айване, стала писать Анвару ответ.

«Здравствуйте, уважаемый Анвар-ака! Мы живы и здоровы. Очень обрадовались, получив ваше письмо и узнав, что вы тоже живы и здоровы. Дай бог вам здоровья и впредь. Вы хотите знать о нас. Могу сообщить, что, слава богу, все спокойно и благополучно. Посылаю книгу, которую вы просите. Кланяется вам мама. Остальное прочтете у шейха Саади, на этом заканчиваю свое письмо.

Рано».

11 действие

МУЗЫКА

1 МУЗЫКА

Анвар замер с письмом в руках. Анвар сложил письмо, вложил его в книгу и вздохнул.

ать Анвара, он стал что-то искать на полках в нише.

Анвар выпрямился, глубоко вздохнув, и жестом пригласил Султанали присесть. Тот сел.

Султанали: Что с вами, Анвар?

Анвар через силу улыбнулся.

Анвар: Меня письмо расстроило, — сказал он и замолк. — От вас у меня нет тайн,  а с той, которая его писала, у меня, можно сказать, уже давно установились близкие отношения. Когда произошли известные вам события, я ушел, решил порвать с ней всякую связь и перебрался к вам. Теперь она передала мне письмо, в котором выражает свою обиду, упрекает меня в том, что я бросил ее. Что тут скажешь, молода еще, неразумна… Вот прочтите: с начала и до конца — одни упреки. Поневоле расстроишься…

Султанали, чувствуя себя неловко, улыбнулся и покраснел. Читая письмо, он особенно внимательно остановился на одной фразе.

Султанали:  Интересно, что она хочет сказать этой фразой: «Остальное прочтите у шейха Саади, на этом кончаю письмо»?

Анвар:  Да и это упрек! — воскликнул Анвар. — «Теперь обо мне не беспокойтесь и в свободное время читайте шейха Саади». Вот смысл фразы, по-моему.

 Султанали:  А может быть… — сомневающимся тоном начал было Султанали.

Этот тон заставил и Анвара призадуматься.

Анвар:  Что же еще, по вашему мнению?

Султанали:   Я — я теперь готов согласиться с вами, а то было иначе понял.

Анвар:   Как же?

Султанали:  Я подумал, что это означает: «В книге есть другое письмо, остальное прочтете в нем…»

Анвар: Возможно, вы правы, — сказал, опешив, Анвар. — Уж не поискать ли от нечего делать?

Султанали засмеялся.

Султанали:   Прекрасно. А я пойду и, если готово, принесу вам поесть…

Султанали вышел, а Анвар стал лихорадочно перелистывать страницы. Сначала он ничего не находил, но продолжал прилежно перелистывать. Наконец, дойдя примерно до тридцатой страницы, он обнаружил исписанный листочек и стал его читать.

«Из предосторожности, я это письмо вкладываю отдельно в эту же книгу. Анвар-ака, тот истинный друг, кто в трудные дни остается рядом с вами. Кто же покидает вас… Впрочем, предоставляю вам самому решить, как это называется. Дать обещание легко, выполнить его трудно. Запомните и это. Нельзя поверить, что такой благородный человек, как вы, мог обидеться из-за пустяков, да еще в такую тяжелую минуту! Я не виню вас в том, что вы не смогли вызволить несчастную девушку. Но когда бедная Рано совсем потеряла голову в ожидании своей тяжелой участи, которая не сегодня-завтра ее постигнет, верный друг, вместо того чтобы помочь, покидает ее! Этому нельзя поверить. Этого даже в страшных сказках не прочтешь! Вы с грустью говорите, что на вашей душе много грехов, Анвар-ака, — не печальтесь об этом. А если хотите получить отпущение грехов, приходите завтра, в среду, вечером повидаться со мной в последний раз. Хотите открыто, хотите тайно, но приходите. Ведь там, где вы были когда-то счастливы, Рано пребывает в ожидании гибели!»

Анвар, лихорадочно перескакивая через строки, прочитал письмо, вложил обратно в книгу и поспешно захлопнул ее. В прихожей уже появился Султанали с блюдом в руках.

Султанали:  Ну что, есть? — спросил он, ставя блюдо на сандал.

 Анвар: Впрочем, я, кажется, ошибся, и правы вы.

Анвар кивнул головой, словно подтверждая эти слова, положил книгу и пошел мыть руки.

12 действие

5 МУЗЫКА

Вот открылась дверь михманханы, вот она снова закрылась. И опять кто-то прошел по двору. Теперь шаги приближались к комнате, где находился Анвар, и он ждал все нетерпеливее. Как только открылась дверь, он вскочил…

Рано:  Анвар-ака!

Рано: Я…

Он последовал за Рано, сердце так и колотилось в его груди. Они сели рядом на курпаче.

Рано:  Я боялась, что вы не догадаетесь поискать в книге письмо, — тихо сказала Рано. — А если бы не догадались…

Анвар:  Ведь ты прекрасно все понимаешь, Рано. Откуда же столько желчи в твоем письме?

Рано: Если бы я так не написала, вы бы не пришли, — с дрожью в голосе сказала девушка. — Вы… вы очень любите свою должность главного писаря?

Анвара удивил этот заданный не к месту вопрос.

Анвар:  Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?

Рано: Я спрашиваю, любите ли вы должность главного писаря?

Анвар:   Я думаю вскоре отказаться от нее, Рано!

Рано: Что же вы станете тогда делать?

Анвар:   Уеду из Коканда, буду путешествовать.

Рано: А меня… Меня с собой возьмете?

Ничего не понимая, Анвар долго вглядывался в ее лицо.

Анвар:  Тебя! Возможно ли это, Рано?

Рано: Возможно, — горячо и порывисто сказала она. — Если вы сейчас же откажетесь от своей службы, то все возможно…

Анвар был в смятении.

Анвар:   Что ты говоришь, Рано?

Рано от волнения не сразу смогла ответить.

Рано: Если вы говорите правду, то я поеду с вами… Но, конечно, если я не буду для вас обузой.

Анвар молчал. Что ответить на ее слова, которые не могли ему даже присниться.

Рано: Если я не буду обузой, — повторила Рано.

Анвар:   «Храбрая девушка», — подумал Анвар. Разве кто-либо из женщин осмеливался когда-нибудь восстать против насильника Худояра, против его скотских желаний?! Рано — первая. Что бы ни ждало Анвара впереди, какие бы превратности ни уготовила ему судьба, он должен с радостью принять смелое предложение любимой девушки. Не только любовь заставляет его так поступить, но и честь джигита. Он дотронулся до узла, лежащего перед ним.

Анвар:  Что здесь, Рано?

Рано: Здесь… ваша старая одежда.

Анвар:   Для чего она?

Рано: Если вы захотите…

Сначала Анвар подумал, что в узле паранджа, но теперь он терялся в догадках.

Анвар:   Хорошо, ради тебя я согласен… Но зачем понадобилась моя старая одежда? — спросил он тихо.

Вместо ответа Рано глубоко вздохнула и начала развязывать узел.

Анвар:   Почему ты не взяла паранджу?

Рано: Сейчас… — сказала она, возясь с чем-то в темноте.

Анвар:   «Наверное, там есть и паранджа», — подумал Анвар и перестал расспрашивать.

Рано между тем подняла с пола какое-то длинное одеяние, похожее на паранджу, и в то же время что-то упало со стуком.

Рано: Поднимите, — сказала она.

Анвар:   Что это?

Рано: То, что вы дали матери на хранение.

Анвар догадался, что речь идет о золотых. Его сердце залила волна теплого чувства. Милая Рано, она заботится о их будущем.

Рано: Нашли?

Анвар:   Нашел.

Рано: Ну, теперь пойдем.

Анвар и Рано вышли во двор, и он увидел, что рядом с ним идет не девушка в парандже, а юноша в халате и тельпаке.

Анвар:   Что это значит, Рано?

Рано молча направлялась к воротам. Выйдя на улицу, Анвар с удовлетворением подумал о том, что Рано, переодевшись в мужское платье, поступила правильно.

Так они шли довольно долго, вдруг впереди, шагах в пятидесяти от себя, увидели костер; вокруг костра сидело несколько человек. Рано остановилась.

6 МУЗЫКА

Анвар:  Не останавливайся, — сказал Анвар. — Пройди спокойно мимо. Не обращай никакого внимания. А если я с ними заговорю, подожди где-нибудь подальше.

Рано: Кажется, в неурочное время миршабы не пропускают?

Анвар:   Со мной пропустят. Не бойся, иди!

Рано робко двинулась вперед. За десять шагов от костра один из сидевших крикнул:

Рано: Стой!

Рано тревожно взглянула на Анвара. Он знаком приказал ей идти вперед, а сам быстро подошел к костру.

Миршабы и стражники узнали Анвара, встали и поклонились.

простым миршабом по имени Коринбай.

Простой Миршаб Коринбай:  Что это ваша милость идет в неурочное время? Да еще с каким-то мальчишкой-танцором?! Вон вы какой гуляка, оказывается…

Анвар:   На пиру были, дахбаши.

Простой Миршаб Коринбай:  Ха-ха, вот оно что! Но вы миновали свой дом. Куда же вы идете, ваша милость?

Анвар: Разве вы не знаете? Я купил дом… на улице Раис.

Простой Миршаб Коринбай:   А, поздравляю, поздравляю!

Анвар, поблагодарив, попрощался со всеми. В знак уважения миршабы встали.

Отойдя от костра шагов пятьдесят, Рано остановилась и спросила догнавшего ее Анвара:

Рано: Что он такое говорил, негодник?!

Анвар усмехнулся, похлопал ее по плечу и сказал:

Анвар: Иди, юноша, не мешкай! Правду сказал негодник.

Рано: Куда мы идем, скоро ли будем на месте?

Рано: Теперь уже скоро, мы идем к той женщине, что вчера к тебе приходила.

Рано пошла вперед. После длительного молчания она обернулась и спросила:

Рано: Хорошие они люди?

Анвар:  Очень хорошие, — ответил Анвар и, помолчав, добавил: — Ты не закрывайся перед хозяином дома, он как брат мне… Хорошо, Рано?

Рано: Хорошо!

Вскоре они свернули в узкую улочку и до самых ворот дома Султанали не проронили больше ни слова.

13 действие

9 МУЗЫКА

2 МУЗЫКА

Анвар вернулся к подножию стены и позвал:

Анвар: Султанали-ака!

Над стеной показалась тень Султанали.

Анвар: Будьте осторожны, Султанали-ака. Не задерживайтесь дольше, чем на неделю. И убедительно прошу, нигде не показывайтесь.

Султанали:  Будьте спокойны, будьте спокойны!

Анвар вернулся к Рано, стоящей по ту сторону арыка, и в последний раз попрощался с друзьями.

Анвар: До свидания, Султанали-ака, до свидания, Сафар-ака!

Анвар: До свидания, дядюшки!

Сафар:  Бог в помощь, Анвар!

Султанали:  Счастливо доехать!

Автор: Историю мирзы Анвара я услышал от своего покойного отца. Бежав из Коканда, мирза Анвар поселился в Ташкенте и женился на Рано, прожил несколько лет в знаменитой махалле Эски-джува.

Я поехал в Коканд, чтобы собрать материал для этой книги. Говорил со старожилами. Среди них был один старый писарь, который хотя сам и не работал в ханской канцелярии, но знал многих писарей оттуда. По его словам, Анвар не был казнен, он намного пережил Худояра и умер своей смертью.

Так и застряв между двух версий, я вынужден столь неопределенно закончить свой рассказ о том, что же произошло впоследствии с мирзой Анваром.

45