Внеклассное Мероприятие Заступница

Литературно-музыкальная композиция

К юбилею М.Ю. Лермонтова

Составила учитель русского языка и литературы

МБОУ многопрофильный лицей

С. Малая Сердоба

О.В. Жирнова.

Чтец: «Выхожу один я на дорогу...»

Если б знал он, как во все века

Будет волновать людей и трогать,

Обжигать сердца его строка.

Рыцарь чести, юный светоч разума,

Если б знал, что до грядущих дней

Родина как сына мудроглазого

Сбережет его в груди своей.

Сбережет так нежно и внимательно

Каждый шаг его и каждый миг,

Сбережет ,как сберегают матери

Самых младших сыновей своих.

Нет, не умирало, не рассеялось,

Нет, не исчезало ничего!

Что—то от него ушло в Есенина,

В молодость мятежную его.

Грозовыми токами насыщенный,

Весь от первой до любой строки...

Что—то от него ушло в Петрищево,

В Зоины последние шаги.

Жизнь его борьбе была подарена,

И бессмертьем он вершит борьбу...

Что-то от него ушло в Гагарина,

В яркую и звездную судьбу.

Если б знал он в миг смертельной раны,

Если б знал он, падая в крови,

Что родник судьбы его — Тарханы

Станут пульсом скорби и любви,

Местом, где склонясь в молчанье строгом,

Будут люди из столиц и сел

Вслушиваться в звездную дорогу,

По которой Лермонтов прошел.

/Владимир Туркин. Стихи из сб. «Венок Лермонтову»/

/Тарханы - имение Арсеньевой. Светелка в барском доме, служащая Арсеньевой и малой гостиной и комнатой для дневного отдыха. Мебель красного дерева, у окна рабочий столик, за которым прилежно трудится Аграфена; к стеклу прижалась щедро облиствленная ветка клена. В углу божница; над диваном большой портрет и императора Николая I.

Елизавета Алексеевна Арсеньева приметно изменилась за минувшие 4 года: голова совсем побелела, прибавилось морщин, в углах рта образовались 2 глубокие горькие складки. Но стан по-прежнему прям, движения четки, голос чист от старушечьего пришепетывания. Она все еще Марфа Посадница, хотя и побитая жизненными невзгодами и вечным страхом за внука, единственного, любимого./

АРСЕНЬЕВА : Растревожила меня графиня Растопчина своими стихами. Уж лучше бы и не присылала. Лестно, ничего не скажешь, от доброй души написано.Она искренне Михаила Юрьевича любит, не просто любит, а преклоняется перед ним. Поэт поэта всегда поймет. Вынь-ка вату из ушей, послушай стихи. /Аграфена бросает на барыню укоризненный взгляд./

АРСЕНЬЕВА: Ладно тебе! Слова нельзя сказать. Знаю, что лучше меня слышишь. Только стихи другим ухом слушают... Есть у тебя такое ухо, иначе б не стала читать. Экое самолюбие у старухи!

Но есть заступница родная,

С заслугою преклонных лет,

Она ему конец всех бед

У неба выпросит, рыдая.

Ошиблась графиня, не доходят до неба мои молитвы, а до земли-просьбы. Глух стал ко мне господь, а того глуше- граф Бенкендорф. Что уж там Мишенька нашкодничал — не знаю, но озлился на него граф — хуже некуда. Неужто из-за машкерада? /Хихикает/ Знаешь, старая, что Мишенька отчудил? Увидел двух дам в домино, взял их под руки и стал прохаживаться. А это были царственные особы. Они не могут себя выдать, а он, плут, этакий, делает вид, будто не узнал. Все так и обмерлли, граф Бенкендорф от бешенства перчатки провал, а что поделаешь - машкерад! С Мишенькиной стороны это, конечно, шалость непростительная, но с другой стороны: или сиди себе во дворце, или терпи, коли под маской пришла.

ЧТЕЦ / стихотворение Лермонтова « Как часто пёстрою толпою окружен»

Барский

дом в

Тарханах

Озеро около барского дома

Знаешь, в последний свой приезд в Петербург он самым модным человеком был. У него стихи вышли, роман. С ним все носились: и знаменитые писатели, и мыслящие люди, и первые светские дамы, прямо нарасхват мой голубчик шел. И радовался он ,сердешный, порхал как бабочка, доверчивый, бесстрашный и наивный… А ведь успех в свете — палка о двух концах. Прощают тем, кто знатен, влиятелен или сказочно богат. А коли ты на эпиграмму обиделся, кто жену — свою или чужую - приревновал, третьему, что нож вострый,—успех мальчишки—корнета ,а еще вспомнили, что он в опале, в кавказской ссылке, а ведет себя в Петербурге, как светский лев, и ни перед кем не заискивает, не стелется. Пушкина припомнили со старой злобой. Одного, мол, сбыли, другой объявился .Собралась черная туча над Мишенькиной головой, и грянул гром. Прочь из столицы на Кавказ, в армию, но не в дело, а под надзор.

АРСЕНЬЕВА: Другие же Бенкендорфа страсть боятся, а он Мишеньке — первый враг. Он свое признание в том видит, чтоб русских поэтов преследовать. Что делать? Одно остается — пасть в ноги государю. А ну—ка и он не снизойдет?.. Мишенька, когда о прошлый год в Тарханах гостил, признался, что ему на Кавказе долго не выдержать. Я, говорит ,на выслугу надеялся, на прощение, но чувствую, что все для меня закрыто. К Владимиру за храбрость представили— отказали, к золотой сабле - отказали, в чине не повышают. А нынче Монго Столыпин отписал: решено и вовсе Мишеньку в деле не использовать. Храбрость его отчаянная всем известна, так чтобы не отличился, пусть в сражениях не участвует.

М.Ю. Лермонтов

ДАМА В ЧЕРНОМ: Ну что ,поэт, опять - досада?

Вновь — в отдаленные края?

ПОЭТ: Позвольте, кто вы? Что вам надо?

ДАМА В ЧЕРНОМ: Ах, не признал?!

Судьба твоя!

ПОЭТ: Не верю я в судьбу нимало.

Я верю в разум.

ДАМА В ЧЕРНОМ: Ох, брат, врешь

Ведь он привел тебя в опалу.

ПОЭТ: Не разум виноват...

ДАМА В ЧЕРНОМ: А что ж?

ПОЭТ: Та гнусность,

Что у нас во славе,

Страною правят...

ДАМА В ЧЕРНОМ: ...царь и бог.

ПОЭТ: Страною кнутобойцы правят.

Свобода загнана в острог,

И содрано с неё три шкуры...

ДАМА В ЧЕРНОМ: На то - цензура, что пенять...

ПОЭТ: Ну да!

Свирепостью цензуры

Лишь развращеность измерять

И глупость обреченной власти.

ДАМА В ЧЕРНОМ: Ты власть - то мыслишь одолеть

Стихами?

ПОЭТ: Мужики отчасти

Иное знают...

ДАМА В ЧЕРНОМ : Что, ответь?

ПОЭТ: Топор, рогатина, дубина...

ДАМА В ЧЕРНОМ : Перо да на топор сменить —

Что за прелестная картина!

ПОЭТ: А. и сменил бы,

может быть...

ДАМА В ЧЕРНОМ: Тебе осталось жить немного.

ПОЭТ : Кто знает...

ДАМА В ЧЕРНОМ: Я ж — судьба не зря.

За все благодарим мы бога...

ПОЭТ: Добавь: и дурака-царя !

ДАМА В ЧЕРНОМ: Ох, вот где Бенкеадорф-то нужен...

ПОЭТ: Пиши донос, и весь секрет.

ДАМА В ЧЕРНОМ: Мне это никчему. К тому же

И так ты обречен, поэт.

И без того тебе осталось,

Я повторю….

ПОЭТ: Поди ты прочь!

(Вздохнул) Приснится же! Такое

И сочинить—то нелегко.

АРСЕНЬЕВА: Михаил Юрьевич не безродный, не нищий, он в славе и собой молодец. Чем не жених? Пора ему остепениться. Он о журнале думает, о серьезном литературном труде. В гусарской компании не больно потрудишься: пиры, развлечения, романы, шалости, а потом сожаления о пропавшем без толку времени, грусть и нежелание жить. А тут - жена-красавица, добрая и умная, детишки. Михаил Юрьевич страсть детей любит. Он дочери Вареньки Лопухиной, своей любви единственной ,чудные-пречудные стихи посвятил!..

ЧТЕЦ : Прими мой дар, моя мадонна!

С тех пор, как мне явилась ты,

Моя любовь мне оборона

От порицаний клеветы.

Такой любви нельзя не верить,

А взор не скроет ничего:

Ты не способна лицемерить,

Ты слишком ангел для того!

Скажу ли? — предан самовластью

Страстей печальных и судьбе,

Я счастьем не обязан счастью,

Но всем обязан я — тебе.

Как демон, хладный и суровый,

Я в мире веселился злом,

Обманы были мне не новы,

И яд был на сердце моем;

Теперь, как мрачный этот Гений,

Я близ тебя опять воскрес.

Для непорочных наслаждений,

И для надежд, и для небес.

/Посвящение из “Демона”/

Варвара Лопухина

АРСЕНЬЕВА: Ах, господи, неужто возможно такое счастье — увидеть Мишеньку женатым, спокойным, занятым серьезными делами и трудами? Господи, нешто я о чем-то дерзком мечтаю. Все люди так живут, а для Мишеньки это недосягаемое счастье. Только вот хочет ли он такого счастья? «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой»...

/Исполняется романс “Парус”/:

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит...

Увы,— он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой...

А. он, мятежиый, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

/Со двора доносится тихая песня - колыбельная, которую поет крестьянская женщина над своим ребенком/:

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки—баю.

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою.

/Арсеньева прислушивается. Подходит к окну/

Стану оказывать я сказки,

Песенку спою;

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки-баю…

АРСЕНЬЕВА: Слышишь? Чужая баба поет, не тарханская и не михайловская. Спроси, откуда песня, скажет: народ сочинил. Вот так—то. Я из—за Михаила Юрьевича многое понимать стала, о чем раньше не думала. Стихи, признаться, в грош не ставила, так, забава, пустяк. А теперь знаю: в стихах — страшная сила... Мишенька любил с деревенскими ребятишками возиться, в войну играть, а после кулачные бои устраивать. Из этой потехи «Песнь про купца Калашникова» и родилась.

I ЧТЕЦ : Над Москвой великой, златоглавою,

над стеной кремлевской белокаменной

.....

до ...Выходите—ка во широкий круг;

Кто побьёт кого, того царь наградит;

А кто будет побит, тому бог простит!

П ЧТЕЦ И выходит удалой Кирибеевич,

Царю в пояс молча кланяется...

До Вот молча оба расходятся,

Богатырский бой начинается.

АРСЕНЬЕВА: Я за Мишеньку всю кровь из себя по капле отдам, на костер взойду. Я страшной жизнью живу, но до краев полной. Нет на свете никого несчастнее меня, нет, наверное, и никого счастливей. Любая весточка от него — счастье, стихотворение новое — бал души, облачко над его головой — для меня - буря. Во всем я обобрана: в женской доле, в детях, а могу сказать о себе, что жила, а не тлела. И свою судьбу ни на какую другую не променяю. Будь Мишенька просто молодым человеком, каких тринадцать на дюжину, я все равно б любила его без памяти, но разве может мое сердце не цвесть, когда его гением называют? Вот вам и золотушный, вот вам и сутулый, вот вам и кривоногий.

Скажи, Аграфена, только честно: видишь ли ты Михаила Юрьевича угомонившимся, солидным в речах и поступках? Я, по правде говоря, не вижу. Он сейчас школьничает почище, чем в юнкерском училище. И чем ему грустнее, безысходнее, тем больше проказничает. Не хочет, чтоб люди знали, что у него внутри. Никому он не позволяет в себя заглядывать, даже мне. Но я—то и без позволенья все вижу. За тысячи верст вижу.

Арсеньева

ЧТЕЦ : И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья! ...что пользы напрасно и вечно желать?..

А годы проходят - все лучшие годы!

Любить...но кого же?.. на время — не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и все там ничтожно...

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,-

Такая пустая и глупая штука...

/Исполняется «Выхожу один я на дорогу»/

/С улицы к слышится колокольчик/

Господи! Аж сердце екнуло. Кого это принесло?.. Не хочу ни кого видеть. Пойди глянь...

/Входит слуга и протягивает конверт/

АРСЕНЬЕВА: Письмо? Откуда?. .Подай очки! Что—то страшно мне стало. /Дрожащими руками натягивает очки/ Мишенькина рука .Слава те господи! И чего я, дура, так перепугалась? / Разрывает конверт/ “Дорогая бабушка ,пишу вам с того света. Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых”... Что это с ним? Кахетинского, что ль перебрал? Нешто можно так шутить?.. “Завтра у меня дуэль с Мартыновым, Мартышкой, черкесом с большим кинжалом. Сам виноват: не шути с дураком, нарвался на вызов. Стрелять я в него не стану, а он выстрелит и не промахнется. Я понял по его злобному взгляду. Письмо это перед самой дуэлью передам Монго”... Свят, свят!.. Не для меня такие шутки... Да тут еще записка вложена.От Монго, узнаю его лапу. /Читает/ “Я подлец - не доглядел Мишеля. Он убит на дуэли”...

/Арсеньева стоит недвижно. Аграфена кидается к ней, хочет поддержать/.

АРСЕНЬЕВА: Поди прочь!- Я —Столыпина. Нас с ног не собьешь.

/Падает, как подкошенная/

/Та же комната, портрет Лермонтова с черной лентой, горит свеча.

Звучит траурная музыка/

Арсеньева попыталась встать, но слабость повергла её назад.

АРСЕНЬЕВА: /чуть слышно! Помоги встать—то...

Аграфена приходит на помощь своей барыне. С Арсеньевой произошла разительная перемена, она превратилась в дряхлую старуху.

АРСЕНЬЕВА: /далеким голосом/ Какой сон страшный мне приснился: Мишенька под горой лежит, а над ним ворон кружит. К чему бы это? К болезни или... Постой,т ы плачешь?.. /Сжимает голову руками/ Значит это правда и не приснилось?..

ЧТЕЦ Елизавета Алексеевна Арсеньева

Внука своего пережила...

И четыре черных года

Тень его

Душу ей страдальческую жгла.

Как она за Мишеньку молилась!

Чтоб здоров был

И преуспевал.

Только бог не оказал ей милость

И молитв её не услыхал.

И она на бога возроптала,

Повелев убрать из комнат Спас.

А душа её над Машуком витала:

«Господи, почто его не спас?»

Во гробу свинцовом, во тяжелом

Возвращался Лермонтов домой.

По российским побелевшим селам

Он катился черною слезой.

И откуда ей достало силы —

Выйти за порог его встречать...

Возле гроба бабы голосили.

«Господи, дай сил не закричать...»

Сколько лет он вдалеке томился,

Забывал между забот и дел.

А теперь навек к ней возвратился.

Напоследок бабку пожалел.

/ А.Дементьев. «Бабушка Лермонтова»/

АРСЕНЬЕВА : Письмо... письмо Мишенькино где?.. /Аграфена подает ей письмо! Никто с того света писем не получал, а мне пришло. Я никому его не дам, в могилу со мной ляжет. /Читает/ «Милая бабушка, не убивайтесь слишком по мне. Жалеть можно того, кто цепляется за жизнь, а я не цепляюся. С меня хватит. Хватит злобы, клевет, преследований, тупой жестокости одних, рабьего смирения других, хватит отечественной духоты. Я уже не хочу ни славы, ни Петербурга, ни новых испытаний страстями. Я все узнал, прожил не одну, а несколько жизней, с меня довольно. Теперь я всегда буду с вами, милая бабушка, больше не надо за меня бояться, просить, умолять, хлопотать, со мной уж ничего плохого не случится. И ни в чем, ни в чем себя не упрекайте. Вы сделали для моего счастия больше, чем этов силах смертного человека. Но что поделаешь, если у вас такой нелепый внук. Простите меня, милая, родная моя, любимая, последняя мысль будет...»

/Голос Арсеньевой пресекается/ Что это? Никак ослепла?.. Веки от слез ослабели. А хоть бы и не видеть, не слышать, не говорить— ничего не надо. Уйти бы скорее. Уйти, а убийцу Миши жить оставить? /Она встает, и что—то от былой стати появляется в её согбенной фигуре/

Как же так вышло, что никто за Мишу не заступился? Ведь это ж не дуэль, а убийство. И Столыпин хорош! Еще рыцаря из себя корчит. Как же он допустил?.. Ну ладно— дворянская честь...Хотя какая честь в такой дуэли. Он же видел, что Мишенька не хочет стрелять, значит, это убийство. Почему не пристрелил он Мартынова, как бешеную собаку? Не при—ня—то!.. Так вызови его за друга! Вызови и убей. Там же ещё секунданты были. Никто, поди, и не пискнул. Трусы они, что ли , или дураки отпетые? Михаил Юрьевич за Пушкина сразу вступился и кинулся Дантеса искать. А Мартынова и искать нечего было, стоял перед ними, обагренный кровью. Ничтожные друзья, ничтожные души...

/Звучит музыка/

ЧТЕЦ Если б жил я на земле в ту пору,

Если б мог я в тот зловещий час

Сделать так, чтоб по тропинке в гору

Ни одна душа не поднялась!

Облакам едким дымом,

Я бы даль затмил на склоне дня

И потоком лег непроходимым

Под копыта жаркого коня.

Я б велел , чтоб буря загремела,

Замела любой приметный след;

Я бы молнией ударил белой

По руке, поднявшей пистолет.

И не сомневаясь в том, смогу ли,

Напрягая тело, как металл,

Встал бы я перед летящей пулей.

Только я не встал.

И ты упал.

Я убийц у горы не встретил

И не преградил ему пути.

Не было меня тогда на свете.

Лермонтов ,

Прости меня,

Прости! /Максим Геттуев. « Если б мог»/