-19-
Урок литературы в 11 классе
Тема: Моя первая встреча с Мариной Цветаевой
Цель: через рассказы учащихся, познакомившихся с творчеством М. Цветаевой самостоятельно, через ее стихотворения способствовать развитию интереса к творчеству и личности М. Цветаевой, желания понять непростую лирику поэтессы.
Ход урока
Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед.
М. Цветаева
Учитель: В декабре 1920 гола в заснеженной Москве, в переполненном зале Политехнического музея проходил вечер поэтесс. Одна за другой на сцене появлялись представительницы московской богемы, читая свои стихотворения. Публика заметно скучала, Как вдруг... словно из темноты студеной ночи, явилась взору настороженно притихшего зала женщина в черном. Похожем на облачение монахини платье, в стоптанных валенках, с сумкой через плечо. Коротко остриженные волосы делали ее лицо вызывающе независимым. А вся она дышала каким-то внутренним протестом, вызывающим ответную подобную реакцию у рафинированной части зрителей.
Ученица: Я расскажу тебе - про великий обман,
Я расскажу тебе, как ниспадает туман,
На молодые деревья, на старые пни.
Я расскажу тебе, как погасают огни
В низких домах, как - пришелец египетских стран –
В узкую дудку под деревом дует цыган.
Я расскажу тебе - про великую ложь,
Я расскажу тебе, как зажимается нож
В узкой руке, как вздымаются ветром веков
Кудри у юных - и бороды у стариков.
Рокот веков.
Топот подков.
Учитель: Это была Марина Цветаева. Поэтесса, которую уже стала забывать литературная Москва. Многие знали или, вернее, догадывались, что революция не вдохновляла ее. Видели, что она сторонится общества молодых московских поэтов, живет почти в полном отчуждении. И поэтому ее появление, столь неожиданное, воспринималось как вызов происходящему.
Ученица: Любовь! Любовь! И в судорогах и в гробе
Насторожусь - прельщусь - смущусь - рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки, - стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен,
Смерть, выбью! - Верст на тысячу в округе
Растоплены снега - и лес спален.
И если все ж - плеча, крыла, колена
Сжав - на погост дала себе увезть, -
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать - иль розаном расцвесть!
Учитель: А вот финал «Вечера поэтесс», на котором Цветаева в декабре 1920 года читала свои стихотворения:
Ученица: читает стихотворение «Пригвождена к позорному столбу...»
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеёю в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что — невинна.
Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою — за счастьем.
Пересмотрите всё моё добро,
Скажите — или я ослепла?
Где золото моё? Где серебро?
В моей руке — лишь горстка пепла!
И это всё, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это всё, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.
Учитель: Политехнический музей негодовал, не соглашался, молча сочувствовал... и преклонялся перед силой духа и талантом поэтессы.
При первых же шагах в поэтическом творчестве, в возрасте чуть более 20 лет, Марина Цветаева написала строки, которые приобрели широкую известность спустя десятилетия. Когда их автора уже давно не было в живых:
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз,
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет, -
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Странностью овеяны эти первые штрихи картины воображаемой встречи или - вернее - подобие встречи. Произвольными кажутся детали: то о букете речь, то об имени...
(рассказ ученицы об имени Марина, «Что в имени тебе моем?..)
Происхождение имени Марина корнями уходит в глубокую древность, когда римляне поклонялись греческим богам. Одна из наиболее почитаемых богинь того времени - Венера, что в переводе означает «морская». Марина - одна из интерпретаций имени Венера (Venus Marina).
По другой версии происхождение имени связывают с мужским старинным именем Марин, что означает «морской». Марин звали дьякона и отшельника из Римини, в наши дни считающегося покровителем государства Сан-Марин.
На территории бывшего СССР имя Марина было очень популярно, тогда как в царской России почти не использовалось. Начиная с 2000 года, имя больше не входит в десятку самых популярных имен на территории постсоветского пространства.
Между тем, история знает множество выдающихся женщин, носящих это простое и невероятно красивое имя. Например, известная поэтесса Марина Цветаева, писательница Марина Алексеева (носящая псевдоним Александра Маринина), актрисы Марина Влади и Марина Ладынина, летчица Марина Раскова, балерина Марина Семенова и многие другие.
Ученица: Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и нагробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти?-
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!
Учитель: «Я - бренная пена морская» - так называла себя Марина Цветаева. В толковом словаре мы читаем: Бренный, (книж., устар., теперь иронич.) Тленный, смертный, легко разрушаемый.
Когда мы читаем стихотворение, мы чувствуем красоту стиха, но, наверно, не задумываемся над вопросом: случайно ли в строке появляется эпитет «бренная» к существительному «пена»? « Я - бренная пена морская».
(рассуждения учащихся, чтение стих, о смерти «Молитва с. 198, « Идешь на меня похожий» с. 204, «Уж сколько их упало в бездну» с. 210)
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, Ты не скажешь строго:
- "Терпи, еще не кончен срок".
Ты сам мне подал - слишком много!
Я жажду сразу - всех дорог!
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
и амазонкой мчаться в бой;
Гадать по звездам в черной башне,
Вести детей вперед, сквозь тень...
Чтоб был легендой - день вчерашний,
Чтоб был безумьем - каждый день!
Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след...
Ты дал мне детство - лучше сказки
И дай мне смерть - в семнадцать лет! («Молитва»)
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
– И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.
А как заканчивается стихотворение «Кто создан из камня...»?с 252 Бренная пена - веселая пена, высокая пена морская. От разрушения к воскрешению.
Чтобы понять это, давайте обратимся к страничкам биографии.
Ученица: (Цветаева) Родилась 26 сентября 1892 года.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
(Учащиеся читают отрывки из автобиографического очерка М. Цветаевой)
Ученица: (Цветаева) « Отец - сын священника Владимирской губернии, европейский филолог, доктор Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России музея Изящных искусств (Москва, Знаменка), Герой труда. Умер в Москве в 1930 году. Вскоре после открытия Музея...
Мечта о музее началась в те времена, когда мой отец за лучиной изучал латынь и греческий: « Вот бы глазами взглянуть!» Позже. Узрев: « Вот бы другие (такие же, как он, босоногие и «лучинные») могли глазами взглянуть...»
Отказывая себе во всем, Иван Владимирович для музея не жалел ничего. По образу жизни это был истинный спартанец, не только не гонявшийся за роскошью, но совершенно в ней не нуждавшийся, даже более - органически чуждый ей...
Личное состояние (скромное, потому что помогал) оставил школу в Талицах (Владимирская губерния, деревня, где родился). Библиотеку,огромную, трудо- и трудноприобретенную, не изъяв ни одного тома, отдал в Румянцевский музей».
Ученица: (Цветаева) «Мать - польской княжеской крови, ученица Рубинштейна, редкостно одаренная в музыке... Такой игры на рояле и гитаре я уже не услышу. Знала пять языков, не считая русского, а шестой выучила незадолго до смерти. Умерла молодая.
За день до смерти она говорила нам с Асей: « и подумать, что какие угодно дураки вас увидят взрослыми, а я...» И потом: « Мне жаль только музыки и солнца...» Мать поила нас из вскрытой жилы музыки. Стихи - от неё.
Стихи растут, как звезды и как розы,
Как красота - ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы –
Один ответ: - Откуда мне сие?
Мы спим - и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом - во сне - открыты
Закон звезды и формула цветка.
Стихи пишу с шести лет. Писала и французские, и немецкие. Первая моя книга «Вечерний альбом» вышла, когда мне было семнадцать лет... Книгу издать в то время было просто: собрать стихи, снести в типографию, выбрать внешность, заплатить по счету - все. ...Ни одного экземпляра на отзыв мною отослано не было, я даже не знала, что так делают, а знала бы - не сделала бы: напрашиваться на рецензию?!..»
Ученик: Отзывы тем не менее появились - и благожелательные: « Ма- рина Цветаева внутренне талантлива, внутренне своеобразна. Эта книга - не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихотворений». Это Гумилёв.
Ученик: А вот Максимилиан Волошин:
К вам душа так радостно влекома.
О, какая веет благодать
От страниц «Вечернего альбома»
(Почему альбом, а не тетрадь?).
Ваша книга - это весть оттуда,
Утренняя благостная весть.
Я давно уж не приемлю чуда,
Но как сладко видеть: чудо есть!
Учитель: Если внимательно прочитать стихотворения Цветаевой 1918 - 1921 гг., то можно увидеть, что она находилась в духовной оппозиции существующему укладу жизни, не хотела да и не могла смириться с насилием, террором, которые были роковым знамением времени, не желала быть молчаливым свидетелем взаимоуничтожения, разгула ненависти, ужасов гражданской войны, обрушившейся «громом на голову, саблей наголо».
(Чтение её стихотворений «Есть во стане моем - офицерская прямость...», , «Плач Ярославны»)
Есть в стане моем - офицерская прямость,
Есть в ребрах моих - офицерская честь.
На всякую му́ку иду не упрямясь:
Терпенье солдатское есть!
Как будто когда-то прикладом и сталью
Мне выправили этот шаг.
Недаром, недаром черкесская талья
И тесный реме́нный кушак.
А зо́рю заслышу - Отец ты мой ро́дный! -
Хоть райские - штурмом - врата!
Как будто нарочно для сумки походной -
Раскинутых плеч широта.
Всё может - какой инвалид ошалелый
Над люлькой мне песенку спел…
И что-то от этого дня - уцелело:
Я слово беру- на прицел!
И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром
Скрежещет - корми-не корми! -
Как будто сама я была офицером
В Октябрьские смертные дни.
Сентябрь 1920
«Волк»
Было дружбой, стало службой,
Бог с тобою, брат мой волк!
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!
Заедай верстою версту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шерстке,—
Стосковался по тоске!
Не взвожу тебя в злодеи,—
Не твоя вина — мой грех:
Ненасытностью своею
Перекармливаю всех!
Чем на вас с кремнем — огнивом
В лес ходить — как Бог судил,—
К одному бабьё ревниво:
Чтобы лап не остудил.
Удержать — перстом не двину:
Перст — не шест, а лес велик.
Уноси свои седины,
Бог с тобою, брат мой клык!
Прощевай, седая шкура!
И во сне не вспомяну!
Новая найдется дура —
Верить в волчью седину.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
Вопль стародавний,
Плач Ярославны —
Слышите?
С башенной вышечки
Неперерывный
Вопль — неизбывный:
— Игорь мой! Князь
Игорь мой! Князь
Игорь!
Ворон, не сглазь
Глаз моих — пусть
Плачут!
Солнце, мечи
Стрелы в них — пусть
Слепнут!
Кончена Русь!
Игорь мой! Русь!
Игорь!
* * *
Лжёт летописец, что Игорь опять в дом свой
Солнцем взошёл — обманул нас Баян льстивый.
Знаешь конец? Там, где Дон и Донец — плещут,
Пал меж знамён Игорь на сон — вечный.
Белое тело его — ворон клевал.
Белое дело его — ветер сказал.
Подымайся, ветер, по оврагам,
Подымайся, ветер, по равнинам,
Торопись, ветрило-вихрь-бродяга,
Над тем Доном, белым Доном лебединым!
Долетай до городской до стенки,
С ко́ей по́ миру несётся плач надгробный.
Не гляди, что подгибаются коленки,
Что тускнеет её лик солнцеподобный…
— Ветер, ветер!
— Княгиня, весть!
Князь твой мёртвый лежит —
За честь!
* * *
Вопль стародавний,
Плач Ярославны —
Слышите?
Вопль её — ярый,
Плач её, плач —
Плавный:
— Кто мне заздравную чару
Из рук — выбил?
Старой не быть мне,
Под камешком гнить,
Игорь!
Дёрном-глиной заткните рот
Алый мой — нонче ж.
Кончен
Белый поход.
5 января 1921
(фонограмма романса «Генералам двенадцатого года»)
Ученица: (Из воспоминаний дочери М. Цветаевой Ариадны Эфрон). «Они встретились - 17-летний и 18- летняя - 5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой галькой, коктебельском, волошинском берегу. Она собирала камешки, он стал ей помогать - красивый грустной и кроткой красотой юноша, почти мальчик с поразительными. Огромными. В пол-лица глазами; заглянув в них, все прочтя наперед, Марина загадала: если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж. Конечно, сердолик этот он нашёл тот час же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от её, зелёных, - вложил ей в ладонь, розовый, изнутри освещенный, крупный камень, который чудом уцелел и по сей день». (Чтение стих. «Я с вызовом ношу его кольцо!)
Я с вызовом ношу его кольцо!
-Да, в вечности — жена, не на бумаге! —
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями раскинутых бровей —
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
-Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
Учитель: В 1914 году Сергей, студент первого курса Московского университета, отправляется на фронт с санитарным поездом в качестве брата милосердия. Превратно понятые идеи товарищества, верности присяге, вскоре возникшее чувство обреченности «белого движения» и невозможности изменить - именно обреченным уводят его самым скорбным, ошибочным и тернистым путём, через Галлиполи и Константинополь - в Чехию и Францию. Когда выяснилось, что Сергей Яковлевич эвакуировался в Турцию вместе с остатками разбитой белой армии, Марина поручила уезжавшему за границу Эренбургу разыскать его. Приехав за границу, Илья Григорьевич разыскал Сережу. 1 июля 1921 года Марина получила от него первое письмо.
(Чтение письма из книги Исаченковой «Сценарии литературных вечеров в школе»,с. 100.)
1 ведущий:“Мой милый друг, Мариночка, сегодня получил письмо от Ильи Григорьевича, что вы живы и здоровы. Прочитав письмо, я пробродил весь день по городу, обезумев от радости…
Что мне писать Вам? С чего начать? Нужно сказать много, а я разучился не только писать, но и говорить. Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни, живите! Я ничего от Вас не буду требовать — мне ничего не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы…
Наша встреча с Вами была величайшим чудом, и еще большим чудом будет наша встреча грядущая. Когда я о ней думаю — сердце замирает — страшно — ведь большей радости и быть не может, чем та, что нас ждет. Но я суеверен — не буду об этом…
Все годы нашей разлуки — каждый день, каждый час — Вы были со мной, во мне. Но и это Вы, конечно, должны знать…
О себе писать трудно. Все годы, что не с Вами, прожиты, как во сне. Жизнь моя делится на „до“ и „после“, и „после“ — страшный сон, рад бы проснуться, да нельзя…
Для Вас я веду дневник (большую и самую дорогую часть его у меня украли с вещами) — Вы будете все знать…
2 ведущий: Меня ждет Ваше письмо — Илья Григорьевич не хотел мне его пересылать, не получив моего точного адреса. Буду ждать его с трепетом. Последнее письмо от Вас имел два года тому назад. После этого — ничего…
Сейчас комната, в которой живу, полна народу. Шумят, разговаривают… Как только получу ответ от Ильи Григорьевича с Вашим письмом — напишу подробно, а это хочу просто отправить сейчас же, чтобы Вы поскорее получили. Илья Григорьевич пишет, что Вы живете все там же. Мне приятно, что могу себе представить окружающую Вас обстановку.
…Что сказать о своей жизни? Живу изо дня в день. Каждый день отвоевывается, и каждый приближает нашу встречу. Последнее дает мне бодрость и силу. А так все вокруг очень плохо и безнадежно. Но об этом всем расскажу при свидании. Очень мешают люди, меня окружающие. Близких нет совсем…”
1 ведущий: «С сегодняшнего дня — жизнь. Впервые живу» — записала Марина в тетради, и тут же: «Письмо к С. Цветаева: Мой Сереженька! Если от счастья не умирают, то — во всяком случае — каменеют. Только что получила Ваше письмо. Закаменела. Последние вести о Вас: Ваше письмо к Максу. Потом пустота. Не знаю, с чего начать. — Знаю, с чего начать: то, чем и кончу: моя любовь к Вам…» (оборвано).
Учитель: Марина приняла решение - ехать к мужу, поскольку ему, недавнему белогвардейцу, в те годы обратный путь заказан и невозможен. «В 1922 году уезжаю за границу, а мой читатель остается В России, куда мои стихи не доходят. Итак, здесь я без читателя, в России - без книг. (Чтение стихотворения «Рас-стояние: версы, мили...»,с. 285)
Рас-стояние: версты, мили...
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали...
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это - сплав
Вдохновений и сухожилий...
Не рассорили - рассорили,
Расслоили...
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов-
Заговорщиков: версты, дали...
Не расстроили - растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.
Который уж, ну который - март?!
Разбили нас - как колоду карт!
24 марта 1925
Мы чувствуем, ощущаем, что только в одно слово расставаться Цветаева вкладывает бездну горя, страшную боль утраты.
Сижу без света, и без хлеба,
И без воды.
Затем и насылает беды Бог, что живой меня на небо
Взять замышляет за труды.
Сижу, - с утра ни корки черствой -
Мечту такую полюбя,
Что - может- всем своим покорством
- Мой Воин! - выкуплю тебя.
(Чтение воспоминаний Цветаевой из книги Исаченковой , с. 104.)
Учитель: Взлеты, падения... Действительно, начинаешь понимать, почему она сравнивала себя с пеной морской, сначала с бренной, а потом веселой, высокой.
В минуты безысходности, она умела собрать силы, чтобы противостоять трудностям. Она была стержнем семьи, дома и делала все, чтобы ее сохранить. Говоря о судьбе М. Цветаевой, мы еще раз убеждаемся в правдивости строк, что это не просто судьба, а «судьбина горькая, судьбина русская», суффикс - ин- придает значение обобщения, ее судьба сродни судьбам многих русских людей. (Чтение стих. «Рябину...2,с. 325)
Рябину
Рубили
Зорькою.
Рябина —
Судьбина
Горькая.
Рябина —
Седыми
Спусками...
Рябина!
Судьбина
Русская.
Рябина... Судьбина... Какое слово могло бы стоять в этом ряду, рифмуясь со словами «рябина», «судьбина»? Рябина - судьбина - Марина, судьбина горькая, судьбина русская. Наверное, эти слова Марина писала о себе.
Учитель: Наша 1-я встреча с лирикой Марины Цветаевой подходит к концу. Что вы можете сказать в ответ на слова Марины Цветаевой: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед»? Настало ли это время для вас? Захотелось ли вам подробнее познакомиться с творчеством поэтессы? Что бы вы хотели узнать или рассказать о ней? (Рассуждения учащихся).
Домашнее задание: подготовьте рассказ о годах эмиграции и возвращении на родину, как мысли чувства, пережитые в эти годы, выразились в стихотворениях. Инд. зад.: анализ циклов «Стихи о Москве»
Тема Родины
«Тоска по родине! Давно…», «Книги в красном переплете», «Бабушке», «Семь холмов – как семь колоколов!..», «Домики старой Москвы» (из цикла «Стихи о Москве»), «Родина», «Над Феодосией угас…».
Анализ стихотворения Цветаевой «Семь холмов — как семь колоколов!..» (из цикла «Стихи о Москве»)
В седьмом стихотворении цикла особенно ярко проявляется такая существенная черта цветаевской поэтики, как числовая символика.
Среди работ, посвященных этой теме, назовем статью Р.С. Войтеховича «Стихия и число в композиции цветаевских сборников». В ней отмечена и роль числа, с которым связана тема рассматриваемого стихотворения. Анализируя состав сборника «Вечерний альбом», исследователь отмечает: «Первые две части равны по объему, и каждая — кратна семи («счастливое число»), а вместе они дают семьдесят текстов». (Войтехович: 380).
Как видим, особое место этому числу Цветаева отводила уже в самом начале своего творчества. Мотивы, связанные с числом «семь», продолжают свое развитие и в цикле «Стихи о Москве».
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
8 июля 1916. Казанская
Символическая роль семерки отражена прежде всего в номере, под которым стихотворение помещено в цикле. Число «семь» не просто счастливое — огромный запас его символических значений Цветаева перечисляет, отвечая на слова немецкого поэта Р.-М. Рильке, назвавшего семь «своим благословенным числом»:
«Быть на седьмом небе от радости. Видеть седьмой сон. Неделя — по-древнерусски — седьмица. семеро одного не ждут. семь Симеонов (сказка). 7 — русское число! О, еще много: семь бед — один ответ, много» (Цветаева 7: 59)
Таким образом, помещение стихотворения под числом «семь» придает ему особую значимость в цикле и заставляет поглубже вглядеться в расставленные смысловые акценты. Связь символики с Москвой происходит через сакральные образы. В расположении города на семи холмах Цветаева обнаруживает высшую, священную волю. При этом конусообразная форма холмов, похожая на форму колоколов, делает их как бы опрокинутым, миражным, мистическим отражением связи небесного и земного, фантастическим миром, в котором колокола находятся внизу, а колокольни — вверху. И таким образом сама московская земля становится звучащим мифом.
Именно в таком мире проходит земное существование Поэта. Мифологическая атмосфера, сопутствующая его рождению, проявляется уже в дате появления на свет. День рождения Цветаевой, 26 сентября по старому стилю — это день Иоанна Богослова, святого апостола, автора Первого Соборного послания. Описание места, где Поэт начинает свою жизнь:
«Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые»
вызывает образы иллюстраций к Житиям святых, наивная прелесть которых придает им священную силу каноничности.
Жизнь Поэта протекает в среде, наполненной нерушимым чередованием примет провинциальной жизни: это и монашки, тихим строем шествующие к службе, и воющая огнем печка, и сон на нагретой лежанке этой самой печи, и шепот-заговор соседней знахарки… Поэту мила извечная мирная суета, он любуется ею, но знает, что это лишь одна сторона московской жизни.
И поэтому в последней строфе стихотворения возникают совершенно иные, прямо противоположные мотивы и образы. Юродивые, воры, хлыстовки — этот «московский сброд» так же сакрализован в мифологическом мире Поэта, как и благочестивые монашеские процессии.
Таким образом в конце текста происходит смысловой переворот, подобный перевернутому образу системы сакрального устройства в начале. И последнее, посмертное желание Поэта — чтобы рот заткнули «Колокольной землей московскою», — свидетельствует о собственной бунтарской сущности, отражающей бунтарскую силу Москвы, как об этом свидетельствует колокольный гром в стихотворении «Над городом, отвергнутым Петром…».
Дата написания стихотворения — 8 июля — обозначает один из наиболее значимых церковных праздников: день явления Казанской иконы Богоматери. О. А. Клинг считает, что этим объясняется атмосфера произведения: «Приподнятое настроение (уныние — грех не только в день иконы Казанской Божьей Матери, а в праздник тем более) » (Клинг: 54). Заметим, что июль — седьмой месяц года, и этот факт тоже может иметь значение для понимания числовой символики стихотворения.
Мотивы отмеченной нами перевернутой картины сакральной иерархии «колокольни — колокола» О. Клинг видит иными: «В духе живописи кубистов, в том числе русских, и в то же время в стиле картин П.Н. Филонова она рисует Москву, соединяя элементы лубка и обнажение конструкции» (Там же: 72). Неизвестно, могла ли Цветаева знать произведения кубистов, могла ли быть знакома с произведениями П. Филонова, но примечательно выявленное здесь объективное сходство.
О. Клинг, как и другие исследователи, отмечает двойственный характер московской мифологии: «С одной стороны, Цветаева признается:
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне…
Но тут же добавляет, что наряду с «воем в печке, и жарким сном» любила, казалось бы, совершенно противоположное, хотя и характерное для патриархальной Москвы:
И знахарку с двора соседнего» (Там же: 74).
Наиболее существенные выводы о парадоксальном устройстве цветаевского мифа о Москве, как нам кажется, относятся к финалу стихотворения. По мнению исследователя, «Думая о смерти, Цветаева не может принять заветы православного смирения. В контексте этого бунта в конце стихотворения не случайно появление сниженного, недопустимого для истинного верующего попа :
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!» (Там же).
Таким образом, седьмое стихотворение из цикла «Стихи о Москве», отмеченное особой приметой — наполненным эзотерической символикой числом «семь», содержит в себе наиболее характерные черты цветаевской мифологии, яркими поэтическими средствами отражает одновременно противоречивую и неделимую, цельную сущность ее мировоззрения. Возможно, именно в этом и состояла его задача.
ЛИТЕРАТУРА
1. Войтехович — Войтехович Р.С. Стихия и число в композиции цветаевских сборников // Войтехович Р.С. Марина Цветаева и античность. Москва; Тарту: Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. С. 372–399.
2. Клинг — Клинг О. А. Поэтический мир Марины Цветаевой. В помощь старшеклассникам, абитуриентам, преподавателям. 2-е изд. М., 2004
3. Цветаева 7 — Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 7. М., 1995
Марина Цветаева делила всех художников слова на две категории: «стрелы» и «лирики» . Себя она относила к «чистым лирикам» , потому что в стихотворениях выражала свои чувства и переживания. В 1911 году Цветаева написала лирическое стихотворение «Домики старой Москвы» . В нём показана тоска и сочувствие к прежним временам. Домики старой Москвы, Из переулочков скромных Всё исчезаете вы… В образе «старых московских домиков» Цветаева представляет былые времена, которые заменил начавшийся в то время технический прогресс (1911 год) Домики с знаком породы, С видом её сторожей, Вас заменили уроды, Грузные – в шесть этажей. Наверняка Цветаева понимает, что «грузные – в шесть этажей» здания, показатель производственного роста, есть неизбежное явление в развивающейся стране. Но со стариной расставаться всегда сложно, и писательница вспоминает фрагменты прошлой, спокойной и размеренной жизни: Где клавесина аккорды, Тёмные шторы в цветах… Великолепные морды На вековых воротах. В этом стихотворении отражены чувства писательницы, её лирические размышления и воспоминания. Цветаева показывает, что многие люди принимают новый уклад жизни и, не задумываясь, расстаются со старым: Домовладельцы – их право, И исчезаете вы, Томных прабабушек слава, Домики старой Москвы. Поэтесса в этом четверостишие говорит, что старая Россия «прабабушек томных» переходит в новый век с изменившимися принципами и взглядами на жизнь. Если в прошлом было непоколебимое спокойствие, то сейчас жизнь развивается бурно, и постепенно «старое» отходит на второй план. В этом стихотворении раскрыт весь трагизм цветаевский тоски по «старой России» . В одном из писем она писала: Той России нету, Как и той меня. Цветаевой явно неуютно в современности, поэтому в её лирике часто встречаются стихотворения ностальгического характера. Ей жаль старую Россию, что подтверждается яркостью картин жизни «прабабушек томных» : Кудри, склонённые к пяльцам, Взгляды портретов в упор… Странно постукивать пельцем О деревянный забор. Яркие метафоры в этом стихотворении подчёркивают тоску Цветаевой по былой России: Домики с знаком породы, С видом её сторожей. Кудри, склонённые к пяльцам, Взгляды портретов в упор… Нужно отметить, что важную роль в создании эмоционального настроения играют контрасты: Домики с знаком породы Вас заменили уроды, Грузные – в шесть этажей. Великолепные морды На вековых воротах. Стихотворение «Домики старой Москвы» написано размером стиха – ……………………… и перекрёстной рифмой. Форма строфы – четверостишие. Мне и интересно, и очень грустно было читать это стихотворение, его невозможно забыть, нельзя остаться равнодушным Цветаева раскрыла душу благодаря своим стихам, в которых присутствует и грусть, и сожаление, и трагизм.
«Родина» Марина Цветаева
О, неподатливый язык!
Чего бы попросту — мужик,
Пойми, певал и до меня:
«Россия, родина моя!»
Но и с калужского холма
Мне открывалася она —
Даль, тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и столь —
Рок, что повсюду, через всю
Даль — всю ее с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех — до горних звезд —
Меня снимающая мест!
Недаром, голубей воды,
Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь,—
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля —
Гордыня, родина моя!
Анализ стихотворения Цветаевой «Родина»
Судьба Марины Цветаевой сложилась таким образом, что примерно треть своей жизни она провела за границей. Сначала училась во Франции, постигая премудрости словесности, а после революции эмигрировала сперва в Прагу, а позже в свой любимый Париж, где обосновалась вместе с детьми и мужем Сергеем Эфронтом, в прошлом – белогвардейским офицером. Поэтесса, чьи детство и юность прошли в интеллигентной семье, где детям буквально с первых лет жизни прививались высокие духовные ценности, с ужасом восприняла революцию с ее утопическими идеями, которые впоследствии обернулись кровавой трагедией для целой страны. Россия в старом и привычном понимании перестала существовать для Марины Цветаевой, поэтому в 1922 году, чудом добившись разрешения на эмиграцию, поэтесса была уверена, что навсегда сможет избавиться от кошмаров, голода, неустроенного быта и страха за собственную жизнь.
Однако вместе с относительным достатком и спокойствием пришла нестерпимая тоска по Родине, которая была настолько изматывающей, что поэтесса буквально грезила возвращением в Москву. Вопреки здравому смыслу и приходящим из России сообщениям о красном терроре, арестах и массовых расстрелах тех, кто когда-то являлся цветом русской интеллигенции. В 1932 году Цветаева написала удивительно пронзительное и очень личное стихотворение «Родина», которое впоследствии сыграло в ее судьбе немаловажную роль. Когда семья поэтессы все же приняла решение вернуться в Москву и подала соответствующие документы в советское посольство, именно стихотворение «Родина» рассматривалось в качестве одного из аргументов в пользу принятия чиновниками положительного решения. В нем они усмотрели не только лояльность к новой власти, но и искренний патриотизм, который в то время активно культивировался среди всех без исключения слоев населения. Именно благодаря патриотическим стихам советская власть закрывала глаза на пьяные выходки Есенина, недвусмысленные намеки Блока и критику Маяковского, считая, что на дано этапе становления государства для народа гораздо важнее поддерживать мнение, что Советский Союз является самой лучшей и справедливой страной в мире.
Впрочем, в стихотворении «Родина» Цветаевой не было ни одного намека на лояльность к новой власти, равно как и ни одного упрека в ее сторону. Это – произведение-воспоминание, пронизанное грустью и ностальгией по прошлому. Тем не менее, поэтесса готова была забыть все то, что ей довелось пережить в послереволюционные годы, так как ей нужна эта «даль, тридевятая земля», которая, являясь родиной, все же стала для нее чужбиной.
Это произведение имеет довольно сложную форму и не с первого прочтения поддается пониманию. Патриотизм стихотворения заключается не в восхвалении России как таковой, а в том, что Цветаева принимает ее в любом обличье, и готова разделить судьбу своей страны, утверждая: «Губами подпишусь на плахе». Вот только за что? Отнюдь не за советскую власть, а за гордыню, которую, несмотря не на что, все еще не утратила Россия, оставаясь, вопреки всем и вся, великой и могущественной державой. Именно это качество было созвучным характеру Цветаевой, но даже она смогла смирить свою гордыню ради того, чтобы иметь возможность вернуться домой. Туда, где ее ждали равнодушие, нищета, игнорирование, а также арест и смерть членов ее семьи, признанных врагами народа. Но даже подобное развитие событий не могло повлиять на выбор Цветаевой, которой хотелось вновь увидеть Россию отнюдь не из праздного любопытства, а из желания вновь почувствовать себя частью огромной страны, которую поэтесса не смогла променять на личное счастье и благополучие вопреки здравому смыслу.
Сергей Есенин
* * *
Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь.
Знать, у всех у нас такая участь,
И, пожалуй, всякого спроси —
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси.
Свет луны, таинственный и длинный,
Плачут вербы, шепчут тополя.
Но никто под окрик журавлиный
Не разлюбит отчие поля.
И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Все равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы.
По ночам, прижавшись к изголовью,
Вижу я, как сильного врага,
Как чужая юность брызжет новью
На мои поляны и луга.
Но и все же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть!
[1925]
238
139 678 
