Три дня из жизни учительницы. Рассказ.

Три дня из жизни учительницы.

Рассказ.

День первый.

Яркое весеннее солнце. Зелень. Свет. Радость. По весенней улице вприпрыжку скачет девчонка, размахивая папкой. Невысокого роста, кругленькая, как колобок, она вызывает улыбку прохожих. Сдан последний экзамен. Это раз! Она- учительница- это два!

Ей, смешно, она- учитель. И, наконец, три- весна!

А брови у неё особенные. Она ими очень гордится. Чёрные, не в пример русым, коротко подстриженным волосам, густые, они ещё больше оттеняли приятную белизну лица с лёгким румянцем на щеках.

Эх, и хорошо же! Завтра она получит диплом. Её часто представлялся первый урок.

- Дети,- скажет она им,- меня зовут Анна Васильевна.

Непривычно звучит это имя. Всегда она была младше всех и в школе, и в институте. Всегда её звали Анкой. И на тебе- с сентября она уже будет Анной Васильевной.

Анна помчалась дальше, но, вспомнив, что она- учитель, пошла степенным шагом.

День второй.

Анна Васильевна вошла в класс. Там стоял невообразимый шум. Девочки обсуждали, и очень оживлённо, последнюю деревенскую новость; семиклассницы, девчонки пятнадцати-шестнадцати лет, в деревне считались уже чуть ли не невестами.

А мальчишки…Это были уже парни. Некоторые были младше Анки на год-два, но рослые и здоровые.

- Вы, что, звонка не слышали?- крикнула она.

Ребята нехотя побрели на свои места, обмениваясь впечатлениями об игре.

Она с горькой усмешкой вспомнила, как мечтала о первом уроке, о малышах. А её направили учителем в средние классы…и такую глушь…250 километров от мамы! Никогда в жизни она не уезжала от дома так далеко и одна!

А «малыши»… Вот они, её «детки»- семиклассники, которым она преподавала русский язык и литературу. Она старалась каждый урок сделать интересным. Да куда там! Всё разбивалось об их холодное равнодушие.

- Сегодня мы с вами начинаем читать бессмертную комедию Гоголя «Ревизор».

Когда она попросила Захарова пересказать содержание прочитанного, он взмолился:

- Анна Васильевна, давайте я лучше три- …нет, четыре стихотворения выучу! И только к концу урока, когда она уже совсем потеряла надежду, этот рыжий бесёнок, Захаров, что-то понял. Совсем немного. Но и этому была рада.

А с урока она вышла совсем обессиленная.

Придя домой, не раздеваясь, упала на кровать и заревела. Плакала она долго и безутешно.

…А вечером Нина Васильевна, математичка, жившая вместе с ней на квартире, заставила её пойти в клуб.

Ей очень не хотелось идти туда. Была непролазная слякоть и тьма. Моросил нудный тягучий дождь. Но Нина заставила её одеться и пойти.

- Наконец-то! Давненько жду, когда придёте,- встретил их заведующий клубом Александр Иванович.- Есть у меня пьеска подходящая. Может, поставим?

Лицо его было таким умоляющим, видно, молодые учителя были его последней надеждой оживить клубную работу, и у Анки язык не повернулся отказаться.

- Мой старший,- уже с гордостью представил он рядом стоящего паренька.

- Валерка!

Он был хорош. Глаза коричневые, с какими-то золотинками. Нос курносый, но не задиристый. Он придавал его симпатичному лицу озорное выражение.

Аня буркнула своё имя. Она была сердита на себя. И чего это ей вздумалось краснеть? Ещё что-нибудь вообразит себе этот парень.

Валера взял баян. Какая-то грустная, незнакомая мелодия зазвучала в стареньком клубе. И как-то иначе всё стало выглядеть. И уже не было тоскливо, а просто лёгкая грусть осталась где-то в глубине души. И ей показалось, что не так уж безнадёжно её дело с Захаровым.

Анке захотелось спеть песню, какую-нибудь очень хорошую. Давно она не пела. А ведь в институте была первой запевалой. Она негромко запела о берёзке.

- Отлично!- радовался про себя Александр Иванович.- Вот и певцы есть. Можно и концерт готовить.

Домой шли втроём. В семнадцать-восемнадцать лет люди как-то проще и естественнее. И это удивительно. Анка и Валера чувствовали себя уже старыми знакомыми и говорили обо всём на свете. Дождь кончился давно, небо стало звёздным, и она думала, что именно под таким небом Лермонтов написал красивые стихи.

…И засыпая, она думала о том, какие это чудесные стихи, и какой хороший Валерка, и звёздное небо было таким красивым, и Захаров не такой уж вредный парень, и надо будет почитать ему Лермонтова.

День третий.

Сегодня воскресенье. С утра сделаны домашние дела, и вторую половину дня Анна Васильевна решила отдать очень важному делу: ответить на письма своих бывших выпускников.

Валеру-большого и Валеру-маленького (ему уже целых десять лет) она отправили подышать свежим воздухом. В доме стало тихо и спокойно.

Учительница задумчиво перечитывала письма. Одно от Вани Ибрагимова.

«Отслужил всего ничего, а повзрослел лет на десять, наверное! Сколько узнал и увидел нового, что не перескажешь. Служба в армии трудна и почётна. Много занимаемся. Ох, как нужны знания в армии! Может быть, поздно, но всё же извините меня за мои детские глупости. Жаль, я это сейчас понимаю, а не тогда…»

А это письмо от Наталки. Не прошла по конкурсу в институт, уехала, устроилась на завод, занимается на подготовительных курсах.

«Ой, Анна Васильевна, сколько работы! Устаю страшно, прихожу домой- и не писем. Напишите мне, пожалуйста, мне сейчас так трудно…И нехорошо.»

Вот тебе и Наталка! Весёлая, задиристая, спуску никому в классе не давала, не унывала никогда.

2Помните, Анна Васильевна. Вы нам цитировали: «Простим горячке юных лет, и юный жар, и юный бред.» Это ко всем нам относится. Вы сами говорили, что по труду оценивают человека. Сколько же вы нам поставите теперь, Анна Васильевна?»

Ну, конечно, это Фёдоров. Он всегда любил пофилософствовать. А впрочем, он ведь прав. И Анна Васильевна решила, что «четыре» поставить им и за жизнь и за работу. Твёрдую четвёрку.

А это письмо от Володи. Вот был орешек! В десятом хотел бросить школу. Был очень трудным. Чего только не делала Анна Васильевна! А тут ещё такое натворил, что решено было поставить вопрос на педсовете об исключении его из школы. Жаль было парня, ведь был очень умён. И перед педсоветом снова пришла к нему домой. Сидит Вовка за столом. Хмурый, такой жалкий.

И вдруг, неожиданно для себя, не сказав Вовке ни единого слова, заплакала. А Вовка…Он растерялся, стал что-то бормотать, шмыгал носом и ладонью старался незаметно вытереть глаза.

Она отстояла его на педсовете. И он не подвёл. А теперь учится в политехническом.

Тепло на душе у Анны Васильевны. Трудной, подчас невыносимой, кажется работа, когда хочется сказать: «Всё. Не могу больше. Не хочу.» Но почти всё опять становится на свои места. И опять она пойдёт к ребятам. Растить из них умных, честных, деловых.

Дверь тихонько открылась, и в неё заглянули любопытные лица Валеры-большого и Валеры-маленького. Они молча смотрели на Анну Васильевну. Она сидела, склонившись над столом, и что-то быстро писала. Мужчины поняли, что маме сейчас нельзя мешать, осторожно прикрыли дверь и на цыпочках ушли на кухню.

Г.Балаба.

Из районной газеты «Ленинский путь» от 22 июня 1978 года.