17 февраля - день рождения Агнии Барто

Почти невозможно представить себе детство без ее «Игрушек». Простые рифмы, шутливые, легко запоминающиеся и не устаревающие стихи сделали Барто одним из самых любимых детских поэтов в СССР.

Агния Львовна Барто (в девичестве – Волова) родилась (4) 17 февраля1906 года в Москве в семье врача-ветеринара. Получила хорошее домашнее воспитание, которым руководил отец. Училась в гимназии, где, испытывая творческое влияние Анны Ахматовойи Владимира Маяковского, начала писать стихотворные эпиграммы и зарисовки. Одновременно занималась в хореографическом училище, куда на выпускные зачеты приехал Анатолий Луначарский и, прослушав стихи Барто, посоветовал ей продолжать писать.

В 1925 году были опубликованы ее первые стихотворения «Китайчонок Ван Ли» и «Мишка-воришка». За ними последовали «Первое мая» (1926), «Братишки» (1928), после публикации которых Корней Чуковский отметил незаурядный талант Барто как детского поэта.

После выхода в свет цикла поэтических миниатюр для самых маленьких «Игрушки» (1936) и других детских стихов, Барто стала одним из самых известных и любимых читателями детских поэтов, ее произведения издавались огромными тиражами, входили в хрестоматии. Ритм, рифмы, образы и сюжеты этих стихов оказались близки и понятны миллионам детей.

Агния Барто написала сценарии кинофильмов «Подкидыш» (1940, совместно с актрисой Риной Зеленой), «Алеша Птицын вырабатывает характер» (1953) и другие. Ее стихотворение «Веревочка» было взято режиссером И.Фрэзом за основу замысла фильма «Слон и веревочка» (1945).

В годы Великой Отечественной войны Барто находилась в эвакуации в Свердловске, выезжала на фронт с чтением своих стихов, выступала на радио, писала для газет.

В течение девяти лет Барто вела на радио передачу «Найти человека», в которой занималась поисками людей, разлученных войной. С ее помощью было воссоединено около 1000 семей. Об этой работе Барто написала повесть «Найти человека» (опубликована в 1968 году).

В течение многих лет Барто возглавляла Ассоциацию деятелей литературы и искусства для детей, была членом международного Андерсеновского жюри. В 1976 году ей была присуждена Международная премия им. Андерсена. Стихи Барто переведены на многие языки мира.

Умерла Агния Львовна Барто в Москве 1 апреля 1981 года.

На творчество Агнии Львовны повлияли многие известные литераторы. Вот, например, как она годы спустя вспоминала о том, как так и не осмелилась подойти к обожаемому Маяковскому: «Мы жили на даче, в Пушкино, оттуда я ходила на Акулову гору играть в теннис. Меня в то лето с утра до вечера мучили слова, вертела их по-всякому, и только теннис выбивал из головы рифмы. И вот однажды, во время игры, приготовившись подавать мяч, я застыла с поднятой ракеткой: за длинным забором ближайшей дачи увидела Маяковского. Сразу узнала его по фотографии. Оказалось, что он живет здесь. Это была та самая дача, куда к поэту в гости приходило солнце ("Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче", "Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор."). Потом я не раз смотрела с теннисной площадки, как он шагает вдоль забора, что-то обдумывая. Ему не мешал ни голос судьи, ни возгласы игроков, ни стук мячей. Кто бы знал, как мне хотелось подойти к нему! Я даже придумала, что ему скажу: "Знаете, Владимир Владимирович, когда моя мать была школьницей, она всегда учила уроки, шагая по комнате, и ее отец шутил, что, когда он разбогатеет, купит ей лошадь, чтоб она не так уставала". И тут произнесу главное: "Вам, Владимир Владимирович, не нужны никакие вороные кони, у вас — крылья поэзии". Конечно, я не решилась подойти к даче Маяковского и, к счастью, не произнесла этой ужасной тирады». Огромную роль в жизни поэтессы сыграл Корней Чуковский, который то восхищался простотой стихов Барто, то по-доброму журил ее за чрезмерное украшательство и отсутствие лиризма. Ей был близок ритмичный стих Маяковского, а Чуковский как-то раз предложил ей написать балладу. Его замечания, письма и советы сильно повлияли на Барто. Они продолжали общаться вплоть до смерти Корнея Ивановича. А вот как Барто описывала одну из их первых встреч: «Общение с Корнеем Ивановичем всегда было необыкновенно интересным и важным для меня, а в те ранние годы моей работы нечаянная встреча в вагоне с самим Чуковским показалась мне дарованной свыше. "Вот бы прочитать eмy мои строчки!" — возмечтала я. Обстановка в вагоне была малоподходящая, но соблазн услышать, что скажет Корней Иванович, был велик, и, как только он устроился на скамейке рядом со мной, я спросила: — Можно, я прочту вам стихотворение. очень короткое. — Короткое — это хорошо,— сказал Чуковский,— читайте читайте. — И вдруг, хитро подмигнув мне, обратился к пассажирам, сидевшим поблизости: — Поэтесса Барто хочет прочесть нам свои стихи! Некоторые пассажиры, недоумевающе улыбаясь, приготовились слушать. Я растерялась, ведь Чуковский мог камня на камне от моих стихов не оставить, да еще при всех. Стала отнекиваться: — Я не свои стихи хотела прочесть. — А чьи же? -спросил Корней Иванович. — Одного мальчика,— ответила я, чтобы как-нибудь выпутаться из трудного положения. — Стихи мальчика? Тем более читайте,— потребовал Корней Иванович. И я прочла: Челюскинцы-дорогинцы! Как боялся я весны! Как боялся я весны! Зря боялся я весны! Челюскинцы-дорогинцы, Все равно вы спасены. — Отлично, превосходно! — возрадовался Чуковский с присущей ему щедростью. — Сколько лет этому поэту? Что мне было делать? Пришлось здорово скосить возраст автора. — Ему пять с половиной,— сказала я».

Чуть ли не самым строгим учителем Барто стал Самуил Яковлевич Маршак: «Мне было необходимо доказать самой себе, что я все-таки что-то могу. Стараясь сохранить свои позиции, в поисках собственного пути я читала и перечитывала Маршака. Чему я училась у него? Завершенности мысли, цельности каждого, даже небольшого стихотворения, тщательному отбору слов, а главное — высокому, взыскательному взгляду на поэзию. Время шло, изредка я обращалась к Самуилу Яковлевичу с просьбой послушать мои новые стихи. Постепенно он становился добрей ко мне, так мне казалось. Но хвалил меня редко, гораздо чаще ругал: и ритм меняю неоправданно, и сюжет недостаточно глубоко взят. Похвалит две-три строчки, и всё! Почти всегда уходила я от него расстроенная, мне казалось, что Маршак не верит в меня. и однажды с отчаянием сказала: — Больше не буду отнимать у вас время. Но если когда-нибудь вам понравятся не отдельные строчки, а хотя бы одно мое стихотворение целиком, прошу вас, скажите мне об этом».