Легенда о человеке, подарившем елку советским людям

Передо мной лежит разворот газеты «Правда» за 28 декабря 1935 года. На нем помещен материал, вполне ординарный для тех лет: левая страница целиком занята докладом С. С. Лобова на Пленуме ЦК ВКП(б) о вопросах лесной промышленности в связи со стахановским движением; на большей части правой — окончание доклада Лобова; внизу слева — статья А. П. Розенгольца «Советский торговый флот растет и крепнет»; в правом нижнем углу — телеграмма делегации американских армян, адресованная товарищу Калинину. Американские армяне сообщают «всероссийскому старосте», что они «покидают территорию СССР с незабываемыми прекрасными воспоминаниями», благодарят за гостеприимство и выражают «глубокое чувство удовлетворения от того, что увидели». В середине, чуть-чуть сбоку, — совсем небольшая заметка, едва занимающая шестнадцатую часть страницы: «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» И короткая подпись внизу: П. Постышев. Приведу этот текст полностью:

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев.

Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею.

Мемуаристы и биографы описывают Постышева как профессионального революционера и истинного коммуниста, загубленного Сталиным и его приспешниками. Постышев, который во время Гражданской войны проводил военно-полевые суды на Дальнем Востоке и, как одобрительно пишут о нем некоторые авторы, говорил при этом, что «у нас нет уложений о наказании, у нас есть классовая совесть и революционное самосознание»[2], изображается как партийный руководитель, главной заботой которого были люди. Его дела по улучшению жизни населения перечисляются с неизменной тщательностью: занимая пост секретаря ЦК партии Украины, он благоустраивает городской сад в Харькове (бывшая украинская столица), улучшает работу городского транспорта, заботится о санитарном состоянии дворов, сам обедает в заводских столовых, следя за качеством еды, и т. д. и т. п. «Доброе сердце» — так называет свои воспоминания о Постышеве один его сослуживец[3].

Особенную заботу, по словам биографов, Постышев проявлял о детях. «Павел Петрович, — сообщает мемуаристка, — очень любил детей. Он находил время, чтобы побывать в школах, детских домах, пионерских отрядах… в учреждениях, клубах и даже при жактах [жилищно-арендных конторах], где были пионерские форпосты»[4]. Ему же приписывается идея создания «культурного уголка ребенка в доме»[5]. Именно он в 1933 году обратился с призывом к пионерам села собирать колоски во время страды. В 1934 году, когда столица Украины была перенесена в Киев, Постышев передает харьковской пионерской организации здание республиканского ЦК, чтобы создать в нем первый в стране Дворец пионеров, получивший его имя. Газеты сообщали о том, что, когда Постышев покидал Харьков, школьники, не желая его отпускать, устраивали заставы. Два года спустя, рассказывая о его посещении харьковского Дворца пионеров, корреспондент замечает: «Товарищ Постышев известен своею исключительной любовью к детям и исключительной заботой о них»[6]. На второй день после опубликования заметки о елке Постышев, как сообщила «Правда», послал в Харьков срочную телеграмму: «Организуйте детям во Дворце пионеров новогоднюю елку»[7].

Авторы мемуаров о Постышеве и его биографы, характеризуя своего героя, никогда не забывают включить в число его праведных дел возвращение советским детям елки: «Разве забудут старые комсомольцы призыв Постышева сделать красочными новогодние праздники? Какой живой отклик и у родителей, и у самой детворы встретило его предложение устраивать елки!»[8] Поступок Постышева мифологизируется: одна за другой рождаются версии, каждая из которых, с одной стороны, повторяет, а с другой — развивает предшествующую, дополняя ее новыми деталями. Нас убеждают в том, что именно у такого и только у такого человека могла возникнуть мысль о возвращении елки.

Г. А. Марягин, по его признанию «знавший и наблюдавший» Постышева «в течение многих лет», в книге о нем, вышедшей в 1965 году в серии «ЖЗЛ», пишет, что Постышев заговорил о возвращении елки «как-то на одном из заседаний», вспомнив при этом «о елке в Сокольниках, на которую вместе с Владимиром Ильичом приезжала Надежда Константиновна Крупская». Марягин вкладывает в уста своего героя фрагмент из заметки, напечатанной в «Правде», превратив ее в речь, адресованную партийным сослуживцам по Киеву: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку» и т. д. Вскоре после этого заседания, продолжает Марягин, и была напечатана заметка Постышева в «Правде», а в газетах появились шаржи: «Идет высокий сутулый человек с хмурым озабоченным лицом, но лучистыми глазами и несет большую новогоднюю елку с пятиконечной звездой»[9].

ТП. Брауде, бывшая в 1930-х годах на Украине крупным профсоюзным деятелем и знавшая Постышева и по Харькову, и по Киеву, на теме «Постышев очень любил детей» делает особый упор. Фантазируя на основе все той же заметки, напечатанной в «Правде», она приводит факты, якобы слышанные ею от самого Постышева: «У Павла Петровича было очень тяжелое детство. Он рассказывал, как с завистью засматривался в окна богачей, где на рождество стояли нарядные елки, светившиеся огнями. Стоял и думал: “Неужели никогда мне не придется побывать у такой елочки?”» Советский партийный руководитель предстает в этих воспоминаниях в роли того самого «малютки», который, заглядевшись в окно богатого дома на разукрашенное дерево, думает: «Хоть раз бы мне праздник такой!»[10] Сюжет о ребенке, замерзающем под окном, в котором он видит «чужую елку», в дореволюционной рождественской литературе был одним из самых распространенных. Образ «друга детей», таким образом, мифологизируется в соответствии с известной литературной схемой. Помня о своем тяжелом детстве, Постышев и задумывает «подарить всем детям праздник елки». Далее мемуаристка пишет об отъезде Постышева в Москву на пленум, где поставленный им вопрос о елке был решен положительно. По возвращении в Киев он организует «первую послереволюционную елку на Украине»: распоряжается, чтобы во Дворец пионеров привезли большое, ветвистое дерево, наказывает работникам не жалеть сил и средств, чтобы елка была «по-настоящему праздничной, красивой, нарядной»[11]. Все его наказы, разумеется, были выполнены.

В мемуарах сына Постышева Леонида (впоследствии — старшего научного сотрудника Академии общественных наук при ЦК КПСС) история возвращения елки излагается как семейная легенда. Однажды летом 1935 года, вспоминает он, отец, обращаясь к детям, вдруг произносит странную фразу: «Что-то мы все-таки не додумали…» По словам сына, все насущные проблемы Постышев всегда обсуждал со своими детьми. На этот раз «чем-то недодуманным» оказалось запрещение елки. Леонид приводит речь отца, которая представляет собой вариант все той же заметки из «Правды». Однако здесь эти слова приобретают мемуарный характер: говорится уже не о каких-то абстрактных «детях рабочих, с завистью через окно посматривающих на елку», а о самом Постышеве и его сверстниках: «С какой завистью мы заглядывали в окна богатеев, где вокруг наряженной и обвешанной подарками елки водили хороводы буржуйские дети». Если верить мемуарам, Постышев серьезно обосновывает свое решение вернуть елку: теперь, когда появилась возможность дать детям рабочих радостный праздник, елку запретили как поповский предрассудок; однако при этом хорошего, веселого праздника для детей так и не придумали. Попы были умнее: они, несмотря на то что елка обряд языческий, не стали с ним бороться, а использовали в своих интересах. Постышев «подумал еще и сказал твердо: “Вот будет очередной пленум ЦК, выступлю и поставлю вопрос о том, чтобы вернуть нашим детям этот чудесный праздник”». Перед отъездом отца в Москву Леонид тяжело заболевает двухсторонним воспалением легких. Вернувшись с пленума, Постышев сразу же идет к сыну, ставит на тумбочку возле его постели маленькую елочку, включает вилку в розетку — и «засветилась десятком маленьких стеклянных свечек красивая искусственная елочка»: «Это подарок тебе и всем советским детям. С этого Нового года опять будет праздник елки!» Леонид моментально пошел на поправку: подаренная отцом елочка способствовала его выздоровлению. В семье так и говорили, что вылечили его не врачи, а елка[12].

В посвященном Постышеву романе Валерия Исаева «Соратник Сталина», вышедшем в 1999 году и написанном «по недавно рассекреченным документам архива ФСБ», легенда о человеке, подарившем елку советским детям, получает дальнейшее развитие. Здесь эпизод о елке развернут в пространное повествование и оформлен как самостоятельная новелла. Материалом, кроме все той же заметки в «Правде», послужили воспоминания о Постышеве, но главным стержнем повествования, судя по всему, явились мемуары сына, предоставившие автору почву для безудержной фантазии. Как пишет Исаев, незадолго до наступления1936 года Павел Петрович устраивает с детьми домашний «партактив», на котором ставит «проблему государственной важности» — о возвращении елки советским детям. На вопрос, как они предпочитают встретить Новый год — с елкой или без елки, дети, не задумываясь, дружно высказываются за елку. Тот же вопрос был задан и больному Леониду. Подросток отреагировал на него весьма скептически: «А кто вам ее разрешит, разбежались, она отменена как буржуйская забава, чуждая нам…» Отец молча наблюдает за детьми, но «в душе» он уже знает: «елка в стране будет!»

Выслушав мнение детей, отец делится с ними воспоминаниями о своем тяжелом детстве. В этих воспоминаниях сюжет «чужая елка» приобретает особенный драматизм: оказывается, маленький Павлик вместе со своими сверстниками, с завистью глядя в окна на елки в богатых домах, рисковал жизнью: «В такую же новогоднюю пору, перебравшись через высоченную изгородь господской усадьбы», они, дети рабочих, «подбирались к ярко освещенным окнам, за которыми горела огнями чудо-елка. Она будила воображение, влекла к себе»; «мальчишкам с рабочих прокопченных окраин Иваново-Вознесенска» казалось, что «со всех концов города была видна елка, которая могла стоить им жизни». Надо сказать, что даже в самых трагических рассказах о бедных «малютках», глядящих через окно на «чужую елку», никто и никогда не посягал на их жизнь. В худших случаях они тут же под окном просто замерзали.

Постышев, как стремится показать автор, на себе познал, что значит быть лишенным елки, и через всю свою жизнь пронес память о страстном желании ребенка с окраины пролетарского города иметь елку.

Павел Петрович едет на пленум, где, согласно авторскому тексту, выступает с предложением об организации в стране новогодних детских елок. По возвращении домой он ставит у кровати больного сына, на выздоровление которого, по мнению врачей, уже не было никакой надежды, «крошечную искусственную елку». Леонид перестает кашлять и встает с постели: елочка спасает его, вылечив от тяжелой болезни, как это неоднократно бывало в традиционных рождественских рассказах о елке-спасительнице и исцелительнице: «Всем им казалось, что на всем белом свете рядом с елкой никто никогда болеть не будет, потому что счастьем тоже можно лечиться, оно сильнее профессоров и лекарств»[13].

Так на основе опубликованной в «Правде» заметки была создана легенда о человеке, подарившем елку советским детям. В этой этиологической легенде, объясняющей существующий порядок, Постышеву приписывается роль «творца», «культурного героя», возвратившего людям утраченный ритуальный объект. Текст конструируется на основе определенного набора штампов и довольно ограниченной документальной информации. Процесс создания легенды показывает, каким образом происходит активизация архетипической структуры: вместо восстановления причинно-следственного процесса (почему елка была разрешена) создается повествование о «начале» или «восстановлении» явления (в данном случае — елки) и о герое, который как бы явился его «творцом».Так на основе опубликованной в «Правде» заметки была создана легенда о человеке, подарившем елку советским детям. В этой этиологической легенде, объясняющей существующий порядок, Постышеву приписывается роль «творца», «культурного героя», возвратившего людям утраченный ритуальный объект. Текст конструируется на основе определенного набора штампов и довольно ограниченной документальной информации. Процесс создания легенды показывает, каким образом происходит активизация архетипической структуры: вместо восстановления причинно-следственного процесса (почему елка была разрешена) создается повествование о «начале» или «восстановлении» явления (в данном случае — елки) и о герое, который как бы явился его «творцом».

Факт выступления Постышева на декабрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1935 года о «реабилитации» елки никакими документальными свидетельствами не подтверждается. Да и вообще трудно себе вообразить обсуждение на пленуме ЦК вопроса такого уровня. Но, как говорится, нет дыма без огня. Некоторые сведения о том, что происходило в Москве в те декабрьские дни, сохранились. В мемуарах Н. С. Хрущева читаем:

«Не помню года и тем более месяца, но вот однажды позвонил мне Сталин и говорит: “Приезжайте в Кремль. Прибыли украинцы, поедете с ними по Москве, покажете город”. Я тотчас приехал. У Сталина были Косиор, Постышев, Любченко. <…> “Вот они, — говорит Сталин, — хотят посмотреть Москву. Поедемте”. Вышли мы, сели в машину Сталина. Поместились все в одной. Ехали и разговаривали. <…>

Постышев поднял тогда вопрос: “Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость — рождественская елка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям елку?” Сталин поддержал его: “Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям елку, а мы поддержим”. Так это и произошло. Постышев выступил в “Правде”, другие газеты подхватили идею»[14].

Описанное здесь событие (если оно и вправду имело место), датировку которого Хрущев запамятовал, могло состояться в декабре 1935 года. Вскоре в «Правде» и появилась заметка Постышева. Другие газеты «подхватили» его идею, и в три дня, оставшиеся до наступления Нового года, «в школах, детских домах, в дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах», как и «рекомендовалось» в заметке, елки были организованы. В срочном порядке было налажено производство елочных украшений, свечей и электрических лампочек; в окрестностях городов было вырублено много тысяч деревьев, для детей были подготовлены подарки — памятные всем нам новогодние пакеты со сластями. Елка была возвращена. Ее возвращение стало убедительным подтверждением знаменитой фразы Сталина «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». Фраза эта была произнесена на I Всесоюзном совещании стахановцев, состоявшемся незадолго до описываемых нами событий — 17 ноября1935 года. В том же 1935 году была написана и «Песня советских школьников» на слова Виктора Гусева, цитата из которой «За детство счастливое наше / Спасибо, родная страна!» на долгие годы стала лозунгом, внушаемым советским детям[15]. А через год, веселясь вокруг разукрашенного дерева, уже мало кто вспоминал недавний запрет на елку. Мало кто думал и о том, что разрешенная народу елка выступала теперь в новом качестве — не как рождественская, а как новогодняя — и что на ее верхушке теперь горит не вифлеемская звезда, когда-то приведшая волхвов к Младенцу Христу, а символ советской власти — красная пятиконечная звезда. Непременным атрибутом детских новогодних праздников, наряду с елкой, становится портрет Сталина. Ведь именно к нему дети должны были испытывать чувство благодарности за елку, за наступление Нового года и вообще — за счастье жить в Советской стране: «Мы весело пляшем / У елки большой. / На родине нашей / Нам так хорошо! <…> Мы весело пляшем, / Мы звонко поем, / И песенку нашу / Мы Сталину шлем»[16]. Роль Павла Петровича Постышева в деле «реабилитации» елки уже к следующему, 1937 году, была предана забвению. Да и самому ему в это время было уже не до елки. До предъявления ордера на его арест оставалось менее года…

Для Вас лично какой праздник имеет большее значение —

Новый год или православное Рождество?