ПАВЕЛ ЧИСТЯКОВ и УЧЕНИКИ

«Чтобы найти себя, будьте искренни. Покрепче стучитесь в дно души своей — там чудный родник, в нем таится творчество».

Павел Петрович Чистяков

Валентин Серов, Василий Суриков, Михаил Врубель, Виктор Васнецов, Илья Репин, Василий Поленов, Василий Савинский, Виктор Борисов-Мусатов, Игорь Грабарь — знаменитые «чистяковцы», в разное время прошедшие жесткую школу Павла Петровича. Фразы учителя, ставшие афоризмами, ученические работы авторов будущих шедевров, их воспоминания — все это показывает образ учителя настолько неординарного, что хочется самому записаться в «чистяковский класс». Хотя бы заочно! Его систему воспитания ласковой не назовешь, но высшая похвала педагогу — это и восторженные воспоминания его воспитанников, и их изумительные работы. Как наставник Чистяков смог раскрыть своеобразие таланта каждого ученика согласно его дарованию — таково было его призвание.

Павел Петрович Чистяков (1832−1919) часто рассказывал своим ученикам, как приехал в Петербург пареньком из Тверской губернии с единственным желанием — стать художником. Закончив Академию с несколькими золотыми медалями, он отправился в так называемую «пенсионер-скую» (оплачиваемую Академией) поездку по Европе. Вернувшись на родину в 1870 году, получил звание академика за картину «Римский нищий», которая к тому же была очень благосклонно встречена на Всемирной Выставке в Лондоне. В 1872 году Чистяков стал адъюнкт-профессором Академии, что подразумевало лишь педагогическую деятельность и полностью исключало возможность принимать участие в делах учебного заведения.

Своим нестандартным взглядом на методику преподавания, — а в Академии они считались незыблемыми, — и своими взглядами на искусство Чистяков вызвал недовольство руководства, поэтому членом Академического совета он стал только в 1892 году. Прохладные отношения с начальством нисколько не волновали молодого педагога, он спешил в классы, всегда переполненные на его занятиях. Павел Петрович пытался научить, насколько в искусстве важно знать его законы, что первооснова принадлежит рисунку, и тому, что для художника нет недостойной и легкой задачи, «что в искусстве все одинаково трудно, все одинаково интерес-но, важно и увлекательно». Грабарь оставил нам любопытные воспоминания о том, как Чистяков встречал «новеньких»:

«Придя в мастерскую, новенький в восторженном настроении садился перед моделью и начинал ее рисовать, а иногда и прямо писать. Являлся Чистяков, и, когда очередь доходила до него, учитель принимался разбирать каждый миллиметр начатого этюда, причём свою уничтожающую критику сопровождал такими прибаутками, словечками, усмешками и гримасами, что бедняка бросало в холодный пот, и он готов был провалиться от стыда и конфуза в преисподнюю. В заключение Чистяков рекомендовал бросить пока и думать о живописи и ограничиться одним рисованием, да притом не с живой натуры, которой ему все равно не осилить, и даже не с гипсов, а „с азов“. Он бросал перед ним на табуретку карандаш и говорил: „Нарисуйте вот карандашик, оно не легче натурщика будет, а пользы от него много больше…“ На следующий вечер снова являлся Чистяков, в течение десяти минут ухитрявшийся доказать „новенькому“ воочию, что он не умеет нарисовать и простого карандаша. „Нет, — говорил он ему, — карандашик-то для вас ещё трудненек, надо что-нибудь попроще поставить“. И ставил детский кубик».

Для Чистякова самыми главными были талант и знания: «Чувствовать, знать и уметь — полное искусство», говорил профессор и вёл своих учеников в Эрмитаж, объясняя на работах старых мастеров и древних греков секреты мастерства. Ученики обожали его слушать.

Серов вспоминал о том, что учитель так образно объяснял законы искусства, что сразу становилось понятным, насколько глубоки должны быть знания анатомии для работы с натурой: «Вы подходите с учениками к статуе Гермеса; какая статуя, как широко вылеплена, как просто. Эта полная силы и молодости рука… а возьмите свечку, осветите свечку сбоку, и на этой дивной, по-вашему широко исполненной руке, вы в запястье увидите почти все косточки, на тыльной части кисти увидите сухожилья и между ними едва намеченную, но точной формы жилку».

Чистяков настолько интересно преподносил свои взгляды на искусство, что к нему приходили учиться такие маститые мастера, как Репин и Поленов. О занятиях с Чистяковым Репин вспоминал: «У Поленова мы устроили рисовальный класс и были до потери всех прежних понятий наших об искусстве удивлены, очарованы и наполнены новыми откровениями Чистякова, с совершенно новой стороны подходившего к искусству». Занятия продолжались не больше года, но и Репин, и Поленов всегда считали себя учениками именно Чистякова.

«Он — наш общий и единственный учитель», — не раз говаривал Репин. И Чистяков горд был тем, что одними из первых его учеников были Репин и Поленов. Много лет спустя он писал: «Поленов, Репин по окончании курса в Академии брали у меня уроки рисования. То есть учились рисовать ухо гипсовое и голову Аполлона. Стало быть, учитель я неплохой, если с золотыми медалями ученики берут уроки рисования с уха и головы, да надо же было сказать новое в азбуке людям, так развитым уже во всем».

Впервые Поленов встретился с Чистяковым, когда тот еще сам учился в Академии. Родители Поленова пригласили его давать уроки детям — Василию и Елене, заметив у них склонность к рисованию. Впоследствии, когда Поленов жил пенсионером в Италии и Франции, он вел постоянную переписку с учителем. Чистяков давал советы и делился новостями Академии: «Есть здесь некто ученик Суриков, довольно редкий экземпляр, пишет на первую золотую медаль. В шапку даст со временем ближним. Я радуюсь за него. Вы, Репин и он — русская тройка…».

А между тем, отношение к любимчикам было таким же строгим, как и ко всем ученикам. Всю жизнь потом Суриков любил повторять услышанное от учителя: «Будет просто, как попишешь раз со сто!». И под строгим взором Чистякова Суриков старался преодолеть академические штампы в исторической картине. Его работа «Милосердный самаритянин», удачно композиционно выстроенная, была удостоена малой золотой медали и допущена к конкурсу на большую золотую медаль. Однако за программную работу «Апостол Павел объясняет догматы веры» Суриков получил звание художника 1 степени без присуждения золотой медали. Эта несправедливость разгневала Чистякова и он, не сдерживая своего негодования, пишет Поленову: «У нас допотопные болванотропы провалили самого лучшего ученика во всей Академии Сурикова за то, что мозоли не успел написать в картине. Не могу говорить, родной мой, об этих людях: голова сейчас заболит и чувствуется запах падали кругом. Как тяжело быть между ними. Ученики меня, кажется любят и понимают. Держусь всеми силами в стороне, избегаю даже встречи с мудрецами».

Серов, пройдя репинскую школу и уже считавший себя мастером, приезжает в Петербург поступать в Академию. Не дожидаясь экзаменов, с рекомендацией от Репина он приходит домой к Чистякову. Немного побаиваясь грозного приема, — ведь его учитель успел настращать юношу пугающими рассказами о суровости педагога, — он успокоился, увидев добродушного хозяина, сыпавшего прибаутками. И вот тут-то ему было сделано коварное и даже обидное предложение, — нарисовать карандашик. Какой ничтожной показалась задача самоуверенному юноше, но он с нею не справился: «Да вы, батенька, еще не умеете рисовать карандашик, вот пожалуйте кубик». Чистяков никогда не изменял своему первому этапу работы с учениками, который он называл «сбросить спесь».

О Серове Чистяков говорил, что никогда не встречал такого всесторонне одаренного художника: «И рисунок, и колорит, и светотень, и характерность, и чувство цельности своей задачи, и композиция — все было у Серова, и было в превосходной степени».

В 1880—1885 годы Серов учится в Академии художеств и в частной мастерской Чистякова, беспрекословно следуя наставлениям своего наставника. «Помня вас как учителя, я считаю вас единственным (в России) учителем вечных, незыблемых законов формы, чему только и можно учить» — писал он Чистякову в 1908 году. Как-то Чистяков поведет своих новых учеников на выставку. Остановившись у портрета Серова, и разглядывая его, скажет: «Глядит!» — в этом одном слове учителя смешиваются и восхищение, и похвала, и гордость за своего ученика.

«Техника — это язык художника; развивайте её неустанно, до виртуозности. Без неё вы никогда не сумеете рассказать людям свои мечтания, свои переживания, увиденную вами красоту».

Врубель поступил в Академию в один год с Серовым. У Чистякова он начал заниматься с осени 1882 года и работал по 12 часов в день, чувствуя постоянную потребность общения с учителем, чтобы «хлебнуть подкрепляющего напитка советов и критики». «Когда я начал занятия у Чистякова, мне страсть понравились основные его положения, потому что они были не что иное, как формула моего живого отношения к природе». Чистяков преподал Врубелю основы акварельной живописи, оценив редкую одаренность ученика, его изящное и строгое письмо. Еще не окончив Академии, Врубель отправился в Киев расписывать Владимирский собор. Именно Врубеля порекомендовал из всей Академии Чистяков Прахову.

Три года Михаил Нестеров проучился в Академии и вернулся в Москву, «ничему не научившись». А потом через несколько лет он увидел в Абрамцеве «удивительный портрет чистяковца Серова „Верушки Мамонтовой“…портрет поразил меня, восхитил, перед ним было над чем задуматься, и я сильно задумался… Я решил, что я неуч, что я должен переучиваться и идти за этим ни к кому другому, как П.П.Чистякову». Но в это время Прахов предложил Нестерову работу во Владимирском соборе в Киеве, и, увидев «что там натворил Васнецов» (еще один чистяковец), Нестеров принял приглашение профессора.

«Тогда я уже любил Павла Петровича и мог оценить его систему, его значение как учителя и большого художника. Я любил его оригинальный ум и самобытную образную речь и такую русскую, русскую душу его. Теперь, стариком, я с радостью вспоминаю свои встречи с Павлом Петровичем и сожалею о том, что Владимирский собор отвлек меня от моего намерения пройти лучшую школу, чем та, которую я получил в юности, что дало бы, вероятно, иные результаты и избавило бы меня от многих ошибок и горьких дум».

В воспоминаниях киевского художника И.Ф.Селезнева, ученика Чистякова, пожалуй, звучит главное наставление великого Учителя: «Искусство требует нежного сердца, чуткого. А озлобите сердце, тогда оно перестанет воспринимать тайны искусства, и творчество замрет. Художник должен быть широко и разнообразно образованным: читайте, учитесь, тогда горизонты ваши будут необъятны; наука и природа сделают ваши картины глубокими, выразительными. Только развитый ум, облагороженное чувство и зоркий воспитанный глаз — основы жизни художника».

И хотя Чистяков с надеждой говорил: «Выйдут в двадцать лет три хороших ученика, и ладно. Здесь мерка своя, не на аршин», — он воспитал несколько поколений удивительных художников и очень гордился своими учениками.

Материал поста взят из доступного ИНЕТа.

Илья Репин Портрет художника П.П.Чистякова 1878

Павел Чистяков Римский нищий 1867 Государственная Третьяковская галерея Москва

Павел Чистяков Джованнина. Портрет десятилетней римлянки 1860-е

Валентин Серов Портрет княгини О.К.Орловой 1911 Государственный Русский музей

Василий Суриков Вид памятника Петру I на Сенатской площади в Санкт-Петербурге (первая версия) 1970