О басне И. А. Крылова «Крестьянин и Смерть»

Константинов Ф. Иллюстрация к басне И.А.Крылова «Крестьянин и смерть»

В воспоминаниях Степана Петрови­ча Жихарева (1788–1860), русского литератора, драматурга, переводчика, есть описание вечера (3 февраля 1807 г.), на котором мемуарист по просьбе Гавриила Романовича Державина «к полному удовольствию автора» прочитал державинские стихи «Гимн кротости»: «Разумеется, все присутствующие бы­ли или казались в восторге, и похва­лам Державину не было конца. За этим все пристали к Крылову, чтобы он прочитал что-нибудь. Долго отне­кивался остроумный комик, но нако­нец разрешился баснею из Лафонте­на: „Смерть и Дровосек”». Жихарев здесь неточен. Басня, которую прочи­тал Крылов, называлась «Крестьянин и Смерть». Свидетельство мемуарис­та важно, так как по нему можно ус­тановить время написания басни. Из­вестно, что И. А. Крылов не придавал значения дате написания басен, поэто­му басни, как правило, датируются или по времени их публикации, или по отметкам цензуры, дозволяющим публикацию. Данная басня была на­печатана в «Драматическом вестни­ке» за 1808 г., который вышел в свет после 20 марта 1809 г. Ещё около двух лет И. А. Крылов работал над басней, и окончательный текст был установ­лен в издании 1811 г. (по сравнению с первой публикацией текст увеличил­ся: была добавлена мораль).

В свидетельстве С. П. Жихарева есть две неточности. Во-первых, бас­ня Лафонтена называется «Смерть и Старик» (либо «Смерть и Старец»). Кроме того, действие басни Лафонте­на развёртывается не в лесу (там нет на это указания) и герой не несёт ношу с дровами, поэтому нет речи о Дро­восеке. Ошибка мемуариста происте­кает из того, что этот басенный сю­жет в русской традиции разрабаты­вали несколько авторов: Гавриил Романович Держа­вин, Василий Кириллович Тредиаковский, Александр Петрович Сумароков, П. П. Сумароков и Д. И. Хвос­тов. И именно у П. П. Сумарокова и Д. И. Хвостова эта басня называется «Дровосек и Смерть».

Второе заблуждение мемуариста от­носится к источнику «перевода» крыловской басни. Дело в том, что крыловский вариант ближе к сюжету Эзо­па. Сам И. А. Крылов относил свою басню к числу «переводов или подра­жаний». Традиционный сюжет идёт от Эзопа. В латинской традиции он разрабатывался Габрием, во француз­ской – Лафонтеном. У Эзопа басня называется «Старик и Смерть», у Ла­фонтена – «Смерть и Старик», у Габрия – «О крестьянине и смерти». Уже само заглавие несёт глубокий смысл: Эзоп ставит на первое место человека (Старик), Габрий идёт за Эзопом. Лафонтен же, нарушая тра­дицию, ставит на первое место Смерть. При переводе на русский язык одни переводчики придерживались эзопов­ской традиции, другие – традиции Лафонтена.

Сама тема была очень популярна. В баснях же эта тема – взаимоотно­шений Человека и Смерти – конкре­тизируется, принимая форму не аб­страктного поэтического рассуждения, а реального эпизода встречи этих двух героев.

С. П. Жихарев пишет, что Крылов читал басню «из Лафонтена». Но у Лафонтена иная сюжетная линия: Смерть сама приходит к столетнему старцу (без его просьбы). Старец укоряет её за то, что она его не предупре­дила заранее и не дала возможности достроить дом и позаботиться о прав­нуках, оставив завещание. Смерть воз­ражает, говоря, что его сверстники умерли и уже это было ему предуп­реждением. Место действия не опре­делено, но это явно не лес, а Старик – зажиточный человек. Смерть за­бирает Старика с собой, не дав ему от­срочки. У Крылова сюжетная канва иная, ближе к басне Эзопа: Старик сам призвал Смерть, сетуя на тяготы жизни, но когда увидел её, испугался и сказал, что позвал её лишь для того, чтобы она помогла ему поднять вя­занку дров. Действие происходит в лесу.

Г. Р. Державин, переводя басню, не­сколько изменил смысл. На вопрос Смерти, явившейся к Старику: «Ты звал меня?», тот отвечает: «Нет, нет, не я, помилуй! – он вскричал. И паль­цем ближнего соседа указал». У Дер­жавина Смерть появляется со своим постоянным атрибутом – косой:

Тут Смерть ему в глаза,

Как страшная гроза!

Ты ль звал меня? – его спросила

И косу на него блестящу наклонила.

Державин очень подробно описыва­ет состояние Старика, который в осен­нюю слякоть (у Державина – слотá) «вязанку дров тащил и надрывался»:

Сугорбился, потел, дрожал и задыхался.

Лишился сил, подсеклись ноги:

Упал среди дороги.

Физическое состояние старого, из­мученного человека описано очень ярко и правдоподобно.

У Д. И. Хвостова Старик призыва­ет Смерть, «чтобы вязанку дров под­нять мне помогла». И мораль авто­ра:

Пусть Смерть напасти прекращает,

Все часто люди здесь изволят толковать,

Что лучше – охать и страдать,

Чем умирать.

Как кажется, мораль изложена до­вольно удачно, но встреча человека со Смертью очень бесцветна. И неизвест­но, что Смерть ответила Старцу на его просьбу.

А. П. Сумароков определил глав­ным действующим лицом человека, а не аллегорическую фигуру (Смерть). Автор придаёт Смерти человеческие черты. И хотя её описания нет, но по­казан момент её появления:

Смерть все свои дела другие оставляет.

Как не оставить всё, когда её зовут,

Другие от нея и окны все запрут.

Она ж и не спесива,

И что к нему пришла, ни малова нет дива.

Именно у А. П. Сумарокова Старик впервые назван Крестьянином, кото­рый «в старости и в бедности стра­дал, Дрова рубил». На склоне лет ему уже тяжело заниматься этой работой, и он призывает Смерть:

Приди о Смерть, приди!

Я в гроб ийти готов.

Но увидев гостью, Старик испугал­ся и «ей ответствовал стеня»: «Я звал, чтоб ты дрова снести лишь пособи­ла».

Считается, что перевод И. А. Кры­лова ближе к переводу А. П. Сумаро­кова. Именно у Александра Петровича Сумарокова по­заимствовано заглавие басни («Кресть­янин и Смерть»). Действительно, в названии использовано слово крестья­нин, но в дальнейшем это действую­щее лицо именуется Стариком. За­метим, что старик – это возрастная характеристика человека; дровосек – название по роду занятий; крестья­нин – обозначение социального по­ложения персонажа. И Крылов безошибочно выбирает крестьянина и делает его главным действующим лицом. Персонаж Крылова – бед­ный крестьянин, который не рубит дрова, а подбирает валежник. И Смерть здесь обрисована всего лишь одним штрихом: «свирепой осанкой».

У А. П. Сумарокова бедный и ста­рый герой всё же дрова рубил. Крыловский же герой, находясь «в уны­нии», лишь собирает валежник. Так из условно-аллегорического эзоповс­кого повествования И. А. Крылов пре­вращает басню в реалистическую бы­товую зарисовку, хотя именно Лафонтен первый приблизил «к жизни» своё повествование. Крылов пошёл даль­ше, добавив национальный колорит в описание тяжёлой жизни русского крестьянина. Этим он положил на­чало созданию реалистической басни в период классицизма. Он рисует нам бедственное положение героя, которо­му нужно кормить семью:

Куда я беден, боже мой!

Нуждаюся во всём; к тому ж жена и дети.

И дальше идёт знаменитая фраза: А там подушное, боярщина, оброк, ко­торая конкретно и точно переносит читателя в дореформенную Россию начала XIX в., когда крепостные крестьяне были задавлены многочис­ленными поборами.

И выдался ль когда на свете

Хотя один мне радостный денёк? –

вопрошает Крестьянин. Затем идёт авторский текст:

В таком унынии, на свой пеняя рок.

Зовёт он Смерть.

Лаконично, всего несколькими штри­хами нарисована баснописцем тяжё­лая крестьянская судьба. Крестьянин у Крылова – это не условный ста­рый человек, а вполне конкретный социальный тип. Это типичный рус­ский крепостной, задавленный раз­личными поборами. Не находя выхо­да, Крестьянин призывает Смерть, ко­торая и «явилась вмиг»:

Она у нас не за горами,

А за плечами.

Здесь баснописец использует зна­менитую народную пословицу, не­сколько сжимая её, что делает её ещё более выразительной: Мысль чело­века за горами, а смерть его за пле­чами. Выражение не за горами, т.е. «неподалёку», встречалось в языке XVIII в.: «Петербург не за горами, я и сам могу к тебе приехать». («Живописец», 1772–1773).

И до сих пор в русском языке из­вестна пословица Думы за горами, а беда (смерть) за плечами.

Оторопев при виде Смерти, Кресть­янин просит её, «коль не во гнев», по­мочь поднять вязанку.

Не во гнев «не в обиду» как фразео­логизм отмечается в Словаре М. И. Михельсона «Ходячие и меткие сло­ва» (1892).

Кончается басня знаменитой крыловской моралью:

Из басни сей

Нам видеть можно,

Что как бывает жить ни тошно,

А умирать ещё тошней.

Последние две строки перешли в раз­ряд фразеологизмов.

Итак, басня И. А. Крылова «Кресть­янин и Смерть» интересна тем, что, яв­ляясь переводом (точнее, «передел­кой», как называл сам автор) клас­сических басен Эзопа и Лафонтена, по сути дела, остаётся оригинальным произведением не только по духу, но и по языку. Ср., например, простореч­ные глаголы кряхтеть, охать, оторо­петь, наречие куда в значении отри­цательной частицы, наречие тошно. Причём просторечные слова встреча­ются как в речи автора, так и в речи его героев. Это подтверждает много­кратно высказанную мысль, что И. А. Крылов народен не только в своих оригинальных баснях, но даже и в переводных, которые только условно можно считать переводами. «Заим­ствованные сюжеты обрабатывал он сообразно представлениям русского человека, почему и имел право при­числять эту обработку к оригиналь­ным произведениям», – писал А. Д. Галахов в «Истории русской словес­ности», известном учебнике для сред­них учебных заведений, необычайно популярном в конце XIX в.

Источник: Кимягарова Р. С. «Крестьянин и Смерть» // Русский язык в школе и дома. 2003. – № 1. – С. 7–9.

Крестьянин и Смерть (Слушать бесплатно онлайн басни И.А. Крылова)

https://www.youtube.com/watch?v=pEre4QPnPIc

*

См.:

Крылов И. А.

https://multiurok.ru/blog/krylov-i-a.html