Понимание поэтического слова

С каждой прочитанной строчкой растёт ваш читательский опыт: вы слышите и понимаете всё больше, и читать стихи становит­ся всё интереснее. Но не менее обогащает человека и чужой опыт – поэтому хочется познакомить вас с тем, как по-разному возникает понимание поэтического слова, каким глубоким и своеобразным может быть понимание.

Сегодня перед нами отрывок из книги Валентина Катаева «Трава забве­нья». Известный писатель вспоминает, как он, тогда ещё гимназист и начинающий поэт, в первый раз услышал стихи Бунина. А прочитал их ему Александр Митрофанович Фёдо­ров – его первый наставник в литературе.

«– Вы читали Бунина?

– Нет.

– Вы не знаете стихов Бунина? – ужаснулся Фёдоров. – И ничего о нём не слышали?

Фёдоров с молчаливым укором посмотрел на меня, подошёл к громадному, во всю стену, книжному шкафу, вытянул с полки книгу и стал её перелистывать.

– «Всё море – как жемчужное зерцало, – читал Фёдоров, держа в руках открытую книгу, но не глядя в неё. – Сирень с отливом млечно-золотым. И как тепло перед закатом стало, и как душист над саклей тонкий дым! Вон чайка села в бухточке скалистой. – Тут Фёдоров, повернув свою небольшую скульптурную голову, посмотрел в окно, в черноморскую даль, слегка прищурившись, с таким вниманием, словно и впрямь видел Кавказское побережье с саклей, эту самую скалистую бухточку и чайку, сидевшую в ней. – Вон чайка села в бухточке скалистой, как поплавок. Взлетает иногда – и видно, как струёю серебристой сбегает с лапок розовых вода».

Я был поражён. Передо мной вдруг открылась совсем простая тайна поэзии, которая до сих пор так упорно ускользала от меня, приводя в отчаяние.

Я уже давно – хотя и смутно – понимал, что уметь составлять стихи ещё не значит быть поэтом. Легкость версификации уже перестала обманывать меня. Внешний вид стихотворений, так отличавшийся от прозы, со своими отдельными четверостишиями, особым щегольством типографской вёрстки. хотя и продолжал оказывать на меня гипнотическое действие, но временами уже начинал раздражать. У меня даже зародилась глупейшая мысль, что можно в маленькую ученическую тетрадку «для слов» записать попарно все существующие рифмы, затем вызубрить, как таблицу умножения, все существующие стихотворные размеры – ямбы, хорей, амфибра­хии. – и дело в шляпе! Что же касается самого содержания, то оно общеизвестно и вполне доступно: мечты, грёзы, печаль, тоска, любовь. Разумеется, в большом количестве море, волны, заливы, бури, чайки, – но всё это вообще. Даже очень может быть бухта. Но бухта вообще. Не подлинная, а книжная. Не вызывающая никаких особенно ясных представлений.

Но тут была, во-первых, не бухта, а бухточка и, во-вторых, не вообще бухточка, а скалистая, то есть такая, какую я много раз видел где-нибудь в Аркадии или на Малом Фонтане и любовался ею, никак не предполагая, что именно она и есть предмет поэзии. Чайка была тоже не абстрактная чайка книжных виньеток и концовок, а вполне реальная черноморская чайка – подруга большефонтанского маяка, – в данном случае севшая в скалистой бухточке, как поплавок, – сравнение, буквально сразившее меня своей простотой и почти научной точностью: уж я ли не знал, как плавает в морской воде двухцветный, наполовину красный и наполовину синий, пробковый попла­вок – такой лёгкий, устойчиво покачивающийся на прибрежной волне, с торчащим кончиком гусиного пера.

Бунин открыл мне глаза на физическое явление поплавка, имеющего – по-видимому! – такой же удельный вес, как и чайка со своими полыми костями и плотным, но чрезвычайно лёгким, просаленным, непромокаемым опереньем, как бы пропитанным воздухом.

Вода, серебристой струёю сбегающая с розовых, тоже непромокаемых лапок, была так досто­верна, – теперь бы я сказал: стереоскопична, – словно я издали смотрел на неё в хороший морс­кой бинокль, увеличивающий раз в пятнадцать.

Я увидел чудо подлинной поэзии: передо мной открылся новый мир».

Подумай и ответь

1. Прочитайте отрывок из баллады Василия Андреевича Жуковского «Элевзинский праздник» (это праздник в честь богини плодородия Цереры):

И выводит молодые

Класы тучная земля;

И повсюду, как златые

Волны, зыблются поля.

Можете ли вы объяснить, о каких класах идёт речь? Как вы догадались? Есть ли в этом четверостишии другие слова, которыми вы могли бы проиллюстрировать свою догадку?

2. В этой сказке добро побеждает зло. – Вы, конечно, решили, что у сказки хороший конец. А почему? Откуда вы знаете, что победило добро, а не зло?

Источник: «Русский язык в школе». – 1999. – № 4.