Исследовательская работа:
Аксиологический потенциал паремиологического фонда русского языка (на примере загадок и пословиц)
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ……………………………………………………………………… 3
ГЛАВА I. АСПЕКТЫ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА…………………………………………………………………………... 6
Аксиология как современное направление лингвистических исследований…………………………………………………………….... 6
Бинарность как основа аксиологических исследований…...…... 10
ГЛАВА II. ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКИЙ ФОНД……………………………….. 14
2.1 Паремиологический фонд как объект лингвистического исследования……………………………………………………………... 14
2.2 Загадки и пословицы в аксиологическом аспекте…………………. 20
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………… 25
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ……………………………………………………… 27
ВВЕДЕНИЕ
Пословицы и загадки по своей сути умны, высокопоэтичны, несут в себе нравственную идею. Их употребление вошло в обряд испытания людей на зрелость у всех народов.
Пословицы представляют собой своеобразный способ отражения национальной картины мира. Отражателем обычаев в полной мере выступают и загадки – устно-поэтические произведения, воплотившие в художественной форме архаические представления наших предков.
Пословицы отличаются устойчивой структурой, которая позволяет запомнить как содержание, так и форму. Эта устойчивость объясняется неизменностью самого объекта паремиологического фонда. При изучении пословиц в первую очередь исследуется его форма и развитие.
В них заключена не только судьба народа, но и его многовековой опыт, потому исследования в данной области носят важный аспект.
Упражнения в отгадывании и придумывании загадок всегда считались полезными занятиями. И сегодня такая тренировка является одним из лучших средств культивирования способностей хорошо и быстро понимать и находить должный способ действия.
Употребление пословиц считалось показателем мудрости. В настоящий момент это является главным средством делать заключения, по сути, неуместным словам и находить должный ответ. Актуальность данной дипломной работы заключается попытке применить аксиологический аспект при анализе пословиц и загадок. Новизна работы связана с отсутствием исследований, направленных на сопоставительное изучение паремиологических жанров в аксиологическом аспекте.
В пословице открывается полный простор для творческой фантазии народа, где главным влиянием всегда выступала окружающая среда.
Пословица – это точное поучительное высказывание. Они имеют форму законченного предложения. Пословица способна исполнить некоторые духовные ценности: образовательные, производственные, эстетические, нравственные и другие. Народное изречение создавалось народом, поэтому она отражает мнение всех людей. Пословица не будет являться ей, если в ней выражена мысль одного человека. Данный вид фольклора легко запоминается из-за своей рифмы и ритмики звучания. Единственная цель пословиц это воспитательная.
Загадки носят на себе отпечаток мифологической давности. Их собирали и записывали в сравнительно небольшом количестве, однако это не объясняется какими-то особыми трудностями процесса собирания. Ведь загадку, по своей сути, можно вызвать по желанию, как сказку и другие эпические произведения.
И. П. Сахаров был первым, кто своим трудом «Сказания русского народа» «открыл» пословицу и загадку. Затем вышел в свет сборник И. А. Худякова и собрание русских пословиц В. И. Даля, в которое он поместил более тысячи загадок и пословиц.
Фундаментальными работами в области исследования пословиц являются «Контраст как лингвокогнитивной принцип русской пословицы» Т. Г. Бочиной, «Загадки русского народа» Д. Н. Садовникова и «Загадки» М. А. Рыбниковой. Большой вклад в разработку и исследование данной темы внесли С. Ю. Неклюдов с трудом «О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов», В. И. Чичеров «Русское народное творчество» и Кравцов Н. И. («Русское устное народное творчество»).
Одной из наиболее значительных публикаций можно назвать собрание И. И. Иллюстрова – «Сборник российских пословиц и поговорок». Также значимым исследованием в области пословиц является книга В. П. Аникин «Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор».
Объектом нашего исследования выступают универсальные элементы в текстах русских народных загадок и пословиц.
Предметом являются тексты русских народных загадок и пословиц.
Цель данной работы заключается в сравнении аксиологического аспекта паремиологического фонда русского языка, а именно сопоставление пословиц и загадок.
Для достижения этой цели особое внимание уделяется решению следующих задач:
выявить типологические черты фольклора в русских народных пословицах и загадках;
рассмотреть художественное своеобразие русских пословиц и загадок;
определить роль аксиологии в русских пословицах и загадках;
выявить ключевые аксиологические понятия и оппозиции;
рассмотреть паремиологический фонд как лингвистический объект;
исследовать аксиологические оппозиции в паремиологическом фонде.
Структура данной работы определяется предметом исследования, логикой изложения материала и соответствует сформулированным целям и задачам.
ГЛАВА I. АСПЕКТЫ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА
1.1 Аксиология как современное направление лингвистических исследований
В современной лингвистике установился антропоцентрический подход, то есть в качестве исходной инстанции рассматривается человек говорящий (homo verbo agens), язык же рассматривается как экзистенциальная сущность человека. К ряду ключевых понятий в этой парадигме относятся «универсум человека и универсум языка», «картина мира». При отражении концепции взаимообусловленности биологического, психологического, социокультурного способов бытия человека важное место уделяется аксиологическому анализу.
Оценка предметов духовной и материальной культуры определяется жизненным опытом человека и общества, которые находятся в процессе освоения /присвоения. В таком ключе ценнее выглядят духовные устремленности человека. Часто при оценке можно встретить следующие оппозиции: «настоящее - должное», «имеемое - желаемое», что объясняется различными потребностями человека, интенциями и убеждениями, степенью личной пристрастности [Малинович 1989]. Данный процесс позволяет регулировать эмоциональную, интеллектуальную, речевую деятельности человека, а значит, и целостную систему бытия.
Активизация аксиологического направления в лингвистике выработала и ряд терминов, необходимых для ценностного анализа. К настоящему времени наиболее распространенными являются термины ценность, ценностная ориентация.
В.В. Ильин предлагает следующую характеристику ценности: «Назначение ценности – вводить регламенты конструирования бытия» [Ильин 2005, 203].
Таким образом, под ценностью следует понимать материальные и духовные предметы/явления, которые являются ключевыми, незыблемыми и необходимыми для существования, а потому требуют к себе особого отношения – уважения, сохранения и стремления к ним.
Термин ценностная ориентация (ЦО) представлен в работе Б.Г. Ананьева, который предлагает отнести данное понятие к составляющим структуры личности, так как именно ЦО определяет поведение человека, с одной стороны, а, с другой стороны, раскрывает идеалы того общества, той эпохи, в который сформировался данный индивид, то есть какие ЦО были транслированы индивиду в процессе становления. Также ученым подчеркивается регулятивная функция ЦО [Ананьев 1969].
«Ценностная ориентация» требует учета потребностей человека и характера мотиваций к совершению определенной деятельности. Одной из важнейших потребностей человека является поиск соразмерного человеку образа мира, потому что человек постоянно находится в поиске себя, своей принадлежности и необходимых к выполнению функций.
При осуществлении оценки возможно выделить крайние состояния ( максимум и минимум проявления признака), что требует градуирования оценки.
В современной лингвистике к исследованию аксиологии обращались Е.Ф. Серебренникова, М.С. Каган, Л.С. Выготский, М. Фуко, А.Ф. Лосев и другие выдающиеся лингвисты.
Е.Ф. Серебренникова писала, что человек присваивает и моделирует осмысляемый мир в ходе утверждения речемыслительной деятельности и материализации ситуаций жизненного мира через тексты [Серебреникова, 2008: 6 - 11]. Также в своих работах М.С. Каган утверждал, что отличие ценности от познания и понимания заключается в установлении субъектно-объектного отношения. Человек, когда показывает себя наблюдателем, строит структуры, которые имеют такие качества как эмпатия, полифония, диалогичность [Каган 1999: 67]. Л.С. Выготский говорил, что в этих структурах осуществлена мысль человека и олицетворена правда и убежденность. Нормы бытия, такие как «я чувствую», «я знаю», «я могу», соприкасаются с природой человека и являются носителями его речевого и социального поведения.
Эти эмоции осмысляются в их отношении к ряду открытых мировоззренческих рядов. К этим рядам относятся такие элементы, которые воплощаются в речи человека как логической личности и в своей семантике проявляют эмоции субъекта в его эквивалентном измерении. Этими элементами являются такие универсалии как долг, воля, искренность, признательность, сострадание и др.
Лосев в своей работе писал, что каждый человек в этом мире живет со вкусом жизни, верой, надеждой, мудростью, которые проникают и организуют его реальность и связи между друг другом. Такие чувства как счастье, любовь, ненависть, красота, свобода могут быть не только пассивными состояниями, либо отвлеченными проектами для человека, но и пониматься как «наивысшая личностная целесообразность» [Лосев 1991: 150].
Современный человек, который живет в мире преобразований, соприкасается с проблемой уникальности существования субъекта и мира с разными нациями, а также хрупкости персональной сферы. Это приводит к обретению собственной жизненной позиции.
Для новейшей истории человечества характерно такое событие, как начатие «информационной войны», когда происходят прямые вооруженные конфликты, которые становятся глобальными. В таких условиях сложно или практически невозможно говорить правду о настоящем положении дел и следовать принципам справедливости, поскольку информирование становится пропагандой: говорить только нужную и умеренную информацию. В таких случаях слово является важнее реальности.
Вопросы ценностной составляющей языка волновали ученых еще в прошлое столетие. Так, Т.ван Дейк писал: «Система принципов, которые организуют общественное знание, идеология приняты для контроля, через мысли членов общества происходит создание самой группы. Система взглядов ментально представляет основы социальной характеристики группы, такие как их особенность, ответственность, цели, нормы, ценности, точка зрения, духовные ресурсы». Далее Т.Ван Дейк отмечает, что именно система взглядов отличает одного человека от другого [Дейк, 1989, 67-69].
В работах Флориана Знанецки, посвященным вопросам аксиологии, на первый план выдвигается причинно-следственная природа поведения человека: ученый рассматривает поведение человека как закономерную цепь событий: формирование цели и ее достижение, причем достижение не всегда может быть тождественно желаемому ввиду различных факторов. Формирование цели в свою очередь обусловлено определенными потребностями [Znaniecki, 1992]. Ученым представлены типы ценностей, среди которых способность высказать желаемое, достижение желаемого результата в процессе высказывания, создание текста.
Приведенные мысли позволяют говорить о том, что ценности как таковые напрямую определяют желаемое, то есть устремления человека.
Ценности в современном обществе становятся важными в своем прогнозирующем концепте. Часто эта проблема определяется в виде вопросов, которые отсылаются к социальному шагу: «Что нужно сделать, чтобы улучшить положение дел в семье, в стране, в мире?». Особую важность изучения развития субъекта и общества определяет свидетельство положения о том, что общество «лишилось или лишается» ценности, что на данный момент превосходит способ жизни по принципу «каждый за себя». [Bréchon 2003: 15].
Сама обоснованность похожих вопросов приобретает дискуссионный характер.
Бинарность как основа аксиологических исследований
При самовыражении субъекта в языке, возможно увидеть реальность противоположностей: оценивание своего окружения и самого себя в нем, которая категоризуется в антонимах «Благо»/«Зло», «Свой»/«Чужой», «Правильно»/«Неправильно». Этого можно достичь, если совместить, сопоставить, сравнить и обобщить речемыслительные процессы.
На данный момент высказывания по поводу общества, политики и личности оцениваются после понятия факта неповторимости и дискурса, колыбели мира, узости жизненного пространства. Вопрос о ценностях становился социальным и нравственно значимым в критические моменты, когда устои были менее актуальными и значимыми. Происходили ситуации, когда общество отказывалось от традиций и утрачивало культурную память, разрушались национальные ценности из-за влияния «новых» устоев потребительской культуры.
Принцип бинарной оппозиции является одним из ключевых в аксиологических исследованиях, так как позволяет более детально оценить и проанализировать исследуемый объект.
Параметрическая оценка ценностей, как известно, была изобретена еще И.Кантом. Применение шкалы при осуществлении оценки явления считается рациональным, так как позволяет видеть какое-либо явление в оппозиции, то есть выделить «+» ( что-то положительное), «-» ( что-то отрицательное или противоположное «+») и «0» (если это возможно, так как иногда сложно определить нейтральную характеристику какого-либо явления) [Кант, 1996]. Рациональность такого метода связана и со стремлением к объективности оценки, так как для оценки выбирается определенный критерий и даются основания оценки.
Более того, необходимость бинарной оппозиции вытекает из самой сути ценности: «Оппозициональное отсутствие становится значимым только в присутствии какого-то присутствия, его выявляющего. Значимо то, что относится к «emic», но носителем значимости всегда служит «etic», …. Пустое пространство между двумя сущностями, которых нет, обретает значение только в том случае, если все три значимости «да», «нет» и пустое пространство между ними взаимообусловливают друг друга [Эко 2004, 19].
К области прасознания можно отнести и оппозиции, представленные в мифологии, где отражались наблюдаемые противоположности: живое/мертвое, тепло/холод, темно/светло. Названные оппозиции отражают резко противоположные понятия, доступные для архаичного человека. Подобные оппозиции четко отражают и аксиологический компонент языка: одна часть оппозиции представляет отрицательное явление, а другая – положительное явление. Важно отметить, что здесь представлены только крайние точки аксиологической оппозиции, которая может включать и нейтральный характер проявления признака, который будет обозначаться нулем (0).
Человеческий опыт – это прежде всего когнитивные (познавательные), практичные, моральные, эстетичные ценности. Благодаря языку человек сам может ориентироваться в кругу своих ценностей, а также может ориентировать и других людей, помогая им в их последующих состояниях и действиях.
Ценности сравниваются друг с другом и создают поэтапную систему. Выделяются, прежде всего, базовые ценности, которые определяют то, что в первую очередь важно для человека, то, ради чего он готов в опасной ситуации пожертвовать всем тем, чем он обладает, даже своей жизнью.
Ю.С. Степанов подчеркивал, что в аксиологически ориентированной лингвистике в первую очередь важное место занимает операциональная сторона языкового исследования. Он говорил, что дискурсом сначала является употребление языка для подчеркивания особого образа мыслей, особой философии; индивидуальное употребление приводит к оживлению некоторых особенностей грамматики и правил лексики [Ю.С. Степанов 1995: 38].
В 1960 г. в аксиологии начали появляться такие термины как «ценность» и «оценка». Тогда же на свет выходит монография В.П.Тугаринова «О ценностях жизни и культуры», где исследовались главные аксиологические универсалии с положений Карла Маркса. Разработки исследователей этой школы показывали «уместность» ознакомления универсалий «ценность» и «оценка» как категорий марксистской философии; а понятие «аксиология» употреблялось, когда критиковали концепции буржуазии. Но все же начало исследованиям ценностей было положено.
Взаимосвязь языка и культуры в настоящее время исследуется в гуманитарных науках, а именно в лингвистике. Для взаимосвязей, которые осуществляются в некоторых языках и которые выводятся как человеческие на терминологической ступени, значения и аксиомы содержат противоречивый смысл. А также все лингвокультуры формируют целые государственные фигуры мира, образующие некоторый смысл в собственной комбинаторике около этнокультурных доминант.
Сейчас стало актуальным исследование противопоставления культурных и личных ценностей, которые решают проблемы и определяют возможности межнационального диалога.
Лингвистическая аксиология исследует методы предоставления миру эмоции и реакции в отрывочном предъявлении и результативности в индивидуальном плане и в нации. Лингвистический же анализ преподносит изобразительно-таксономическое вложение, но вписывается и вложение, которое диагностирует, измеряет и выявляет значимое состояние субъекта и социума в целом в определенном моменте развития, базируясь на познавательный и понятийный фундамент анализа.
Это исследование должно опираться на концептуальный подход к анализу содержательных значений при оценивании, так как эти значения:
- изображают / включают субъекта в этнохронотоп некоторого общественного существования, некоторой нации;
- являются философскими;
- выражаются на ступени высказывания прямым способом путем оценивания назывных единиц или переносным сочетательным путем.
Высказывание оценки тесно взаимодействует с риторикой и аргументацией [Х. Перельман], так как мнение другого человека в обоснованности выражаемого зависит от нужного смысла, который является важным для говорящего. Также важно учитывать тип доказательств, которые используются для анализа наклонности или для похвалы либо неодобрения поведения.
Благодаря анализу можно отличить аксиологическое истолкование от истолкования вообще. Истолкование в аксиологии выявляет «сосредоточения» выражения на его «направленной» ценности, как противоположность заранее принятой или исправляемой точки зрения человека выражения по двум допустимым направлениям в соответсвии Я (мир я) ↔ Не-Я (внешний мир).
Одной из главных причин образования ценностного взаимоотношения является ценностная альтернатива «религиозное - вещественное», «возвышенное - пониженное», когда человек стоит перед выбором, когда выбирает добро, правду и красоту – несмотря на зло, ложь, безобразие.
ГЛАВА II. ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКИЙ ФОНД
2.1 Паремиологический фонд как объект лингвистического исследования
Человеком находится в постоянном развитии, ежедневно открывает для себя что-то новое. Накопленный опыт требовалось сохранить и передать последующим поколениям, в результате стал создаваться фольклорный текст, содержащий в себе колоссальную информацию об окружающем мире. «Слово в фольклоре по сравнению со словами языка не просто слова других значений, они содержат смыслы, зависящие от отношений и свойств традиции – структур сознания, породивших тексты [Червинский, 2011, с.6].
В этой связи необходимо отметить, что важным средством фиксации получаемых знаний является паремии (малые фольклорные жанры), которые вмещает в себя различного вида знания, полученные эмпирическим путем в результате долгих лет наблюдений. Г.Л. Пермяков называл паремии «верхним» ярусом фольклора, т.к. они «приспособлены для обозначения типовых жизненных ситуаций, для формулирования и удобного запоминания разного рода житейских и логических правил, для прогнозирования будущего и ряда других прагматических языковых целей» [Пермяков 1988].
Аксиологический потенциал паремий подтверждается и при помощи их тематики. Так, выделяются в пословицах, поговорках, загадках темы труда, доброты, дружбы, помощи, природы. В каждой из тем подробно описываются те или иные ценности. К тематической группе «времена года» встречаются следующие пословицы:
Лето – припасиха, зима – подбериха.
Лето пролежишь, зимой с сумой побежишь.
[В.И.Даль, 1879]
Всех наградила, всех загубила (Осень.)
Что возвратить нельзя? (Время).
[В.В. Митрофанова, 1968]
Смысл приведенных пословиц заключается в проведении оппозиции труд/лень, где труд отличается положительной характеристикой, а лень – отрицательной. Содержание пословиц и загадок показывает, что только добросовестный труд способен принести человеку пользу, достаток, прокормить его голодной зимой. Кроме того, в пословицах и загадках указывается срок выполнения необходимых работ, то есть полностью регулируется поведения человека, чтобы все выполнить в срок.
Хвали утро вечером. [В.И.Даль, 1879]
Не стукнет, не брякнет, а сам придет (День).
[В.В. Митрофанова, 1968]
В этих пословицах и загадках заключена иная мудрость: не стоит торопиться с выводами, необходимо выждать определенное время. Обращает на себя внимание способ сообщения данной информации, который отличается предельной доступностью: не стоит хвалить утро, так как вскоре погода может измениться и тогда все слова хвалы будут напрасны.
Подобные пословицы и загадки вырабатывались годами и содержат своего рода завет, пожелание последующим поколениям. Кроме того, содержание пословицы и загадки содержит в себе целеполагающий вектор, образец поведения, который, безусловно, является аксиологическим компонентом пословицы и загадки, раскрывая ценностную составляющую.
Представители Казанской паремиологической школы отмечают, что паремии способны реализовывать и иные функции, среди которых выделяют прогностическую и регулятивную, а также рассматривают их лингвистическую реализацию [Fattakhova, Kulkova, 2014].
Весь этот паремиологический фонд можно рассмотреть и в некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов.
Когда В.Я Пропп написал, что «пословица и загадки должны быть изучены в связи с религиозными представлениями», и предложил возводимость к мифу их морфологических основ, он имел в виду прежде всего «не постоянную величину» пословицы и загадки, какой является последовательность функций, а относящиеся к персонажу элементы «переменные», хотя и обнаруживающие «большую повторяемость» (атрибуты, номенклатуру, локальную приуроченность). Именно их анализ должен был выявить «отвлеченные представления», которые лежат в основе повествования пословицы и загадки и составляют, в конечном счете, прямо не выраженный семантический слой, их «внутреннюю форму». Этот анализ, как можно понять, охватывает парадигматический план, а не сюжетную синтактику, в центре его стоит не сюжет, а значительно меньшая единица, которую В.Я. Пропп в своих конкретных исторических разысканиях традиционно именует мотивом [Пропп В.Я.,2001].
Именно в последнее время все сильнее ощущается потребность вернуться к исследованию мотива – вернуться, так как традиции фольклористики всегда значительной мере были связаны с мотивом. К нему обращались для выявления древних смыслов, скрытых в произведении, для отыскания «наименьшего кратного» в варьируемых фольклорных текстах. Сейчас в исследование мотива упирается целый ряд нерешенных фольклористических проблем: исторических, семантических, классификационных.
Чрезвычайно широкое использование термина в конечном счете привело к полному размыванию его точности, диапазон его употребления настолько широк, что в спектре различных значений даже затруднительно отыскать общее. Мотивом именуются центральные фабульные ситуации и коллизии, определяющие какой-либо сюжетный тип, отдельные сюжетные блоки, обладающие качеством внутренней завершенности, более дробные сюжетные движения, функции и атрибуты персонажей, отдельные устойчивые стилистические темы и конструкции. Данный перечень можно продолжить, однако уже из него видно, что единый подход к выделению мотива обнаружить затруднительно. Нет его и в основе каталога мотивов, составленного С. Томпсоном, да и невозможно дать какую-либо точную формулировку, исходя из установившейся сейчас в научной литературе широты словоупотребления. Далеко не является безусловным даже такое естественное, казалось бы, ограничение: мотив должен состоять из других мотивов – в противном случае это уже не один мотив, а устойчивая группа мотивов. В то же время, если под мотивом понимаются элементы, разные по объему и значению в произведении, то какой-либо мотив, охватывающий достаточно большой фрагмент текста, будет содержать целую серию мотивов «меньшего порядка», которые в свою очередь могут состоять из еще более элементарных мотивов. Проще всего, конечно, признать значительную часть упомянутых словоупотреблений ошибочной, сохранив право называться мотивом только за какой-нибудь одной внутренне непротиворечивой группой элементов (какой именно?) и призвав фольклористов с большой осторожностью эксплуатировать данное понятие. Однако сами границы между такого рода группами являются смутными, да – и это главное – такое широкое словоупотребление подсказано самой природой вещей. Между «слагаемым» более крупных композиционно-фабульных образований и «эмбриональной» формой подобных образований действительно есть принципиальное сходство.
Как было сказано Б.Н. Путиловым, в сюжетной реализации мотива прослеживается наличие своего рода «валентности», обуславливающий возникновение серий или цепей мотивов, которые в свою очередь составляют большие сюжетные блоки. Закономерности образующих сцеплений, в которых актуализуются сюжетно-композиционные потенции мотива, очевидно, связаны с наличием функционально-семантических классов мотивов, диктующих правила сложения простейших сюжетных синтагм. Упомянутые элементы обнаруживают способность к разворачиванию в мотив и далее – до размеров целого эпизода и к свертыванию до минимального устойчивого словосочетания. Возможность «пульсационных» процессов весьма велика; вообще по своему объему мотив варьирует чрезвычайно широко, хотя всегда остается верен одной тематической конфигурации. Следует отметить направленность процесса в обе стороны; это свидетельствует о том, что кратчайшая форма явно не является первичной [Путилов Б.Н., 1975].
Бросается в глаза, что мотив находится в некотором несоответствии с обеими отмеченными выше «предельными» формами. В трафаретном словосочетании он в конце концов десемантизируется и начинает подчас даже употребляться безразлично к исходной семантике. В сюжете же семантика мотива не выражается полностью, а иногда даже приходит с ним в прямое противоречие. Примеры такого рода неоднократно отмечались исследователями и объяснялись обычно как издержки устной техники передачи и исполнения, как недостаточность мастерства и простая забывчивость. Суть явления, однако, глубже, что особенно заметно, когда произведение в своих многочисленны и подчас сильно отличающихся версиях с большим постоянством сохраняет какую-нибудь логически ненужную и даже мешающую сюжетному развитию деталь или ситуацию, когда подобным постоянством обладает сопряжение элементов, никакими сюжетными реконструкциями не объяснимое.
Мифологические образы возникают при метафоризации, символизации, олицетворении подобных осмыслений и идей через объекты общественного мира, насыщающиеся мифологической семантикой и начинающие функционировать как язык, ее выражающий, например, солнце, звезда, гора, река, дерево, птица, лягушка, черепаха, рыба, змея, дом, печь, колодец, нить, волосы, яйцо и прочее. Они многозначны, функционируют на различных уровнях и на основе морфологической или функциональной однородности группируются в мифологические классы, внутри которых наблюдается их частичная синонимия. Скажем, рыба может выступать как мировой зверь-земледержец, хтоническое чудовище, символ производительности, олицетворение души и пр.; змея имеет почти все те же значения, но сверх того, связывается с темой смерти; "сдвиг" на несколько значений мы будем наблюдать и далее, при переходе к следующим объектам того же ряда - черепахе или лягушке. поэтому границы между подобными классами являются размытыми и мифологический фонд предстает в известном смысле не дискретным, а континуальным.
В мотивном фонде мифологические объекты синтезируются и атрибутируются, связываются отношениями определяемого и определяющего, содержимого и содержащего и т.п. возникают такие конфигурации, как «золотой волос в ручье», «серебряная рыба в озере», «ледяной утес в огненном море», «дом в лесу», «печь в поле», «игла в яйце», «змеиный зуб» и множество других. Все подобные элементы весьма значимы для построения и развития повествовательно-фольклорных коллизий, все они многозначны в силу отмеченной полисемии самих мифологических образов: «вода», скажем, может значить одновременно и процудирующее начало, и стихию хаоса; в основе символики золота лежат различные мифологические идеи (вечности – неразрушимости – изначальности, ценности – основоположенности – сущности), не говоря уж о том, что оно связано также и с солярной тематикой, и т.д. Степень удаленности мотивного фонда от мифологических представлений бывает различной. Часто мифологический образ прямо входит повествовательно-фольклорную систему в качестве «мотивоида», так что различаются они не морфологически, а лишь функционально; отношения же мифологических образов прямо входят в организацию мотивного фонда.
Внутри классов объекты составляют различные ряды – например, градационные и концентрические последовательности (колодец – озеро – море; трон – дворец – царство, и т.п.). Полисемия объектов дает пересечение рядов, рождая зоны соединения классов, а симметричность объектов разных классов обуславливает параллелизм рядом. Так, «гора» как мировая вертикаль объединяется с «деревом» (в этот ряд – с переходом к микрокосмическому уровню – выйдут «столб», «коновязь», «стрела»), но как модель земного мира (а иногда – его эмбриональная форма) – с «островом»; «дерево» также входит в другие ряды («лес», «ветвь», «плод» и.т.д.); «земля» симметрична «царству», а «гора» - «престолу» (одинаково передают идею «центра» и даже прямо сопрягаются в пределах одного «мотивоида»: престол верховного божества на вершине горы, престол горного духа внутри горы;). Легко убедиться, что каждый ряд связывается различными отношениями, их динамическая реализация.
Существенно также следующее. Признак объекта может сохраняться при его переходе на другой уровень, однако признак может циркулировать и между объектами одного мифологического класса, а также передаваться по закону «мифологической симметрии». С другой стороны, у противостоящих объектов появляются и контрастирующие признаки. Наконец, объект, связанный с несколькими сюжетно-тематическими контекстами, открывает возможность связи этих контекстов через его посредство.
2.2 Загадки и пословицы в аксиологическом аспекте
Важную роль при формировании антитезы, которая является особой группой оценочных отношений, играют слова, где доминантой служит символическая часть смысла, слова, которые находятся на высоком уровне фольклора и которые отражают основные значения фольклорной картины мира. Их можно рассмотреть в загадках и пословицах, где используется оппозиции: добро и зло, свой и чужой, труд и лень. Чтобы понимать фольклор, в первую очередь, нужно знать язык и понимать творческую картину мира, которая состоит из трех частей: 1) доидеального, 2) ряд символов и 3) их значение. Естественно, это относится и к загадкам и пословицам. Естественно, это относится и к загадкам и пословицам. Если учитывать языковые признаки, то все оппозиции являются антонимами.
При рассмотрении оппозиции добро и зло можно прийти к выводу, что добро и зло - общие оценочно-побудительные термины, благодаря которым показывается моральная сторона личности и культуры. Добро - синоним хорошего, а зло - плохого. Ценностно-моральное содержание добра заключается в нравственном идеале, а зло - в отношениях отчужденности, недоверия и вражды.
Не видеть зла — добра не оценить;
Кто доброе творит, того зло не вредит;
Что оживляет человека, а что уничтожает (Добро и зло).
[В.В. Митрофанова, 1968]
В своей работе «Введение в лингвофольклористику» А.Т. Хроленко указывал на то, что оценочная часть в значении фольклорного слова обычно стоит выше или сводит на нет назывную. Слово становится неким артиклем сверхположительной оценки.
Также необыкновенным в устном народном творчестве можно считать оппозицию свой и чужой. Всем известно, что слово чужой обычно ассоциируется со злобой по отношению к посторонним людям:
Не смейся чужой беде — своя на гряде; [В.И. Даль, 1879]
На чужой спине едет, а на своей груз везет (Седло).
[В.В. Митрофанова, 1968]
Противоположности свой и чужой используются для отражения ценностной и значимой связи ко всем вещам:
Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу;
Свое добро в горсточку собирай, чужое добро сей, рассевай;
Не труни на чужой пролуби, свою протяпай, да так хошь ляпай.
[В.И. Даль, 1879]
На данный момент можно заметить такую тенденцию слов свой и чужой: они становятся носителями всеохватывающих оценок, однако, их способность быть синтаксически связанными с другими элементами не влияет на семантическое выстраивание, как у противоположностей хороший и плохой. Она также ограничена смысловыми и сопутствующими частями смыслов слов (хорошая - плохая, великодушный – прижимистый).
Нужно указать еще о том, что оппозиция свой и чужой демонстрирует историческое противопоставление прототипа «мать – мачеха». Из этого следует, что в пословице
Родимая сторона - мать, чужая – мачеха.
[В.И. Даль, 1879]
модель «свой – чужой» раскрывается благодаря другой разновидности знаковой симметрии. Здесь можно заметить некую тавтологию, когда у «свое» появляется ценность через иное «свое» и также «чужое». Из этого можно предположить, что в устном народном творчестве храбрый и земледелец оцениваются положительно, т.е. они «свои», а трус и бездельник – оцениваются отрицательно, т.е. "чужие".
Давно устоявшимися противоположностями в русском творчестве являются труд – знак трудовой деятельности, и лень – знак бесполезного и бесплодного труда.
Труд человека кормит, а лень портит;
От лени человек хворает, а от труда делается здоровым.
[В.И. Даль, 1879]
По традиции, труд - символ терпения, старания, противопоставление скуке, а лень, напротив, символ безделья, усталости, тоски. Такого рода употребление в фольклоре означает, что эта оппозиция является знаком положительного и отрицательного оценок, которые не только свойственны женщинам, но и мужчинам в том числе.
Кто труда не боится, того и лень сторонится.
Терпение и труд все перетрут.
Кто от своего труда питается, тот каждый день причащается.
Мужик умирать собирайся, а земельку паши.
Что посеешь, то и пожнешь.
[В.И. Даль, 1879]
Труд восхваляется, работой живут люди. Часто в пословицах и поговорках лентяев и бездельников укоряют, трудолюбивые, напротив, в почёте, их ждёт вознаграждение за труд.
Загадок на тему лень и труд очень много. Все они описывают какое-либо действие, показывают увлеченность или безразличие. При этом загадки с отгадкой труд или лень найти довольно сложно.
Хлопотун Егорка
Взялся за уборку:
В пляс по комнате пошел,
Оглянулся – чистый пол (Веник).
Из железа тучка,
А из тучки – ручка.
Эта тучка по порядку
Обошла за грядкой грядку (Лейка).
[В.В. Митрофанова, 1968]
Во всех загадках, как и говорилось выше, описывается какое-либо действие. В основной части загадок показан предмет, которым совершается действие, то, что именно делают им и с какой целью его используют (пляс по комнате – чистый пол; тучка обошла за грядкой грядку).
Также существуют загадки, где описывается какая-либо профессия, в которых показано, чем именно занимается какой-либо работник.
Не художник он, но краской
Пахнет неизменно,
По картинам он не мастер –
Мастер он по стенам! (Маляр)
Скажите, кто так вкусно
Готовит щи капустные,
Пахучие котлеты,
Салаты, винегреты,
Все завтраки, обеды?(Повар)
[В.В. Митрофанова, 1968]
Лень в загадках является полной противоположностью труду и описывается как нечто прекрасное, но приводящее к плохому. Она приравнивается с усталостью, безделью. Но также указано, что лень является плохой привычкой и от нее нужно избавляться.
Слаще мёда, мягче пуха.
— Отдохни! — всё шепчет в ухо.
Тот, кто будет с ней дружить,
Будет очень плохо жить (Лень).
Она с усталостью в родстве,
Хотя не в очень близком.
Собой довольная вполне,
В объятьях любит тискать:
«Приляг, усни, глаза закрой,
Работать очень нудно!»
Её совет знаком такой?
Бороться с нею трудно(Лень).
[В.В. Митрофанова, 1968]
Также нужно учесть, что оппозиция труд и лень используются в сказках («Как труд человека меняет», «Мужик и лень», «Репка»), в баснях («Стрекоза и муравей»), поются в детских песнях.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Пословицы и загадки о людях, их жизни и смерти, молодости и старости непременно содержат материал, косвенно призывающий к совершенствованию личности.
Русский народ всегда был высокого мнения о загадках и пословицах: «Пословица не даром молвится», «Пословица – всем делам помощница», «Русская пословица ко всему пригодится», «Загадка − разгадка, да семь вёрст правды».
Мысль загадки и пословицы глубока и поучительна, прекрасна её смысловая форма. Загадка может утратить значение и стать многозначной, рассудительной, может избегать прямоты и идти обходными путями.
Основой этих паремий может быть социальная составляющая, которая осуществляется не только в том, какой предмет и как передан, но и также заключаться в том, с помощью какого образа, какой метафорой предмет выражен.
Гибкость загадки и пословицы очевидна. − Она легко и быстро применяется к обстоятельствам.
Нами исследована и установлена роль загадок и пословиц, роль, которая весьма существенна для образования сюжета. Таким образом, основополагающей функцией этих жанров является не развлекательная функция, но и морализаторская, придающая сюжету большую значимость.
Метафоричность, метонимичность − вся эта специфика поэзии обнаружена нами в пословице и загадке в полной мере.
Тематика загадок и пословиц гораздо более подвижна и проявляет творческий характер, чем обычно думают. Стоит отметить, что эти жанры хранят и сказывают преимущественно люди острые на язык, балагуры.
А вот научный интерес к пословицам первым проявил В.И. Даль, а потом уже и другие исследователи: И.М. Снегирев и В.П. Аникин и другие, которые выделяли в пословицах следы народного мышления. А к загадкам – И. П. Сахаров, В.В. Митрофанова и другие.
Большой интерес к пословицам и загадкам был проявлен и русскими поэтами-символистами. Так, например, А.С. Пушкин сам образовал некоторые из них, в которых раскрывал неповторимый смысл человеческой жизни.
Сложная природа текста загадки и пословицы, его специфичность, нуждаются в дальнейшем исследовании, равно как и природа других фольклорных конструкций, отражающаяся в сказках, древних повестях и легендах, в беседах порой представляющих собой целиком диалоги из загадок и пословиц и ответов на них.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Арутюнова Н.Д. Аксиология в механизмах жизни и языка//Проблемы структурной лингвистики. – Москва: Наука, 1982.
Аникин В.П. Русские народные, пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор. – Москва, 1957
Аникин В. П. Русский фольклор. Песни, сказки, былины, прибаутки, загадки, игры, гадания, сценки, причитания, пословицы и присловья. – Москва, 1985. – 77 с.
Аникин В.П. Устное творчество русского народа // Живая вода. Сборник русских народных песен, сказок, пословиц, загадок / с. В.П. Аникин. – Москва: Детская литература, 1986.
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. – М.: Наука, 1974. – 367с.
Даль В.И. Пословицы русского народа. Москва, 1879.
Дейк, Т.А. ван. 1989. Язык. Познание. Коммуникация. Москва, 312 с.
Ильин В.В. 2005. Аксиология. Москва, 216 с.
Кант И. 1996. Антропология с прагматической точки зрения // Соч.: в 6 т. Москва, с. 349–588.
Кравцов Н. И., Лазутин С. Г. Русское устное народное творчество. Учебник для филол. фак. ун-тов. Москва, «Высш. Школа», 1977. – 375 с. с рис. Библ. в гл. книги.
Малинович, Ю.М. 2007. Семиосфера внутреннего мира человека// Ю.М. Малинович, М.В. Малинович. Внутренний мир человека: семантические константы. Иркутск, с. 12–58.
Митрофанова В.В. Русские народные загадки. – Ленинград, 1968.
Неклюдов С.Ю. О функционально-семантической природе знака в повествовательном фольклоре. В кн.: Семиотика и художественное творчество. Москва, 1977
Пермяков Г. Л.1988. Основы структурной паремиологии. Москва,236 с.
Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Москва, 2001
Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент. – В кн.: типолологические исследования по фольклору. Москва, 1975
Рыбникова М. А. Загадки. – Москва; Ленинград: Академия, 1932.
Садовников Д. Н. Загадки русского народа. – Санкт-Петербург.: Типография Н. А. Лебедева, 1876. – 333 с.
Сахаров И. П. Сказания русского народа. Часть 1. – Санкт−Петербург: Издание А. С. Суворина, 1885. – 316 с.
Серебренникова, Е. Ф. 2008. Этносемиометрия как способ лингвистического аксиологического анализа// Серебренникова, Е. Ф. Этносемиометрия ценностных смыслов. Иркутск, с. 8-62.
Снегирев И.М. Русские народные пословицы и притчи. Москва. 1848.
Червинский П.П. 2011. Семантический язык фольклорной традиции. Тернополь, 228 с.
Чичеров В.И. Русское народное творчество. Москва, 1959.
Эко, У. 2004.Отсутствующая структура: введение в семиологию. Санкт-Петербург, 544 с.
Znaniecki, Florian. 1992. Cultural Sciences. Their Origin and Development. Warshaw.
Fattakhova N. N. Kulkova M.A. 2014. The Formation of Paroemiology in Russia and Germany // World Applied Sciences Journal, Volume 31, Issue 5, pp. 935-939.
15
29
263 745 
