Ассоциативно-смысловое поле «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Новосибирский государственный педагогический университет»

Институт филологии, массовой информации и психологии

Филологический факультет

Кафедра современного русского языка

На правах рукописи

Выпускная квалификационная работа

Ассоциативно-смысловое поле «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Выполнила: студентка 5 курса

Ткаченко Ульяна Петровна

Специальность

050301 Русский язык и литература

Специализация

Форма обучения: очная

ДОПУСК К ЗАЩИТЕ:

Заведующий кафедрой современного Научный руководитель:

русского языка

______________ Л.Н. Храмцова, _____________ Ю.М. Бокарева,

канд. филол. наук канд. филол. наук

« » 2009 г. « » 2009 г.

ЗАЩИТА 15 июня 2009 г.

ОЦЕНКА

Председатель ГАК: _____________

______________________________

______________________________

Новосибирск 2009

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...3

Глава 1. Теоретические предпосылки исследования……………………….....12

1.1. Антропоцентрическая направленность современной лингвистики…...12

1.2. Когнитивная лингвистика………………………………………………...13

1.3. Языковая и концептуальная картины мира..............................................15

1.4. Ценностная картина мира………………………………………………...19

1.5. Лексико-семантическое поле как языковая презентация фрагмента картины мира…………………………………………………………………...21

1.6. Ассоциативно-смысловое поле…………………………………………..22

Выводы…………………………………………………………………………40

Глава 2. Ассоциативно-смысловое поле как презентация фрагмента картины мира повествователя…………………………………………………………….42

2.1. Повествователь в поэме «Мертвые души» Н.В. Гоголя………..………42

2.2. Парадигматические отношения слов ассоциативно-семантического поля «еда» в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души»………………………………….

2.3. Синтагматические отношения слов ассоциативно-семантического поля «еда» в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души»……………………………………

2.4. Функции фрагментов текста, содержащих слова ассоциативно-семантического поля «еда»………………………………………………………

Выводы……………………………………………………………………….

Заключение………………………………………………………………………

Список литературы……………………………………………………………

Приложение……………………………………………………………………..

Введение

Актуальность дипломной работы, посвященной идиостилю Н.В.Гоголя, определяется, с одной стороны, неисчерпаемостью духовного наследия писателя, неизбывной притягательностью и загадочностью его творчества, настраивающей исследователя на раскрытие «писательских тайн», а с другой – немногочисленностью работ, содержащих лингвистический анализ его произведений.

«Писательские тайны» Гоголя и общественный резонанс его произведений оказались настолько захватывающими, что породили противоположные суждения о нем и его наследии. Так, например, восторженно отзывался о Н.В.Гоголе А.П.Чехов: «...Как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! Одна его «Коляска» стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего» [Чехов 1976: 202]. А В.В.Розанов считал гоголевские образы «неподвижными», язык его произведений «восковым» и «безжизненным» [Розанов 1906].

Вскоре после смерти Гоголя Н.А.Некрасов писал в одном из своих критических обзоров (в «Заметках о журналах за октябрь 1855 года»): «Гоголь неоспоримо представляет нечто совершенно новое среди личностей, обладавших силою творчества, нечто такое, чего невозможно подвести ни под какие теории, выработанные на основании произведений, данных другими поэтами. И основы суждения о нем должны быть новые. Наша земля не оскудевает талантами – может быть, явится писатель, который истолкует нам Гоголя, а до тех пор будем делать частные заметки на отдельные лица его произведений и ждать – это полезнее и скромнее» [Некрасов 1950: 342].

Размышляя над этим высказыванием Некрасова, Ю.В.Манн, известный исследователь творчества Гоголя, пишет: «С тех пор как были написаны эти строки, прошло более века; за это время и в нашей стране, и за рубежом возникла огромная литература о Гоголе, но вывод Некрасова не потерял своей силы, и мы все еще располагаем скорее «частными заметками», чем исчерпывающим истолкованием творчества писателя. И дело здесь не столько в слабости критической мысли, создавшей немало глубоких работ о Гоголе, сколько в поразительной загадочности самого “предмета исследования» [Манн 1996: 340].

Языковой манере Гоголя посвящены фундаментальные работы А.Белого и В.В.Виноградова. О стиле Гоголя писали С.Г.Бочаров, В.В.Гиппиус, Л.Н.Еремина и мн. др. Что же касается ассоциативно-смыслового поля «еда», то оно до сих пор остается неизученным, несмотря на весьма значимую роль в поэме «Мертвые души».

Актуальность дипломной работы определяется также коммуникативно-прагматическим направлением современной лингвистики, ориентированной на изучение говорящего субъекта, его интенций, системы ценностей и т.д.

В рамках антропоцентрической лингвистики изучается языковая личность (Ю.Н. Караулов), картина мира (А. Вежбицкая, Б.А.Серебренников, В.А. Маслова, Ю.С. Степанов, и др.), феномен поля, семантического и ассоциативного (Н.С. Болотнова, Ю.Н. Караулов, А.А. Уфимцева, В.П. Абрамов и др.) и т.д.

Наша работа связана с когнитивной лингвистикой, которая изучает особенности сознания, мышления и языка, и одновременно с лингвокультурологией, которая изучает связи языка и культуры.

В данной дипломной работе предпринимается попытка проанализировать фрагмент картины мира повествователя, связанный с едой, то есть мы обращаемся к культуре быта. Быт – это обычное протекание жизни в её реально-практических формах; быт – это вещи, которые окружают нас, наши привычки и каждодневное поведение. Быт – это не только жизнь вещей, это и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон.

В 19 веке ритуал «приема пищи», способы ее приготовления были тщательно разработаны, но в 20 веке многое утратилось, забылось. В современный период культура еды становится актуальной. Для миллионов людей по каналам телевидения проводятся передачи о здоровой, вкусной и калорийной пище. Наиболее популярны кулинарные передачи «Смак», «Едим дома», «Званый ужин», «Кулинарный поединок», «Мир в твоей тарелке», в которых можно узнать способы приготовления многих блюд, в том числе и экзотических.

В последнее время тема «Еда в культуре» привлекает внимание исследователей. Так, в Москве 2-4 декабря 2008 года прошла международная конференция «Пищевой код в славянских культурах», которая проводилась в рамках проекта, направленного на изучение повседневных практик как культурных репрезентант. «Во вступительном слове председатель оргкомитета конференции Н.В. Злыднева отметила три принципиальных вектора рассмотрения этой ставшей в последнее время популярной в науке теме: еда продолжает оставаться главным идентификатором в культуре, позволяющим разграничивать даже, казалось бы, близкие и смешанные общности; еда может рассматриваться как главный канал связи человека и природы; наконец, еда выступает особой ритулемой, включенной в макротекст культуры» [Новое литературное обозрение 2009: 419].

Новизна исследования состоит в том, что в данной работе представлен фрагмент картины мира повествователя поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души», выявленный путём анализа ассоциативно-семантического поля. По нашим сведениям, ассоциативно-семантическое поле «еда», представленное в этой поэме, не подвергалось лингвистическому анализу.

Цель работы – проанализировать ассоциативно-смысловое поле «еда», презентирующее фрагмент картины мира повествователя.

Задачи исследования:

1. Познакомиться с теоретическими работами, объектом изучения которых является картина мира, феномен поля, повествователь, языковые особенности идиостиля Н.В. Гоголя.

2. Проанализировать парадигматические и синтагматические отношения слов ассоциативно-смыслового поля «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

3. Выявить функции, которые выполняют фрагменты текста, содержащие

слова ассоциативно-смыслового поля «еда».

Для решения этих задач используется метод лингвистического описания, который включает в себя элементы контекстуального и дефиниционного анализов.

Объект исследования – фрагмент картины мира повествователя, связанный с едой.

Предмет исследования – системные отношения между словами ассоциативно-смыслового поля.

Практическая значимость дипломной работы определяется возможностью использования её результатов при описании ассоциативно-смысловых полей как в конкретных исследованиях идиостиля писателя, так и в анализе текстов, принадлежащих к разным функциональным стилям.

Источником материала послужила поэма Н.В. Гоголя «Мёртвые души». Языковой материал составляют фрагменты поэмы, содержащие слова, называющие блюда, продукты и т.п., например, «За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке – этим обед и кончился; но когда встали из-за стола Чичиков почувствовал в себе тяжести на целый пуд больше...» В данном фрагменте мы обращаем внимание на названия блюд и их характеристики: бараний бок, ватрушка, индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем.

В процессе работы было рассмотрено 85 таких фрагментов. На этом материале анализируются текстовые связи данных слов и актуализируемые смыслы.

Структура дипломной работы

Работа состоит из введения, двух глав и заключения. К работе прилагается библиографический список используемой и цитированной литературы и приложение.

Глава 1. Теоретические предпосылки исследования

1. Антропоцентрическая направленность современной лингвистики

В лингвистике существует несколько подходов к исследованию языка, которые обеспечивают его разностороннее изучение. Первой научной парадигмой была сравнительно-историческая, она господствовала в 19 веке. Её сменила парадигма, которая рассматривала слово в системно-структурных связях. В конце 20 века лингвистику интересует не только система, но и носитель, пользователь, который находится в центре внимания антропоцентрического направления лингвистики. В данном аспекте произошло «переключение интересов исследователя с объекта познания на субъект, т.е. анализируется человек в языке и язык в человеке» [Маслова 2001: 6].

Язык – это, во-первых, результат деятельности народа; во-вторых, - результат деятельности творческой личности. С точки зрения данной парадигмы, люди познают мир через осознание себя, своей деятельности в нём. «Многочисленные языковые подтверждения тому, что мы видим мир сквозь призму человека, это метафоры типа: метель разыгралась, снежинки пляшут, ложится тень» [Маслова 2001: 6].

Сознание человека, мотивы поступков, систему ценностей можно понять, исследуя его речь, те обороты и выражения, которые он наиболее часто употребляет. В центре внимания многих современных научных исследований находится личность носителя языка или «языковая личность», которая определяет культурную традицию.

Антропоцентрический подход в языкознании характерен для многих направлений – это, например, когнитивная лингвистика, интерпретационная лингвистика, коммуникативно-прагматические исследования.

Когнитивная лингвистика пытается ответить на вопрос: как организовано сознание человека, как человек познаёт мир, какие сведения о мире становятся сознанием, как устроена человеческая память. Также это направление изучает язык и речь с особым акцентом на интерпретации, под которой понимается «когнитивный процесс и одновременно результат в установлении смысла речевых и неречевых действий» [Кубрякова 1996: 31]. Объектом когнитивной лингвистики может являться внеязыковая действительность, язык как интерпретирующая система, высказывание, текст и языковая личность.

Таким образом, антропоцентрическая парадигма выводит на первое место человека, исследуя его интенции, систему ценностей и способы их выражения. Человеческий интеллект связан с языком и способностью к порождению и восприятию речи. «Текст, создаваемый человеком, отражает движение мысли, строит возможные миры, запечатлевая в себе динамику мысли, способы ее представления с помощью средств языка» [Маслова 2001: 8].

1. Когнитивная лингвистика

В рамках современной антропоцентрической парадигмы выделяется когнитивная лингвистика, которая базируется на когнитологии, представляющей собой «междисциплинарное исследование по изучению сознания, мышления и языка. Языковые явления в ней анализируются в контексте сознания – личностного или языкового» [Сергеева 2001: 145]. Процессы, связанные со знанием и информацией, называются когнитивными, или когницией, - это получение, переработка, хранение, а затем и мобилизация информации для рационального решения задач. Когниция охватывает знание и мышление в их языковом воплощении, поэтому и является тесно связанной с лингвистикой.

Предметом рассмотрения данного направления является «лишь та часть информации, которая приобретает своё отражение и фиксацию в языковых формах» [Маслова 2004: 9]. Язык создаёт возможности для упорядочения и систематизации в памяти множества знаний для построения языковой картины мира какого-либо коллектива людей, без него невозможны все виды интеллектуальной и духовной деятельности человека. Когнитивная лингвистика выходит за рамки собственно лингвистики, в сферу её интересов входят логика, психология, социология, философия и другие дисциплины.

Инструментом оперирования в когнитивной лингвистике становятся оперативные единицы – фреймы (стереотипные ситуации, информация об определённом фрагменте человеческого опыта), концепты (совокупность всех смыслов, схваченных словом), гештальты (целостные допонятийные образования фрагментов мира), скрипты (набор ожиданий о том, что в воспринимаемой ситуации должно произойти дальше; скрипт позволяет понять план поведения, предписываемый в этой ситуации) и так далее.

Одной из единиц когнитивной лингвистики является концепт. Существуют разные толкования данного термина, приведём некоторые из них.

Концепт – «оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отражённой в человеческой психике» [Кубрякова 1996: 90];

- «семантическое образование, отмеченное лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующее носителей определённой этнокультуры» [Маслова 2004: 36];

- «основная ячейка культуры в ментальном мире человека» [Степанов 1997: 41].

Таким образом, концепт охватывает и денотативное, и коннотативное содержание слова, отражающие представления носителя языка о явлении, стоящем за словом во всем многообразии его ассоциативных связей. Совокупность концептов образует концептосферу (или концептуальную систему), которую можно рассматривать как систему знаний человека о мире. Это «тот ментальный уровень или та ментальная (психическая) организация, где сосредоточена совокупность всех концептов, данных уму человека, их упорядоченное объединение» [Кубрякова 1996: 94]. Концепт является основной единицей картины мира, под которой понимается совокупность представлений, знаний человека о мире.

Таким образом, в центре внимания когнитивной лингвистики оказываются исследования о том, как человек осмысливает мир и себя в этом мире, что он знает и думает о нем и как отражает эти знания посредством языка. Данная дипломная работа связана с художественным концептом, но акцент сделан на языковое воплощение концепта – ассоциативно-смысловое поле, т.е. концепт не стал специальным предметом нашего анализа.

1. Языковая и концептуальная картины мира

В результате взаимодействия человека с миром складывается его представление о мире, формируется некая модель мира, которая в философско-лингвистической литературе именуется картиной мира. Понятие картины мира (далее КМ) относится к числу фундаментальных понятий, выражающих специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия существования его в мире.

По мнению Ю.Н. Караулова, «в литературе под «картиной мира» понимаются два разных аспекта рассмотрения семантики (или лексики, что в данном случае одно и то же): либо общая, интегральная её картина, совокупность всего языкового содержания, относительно постоянная и медленно эволюционизирующая во времени, либо специфические черты семантики данного языка, дифференцирующие его от всех других языков» [Караулов 1976: 245].

Под КМ понимается «целостный глобальный образ мира, являющийся результатом всей духовной активности человека, а не какой-либо одной ее стороны» [Серебрянников 1988: 19]; «определенное видение и конструирование мира в соответствии с логикой миропонимания» [Маслова 2004: 48]

Без КМ как глобального образа мира не могла бы осуществляться во всей полноте жизнедеятельность человека, невозможным оказалось бы человеческое общение и взаимопонимание. КМ «не есть зеркальное отображение мира и не открытое «окно» в мир, а именно картина, т.е. интерпретация, акт миропонимания, она зависит от призмы, через которую совершается мировидение» [Серебренников 1988: 55]. При такой трактовке КМ представляет как субъективный образ объективной реальности, как «смысловой двойник мира».

Итак, в основе картины мира лежит познание человеком окружающей действительности, его представления о мире. Человек мыслит целыми понятиями, а язык есть средство выражения различных представлений.

Понятийный и языковой уровни оказываются взаимодействующими, но одновременно и самостоятельными модулями сознания (А.А. Потебня, Б.А. Серебренников, Дж. Фодор). Поэтому в лингвистике следует различать два типа КМ: концептуальную (далее – ККМ) и языковую (далее – ЯКМ).

Идею ЯКМ можно усмотреть уже в трудах Вильгельма фон Гумбольдта, где он пишет о взаимосвязи языка и духовной природы человека, а также о внутренней форме слова. Именно язык, по его мнению, помогает человеку познать мир, и даже больше: само познание зависит от языка. В ХХ веке к проблеме ЯКМ в отечественной науке обратились первоначально философы, их исследования продолжили лингвисты (Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова, Е.С. Кубрякова и др.). Окружающий мир, преломляясь в сознании человека, находит свою интерпретацию прежде всего в языке. Именно язык является главнейшим средством хранения и воспроизведения информации о деятельности человека. Осваивая в процессе жизнедеятельности мир, человек фиксирует результаты своего познания в слове, в результате возникает ЯКМ.

Итак, язык является основным и самым важным способом формирования знаний человека о мире. Считается, что ЯКМ не стоит в одном ряду со специальными КМ (собственно научными: физической, химической, географической), она «им предшествует и формирует их, потому что человек способен познать мир и самого себя благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт – как общечеловеческий, так и национальный» [Маслова 2001: 64]. Ю.Д. Апресян подчёркивал донаучный характер ЯКМ, называя её наивной КМ. ЯКМ как бы дополняет объективные знания человека о действительности, преломляя их через призму быта. Её можно рассматривать как ответ на практические способности человека, как некую адаптацию человека в мире.

Таким образом, КМ всегда ориентирована на человека – её носителя, поэтому «антропоцентричность описания языка должна быть главной его доминантой: в ЯКМ никак нельзя «упустить» информацию, которая значима для человека».

Наше миропонимание частично находится в плену у ЯКМ. Каждый конкретный язык заключает в себе национальную, самобытную систему, которая определяет мировоззрение носителей данного языка и формирует их картину мира. В силу специфики языка в сознании его носителей возникает определённая ЯКМ, сквозь призму которой человек видит мир.

Все уровни языка задействованы в фиксации, хранении и передаче информации. Но помимо вербальной информации существует ещё и невербальная информация. Она также отражает процесс познания человеком мира, но уже в понятийных категориях. Речь идёт о концептуальной картине мира (ККМ). Таким образом, «нерасчленяемое обычно понятие «картина мира» раздваивается на ЯММ и КММ, соотносящиеся друг с другом иерархически. Сама картина мира устроена многоярусно, она объёмна, а не плоскостна» [Караулов 1976: 273]. Многие исследователи рассматривают ЯКМ «как важную составную часть общей концептуальной модели мира в голове человека, т.е. совокупности представлений и знаний человека о мире, интегрированной в некое целое и помогающей человеку в его дальнейшей ориентации при восприятии и познании мира» [Кубрякова 1986: 169].

Между ККМ и ЯКМ существует немало сходств и различий. Их сходство заключается в том, что обе модели – это, прежде всего, некий способ существования словаря в сознании носителя языка. Они обладают способностью быть динамичными, т.е. развёртываться во времени; имеют одни и те же источники (лексика, грамматика, идеология, взаимосвязанные между собой и тем самым воссоздающие целостную картину из отдельных, разрозненных элементов); и, наконец, вступают в отношения включения: когда ЯКМ полностью включается в ККМ [Караулов 1967].

«Концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в её образовании, по всей видимости, участвуют различные типы мышления» [Серебренников 1988: 107].

Несмотря на то, что ЯКМ является проекцией ККМ, а значит, в чём-то схожа с ней, между ними имеются содержательные различия. По мнению Ю.Н. Караулова, основными элементами, составляющими ЯКМ, являются семантические поля, а ККМ состоит «из более высоких уровней – групп и сверхпонятий, представляющих собой «константы сознания», …обобщений элементов ЯКМ, имён объединений полей» [Караулов 1976: 271, 273]. Но между названными типами КМ не существует чёткой границы, она достаточно непрочна и неопределённа. Это связано с проблемой соотношения понятия и значения, которые находятся в основе «констант сознания» и семантических полей соответственно.

Познание человеком мира меняется, меняется его представление об окружающей действительности, то есть происходит изменение ККМ. «Языковая картина мира – это динамика: какие-то ее фрагменты складываются, выявляются с течением времени, а какие-то, напротив, - затемняются, в результате чего наше употребление кажется на первый взгляд ничем не мотивированным» [Яковлева 1996: 48]. ЯКМ и ККМ тесно связаны с понятием языковой личности (далее ЯЛ). Они реализуют один из трёх уровней ЯЛ: ЯКМ – вербальный, а ККМ – когнитивный.

В лингвистике принято разграничивать национальную и индивидуальную ЯКМ. Существует ЯКМ национального сознания, которая отражает представления о действительности определённого социума, а также ЯКМ отдельного человека, индивидуальная КМ, эксплицирующая, представления о мире конкретной языковой личности.

В данной работе мы анализируем фрагмент КМ повествователя.

1.4. Ценностная картина мира

Специфика ценностного подхода играет основополагающую роль в формировании национальной картины мира. Ценностная картина мира социума включает определённый набор и иерархию ценностей, которые выражаются в оценках, а также предполагает наличие оценочных стереотипов и норм, оценочной шкалы и ориентиров оценки.

Описания ценностной картины мира базируется на исследованиях философов, психологов, социологов, лингвистов (Н. Д. Арутюнова, Е.М. Вольф, Н. Гартман, В.И. Карасик, А.А. Ивин, Ю.Н. Караулов, Н.М. Лебедева, В.Н. Телия, В. П. Тугаринов, М. Хайдеггер, С. Шварц и мн.др.)

«В сегодняшних представлениях лингвистов, психологов, культурологов о ЦКМ можно выделить следующее: ЦКМ является фрагментом более общей системы представлений о мире, отраженной в языке; она представляет собой упорядоченное множество оценочных суждений, отражающих ценностные ориентации социума; в ЦКМ наиболее ярко отражаются специфические черты национального менталитета» [Трипольская 1999: 12-13].

Ценностью в данной работе называются явления внешнего или мыслительного мира, получившее позитивную оценку в обществе и/или в сознании индивида.

В системе ценностей выделяются: 1) конкретные и абстрактные; 2) индивидуальные, групповые, этнические и общечеловеческие; 3) моральные и утилитарные, суперморальные и субутилитарные; 4) конкретно – исторические и универсальные ценности.

Различные типы ценностей, их пересечение и конфликт закрепляются в языковой картине мира. Группировка ценностей способна выступать отличительным признаком культуры.

Основным способом отражения системы ценностей в языке признаётся категория языковой оценки.

Неоднократно отмечалось, что в русской языковой картине мира важную роль играет оппозиция «высокого» и «низкого» (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, Н.И. Толстой, А.Д. Шмелев и др.): «характерно противопоставление «высокого» и «низкого», «небесного» и «земного», «внутреннего» и «внешнего» – одновременно с отчётливым предпочтением первого, т.е. своего рода аксиологическая поляризация, которая распространяется на структуру многих концептов» (А. Зализняк, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев 2005: 155). И далее (с.175):«В частности, как низкое часто воспринимается все, что связано с повседневной жизнью, житейской устроенностью и материальным достатком. Даже сами такие слова, как благополучный, сытый, обыватель, легко приобретают негативный оттенок».

В качестве материала для анализа выбраны слова, входящие в тематическую группу «еда, блюда». Безусловно, еда в аксиологических представлениях русских относится к сфере материального, «низкого» (к сфере быта/ материальным ценностям).

На индивидуальном уровне ценности понимаются как основа мотивов, которыми люди руководствуются в своей жизни (С.Шварц и В.Билски: ценности - некие (часто неосознаваемые) критерии выбора и оценки человеком своих поступков, а также оценки других людей и событий). На групповом уровне ценности – важнейшие и глубинные принципы, определяющие отношения человека с природой, социумом, ближайшим окружением и самим собой (Лебедева 2002, там же). Ценности индивидуального и группового уровней, по предположению Н.М. Лебедевой, находятся в отношениях взаимной компенсации. Поэтому в иерархии ценностей на групповом уровне еда – не главное, а на индивидуальном уровне - прежде всего.

1.5.Поле как языковая презентация фрагмента КМ

Одной из основных задач любой науки является классификация

изучаемых единиц и систематизация накопленных знаний о них.

Поскольку и язык как одна из областей человеческого познания не является беспорядочным нагромождением знаков, то и все элементы в нём упорядочены и взаимосвязаны. Эту взаимосвязь можно выявить на любом уровне языка.

Уже в начале 20 века учёные столкнулись с необходимостью представить лексику в виде системы. Этому послужила выдвинутая в 1931 году Й. Триром идея понятийных и лексических полей. Он писал, что в сознании человека при произнесении слов возникает множество других слов, которые по смыслу соседствуют с произнесёнными: это его «понятийные родственники». Они образуют между собой и вместе с произнесённым словом расчленённое целое – совокупность, которую можно назвать словесным полем.

Позже теорией полей, которые чаще называются языковыми или

семантическими, занимались учёные: Р. Халлиг, С. Ульман, В. Вартбург.

Термин «поле» давно используется в естественных науках, где подразумевает «сферу взаимодействующих элементов, объединённых общностью выделяемых признаков, наличие определённой структурной организации, включающей постепенные переходы и частичные пересечения» [Бондарко 2001: 13].

Термин «поле» используют многие лингвисты, но в определении его существуют значительные различия. Это объясняется и сложностью самого объекта исследования – объём и многомерность любого национального лексикона не позволяют найти единый характер связей между словами, который охватил бы его целиком, и разными подходами к определению поля.

Рассмотрим некоторые определения «поля».

Й. Трир говорит: «Словесное поле представляет собой группу слов, которые в содержательном отношении тесно связаны друг с другом и, будучи взаимозависимы, предопределяют значения друг друга» [Караулов 1976: 23].

«ПОЛЕ…1. Совокупность содержательных единиц (понятий, слов),

покрывающая определённую область человеческого опыта… Поле семантическое…1) Частичка («кусочек») действительности, выделенная в человеческом опыте и теоретически имеющая в данном языке соответствие в виде более или менее автономной микросистемы» [Ахманова 1966: 334].

«…поле является отражением инвариантного принципа группировки

элементов и способом их существования… Возможно, что в качестве полей оправдано рассматривать группы элементов (фонем) с общим лингвистическим интегральным признаком и способностью притягивать к себе новые элементы, обладающие таким признаком, следовательно, для таких групп должна быть характерна аттракция» [Щур 1974: 206].

«…языковое поле есть фрагмент промежуточного мира в родном языке, который органически расчленяясь на взаимодействующие группы языковых знаков, характеризуется известной целостностью. Такое членение остаётся действенным и в том случае, если оно неочевидно для носителя и носитель не осознаёт его» [Караулов 1976: 26].

«Единство семантического поля (далее – СП) основано на специфических корреляциях, связывающих семантические единицы. К этим корреляциям относятся: синонимические корреляции; гипонимические корреляции (например, багровый – красный); корреляции несовместимости (красный – зелёный); антонимические корреляции; корреляции следования (изучать – знать); конверсивная корреляция (продавать – покупать); агентивная корреляция (покупать – покупатель) и др.» [Городецкий 1969: 202].

«Семантические поля суть классы пересекающиеся; единственного разбиение словаря на СП, если не принимать искусственных принципов классификации и не подменять семантические компоненты бинарными или иными дифференциальными признаками, не существует; из любого СП, через более или менее длинную цепочку посредствующих звеньев, можно попасть в любое другое поле, так что семантическое пространство языка оказывается в этом смысле непрерывным» [Апресян 1974: 251-252]. Анализируя эти определения, мы видим, что они содержат как общие признаки, так и различия. Среди общих признаков можно выделить следующие:

1. Связь элементов поля друг с другом. По поводу природы этой связи нет единого мнения: для одних она обусловлена семантическим сходством или близостью значений (Филин), для других – разного рода корреляциями (Городецкий).

2. Каждое СП только присущим данному языку способом членит ту часть действительности, которую оно отражает.

3. Семантическое содержание слова целиком обусловлено теми отношениями, которые складываются в результате противопоставлений данного слова с другими словами того же поля.

Предложенная Ю.Д. Апресяном методика структурного выделения и «обследования» СП основана на дистрибутивном анализе, при котором под дистрибуцией понимается «структурная модель, в которой слово в данном значении употребляется, и обобщённая формула сочетаемости слова в данном значении» [Апресян 1962].

1.6. Ассоциативно-смысловое поле

Ассоциации

Понятие ассоциации встречается уже у древнегреческих философов, которые под ассоциациями подразумевали явление взаимно связанных

и взаимно вызванных представлений. Аристотель отмечал, что появление одного представления обязательно сопровождается появлением другого по сходству, контрасту или смежности с ними. На основе этой связи ассоциации классифицируются и в наше время. Н.Д. Шмелёв говорит, что «в ряде случаев на семантическом движении слова попеременно сказываются ассоциации по сходству, смежности и по функции» [Шмелёв 1997: 105] .

Учёный считает, что появление многозначности также не обошлось без ассоциаций, так как «…значения многозначного слова объединяются в семантическое единство на основе общих семантических ассоциаций…»

[Шмелёв 1964: 85]. Существует предложение, что и метафора возникла не без участия ассоциаций.

Ассоциации играют большую роль в отражении реального мира, его явлений, предметов, а также отношений между ними в сознании человека.

На ассоциациях во многом основана работа нашей памяти: они обеспечивают сохранение и воспроизведение различных явлений действительности в определённой связи и последовательности.

«Ассоциативная организация связей в простейшей форме репрезентует одну из моделей хранения знаний в памяти человека, …при определении места какого-либо понятия из долговременной памяти одновременно «вытаскиваются» все известные сведения и факты, с данным понятием связанные» [Залевская 1985: 165].

Ю.Д. Апресян под семантическими ассоциациями понимает «те элементы прагматики, которые отражают связанные со словом культурные представления и традиции, господствующую в данном обществе практику использования соответствующей вещи и многие другие внеязыковые факторы. Они очень капризны, сильно различаются у совпадающих или близких по значению слов разных языков или даже одного языка» (ср. осёл и

ишак) [Апресян 1974: 67].

Психофизиологические обоснования возникновения ассоциаций в сознании человека были выявлены в ходе экспериментов, проведённых

А.П. Лурией. Они заключались в выработке реакции на слово-стимул болевым раздражителем. Исходя из результатов опыта, учёный пришёл к следующим выводам:

1. В сознании существуют семантические поля, в которые входят слова,

объединённые общим понятием.

2. У выявленного СП можно выделить ядро и периферию, где связи

между словами ослабевают.

3. Знания слов, входящих в различные СП, конкретизируются в речевом контексте.

4. Слова в нашем сознании связаны не только по смыслу, но и по форме.

При этом связь по форме значительно слабее смысловой связи.

Природа ассоциативных связей рассматривается в ряде работ (Н.А. Гасица, В.И. Шаховской, Н.В. Крушевский), однако ассоциации рассматриваются в них с точки зрения логики и психологии. Лингвистике необходимы собственно-лингвистические основания для выделения типов ассоциаций. Одной из самых разработанных является классификация А.П. Клименко. Исследователь выделяет:

1. Фонетические ассоциации, в которых есть созвучие стимула

и реакции, но не выражены или слабо выражены семантические обоснования: день – тень, лён – клён.

2. Словообразовательные ассоциации, среди которых различают:

а) морфемно- словообразовательные, основанные на единице

корня стимула и реакции, но не отражающие чётких и однообразных для разных слов семантических отношений: жёлтый – желтуха, жёлтый – желчь;

б) словообразовательные ассоциации комбинаторного типа,

составляющие вместе со стимулом целое слово: серый – сероглазый;

3. Тематические ассоциации, которые могут составить вместе

со стимулом грамматически отмеченное словосочетание в результате грамматического изменения либо слова-реакции, либо слова- стимула или могут быть употреблены в рамках тематически ограниченного

контекста (предложения): темно – ночь.

4. Цитатные ассоциации или перенос различного рода цитат (названий) из литературных произведений, песен, кинофильмов, пословиц и т.д.: соль- земли; старик – море, дядя – Стёпа.

1. Грамматические ассоциации: словоизменительные,

формообразующие преобразования исходного слова: стол – стола, бежать – бегать.

Текстовые ассоциации

Н.С. Болотнова выделяет три вида текстовых ассоциаций.

1. Референтные ассоциации, отражающие узуально закреплённую в

языковом сознании носителей языка и актуализированную в тексте способность слов соотноситься с определёнными реалиями художественного мира. Экстралингвистическая обусловленность этих ассоциаций реализуется при помощи лингвистических средств. К референтным ассоциациям примыкают тематические и ситуативные ассоциации, отражающие способность слов соотносится с определённой ситуацией или какой-либо конкретной референтной областью (фрагментом действительности) (например, Базаров / Евгений / Енюша / он / врач / нигилист).

2. Когнитивными ассоциациями условно названы ассоциации,

отражающие узуальную или контекстно обусловленную закреплённость стимулов в языковом сознании коммуникантов за определёнными фрагментами знаний: идеями, понятиями, концептами.

Когнитивные ассоциации могут возникать на логической основе в рамках а) гипо-гиперонимических парадигм и б) соотносительных пар, члены которых связаны ассоциативно-логически по какому-либо признаку.

Когнитивные ассоциации не вызывают в сознании наглядно-чувственный образ; они не носят интеллектуальный характер, поэтому отражают соотнесённость понятий и основываются на общности информационного тезауруса коммуникантов (например, печаль / радость / ликование / страдание).

Тезаурусные ассоциации, как разновидность когнитивных, носят

«культурологический» характер. Они очень разнообразны и включают в себя, в частности, названия произведений, авторов, героев, ассоциации, вызываемые пословицами, цитатами и т.д.

3. В основе выделения языковых ассоциаций лежат знания коммуникантами языковой системы, языкового кода, законов парадигматики и синтагматики. Носителям языка должна быть понятна контекстно обусловленная связь между словом-стимулом, эксплицированных в тексте и системой других эксплицированных в тексте слов, которые соотносительны с ним на основе многочисленных признаков, а также на основе совместной встречаемости в речи в качестве потенциальных партнёров.

Среди языковых ассоциаций возможно выделение стандартных (типовых) и нестандартных (уникальных) ассоциаций. Стандартные ассоциации типичны, частотны, закреплены в узусе и в языковом сознании «среднего» носителя языка и характеризуются высокой степенью предсказуемости последующего ассоциата и вероятности их совместной встречаемости. Степень предсказуемости, то есть закреплённости в коллективном языковом опыте, может быть различной. Критерием для её выявления являются данные различного рода словарей (например, ассоциативные ряды, связанные с антонимическим единством «жизнь – смерть» в поэзии Ф.И. Тютчева и М.Ю. Лермонтова).

Совместная встречаемость слов включает в себя «факты использования слов в одном и том же предложении, абзаце, в одном и том же тематически ограниченном тексте» [Супрун 1995: 59]. Опора в таком случае делается на данные словарей (толковых, Словаря сочетаемости слов русского языка и др.), языковой опыт исследователя и продуцируемой им «инвариантный» опыт «среднего» носителя языка.

Типовыми ассоциациями обусловлено формирование автоматизма текстового восприятия: эти ассоциации обеспечивают «узнавание» описываемых фрагментов действительности, тем, ситуаций, образов, чем выше степень вероятности ассоциата, тем легче воспринимается и интерпретируется текст. Однако преобладание типовых ассоциаций в тексте лишает его эстетического эффекта. В связи с этими значимыми становятся уникальные текстовые ассоциации.

Уникальные ассоциации отражают неповторимость индивидуально-авторского восприятия и творческой личности адресанта. Они не закреплены в узусе и в сознании носителей языка, нетипичны и нерегулярны. Индивидуальные ассоциаты могут эксплицировать нарушение типовых грамматических связей со стимулом, либо смысловых связей. В обоих случаях объективными критериями их уникальности являются показания словарей, отражающих коллективный языковой опыт.

Уникальные ассоциации актуализируются в художественном тексте, что обусловлено самой природой художественного произведения – его образностью, отражающей индивидуально-авторское восприятие мира и неповторимость его осмысления. Нестандартные ассоциации создают эффект неожиданности, неопределённости, непредсказуемости текстового развёртывания.

В отличие от типовых ассоциаций, обеспечивающих автоматизм восприятия текста, индивидуальные, напротив, требуют «активизации речемыслительной деятельности адресата и глубокого осмысления» [Болотнова 1994: 126].

Отступление от определённого ассоциативного образца становится эстетически эффектным только благодаря существованию этого образца в сознании читателя.

Ассоциативное поле

Впервые этот термин в лингвистике был использован Ш. Балли. Он говорил о разном объёме ассоциативных групп у разных индивидуумов: «…сущность полностью мотивированного знака состоит в том, что он опирается на одну обязательную внутреннюю ассоциацию, а сущность полностью произвольного знака - в том, что он мысленно связывается со всеми другими знаками с помощью факультативных внешних ассоциаций» [Абрамов 1992: 5]. Ш. Балли акцентировал внимание на типах ассоциаций и различал ближние и дальние ассоциации. Существование таких типов ассоциаций, по его мнению, объясняется тем, что «небо скорее наводит на мысли о звезде, туче, синем и т.д., чем о дороге или о доме».

А.Р. Лурия под ассоциативным полем (далее – АП) понимает «отражение в сознании индивидуума сложной системы связей (как реакции на определённые ключевые слова), целой семантической сети, которая актуализирует семантические поля, характеризует важный аспект психологической структуры слова» [Лурия 1979: 91] .

Определяя АП как совокупность ассоциантов, т.е. реакций на слово-стимул, исследователи различают индивидуальное АП и коллективное (А.П. Клименко). Коллективное АП выделяется в свободном ассоциативном эксперименте и обычно интерпретируется как норма. Как отмечает Ю.Н. Караулов, «при всей причудливости, нестандартности индивидуальных ассоциаций, некоторая их часть оказывается общей для всех носителей языка и может быть выделена в качестве статистически обоснованной ассоциативной нормы» [Караулов 1981: 366].

В 1879 году Франсис Гальтон попытался провести ассоциативный эксперимент с целью получения ассоциативных полей с последующим изучением семантической упорядоченности его элементов. Эксперимент позже получил название свободного ассоциативного эксперимента (САЭ) и стал широко использоваться как лингвистами, так и психологами. Суть эксперимента в том, что испытуемому даётся слово-стимул, на которое он должен ответить словом или словосочетанием, первым пришедшим в голову. Таким образом, в результате исследователь получает список слов-реакций на заданный стимул и частоту проявления каждой из реакции.

САЭ служит источником информации при попытках исследовать психические эквиваленты семантических полей, которые характерны для языка в целом, и вскрыть объективно существующие в сознании носителя языка семантические связи слов, а также выявить зависимость семантических ассоциаций от таких факторов, как возрастной, половой, географический.

Структура АП

Структура любого поля предполагает наличие ядра и периферии. Ядро ассоциативного поля – это имя поля. В центральной части этого поля располагаются наиболее значимые, многократно повторяющиеся ассоциаты-реакции на слово-стимул. Менее частотные ассоциаты относятся к периферийной части поля. Ценность «периферийных» ассоциатов в том, что они продолжают ассоциирование в тех направлениях, которые были намечены в центральной зоне.

Приведем пример из Русского ассоциативного словаря.

ЕДА: вкусная 130; пища 22; плохая 14; обед, столовая, тарелка 10; хорошая 9; беда, вкусно, невкусная, обильная, питье 8; готова, на столе 6; вкусна, горячая, кушанье, хлеб 5; вода, голод, жизнь, курица, стол 4; богов, калорийная, картошка, каша, мясо, пить, сытная, ужин, холодная, хорошо 3; вкусное, вкусный, всухомятку, диета, дом, Ева, есть, жирная, жратва, завтрак, любимая, много, наспех, нужна, острая, остыла, отвратительная, отрава, пар, подана, скудная, трапеза, яства 2; Адам, белиберда, богатая, борщ, брр, бурда, бутерброд, варежка, ватрушки, в рот не лезет, в столовой, в тарелке, в холодильнике, выкинуть, гадость, где?, глупая, годна, горькая, готовая, готовить, готово, грубая, да, дает, да! Но где достать?, диетическая, дома, домашняя, друзья, душ, единомышленников, еду, ем, ерунда, желудок, запах, зверей, институт, испортилась, капуста, картофель, качественная, кефир, колбаса, кормежка, короля, котлета, которой нет, красиво, культ, кухня, кучерявый, лев, лимонад, любая, люблю, манит, мерзкая, мода, мощь, моя, нагрета, накрытый стол, на привале, наскучило, натуральная, не беда, не вкусна, невкусное, не впрок, не главное, некалорийная, не надо, необходимость, нету, никаких, нужда, общая, овес, одиночество, однообразная, организм, отдых, отличная, отравлена, отравленная, офицера, пир, пирог, плита, плотна, плоха, плошка, поздняя, поиск, постная, потребность, прежде всего, прекрасна, привычка, приготовлена, приготовленная, приносит пользу, приятная, приятно, проблема, продукты, пропала, проход, разная, разнообразная, резеда, ресторан, рожки, роскошная, рот, рыба, самое насущное, свежеприготовленная, скатерть-самобранка, скромная, сладкая, собака, соль, сон, стакан, стоит, столовка, проклятая, столовская, существенная, съедобное, сытно, торт, тушенка, удовольствие, хавка, хлеб насущный, холодильник, хороша, хочу есть, чашка, человека, это здорово!, яблоко 1; 527+202+7+146.

В ядре данного поля находится слово «еда», в центре – слова, называющие повторяющиеся реакции, на периферии – слова, называющие единичные реакции.

В работах исследователей нет чёткости в разграничении СП и АП. Так, Ю.Н. Караулов выделяет понятийное поле, семантическое поле и ассоциативное, отмечая, что СП и АП сближает возможность одновременно быть характеристикой носителя, и действительности.

В лингвистической литературе нет общепринятой точки зрения на соотношение АП и СП. Иногда ученые рассматривают АП как разновидность СП (В.П. Абрамов), иногда отождествляют эти поля (В.В. Красных), что позволяет говорить о синтезе АП и СП.

При рассмотрении художественного текста с целью характеризации языковой личности автора и персонажа или выявления фрагмента картины мира писателя удобнее работать именно с АСП, поскольку оно содержит больше материала для анализа, нежели СП и АП в отдельности. Поэтому в данной работе мы пытаемся анализировать АСП «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

Парадигматические отношения

Слово является двусторонней единицей языка, т.е. имеет звуковую оболочку: фонетическую и графическую (план выражения) и значение (план содержания). Связь данных характеристик слова не имеет под собой объективных обоснований. Доказательством этого служит неодинаковое звучание слов в разных языках при назывании одних и тех же предметов.

Фонетические изменения в языке не влияют на семантику слова, и, наоборот, семантические изменения не затрагивают фонетического облика слова.

На соотношении плана выражения (далее – ПВ) и плана содержания (далее – ПС) основано парадигматическое разграничение лексико-семантических объединений слов. По наличию общего признака в ПС можно выделить антонимическую пару, синонимический ряд, тематическую группу, лексико-семантическую группу и лексико-семантическое поле. Противопоставленным оказывается омонимический ряд, поскольку характеризуется наличием интегральных признаков в ПВ и дифференциальных в ПС.

Слова, будучи составленными единицами лексической системы языка, вступают друг с другом в различного рода отношения. Результатом этих отношений являются семантические парадигмы, состоящие из слов, объединённых по наличию общего признака в значении. Выстраивание парадигмы возможно лишь путём противопоставления слова или лексико-семантических вариантов слова (далее – ЛСВ), поскольку парадигматические отношения существуют как потенциальные; но они, несомненно, зависят от отношений, существующих между явлениями действительности.

Рассмотрим такие семантические парадигмы, как лексико-семантическая группа, тематическая группа, синонимический ряд, антонимическая пара, (Семантическое поле, АП и АСП были рассмотрены в предыдущей части). Лексико-семантические группы (далее – ЛСГ) слов представляют собой собственно языковые единицы, продукт исторического развития того или иного языка.

ЛСГ объединяет в себе слова одной части речи, которые, кроме общих грамматических сем, имеют ещё одну общую сему – категориально – лексическую (архисему). Эта сема составляет семантическую основу группы и в каждом отдельном слове уточняется с помощью дифференциальных сем.

Для слов одной группы характерна однотипность, повторяемость дифференциальной семы. Категориальная сема «задаёт» не любые, а какие – то определённые аспекты своего уточнения, вследствие чего формируются типовые дифференциальные семы. Таким образом, в каждой отдельной ЛСГ набор дифференциальных сем оказывается специфическим, что делает все слова одной группы связанными определёнными отношениями.

Зачастую слова одной ЛСГ образованы по одной модели. Например, большинство глаголов соединения образованы с помощью приставки с: собрать, соединить, сшить. В составе ЛСГ можно выделить и менее объёмные группировки слов, такие, как тематическая группа, синонимический ряд, антонимическая пара.

Структура ЛСГ «имеет так называемый «полевой» характер. Центр «поля» представлен наиболее употребительными, наиболее многозначными, наиболее общими по своим значениям словами. Эти слова окружены более конкретными и менее употребительными словами. Чем более специализированным является значение слова, тем реже оно используется, тем более тяготеет к периферии» [Кузнецова 1982: 89].

Организация компонентов ЛСГ имеет иерархический характер: все элементы её связаны с базовыми (опорными) словами, значение которых носит очень общий, малосодержательный характер и представлено, помимо категориальной семы, не более чем одним – двумя дифференциальными признаками. Например,

Тематическую группу составляют слова, имеющие в своём значении интегральную эксплицитную или имплицитную гиперсему, которая называет единицу уровня обобщения. Одна и та же лексема по разным семемам может входить в разные тематические группы. Например,

роза, гиацинт, шафран, лютик, василек – цветы;

деревянный, железный, пластмассовый, гипсовый – материал.

Синонимический ряд (далее – СР) состоит из слов, относящихся к одной части речи, значения которых содержат тождественные элементы, «противопоставленные по таким семантическим признакам, которые в определённом контексте становятся несущественными» [Шмелёв, 2005: 196].

Ю.Д. Апресян выделяет точные синонимы (толкования двух слов полностью совпадают: труд – работа, спелый – зрелый, орфография – правописание) и неточные, или квазисинонимы (их лексические значения имеют общую часть: вьюга – метель- снегопад- буран).

Выделяют также стилистические синонимы. К ним относят слова, отличающиеся в основном «стилистической окраской», сферой применения и т.д. Например: лицо – лик- физиономия; губы – уста; есть – кушать – жрать).

Синонимы, объединённые на основе тождества или близости значений, образуют незамкнутые синонимические ряды, различные по своему количественному составу – это может быть пара (конь – лошадь, выздоравливать – поправляться, бездомный – бесприютный) или многочлен (умереть – преставиться – загнуться – помереть – скончаться и пр.) В каждом СР выделяется доминанта – основное слово с обобщающим, стилистически нейтральным значением. По отношению к доминанте все остальные члены ряда являются зависимыми.

Все слова СР должны быть синонимичны не только доминанте, но и друг другу, т.е. абсолютно все члены СР объединяются каким-либо общим значением. Если это условие не выполняется, то СР составлен неверно.

Антонимическая пара (далее – АП) - наименьшее объединение слов лексической системы современного русского языка. АП состоит из двух слов «разного звучания, которые выражают противоположные, но соотносительные друг с другом понятия» [Шанский 1972: 64]. Дифференциальным признаком антонимии является наличие семы «не», входящей в своё значение и всё содержание позитивного члена (голодный – испытывающий голод, - сытый – не испытывающий голода,; здороветь – становиться здоровым, болеть - становиться нездоровым, больным).

Антонимы могут быть однокоренными и разнокорневые. В однокоренных антонимах противопоставление объясняется префиксом, при помощи которого они образованы (вливать – выливать, моральный – аморальный). Разнокорневые антонимы содержат противопоставление в своей семантике (шумный – тихий, жар – холод).

Основную группу антонимов составляют слова, обозначающие качественное, количественное, временное или пространственное значения. Само выделение таких характеристик возможно только как расчленение данных признаков при помощи противопоставленных друг другу значений. «Антонимическая противопоставленность слов является в таком случае конструктивно необходимой для них» [Шмелёв 2005: 205].

Одно многозначное слово имеет несколько антонимов. Так, слово твёрдый имеет антонимы: мягкий (твёрдый, как камень – мягкий, как воск), жидкий (твёрдое и жидкое состояние тела), неуверенный (твёрдым шагом – неуверенным шагом).

Синтагматические отношения

Синтагматические отношения, в отличие от парадигматических отношений, существующих в языке как в системе и остающихся за пределами конкретных высказываний, рассматриваются непосредственно в рамках речи, «как факт текста» [Шмелёв 2005: 214]. Эти отношения проявляются в правилах сочетания лексических единиц, в связях слов с конкретными партнёрами в высказывании. «Эти связи определяются реальными связями явлений действительности, которые составляют содержание мысли, выраженной в предложении» [Кузнецова 1982].

Слова в предложении сочетаются по определённым правилам, объективно закреплённым в языке. Эта связь определяется особой согласованностью слов: «наличие общих семантических компонентов в содержании лексических значений слов предопределяет способы их функционирования в составе предложения» [Кузнецова 1982]. Общие семы, повторяясь в словах одного предложения, «как бы поддерживают друг друга, обеспечивая взаимную однозначность слов» [Кузнецова 1982]. Например, во фразе Шофёр поставил машину в гараж дважды повторяется сема, помещение, (в глаголе поставить и существительном гараж), дважды представлена сема, вождение, (в словах шофёр и машина), трижды сема, транспортное средство, (в словах шофёр, гараж, машина).

Слово как составная часть предложения может находиться в такой позиции, что семантические признаки его основного, внетекстового значения будут поддерживаться контекстом. Например, для прилагательного зелёный таким контекстом будут существительные с семой зелёный цвет: трава, дерево, лист. Слово в таком случае реализует своё основное значение, а фраза в целом перенасыщена.

В тех случаях, когда контекст не поддерживает всех компонентов основного значения слова, или даже противоречит им, отдельные семантические компоненты «отходят на второй план («погашаются») и могут совсем исчезнуть из семантической структуры слова» [Гак 1972: 371], или, наоборот, возможна актуализация потенциальных сем. Так или иначе, это приводит к «семантическому варьированию слова, которое всегда бывает контекстно обусловлено» [Кузнецова 1982].

Связи слов определяются, по Кузнецовой, тремя факторами: словесно-грамматическим (морфологическим), лексическим и синтаксическим.

Словесно-грамматический фактор проявляется в соотнесённости слова с грамматическими значениями контекстных партнёров. Наиболее ярко эта соотнесённость проявляется в глаголах сильного управления, требующих от именных уточнителей определённой грамматической формы (состоять из чего и состоять в чём, справиться с чем и справиться о чём), а также для некоторых имён существительных и прилагательных (литр чего, положение о чём, склонный к чему, зависимый от чего).

Лексический фактор проявляется в соотнесённости значения слова с семантическими признаками, которые содержатся в лексических значениях слов, его окружающих. В тексте обычно сочетаются слова, имеющие общие элементы в семантике. Например, при глаголе резать обычны существительные нож, ножницы, при глаголе лаять – существительные собака, щенок и т.д.

Лексическая сочетаемость может быть очень широкой, а может быть ограниченна определённым списком слов: вдыхать (воздух, пар, запах), удить (рыба, щука, сом).

Для устойчивых сочетаний характерна крайняя узость лексической сочетаемости, которая ограничивается обязательной связанностью данного слова только с одним – двумя словами: возлагать надежды, кромешная тьма и др.

Синтаксический фактор проявляется в зависимости значения слова от структуры предложения. Функция, выполняемая словом в структуре предложения, влияет на лексическое значение слова. Так, местоимение что имеет вопросительное значение, функционируя в простом вопросительном предложении (Что будем делать?), и относительное значение, если выступает в роли союзного слова в придаточной части сложного предложения (Мы верим, что победим).

Таким образом, синтагматические отношения проявляются в правилах сочетания лексических единиц, в связях слов с конкретными партнёрами в высказывании. «Эти связи определяются реальными связями явлений действительности, которые составляют содержание мысли, выраженной в предложении» [Кузнецова 1982].

Синтагматические отношения: связи слов определяются, по Кузнецовой, тремя факторами: словесно-грамматическим (морфологическим), лексическим и синтаксическим.

Словесно-грамматический фактор проявляется в соотнесённости слова с грамматическими значениями контекстных партнёров.

Лексический фактор проявляется в соотнесённости значения слова с семантическими признаками, которые содержатся в лексических значениях слов, его окружающих.

Синтаксический фактор проявляется в зависимости значения слова от структуры предложения.

Выводы

В современной лингвистике господствующим является антропоцентрический подход, в центре внимания которого находится человек. Исследователи изучают, как в речи людей отражается сознание, система ценностей, а также как в системе языка отражается человек. В рамках данного подхода выделяется когнитивная лингвистика, объектом изучения которой является человеческое мышление.

Под КМ понимается «целостный глобальный образ мира, являющийся результатом всей духовной активности человека, а не какой-либо одной ее стороны» [Серебрянников 1988: 19].

В основе картины мира лежит познание человеком окружающей действительности, его представления о мире. Человек мыслит целыми понятиями, а язык есть средство выражения различных представлений. Понятийный и языковой уровни оказываются взаимодействующими, но одновременно и самостоятельными модулями сознания (А.А. Потебня, Б.А. Серебренников). Поэтому в лингвистике следует различать два типа КМ: концептуальную и языковую.

ЯКМ – совокупность знаний человека о мире, запечатленных в языковой форме (Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова, Е.С. Кубрякова и др.).

ККМ – отраженное в сознании, представление о мире. «Концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в её образовании, по всей видимости, участвуют различные типы мышления» [Серебренников 1988: 107].

Существует ЯКМ национального сознания (НКМ), которая отражает представления о действительности определённого социума, а также ЯКМ отдельного человека, индивидуальная КМ, эксплицирующая, представления о мире конкретной языковой личности.

Языковой презентацией фрагмента картины мира является семантическое поле. В художественном тексте презентацией фрагмента художественной картины мира является ассоциативно-смысловое поле (АСП).

Структура любого поля предполагает наличие ядра и периферии. Для АСП ядро – это имя поля. В центральной части поля располагаются наиболее значимые, многократно повторяющиеся ассоциаты-реакции на слово-стимул. Менее частотные ассоциаты относятся к периферийной части поля.

Поле состоит из иерархически организованных элементов, объединённых на основе парадигматических и синтагматических отношений.

В дипломной работе предпринимается попытка рассмотреть фрагмент индивидуальной картины мира говорящего субъекта (повествователя), содержащий его представления о еде, и проанализировать парадигматические и синтагматические отношения, существующие между словами, входящими в АСП «еда» поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Глава 2. Ассоциативно-смысловое поле «еда» как презентация фрагмента картины мира повествователя

2.1. Повествователь в поэме «Мертвые души» Н.В. Гоголя

В филологических исследованиях принято разграничивать автора произведения и внутритекстового повествователя. В дипломной работе мы исследуем внутритекстового повествователя, созданного Н.В.Гоголем в поэме «Мертвые души» и, конечно, понимаем, что Н.В.Гоголь и повествователь не тождественны. Но здесь хочется сделать замечание, что любовь к еде – это особенность самого Николая Васильевича, которую он передал повествователю поэмы.

О любви Н.В.Гоголя «вкусно покушать» вспоминали многие его современники. Приведем несколько примеров из книги В.В.Вересаева «Гоголь в жизни».

«К числу особенностей Гоголя принадлежали, по словам Золотарева, его оригинальность в одежде и чрезвычайный аппетит. Аппетитом Гоголь обладал чрезвычайным. Он любил и много, и хорошо покушать. «Бывало, зайдем мы, – рассказывал Золотарев, – в какую-нибудь тратторию пообедать; и Гоголь покушает плотно, обед уже кончен. Вдруг входит новый посетитель и заказывает себе кушанье. Аппетит Гоголя вновь разгорается, и он, несмотря на то, что только что пообедал, заказывает себе или то же кушанье, или что-нибудь другое». Из наиболее любимых Гоголем блюд было козье молоко, которое он варил сам особым способом, прибавляя туда рому (последний он возил с собой во флаконе). Эту стряпню он называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: «Гоголь любит гоголь-моголь»» [Вересаев 1990: 234].

М.П. Погодин вспоминал: «Первою заботою Гоголь почел устроить утреннее чаепитие. Запас отличного чаю у него никогда не переводился, но главным делом для него было набирать различные печенья к чаю. И где он отыскивал всякие крендельки, булочки, сухарики, – это уже только знал он, и никто более. Всякий день являлось что-нибудь новое, которое он давал сперва всем отведывать, и очень был рад, если кто находил по вкусу, и одобрял выбор какого-нибудь особенною фразою. Ничем более нельзя было сделать ему удовольствие. У самого папы не бывало, думаю, такого богатого и вкусного завтрака, как у нас. Начинаются наливанья, разливанья, смакованья, подчиванья и облизыванья. Ближе часа никогда нельзя было управиться с чаем. «Довольно, довольно, пора идти!» – «Погодите, погодите, успеем. Еще по чашечке, а вот эти дьяволенки, – отведайте,– какие вкусные! Просто – икра зернистая, конфетки!»» [Вересаев 1990: 248-249]. Читая воспоминания М.П.Погодина, мы обратили внимание на то, что Н.В.Гоголь был большим любителем «крендельков, булочек, сухариков». Эта черта стала характерною для некоторых героев поэмы «Мертвые души».

М.П. Погодин рассказывал также: «Расскажу еще кстати один анекдот о Гоголе. После чаю он обыкновенно водил нас по Риму, и к двум часам приводил в гостиницу Лепри на Корсо или Scalinata, близ Piazza di Spagna, обедать; но сам никогда ничего не ел, говоря, что не имеет аппетита, и что только часам к шести может что-нибудь проглотить. Так он оставлял нас, и мы после обеда шли к Шевыреву, или к учителю, который давал нам итальянские уроки, так продолжалось недели две. Однажды вечером встретился я у княгини Волконской с Бруни и разговорился о Гоголе.– «Как жаль сказал я,– что здоровье его так медленно поправляется!» – «Да чем же он болен?» – спрашивает меня с удивлением Бруни.– «Как чем? – отвечаю я, – разве вы ничего не знаете? У него желудок расстроен; он не может есть ничего». «Как не может, что вы говорите? – воскликнул Бруни, захохотав изо всех сил, – да мы ходим нарочно смотреть на него иногда за обедом, чтоб возбуждать в себе аппетит: он ест за четверых. Приходите, когда угодно, около шести часов к Фалькони». Отправились мы гурьбой на другой день в Фалькони. Это была маленькая, тесненькая траттория, в захолустье, вроде наших харчевен, если и почище, то немного. Но Фалькони славился отличной, свежей провизией. Мы пришли и заперлись наглухо в одной коморке подле гоголевской залы, сказав, что хотим попировать особо, и спросили себе бутылку Дженсано. К шести часам, слышим, действительно, является Гоголь. Мы смотрим через перегородку. Проворные мальчуганы, camerieri, привыкшие к нему, смотрят в глаза и дожидаются его приказаний. Он садится за стол и приказывает: макарон, сыру, масла, уксусу, сахару, горчицы, равиоли, броккали… Мальчуганы начинают бегать и носить к нему то то, то другое. Гоголь, с сияющим лицом, принимает все из их рук за столом, в полном удовольствии, и распоряжается: раскладывает перед собой все припасы, – груды перед ним возвышаются всякой зелени, куча склянок со светлыми жидкостями, все в цветах, лаврах и миртах. Вот приносятся макароны в чашке, открывается крышка, пар повалил оттуда клубом. Гоголь бросает масло, которое тотчас расплывается, посыпает сыром, становится в позу, как жрец, готовящийся совершать жертвоприношение, берет ножик и начинает разрезывать… В эту минуту наша дверь с шумом растворяется. С хохотом мы все бежим к Гоголю. – «Так-то, брат, – восклицаю я, – аппетит у тебя нехорош, желудок расстроен? Для кого же ты это все наготовил?» Гоголь на минуту сконфузился, но потом тотчас нашелся и отвечал с досадою: – «Ну, что вы кричите, разумеется, у меня аппетита настоящего нет. Это аппетит искусственный, я нарочно стараюсь возбудить его чем-нибудь, до черта с два, возбужу, как бы не так! Буду есть, да нехотя, и все как будто ничего не ел. Садитесь же лучше со мной; я вас угощу». – «Ну, так угости. Мы хоть и пообедали, но твои искусственные приготовления такие аппетитные…» – «Чего же вы хотите? Эй, камериере, принеси!» – и пошел, и пошел: agrodolce, di cigno, pelustro, testa di suppa Inglese, moscatello и пр., и пр. Началось пирование, очень веселое. Гоголь уписывал за четверых и все доказывал, что это так, что все это ничего не значит, и желудок у него расстроен» [Вересаев 1990: 250-251].

Эту любовь к еде Н.В.Гоголь передал и повествователю, который, рассказывая о том, как Чичиков «закусывал и подкреплялся», признается: «Автор весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей». Конечно, это признание иронично, но оно создает образ повествователя.

Следующее утверждение повествователя позволяет «вывести формулу счастья»: «…господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросёнка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чём не бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с соловьиным плёсом так, что уже пронимает аппетит, - вот эти господа, точно пользуются завидным даянием неба!» Если серьезно воспринимать это высказывание, то можно сделать вывод, что счастливый человек, по мнению говорящего, это тот, кто может много и с удовольствием кушать.

В филологических исследованиях разграничивают повествователя и рассказчика-персонажа. Так, Е.В.Падучева выделяет диегетического повествователя и экзегетического повествователя.

Диегетический повествователь – это рассказчик, который является одним из персонажей текста, совершает какие-то поступки, имеет хотя бы минимальную биографию. Диегетический повествователь присутствует в традиционном нарративе перволичной повествовательной формы. К этому типу повествователей могут быть отнесены Рудый Панько (Предисловия к первой и второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки»), дьячок ***ской церкви Фома Григорьевич («Вечер накануне Ивана Купала», «Пропавшая грамота», «Заколдованное место»), Степан Иванович Курочка («Иван Федорович Шпонька и его тетушка»), художник Б. («Портрет»), почтмейстер, рассказавший «Повесть о капитане Копейкине» («Мертвые души»).

Экзегетический повествователь не персонифицирован, он не входит во внутренний мир текста, как, например, повествователь «Петербургских повестей» или «Мертвых душ», который проявляет себя только как субъект оценок, диалогических реакций и лирических/риторический отступлений.

В дипломной работе мы исследуем экзегетического повествователя и используем более традиционный термин – повествователь.

Ю.В. Манн в известной книге «Поэтика Гоголя» пишет, что повествователь «Мертвых душ» выступает в поэме как: 1) историк-свидетель, и 2) творец. Приведем фрагменты из книги Ю.В. Манна.

Повествователь – историк-свидетель

«В одной из начальных глав (во II) повествователь в духе Филдинга называет себя «историком»: Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя» [Манн 1996: 310]. И далее: «Можно выделить в романе большую группу сигналов, указывающих на свидетельскую позицию автора. Автор является таинственным соглядатаем, невидимо сопутствующим своим персонажам. Больше того, в своей функции рассказывания он якобы зависит от объективного протекания событий и должен строго считаться с последним. Таков прием паузы в событиях, в которую автор должен уместить свое отступление от темы. «Хотя время, в продолжение которого они (Чичиков и Манилов) будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома». При этом точно фиксируется сам момент отступления от основного хода событий, как затем и момент возвращения к нему: «...мне пора возвращаться к нашим героям, которые стояли уже несколько минут перед дверями гостиной...»» [Манн 1996: 310].

Повествователь – творец

«Но, с другой стороны, «Мертвые души» предлагают множество таких знаков и моментов, которые оттеняют роль автора как творца. Прежде всего – это лирические отступления, которые в историко-литературном смысле подхватывают традицию филдинговских отступлений. Хотя у Гоголя отступления нигде не оформлены в самостоятельные главы, но они довольно обширны, а самое главное – обнаруживают те же два направления, что и у Филдинга: на рассказанное и на саму функцию рассказывания (по терминологии Ролле, первое – это «рефлексия», второе – «комментарий»). Примеры первого – рассуждения о типичности Коробочки или Ноздрева; о мертвящем дыхании «грядущей впереди старости»; о переменах, пережитых «автором» со времени «юности»; и т. д. Примеры второго – о трудности обрисовки людей, подобных Манилову; об эффектности Ноздрева как объекта изображения художника и др.» [Манн 1996: 312-313]. Приведем пример, в котором повествователь выступает как создатель (Творец) своего произведения: «Для читателя будет не лишним познакомиться с сими двумя крепостными людьми нашего героя. Хотя, конечно, они лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, – но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то, что сам человек русский, хочет быть аккуратен, как немец».

Таким образом, в поэме «Мертвые души» повествователь представлен в нескольких ипостасях: историк-свидетель и творец произведения. Для описания фрагмента картины мира повествователя, отражающего его представления о еде, проанализируем АСП «еда», созданное в тексте поэмы.

2.2. Парадигматические отношения слов АСП «еда» в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души»

Рассматривая фрагменты поэмы «Мертвые души», содержащие слова семантического поля «еда», мы анализируем парадигматические и синтагматические отношения, которые существуют у этих слов в произведении. Начнем анализ с парадигматических отношений.

Опираясь на «Семантический словарь русского языка» Н.Ю. Шведовой, мы представим классификацию слов анализируемого поля в поэме «Мертвые души». Здесь мы выделили такие парадигмы: 2 тематические группы (далее ТГ): 1) Блюда и 2) Дары природы.

1. ТГ «Блюда»

В поэме «Мертвые души» сюда входят такие подгруппы: супы и другие (первые) блюда, изделия из теста, соусы и др.

а) Супы и другие (первые) блюда: суп, 500-рублевая уха с двухаршинными стерлядями, стерляжья уха с налимами и молоками, щи, уха ершовая;

б) Мясо млекопитающих, птиц; блюда из него:

- само мясо млекопитающих: поросенок с хреном и со сметаною, холодная телятина, жареная баранина, свиные котлеты;

- внутренние органы и железы животных, употребляемые в пищу; кушанья из них: мозги с горошком, няня, баранья печенка, копченые языки, свиной сычуг;

- мясные блюда:

а) мясо птицы: жареная курица, пулярка жареная, вареная курица, индюк;

б) блюда из любого мяса: запеканная колбаса с луком, жаркое, сосиска с капустой, ветчина, фрикасе;

в) блюда, приготовляемые из разных круп: каша;

г) собственно мясо, кости: бараний бок с кашей;

в) Блюда и их компоненты, изготовляемые из разных продуктов; наборы: гарнир;

г) Изделия из теста:

а) хлебные и мучные изделия: булка, сухарь, лепешки с припеками, калач, пряженцы;

б) мучные кондитерские изделия: пряник, пирожное;

в) другие разные (печёные, вареные, жареные) изделия из теста: расстегай, кулебяка, блины, слоёный сладкий пирожок, холодный пирог, ватрушка, пирог пресный с яйцом, скородумки, шанишки, пряглы, кокурки, пирог-курник, пирог-рассольник, пирог с головизною, пирог с груздями, кулебяка;

г) культовая пища: кулич;

д) Блюдо по назначению: хлеб-соль;

е) Соусы: соус;

ж) Молочные изделия: сыр;

з) Конфеты. Варенье: конфеты; редька, вареная в меду.

2. ТГ «Дары природы»

В эту группу входят: мясо рыбы, рыбные изделия, овощи и др.

а) Мясо рыбы, рыбные изделия:

- мясо рыбы: осётр, сёмга, белуга, селедка, севрюпеки, щука, караси;

- рыбные блюда; части мяса рыбы: сушеная рыба, разварная рыба, икра паюсная, балык, икра свежепросольная, фарш из снеточков;

- мясо моллюсков, рептилий, раков: устрицы, морские пауки, раки, лягушки;

б) овощи: соленые огурцы;

в) грибы: грибки, губина, соленые грузди и опенки;

г) орехи: орехи.

Таким образом, мы видим, что в поэме ассоциативно-смысловое поле (далее АСП) «еда» представлено множеством элементов. Эти элементы очень разнообразны и выполняют в тексте поэмы различные функции, о которых мы скажем дальше.

В поэме «Мертвые души» часто в одном фрагменте содержится не одно наименование блюда или изделия, а сразу несколько. Эти наименования составляют целую парадигму. Приведем пример,

« - Прошу покорно закусить, - сказала хозяйка.

Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы , блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с творогом, припекой со снеточками, и невесть чего не было». В данном примере представлены слова ТГ «Изделия из теста»: пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками. Неслучайно такое разнообразие изделий из теста именно у Коробочки. Это характеризует ее как любительницу пирогов, калачей и т.п.

Эта же характеристика повторяется и в описании «экипажа» Коробочки: «Он (странный экипаж) не был похож ни на тарантас, ни на коляску, ни на бричку, а был скорее похож на толстощекий выпуклый арбуз, поставленный на колеса. Щеки этого арбуза, то есть дверцы, носившие следы желтой краски, затворялись очень плохо по причине плохого состояния ручек и замков, кое-как связанных веревками. Арбуз был наполнен ситцевыми подушками в виде кисетов, валиков и просто подушек, напичкан мешками с хлебами, калачами, кокурками, скородумками и кренделями из заварного теста. Пирок-курник и пирог-рассольник выглядывали даже наверх».

В данном примере много слов ТГ «изделия из теста»: хлеб, калач - пшеничный хлеб в форме замка с душкой, кокурка – сдобный пшеничный хлебец с запеченным внутри яйцом, крендель - витая сдобная булка, обычно напоминающая по форме восьмерку, пирог-курник – пирог, начиненный курицей и яйцами, в качестве начинки использовали и баранину, пирог-рассольник, скородумки. Важно, что все эти булочки, пироги находятся в «экипаже» Коробочки. Тем самым автор представляет ее, как запасливую, бережливую хозяйку, настоящую «коробочку».

Таким образом, в АСП «еда» поэмы «Мертвые души» входят слова ТГ «Блюда» и ТГ «Дары природы», перечисленные в этом пункте. Думается, что все они входят в центр АСП, т.к. частотны в тексте и играют важную роль в его смысловой организации. В поэме эти слова связаны со словами других тематических групп синтагматическими отношениями.

2.3. Синтагматические отношения слов АСП «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Со словами ТГ «Блюда» и ТГ «Дары природы» в поэме «Мертвые души» синтагматически связаны слова, называющие характеристики блюд, способы приема и приготовления пищи. Проанализируем эти связи.

2.2.1. Характеристики блюд

Слова, синтагматически связанные со словами АСП «еда» могут обозначать различные характеристики блюд: вкусовые качества, температура блюда, параметрические и временные характеристики. Приведем примеры.

Вкусовые качества

«Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как- то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам…» В этом примере названы вкусовые качества блюд: соленый, сладкий.

Температура блюда

«…покамест ему (Чичикову – У.Т.) все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового рассказывать всякий вздор…» В этом примере названы такие температурные характеристики: разогретый (разогреть - грея, согревая, сделать теплым, горячим), холодный (имеющий низкую температуру, не нагретый, не дающий или не содержащий тепла).

В следующем примере названа еще одна температурная характеристика – горячий: «Оканчивая писать, он потянул несколько к себе носом воздух и услышал завлекательный запах чего-то горячего в масле.

- Прошу покорно закусить, - сказала хозяйка».

Параметрические характеристики

В следующем примере блюдам дана периферийная, с точки зрения языка, характеристика. Здесь назван размер блюда «За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке – этим обед и кончился; но когда встали из-за стола Чичиков почувствовал в себе тяжести на целый пуд больше».

В данном примере мы обратили внимание на размер блюд: «ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки», «индюк ростом с теленка». Большой размер соответствует запросам персонажа (Собакевича), у которого Чичиков попробовал такой обед. И неслучайно «параметрическая характеристика» Чичикова, отобедавшего с Собакевичем, изменилась: он стал «на целый пуд» тяжелее. Конечно, эта гипербола. Но используется она для характеристики хозяина.

Мы считаем, что слова, называющие размер блюда, в языке находятся на периферии семантического поля «еда», а в тексте поэмы перемещаются в центр поля, т.к. имеет большое значение для характеристики персонажа.

Временные характеристики

Еще одной характеристикой, периферийной для семантического поля «еда», является временная характеристика, а в тексте она также перемещается в центр.

«Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как- то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового рассказывать всякий вздор…» В данном фрагменте пироги характеризуются по отношению ко времени: один назван вечным, вероятно потому, что всегда в трактирах бывал такой пирог, другой нарочно сберегаемый для проезжающих в течение нескольких неделей, т.е. долго хранившийся.

Таким образом, слова с семантикой еды оказываются синтагматически связанными со словами, обозначающими вкус (соленый, сладкий), температуру (горячий, холодный, разогретый), размер (ватрушка больше тарелки, индюк ростом с теленка), временные характеристики (вечный, нарочно сберегаемый в течение нескольких неделей, всегда готовый к услугам).

2.2.2. Способы «поглощения» пищи

Названия блюд, продуктов синтагматически связаны также со словами, называющими способы приема пищи.

В поэме «Мертвые души» разнообразны глаголы, характеризующие способы приема, «поглощения» пищи персонажами. Рассмотрим примеры.

«Вот оно как! – подумал про себя Чичиков. – хорошо же, что я у Собакевича перехватил ватрушку да ломоть бараньего бока». В этом примере глагол перехватить (наскоро съесть чего-нибудь, закусить (прост.)) называет один из способов приема пищи.

В следующем примере приведена сравнительная характеристика «способов» еды двух персонажей: Манилова и Собакевича. Эту характеристику дает хозяйка придорожного трактира: «…Манилов будет повеликатней Собакевича, велит тот час сварить курицу, спросит и телятинки; коли есть баранья печенка, то и бараньей печенки спросит, и все только что попробует, а Собакевич одного чего-нибудь спросит, да уж зато все съест, даже подбавки потребует за ту же цену». Как видим из этого описания, Манилов только попробует блюдо. В словаре значение слова пробовать – «есть для пробы, чтобы определить вкус, готовность чего-н.», но в данном тексте актуализируется значение «съесть немного». Собакевич же все съест, да еще подбавки потребует (требовать – просить настоятельно, не допуская возражений). Соответственно хозяйка трактира делает вывод, что «Манилов будет повеликатней Собакевича». Повеликатней – просторечный вариант слова поделикатней (деликатный - вежливый, мягкий в обращении).

Основательность в еде Собакевича ярко представлена и в таком контексте, содержащем слова и комментарии повествователя.

«Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, так душа требует», – Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока, к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки».

Съел - (принять пищу), обгрыз - (сгрызть, объесть снаружи, с краев), обсосал - (пососать кругом, со всех сторон). Эти три глагола совершенного вида указывают на законченность действия, что подтверждает и выражение до последней косточки.

В следующем примере значение «съел» появляется у слов, узуальные значения которых не связаны с приемом пищи.

«Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к осетру, и, покамест все пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем и, сказавши: «А какого вам, господа, покажется вот эта произведенье природы?» - подошел было к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не он, и, подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбу. Отделавши осетра, Собакевич сел в кресла и уж более не ел, не пил, а только жмурил и хлопал глазами. Полицеймейстер, кажется, не любил жалеть вина: тостам не было числа». В данном примере обратим внимание на следующие слова: доехал и отделавши. Слово доехал в этом контексте выступает в значении «доел». Это метафорический перенос, появившийся в тексте у глагола движения, в значении которого есть указание на преодоление расстояния (возможно, большого). Слово отделавши в данном контексте приобретает значение «съел до конца», тогда как в языке значение этого слова – «». Безусловно, эти слова помогают передать иронию повествователя. В этой сцене детализированное изображение способов еды персонажа используется автором для усиления комического эффекта. Собакевич «… оставив без всякого внимания все мелочи, пристроился к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего». А затем переключился на маленькую рыбешку, показывая таким образом свою непричастность к исчезновению осетра. Эта ситуация помогает раскрыть и личность героя, и некоторые черты его характера.

Таким образом, слова с семантикой еды оказываются синтагматически связанными со словами, характеризующими способы приема пищи: перехватил, попробует, съест, огрыз, обсосал, доехал, отделавши и т.д.

Слова, у которых в данном тексте появляются переносные значения, связанные с приемом пищи, тоже принадлежат АСП «еда» в поэме Н.В. Гоголя.

2.2.3. Способы приготовления блюд

Способы приготовления блюд, представленные в поэме, тоже разнообразны. Приведем примеры.

«Нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла (спекать, спечь что, испекать, испечь) блинов; хорошо бы также загнуть (1. Согнув, завернуть, подвернуть конец, край чего-нибудь.) пирог пресный с яйцом, у меня славно загибают, да и времени берет немного». Хозяйка вышла с тем, чтобы привести в исполненье мысль насчет загнутия пирога, и вероятно пополнить ее другими произведениями домашней пекарни и стряпни…» В данном примере назван интересный способ приготовления пирога: загнуть (согнув, завернуть, подвернуть конец, край чего-нибудь.) пирог. В речи повествователя используется производное слово загнутие от слова загнуть, которое употребляет Коробочка, вероятно, это окказионализм, который является способом выражения авторской иронии.

Встречаются и «традиционные» способы приготовления еды: «На сороке тащились они полтора дни слишком; на дороге ночевали, переправлялись через реку, закусывали холодным пирогом и жареною бараниною и только на третий день утром добрались до города». Здесь баранину жарили.

Богатый «репертуар» способов приготовления блюд встречаем в тех главах, которые посвящены Петуху. Приведем большой, но очень яркий пример, в котором представлены разнообразные способы приготовления блюд: «Хозяин заказывал повару, под видом раннего завтрака, на завтрашний день, решительный обед. И как заказывал! У мертвого родился бы аппетит. И губами подсасывал, и причмокивал. Раздавалось только: «Да поджарь, да дай взопреть хорошенько!» А повар приговаривал тоненькой фистулой: «Слушаю-с. Можно-с. Можно-с и такой».

- Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол положи ты мне щеки осетра да вязигу, в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого…

- Слушаю-с. Можно будет и так.

- Да чтобы с одного боку она, понимаешь – зарумянилась бы, а с другого пусти ее полегче. Да и исподку-то, исподку-то, понимаешь, пропеки ее так, чтобы рассыпалась, чтобы всю ее проняло, знаешь, соком, чтобы и не услышал ее во рту – как снег бы растаяла…

- Да сделай ты мне свиной сычуг. Положи в середку кусочек льду, чтобы он взбухнул хорошенько. Да чтобы к осетру обкладка, гарнир-то, гарнир-то чтобы был побогаче! Обложи его раками, да поджаренной маленькой рыбкой, да проложи фаршецом из снеточков, да подбавь мелкой сечки, хренку, да груздочков, да репушки, да морковки, да бобков, да нет ли еще там какого коренья?»

- Можно будет подпустить брюкву или свеклу звездочкой, - сказал повар.

- Подпусти и брюкву, и свеклу. А к жаркому ты сделай мне вот какую обкладку…

- Пропал совершенно сон! – сказал Чичиков, переворачиваясь на другую сторону, закутал голову в подушки и закрыл себя всего одеялом, чтобы не слышать ничего. Но сквозь одеяло слышалось беспрестанно: «Да поджарь, да подпеки, да дай взопреть хорошенько». Заснул он уже на каком-то индюке».

В данном примере мы выделили следующие способы приготовления блюд: поджарь, дай взопреть - (преть - медленно поспевать на жару, на небольшом огне.), подпустить - (подпустить - добавить жидкости во что-нибудь (разг.)), подпеки. Эти глаголы являются не только средством характеристики персонажа, но и средством создания иронии.

Проанализировав данные примеры, мы делаем вывод, что в центр АСП «еда» в тексте поэмы входят также слова, обозначающие способы приготовления блюд: спекла, загнуть, поджарь, дай взопреть, пропеки, подбавь, подпустить, сделай, подпеки и т.д., т.к. они важны для смысла текста.

2.2.4. Другие действия с едой

В поэме встретились слова, с помощью которых повествователь изображает, как персонаж берет себе часть блюда.

« - Щи, моя душа, сегодня очень хороши! – сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками». Отвалить – (заставляя валиться, отодвигать, откидывать в сторону (обычно что-л. тяжелое).

«Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, так душа требует», – Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока, к себе на тарелку…» Слово опрокинул в словаре имеет значение «перевернуть вверх дном или повалить на бок», а в тексте это слово означает «повалить к себе на тарелку». Возможно, оно подчеркивает неуклюжесть, неповоротливость Собакевича.

Со словами АСП «еда» в поэме оказались связаны и слова, обозначающие различные способы общения.

«Мужчины почтенных лет, между которыми сидел Чичиков, спорили громко, заедая дельное слово рыбой или говядиной, обмакнутой нещадным образом в горчицу и спорили о тех предметах, в которых он даже всегда принимал участие…» Здесь основное действие, обозначенное личным глаголом спорили, сопровождается добавочным действием, обозначенным деепричастием несовершенного вида – заедая. Слово заедая синтагматически связано со словом спорили , т.е. слово спорили оказывается включенным в АСП «еда».

В поэме есть примеры, в которых названы единичные действия с едой. Слова, называющие такие действия, на наш взгляд, можно отнести к периферии АСП «еда». Приведем примеры.

«Ужин был очень весел, все лица мелькавшие перед тройными подсвечниками, цветами, конфетками и бутылками, были озарены самым непринужденным довольством. Офицеры, дамы, фраки – все сделалось любезно, даже до приторности. Мужчины вскакивали со стульев и бежали отнимать у слуг блюда, чтобы с необыкновенною ловкостию предложить их дамам. Один полковник подал даме тарелку с соусом на конце обнаженной шпаги». В данном примере происходят следующие действия с едой отнимать- (отбирать что-л. силой), подавать - (давать, поднося, оказывая услугу, помогая). Такой пример только один.

Немногочисленны и примеры, в которых еда оказывается средством манипуляции.

«Нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла блинов; хорошо бы также загнуть пирог пресный с яйцом, у меня славно загибают, да и времени берет немного». Хозяйка вышла с тем, чтобы привести в исполненье мысль насчет загнутия пирога, и вероятно пополнить ее другими произведениями домашней пекарни и стряпни…» В данном примере Коробочка использует еду, как средство расположения к себе гостя. Задобрить – «расположить в свою пользу (подарками, услугами, лаской)».

«Потом в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного, садился в классе возле тех, которые были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, - признак подступающего голода, - он высовывал ему из- под скамьи, будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом». Данный эпизод из детства Чичикова, в этом примере еда выступает как средство спекуляции.

Таким образом, на наш взгляд, в центр АСП «еда» входят слова и выражения, играющие важную роль в смысловой организации текста. В центр поля мы отнесли слова, называющие характеристики блюд, способы приема и приготовления пищи. А на периферии оказались слова, называющие единичные действия, которые не связаны с характеристикой главных героев.

Рассмотрим, какие функции выполняют фрагменты поэмы со словами АСП «еда».

2.4. Функции фрагментов текста, содержащих слова АСП «еда»

Исследователи называют такие функции фрагментов, содержащих слова с семантикой еды: 1) функция украшения текста; 2) функция создания комических деталей; 3) функция характеристики персонажей и отношений между ними.

Функция украшения текста

Использование пищевых подробностей в качестве украшения текста. Сам сюжет для Гоголя, возможно, не очень важен, так как он сводится к однообразным переездам главного героя от одного помещика к другому. Таким образом, предметная детализация текста занимает в произведении первое место, скрашивая сюжет. Она сводится не только к подробному описанию местности, дома помещика, но и к пышному, развернутому описанию кулинарных реалий. «За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось потом комом в желудке».

Пищевые подробности, приведенные в тексте не всегда несут в себе какие-то важные, непосредственные значения. Гоголь, как истинный мастер слова, увлекается их описанием, созданием картины застолья, поэтому многие кулинарные реалии вводятся автором без особой цели. Самые мельчайшие подробности внешнего вида блюда, его составляющих, различные сравнения или приведение каких-либо фактов, касающихся состояния данного изделия помогает автору создать живую, даже мысленно осязаемую картину. «... щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам...»

Функция создания комических деталей – это использование слов с семантикой еды в качестве комических деталей. При создании комических сцен и ситуаций автор использует кулинарные подробности для усиления сатирического эффекта. Например, сцена праздничного завтрака у полицмейстера, во время которого Собакевич «…оставив без всякого внимания все мелочи, пристроился к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего». А за тем переключился на маленькую рыбешку, показывая таким образом свою непричастность к исчезновению осетра. Те же комические ситуации помогают раскрыть и личность героя, некоторые черты его характера.

Например, витание в облаках Манилова, который питается "по русскому обычаю" легкими щами, основательность Собакевича, предпочитающего съесть два блюда, да в меру, «как душа требует», жадность и скупость Плюшкина. «...у меня был славный ликерчик. Еще покойница делала... Козявки и всякая дрянь было напичкались туда [в графинчик], но я весь сор-то повынул и теперь вот чистая». Даже описывая внешний вид героев, Гоголь сравнивает лица Собакевичей с огурцом и «молдаванской тыквой». Манилов, человек приятный во всех отношениях, походит на большой кусок сахара. В нем все сахарное: и губы, и улыбка, и глаза. Таким образом, пищевые подробности являются неотъемлемой частью в описании не только быта героев, но и их личных качеств, портретов, поступков.

Мы считаем, что функция характеристики персонажей – это одна из главных функций фрагментов текста, содержащих слова с семантикой пищи.

Приведем примеры.

В следующем фрагменте говорится о характерах, проявляющихся в «гастрономических предпочтениях»: «Гости, выпивши по рюмке водки, темного оливкового цвета, какой бывает только на сибирских прозрачных камнях, из которых режут на Руси печати, приступили со всех сторон с вилками к столу и стали обнаруживать, как говориться, каждый свой характер и склонности, налегая кто на икру, кто на семгу, кто на сыр».

А Собакевич так заявляет о своих идеалах: «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа. Возьмите барана, - продолжал он, обращаясь к Чичикову, - это бараний бок с кашей. Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это все не то, это все выдумки это все! – Здесь Собакевич даже сердито покачал головою. – толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье – фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся!»

В этой пламенной речи Собакевич высказывает свое кредо: «У меня свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся!», от которого он, действительно, не отступает ни на шаг.

Интересна с точки зрения способов «приема» пищи характеристика Плюшкина. Сам он заявляет приехавшему Чичикову так: «Я давно уже отобедал а кухня у меня низкая, прескверная, и труба-то совсем развалилась: начнешь топить, еще пожару наделаешь».

Намерение героя читателю понятно: он не хочет угощать гостя. Поэтому в его речи появляется слово отобелал (отобедать - то же, что пообедать (устар.)), это глагол финитивного способа действия, указывающий на то, что процесс закончен. На окончание действия указывает и слово давно, усиливая/подчеркивая значение прошедшего действия.

После отъезда Чичикова Плюшкин «заглянул в кухню, где под видом того, чтобы попробовать хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и выбранивши всех за воровство и дурное поведение возвратился в свою комнату».

Попробовать – «отведать, повкусить», наелся препорядочно - «поесть чего-нибудь в большом количестве, довольно много (о значительном количестве чего-л.)».

Так повествователь изображает прижимистость, скупость, лицемерие героя. Плюшкин из-за чрезмерной скупости даже на собственных детей смотрит, как на дармоедов. Он чрезвычайно рад, что избавился от них, выгнав из дома. Одинокий, старый, выживающий из ума, он не вызывает жалости, а лишь отвращение, и вместе с повествователем хочется воскликнуть: «И до какой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком».

Одной из составляющих характеристики героя является описание его системы ценностей. Для героев поэмы «Мертвые души» еда занимает важное место в жизненных ценностях.

Еда в системе ценностей персонажа

Для Чичикова вкусный обед является одной из основных жизненных ценностей: «…ему мерещилась впереди жизнь во всех довольствах, со всякими достатками; экипажи, дом, отлично устроенный, вкусный обед – вот что беспрерывно носилось в голове его».

Этот фрагмент свидетельствует о том, что ценностями Чичикова являются всякие «довольства» (В словаре довольство – «чувство внутреннего удовлетворения, удовольствия») и «достатки» («материальное благо»). В тексте речь идет о материальных ценностях важных для героя: экипажи, дом, обед.

Известно, что Чичиков изменяется в зависимости от ситуации, в которую он попадает. В разговорах с помещиками меняются его декларации.

Так в гостях у Маниловых, «Хозяйка очень часто обращалась к Чичикову с словами: «Вы ничего не кушаете, Вы очень мало взяли». На что Чичиков отвечал всякий раз: «Покорнейше благодарю, я сыт, приятный разговор лучше всякого блюда»».

Здесь Чичиков заявляет, что приятный разговор лучше всякого блюда, т.к. это отражение системы ценностей Манилова, а не самого Чичикова.

А для Ноздрева еда не является большой ценностью.

«Закусивши балыком, они сели за стол близ пяти часов. Обед, как видно не составлял у Ноздрева главного в жизни; блюда не играли большой роли: кое-что и пригорело, кое-что и вовсе не сварилось. Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец – он сыпал перец, капуста ли попадалась – совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох – словом, качай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, видно, выйдет. Зато Ноздрев налег на вина; ещё не подавали супа, он уже налил гостям по большому стакану портвейна и по-другому госотерна, потому что в губернских и уездных городах не бывает простого сотерна…Он наливал очень усердно в оба стакана, и направо и налево, и зятю и Чичикову; Чичиков заметил, однако же, как-то вскользь, что самому себе он немного прибавлял».

Небрежность повара – свидетельство того, что и сам барин, Ноздрёв, не придавал особого значения еде. Не случайно повествователь делает вывод «Обед, как видно не составлял у Ноздрева главного в жизни». Более значимым для Ноздрёва являлось вино, поэтому повествователь и использует союз зато, употребляемый при выражении отношения возместительного противопоставления. В этом фрагменте, как и во многих других, слова АСП «еда» оказываются связанными с вином.

Еда является единственной ценностью в картине мира Петуха:

«(х) - Как отчего скучать? – оттого, что скучно.

(Петух) - Мало едите, вот и все. Попробуйте-ка хорошенько пообедать. Ведь это в последнее время выдумали скуку. Прежде никто не скучал.

- Да полно хвастать! Будто уж вы никогда не скучали?

- Никогда! Да и не знаю, даже и времени нет для скучанья. Поутру проснешься – ведь нужно пить чай, и тут ведь приказчик, а тут и на рыбную ловлю, а тут и обед. После обеда не успеешь всхрапнуть, а тут и ужин, а после пришел повар – заказывать нужно на завтра обед. Когда же скучать?» В данном примере еда оказывается противопоставлена скуке. Еда – это смысл жизни Петуха. Это самое важное, занимающее много времени и доставляющее огромное удовольствие.

Тем самым в АСП «еда» поэмы «Мертвые души» попадает слово скука, как слово, связанное антонимическими отношениями со словами завтрак, обед, ужин и их производными (завтракать, обедать, ужинать).

Это противопоставление ярко представлено и в следующих примерах:

а) « - А вот мы скуку сейчас прогоним, - сказал хозяин. – Бежи, Алексаша, проворней на кухню и скажи повару, чтобы поскорей прислал нам расстегайчиков. Да где ж ротозей Емельян и вор Антошка? Зачем не дают закуски? Но дверь растворилась. Ротозей Емельян и вор Антошка явились с салфетками, накрыли стол, поставили поднос с шестью графинами разноцветных настоек. Скоро вокруг подносов и графинов обстановилось ожерелье тарелок – икра, сыры, соленые грузди, опенки, да новые приносы из кухни чего-то в закрытых тарелках, сквозь которые слышно было ворчавшее масло». Прогнать скуку можно покушав, пообедав, позавтракав.

б) «С винами была та же история. Получивши деньги из ломбарда, Петр Петрович запасся провизией на десять лет вперед. Он то и дело подливал да подливал; чего ж не допивали гости, давал допить Алексаше и Николаше, которые так и хлопали рюмка за рюмкой, а вставали из-за стола – как бы ни в чем не бывали, точно выпили по стакану воды. С гостями было не то: в силу, в силу перетащились они на балкон и в силу поместились в креслах. Хозяин, как сел в свое, какое-то четырехместное, так тут же и заснул. Тучная собственность его превратилась в кузнецкий мех. Через открытый рот и носовые ноздри начала она издавать какие-то звуки, какие не бывают и в новой музыке. Тут было все – и барабан, и флейта, и какой-то отрывистый звук, точно собачий лай.

- Эк его насвистывает! – сказал Платонов.

Чичиков рассмеялся.

- Разумеется, если этак пообедать, - заговорил Платонов, - как тут прийти скуке! тут сон придет».

Приведенные выше примеры из поэмы «Мертвые души» помогают автору создать образ П.П. Петуха, показать его мировоззрение, систему ценностей, характер. Н.В. Гоголь все действия П.П. Петуха описывает в сравнении с едой, продуктами питания, которые он всегда густо расставляет на столе перед собой и своими гостями.

Интересы П.П. Петуха ограничены. Его цель жизни – вкусная еда. Он никчемный хозяин, так как ничем, кроме устройства еды на столе не занимается. У него завтрак, обед и ужин занимают одинаковое место за столом: «все, что есть, вали на стол, да побольше». Только от этого П.П. Петух получает полное удовольствие и удовлетворение, только тогда ему хорошо, когда он запасается «провизией на десять лет вперед».

В этих примерах мы снова видим зависимость персонажа от еды, чтобы не скучать он старается «хорошенько пообедать» и убедить всех, что лучшее средство от скуки – еда.

Выводы

Таким образом, в дипломной работе мы анализируем повествователя поэмы «Мертвые души», представленного в нескольких ипостасях: историк-свидетель и творец произведения.

Опираясь на «Семантический словарь русского языка» Н.Ю. Шведовой, мы представим классификацию слов анализируемого поля в поэме «Мертвые души». Здесь мы выделили такие парадигмы: 2 тематические группы (далее ТГ): 1) Блюда и 2) Дары природы.

Таким образом, мы видим, что в поэме ассоциативно-смысловое поле (далее АСП) «еда» представлено множеством элементов. Эти элементы очень разнообразны и выполняют в тексте поэмы различные функции, о которых мы скажем дальше.

Таким образом, в АСП «еда» поэмы «Мертвые души» входят слова ТГ «Блюда» и ТГ «Дары природы», перечисленные в этом пункте. Думается, что все они входят в центр АСП, т.к. являются названиями блюд и продуктов. В поэме эти слова связаны со словами других групп синтагматическими отношениями.

Слова, синтагматически связанные со словами АСП «еда» могут обозначать различные характеристики блюд: вкусовые качества, температуру блюда, параметрические и временные характеристики.

В поэме «Мертвые души» разнообразны глаголы, характеризующие способы приема, «поглощения» пищи персонажами.

Таким образом, слова с семантикой еды оказываются связанными со словами: приступили, налегая, пристроился, доехал, отделавши, попробует, съест, кушая, хлебнувши, отваливши, упишешь, закусить, выкушал и т.д.

Таким образом, в поэме «Мертвые души» еда может быть средством получения удовольствия, средством общения, средством спекуляции и т.д.

Тем самым в АСП «еда» поэмы «Мертвые души» попадает слово скука, как слово, связанное антонимическими отношениями со словами завтрак, обед, ужин и их производными (завтракать, обедать, ужинать).

Таким образом, фрагменты поэмы, содержащие слова с семантикой пищи, выполняют следующие функции: 1) функция украшения текста; 2) функция создания комических деталей; 3) функция характеристики персонажей и отношений между ними.

Гоголь не упускает ни одного случая, чтобы не описать трапезу, причем еда часто бывает обильная и тяжелая. Блюда и яства описываются иногда бегло, но чаще очень подробно.

В «Мертвых душах» Чичиков обедает решительно у всех помещиков, причем у всех по-разному. У Собакевича о каждом блюде ведется разговор. К столу подаются следующие блюда: щи, няня, т.е. бараний желудок, начиненный гречневой кашей, мозгом и ножками, бараний бок с кашей, ватрушка – каждая величиной с тарелку, индюк, набитый яйцами, рисом, печенками и «невесть чем, что все ложилось комом в желудке». Весь этот обед характеризует солидного Собакевича, У легкомысленного Ноздрева, наоборот, обед очень плох и вина кислые. Зато у Коробочки мастерски загибают пироги. Даже у Плюшкина Чичикову предлагают чай с заплесневевшим сухариком и ликер с попавшей в него мухой, что вполне соответствует характеру хозяина.

Когда Коробочка приезжает в город в своем странном экипаже, «пирог-курник и пирог-рассольник выглядывали даже наверх».

Убежденный и последовательный обжора – Петр Петрович Петух. Для него еда и угощение составляют единственное содержание всей жизни.

Таким образом, фрагменты поэмы, содержащие слова с семантикой пищи, выполняют следующие функции: 1) функцию украшения текста; 2) функцию создания комических деталей; 3) функцию характеристики персонажей.

Заключение

Мы познакомились с теоретическими работами, объектом изучения которых является картина мира (А. Вежбицкая, Б.А.Серебренников, В.А. Маслова, Ю.С. Степанов, и др.), феномен поля, семантического и ассоциативного (Н.С. Болотнова, Ю.Н. Караулов, А.А. Уфимцева, В.П. Абрамов и др.), повествователь (Е.В.Падучева, Ю. Манн), языковые особенности идиостиля Н.В. Гоголя (А. Белый, С.Г. Бочаров, В.В. Гиппиус, Л.Н. Еремина и др.).

Проанализировали парадигматические и синтагматические отношения слов ассоциативно-смыслового поля «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Смоделировали ассоциативно-смысловое поле «еда» в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

Выявили функции, которые выполняют фрагменты текста, содержащие

слова ассоциативно-семантического поля «еда».

Наша работа связана с когнитивной лингвистикой, которая изучает особенности сознания, мышления и языка, и одновременно с лингвокультурологией, которая изучает связи языка и культуры.

В нашей работе под КМ понимается «целостный глобальный образ мира, являющийся результатом всей духовной активности человека, а не какой-либо одной ее стороны» [Серебрянников 1988: 19].

ЯКМ – совокупность знаний человека о мире, запечатленных в языковой форме (Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова, Е.С. Кубрякова и др.).

ККМ – отраженное в сознании, представление о мире. «Концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в её образовании, по всей видимости, участвуют различные типы мышления» [Серебренников 1988: 107].

Существует ЯКМ национального сознания (НКМ), которая отражает представления о действительности определённого социума, а также ЯКМ отдельного человека, индивидуальная КМ, эксплицирующая, представления о мире конкретной языковой личности.

Семантическое поле – это презентация фрагмента картины мира в языке оно представляет собой лексико-семантическую группировку (парадигму) конкретного языка с учетом его культурного и национального своеобразия.

Структура любого поля предполагает наличие ядра и периферии. Для АСП ядро – это имя поля. В центральной части поля располагаются наиболее значимые, многократно повторяющиеся ассоциаты-реакции на слово-стимул. Менее частотные ассоциаты относятся к периферийной части поля. Ценность «периферийных» ассоциатов в том, что они продолжают ассоциирование в тех направлениях, которые были намечены в центральной зоне.

Поле состоит из иерархически организованных элементов, объединённых на основе парадигматических и синтагматических отношений. Парадигматические отношения характеризуются выделением в составе поля синонимических рядов, антонимических пар, лексико-семантических групп.

В поле выделяют ядро, из часто повторяющихся слов-ассоциаты, и периферию, которая содержит редко повторяющиеся или единичные ассоциаты.

Рассматривая ассоциации, функционирующие в тексте, Н.С. Болотнова выделяет три разновидности: референтные, когнитивные и языковые. Текстовые ассоциации служат средством интерпритации описываемых фрагментов действительности или дополнительным средством создания эстетически эффектного образа.

«Кулинария» – десятая муза в древнем Риме, серьезно волновала многих великих, среди них был и Гоголь. Живя в Риме, Гоголь, по свидетельству современников, специально ходил к тамошним поварам учиться их премудростям и затем потчевал своих соотечественников блюдами собственного приготовления. Если перечитать «Мертвые души» в несколько неожиданном кулинарном ракурсе, трудолюбиво пересчитав количество выпитых стаканов чаю или откушанных Чичиковым поросят, к которым он питал особое пристрастие; если пересмотреть меню данных в его и не в его честь обедов и завтраков, присесть за чичиковский столик в придорожных трактирах или в гостиничном нумере, - словом, вычерпать до дна весь съестной материал поэмы, то мы получим восхитительный ее оттиск, точнейшим образом (ни одной лишней ватрушки или рюмки не подвернется) дублирующий и характеры, и бег сюжета, и самую соль произведения. Кулинарный «репертуар», гениально приготовленный Гоголем, разумеется, не главная, но необходимейшая часть «Мертвых душ», без которой поэмы попросту не существовало бы.

«Мертвые души» в этом отношении дают богатейший материал для составления меню изображаемой эпохи, и все эти детали кухни и стола зафиксированы в соответствующих словах.

Главное свойство гоголевского дара особенно отчетливо проявилось в обрисовке характеров помещиков, в том числе и П.П. Петуха. Умение очертить двумя-тремя чертами «пошлость пошлого» человека, позволило поэме «Мертвые души» потрясти всю Россию. Социальная почва, на которой процветали петухи, Чичиковы, Собакевичи, Ноздревы, Маниловы, давно разрушена. А зло бюрократизма, лицемерия, накопительства по-прежнему неистребимо в человечестве. Сатира Гоголя необходима и нашему времени.

«Щи (у Манилова), грибки, пирожки, скородумки, шанишки, ппряглы, блины, лепешки со всякими припеками (у Коробочки), «няня», бараний бок, ватрушки, индюк, варенье (у Собакевича), пироги с головизною, с груздями, пряженцы, маслянцы, взваренцы (у полицеймецстера), мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый, сладкий слоеный пирожок (блюда, которыми угощают Чичикова в трактире), поросенок с хреном и со сметаною (еда Чичикова в трактире при дороге), свиные котлеты, разварная рыба (этим угощал Чичикова губернатор), фрикасе из баранины, устрицы (чем, по словам Собакевича, губернатор потчует гостей), котлетки с каперсами, кулебяка «на четыре угла», осетр, к которому в обкладку кладут «свеклу звездочкой, да снеточков, да груздочков, да… репушки, да морковки, да бобков», «свиной сычуг» с ледком (что заказывает Петух) и т.д.» [Боголепов 1952, 12].

Слова с семантикой пищи, используемые автором при создании комических образов героев, подчеркивает пародийность самого произведения. «Мертвые души» представляют собой некую гигантскую пародию " на исторические события в мировом масштабе и является как бы «русской Илиадой». Предметом пародии Гоголя становится сама героическая история. Куда бы не занесла судьба Чичикова, он всюду сталкивается с историческими личностями. На обеде у Манилова он становится свидетелем того, как юный Алкид грызет баранью кость, обмазывая себе при этом все щеки жиром. Во время завтрака у Коробочки главного героя, зорко смотрящий с портрета Кутузов наблюдал, как тот с аппетитом поглощал масленые блинчики и пресный пирог с яйцом. Во время комического путешествия героя-рыцаря Чичикова, он встречается с историческими деятелями, становится свидетелем сражений между ними (например, Фемистоклюс укусил Алкида за ухо) и сам принимает в них участие. Пародийный характер этого путешествия автору помогает раскрыть используемые им кулинарные подробности.

Таким образом, в дипломной работе мы анализируем повествователя поэмы «Мертвые души», представленного в нескольких ипостасях: историк-свидетель и творец произведения.

Опираясь на «Семантический словарь русского языка» Н.Ю. Шведовой, мы представили классификацию слов анализируемого поля в поэме «Мертвые души». Здесь мы выделили такие парадигмы: 2 тематические группы (далее ТГ): 1) Блюда и 2) Дары природы.

В поэме ассоциативно-смысловое поле (далее АСП) «еда» представлено множеством элементов. Эти элементы очень разнообразны и выполняют в тексте поэмы различные функции, о которых мы скажем дальше.

В АСП «еда» поэмы «Мертвые души» входят слова ТГ «Блюда» и ТГ «Дары природы», перечисленные в этом пункте. Думается, что все они входят в центр АСП, т.к. являются названиями блюд и продуктов. В поэме эти слова связаны со словами других групп синтагматическими отношениями.

Слова, синтагматически связанные со словами АСП «еда» могут обозначать различные характеристики блюд: вкусовые качества, температуру блюда, параметрические и временные характеристики.

В поэме «Мертвые души» разнообразны глаголы, характеризующие способы приема, «поглощения» пищи персонажами.

Таким образом, слова с семантикой еды оказываются связанными со словами: приступили, налегая, пристроился, доехал, отделавши, попробует, съест, кушая, хлебнувши, отваливши, упишешь, закусить, выкушал и т.д.

Также в поэме «Мертвые души» еда может быть средством получения удовольствия, средством общения, средством спекуляции и т.д.

Фрагменты поэмы, содержащие слова с семантикой пищи, выполняют следующие функции: 1) функция украшения текста; 2) функция создания комических деталей; 3) функция характеристики персонажей и отношений между ними.

Гоголь не упускает ни одного случая, чтобы не описать трапезу, причем еда часто бывает обильная и тяжелая. Блюда и яства описываются иногда бегло, но чаще очень подробно.

Список литературы

1. Абрамов В.П. Семантические поля русского языка. – М., 2003.

2. Абрамов В.П. Синтагматика семантического поля. – Ростов-на-Дону, 1992.

3. Анисимова Р.В. Отражение категории времени как одного из элементов картины мира // Текст как отражение картины мира. Сборник научных трудов – М., 1989. Выпуск 341.

4. Апресян Ю.Д. Дистрибутивный анализ значений и структурные семантические поля // Лексикографический сб., вып. 5. – М., 1962.

5. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. – М., 1974.

6. Арнольд И.В. Лексико-семантическое поле в языке и тематическая сетка текста // Текст как объект комплексного анализа в ВУЗе. – Л., 1984.

7. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. – СПб.,1999.

8. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. – М., 1988.

9. Ахапкина Я.Э., Бондарко А.В., Воейкова М.Д. и др. Проблемы функциональной грамматики: полевые структуры. – СПб., 2005.

10. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. – М., 2003.

11. Басырова Ф.А. О полевой структуре концептосферы «человек» // Теория поля в современном языкознании / под ред. Шафикова С.Г. Уфа, 2002.

12. Белый А. Мастерство Гоголя: Исследование. – М., 1996.

13. Бережан С.Г. Теория семантических полей // Проблемы языкознания. – М., 1967.

14. Бирюкова Е.В. Ассоциативно-семантическое поле как презентация концепта «семья» // Проблемы интерпретационной лингвистики: автор – текст – адресат. – Новосибирск, 2001.

15. Боголепов П.К. Язык поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души». – М., 1952.

16. Болотнова Н.С. Филологический анализ текста. Ч.4. Методы исследования. – Томск, 2003.

17. Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. – Томск, 1994.

18. Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. – М., 2001.

19. Бочаров С.Г. О стиле Гоголя // Теория литературных стилей: Типология стилевого развития нового времени. – М.,1976.

20. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. – М., 2001.

21. Вересаев В.В. Гоголь в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников. – Х., 1990.

22. Виноградов В.В. Мысли о современном русском языке. – М., 1969.

23. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. – М., 1980.

24. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1993.

25. Гак В.Г. Языковые преобразования. – М., 1998.

26. Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики // Проблемы структурной лингвистики. – М., 1972.

27. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М., 1981.

28. Гиппиус В.В. Гоголь. – Л., 1924.

29. Гус М. Живая Россия и «Мертвые души». – М., 1981.

30. Городецкий Б.Ю. К проблеме семантической типологии. – М., 1969.

31. Еремина Л.Н. О языке художественной прозы Гоголя. – М., 1987.

32. Ермилов В.В. Гений Гоголя. – М., 1959.

33. Зализняк А.А., Левонтина И.Б., Шмелёв А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. М., 2005.

34. Залевская А.А. Информационный тезаурус человека как база речемыслительной деятельности // Исследование речемышления в психолингвистике. – М., 1985.

35. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград, 2002.

36. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. – М., 1981.

37. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. – М., 1976.

38. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М., 1987.

39. Киферова З.Г. Лексико-семантическое поле как основная системообразующая единица языка // Теория поля в современном

языкознании. – Уфа, 1994.

40. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. – М., 1986.

41. Кузнецова Е.В. Лексикология русского языка. – Свердловск, 1982.

42.Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (18 – начало 19 века). – СПб., 1997.

43. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. – М., 1988.

44. Лотман Ю.М., Погосян Е.А. Великосветские обеды. СПб, 1996.

45. Лурия А.Р. Язык и мышление. – М., 1979.

46. Лутовинова И.С. Слово о пище русской. – СПб., 2005.

47. Ляпон М.В. Языковая личность: поиск культурной доминанты. // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность. – М., 1995.

48. Манн Ю.В. Постигая Гоголя. – М., 2005.

49. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. – М., 1996

50. Манн Ю.В. Труды и дни: 1809 – 1845. – М., 2004.

51.Манн Ю.В. В поисках живой души. «Мертвые души»: писатель – критика – читатель. – М., 1984.

52. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. – Минск, 2004.

53. Маслова В.А. Лингвокультурология. – М., 2001.

54. Машинский С. «Мертвые души» Н.В. Гоголя. – М., 1978.

55. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. Т.9. – М., 1950.

56. Новое литературное обозрение. Вып.95. – М., 2009.

57. Новиков Л.А. Семантика русского языка. – М., 1982.

58.Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. – М., 1974.

59. Падучева Е.В. Семантические исследования. – М., 1996.

60. Попова З.Д., Стернин И.А. Лексическая система языка. – Воронеж, 1984.

61. Пропп В. Проблема комизма и смеха. – М., ??????

62. Розанов В.В. О писателях и писательстве. – М., 1995.

63. Розанов В.В. Пушкин и Гоголь // Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М.Достоевского: Опыт критического комментария. С приложением двух этюдов о Гоголе. – СПб., 1906.

64. Серебренников Б.А. Как происходит отражение картины мира в языке // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. – М., 1988.

65. Сергеева Л.А. Теория поля и когнитивная научная парадигма // Теория поля в современном языкознании / под ред. Шафикова С.Г. – Уфа, 2001.

66. Син Шу. Ассоциативное значение слова и его реализация в ассоциативных сочетаниях. – М., 2003.

67. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. – СПб, 2004.

68. Словарь литературных персонажей / Ред.-сост. Мещеряков В.П. – Смоленск, 2001.

69. Слово. Семантика. Текст / под ред. Степановой – М., 2002.

70. Степанов Н. Гоголь. – М., 1961.

71. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. – М., 1997.

72.Степанов Ю.С. Между системой и текстом выражения «фактов» // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность. – М., 1995.

73. Стернин И. А. Лексическое значение слова в речи. – Воронеж, 1983.

74. Супрун А.Е. Повтор в лексической структуре текста // Язык - система. Язык – текст. Язык – способность. – М., 1995.

75. Трипольская Т. А. Эмотивно-оценочный дискурс: когнитивный и прагматический аспект. – Новосибирск, 1999.

76. Тихонов А.Н. Границы и структура лексико-семантического поля // Теория поля в современном языкознании. – Уфа, 1994.

77. Уфимцева А.А. Теория «семантического поля» и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. – М., 1961.

78. Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т.3 – М., 1976.

79. Шанский Н.М. Лингвистические детективы. – М., 2006.

80. Шанский Н.М., Тихонов А.Н. Современный русский язык. – М., 1972.

81. Шмелев А.Д. Лексический состав русского языка как отражение «русской души» // Булыгина Т.В., Шмелёв А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

82. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. – М., 2002.

83.Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. – М., 2002.

84. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. – М., 1964.

85. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. – М., 2005.

86. Щульц С.А. Гоголь. Личность и художественный мир: Пособие для учителей. ‑ М., 1994.

87. Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. – М., 1974.

88. Язык и личность. – М., 1989.

89. Яковлева Е.С. Описание русской языковой картины мира // Русский язык за рубежом. – М., 1996. № 1-3.

90. Яковлева Е.С. Фрагменты русской картины мира. – М., 1996.

Словари и справочные издания

91. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966.

92. Кубрякова Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов. – М., 1996.

93. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцева. – М., 1990.

94. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1997.

95. Русский ассоциативный словарь. В 2т. – М., 2002.

96. Русский семантический словарь Н.Ю.Шведова

96. Русский язык. Энциклопедия / под ред. Ю.Н. Караулова. – М., 1997.

97. Словарь русского языка: в 4-х т. / под ред. А.П. Евгеньевой. – М., 1999.

Источники

98. Гоголь Н.В. Мертвые души. – Киев, 1983.

73