Вопрос 10. Чацкий как выразитель передовых взглядов, его независимость, пылкость и благородство в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»

Вопрос № 10. Чацкий как выразитель взглядов декабрис­тов, его независимость, пылкость и благородство в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»

Для Чацкого высшая ценность – ум, алчущий познаний; для Фамусова - "Ученье – вот чума, ученость – вот причина, что нынче проще, чем когда Безумных развелось людей, и дел, и мнений".

Пушкин высказал своё мнение о пьесе: ... Что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый. Всё, что говорит Чацкий, - очень умно. Но кому он всё это говорит? Фамусову? Скалозубу? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека - с первого взгляда знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловым и тому подобными».

Гл. герой комедии — Чацкий. Он выступает одновременно в функции

1. резонера

2. «благородного ге­роя» — обличителя общественного зла

3. романт. героя, одержимого «безумной» любовью и мрачной иро­нией

4. «типичного представителя» либерального молодого дворянства, разделяющего идеи реформаторов или даже будущих декабристов.

Идеи Чацкого близки Грибоедову, но автор показывает, и слабые стороны, уязвимые места своего героя. В сущности, Чацкий — тоже комический персонаж.

Примерный план характеристики Чацкого

1. Первая встреча читателя с Чацким.

II. Личная драма Чацкого и качества, проявив­шиеся в отношении к Софье (искренность, благород­ство, страстность, горячность, глубина чувства).

III. Чацкий в борьбе со старым миром.

Что вызывает гнев Чацкого? Что провозглашает Чацкий?

1. Крепостное право; жестокость помещиков 1. Гуманность, уважение к простому русскому че­ловеку.

2. Карьеризм, чинопочитание. 2. Службу делу, а не лицам.

3. Невежество. 3. Просвещение.

4. Рабская мораль, безгласие. 4. Свободу мысли и высказываний.

5. Пренебрежение к нац. культуре и 5. Уважение к национальным нравам, языку,
   преклонение перед всем иностранным. развитие национальной культуры.

IV. Клевета как способ борьбы крепостников с Чац­ким; обличающее слово как средство борьбы Чац­кого.

V. Речевая характеристика Чацкого.

VI. Значение образа Чацкого.

1. Чацкий — победитель и жертва (оценка Гончаро­вым образа Чацкого).

2. Чацкий — выразитель взглядов декабристов. Гер­цен о Чацком.

3. Типичность образа Чацкого.

Чацкий — человек новых взглядов и высокой морали, гражданин и патриот. Главная его идея — гражданское служение Отечеству. Он не хочет мириться с несправедливым обществен­ным устройством, стремится «служить делу, а не лицам». Его отличают истинная культура и просвещенность, уважение к русскому челове­ку, чувство собственного достоинства.

Самое ненавистное для Чацкого — рабство во всех его проявлениях: крепостное право, подчи­нение воли личности общ. мнению, чинопочитание и подхалимство, засилье ино­странцев. Самое главное для него — свобода – возможность иметь собств. мнение, вести независимый образ жизни, развивать свою личность и способности («вперять в нау­ки», «ум, алчущий познаний», предаваться «ис-вам творческим»).

Чтобы воплотить свои идеалы, Чацкий участ­вовал в реформах власти («связь с министра­ми»). Реформы не состоялись — и последова­вший за этим «разрыв» с офиц. властью (ей нужен тот, кто «прислуживает», а не «слу­жит») вынудил Чацкого уехать за границу. Это была и форма протеста, и «поиски ума» — стрем­ление приобщиться к достижениям европейской науки и культуры, к ее общественной жизни.

Чацкий возвращается в Россию после трех­летнего путешествия, веря в возможность пере­мен. Он пытается критикой и убеждением дока­зать окружающему его обществу, что стоящие на пути всему новому российские порядки надо срочно менять. Вот почему в глазах фамусовского общества Чацкий — опасный человек, и оно несколько успокаивается, только объявив его сумасшедшим. Ум, свободомыслие Чацкого — безумие с точки зрения этого общества. Чацкий неизбежен при смене одного века другим.

Поражение и бегство из Москвы Чацкого только видимые. Для читателя и зрителя оче­видны обреченность и бессилие фомусовского общества и моральная победа Чацкого.

Таблица «Характеристика Чацкого»

В обществе мракобесов, крепостников и низкопоклонников появляется Чацкий. По своему общ. положению он принадлежит к дворянскому классу, но образ мыслей его и поведение находятся в резком противоречии с окруж. средой. Детство его прошло в Москве. Он часто бывал в доме Фамусова, сдружился с его дочерью Софьей и учился у тех же гувернёров, что и Софья.

В пьесе нет указаний на то, где Чацкий получил дальнейшее образование, но что он человек образованный, умный и красноречи­вый — это видно из высказываний других действующих лиц: «Остёр, умён, красноречив, в друзьях особенно счастлив», — отзывается о Чацком Софья. «Он малый с головой, и славно пишет, переводит», — рекомендует Чацкого Фамусов.

Чацкий служил некоторое время, но потом оставил службу и уехал за границу. К Софье он является тотчас по возвращении из-за границы, где провёл около трёх лет. Путешествие Чацкого было вызвано стремлением к знанию, желанием расширить своё образование.

В фамусовское общество привела Чацкого любовь к Софье. Но здесь Чацкий чувствует себя одиноким. Его передовые взгляды вызывают резкий отпор со стороны Фаму­сова и его гостей, а пылкая любовь к Софье наталкивается на холодное и равнодушное отношение с её стороны.

В ответ на рассказ Фамусова о своём дяде Максиме Петровиче, лестью и низкопоклонством добившегося чинов, богатства и влия­тельного положения, Чацкий с насмешкой отвечает:

И точно начал свет глупеть, Сказать вы можете вздохнувши; Как посравнить, да посмотреть Век нынешний и век минувший...

По Чацкому, «век минувший» характеризуется всеобщим стра­хом, покорностью и раболепством:

Как тот и славился, чья чаще гнулась шея; Как не в войне, а в мире брали лбом, Стучали об пол, не жалея!

«Век нынешний», по мнению Чацкого, осуждает покорность и раболепство:

Хоть есть охотники поподличать везде, Да нынче смех страшит, и держит стыд в узде...

Чацкий пока ещё наивно полагает, что его прогрессивные взгляды находят поддержку и одобрение. Вот почему он и относит раболеп­ство и страх к веку минувшему. В действительности же, как об этом и сам он говорит позднее, «Молчалины господствуют на свете», «Прошедшего житья подлейшие черты» ещё имеют прочные корни в обществе, основанном на самодержавии и крепостничестве.

Под «веком нынешним» Чацкий понимает революц.-освобо­дит. течение русской общ. мысли конца 10-х и начала 20-х годов XIX века.

Наиболее острые обличения направляет Чацкий против крепост­ничества. Крепостное право — источник всех зол. Оно даёт возможность людям фамус. общества жить «грабительством», проводить время в пирах и мотовстве, торговать людьми, как ско­том (монолог «А судьи кто?» — явл. 5-е II д.).

Выступления против крепостничества — это защита прав на­рода, интересов широких масс крестьянства. Чацкий любит свой народ и скорбит о том, что существует глубокая пропасть между народом и дворянской интеллигенцией:

Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев,—

«Умный, бодрый», то есть энергичный, деятельный, способный к творчеству, — так характеризует Чацкий русский народ.

Гос. служба для Чацкого — честное выполнение высоких общ. обязанностей. Он хочет служить «делу, а не лицам...» Поэтому Чацкий и оставляет службу, так как от него требовали низкопоклонства. «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — заявляет он на предложение Фамусова послужить. Чацкий зло высмеивает покор­ность и лесть перед начальством и влиятельными людьми (явл. 2-е II д., явл. 3-е III д.). Фамусов называет его за такие взгляды «карбонари», «опасным человеком».

Чацкий борется за истинное просвещение, искусство и науку. Он выступает против тех гонений, которым подвергаются в фамусовском обществе сторонники просвещения и искусства («Теперь пускай из нас один...» — явление 5-е II действия).

Чацкий выступает против того воспитания, которое дают детям в дворянских семьях, так как оно носит поверхностный, формаль­ный характер, внушает дух рабского низкопоклонства перед ино­странщиной, отрывает от родной почвы («Что нынче, так же, как издревле, хлопочут набирать учителей полки...» — явл. 7-е I д-я). Чацкий стоит за воспитание в национальном духе, сближающем интеллигенцию с народом.

Обличая «слепое, рабское подражанье» всему иностранному, Чацкий борется за укрепление самобытной русской культуры, за сближение с народом, за распространение среди него просвещения.

Русское дворянство, пропитанное духом низкопоклонства перед всем иностранным, встречает всякого иностранца, приезжающего в Россию, как какое-то высшее существо, перед которым можно только преклоняться. Французик из Бордо, снаряжаясь в путь в Россию, боялся, что попадёт к варварам. Но его встретили в России, как маленького царька. Ему даже казалось, что он попал в какую-то франц. провинцию:

Приехал и нашёл, что ласкам нет конца; Ни звука русского, ни русского лица

Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями...

«Пустое, рабское, слепое подражанье» всему иностранному у русского дворянства захватило многие стороны его жизни. Оно распространилось на нравы, язык, одежду:

Пускай меня объявят старовером, Но хуже для меня наш Север во сто крат

С тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад, И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую По шутовскому образцу...

Особенно возмущает Чацкого увлечение русского дворянства французским языком, стремление заменить им свой родной русский уверенность в том, что на русском языке нельзя выразить ясно точно своих мыслей:

Как европейское поставить в параллель С национальным — странно что-то!

Ну, как перевести мадам и мадмуазель? Ужли сударыня!!..

Забвение родного языка как основного нац. культурного достояния приводит человека к разрыву со своим на­родом, превращает его в безродного космополита. Вот почему Чацкий нападает на русское барство, которое в своём преклонении перед всем французским засоряет родной рус­ский язык француз. словами и оборотами, портит его:

Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.

Обличительные речи Чацкого направлены против представи­телей барской Москвы. Чацкий осознаёт своё одиночество в фамусовском обществе, полную непримиримость с ним:

С кем был! Куда меня закинула судьба!

Все гонят! Все клянут! мучителей толпа...

Безумным вы меня прославили всем хором —

Вы правы: из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день пробыть успеет,

Подышит воздухом одним,

И в нём рассудок уцелеет.

Что касается Софьи, остающейся равнодушной к страстной любви Чацкого, то по её адресу последний направляет лишь несколько укоризненных замечаний, когда убеждается в том, что она пред­почла ему ничтожного и подлого человека Молчалина: «А вы! о боже мой! кого себе избрали?..»

Поняв, наконец, что Софья не любит его и принадлежит к кругу людей, идейно чуждых ему, что она не разделяет его про­грессивных взглядов, он восклицает:

Довольно!., с вами я горжусь моим разрывом.

Он оставался в этом кругу, так как предполагал, что Софья разделяет его чувства. Но как только убеждается в том, что Софья чужда ему, он оставляет фамусовское общество («Мечтанья с глаз долой, и спала пелена»). Чацкий оставляет Москву.

Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.

Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,

Где оскорблённому есть чувству уголок. . . Карету мне, карету!

Найти уголок «оскорблённому чувству» он мог только в кругу близких ему в общественно-полит. отношении людей, то есть среди дворянских революционеров — декабристов. Тайные об­щества дворянских революционеров существовали в Петербурге и на юге России, где находилась русская Южная армия. Участ­никами этих тайных обществ были по преимуществу передовые офицеры русской армии.

В речах действующих лиц комедии есть намёки на существо­вание людей, близких Чацкому по взглядам и поведению. Скало­зуб упоминает о своём двоюродном брате, который «крепко набрался каких-то новых правил» (явление 5-е II действия). Княгиня Тугоуховская, рассказывая о том, какое «зло» распространяет Педаго­гический институт в Петербурге («там упражняются в расколах и в безверьи профессоры!!!»), упоминает о своём племяннике, «жертве этих упражнений»:

У них учился наш родня, И вышел! Хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.

От женщин бегает и даже от меня! Чинов не хочет знать!

Он химик, он ботаник, Князь Фёдор, мой племянник.

Чацкий вызывает наши симпатии многими своими чертами. Нам близок и понятен его патриот. протест против произ­вола и «грабительства» крепостников, «негодяев знатных», против всеобщего раболепства и низкопоклонства. Нас волнует его горя­чая защита науки, просвещения и искусства. Мы разделяем его высо­кое представление об общественной службе: нужно служить делу, а не лицам. Как убедительно звучит его честный голос против низкопоклонства дворянских космополитов перед всякой иностран­щиной. Как много искренней любви к русскому «бодрому» народу звучит в его речах против помещиков-рабовладельцев!

Чацкий уезжает «искать по свету, где ос­корблённому есть чувству уголок». Он мог найти успокоение лишь среди людей, близких ему по общ.-полит. взглядам, то есть среди «дворянских революционеров», участников тайных анти­правительственных обществ, среди будущих декабристов.

Что же вызывает негодование Чацкого? Каковы его собственные идеалы?

Прежде всего, он выступает про­тив крепостного права, права дворян-помещиков жить за счет труда своих крепостных и обращаться с ними по своему усмотрению: держать впроголодь (помещик-театрал, крепостные актеры которого тощи, а сам он толст), разлучать детей с родителями, распродавать поодиночке (другой помещик-театрал), выменивать на собак («Нестор негодяев знатных»).

Гневно обличает Чацкий неправый суд, который за­щищает «грабительством богатых» людей, имеющих влиятельных друзей и родственников.

Он негодует на то, что судьями в обществе, образ­цами для подражания признаны те, кто ненавидит сво­боду, черпает суждения из «забытых газет», кто укры­вает расшитым мундиром свое слабодушие и нищету рассудка (монолог Чацкого «А судьи кто?»).

Когда Фамусов говорит, что после пожара в Москве «дороги, тротуары, дома и всё на новый лад», Чацкий отвечает:

Дома новы, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары. (Д. II, явл. 5.)

Чацкого возмущает служба лицам, а не делу, чино­почитание, бюрократизм, семейственность. Чацкий пробовал служить, но при таких порядках не смог. Когда Фамусов ставит ему условия, при которых могло бы быть возможным сватовство Чацкого к Софье:

...во-первых: не блажи,

Именьем, брат, не управляй оплошно,

А главное, поди-тка послужи, —

Чацкий с горечью восклицает: Служить бы рад, прислуживаться тошно. (Д. II, явл. 2.)

Чацкий защищает право служить «делу, а не лицам». Он клеймит презрением людей, стремящихся

У покровителей зевать на потолок.

Явиться помолчать, пошаркать, пообедать,

Подставить стул, поднять платок...

Фамусов ужасается: Он вольность хочет проповедать! (Д. II, явл. 2.)

Рабская мораль низкопоклонников, не смеющих «свое суждение иметь», потому что «надобно зависеть от других», неприемлема для Чацкого. Он не понимает, как могут быть «мнения чужие только святы» (разго­вор его с Молчалиным, д. III, явл. 3). Сам он свободно и прямо высказывает свои взгляды, защищая тем право человека самостоятельно мыслить и высказываться.

Смело осуждая признанные московские автори­теты — Фому Фомича, Татьяну Юрьевну, Чацкий пока­зывает пример того, как нужно судить о людях (не по их положению в свете, а по их взглядам и нравственным качествам).

Открыто высказывает он возмущение крепостника­ми, карьеристами, бездельниками из фамусовского ла­геря, находя для каждого меткое, уничтожающее слово. Врагам свободной жизни и сторонникам старых поряд­ков Чацкий противопоставляет новых людей:

Теперь пускай из нас один,

Из молодых людей, найдется — враг исканий,

Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,

В науки он вперит ум, алчущий познаний;

Или в душе его сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным,—

Они тотчас: разбой! пожар!

И прослывет у них мечтателем! опасным!! (Д. II. явл. 5.)

Чацкий на себе испытал, как непримиримы дворя­не-крепостники к таким людям. Фамусов предрекает, что Чацкого отдадут под суд, и называет его «карбонари» и «опасный человек»; графиня-бабушка говорит, что он «пошел в пусурманы», «к фармазонам в клоб», и называет «окаянным волтерьянцем»; все единогласно объявляют его сумасшедшим.

Страстное негодование Чацкого вызывает преклоне­ние перед всем иностранным. Графине-внучке, сетую­щей на то, что русские дворяне, побывав за границей, там женятся на «искусницах модных лавок», Чацкий отвечает:

Несчастные! должны ль упреки несть

От подражательниц модисткам?

За то, что смели предпочесть

Оригиналы спискам? (Д. III, явл. 8.)

Так Чацкий язвительно отзывается о московских модницах, старающихся подражать заграничным «ори­гиналам».

Софья спрашивает, что его так гневит. В ответ Чацкий произносит свой знаменитый монолог, которым заканчи­вается III действие. Его возмущает, что «французик из Бордо» (именно французик, а не француз; здесь наме­ренно употреблена эта форма, придающая уничижитель­ный оттенок) рассказывал, как он собирался «в Россию, к варварам, со страхом и слезами» и как был приятно удивлен, почувствовав себя в Москве, как в своей про­винции. Пренебрежение, с которым многие московские дворяне относятся к нац. культуре, языку, к русскому народу, вызывает гнев Чацкого. Он с сарказ­мом передает мнения дворян:

«Как европейское поставить в параллель С национальным — странно что-то! Ну как перевести мадам и мадмуазель? Ужли сударыня!!»

Всю страсть души своей Чацкий вкладывает в обли­чение «пустого, рабского, слепого подражанья». Он призывает настоящих русских людей

...словом и примером

Нас удержать, как крепкою вожжой,

От жалкой тошноты по стороне чужой.

В том же монологе Чацкий говорит о пренебрежении к русскому платью и об увлечении иностранными мо­дами. Всем забывшим, что они русские, всем находящим­ся под «чужевластьем мод», Чацкий противопоставляет простой русский народ, называя его «умным» и «доб­рым» (выражения, принятые среди декабристов). Противопоставляет Чацкий галломанам и передовых дворян, «кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудря­вых». Эти передовые дворяне, единомышленники Чац­кого, осмеливаются «гласно объявлять» свои здравые мысли, за что московские дворяне-реакционеры назы­вают их «опасными», «мечтателями», «волтерьянцами».

Речевая характеристика Чацкого

Сам Чацкий говорит живым, метким русским язы­ком. Его речь насыщена идиомами, оборотами, свойст­венными русской народной речи. Таковы выражения Чацкого: «Мы мочи нет друг другу надоели», «Тот сватался — успел, а тот дал про­мах», «А этот, как его...», «Куда ни сунься», «Чай, при­говаривал», «Нужды нет», «давиче», «эдак», «напосле­док», «куда деваться», «полно вздор молоть», «коли» (если), «чай, в клубе», «взашей прогнать», «давишной» и целый ряд других.

Эти выражения органически сочетаются в его языке с литературными оборотами: «Я не об дядюшке об ва­шем говорю; его не возмутим мы праха: но между тем кого охота заберет...» (книжное выражение «не возму­тим праха» и разговорное — «охота заберет»); «По сне­говой пустыне спешу к вам, голову сломя» (в начале — книжный, в конце — разговорный оборот); «Пред кем я давиче так страстно и так низко был расточитель неж­ных слов» (народное «давиче» и книжное «расточитель нежных слов»).

Интересно, что уже в первой фразе, кото­рую произносит Чацкий на сцене, наблюдается это сочетание: «Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног» (народное «чуть свет» и литературное «я у ваших ног»).

Так Грибоедов осуществил то требование сближе­ния лит. языка с разговорным, народным, ко­торое он выдвигал вместе с поэтами-декабристами.

Чацкий, видимо, неплохо знает литературу, он почти точно цитирует Державина: «И дым отечества нам сла­док и приятен» (у Державина в стихотворении «Арфа»: «Отечества и дым нам сладок и приятен»).

Чацкий остроумен и красноречив. Это подтвер­ждается множеством его афоризмов, метких выражений, иронических характеристик, многие из которых не уте­ряли своей свежести и силы до сегодняшнего дня: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!», «Числом по­более, ценою подешевле», «Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?», «Смешенье языков: французского с ниже­городским» (I д.); «Служить бы рад, прислужи­ваться тошно», «Свежо предание, а верится с трудом», «Кто служит делу, а не лицам», «Ах! тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет», «Дома новы, но предрассудки стары», «Прошедшего житья подлейшие черты» (II д.); «Хрипун, удавленник, фагот, со­звездие маневров и мазурки» (о Скалозубе), «Вон он, на цыпочках, и не богат словами» (о Молчалине), «Чины людьми даются, а люди могут обмануться», «Я глупостей не чтец, а пуще образцовых», «Окроме чест­ности? есть множество отрад: ругают здесь, а там бла­годарят», «Нечистый этот дух пустого, рабского, сле­пого подражанья» (III д.); «Ври, да знай же меру» (Репетилову), «И вот общественное мненье!», «Молчалины блаженствуют на свете!», «Бегу, не огля­нусь, пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок!.. Карету мне, карету!» (IV д.).

В своих монологах Чацкий поднимается до высокого гражданского пафоса. Таковы его монологи «А судьи кто?» и «В той комнате незначащая встреча». Обличит. пафос речи Чацкого отвечает суще­ству его прямой и страстной натуры. Сила образа Чацкого — в его пламенной речи. Ведь именно обличающим словом борется он со старым ми­ром. Меткое, разящее слово — его оружие в борьбе с крепостниками-дворянами. Речи Чацкого — это суд пере­дового человека над самодержавно-крепостнической, аракчеевской, фамусовской Россией. Обличительный па­фос монологов Чацкого нашел отзвук и дальнейшее развитие в русской поэзии, в «облитом го­речью и злостью» стихе М. Ю. Лермонтова.

Старый мир борется с Чацким, используя клевету. Грибоедов сам писал о Чацком, что «кто-то со злости выдумал о нем, что он сумасшедший, никто не поверил и все повторяют». Общество дружно подхватывает слух о сумасшест­вии Чацкого. Фамусов торопится присвоить это «от­крытие» себе:

...Я первый, я открыл!

Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!

Попробуй о властях — и нивесть что наскажет!

Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,

Хоть пред монаршиим лицом,

Так назовет он подлецом!.. (Д. III, явл. 21.)

Хлестова, Молчалин, графиня-внучка, Наталья Дми­триевна поддакивают Фамусову, каждый приводит свой довод, а Загорецкий заключает: «Безумный по всему».

Известно, что еще до объявления сумасшедшим П. Я. Чаадаева, которое произошло позднее, в 1836 го­ду, бывали и прежде случаи, когда находили удобным объявить сумасшедшими «опасных» людей». Вся исто­рия с «сумасшествием» Чацкого таким образом соот­ветствует жизненной правде.

Кто же побеждает в борьбе: Чацкий или общество крепостников? Критики о Чацком

Старый мир еще очень силен, и ряды его сторон­ников многочисленны. Чацкий бежит из дома Фамусова, бежит из Москвы «искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок».

Казалось бы, порок не наказан, и добродетель не торжествует в комедии. Однако читатель твердо убе­жден в моральной победе Чацкого над старым миром.

«Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей,— так определяет значение Чацкого Гончаров.— Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в посло­вицу: «один в поле не воин». Нет, воин, если он Чац­кий, и притом победитель, но передовой воин, застрель­щик и — всегда жертва».

Чацкий — яркий образ положительного героя своего времени. Недаром декабристы видели в нем человека, близкого им по убеждениям. А. Бестужев говорил: «...это благородное не­годование ко всему низкому, эта гордая смелость в лице Чацкого проникла в меня до глубины души».

Интересны высказывания Герцена о близости Чац­кого к декабристам: «Образ Чацкого, меланхолический, ушедший в свою иронию, трепещущий от негодования и полный мечтательных идеалов, появляется в послед­ний момент царствования Александра I, накануне вос­стания на Исаакиевской площади; это — декабрист»^. И еще: Чацкий шел прямой дорогой на каторжную работу, и если он уцелел 14 декабря, то наверное не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо прези­рающим лицом... не оставил бы ни в каком случае своей пропаганды, которой не оставлял ни в гостиной Фамусова, ни в его сенях».

В речах позднейших Чацких — борцов со старым, от­живающим, во имя нового, развивающегося слышны смысл и тон речей Чацкого. В этом Гончаров видит бессмертие комедии.

Значение образа Чацкого не только в разоблачении старого мира, но и в утверждении новых, декабристских идеалов. У Чацкого они ясно выражены: он требует освобождения закрепощенной личности, уважения к про­стому народу, развития науки и национальной культуры, свободы мнений, свободного выбора профессий, справед­ливой оценки человека по его качествам.

«...Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и весь «ум», — говорит Гончаров.

По мнению В. Н. Орлова, писатель показал, создав образ Чацкого, что ум — могучая сила в борьбе с кос­ностью и деспотизмом. Сама проблема ума в грибоедовское время была актуальна, и понятия «умный», «умник» часто употреблялись как синонимы понятия «вольнодумный», человек независимых взгля­дов. Декабристы и близкие к ним люди любили упо­треблять их именно в таком смысле. Грибоедов в своей комедии рассказал о горе вольнодум­ца, противостоящего всему косному.

Белинский считал, что «Горе от ума» - «это бла­городнейшее гуманическое произведение, энергический протест против гнусной расейской действительности, против чиновников, взяточников, бар-развратников... против невежества, добровольного холопства...».

Возникает вопрос — одинок ли Чацкий?

С первого взгляда кажется, что Чацкий совершенно одинок. Но если вчитаться в пьесу, можно увидеть, что за Чацким стоят его единомышленники. Кроме двоюрод­ного брата Скалозуба, князя Федора (племянника кня­гини Тугоуховской) и профессоров Педагогического ин­ститута, «упражняющихся» «в расколах и безверьи», к ним относятся и те студенты, которые обучались у этих профессоров, и сторонники «взаимных обучений» с их уче­никами.

Когда Фамусов говорит: «Все умудрились не по летам» (д. I, явл. 4), то, очевидно, он подразумевает многих представителей молодежи; о них же, по-види­мому, он замечает: «Нынче пуще, чем когда, безум­ных развелось людей, и дел, и мнений» (д. III, явл. 21). Сам Чацкий часто употребляет множественное число: «Теперь пускай из нас один, из молодых людей найдет­ся»; «Где, укажите нам, отечества отцы?» (д. II, явл. 5). Софья говорит, что Чацкий «в друзьях особенно счаст­лив» (д. I, явл. 5).

Чацкий — образ типичный. Таких людей, как он, в русской жизни было не так уж много, протестовало меньшинство, но Грибоедов понял, что за такими людь­ми — будущее, и создал образ передового человека перво­го периода освободительного движения в России.

Статья И. А. Гончарова «Мильон терзаний»

...Комедия "Горе от ума" есть и картина нравов, и галерея живых типов, и вечно острая, жгучая сатира, и вместе с тем и комедия и, скажем сами за себя, — больше всего комедия — какая едва ли найдется в других литературах, если принять совокупность всех прочих высказанных условий. Как картина она, без сомнения, громадна. Полотно ее захватывает длинный период русской жизни — от Екатерины до императора Николая. В группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы. И это с такою художественною, объективною законченностью и определенностью, какая далась у нас только Пушкину и Гоголю.

Но пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники угодничать и "награжденья брать и весело пожить", пока сплетни, безделье, пустота будут господствовать не как пороки, а как стихии общественной жизни, — до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчаливых и других, нужды нет, что с самой Москвы стерся тот "Особый отпечаток", которым гордился Фамусов.

Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов. Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме. Можно бы было подумать, что Грибоедов из отеческой любви к своему герою польстил ему в заглавии, как будто предупредив читателя, что герой его умен, а все прочие около него не умны.
Но Чацкий не только умнее всех прочих лиц, но и положительно умен. Речь его кипит умом, остроумием. У него есть и сердце, и притом он безукоризненно честен. Словом — это человек не только умный, но и развитой, с чувством, или, как рекомендует его горничная Лиза, он "чувствителен, и весел, и остер". Только личное его горе произошло не от одного ума, а более от других причин, где ум его играл страдательную роль, и это подало Пушкину повод отказать ему в уме. Между тем Чацкий как личность несравненно выше и умнее Онегина и лермонтовского Печорина. Он искренний и горячий деятель, а те — паразиты, изумительно начертанные великими талантами, как болезненные порождения отжившего века. Ими заканчивается их время, а Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и "весь ум".
...Софья Павловна индивидуально не безнравственна: она грешит грехом неведения, слепоты, в котором жили все. Вглядываясь глубже в характер и в обстановку Софьи, видишь, что не безнравственность "свели ее" с Молчалиным. Прежде всего, влечение покровительствовать любимому человеку, бедному, скромному, не смеющему поднять на нее глаз, — возвысить его до себя, до своего круга, дать ему семейные права. Без сомнения, ей в этом улыбалась роль властвовать над покорным созданием, сделать его счастье и иметь в нем вечного раба. Не ее вина, что из этого выходил будущий "муж-мальчик, муж-слуга — идеал московских мужей!". На другие идеалы негде было наткнуться в доме Фамусова.
Вообще к Софье трудно отнестись не симпатично: в ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности и женской мягкости. Она загублена в духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха. Недаром любил ее и Чацкий. После него она одна из всей этой толпы напрашивается на какое-то грустное чувство, и в душе читателя против нее нет того безучастного смеха, с каким он расстается с прочими лицами.

Ей, конечно, тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого, и ей достается свой "мильон терзаний". Чацкого роль — роль страдательная: оно иначе и быть не может. Такова роль всех Чацких, хотя она в то же время и всегда победительная. Но они не знают о своей победе, они сеют только, а пожинают другие — и в этом их главное страдание, то есть в безнадежности успеха.

Живучесть роли Чацкого состоит не в новизне неизвестных идей, блестящих гипотез, горячих и дерзких утопий. Чацкий больше всего обличитель лжи и всего, что отжило, что заглушает новую жизнь, "жизнь свободную". Его идеал "свободной жизни" определителен: это — свобода от всех этих исчисленных цепей рабства, которыми оковано общество, а потом свобода — "вперить в науки ум, алчущий познаний", или беспрепятственно предаваться "искусствам творческим, высоким и прекрасным". Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей. Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: "Один в поле не воин". Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и — всегда жертва.

9