Расскажи мне, Ваня, о войне…
Меня зовут Минко Михаил, мне 16 лет. Я горжусь тем, что являюсь потомком Великой Победы, праправнуком участников Великой Отечественной войны. Безмерная благодарность живёт в моём сердце к каждому солдату, известному или оставшемуся безымянным, за то, что мне довелось родиться и жить в мирное время…
Сегодня, когда российским воинам вновь пришлось стать на защиту Родины, я всё чаще размышляю о Великой Отечественной войне, о подвиге советского солдата, о том, как же смогли наши героические предки выстоять, победить.
Я люблю фильмы о войне, песни той поры. Когда я слышу «Священную войну» на стихи В. Лебедева - Кумача, то словно погружаюсь в военное время: в состояние тревоги и великой решимости стоять за свою Родину до последней капли крови. И я, как мальчики из не менее гениальной песни Б.Окуджавы «До свидания, мальчики..», с гордо поднятой головой готов отправиться на защиту Родины. Но почему у Булата Окуджавы война не священная, а подлая? Размышляя над этим вопросом, я решил, что ответ мне может дать тот, кто сам «понюхал порох войны».
Как-то раз, побывав в детской библиотеке на патриотическом мероприятии, посвящённом детям-героям Великой Отечественной войны, я был глубоко взволнован. Детство, опаленное огнем войны… Это забыть невозможно! Пора, которая должна была быть самой счастливой, для детей военного времени стала порой непомерного труда, страданий, голода, смерти. «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…», - всё крутилось у меня в голове по дороге домой. Привычный маршрут по улице Вани Ускова стал каким-то новым для меня: почему-то захотелось подойти к памятнику этому юному герою, посмотреть на него, моего ровесника, и задать ему волнующий меня вопрос. Несколько минут постоял я перед монументом, мне казалось, что мужественный взгляд мальчика пытался мне что-то сказать, но я не понял, что именно.
Придя домой, я уснул, и снится мне, будто снова иду я из библиотеки по знакомой дорожке, а справа от меня стоит в папахе и теплой шинели юноша.
- Здравствуй, Михаил, что такой задумчивый? - спросил он, обращаясь ко мне.
Я немного растерялся, но, сообразив, кто передо мной, быстро протянул парню руку:
- Здравствуй, Иван! Вот так встреча!
- Да, я тоже рад встрече с тобой, земляк, вижу, есть у тебя ко мне дело, - похлопав меня по плечу, сказал он.
- Есть, Ваня, есть. Скажи мне, какое слово подходит к определению «война»: «подлая» или «священная»? Что самое страшное было на ней? - выпалил я тревожащие меня вопросы.
- А это, Миша, как поглядеть. Если судить с точки зрения судьбы одного человека, особенно ребёнка войны, то подлая, - как-то задумчиво произнёс мой собеседник. - Ты же сам сегодня слышал о судьбах Лёни Голикова, Володи Дубинина, Саши Бородулина, Зины Портновой. Читал, наверное, дневник Тани Савичевой, девочки из блокадного Ленинграда. Не перечислить всех, кого война лишила детства.
-Что самое страшное на войне? – не унимался я.
Иван помолчал, замешкавшись с ответом, но я переспросил:
-Тебе было страшно?
И услышал.
-Нет.
-Как же? Ведь там стреляют, убивают.
- К этому быстро привыкаешь. Только становишься другим, ломается в тебе что-то, когда близких теряешь. Я, знаешь ли, Миша, на фронт отправился с отцом. Мне было неполных 15 лет. В селе Рагули был сформирован отряд «Сергей», куда мы с батей и вошли. Я был самым молодым в отряде, но прекрасно разбирался в оружии, не раз ходил в разведку, участвовал в боевых операциях, быстро освоил пулемет «Максим». Несмотря на суровые военные будни, я всякую свободную минуту любил петь. Меня за это Соловушкой прозвали.
В конце октября наш разведывательный партизанский отряд выяснил, что к Ачикулаку - основной вражеской базе Моздокского фронта - стягиваются крупные бронетанковые соединения. Немцы собирались выйти к берегам Каспийского моря, овладеть железной дорогой. Командование Красной армии решило сорвать планы фашистов.
Первого ноября 1942 года начался ожесточенный бой. Немцы бросили против нас танки. Холодно, осень, дождь полощет. Глина раскисла, орудия проваливаются, как в болото, а у нас впереди - наступление. Мы их на руках выносили. Машиной не вытащим: буксует. Пробовали лошадей запрягать - вязнут по брюхо, вытащишь их, а они тут же снова проваливаются. Упираешься-упираешься, а упереться-то не во что - ноги скользят по грязи, разъезжаются, мы падаем, валяемся в грязи, а никак не сдвинуть. Так и выносили орудия на руках. Отстреляемся, а тут опять атака….И по новой...Солдат ногу поставит, она провалится, а достает без сапога. Он рукой туда – нет сапога, ушел, как в трясину. До окопов доберемся, радуемся: часовых расставим, хоть вздремнем до утра – сил никаких уже нет. А на рассвете опять в атаку идем.
- Мокрые?
-Знаешь, как на пальцах кожа морщится, когда руки долго в воде?
Я кивнул.
-Вот таким все тело становится, кожа сморщивается. Обсушиться негде. Все мокрое. И укрыться негде. Дожди неделями не переставали, на нас форма прела и начинала расползаться, сапоги в грязи оставались. Следующую ночь стали уже на пригорке. Все равно мокро, но хоть не в воде. Под деревом пристроимся и спим. Утром проснемся, а встать не можем.
- Заболели?
-Примерзли! Ночью подморозило, шинель мокрая насквозь - не отожмешь, да и еще пропитанная жидкой грязью, вот и примерзла. Приходилось расстегиваться и из шинели вылезать. Пробуем ее отодрать, а она намертво, да и толку-то. Те, что отодрали, колом стоят, как белье, которое сушат на морозе. Так и пошли в атаку в гимнастерках.
В ходе четырех атак погибли многие бойцы из отряда «Сергей», в том числе и мой отец, Усков Кондрат Калистратович. С того дня меня будто подменили - больше я никогда не пел.
- Ваня, я понимаю, что даже в самом страшном фильме о войне я вижу только ее парадную, героическую сторону и страшно даже представить то, что видели твои глаза, глаза других, навечно оставшихся детьми… Значит имя войне – только «подлая».
- Нет, Миша, нет. Мы рано стали взрослыми, война воспитала в нас недетскую силу духа, смелость, способность к самопожертвованию, к подвигу во имя Родины, во имя Победы. Если бы мы задумывались тогда о себе, если бы стали проявлять к себе жалость, то мы бы не победили.
Вот она, Миша, – священная сторона войны. Если мерить ее мерой индивидуальной человеческой судьбы, то победы не будет. Мы знали, что нам нужна была одна на всех, и за ценой не постояли.
- Не постояли, - звенело у меня в голове, когда я проснулся. - Спасибо тебе, Ваня! Теперь я знаю, что защита своей Родины – дело священное. Я тебе верю…
174
173 099 
