Дополнительное образование

БИОГРАФИИ.

ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ СЕВЕРА

ЛЕОНИД ВАСИЛЬЕВИЧ ЛАПЦУЙ

1932—1982 гг.

Строка моя — счастливая зарница, я от тебя

хочу лишь одного: чтоб ты могла

в сердцах людей светиться волнениями сердца моего

Пускай моим следом потомки

пройдут, не споткнувшись нигде,

к рассвету, минуя потемки,

навстречу рассветной звезде.

ПЕВЕЦ ЯМАЛА

(Строки биографии)

В Ямальской тундре его знали все. Да и не только в Ямаль­ской.

— Большим человеком стал Лапцуй, - говорили старики. Это правда.

Если в стойбище рождался ребенок - это радость. А если мальчик - радость вдвойне.

Не скрывал своих чувств и Василий Лапцуй, опытный пастух и удачливый охотник, в чуме которого уже несколько дней отмечали рождение сына. Не потухнет огонь их рода, будет кому передать все то, что знал и умел отец.

Гости поздравляли хозяина чума и не подозревали, что через несколько лет ныне новорожденный мальчик будет ловко, мастерски, как отец, арканить оленя, стрелять из ружья, выбирать сети, а главное, владеть родным словом. Мальчику дали имя Вэсако, т. е. Мудрый Старец: хотели родители, чтобы вырос сын умным, дальновидным челове­ком, к которому люди пойдут за советом:

Был я назван именем Вэсака,

Что по-русски значит «Старец мудрый».

Очень я гордился — ведь не всякий

Получает это имя в тундре.

Знакомство с миром шло у ненецкого мальчика с колы­бельной песни матери, через старинные сюдбабцы (песни-ска­зания о великанах, героических подвигах, о сотворении мира), через ярабцы (песни-плачи о злой доле бедняков и сирот). Длинна полярная ночь, а в запасе у сказителя сказок как звезд на небе. Мудрое народное слово и станет позже прекрасной основой поэзии Леонида Лапцуя.

Главные жизненные уроки усваивал мальчик от отца:

...У отца

Учился я выслеживать песца,

Учился понимать, какая птица

Кричит; когда ж пурга поднимет вой

И мгла небес с землей соединится —

По бездорожью приходить домой,

Чтобы мне ветер парусом был верным.

Отец хотел, чтоб я в свои семь лет

Умел любой разгадывать секрет,

Стал пастухом, охотником примерным...

Со смертью отца пришли в семью голод, холод, батраче­ство....

Пришлось мальчику-подростку выполнять непосильную работу: рыбачить наравне со взрослыми, быть проводником в геологической партии, пасти оленей...

Увлечение поэзией родилось у мальчика в Ново-Портовской школе-интернате, наверное, тогда захотелось ему «серд­ца людей согреть певучим словом».

После окончания семилетки Л. Лапцуй учился в Салехардском медицинском училище, первым среди ненцев полу­чил диплом медика и в течение двух лет работал фельдшером. В эти годы накопляется жизненный опыт, закаляется ха­рактер. Наставником молодого поэта стал И. Г. Истомин. Большая общественная работа, учеба в Москве, встречи с тружениками Ямала, фольклор родного народа — все это обогащало поэта, давало силу и вдохновение.

История родного края с давних времен, судьбы людей, нелегкая доля женщины, настоящее и будущее края, дети, которым продолжать дело отцов, недавняя Великая война — невозможно перечислить все, о чем писал Леонид Васильевич, о чем болела его добрая душа.

Более тридцати лет отдал он литературе. Читая его стихи и поэмы, мы становимся духовно чище и богаче, вниматель­нее смотрим на жизнь, глубже задумываемся над ее смыслом.

Один из его поэтических сборников называется «Цвети, мой Ямал!» («Мань Ямалав, вадед!»). Он очень хотел видеть родную землю счастливой. И наша задача — следовать заве­там Ямальского соловья — Леонида Васильевича Лапцуя.

АННА ПАВЛОВНА НЕРКАГЫ

...Анико ничего не сказала... взяла Идола и несколько минут стояла неподвижно, понимая, что приняла сейчас душу отца, матери, деда и всех, кто жил на земле до нее. Не Идола отец передал ей, а — право, святой долг жить на родной земле и быть человеком.

(Из повести «Анико из рода Ного»)

А. П. Неркагы — ненецкая пи­сательница, прозаик, пишет на русском языке. «Анико из рода Ного», «Белый ягель», «Илыр», «Скопище» — с огромным интере­сом читаются эти произведения. О себе и своем времени рассказывает Анна Неркагы:

— С детства меня тянул большой мир, я стремилась за пределы того, чем чаще всего обходятся мои земляки. Как и Анико из моей первой повести, закончив учебу в школе-интернате в пос. Белоярск, я уехала в большой город, стала учиться в Тюменском индустриальном институте. Потребова­лись годы, чтобы осознать довольно простую мысль, что нет ничего больше, просторнее и милее, чем родная земля, дорогая моя тундра... Байдарная тундра, где живут мои родные, где меня встречает отец. Если Анико, героиня повести, металась между городом и тундрой, то я выбор сделала...

На Полярном Урале, мы живем как раз в предгорьях его, есть вершины, на которых растет вековой белый ягель. Кроме ветра и солнца, никто не трогает его. Для меня этот красивый мох — символ свободы, гордости, недоступной красоты и не­зависимости...

В Хрестоматии помещен отрывок из повести «Анико из рода Ного» о волке, которого прозвали Хромым Дьяволом...

ЛЮБОВЬ ПРОКОПЬЕВНА

НЕНЯНГ (КОМАРОВА)

Е зжу летом и зимой

ветра вешнего быстрее.

Путь мой светлый и прямой -

от кочевья до кочевья.

И — протяжна, как хорей,

бесконечная дорога...

Но зато и новостей

привожу с собой я много...

В каждом чуме рады мне.

Все волнуются, как дети,

сообщениям в газете

о свершениях в стране,

о событиях на свете.

Л. П. Ненянг — прозаик и поэтесса. Родилась на полуост­рове Таймыр. Училась в Игаркском педагогическом училище и Ленинградском пединституте им. А. И. Герцена. Работала учителем, была сотрудником редакции газеты «Советский Таймыр», радиовещания... Пишет на русском и ненецком языках. Живет в Дудинке. Она автор книг: «Земляки-северяне», «Огненный суд», «Я читаю следы», «Пою о тунд­ре» и других.

«Таймырская быль» — рассказ о нелегкой судьбе вдовы Неле, попавшей после смерти мужа в семью дальнего родственника Чимга и его жены Вэваконе. Долгие годы батрачила Неле на жестокого Чимга. Несчастливо сложилась и судьба дочери Неле — Сатты: ее Чимг продал русскому купцу Парамошке Борзому... Только к концу жизненного пути в судьбе Неле, видимо, произойдут какие-то отрадные перемены...

Рассказ «Не только бабушкины сказки» — это повествова­ние о жизни оленеводов в тундре, о воспитании молодых ненцев, о народных преданиях и поверьях, о собаке, верном друге человека, об олене... В рассказе много народных примет, пословиц, поговорок, подтверждающих, что автор училась писательскому мастерству у народа.

РОМАН ПРОКОПЬЕВИЧ РУГИН

(1939 г.)

Я родился в рыбацком хантыйском селенье,

Где играют у берега волны Оби.

И толчки моей крови, и сердцебиенье

Говорят: «Не забудь!»

Говорят мне: «Люби!»

Р. П. Ругин — хантыйский поэт и прозаик. Родился он в семье рыбака, в поселке Питляр Шурышкарского района. Окончив семилетку, учился в Салехардском педагогическом училище, а затем — в Ленинградском пединституте им. А. И. Герцена.

Директор школы, инструктор, а затем секретарь райкома партии, преподаватель педагогического училища, инженер по охране окружающей среды, депутат Верховного Совета СССР — таков далеко не полный послужной список Романа Прокопьевича Ругина. Главное,— за. плечами славный путь, наполненный трудом, встречами с земляками-северянами, пути по родной земле. Он сам пишет:

Много дней позади, много дел:

От хороших — душой молодел,

От ошибок — старел и седел,

Но беды никому не хотел.

Был я смолоду дерзок и строг,

Не кидался на жирный кусок,

Был настрой моих мыслей высок,

Чист и свеж, как березовый сок. ...

Пусть мой путь не был радужным сплошь,

Был он честен — и, значит, хорош!

Литературная деятельность Р. П. Ругина началась в конце 50-х годов и успешно продолжается. Один за другим выходи­ли из печати сборники: «Живая вода», «Погоня», «Метель на ладони», «Солнце над снегами», «Снежные мелодии», «Ран­ний ледостав», многие другие. В 1993 году опубликован объемный сборник стихов «Многодумная Обь».

В настоящее время Р. Ругин — редактор журнала «Ямаль­ский меридиан», который пользуется большой популярно­стью у читателей.

ИВАН ИВАНОВИЧ ШУЛЬГИН (МИКУЛЬ)

(1940 г.)

В етры пахнут сосновой корой,

Каждый ствол, словно солнечный луч.

Световой забавляясь игрой,

Кедр касается кроною туч.

Красной девицей в терему,

Ветви-косы свои расплетя,

Наклонилась березка к нему,

Что-то ласково шелестя.

Древний лес... Голубая тайга!

И под солнцем, и под дождем

Ты мне, словно бы жизнь, дорога:

Ты для ханты — родимый дом!

Микуль Шульгин — первый профессиональный поэт-ханты.

Он родился 1 февраля 1940 года в семье рыбака. Отец будущего поэта в годы Великой Отечественной войны с ору­жием в руках защищал Родину, участвовал в освобождении Ленинграда от вражеской блокады. Вернувшись с войны, отец снова, как прежде, стал рыбаком. На всю жизнь сохранил сын гордость за своего отца, воина и труженика, усвоил отцовские уроки.

После окончания Мужевской средней школы Микуль Шуль­гин стал студентом факультета народов Севера Ленинградско­го педагогического института им. А. И. Герцена. Здесь, в городе на Неве, зазвучали стихи молодого хантыйского поэта на родном языке. Город, овеянный славной историей, встречи с поэтами и писателями, общение с талантливыми сверстниками, родная речь, устное творчество народа хан­ты — все это источники поэтического вдохновения Микуля Шульгина.

Здесь у Невы, у серых парапетов,

Где яхты несут паруса,

Впервые в жизни я встретил поэтов,

Услышал их голоса.

И в сердце ответно струна зазвенела,

И стало ему горячо.

Душа моя очень робко запела,

Словно забил родничок...

«Мави ас» — «Медовая Обь» и другие сборники стихов поэта рассказывают талантливо и проникновенно о Севере и северянах.

НАРОД-ПЕВЕЦ,

НАРОД-ТВОРЕЦ

(СТРАНИЦЫ СЕВЕРНОГО ФОЛЬКЛОРА)

ЗАЙЧИК

Зайчик по лугу бегал, играл сам с собой, через голову ку­выркался. Проголодался, набросился на травку. Травка губу зайчику порезала. Зайчик рассердился, побежал к огню и по­просил весь лужок дочиста сжечь.

— Нет, — говорит огонь.— Это ты по жадности губу поре­зал. Не стану жечь лужок.

Обиделся зайчик, побежал к воде.

— Вода, вода, залей огонь! Вода, потуши огонь! Вода спрашивает:

— Почему я огонь должна погасить? Зайчик отвечает:

— Огонь не хочет траву сжечь, которая мне губу порезала.

— Нет! —отвечает вода.—Огонь я гасить не стану. Ты сам виноват: из-за жадности губу порезал.

Тогда зайчик быстро побежал к водяному зверю.

— Водяной зверь, выпей воду! Вода не гасит огонь, огонь не жжёт траву, которая мне губу порезала.

— Нет! — проревел водяной зверь,— Не буду пить воду: ты из-за жадности губу порезал.

Зайчик побежал к охотникам, что стрелами и копьями зве­ря добывали.

— Охотники, охотники, убейте водяного зверя, он не хочет воду пить, вода не хочет огонь гасить, огонь не хочет сжечь траву, которая мне губу порезала.

— Нет! — хором ответили охотники. — Не станем убивать водяного зверя. Ты по своей жадности губу порезал. Побежал тогда зайчик к собакам.

— Собаки, собаки, обгрызите у охотников тетиву на луках. Обгрызите, собаки, у охотников стрелы. Собаки спрашивают:

— Зачем нам у охотников луки портить? Что тебе плохого охотники сделали?

— Охотники не хотят убить водяного зверя, — отвечает зай­чик,—который не хочет выпить воду, которая не желает га­сить огонь, который не хочет жечь лужок, на котором растёт трава, которая мне губу порезала.

Собаки послушали, понюхали вокруг и пролаяли:

— Нет, не будем луки портить. Ты сам по своей жадности губу порезал.

Тогда зайчик совсем рассердился и со всех ног помчался к женщинам, что воду в берестяных вёдрах из реки носили.

— Женщины!—закричал зайчик.—Женщины, побейте со­бак, женщины!

— Что плохого тебе сделали собаки?—удивились женщи­ны.— Гонялись за тобой и съесть тебя хотели?

— Собаки не хотят портить луки у охотников,— заторопил­ся зайчик. — Охотники не идут убивать водяного зверя, водя­ной зверь не хочет выпить воду, вода не хочет гасить огонь, огонь не хочет жечь траву, которая мне губу порезала.

Громко женщины рассмеялись, отказались бить собак.

— Ты сам виноват, по своей жадности губу порезал. Побежал тогда зайчик в мышиный городок.

— Мыши-мышата, прогрызите у женщин вёдра берестяные. Выскочили из норок мыши и мышата, побежали грызть у женщин берестяные вёдра.

Рассердились женщины, побежали бить собак. Собаки бро­сились грызть тетиву и портить луки, охотники пошли стре­лять водяного зверя.

— Не надо! — проревел водяной зверь.— Не стреляйте в меня, охотники, буду пить воду.

И вода пошла гасить огонь. Испугался огонь, изо всех сил разгорелся, затрещал, разъярился, раскидал пламя. В пожаре сгорела и лужайка, и трава сгорела.

И сам зайчик чуть не сгорел.

Правильно у нас говорят: опасно по мелкому делу к гроз­ным силам обращаться. Оттого не просит дерево тучу убить молнией короеда на своём стволе.

ГОРДЫЙ ОЛЕНЬ

Есть у манси на Северном Урале любимое озеро — Ватка-Тур. Недалеко от него жил охотник Захар со своей семьей. Был он трудолюбив, целыми днями ходил по тайге, охотился. Знал повадки каждого зверя, умел выслеживать хитрую лису, находить зимой медвежьи берлоги, ловить сохатого. Только оленей никогда не ловил — жалел их Захар.

Однажды летом пошел Захар на озеро проверить постав­ленные им сети. Тихо на озере. Только и слышно, как рыба плеснет или как утка вспорхнет... Вдруг видит: недалеко от него стоит красавец олень. Засмотрелся на него охотник — весло из рук выпало, а олень встрепенулся, замер на миг, потом гордо поднял голову с сереньким пятнышком на лбу и убежал прочь.

Прошло лето. Пришла и ушла осень. Наступила зима. А зима на Урале суровая и снежная. Трудно Захару с семьей жить стало. Юрта совсем худая, и на охоте удачи нет.

Пошел Захар в лес. День идет, другой, из сил выбивается, а на след зверя набрести не может. Вышел к болоту и видит:

на краю болота стадо оленей пасется и среди них тот, с сереньким пятнышком на лбу.

Стал Захар потихоньку подползать к оленям. Вот уже совсем близко подполз. Быть бы ему с добычей, да дрогнуло сердце у охотника, жалко стало оленя убивать. Олени почуяли, что человек близко, и умчались.

Только хотел Захар повернуть обратно, вдруг видит: прямо к нему, опустив голову, идет большой и сильный олень. Испугался Захар, а олень остановился около него и сказал человеческим голосом:

— Здравствуй, Захар! Давно я тебя знаю. Вижу, как ты трудишься, бродишь по тайге, а удачи тебе нет. Захар отвечает:

— Спасибо, гордый олень, что добрым словом меня согрел.

— Будь завтра снова на этом месте,— проговорил олень и, высоко подняв голову, убежал.

На другой день, только показался первый луч солнца, Захар пошел на болото. Красавец олень уже ждал его.

— Я буду твоим другом и помощником,— сказал он.— Садись на меня!

Быстро мчался олень по тайге. Сколько было радости и удивления, когда Захар вернулся домой!

Легче стало жить Захару: освободил его олень от самых трудных работ. Все привыкли к доброму оленю. И решил охотник отблагодарить его за доброту. Вечерами сидели они всей семьей и вытачивали, отделывали каждую веточку — делали оленю такие рога, каких ни у кого нет. И вот рога готовы — крепкие, ветвистые, красивые!

Весной, когда начал таять снег, запряг Захар оленя и посадил всю семью на нарты.

— Поехали! — крикнул Захар.

И они помчались по бескрайней тайге.

Вот и озеро Ватка-Тур. Захар освободил оленя из упряжки и вывел к тому месту, где впервые увидел его. Старший сын Захара принес приготовленные для оленя рога.

— Это тебе, дорогой олень! — сказал Захар. Олень гордо качнул головой с новыми рогами. Прошелся по берегу озера, копнул острым рогом землю.

— Спасибо тебе, олень, за помощь,— сказал Захар.— Иди на свободу.

— И тебе спасибо, человек! С такими рогами мне и волк не страшен! — сказал олень и, встряхнув на прощанье красивы­ми рогами, скрылся в лесу.

С той давней поры все олени носят рога и дружат с человеком.

КАК ЛИСА БОГАТСТВО ДОБЫВАЛА

Жила в тундре одна очень злая и завистливая Лиса. Кто знал эту Лису, тот ее боялся и дружить с ней не хотел.

Однажды эта Лиса от пастухов узнала, что на другом берегу реки богатые люди живут, добра всякого много имеют. Пришла она к реке и думает: «Как на тот берег попасть? Там добыча богатая».

Долго Лиса на берегу так сидела... Вот видит: два Челове­ка в лодке плывут. Спрашивает она этих людей:

— Куда плывете?

— С русскими людьми на том берегу торговать будем. Меха и рыбу на продукты и снасти менять будем,— говорят ей люди.

— Меня возьмите. Переводчицей вашей буду. Я по-русски говорить умею. Вот послушайте: «кадыр-мрдыр, «тушки-матушки».

Люди взяли Лису в лодку и дальше поплыли...

Плывут и плывут по реке. В лодке, оказывается, всякого товару полно. Лисе завидно стало: «Много товару имеют. За него добра всякого выменять можно»,—думает. И ей захоте­лось завладеть этим товаром. «Вот как это сделать?» — сидит — гадает.

Охотники реку переплыли, и вот вдоль берега все плывут и плывут, веслами гребут, разговаривают. И не видят, что Лиса зло какое-то замышляет. А Лиса думает-думает, а хит­рость какую-нибудь придумать никак не может.

Вот придумала и спрашивает Охотников:

— Скоро приплывем к торговым людям? Где их стойбище?

— Вниз по реке еще и еще плыть будем,— говорит один Охотник.

Еще проплыли немного, и Лиса вдруг заболела: схватилась за живот, стонет, плачет, корчится в лодке... Охотникам говорит:

— Ой, заболела, однако! Ой, умру! К берегу причальте, костер распалите! Возле костра только могу выздороветь!

Сжалились Охотники, к берегу причалили и дрова для костра собирать пошли. Лиса в лодке осталась. А как только Охотники подальше отошли, она оттолкнула лодку с товаром и по течению поплыла. Плывет лодка по течению и плывет, а Лиса лежит на мешках с пушниной и глаза закрыла, будто она умерла...

Вот так лежит Лиса в лодке и про себя радуется:

— Вот я какая умная! Вот я какая хитрая! Не пахала и не сеяла, не работала, а сколько добра теперь у меня будет! Как хорошо жить стану. Всего у меня будет вдоволь. А глупые люди пусть думают, что сильно захворала я. Пусть жалеют меня, ха-ха-ха!..

Размышляет так про себя Лиса, а сама то одним глазком, то другим глазком на берег посматривает. Что там Охотники делают? Только бы не разгадали ее хитрость. Она уплывет далеко-далеко. И уж она-то. Лиса, знает, что делать с укра­денным добром...

Увидели Охотники уплывающую лодку с умершей Лисой и по берегу побежали, звать-кричать стали. А как мертвая Лиса их услышит? Бежали они бежали по берегу, а потом отстали. А ночь наступила — лодку из виду и вовсе потеряли. Долго плыла Лиса: все утро и весь день плыла. И, наконец, на другой день к. стойбищу торговых людей подплыла. Причалила лодку, вышла на берег и начала русским людям товар предлагать: меха и рыбу. Осмотрели русские люди товар и думают:

«Хороший товар. Только как Лиса охотилась и рыбачила? Тут что-то не так—не ее это товар. У кого-то украла. Задержать Лису надо. Хозяин товара потом найдется... И у самой шкура хорошая: рыжая и большая. Если снять, то шапку можно сшить».

Догадались они, что у Лисы товар чужой, и говорят ей:

— Берем твой товар. В придачу шкуру твою берем!

Схватили Лису и в деревянном чуме закрыли.

Вот через какое-то время к стойбищу русских людей два

Охотника по берегу пришли, рассказали, как они товар свой потеряли, и теперь им нечем торговать.

Выслушали русские люди Охотников, потом им товар и Лису показали.

— Судить Лису надо. Она хитростью товар наш забрала и продать хотела,— сказали Охотники.

Испугалась Лиса, что живой ей отсюда не уйти, и начала она плакать и просить:

— Отпустите! Никогда чужое брать не буду. Даже подхо­дить к людям не буду.

Пожалели они Лису и отпустили, а лодку с товаром Охотникам вернули, чтобы они торговали.

Убежала Лиса в тундру и до сих пор там бегает и ни к каким людям не подходит — боится их обманывать.

СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА.

Давно это было. Жили на маленьком островке в берестяном чуме муж да жена, одни, без детей. Со всех сторон этот островок водой окружен — с какого края ни смотри, земли не увидишь.

Долго они там жили, много лет, будешь считать — со счету собьешься. Горюют они, говорят друг другу:

— Так, видно, и умрем на этом острове, никогда челове­ческого голоса не услышим...

И вдруг радость к ним пришла: сын у них родился, хороший сын — крепкий, красивый.

Стал отец думать:

—Как назвать сына? Какое имя ему дать?..

Никак придумать не может. Однажды смотрит отец — мальчик лежит на оленьей шкуре, а сам глаз не сводит с охотничьего лука. Тут отец и нашел имя своему сыну: Нет-Пос-Ху назвал его — Стрелок из лука.

Стал Нет-Пос-Ху расти. Быстрее травы растет! Скоро стал большим и сильным, настоящим богатырем стал. Белую сильную птицу поймал, всюду ходил с ней.

Обошел сын весь островок, каждое дерево, каждый куст, каждый камень осмотрел. Больше и смотреть нечего. Спраши­вает он отца:

— Есть ли где еще земля?

— Есть, только далеко, за водой.

— А люди, кроме нас, есть?

— И люди есть, много людей!

Посылает Стрелок из лука свою белую птицу:

— Лети посмотри, где есть земля, узнай, как на той земле люди живут. Как все осмотришь и узнаешь, ко мне возвра­щайся, расскажи!

Взмахнула белая птица крыльями и полетела. Три раза солнце всходило, три раза опускалось, а птица все не прилетала. Наконец, вернулась она — от усталости перья у нее черными стали.

— Нигде,— говорит,— не видно ни земли, ни людей, только вода и вода...

Выслушал Стрелок из лука птицу и сказал:

— Видно, мне самому надо отправляться! Отец и мать говорят:

— Не уходи: здесь рыбы много, всего много! Сын отвечает:

— Разве мне еды мало? Отец и мать просят:

— Погоди, пока у тебя руки и ноги крепче станут! Не послушал их сын:

— И так у меня много силы,— говорит.

— А если в беду попадешь? Если где лесом пойдешь — менгк схватит?

Сын отвечает:

— И менгка не боюсь: схватит — заставлю отпустить! Ничего не боится!

Смастерил он крепкий каяк, взял лук и стрелы с раздво­енным острием, простился с отцом и матерью и поплыл.

Солнце поднимается, идет по небу и опускается, снова поднимается и опускается, а Стрелок из лука все плывет и плывет...

Плывет он, а сам по сторонам озирается, смотрит: не виднеется ли где земля? Нет, не виднеется...

Долго он так плыл. Всю вяленую рыбу, которую взял в путь, поел. А земли все не видно.

Наконец, завидел он издали верхушки высоких листвен­ниц. Изо всех сил стал грести. Причалил к берегу, вышел на сушу, сам дивится — вот сколько земли, и глазом не оки­нешь, где конец этой земле—не скажешь!..

Идет молодой богатырь видит: стоит осина — большая осина, в четыре обхвата. Корни этой осины над землей выступили, выгнулись. Натянул он тетиву, пустил стрелу прямо под корни осины и думает:

«Какой зверь оттуда выбежит: ласка, росомаха, соболь или песец?».

А из-под корня вышла старуха и закричала:

— Кто ты такой, и почему ты в мое жилье стрелял? Стрелок из лука сказал:

— Я приехал из далекого маленького острова. А выстрелил я в твое жилье не со зла. Разве думал я, что ты под корнями осины живешь?

— Зачем ты приехал сюда? За каким делом ты идешь? — спрашивает старуха.

— Хочу посмотреть, как люди на земле живут! — отвечает ей Стрелок из лука.

— Плохо здесь живут люди,— говорит старуха.— Мешает им жить Большой Старик. Не дает людям рыбу ловить, мешает зверя стрелять.

— Я хочу, чтоб все люди хорошо жили,— говорит Стрелок из лука.— Большого Старика я убью!

— Нет, нет,— ответила старуха,— так ты его не убьешь! Если я тебе не помогу, не одолеешь ты Большого Старика, хоть и богатырь ты!

Ушла старуха под корни осины и вынесла оттуда мы­шиную шкуру с лапками и зубами, шкуру ястреба с клювом и когтями, нож, железную стрелу и сказала:

— Накинешь на себя эту мышиную шкуру — сам малень­кой мышкой станешь. Накинешь шкурку ястреба — в ястреба превратишься. Выстрелишь моей железной стрелой — не про­махнешься.

Нож мой никогда не затупится и не согнется. Теперь не пропадешь! Ступай!

Поблагодарил Стрелок из лука старуху и пошел в ту сторону, куда она показала.

По пути решил он испытать старухины подарки. Завидел он высоко в небе птицу — выстрелил в нее. Упала птица к его ногам. Подошел Стрелок из лука к старому кедру, стал его рубить. Срубил толстый кедр, как травинку. Потрогал лезвие ножа — не затупился нож.

Идет Стрелок из лука, сам по сторонам смотрит, все примечает. На ветках птиц не видно, на земле ни одного звериного следа.

Куда все птицы и звери пропали?..

Долго так шел Стрелок из лука и видит — натянута от земли до облаков крепкая железная сеть. Набросил он на себя мышиную шкурку — и тут же маленькой мышкой стал и подлез под железную сеть. Потом опять в человека превра­тился — богатырем стал и дальше пошел.

Долго он шел, много шел. Наконец, пришел в то место, где Большой Старик обитал. Взобрался Стрелок из лука на высокую лиственницу, уселся на толстую ветку, огляделся по сторонам.

Видит он — лежит на земле огромный страшный старик. Если поднимется старик — выше самого большого кедра будет. Прислушался старик, глянул на юг. И Стрелок из лука на юг глянул. Птицы оттуда летят, большая стая. Поднял старик руку, махнул, дунул — будто вихрем закружило птиц. Заметались они, полетели они, полетели обратно...

«Что дальше будет?»—думает Стрелок из лука.

А дальше вот что было. Звери показались, хорошие звери—лоси, лисицы, соболи, медведи, куницы, белки... Старик углядел их, повел ногой — поднялся шум и треск. Звери испугались и повернули назад...

«Не увидят в той стороне охотники никакой дичи! С голоду погибнут! — думает Стрелок из лука.— Надо этого старика убить—много зла от него».

Положил он свою стрелу с раздвоенным острием на тетиву и пустил ее в старика... Заворчал Большой Старик, вытащил из шеи стрелу, огляделся и увидел на лиственнице нашего богатыря. Протянул Большой Старик руку, хотел схватить его. Хорошо, что Стрелок из лука успел накинуть на себя ястребиную шкурку. Как накинул — превратился в ястреба и взлетел высоко над лиственницей.

А у Большого Старика лицо от злости почернело, как чугунный котел. Вскочил он и бросился в погоню. Руками размахивает, дует. Сильная буря поднялась — деревья кача­ются, с кедров шишки падают... Пригнал Большой Старик ястреба к железной сети. Взвился ястреб выше облаков, перелетел на другую сторону. А Большой Старик не отста­ет — перескочил через сеть, хочет схватить ястреба... Камнем упал ястреб на землю и превратился в Стрелка из лука. Укрылся богатырь за большим кедром, положил на тетиву стрелу, которую дала ему старуха, нацелился и пустил прямо в сердце злому старику. Завыл старик, заскрежетал зубами и рухнул с шумом, будто большое дерево упало.

Стал Стрелок из лука скликать людей.

— Нет больше Большого Старика,— говорит.— Теперь и охотиться и рыбу ловить можно — никто не помешает.

Дал Стрелок из лука людям острый нож, который ему старуха подарила, и сказал:

— Рубите железную сеть!

Люди эту сеть в мелкие куски изрубили — и нож не зазубрился, не затупился.

С того времени все хорошо живут — в реках рыбы много, в лесах зверей много. Всем хватит!

А Стрелок из лука на маленький островок не вернулся, с людьми остался — рыбу ловить, на охоту ходить.

ЗОЛОТОЙ ГОРОД.

Когда было — неведомо, в каком месте — незнаемо, а толь­ко стоял на хантыйской земле Золотой город. Семь дней и ночей до него ехать. Он всем издали был виден: ярко светился. Город населяли вольные люди.

Вокруг Золотого города было семь деревень. В одной из них жили дед да баба. К старости родился у них сын. Назвали они его Микулем. Странный малыш: не пьет, не ест, не растет, не умирает. Нянчат его старики по очереди да маются.

Однажды зимой из-за дальних лесов, из-за Каменных гор, с краю света напали на город три великана-разбойника. Стали они разорять город и огнем его жечь, а людей в рабство брать.

Спалив город, принялись разбойники деревни грабить. Приехали к старику со старухой. Но те были бедны, что и взять-то у них нечего, так стары, что и для работы вовсе не гожи. Ребенок у стариков был совсем хилый, не тронули его разбойники.

— Сам умрет,— сказали они и уехали.

Но маленький Микуль не умер. Стал он крепнуть не по дням, а по часам. Ест да бегает, пьет да прыгает. Спрашивает однажды Микуль отца:

— Где мои товарищи? Разве нет больше хантов?

Удивился старик разумности Микуля, усадил на лавку и рассказал о страшных разбойниках. Был на земле Золотой город — да спалили; были люди ханты — да всех в полон взяли.

Рассердился мальчик на разбойников. Просит он у матери хлеба да вяленой рыбы, пойду, говорит, искать великанов. Отговаривает сына старик-отец, плачет старушка-мать, но не могут остановить Микуля.

Пошел он искать Каменные горы. День идет — не отдыха­ет, месяц идет—не останавливается. Видит, лежит у дороги большой-большой камень. Не это ли начало Каменных гор? Присел Микуль возле камня отдохнуть, рыбы поесть, хлеба пожевать, вдруг слышит — грохот. Это конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Сидит на коне великан, подъехал он к мальчику и грозно спраши­вает:

— Ты кто такой? Как во владения мои попал? Микуль не испугался, отвечает:

— Ханты я. Иду на край света, за Каменные горы разбой­ников искать. Разорили они наш Золотой город, а народ взяли в плен.

Рассмеялся всадник и говорит:

—Я младший брат разбойников. Если трону тебя — никто косточек не соберет.

Вскочил Микуль с земли.

— Не пугай! — отвечает. Слазь с коня и давай силой меряться.

Смешно великану, что малыш такой храбрый. Спрыгнул он с коня, и земля под его ногами загудела, но маленький ханты не отступает.

— Завали меня камнем, под которым стою.

— Великан поднатужился и опрокинул на Микуля камень. Смотрит: малыш шевельнул пальцем — и скатился с него камень.

— А теперь давай я тебя завалю,— сказал Микуль.

Лег великан на землю. Придавил его малыш тяжелым камнем, да так, что тот ни рукой, ни ногой двинуть не может.

Оставил его Микуль лежать под камнем, а сам дальше пошел.

День идет — не отдыхает, месяц идет — не останавлива­ется. Видит, лежит у дороги каменная глыба. Не это ли Каменные горы? Сел Микуль возле глыбы отдохнуть, рыбы поесть, хлеба пожевать, вдруг слышит - гул. Это конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. На коне великан сидит. Подъехал он к маленько­му ханты и грозно спрашивает:

— Ты кто такой? Как в мои владения попал? Микуль не испугался, отвечает:

— Ханты я. Иду на край света, за Каменные горы разбой­ников искать. Не ты ли наш Золотой город спалил, людей в рабство взял?

Смеется великан.

— Я средний брат разбойников. Что тебе надо?

— Слазь с коня,— отвечает Микуль.— Силой меряться будем. Младшего твоего я уже победил.

Спрыгнул великан с коня, и земля под его ногами дрог­нула.

Навалил разбойник на Микуля глыбу, но маленький ханты шевельнул одним локтем, и глыба скатилась с него. А когда сам Микуль опрокинул на великана глыбу, тот и вздохнуть уже не смог.

Оставил Микуль разбойника под глыбой, дальше пошел. Опять день идет — не отдыхает, месяц идет — не останавлива­ется. Видит у дороги Каменные горы. Не здесь ли край света? Сел Микуль отдохнуть, рыбы поесть, хлеба пожевать, слы­шит — страшный грохот. Уж не разбойник ли едет?

И правда, опять конь бежит? — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Подъезжает великан к мальчику, грозно спрашивает:

— Ты кто такой? Как в мои владения попал? Микуль с достоинством отвечает:

— Ханты я. Не ты ли третий разбойник? Не ты ли город спалил, наш народ в рабство взял? Хочу с тобой силой меряться...

Захохотал разбойник.

Был очень страшен третий великан. Глаза его зеленым огнем горели. Земля под ногами коня прогибалась, а когда великан спешился — и вовсе трещинами пошла. Но Микуль не испугался. Попросил он разбойника уронить на себя Каменную гору. Тот навалился на гору плечом, и она накрыла маленького ханты. Но только Микуль шевельнул двумя ногами, как гора скатилась с него.

Удивился разбойник, взревел и столкнул на Микуля вторую гору. Но Микуль опять пнул ее, и она скатилась с него. Бросился великан к третьей горе, мальчик остано­вил его:

— Постой! Надо и твою силу испытать.

Опрокинул Микуль третью гору на великана, и не смог тот от нее освободиться.

Сел тогда Микуль на разбойничьего коня и поехал свой народ искать, который в плену был. Нашел его на краю света. Ловили ханты рыбу для великанов — кормили их, стреляли за Каменными горами зверей — одевали разбойников. Всех освободил Микуль от разбойничьей кабалы. Возвращайтесь, говорит, в свои леса, стройте новый Золотой город.

А сам, забрав всех трех разбойничьих коней, поехал к избушке своих родителей. Подъехал, оставил коней в пере­леске и — к окошку, слушает, как его вспоминают отец с матерью.

— Если зимой вернется сын, бросит снежку в чувал, и огонь угаснет,—сказала старушка мать.

—Если летом - водичкой плеснет,—поддержал старик отец.

Была зима, но Микуль разогрел в горстях снег и плеснул водичкой, в печи огонь и погас. Обиделись родители: какой-то злой прохожий погасил у них огонь, не дождаться им сына.

Жалко стало Микулю отца с матерью, вошел он в избу.

— Здравствуйте, папа и мама!

Узнали старик со старухой своего сына. Подрос он и окреп в дальних странствиях. Рассказал им Микуль, как трех великанов победил и людей из неволи вывел.

Захотелось старику и старухе перед смертью повидать свой народ ханты. Посадил их сын на коней и повез на то место, где когда-то стоял Золотой город. Выехали они в поле, видят, вдали горят яркие огни. Догадался Микуль, что это народ ханты построил новый Золотой город. Не вымер народ ханты.

Песни.

Словно люльку, дверь тяжелую качни –

Обогрейся, покалякай, отдохни.

Если я убил оленя, вдоволь ешь.

Мяса нету - посмотри, как окунь свеж.

Ну, а нету даже рыбы у меня –

Мы вкусим тепло домашнего огня.

Гость высокий, слушаю я речь твою.

И в ответ все, что имею, отдаю.

***

В каждой голове - тысячи дум.

Далеко видит глаз,

Но дальше видит ум.

Красота - для глаз.

Ум - для души. Имеешь ум –

Следуй за ним. Нет ума –

За советом иди.

Ум не измеряется ростом.

Ум не измеряется годами.

В магазине не купишь ума.

Нет богатства дороже ума.

Светлый ум - ясное слово.

Добрый ум - жизни основа.

***

Знает не тот, кто много жил,

А тот, кто много дорог исходил.

Помни:

Знаешь - скажи. Не знаешь –

Лучше слушай.

Помни:

Знание дороже денег.

Знание - половина ума.

Знание - светильник души.

Золото можно не заметить,

А ум без внимания не останется.

Кто без знания, тот без глаз.

Мастер дела - знание.

Не говори: "Я учился",

Расскажи, что познал.

ПЕСНИ ДОРОЖНЫЕ И ТРУДОВЫЕ

(Запись и литературная обработка Е. Г. Сусой).

ЖЕНСКАЯ ДОРОЖНАЯ.

Предовой мой олень,

большерогий мой.

Брат мне дал в приданое.

Узду свою нерповую

он топчет под ногами,

волочит по земле.

Целый длинный день

хореем не трогаю его.

Сам ведет всех других.

Ведь недаром всегда говорят:

никогда земля-матушка не отомрет,

тундровая дорога через кусты

еще не заросла.

Широкая тундровая дорога

и тропинки, где проходили

тысячи оленей, никогда не зарастут.

Наши новые тысячи оленей

к этим древним тропкам

проложат свои новые пути.

ЖЕНЩИНА ШЬЁТ ЯГУШКУ

ИЗ НЕ ОЧЕНЬ ДОБРОТНОГО МАТЕРИАЛА И ПОЁТ.

Я шью себе одежду из шкур, которые, может быть, другая и выкинула бы, но я шью и буду носить эту удобную и теп­лую ягушку. Я сошью так, что никто не подумает, что эти шкуры едва поддались выделке, что с изнанки они все в заплатках. Надеюсь, что никто меня не осудит, когда я пойду в ней по улице.

ПЕСНЯ РЫБАКА.

Из старых сетей я приготовил невод. Рыба не уйдет из него, ведь ей не найти дыры, через которую можно выйти.

ПЕСНЯ МАТЕРИ.

На заре я встаю ради сына моего, хотя мне нелегко делать это. А ночью я крепко засыпаю, заглушив боль в душе мыслью, что у меня есть живое существо.

ПЕСНЯ О ЧУМЕ.

Наш маленький чум много лет спорит с ветрами и вьюга­ми, дождями и снегами. Он с большими чумами прошел испытание временем.

ПЕСНЯ ЖЕНЫ.

У моего мужа, стоящего рядом с другими, одетыми в гуси из шкур белых и пестрых оленей, нет такого наряда, но и в стужу или дождь ему будет тепло в сшитой мною одежде, он будет только слышать завывание ветра.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Юрий Анко

В тундре стало тихо-тихо.

Ветер к морю убежал...

Задремала мать-зайчиха,

И зайчонок задремал.

Гуа, гуа, гуа, гуа –

Потянулся и зевнул.

Гуа, гуа, гуа, гуа —

Улыбнулся и заснул.

Мальчик тоже лег в кроватку.

Он набегался, устал

И, как зайчик сладко-сладко

Рядом с дедом задремал.

НЮКУБЦ

(Колыбельная для сына Н. Т. Няруя).

В селении Нового Порта

Ты родился,

В Новом Порту ты подрастал,

Когда-нибудь

Приедешь сюда.

Несколько дней подряд

Как ветер буйствовал,

Красный наш чум,

К земле прикованный,

На головку моего сыночка

Не повалите...

За лучшую жизнь

Мы боролись.

Сын мой, я тебе так скажу:

— Жизнь легче стала,

Ты сам посмотри вокруг,

Жизнь движется вперед.

ЗАГАДКИ.

1. Сам деревянный, Голова железная. Что это? (Топор)	2. Рука деревянная, Тело стальное. Что это такое? (Нож)		3. На земле родится, В небе умирает. Что это? (Огонь)
4. В реке живет. В лесу живет. С круч катается, В речке купается. Рыбу ловит, Лису остановит. Таежная красавица Мехом своим славится. (Выдра)		5. Удалец- молодец Без крыльев летает, Снег поднимает, Деревья качает. Спросишь его- Прожужжит, прозвенит И дальше летит. Кто это? (Ветер)

6. Стоит зеленый бор. По бору ходит вор. На дереве ночует, У всех ворует. (Росомаха)	7. Не живой, А живого ловит. Даже волка зубастого Успокоит. Что это? (Капкан)		8. Без рук, без ног, А на небе лезет. (Дым)
9. Неизвестный В три погибели согнувшись лежит. Позовешь на охоту- Впереди побежит. Зверя почует – На весь лес запоет. (Собака)		10. Без крыльев, а быстрее птицы С дерева на дерево перелетает, Орешки грызет, С вершины кедра Охотнику загадки загадывает. Кто это? (Белка)

Леонид Лапцуй

ЦВЕТОК СЕВЕРА.

Хрупкий, на тоненькой ножке куличьей,

Вот он, полярный цветок- невеличка,

В розовой шапочке из лепестков

Смотрит он в белую рябь облаков,

Смотрит на солнышко ласковый крошка,

Словно в пути отдохнуть пусть немножко

Здесь он решил, чтоб в обнимку с лучом

Поговорить с ним тихонько... О чем?

Долго, ох, долго рождался на свет он

В тундре, овеянной северным ветром,

Среди угрюмого серого мха,

Где мерзлота залегла на века.

Мутного льда неподвижную корку

Вспучил сперва он чуть видною горкой,

Пролепетал, напрягаясь: " Расту! "

И расколол пополам мерзлоту.

Видно, цветку-невеличке дана

Дивная сила... Откуда она?

Сгорбился лед под могучею силой,

Смотрит безжизненно глазом остылым.

Теплой земле он не сын и не брат –

Этакий черствый, глухой бюрократ!

Ну а цветок сотней жилок и нервов

Связан с кормилицей доброй. Наверно,

В этом и дивная сила его,

Нет ведь сильнее земли ничего!

Слышите, ветры, мороз и пурга,

Вам не осилить малютки-цветка,

Будет расти он и будет цвести!

Кто там торчит у него на пути?

Прочь убирайтесь! Цветок этот будет

Нежность и радость раздаривать людям,

Он их научит счастливыми быть,

Он им расскажет, как надо любить!

Он, в обрамлении листьев зеленых,

Розов и влажен, как губы влюбленных.

Спутник, свидетель великих открытий,

Доброжелатель счастливых событий,

Соединит он сердца молодых

И попирует на свадьбе у них,

Милым на грудь лепестки осыпая.

Люди цветами детей называют,

Дарят цветы матерям и героям,

Дарят их всем, кто награды достоин,

Кто ежечасно на подвиг готов...

Мыслима ль жизнь без детей и цветов?

Роман Ругин

***

Пойдем со мной в наш тихий лес, Там есть черника и морошка, Так всевозможнейших чудес Сто тысяч - и еще немножко! Смотри: на скулах у ложбин Сквозь листья светится сморода – Так звезды светят из глубин Таинственного небосвода. Мы соберем их в туесок, А сердце выпустим на волю: Пусть погуляет хоть часок, Как скажешь ты, как я позволю.

Присев под кедром отдохнуть, Вдохнем смолистый запах шишек, И пусть ровней задышит грудь, Стряхнув усталости излишек. Садится солнце вдалеке, И день, собравшийся в дорогу, Как ягодка на языке, Истаивает понемногу. Пора и нам. Спасибо, лес! Бежит, как ручеек, дорожка. Теперь ты знаешь: здесь чудес Сто тысяч - и еще немножко!

В НАРОДЕ ГОВОРЯТ...

пословицы, поговорки, приметы.

• Чем метель над тундрой злее, тем в снегу куропатке теплее.

• Выкорми пса из щенка, если хочешь иметь дружка.

• У одного ум в словах, у другого — в делах.

• Как олень гордо несет голову свою, так же высоко держи имя свое.

• Оставленный в тундре запас — и для нас, и для вас.

• Тот, кто оленя может побить, сам не уйдет от его копыт.

• Обижать своих соседей — то же, что дразнить медведей.

• Наш врожденный прищур — от снежной белизны и бурь.

• Оленю лучшая мерка — в дороге проверка.

• Олень за ягелем бежит быстрее, чем из-за хорея.

• Слово, что лжет, далеко не уйдет...

• О человеке складывается мнение по упряжке его оленей.

• Я услышал стук копыт, значит по тундре кто-то спешит.

• Бело-пестрого Духа-Оленя берегите из поколения в поко­ление.

• Стрелу и для того можно пустить, чтобы не убить, а преду­предить.

• Тот законы тундры изведал, кто пояс украсил зубами волка и медведя.

• У оленя мех-камус крепок на ногах оттого, что не ленится копаться ими в снегах.

• Гагара на воде кричит — дождя накликает.

• Солнце вечером краснеет — день настанет ветреный.

• Около луны звезда народилась — потеплеет.

• Звезды сильно заблестят — к близкому теплу.

• Много грибов — много белок будет.

• Солнце красные рукавицы надело — сильно похолодает.

• Собаки воют — волки близко.

• Не бросай после еды кости рыб: рассердится Дух охоты Хингкэн, и рыба больше в твои сети не попадется.

• Начнешь стареть — приготовь своему сыну камусные лыжи, санки для оленей, маут и ружье.

• Уходи на охоту рано — и всегда будешь с удачей.

• Не будь жадным, и не останешься одиноким.

• Не вылавливай из озера всю рыбу — оставь потомкам.

• Не будь ленивым, как олень, который последним идет по проторенной дороге аргиша.

Литературные сказки.

КАК НЕНЕЦ-ПАСТУХ РЫБАКОМ СТАЛ

П. Явтысый

Давно это было... В те времена сопки к тучам в гости ходили, небесным чаем угощались, интересные разговоры вели. А молодое горячее солнце по тундре босиком кочевало и утреннюю росу в золотую ягоду морошку превращало.

И вот жил в те времена на краю тундровой земли один пастух. А имя его было Сэври, что значит Глазастый. И олени у него добрые были, и песцов он ловко добывал, и красивые песни складывать умел... В один день прикочевал со стадом к большому озеру. Бродят олени на берегу, мох ягель едят, грибами лакомятся. А пастух к самой воде спустился. И видит — вода в озере ключом бьет, будто в котле над очагом кипит-бушует. И кто-то в той воде барахтается, пастуха по имени окликает.

— Эй, кто ты? — кричит в сторону озера пастух.— Что там в воде делаешь? Откуда мое имя знаешь? Отвечай!

— Я — водяной! — отвечает тот, в воде.— Я владыка всех тундровых рек и озер. А тебя потому знаю, что твои олени тысячу раз через мои реки переходили, из моих озер воду пили, на берегах паслись... И ты с ними кочевал. Я тебя, Сэври, затем на помощь зову, чтобы ты меня от великого позора спас. Вот расскажу о своей беде, все поймешь... Задумал один злой шаман из могучего рода Двадцатиса­женных меня своим прислужником сделать. Колдовские сети в озере расставил, дурман-туман напустил, солнце за тучи упрятал — вот я и попался! Спаси меня, добрый человек!

— Как же я тебя спасти могу? — спрашивает Сэври.

— А ты, колдовские сети разрежь своим охотничьим ножом, вот я и выплыву.

— Разве мой простой нож одолеет колдовские сети злого шамана, если даже ты — водяной владыка — ничего сделать не можешь?

— Запомни, Сэври, одну истину,— отвечает водяной.— Запомни и своим детям передай: против добрых дел честного человека никакое колдовство не устоит! Захочешь меня спасти — все козни Двадцатисаженного одолеешь!

— А как же я до сетей доберусь? Глубоко здесь, и вода ледяная. И сам не доплыву, и тебя не выручу.

— Научу я тебя, как до сетей добраться. Ты только слушай меня хорошенько. Обтяни свою нарту свежими оленьими шкурами, сырыми жилами стяни, жиром обмажь. Потом переверни ее вверх полозьями и в воду столкни. Возьмешь в руки оленью кость-лопатку, сядешь в нарту и станешь той лопаткой ко мне грести... Так и доплывешь до сетей.

— Тебя, водяной, послушаешь — все дела сделано! А где я свежие оленьи шкуры возьму? Где жир добуду? Кто мне оленью лопатку даст?

— Зарежь своих ездовых оленей, и все у тебя будет. Задумался Сэври, очень крепко задумался. Оленей жалко? Жалко! Сколько сил потратил, чтобы обучить их, хорошие олени, однако!.. Но водяного еще больше жаль. Если его не спасти, пропадет он на службе у злого шамана... А ведь добрым соседом всегда был, воды для его оленей не жалел... Нет, надо спасать водяного! Как пастух решил, так и сделал. Все исполнил, чему его водяной научил. Но когда приплыл к тем колдовским сетям и охот­ничьим ножом их разрезал, водяной так избавлению обрадо­вался, так развеселился, что поднялись огромные-преогром­ные волны и опрокинули лодку-нарту. И пошел пастух на самое дно, захлебнувшись...

Сколько после этого времени прошло, Сэври совсем не помнит. И никто другой не знает, не ведает... Но когда очнулся — смотрит, а он на берегу лежит. Лежит как ни в чем не бывало: живой, сухой... Глянул в одну сторону — его оленье стадо спокойно пасется. Глянул в другую сторону — и ездовые олени живы-здоровы, бродят, ягель отыскивают, но далеко не отходят, потому что в целехонькую нарту запряже­ны... Неужели все это пастуху во сне приснилось?

Поднялся с земли Сэври и видит, что на берегу кусок колдовской сети валяется. Подошел, приподнял. А сеть все дальше в озеро уходит. Потянул ее на себя — трудно идет. Но пастух все же осилил ее; тянется сеть, выползает на берег, а в ней рыбины громадные запутались. И какой там только северной рыбы не было: и горбуша красная, и белый чир, и щука зубастая, и окунь разрисованный, и нельма пугливая, и пикша глазастая... Вот так улов!

Появляется из воды водяной и говорит своему спасителю:

- Возьми, Сэври, себе и рыбу эту, и сети шаманские. Захочешь рыбы поймать — смело забрасывай сеть в мои владения! Улов всегда хорошим будет. Это моя награда тебе за доброту твою и щедрое сердце. Сам лови и детей научи. Всем рыбы хватит! А устанешь по земле кочевать, ко мне приходи. Я тебя самым главным пастухом над рыбами поставлю. Будешь на голубых пастбищах пасти, как своих оленей в тундре. Ты только позови меня — я к тебе сразу же выйду. Вечный я твой должник! Сказал так и исчез.

А Сэври пойманную рыбу и посолил, и навялил, и на углях испек. Гости приезжали — вдоволь рыбой угощал. Оленегонных собак и тех рыбой кормил. Кончалась одна, он другую вылавливал... Вот так и стал наш пастух-оленевод самым первым рыбаком тундры. Потом и детей своих рыбачить научил, и детей своих детей... Отсюда и пошел у ненцев корешок рыбацкого рода... Так и повелось... Хотя это давно было. Очень давно... Никто теперь уж и не помнит, как все было-то.

СКАЗКА О ДЯДЮШКЕ-ЛЕММИНГЕ И

ЛЕТНЕМ ПЕСЦЕ

П. Явтысый

Давно это было, однако,

когда гусь с гагарой пешком по морю гуляли,

а росомахи, как птицы, на скалах гнездились...

Вот ходит по тундре дядюшка-лемминг,

а имя ему было Короткий Хвост.

Вот ходит по тундре дядюшка-лемминг,

мышка — грызун тундровый —

мох на кочках объедает.

Самыми нежными побегами лакомится...

А в ту пору по тундре-то

тангы нохо — летний песец бегал,

по тундре бегал — к празднику готовился,

к празднику готовился — лапки разминал,

лапки разминал — чтобы танец красивым получился...

А имя ему было — Тугоухий.

Ещё три зимы назад охотник в него стрелял,

порох сжёг, пулю выпустил, да промахнулся!

Плохой был охотник, однако.

И шкурку себе не добыл,

и песца глуховатым сделал.

Так вот и было когда-то...

Бежит по тундре Тугоухий и что же видит?

А видит, что дядюшка-лемминг на кочках мох объедает.

«Эй! —кричит ему Тугоухий.—Разве лемминги мох едят?»

Испугался дядюшка-лемминг, затрясся весь. Затрясся весь и отвечает:

«Я пасусь каждый день!»

А Тугоухому всё по-другому слышится,

вроде ему Короткий Хвост так сказал:

«Я—пасусь. Как каждый олень!»

Удивился ещё больше тангы нохо — летний песец.

«Эй! — кричит он,— Если ты олень, то где твои рога?»

Короткий Хвост пуще прежнего испугался,

голосом дрожит, но отвечает:

«Смотри! Никогда я тут рогатым не был!»

А Тугоухому снова совсем другое слышится:

«Дня три! Тогда вырастут рога до неба!»

Испугался тангы нохо — летний песец,

испугался Тугоухий и кричит:

«Эй! Если вправду у тебя через три дня

вырастут рога до неба, то где твоя нарта?»

Понял дядюшка-лемминг,

понял, что глуховат тангы нохо — летний песец.

А когда понял — решил схитрить.

Знал он тут одно местечко,

где ещё с зимы одна знакомая пасть —

ну, которая ловушка для песцов —

насторожённой стоять осталась...

«Эй! —кричит дядюшка-лемминг.—Пойдём со мной!

Пойдём со мной, тангы нохо — летний песец,

пойдём со мной—нарту покажу!»

Так и повёл дядюшка-лемминг,

так и повёл Короткий Хвост Тугоухого к той пасти.

Привёл и говорит:

«Вот она какая!»

А Тугоухому опять другое слышится:

«Давай покатаю!»

Обрадовался глупый тангы нохо — летний песец.

«Ладно! — сказал он.— Покатай меня!

Я ещё на нарте не катался!»

Услышал такие слова дядюшка-лемминг,

услышал, и смешно ему стало.

Чуть от смеха не лопнул!

Понял Короткий Хвост, что тангы нохо — летний песец

не только глуховат, но и глуповат.

«Хорошо! — сказал тогда дядюшка-лемминг.—

Садись на нарту, а я запрягусь!»

«Ладно! —снова не дослышал Тугоухий.— Я заберусь!»

И Тугоухий сам в ловушку полез.

А там ещё с зимы приманка тухнет.

«Ого,—обрадовался Тугоухий,—хороший день, однако.

Доброго лемминга — оленя повстречал:

и на нарте меня покатать хочет, и на дорогу угощенье приготовил!»

Цапнул глупый тангы нохо—летний песец,

цапнул зубами-то приманку и на себя потянул.

Посильней дёрнул — упал на него тяжёлый давок!

Упал давок — песца придавил...

Совсем худо Тугоухому стало,

пришлось шкурку охотнику отдать...

Как всё это было, так и рассказываю.

Как рассказываю, так всё это и было!

Если не веришь — ступай к дедушке-леммингу,

к дедушке-леммингу, имя которого — Короткий Хвост.

Да, да! Это тот самый Короткий Хвост,

который тангы нохо — летнего песца обхитрил!

Тот да не совсем. Тот наш дядюшка-лемминг

совсем старым стал, глаза целый день слезятся.

Глаза слезятся, но не от старости, а от смеха.

До сих пор дедушка-лемминг смеётся,

над тангы нохо — летним песцом смеётся!

От того смеха и помирать ему некогда.

Посмотришь, как дедушка-лемминг смеётся,

сам три года смеяться будешь!..

Вот с тех пор все родичи Тугоухого,

все летние и зимние песцы,

когда лемминга в траве или под снегом учуют,

сначала вверх подпрыгивают,

а уж потом на добычу бросаются!

Почему же они так поступают?

А потому, что не хотят ещё раз

обманутыми быть, как их родич Тугоухий.

Подпрыгивают и смотрят,

а нет ли тут поблизости пасти насторожённой,

нет ли тут рядышком ловушки коварной,

которую тангы нохо - летний песец, имя которого было Тугоухий,

за оленью нарту принял,

в которой лемминг-олень его покатать обещал...

А дедушка-лемминг Короткий Хвост

до нынешнего дня всё смеётся!..

Леонид Лапцуй

Там, где дует ветер с моря И кружит пороша, Жил щенок по кличке Хори, Добрый и хороший. Он сидел всё время дома, Мылся чистым снегом И по тропкам незнакомым Никуда не бегал. Но однажды скучно что-то Стало домоседу, И пришла ему охота Побродить по свету. Только очень в тундре плохо Одному, без друга! Над равниной одиноко Завывает вьюга. Вдруг песец невесть откуда Выбежал и просит: — Мне без друга тоже худо, Подружимся, пёсик! Целый день резвились оба, Танцевали, пели, Ночью спать легли в сугробы, В мягкие постели. Спит песец, не слышит вьюги И тревог не знает, А щенок при каждом звуке Вскакивает, лает.

И песец оскалил зубы, Заругался всяко: — Ты мне спать мешаешь, глупый, Уходи, собака! Наутёк пустился Хори, Плача от испуга. В нашей тундре страх и горе Одному, без друга! Тут медведь из-под сугроба Рявкнул добрым папой: — Будет друг тебе до гроба Мишка косолапый. Поброди своей тропою До весны, дружище, А весною мыс тобою Раздобудем пищи. И опять на всю округу Плачет-воет Хори. Не найти собачке друга, Вот какое горе! На закате тучи рдели Над землёю вешней. Шёл куда глаза глядели Хори безутешный. Видит — около селенья Носится мальчишка. Разбегаются олени От него вприпрыжку.

Мальчик лезет вон из кожи, Пот катится градом. Но управиться не может Он с оленьим стадом. Тут залаял Хори звонко — Так, на всякий случай! И олени к пастушонку Все собрались кучей! Мальчуган сказал спасибо Хори за услугу. Оленины дал и рыбы, Как большому другу. ...В нашей тундре скажет всякий, Что с тех пор собаки Человеку служат службу Не за страх — за дружбу! Сторожит медведь тюленя По весне у моря. Терпелив он, но терпенья Не хватает Хори. Так уж лает он, без спросу Прыгая на льдины, Что тюлень не кажет носу Из своей душины. Заревел тут мишка бедный С голоду и злобы: Не хочу с тобою, вредный Я дружить до гроба!