Евангельские мотивы в романе " Плаха" ( работа ученицы 9 класса)

Евангельские мотивы в романе “Плаха”

Презентацию подготовила Нестеренко Ксения

Тема Христа возникает в “Плахе” в связи с линией Авдия Каллистратова. “В неистовом поиске истины” Авдий не стал молить своих мучителей о пощаде и оказался сброшенным с поезда. Случившееся с ним сравнивается с тем, что произошло когда-то с Христом: “Ведь был уже однажды в истории случай – тоже чудак один галилейский возомнил о себе настолько, что не поступился парой фраз и лишился жизни… А люди, хотя с тех пор прошла уже одна тысяча девятьсот пятьдесят лет, все не могут опомниться… И всякий раз им кажется, что случилось это буквально вчера… И всякое поколение… заново спохватывается и заявляет, что будь они в тот день, в тот час на Лысой Горе, они ни в коем случае не допустили бы расправы над тем галилеянином”.

Евангельский эпизод вводится в роман вовсе не как фон для истории Авдия Каллистратова. Его история достаточно конкретна, а случай с “чудаком галилейским” , хотя о нем и сказано, что в истории он был однажды, перерастает рамки единичности. Он бесконечно повторяется в нескончаемых воспоминаниях: “А люди все обсуждают, все спорят, все сокрушаются, как и что тогда получилось и как могло такое произойти”. Он поднимается до уровня вечной памяти: “все забудется в веках, но только не этот день”. Евангельский эпизод становится, таким образом, не просто фактом прошлого в едином временном ряду, он разворачивается как особое измерение конкретного в его соотношении с вечным, а айтматовский Христос является носителем идей, воплощающих эту особую меру. Поэтому на вопрос Понтия Пилата, есть ли для людей Бог выше ныне живущего кесаря, он отвечает: “Есть, правитель римский, если избрать другое измерение бытия”.

Хотя образы Иисуса Христа и волчицы Акбары восходят к совершенно различным и даже разнородным мифологическим и религиозным традициям, в романе Ч. Айтматова они оказываются вплетенными в единую поэтическую ткань. Вспомним, что во внешнем облике каждого из этих персонажей подчеркнута одна и та же деталь – прозрачно-синие глаза. “А если бы кто-нибудь увидел Акбару вблизи, его бы поразили ее прозрачно-синие глаза – редчайший, а возможно, единственный в своем роде случай”. И Понтий Пилат видит, как Христос поднимает на него “…прозрачно-синие глаза, поразившие того силой и сосредоточенностью мысли – будто Иисуса и не ждало на горе то неминуемое”. Образ прозрачной синевы глаз Иисуса и волчицы приобретает силу поэтического лейтмотива в завершении этого образного ряда – в описании озера Иссык-Куль, образа “синего чуда среди гор” , своеобразного символа вечного обновления жизни: “А синяя крутизна Иссык-Куля все приближалась, и ему хотелось раствориться в ней, исчезнуть – и хотелось, и не хотелось жить. Вот как эти буруны – волна вскипает, исчезает и снова возрождается сама из себя”.

Особой глубиной отмечена судьба Авдия. Знаменательно уже имя героя. Имя Авдий – “библейское”: в Ветхом Завете упоминается не менее 12 человек, носящих его. Но с самого начала автор связывает имя своего героя с конкретным Авдием: “…упоминается такой в Библии, в Третьей книге Царств”. Об этом Авдии сказано, что он “человек весьма богобоязненный”. Но самое главное в нем – подвиг верности истинному Богу и истинным пророкам: во времена царствия нечестивого идолопоклонника Ахава, когда его развратная жена “истребляла пророков Господних, Авдий взял сто пророков, и скрывал их… и питал хлебом и водою”. Это освещает тему Авдия как тему человека особенного, при всей его конкретности, избранного судьбой за его преданность вечным, истинным идеалам.

Воплощением этого истинного идеала в романе предстает прежде всего Иисус Христос, учение которого страстно проповедует Авдий, призывая людей мерить себя его, христовой мерой. Вся жизнь и мученическая смерть Авдия – доказательство правоты Христа, возвестившего свое второе пришествие в стремлении людей к праведности, утверждаемом через страдание. Вместе с тем Авдий Каллистратов постоянно возносит свои мольбы к другому богу, которого почитает и любит нисколько не меньше, – волчице Акбаре: “Услышь меня, прекрасная мать-волчица!” Авдий ощущает свою особую избранность в жизни по тому, как пощадила его Акбара, увидев его доброту к ее детенышам. И эта доброта по отношению к маленьким волчатам для героя важна не меньше, чем его принципиальность христианина. Молясь Акбаре, Авдий заклинает ее и своим, человеческим, богом, и ее, волчьими, богами, не находя в этом ничего кощунственного. К Великой Акбаре – и его предсмертная молитва: “Спаси меня, волчица”. И последнее утешение в жизни – явившаяся на его зов синеглазая волчица.

Художественное время жизни Авдия Каллистратова причудливо соединяет разные временные пласты: конкретное время реальности и мифологическое время вечности. Писатель называет это “историческим синхронизмом” , способностью человека “жить мысленно разом в нескольких временных воплощениях, разделенных порой столетиями и тысячелетиями”.

Силой этой способности Авдий оказывается во времени Иисуса Христа. Он умоляет людей, собравшихся у стен Иерусалима, предотвратить страшную беду, не допустить казни Христа. И не может до них докричаться, потому что им не дано услышать его, для них он человек из другого времени, еще не родившийся человек. Но в памяти героя прошлое и настоящее связаны воедино, и в этом единстве времени – великое единство бытия: “…добро и зло передаются из поколения в поколение в нескончаемости памяти, в нескончаемости времени и пространства человеческого мира”.

Мы видим, как сложно соотносятся миф и реальность в романе Ч. Айтматова “Плаха”: освещенная мифологической космичностью, реальность приобретает новую глубину и таким образом оказывается основой для новой мифологии. Введение евангельских мотивов сообщает художественным исканиям писателя особый эпический размах и философическую глубину. Время еще покажет, насколько удачными и плодотворными были поиски автора, одно уже сейчас несомненно: они свидетельство напряженной творческой работы мастера.