Интервью у века

В выходной пошла к ней в гости. В гости к эпохе, к Кочановой Марье Андреевне, 1923 г.р. Она встретила меня в радостно-оптимистичном расположении духа, чего не часто бывает с людьми в таком преклонном возрасте, да и пятерых детей уже схоронившей…

- Здравствуйте, - я еще раз представилась, и убедилась в том, что она меня хорошо помнит.

- Марья Андреевна, вопросы у меня к вам разные, но задам я их вам не по какому-то заданию, а так…от души своей ищущей чего-то…

- Так задавай свои вопросы. Не знаю, на что смогу ответить…Но на что ума и памяти хватит, отвечу.

- Вы в большой семье родились?

- Да. Мать моя родила 12 или 13 детей, но в живеньких осталось нас трое – три сестры. Теперь уж я одна. Все померли.

- Церковь наша еще цела была?

- Цела. Ее и порушили-то в году так 38 или 39…Иду это я с работы, а ичинь (сестра матери) плачет. Крест говорит, сняли с церкви, а колокол – джыньян – сбросили. Так, когда он упал, стон его по всему селу такой стоял, что у людей в кывтыдпоме слышно было. Не к добру значит…Вот и война скоро пришла. А церковь была в два этажа. Верхний этаж разобралиина фундамент для сельсовета, который потом сгорел.

- Марья Андреевна, а вот в войну вы были взрослая молодая девушка. Как люди к Сталину относились? Вот только честно! Боялись?

- Как? Да как…Как к отцу! Строг он был. А без той строгости, разве войну бы мы выиграли? Нет. Вот я читала книгу одного ученого (смеется – я ж говорит еще и читаю). Он сам был из Воркуты, репрессированный. Так вот, там говорит, была одна «тола» - сугроб, значит. А Сталин нас туда направил, и город мы там построили и нефть там получили! Э…да разве туда бы кто добровольно поехал? Никто! Вот и этот ученый говорит – Сталин был толковый мужик, все предусмотрел, что было нужно нашей стране.

- А верующих у нас было много?

- Да, я и то…Вот даже в Кочпон на исповедь ездили. Там был один коми поп. Он заметил, что крестимся мы не щепотью, а по-нашенски (двоеперстно) и прогнал нас – крест менять. А мы ночь переночевали и опять в церковь, а там уже был другой поп. Говорил по – русски. Он и сказал, - вы говорит из Керчомьи, а там есть Храм с крестом, я, говорит, крест вам менять не вправе. Этот ваш крест двоеперстный вам никто поменять не в силах, разве что сам патриарх! Вот и принял он наши грехи.

- А старообрядцы как молились?

- Они в церковь не ходили. У них иконки были, как обычные, но возле печки. Мы с подругой видели их у крестной – та была старообрядкой, они самые обычные. Веровали они и на двери делали по две рукояти – сверху для себя и семьи, снизу – для мирян.

- А были ли «бурсьылысь»?

- Да. Пели они по коми и вино иногда выпивали. Им это было можно.

- А вот был такой, говорят, Василий у них. Босым в зиму ходил.

- Нет. Он не был «бурсьылысь». Он был очень сильно верующим. Мне его историю рассказывал племянник, Алексей Тимушев. Так вот, был он по коми имени Еве Микол Вась. Фамилии не упомню. Мать у него была керчомская, но переехали они в войну в город. Там Еве Вась стал большим человеком. Окончил три вуза. Руководил всеми…то ли прокурорами, то ли начальниками большими. И вот стал он выпивать. Много пил, так, что с работы его попросили. Жена ушла. А у матери брать денег совсем было стыдно. Шел к магазину и там попрошайничал. Так вот, когда он проснулся однажды, было ему видение.... Одел он свой лучший костюм, а костюмов у него, почитай, штук пять или шесть было…Так вот, одел он костюм, положил в карман три калачика со стола и ушел. Пришел, говорит, к магазину, а там, такой же как я, алкаш стоит…Попросил я его одеждой поменяться. Снял костюм и ботинки, а сам одел его худую одежку. Он мне свои деньги, что на бутылку-то были, протянул, а я, говорит, ему: - Все. Все я пропил. Больше не могу! И домой больше он не вернулся - пошел он пешим ходом до города Киева. Шел долго, ел, что подавали. Когда не подавали – ел зерна злаковых. Спал в поле. Иногда добрые люди в дом на ночлег пускали. Когда дошел до Киева, пошел дальше – до монастыря какого-то... Жил там четыре года.

- И отчего вернулся?

- А от того, милая, что люди, говорил, везде одинаковые.…Все одно, где жить. Важно, как жить.

- А как?

- А в труде и молитве…

- А он говорил еще что-то?

- Он еще тогда говорил: конец скоро наступит.

- И какие будут признаки этого конца?

- Конец, говорит, наступит тогда, когда и простые люди и попы одинаковыми станут: все последнюю совесть потеряют.

- А он нормален сам был, коли зимой бос ходил?

- Еще как! А вот племянник мой учитель Алексей Тимушев (отец поэта Эдуарда Тимушева) рассказывал: выпивали, говорит, мы на майские праздники втроем: я, Геннадий Павлович и Петр Иосифович. Идет Еве Вась. Мы ему: - Василий! Иди, выпей с нами! А он, от водки отказался, но подойти – подошел. Мы ему и задали такой, очень каверзный вопрос…А он…он сразу и ответил. Три вуза же он окончил! И тут он нам вопрос задал. Мы стоим,три учителя,и представляете - ответить не можем! Он на нас посмотрел хитро, и уже уходя сам ответил. Стыдно нам было. Вот такой он был Еве Миколай Вась. Жил у женщины по имени Прасковья. Но просто так жил, не был он ей мужем. Из милости она его к себе пустила. А босым он ходил, когда хоронили кого...А так, потом обувался.

- Марья Васильевна, а верите вы в будущее России?

- Скажу так. Все же Ельцин порушил. Работу у людей отнял. Легко было рушить. А как поднять Россию? Нынче все лентяи. Работать не хотят, но жадные. Люди жадные стали. Не будет, наверное,больше ничего.

- А Путин?

- А что Путин. Он - не Сталин. Строгости в нем нет.

- Можно я еще приду к вам? Вы – интересный человек.

- Приходи…

Потом, пока мы пили чай с конфетами с ее снохой Евдокией, а Марья Андреевна прилегла на свой диванчик и уснула.

-------------------------

В ноябре 2016г Кочанова М.А умерла.