Глава 1.
Автобиография.
Однажды я отдыхала в санатории, там познакомилась с интересным человеком. Мы часто разговаривали с ним на разные темы. Я рассказывала истории, которые происходили со мной, с моими друзьями, а также с посторонними людьми. Он восхищался, удивлялся и все время твердил: «Людмила Павловна, Вы совершите преступление, если всё это не опубликуете в книгу». Вот так возник замысел о создании записей о моей интересной жизни. Не знаю, как всё это получается, но каждый раз вспоминая о своём детстве, юности, о зрелых годах, почему-то всегда себя становится жаль, хочется выложить душу, поплакать, кому-то пожаловаться, но, увы, уже давно некому.
Родилась я в г. Вознесенске Одесской области (Сейчас Николаевская о6ласть.) 10 января 1940г. Было мне 1,5 года, когда началась Великая Отечественная война. Моя семья эвакуировалась на Урал, в Оренбургскую область, село Кардаиловка. Сестра Мара (Полное имя её - Мариэтта) рассказывала, как нас бомбили, как люди теряли близких, как было трудно. Моя мама - Бутанец Мария Поликарповна ( Девичья фамилия - Шаульская) была женщиной энергичной, умной и красивой. В молодые годы была батрачкой, потом вышла замуж за человека военного. Это было в 1917 году, когда началась революция. Мама вместе с мужем воевала на фронте, получила ранения в голову и ногу. Из-за травмы чуть не ослепла. Операцию на глазах перенесла у профессора Филатова в Одессе.
В гражданскую войну погибли её муж и первый сын. При первом браке мама заканчивает школу ликбеза и становится директором детского дома в Одессе. В 1928 году ей сделал предложение очень красивый мужчина по фамилии Марквице , по национальности - поляк. У них родились две девочки - Мариэтта -1929г. и Станислава-1931г. Не знаю, как они жили и сколько, только мама была вынуждена уйти от него с двумя детьми, он сильно её ревновал. Через некоторое время мама получает предложение от Бутанец Павла Павловича, человека военного, комиссара дивизиона.
В 1940 году, 10 января родилась я, Бутанец Людмила Павловна. По словам моей сестры Мариэтты, мой отец - добрый человек, умный, деловой, страшно любил детей. Папа ушёл на фронт и в 1942 году погиб в Каховке. Он был комиссар дивизиона 296 стрелковой дивизии, 813 артиллерийского полка. После смерти папы жизнь моя, можно сказать, пошла кувырком. С мамой мы потерялись во время эвакуации, я сначала так думала, вернее мне так говорили, но потом выяснились другие обстоятельства. Про маму я описала в очерке «Мама».
Остались мы втроём, Мара, Стася и я - Люся. Тогда мне уже было четыре года, я уже кое-что помню сама. Шла война. Мы уже жили на Урале. Помню, как я маленькая зимой ходила одна на реку Урал, только куча собак всегда меня сопровождала. Мариэтта училась в 10 классе, Стася - семиклассница. Жили мы у одной колхозницы на квартире, девочки ходили в школу, а я сидела дома без обуви и почти без еды. Тыкву поставят утром в чугуне в печь, а только вечером вытаскивали и ели. На другом конце деревни находился детский дом, но меня туда не брали, мест не было.
Всё лето я ходила в детский дом за молоком. Боже мой, как вспомню сейчас это молоко, так плохо делается. Через всю деревню иду с чайничком, а деревенские мальчишки меня поймают, изобьют, молоко выльют, а дома сестра отругает. Воспоминания из детства, конечно, остались, это будут отдельные истории.
Жили мы потом втроём в доме, который стоял на отшибе деревни, крыша текла и вокруг ни кола, ни двора. Стася бросила школу и пошла работать в колхоз, она приносила за работу 100 грамм хлеба, и мы делили его на три части. На больших весах мы развешивали хлеб, но ничего не получалось,я всегда плакала, думала, что меня обманывают. Мара часто уезжала в Оренбург за пенсией, которую мы получали за моего погибшего папу. Стася всегда ругалась с Марой, спрашивала, куда она дела деньги, но та отвечала, что у неё их украли. Стася ей почему-то не верила, а она плакала и божилась.
Когда Мара уезжала, мы оставались одни дома, каждый вечер к нам кто-то стучался в окно. Стася не выдержала, взяла топор и пошла вокруг дома, но никого не оказалось. Только она заходила, снова кто-то стучался. Так мы засыпали, закутавшись в одеяло, спали мы прямо на полу. Кто-то нас нарочно пугал, это я поняла, когда стала взрослая.
Как-то приехала к нам какая-то женщина и сказала, что видела нашу маму и надо ехать к ней. Собрали последнее, что у нас было, но пока одна Мара поехала в Оренбург на встречу. Незнакомка завела её в какой-то двор, сказала, подождать, а сама с чемоданом зашла в подъезд, Маре дала указание через 10 минут зайти. Когда та поднялась в квартиру и постучала, открыли дверь и очень удивились, что она ищет женщину с чемоданом. Оказывается, там был другой выход, и эта женщина просто была воровка. Так мы потеряли последние вещи, которые берегли ещё при эвакуации.
И однажды мне надоела такая жизнь и я, собрав свои вещи: двое трусов и две майки, ушла из дома. Я часто ходила в детский дом и видела, что дети одеты и обуты, играют, веселятся. Мне уже было пять лет, я думала, что я уже подросла и пора пожить в детском доме. Там меня отказались принять, а только сказали, чтобы я привела сестру. Оказывается, нужны были какие-то документы и её согласие. Меня взяли, но как исключение, все учились в школе, а мне только пять лет.
Сначала меня поместили в изолятор, где я должна была пробыть неделю. Первую ночь я не могла никак заснуть на новом месте, долго лежала, потом встала и пошла в туалет. В это время в коридоре нянька мыла пол. Когда я подошла к ней и хотела спросить, куда мне идти, она закричала и мокрой половой тряпкой меня шлёпнула по заду. Я очень испугалась, и каждую последующую ночь я боялась встать и пойти в туалет, а поэтому лежала, терпела и плакала. Так я приобрела себе болезнь на всю оставшуюся жизнь.
Потом меня перевели в группу. Мне сначала нравилось. Там хорошо кормили, ко мне хорошо относились, одели, обули, но всё же по ночам я боялась вставать. Я часто болела, стала скучать по сёстрам, они приходили ко мне очень редко.
Шел 1946 год. Мара закончила 10 класс и забрала меня из детского приюта. Мы поехали к маминой сестре из Оренбурга в Днепропетровск, ехали на открытой платформе, состав вёз паровоз, поэтому мы были черные, в саже. Сходили в баню на вокзале и пошли искать тётю - Анну Поликарповну Лысенко. Шли по городу босиком. Все дома разбомблённые, мне казалось, что в руинах ещё сидят немцы, даже было страшно. Пришли. Тётя, дядя и две их дочери жили в подвальной комнате, ещё была общая кухня, в подвале жили ещё три семьи. У тёти ещё были два сына, которые погибли на фронте - Саша и Толя. Мара и Стася немного погостили у родственницы. Мара уехала в Оренбург, где поступила в медицинский институт, а Стася поехала в Среднюю Азию, вернее Таджикистан, в Курган-Тюбе. Я одна осталась у тёти, пошла в первый класс.
В школе я училась хорошо, даже можно сказать отлично, т.к. закончила 4 класс с похвальной грамотой. Меня дома ругали даже за четвёрки. Я помогала, мыла полы, а основное занятие - чистить мелкую молодую картошку по целому ведру и нянчить ребёнка. Этот был - Толя, которого родила Мария, дочь тёти, она вышла замуж за Василькова Леонида в 1946г. Позже я расскажу о нем подробней в главе «Леня Васильков». Толя рос любимым внуком тётки и, если, не дай бог, он упадёт или ещё что-то, то мне доставалось на всю катушку. За любую провинность меня ставили в угол на колени, да ещё на крупную соль. Я просила прощения, но его не давали до тех пор, пока я не понадобится мое участие в домашних хлопотах. Спала я в углу на коврике, который остался от нашей семьи. У тёти были две дочери, Рая и Мария, они были старше меня на десять лет. Антон Павлович, муж моей тети работал сторожем в школе, он часто ночевал зимой там, а летом в оборудованном под жильё сарае. Меня он очень любил, часто приглашал в свое жилье, где у него была большая библиотека из старинных книг. Он читал или что-нибудь рассказывал интересное. Он был ещё большой юморист, часто сочинял юморные истории. Как, например, у богатого соседа украли вторую корову, а первую он зарезал накануне и не смог найти даже с помощью собак.
Дядя сказал: «Воры поставили корову на лыжи». Мы все почти ходили голодные, а соседи жили как помещики, даже их дети с нами не играли и называли нас «безотцовщина». Конечно, наши отцы погибли на фронте, а у них отец работал в КГБ. Но с другой стороны, мы часто залезал к ним в сарай, набирали макухи (Это шелуха от семечек), которую привозили коровам. Так утоляли голод. Теперь мы лишились этого, но нам вскоре повезло: нашли в разбомблённой церкви большую ржавую банку, в которой оказалось сухое молоко, конечно, оно было просроченное, но мы тогда не разбирались в этом.
Я жила у тёти в неведении, кто я, что я, где моя семья, кто мои родители, я ничего не знала, а что помнила в детстве, всё забыла. Мне никогда и ничего не рассказывали про родных. Однажды мы играли во дворе, что-то не поделили, начался скандал между детьми, и я хотела заплакать, но тут подошёл дядя - Антон Павлович, и говорит: «Люся, не сдавайся, ведь ты дочь комиссара, он погиб на фронте, но не сдался, так что и ты не сдавайся». Все опешили, в том числе и я. Я подумала, что он снова пьяный, он частенько выпивал, после того, как погибли два сына на фронте. Потом дома я у него спросила, что это он говорил во дворе и правда ли это всё. Он мне рассказал, что мой папа действительно комиссар дивизиона, что погиб в Каховке, и что на мое содержание дают пенсию 300 рублей. Я тогда не знала, да и не понимала, почему меня все хотят воспитывать, сначала тётка, потом сестра Стася, потом Мара. Оказывается, я была бесплатная нянька их детей и уборщица, да и не бесплатная, а с деньгами. Тётя работала заведующей в столовой. Сёстры целый день на работе, они там кушали, а я целый день дома или в школе. Давали мне пять копеек на борщ школьный, который был из одной свеклы.
Летом я часто сидела дома одна, под замком. Так как квартира была в подвальном помещении, то из окна я видела только ноги прохожих. Я сидела на окне и всё время пела. В соседней комнате жила с мамой Люда Вербец - она была крестницей моей тёти. Она ей покупала подарки, а мне никогда. Я хорошо пела, но меня никогда не просили спеть, а пела всегда Люда. Она была красивей, чем я. Я для них была гадкий утёнок, у меня были веснушки и волосы, как у ёжика, мне не отпускали косички, а всегда стригли под мальчика, из носа часто текло, но платочка никогда не было. Я часто простывала. Училась я лучше, чем она. Она часто получала двойки, но её, почему-то любили, может потому, что у неё была мама. В выходные дни тётя меня посылала на базар, где я покупала продукты. Мне давали 25 рублей, я покупала полкилограмма мяса, капусту, вишни на компот и соль. Она варила борщ и компот, наливала в банки и отправляла к своему брату в лагерь, где он сидел. Мне было лет семь или восемь, я одна ехала на двух трамваях через весь город, а потом пешком пять километров шла по тропинке к лагерю на свидание.
( Глава «О чем плакала девочка») Иногда, в воскресенье, мне давали 3 рубля, чтобы я пошла в кино или в парк. Я ходила одна, иногда покупала себе мороженное, а на кино уже не было денег, тогда я просто гуляла по парку. Это был 1947-8год. Раза два меня тётя сводила в театр, до сих пор помню, как мы смотрели постановку «Маруся-Богуславка», я сидела и плакала на весь зал, думала, что на самом деле там девушек били кнутами. Мне потом тётя всё объяснила, что это артисты так хорошо играют, что кажется всё по-настоящему. В школе я часто пела в хоре. Первая моя песня была посвящена моему папе, на утреннике посвящённом дню Победы. Песня «Грустные ивы» - стихи А. Жарова, музыка М. Блантера. Я до сих пор пою эту песню. Иногда во дворе мы устраивали концерты. Собирался весь двор. Мы с Людой пели, плясали и рассказывали стихотворения. Всем нравилось, нас хвалили. Однажды нас отправили летом в пионерский лагерь за 100км. От Днепропетровска. Через неделю Люда не захотела оставаться, так как мы жили в землянках, в лесу, а очень часто шёл дождь и было сыро и холодно. Люду забрали, а меня оставили, хотя мне тоже хотелось уехать. Всё это было, когда мне было всего 7 лет. Никто меня никогда не поцеловал, не обнял, не обласкал, слово «мама» я даже не знала и не понимала, может поэтому я выросла такая не ласковая, была очень застенчивая, стеснялась своих веснушек.
Когда я закончила 4 класс, за мной приехала старшая сестра Мариэтта, чтобы увести меня в Среднюю Азию-Таджикистан, к средней сестре, она там устроилась на работу на хлебозавод и дружила с парнем Митей, собиралась выйти за него замуж. Тётя, конечно, была против того, чтобы я уезжала, так как я была хорошая нянька для её внука и домработница, да ещё с хорошей пенсией. Когда мы уезжали, она даже со злости не отдала моё пальто и кофточку, которые мне дали ещё в детском доме. Итак, мы с Марой едем в Таджикистан, 1949год. По дороге видим поля зелёные, а между ними какие-то огромные белые кучи. Я спросила, что это такое, на что она ответила, что это какая-то каша. Мы не представляли, что это-хлопок, который нам пришлось потом собирать, об этом тоже будет сказано отдельной историей. Мы приехали в город Сталинабад (Позже он будет назван ¬Душамбе) на поезде, дальше надо было ехать на автобусе 100км, на так как тогда там автобусов не было и в помине, то пришлось ехать на открытой грузовой машине, в которую поместилось человек 20 и все таджички в своих национальных платьях и почти не понимающие русского языка, но к нам они отнеслись очень дружелюбно, кто давал лепёшку, кто угощал сухими фруктами и водой. А ехали мы целый день, по старой пыльной дороге, через перевал, в город Курган-Тюбе. Машина была открытая, солнце пекло, пыль забивала все доступные места, а сама дорога шла серпантинами через перевал. Она грунтовая, построенная ещё в 1936г., и ехать по ней было одно «удовольствие», так как в машине не было даже скамеек, мы сидели прямо на полу, да ещё как селёдки в бочке.
Встретили нас хорошо. Мы сняли кибитку, в которой был глиняный пол и стали там жить. Пока было лето, было хорошо, спали мы на полу, было прохладно, когда наступила зима, было очень холодно и сыро. Была печка, но топить было нечем. Недалеко шла узкоколейная дорога, и я ходила туда собирать масляные тряпки, чтобы разжигать мокрую гузапою, которую собирала недалеко в поле. Гузапая - это оставшиеся кусты после сбора хлопка. Вот так мы кое-как пережили зиму. Я уже училась в пятом классе, школа была русская, но таджикский язык мы учили. Хорошо получалось тогда, когда нас возили в колхоз, собирать хлопок, мы общались немного с местным населением и поэтому быстро запоминали их слова, но когда приезжали в город, то опять забывали. Я сейчас очень сожалею, что плохо знаю таджикский язык, я бы тогда понимала афганский, иранский и многие другие языки.
Вскоре Стася вышла замуж, Мара уехала в другой район, устроилась на работу в детский дом воспитателем, ей дали кладовочку, она там жила, иногда приезжала в Курган. Стася вышла замуж за Митю, он крымский татарин. Его всю семью в 1941 году выслали из Крыма, так как многие татары встречали немцев хлебом и солью. Он родился в городе Симферополе. Настоящее имя его было Мемет, а фамилия Мевлюдов. Он был симпатичный, волосы светлые, глаза голубые и сам очень добрый, особенно ко мне. Он работал бригадиром на хлебозаводе, а Стася - рабочей. Он часто ей помогал. Потом им дали в бараке комнату. У Стаси родилась дочь-Лариса. Я училась в пятом классе и нянчила Лору. Мне часто доставалось , что я иногда не догляжу Лору. То она упадёт, то ещё что-нибудь. А однажды она вышла со двора и на неё напали гуси, один гусь её ущипнул, так Стаська меня чуть не убила, хорошо Митя шёл с работы и меня выручил. Он меня водил в баню на хлебозавод. Часто защищал от Стаськи, он был мне как папа, старше меня он был на 14лет. Конечно, у них я хотя бы была не голодная, каждый день свежий и очень вкусный хлеб, да и булочки они пекли на заводе очень вкусные. Митя часто ходил на базар, приносил огромный арбуз, бросал его в колодец, чтобы он был холодный, а потом мы садились на полу, сначала кушали соус, а потом ели арбуз. Я помню, Лоре было годика два, она ела арбуз, а сок бежал даже по полу, мы смеялись, а она ноль внимания, уплетала себе. Во дворе жило много семей. Разные национальностей, и татары, и узбеки, и таджики, русские, украинцы и мордва. Со всеми детьми мы дружили. Часто учились играть на гитаре. Инструмент шел по кругу, каждый должен был дёрнуть его струну, так мы научились сначала дёргать струны, а потом пели песенки.Одна из них: «Пахнет мёдом, пахнет мятой, золотые вечера, сидели вечером ребята у весёлого костра...».
Во дворе моими лучшими друзьями были дети тёти Даши. Тётя Даша была мордовка, муж у неё погиб на фронте, а у неё осталось пятеро детей, вот она одна кормила их, на хлебозаводе работала. Одна комната в бараке, пол глиняный, шесть коек, кроме хлеба почти ничего. Старшая-Клава в 7классе, затем Зоя в б классе, Коля в5классе, Валя в4классе, Володя в3классе. Всех надо было одеть, обуть и накормить. С Колей мы были одноклассники. Зимой все ходили в галошах, в том числе и я, так как тротуаров не было, грязь была непроходимая, подходя к школе, мы все мыли свою обувь в лужах. Коле я нравилась, и он всегда меня звал купаться на какие-то болота, то в другой мордовский двор, где и научили меня плавать. Часто играли в лапту, в казаки-разбойники, а также ходили смотреть футбол, где Коля играл, а мы через забор залезем и болеем. А как мы ходили в кино? Кино стоило 20копеек. Но нам не часто давали деньги на кино. Был летний кинотеатр, обнесенный высоким забором. Рядом протекал большой арык, а около него росло большое дерево, так мы залазили на дерево все пять человек и смотрели кино.
Так я у Стаси прожила 2 года. Этим временем Мара переехала в город Сталинабад, где устроилась в детский сад воспитателем, сняла комнату у одной хозяйки, вернее одну койку, в небольшой кибитке, и мы там прожили целый год. Я училась там в 7классе, это был район Рабочий городок. Мара работала в детсаде текстилькомбината, уходила на работу рано, а приходила поздно, так как ещё поступила в педагогический институт. Я почти всегда была одна дома, опять же всегда голодная и плохо одетая. Мара одевалась очень хорошо, шила себе очень красивые платья, из шёлка, или шерсти, длинные, до самых пят. Мою пенсию тратила на наряды, а я ходила в одежде из твердого материала как парусина. Наша хозяйка работала в больнице нянькой и часто приносила что-нибудь вкусное, пирожное, конфеты, её угощали больные. Она никогда не угощала меня, а всё это выложит на полочку, чтобы я любовалась этим. Я однажды отрезала от пирожного очень тоненький кусочек, чтобы попробовать, но она тут же рассказала сестре, которая выломала из куста розы ветку и отлупила меня. Кроме редьки и хлопкового масла я почти ничего не видела, в результате чего у меня стал болеть желудок, я даже часто стала пропускать школу.
Однажды, когда я была дома одна, дверь у нас закрывалась на крючок, вдруг кто-то как начал дёргать эту дверь с такой силой, что я подумала, что это воры. Я очень испугалась и как закричу: «Кто там?» Я подумала, что какой-то вор-великан, но тут вдруг как загремело что-то под землёй. Я, не понимая, что это такое, откинула крючок и выскочила на улицу. На соседней крыше, а она была покрыта толью и сверху кирпичи, так эти кирпичи прыгали и сваливались с крыши, а под землёй всё ещё был страшный гул. Я забилась в угол около забора, не зная, что делать. Но тут подошли соседи, стали мне объяснять, что это землетрясение, что нужно сразу выбегать на улицу, на открытое место, чтобы тебя не завалило ничем. Рядом была школа, там целый угол отвалился, хорошо никого не задавило. А рядом- баня, так голые люди выбегали, даже одну женщину задавили в толпе. Вечером прибежала Мара, увидела, что со мной всё в порядке, стала спрашивать, как я тут. Я ей рассказала, как было. А она стала рассказывать, как в детском саду было. Когда затрясло, она вскочила и побежала, но потом сообразив, что там дети, вернулась и закричала: «Дети за мной!» Дети все кинулись за ней, только они выскочили, и тут рухнула дверная балка. Когда все уже были на улице, она сильно заплакала и отпросилась, чтобы бежать домой, узнать обо мне. Тут уже стали подбегать родители детей и все её благодарили, что она не растерялась. Вот так мы узнали, что такое землетрясение, это частенько бывает в Таджикистане.
Вскоре Маре дали комнату от комбината, рядом был детский сад и моя школа, где я пошла в 8класс. Стали мы жить в квартире двухкомнатной, где ещё жила одна семья, на улице Низами. Мара училась и работала, приходила поздно вечером, я жила, можно сказать, своей жизнью. У меня появились подруги: Зоя, Шура, Алла. Немного о них. Шура жила с мамой. Когда её отец пришёл с фронта, он начал строить дом на спуске, который назывался «хлопковый». У Шуры появился брат, он оказался инвалидом, который до 40 лет не мог ходить, не мог разговаривать и вообще ничего не мог. Была такая беднота, после воины строить дом, да ещё сын таков, отец никак не хотел сдавать его в инвалидный дом. Впоследствии отец сильно стал пить, мать сошла с ума, Шура вышла замуж, но муж тоже начал пить и вскоре умер. У Шуры осталось трое детей. При всём этом Шура закончила сельхозинститут, но работала лаборантом, так как ей нужно было бегать часто домой, ухаживать за своими родными. Когда ещё был живой отец, я часто приходила к ним ночевать и делать уроки с Шурой. Мы сидели вокруг стола, над нами горела керосиновая лампа, потом пили чай, было очень уютно, была семья, которой у меня никогда не было.
Вторая подруга была Зоя. У нее семья была из 8 человек. Бабушка, которая уже лет 20 только лежала, отец и мама, а также пятеро детей, из которых Зоя была самая старшая. К ней мы часто приходили. У них всегда был наварен суп рисовый, а также всегда была селёдка, от которой всегда все ручки дверей пахли рыбой, поели ее, целый день кушать не хочется, попробуй накорми такую ораву. Зоина мама работала на складе, где были туфли, поэтому Зоя всегда ходила в хороших туфельках, чего нам нельзя было даже мечтать, так как её мама не могла взять лишнюю пару, нельзя было, да и денег у меня всё равно не было. Так мы дружили втроём, иногда ходили на школьные вечера, где все танцевали, только я не танцевала и не умела танцевать.
Однажды я пришла с вечера домой, Мара была уже дома, я очень расстроена была, так как весь вечер простояла около стенки, это было в 8 классе. Мара меня спросила, почему я расстроена, я расплакалась и всё ей рассказала. Это было около 12 ночи. Со словами «вот дурочка» она начала меня учить танцевать сначала вальс, потом танго и фокстрот. 3а полчаса я освоила танцы. Потом, когда я пришла в школу на вечер, пригласила Шуру. С тех пор я стала танцевать со всеми, и все просили, чтобы я водила. Правда с ребятами я не танцевала, так как у нас не было моды приглашать мальчиков, только на белый танец, а я была ещё не совсем взрослая, да очень стеснительная. В 8 классе школа называлась женской. В 1955году вышел приказ об объединении всех школ, и уже в девятом классе мы учились с мальчиками. Мне предложил дружбу Витя Филоненко, о котором я написала рассказ «Африка». Но Виктор мне не нравился, поэтому я отклонила его дружбу. Он был всегда высокого мнения о себе, немного воображал, любил говорить с акцентом, как будто он иностранец, любил английский язык.
За партой я сидела с Лёней Щербиным, он был высокого мнения о себе, так как был из богатой семьи, а кто я, без отца и матери, одевалась плохо, но училась хорошо, а Лёнька был отличник. Он никому не давал списывать, зато я, как дура, всем давала списывать, особенно по математике. Я дома решала примеры иногда до 12 ночи, а если не получалось, ложилась спать, а ночью мне снился этот пример. Я во сне его решала.
Утром соскакивала и быстрей записывала, было не очень аккуратно, и мне ставили тройки, а тем, кто у меня списывал аккуратно, ставили четвёрки или даже пятёрки. Я любила математику, английский, географию. Русский язык и литературу я всегда делала самостоятельно, никогда не списывала на сочинениях, всё излагала своими словами, поэтому у меня получалось немного коряво, за что я получала тоже тройки.
Когда, я закончила школу и поступала в институт, и не раз, то у меня были только четвёрки и пятёрки, я до сих пор помню теоремы и уравнения. Ко мне приехала мама, я уже училась в 10 классе. Ко мне рано утром приходили под окно подружки и звали, чтобы я дала срочно списать, а мама подходила к окну и говорила, что меня нет дома, из- за чего у нас происходили раздоры. Я не понимала её, а она меня, но я только сейчас понимаю, что она была права. В школе я увлекалась спортом, это был волейбол, плаванье, стрельба и немного шахматы. Ходила в дом пионеров. Пела в хоре, занималась в кружке фотографии. Стала учиться шить и вышивать, мне это всё очень пригодилось в жизни. На танцы мы ходили в парк, где играл духовой оркестр. Там были русские, татары, узбеки, таджики, армяне и другие. Нас никто не трогал, как других, мы если не хотели с кем-то танцевать, то тактично отказывали и нас понимали. В школе я была очень стеснительной, так как у меня были веснушки. Когда меня вызывали к доске, я готова была умереть, я думала о том, что весь класс смотрит на меня и видит мои веснушки, как это было глупо, но в классе меня уважали, почти всех дёргали за косы, но меня никто.
У меня была ещё одна подружка- Света Ширяева. У неё была богатая семья, папа главный инженер, а мама домохозяйка, но Света никогда не кичилась этим, одевалась очень скромно и училась на отлично. Часто меня приглашала к себе домой, особенно если дома готовили что-то вкусное, так как знала, что я жила почти одна и очень плохо питалась.
В школе было очень много интересных историй, которые я до сих пор помню. У нас был классный руководитель, звали его Василь Данилович, преподавал математику, когда приносил контрольные работы, раздавая он говорил, какие оценки, кто получил. У меня часто были четвёрки, а у моей подруги Зои троечки, а когда была у неё двойка, он её называл: «Зоя Ивановна, вам двоечка». Учителя по физике звали Михаил Михайлович, мы его звали Мих в квадрате. Он был по нации финн и не выговаривал :«Хв», а говорил :«Ф». Когда на окно садился голубь, он его хотел поймать за хвост, а говорил: «Я его сейчас за фост поймаю». Голубь улетал, а он с недовольным лицом оставался. Но это был замечательный учитель, поэтому многие любили физику, в том числе и я. Вообще у нас учителя были очень интересные люди, каждый старался, чтобы его предмет был интересным, во всяком случае, мне так казалось, не знаю, как другим. Ещё учась в 8 классе, я отдыхала в пионерском лагере на Варзоб ГЭСе, ко мне приехала Мара, у нас был какой-то праздник для детей и родителей. Мара была очень красиво одетая, да и вообще, она в свои 24 года была красавица, принимала участие в каких-то конкурсах, очень хорошо танцевала, была очень весёлая. В этом посёлке был детский сад, заведующая этим детсадом была очень старенькая женщина, вот ей и понравилась Мара, так что она ей предложила стать вместо неё. У Мары в то время уже было образование: медицинский институт, педагогический, юридический, её сразу же взяли на работу, дали квартиру в посёлке, это 3 км от города, она переехала туда, а мы с мамой остались жить в комнате на улице Низами. Школа была напротив нашего дома, и мама устроилась туда швейцаром, в её обязанность входило давать звонки на урок и с урока. У мамы был очень громкий голос, когда было построение, я ещё спала. Все уходили в классы, мама выходила на улицу и кричала: «Люся!». Я тут же просыпалась и за минуту была уже в школе, тогда мама давала звонок. Маме было уже 60 лет, она была красивая, большая женщина, умная, она очень хорошо знала русскую и украинскую литературу, историю знала лучше любого академика, а также юридическую науку, но дипломов у неё не было, поэтому преподавать она не могла. У мамы был громкий голос, когда она меня звала, то было слышно на всю улицу, а фамилия Бутанец, поэтому она получила прозвище «Боцман». Когда какой-нибудь учитель заболеет, маму просят, чтобы она присмотрела за классом.
Однажды в школе произошёл такой случай. В нашем классе заболел учитель по математике, а в это время в школе проходили практику студенты из физкультурного техникума, одного из них направили к нам в класс. Мама этого не знала. Он был, по сравнению с нашими ребятами 10 класса, маленький ростом и слабеньким голоском. Он что-то там говорил, но никто его не слушал, в классе стоял шум и гам. Мама, сидя на первом этаже, услыхала этот рёв и решила узнать, в чём дело. Вообще было так. Мама заскакивает в класс и видит, стоит мальчишка перед классом и что-то говорит, а в классе шум такой, что никто никого не слышит. Она хватает этого мальчишку за ухо и выталкивает за дверь, весь класс обомлел, в одну секунду все замолчали, а я закричала: «Мама, это ведь наш учитель!» Она пулей выскочила из класса, очевидно, побежала просить прощения, ну это так и было, позже она мне рассказала, что парень даже не успел сообразить, что произошло, а потом её сам же успокаивал. Ну а класс был в восторге от этого происшествия, долго обсуждали эту тему, но уже шёпотом. Вообще маму многие учителя, ученики и даже родители уважали, если нужна была какая-нибудь консультация по правам человека, как сейчас, говорят, или по истории, литературе, то обращались к ней, она старалась помочь. Ещё мама хорошо пела и играла на гитаре, возможно, и мне досталось от неё по наследству, я тоже всю жизнь пою и немного играю на гитаре. В 10 классе, когда был выпускной вечер, я первый раз пела сольно. Моя песня была «Севастопольский вальс», я так волновалась, что вспотела с ног до головы, успех был для меня головокружительный, я после исполнения убежала во двор школы, чтобы остыть от переживаний. А мой сосед по парте, Лёня пел песню «Ромашка» из кинофильма «Солдат, Иван Бровкин». Ему тоже очень аплодировали. Когда начались танцы, вдруг Лёня подошёл и пригласил меня танцевать, я была в шоке, так как, сидя с ним за одной партой, мы почти никогда даже не разговаривали. На этом наши отношения и закончились, я больше с ним даже никогда не виделась. Я слышала, что он закончил медицинский институт, стал врачом. Вообще наши ребята почти все закончили институты, кто стал лётчиком, кто юристами, а один парень Чикишев Володя стал учёным по физике. Ещё учась в 9 классе, я каждую неделю ездила к Маре, в посёлок Варзоб ГЭС, там проводила выходные дни. Мы ходили в клуб в кино, потом были танцы, а после танцев катались на велосипедах по дороге, а уже потом лезли в сад за яблоками. Мальчишки лезли на деревья, а девчонки стояли и караулили, чтобы нас не поймали. Яблоки были зелёные и кислые, но мы их ели. Потом качались на качелях наверно до 4-х утра, затем девчонки уходили спать домой, а ребята тут же спали в саду на траве. Утром чуть свет будили нас звонками велосипедов, и мы ехали в горы за виноградом. У нас, конечно, своих велосипедов не было, поэтому каждый мальчик вёз девочку на перекладине. Вечером мы, девчонки, учили ребят танцевать вальс, привязывали верёвки к их ногам и дёргали, смеялись до упаду.
В 10 классе я стала дружить с Володей Кузьминым. Мы часто гуляли по дороге, я пела песни, Володе очень нравилось, как я пою, и он всё время меня просил, чтобы я спела что-нибудь. Володя днём работал сварщиком, а вечером киномехаником. Он звал меня в будку и учил, как заправлять киноленту в аппарат, так что я тоже могла показывать кино. У нас были очень хорошие дружеские отношения. Была это первая любовь или просто дружба, я не знаю, но каждую субботу он ждал меня, и я рвалась в посёлок.
Мара жила в посёлке в одной квартире вместе с тётей Зоей, она по нации была татарка казанская, очень заботилась о Маре, в детском саду она работала поваром. У неё была дочь Соня, мы с ней дружили, когда она поступила в училище в городе, то она жила со мной в нашей квартире. Мы были как одна семья. В субботу, когда мы ехали в посёлок, часто не было автобуса, и мы 4км шли пешком, приходили уставшие, но весёлые, нас тётя Зоя кормила, и мы мчались в клуб. Там меня уже ждал Володя. Вообще проводили время очень весело. Когда я закончила 10 класс, у нас был выпускной вечер с нашим концертом, после которого мы пошли гулять на комсомольское озеро, где и встретили рассвет, были уставшие, но счастливые. Отоспавшись, я поехала в посёлок, чтобы увидеть Володю. Я была одета в белое платье и белые туфли, я даже сама себе нравилась, хотелось показаться в таком виде. Когда я приехала, пошла в клуб, но Володи там не было. Я спросила у Сони, где он, и она мне сказала, что он поранил ногу и что он меня ждёт в саду. Я побежала в сад и вижу, он сидит, нога в гипсе, и он чуть не плачет от горя, что меня не встретил и не поздравил с окончанием школы. Мы потихоньку пошли по аллее, но нам преградил дорогу ручей, в котором я побоялась замочить ноги, так как были всё же новые белые туфли. Володя, не задумываясь, подхватил меня на руки и перенёс через ручей, не смотря на свою больную ногу. Когда он поставил меня на землю, он впервые меня поцеловал, действительно это был мой первый поцелуй. Через несколько дней мы расстались с ним, я уезжала учиться в другой город Самарканд.
Конечно, первая любовь никогда не забывается. Проходит время, обстоятельства меняются, и ты понимаешь, что детство кончилось, наступает другая жизнь. Так вот у меня началась другая жизнь и тем более в другом городе. Когда я окончила школу, Мара мне говорила, чтобы я поступила в юридический институт, но так как у нас с мамой не складывались отношения, я решила поехать в другой город. Как раз в это время приехал к нам в школу представитель из торгового института, говорил, что условия и общежитие хорошие, ну я и решила поехать. Я приехала в Самарканд, сняла комнату у семьи, где хозяин работал машинистом на железной дороге. Я сдала экзамены в торговый институт на 4 и5, меня сразу зачислили. Я на второй день сижу на пороге, идёт с поездки этот машинист, а я грустная. Он меня спросил, почему я такая грустная, что, наверно, не поступила. Я ответила, что поступила, но не хочу учиться в торговом, я с 6 лет мечтаю о железной дороге. Он тогда мне сказал, что в Самарканде есть техникум, если я пойду туда, то сразу на третий курс. Я тут же побежала в институт забирать документы, но мне не захотели отдавать их, и после небольшого скандальчика они отдали документы, но оценки не дали. Я пришла в техникум, но экзамены уже прошли, я пошла к директору, показала свои документы, и мне назначили дополнительные экзамены. Я в один день сдала математику письменно и устно на 5, на второй день сочинение на 4, и меня зачислили на 3 курс.
Так я стала студенткой. Я сняла комнату у одной старушки, так как общежития пока не дали, сказали, что поедем сначала в колхоз собирать хлопок, а потом будет общежитие. В колхозе мы пробыли 3 месяца, я заработала 120 рублей. Приехали, я пошла на квартиру, где стоял мой чемодан, хозяйка потребовала полную плату, я ей отдала 90 рублей, а за 30 рублей купила себе пальто, мама мне мою пенсию не высылала, она Маре готовила приданное. После колхоза мне сразу дали общежитие, 12 человек в комнате, девочки с 1 курса, со 2 курса и с 3 курса. Ещё на хлопке я проявила себя как хорошая участница художественной самодеятельности. Меня часто просили что-нибудь спеть, особенно на поле, когда нужно было собирать хлопок, когда я говорила, что не успею собрать норму, то все говорили, если не наберёшь, то мы поможем, и я пела. У нас очень хорошо пели ребята. Комсоргом был крымский татарин Нариман, его друг Серёжа, вот мы пели все вместе. Нариман мне был как папа. Мы часто делились всеми секретами, правда он встречался с другой девушкой, и у меня был другой парень. Когда приехали с колхоза, меня выбрали культмассовиком техникума, я устраивала вечера, которые очень нравились и студентам, и преподавателям. Я в техникуме познакомилась с Анатолием, который мне тоже был как папа, он старше меня был на 7лет, который меня охранял, заботился обо мне, особенно когда я заболевала. Я ему помогала в учёбе, так как он был тоже детдомовский, трудно ему было с учёбой, благодаря мне он всё же окончил техникум и впоследствии работал начальником станции. Он меня, конечно, любил, но у меня было противоречивое отношение к нему. Когда мы закончили учиться, он мне сделал предложение, я отказала ему, причина была в том, что он был не русский, да ещё я была ещё молода, замуж не собиралась. А он всё равно впоследствии женился на русской, говорят похожей на меня, родили 4 детей. А мне бог не дал хорошего мужа, потому что я так поступила с Толей. Ну что тут скажешь, не зря говорят, «знал бы, где упал, соломки подстелил».
Когда я училась в техникуме, мама мне очень редко высылала мою пенсию. Выручали мои хорошие подруги Нина и Инна, приглашали меня к себе домой, кормили, чем могли. Мама Нины всегда делала сладкий чай, ставила сметану на стол, и мы намазывали сметану на хлеб, и пили чай. Конечно, я очень стеснялась брать много, поэтому мне до сих пор нравиться так пить чай. А к Инне мы приходили, когда её мама готовила борщ, она наливала нам по целой большой тарелке, ну правда без мяса, но я наедалась. Когда мы учились, сразу как была стипендия, а стипендия была 20 рублей, половину забирали на столовую, чтобы хотя бы раз в сутки питались нормально. Кормили хорошо, так как был хороший директор, да ещё Толя был избран в местный комитет от студентов по хозяйственным делам. Он проверял общежития, столовые. Он меня научил, как топить печку. Мне это очень пригодилось. А когда я заболела, я простыла на хлопке, у меня заболели почки, Толя не стесняясь, приносил мою порцию еды, но у меня была температура, и я есть не могла, то всё съедала наша знаменитая Клара. Про эту Клару будет отдельная история. В техникуме я занималась спортом: плаваньем, стрельбой, волейболом, была капитаном волейбольной команды. Мы даже занимались парашютным спортом. Я прыгала с парашютом 6 раз. Когда я сломала ногу на шестой раз, я перестала прыгать. Стала заниматься больше художественной самодеятельностью. В общежитии ребята часто собирались, играли на гитаре, пели, часто выступали в других институтах, техникумах. Меня, благодаря этим выступлениям, знал почти весь город. Я уже говорила, когда я была дома, с мамой у нас складывались не очень дружественные отношения, я ведь практически её не знала, так как жила с 3 лет без неё, и она для меня была, почти чужая женщина. Но когда я уехала из дома, я стала задумываться и начала скучать, каждые каникулы я приезжала домой, и постепенно мы стали понимать друг друга. Когда я закончила техникум, я по комсомольской путёвке поехала работать в Сибирь. Началась моя трудовая, самостоятельная жизнь...
37 571
609 
