Анализ стихотворений А. Пушкина «Пророк», «Осень». 9 класс.

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими, как сон,
Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,

И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник

И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

1826 г.

Стихотворение было написано в Михайловском летом 1826 года, уже после того, как Пушкин узнал о казни декабристов. 4 сентября в Михайловское прискакал фельдъегерь с приказом: Пушкин должен был немедленно ехать в Москву, где в это время находился Николай I. В Москве поэт был тут же доставлен к императору. Отправляясь на аудиенцию к Николаю I, Пушкин взял с собой текст стихотворения «Пророк».

Поэт сознавал, что обладает огромным влиянием на современников. Образ библейского пророка, поучающего и спасающего свой народ, послужил Пушкину поводом для философского размышления о назначении поэта. Стихотворение можно назвать поэтической декларацией А. С. Пушкина. В этом произведении он определил особую миссию поэта в обществе, сходную с ролью библейских пророков, – нести людям высшую, Божественную истину. Главная тема – особая роль поэта и назначение поэзии.

В основу сюжета положена VI глава библейской книги пророка Исайи. В ней рассказывается о явлении серафима – ангела, посланца Бога. Главное качество серафима – его очищающая сила. После очищения Господь посылает пророка Исайю проповедовать людям правду Божию.

Пушкин во многом сохраняет и структуру, и смысл библейского предания. В начале стихотворения он описывает одинокого полумёртвого путника: «…В пустыне мрачной я влачился…». Потом – появление серафима: «И шестикрылый серафим на перепутье мне явился». С этого момента начинается духовное перерождение человека – серафим преображает его, убирая всё человеческое, грешное. Он открывает ему глаза и уши: «Моих зениц коснулся он. / Отверзлись вещие зеницы…»; «Моих ушей коснулся он, / И их наполнил шум и звон…». Он даёт путнику мудрый язык: «И вырвал грешный мой язык… / И жало мудрыя змеи… / В уста… мои / Вложил…».

Чтобы стать пророком, говорит автор, надо обладать необыкновенной восприимчивостью – острым зрением и слухом. Особое значение приобретает язык, потому что это главное орудие пророка. Но и этого ещё мало:

И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.

Чтобы стать пророком, надо отрешиться от «трепетного» человеческого сердца, потому что придётся нести людям разную правду – страшную и горькую тоже. Но даже после всего этого перерождения свою миссию пророк сможет выполнить только тогда, когда сам Бог вдохнёт в него силу. Заканчивается стихотворение воззванием Бога к новому пророку:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Бог посылает поэта-пророка в мир, чтобы тот нёс людям Его истину. На поэта возложена особая миссия, которую он обязан выполнять, как бы тяжело ему это ни было. Поэтическая аллегория раскрывает главный вывод: истинный поэт – это человек, которому открыты все тайны бытия; его язык лишён лжи, а его назначение определено самим Богом.

Пророки у древних не только вожди, но и глашатаи самых высоких истин. По мнению Пушкина, таким должен быть настоящий поэт – избранник, провидец и учитель, призванный служить своему народу. Он должен глаголом жечь сердца людей.

Созданию высокого образа поэта-пророка соответствует торжественный одический стиль.

Он создаётся лексическими и синтаксическими средствами. Автор включил в стихотворение много церковнославянизмов (персты, зеницы, уста, виждь, внемли), архаичная лексика придаёт стихотворению особую торжественность и силу.

«Пророк» – стихотворение о высоком назначении поэта и поэзии, и эта высота требовала сравнений с образами самыми возвышенными: Бог, пророк, серафим.

Воспроизводя одну из особенностей синтаксиса Библии, Пушкин использует анафоры: 16 строк стихотворения начинаются с союза «И». Такое повторение нагнетает напряжение, связанное с муками перерождения человека.

Особую яркость и эмоциональность придают эпитеты высокого стиля (лёгкие персты; вещие зеницы; празднословный язык; мудрыя жало; замершие уста; трепетное сердце).

Автор использует метафоры (глаголом жги сердца людей) и сравнения (отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы; перстами лёгкими, как сон; как труп в пустыне я лежал).

В стихотворении встречается много шипящих звуков – так создана атмосфера длительных и мучительных страданий героя.

Стихотворение написано четырёхстопным ямбом без деления на строфы.

Продолжая традиции од М. Ломоносова и Г. Державина, Пушкин впервые в русской литературе утвердил особую роль поэта. Эту тему продолжил М. Лермонтов в своём «Пророке», а затем её подхватили Ф. Достоевский, Л. Толстой и многие другие писатели. В XX веке поэт Е. Евтушенко продолжил размышления Пушкина, определив назначение поэта словами: «Поэт в России – больше чем поэт».

Осень

I

Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II

Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III

Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.

V

Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI

Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII

Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII

И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X

И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII

Плывет. Куда ж нам плыть?..

1833 г.

Стихотворение чаще всего относят к философской лирике А. С. Пушкина, хотя в нём есть и пейзажные зарисовки, и размышления о поэзии. Одна из главных тем этого произведения – бесконечный круговорот природы и связанный с ним круговорот и течение человеческой жизни. В стихотворении отражено многообразие жизненных впечатлений и настроений. Здесь два начала – лирическое и повествовательное, а им соответствуют также два стиля – поэт совместил лирику с повествованием.

Стихотворение написано в Болдино осенью 1833 г. – это был невероятно плодотворный и очень яркий период в творчестве Пушкина.

К произведению дан эпиграф – «Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?» (строки Г. Р. Державина). Эпиграфом Пушкин устанавливает связь своего стихотворения с известным в то время посланием Г. Р. Державина, в котором воспеты спокойствие и поэзия уединения.

А само стихотворение воспринимается как непринуждённая беседа поэта с читателем. В соответствии с содержанием той или иной строфы в нём меняются авторские интонации.

Стихотворение называется «Осень» – это любимое время года Пушкина. Но поэт подробно описывает все времена года, высказывая при этом своё личное отношение к зиме, весне, лету и осени.

Всё гениально в этом творении великого поэта, и каждая деталь выполняет большую роль. Точно подобраны эпитеты: волнистая мгла, промёрзлый дол, могильная пропасть, уснувшие дубравы и др. Созданы удивительные метафоры и сравнения («в багрец и в золото одетые леса», «зеркало стоячих, ровных рек», «нелюбимое дитя в семье родной») и великолепные художественные образы (зима-старуха, чахоточная дева-осень, «пышное природы увяданье»). Поэтом использована лексика старого стиля («осенний хлад», «страждут озими», «мучишь») и звукопись («очей очарованье», «согрета и свежа, она вам руку жмёт, пылая и дрожа»). Выбранные Пушкиным синтаксические приёмы тоже усиливают выразительность художественной речи. К таким приёмам относятся: перенос со строки («Так нелюбимое дитя в семье родной / К себе меня влечёт»), инверсия («люблю я пышное природы увяданье», «к привычкам бытия вновь чувствую любовь»), синтаксический параллелизм («чредой слетает сон, чредой находит голод»).

И даже знаки препинания обретают особый смысл. Вот как поэт обращается к лету: «О, лето красное!» Неудивительно, что после такого поэтического словосочетания стоит восклицательный знак. Но дальше Пушкин говорит вовсе не о прелести лета, не о радостях, которые оно дарит нам, – он перечисляет совершенно прозаичные приметы: «зной, да пыль, да комары, да мухи». Поэт говорит, что лето губит все его душевные способности. Летом он вместе с природой жаждет дождя – жалеет зимы и ждёт осень.

Весна – тоже не его пора: «…я не люблю весны; скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен». Пушкин умеет создать целую картину самыми обыкновенными, а порой даже прозаичными словами: пыль, комары, мухи, вонь, грязь. Чтобы употреблять такие непоэтичные слова, нужна была смелость – до Пушкина в поэзии таких слов не употребляли. Но он умел сделать так, чтобы самое обычное бытовое слово зазвучало органично.

А вот зимой поэт доволен гораздо больше. В строках, посвящённых зиме, нет тоски и печали. Зима для Пушкина – это праздники с весёлыми играми и блинами, катаниями с девушками на лошадях. Он рисует романтические картины ночных прогулок в санях под луной, катания на коньках – сплошные удовольствия. Но ведь праздники быстро надоедают – «нельзя же целый век кататься нам в санях с Армидами младыми». И Пушкин верно замечает, что «ведь это наконец и жителю берлоги, медведю, надоест». Но тогда картину праздников и красочных зимних гуляний сменяет другая картина, в которой только и остаётся «киснуть у печей за стёклами двойными». Зима тоже не даёт Пушкину вдохновения – не зовёт его к перу.

С особой любовью пишет поэт об осени. Осенью он не чувствует скуки и лености. Он признаётся: «И с каждой осенью я расцветаю вновь», «к привычкам бытия вновь чувствую любовь». Осенью у поэта «легко и радостно играет в сердце кровь, желания кипят», он снова счастлив и молод. Осенние дни его проходят совсем по-другому. Он больше не киснет у печей, а испытывает подъём душевных, физических и поэтических сил. Всё осенью рождает в нём вдохновение. И Пушкин подробно описывает читателю картину своего творческого труда, рассказывает нам, как рождаются стихи (этому посвящены Х и ХI строфы).

Этот процесс начинается с отрешения от всего суетного вокруг: «и забываю мир…». Поэт полностью отдаётся своему поэтическому воображению: «я сладко усыплён моим воображеньем» – в нём пробуждается поэзия. И мы видим, что этот творческий процесс в высшей степени радостен для Пушкина, доставляет ему великое удовлетворение собой, жизнью. А происходит это осенью – вот почему она для него самое любимое время года.

Стихотворение заканчивается вопросом: «Куда ж нам плыть?» В нём отражается раздумье поэта о трудностях своего положения в условиях самодержавно-крепостнического строя и полицейского надзора, особенно усилившегося после подавления восстания декабристов.

Стихотворный размер произведения – ямб. Поэзия, написанная ямбом, обычно окрашена в оживлённый, весёлый тон, который передаёт светлое душевное состояние.

Написано стихотворение октавами – так называется строфа из восьми стихов с расположением рифм абабабвв и с чередованием мужских и женских окончаний. Благодаря октавам создаётся оттенок лёгкой грусти.