«Музыкальные завещания потомкам»

Урок № 21-22 8кл _________________

«Музыкальные завещания потомкам»

Цели урока: осознание вечных духовных ценностей через произведения искусства прошлого и настоящего («Гейлигенштадтское завещание» Бетховена, «Гейлигенштадтское завещание Бетховена» Р. Щедрина, 9 симфония Бетховена).

Ход урока.

Новый материал: 1.Человек создан, чтобы жить и творить прекрасное. Но приходит время, когда нужно задумываться о том, что он передаст детям, внукам и последующим поколениям. Что может оставить человек? (наследство, завещание…) Может ли быть завещание не материальное, а духовное? Кто чаще оставляет духовные завещания? (Люди творческих профессий). Что могут завещать композиторы? (нравственные ценности, муз. произведения). Вы догадались, какая тема урока? («Музыкальные завещания потомкам»).

2.Когда человек обычно пишет завещание? (перед смертью, когда болеет). Автором такого документа стал немецкий композитор Людвиг ван Бетховен. Он прожил 56 лет, а в 32 года, находясь в деревне Гейлигенштадт, составил завещание, которое вошло в историю как Гейлигенштадтское завещание.

3.Сейчас мы познакомимся с этим письмом.3.Сейчас мы познакомимся с этим письмом.

Почему же так рано 32-летний композитор изложил свою последнюю волю? (он болел глухотой, был одинок, поэтому находился на грани отчаяния).

4.Давайте попробуем предположить, как мог завершить своё завещание Бетховен?

Слушаем фрагмент Симфонии №9 , 1 часть Ребята, как звучит музыка? (светло, легко, торжественно оптимистично, радостно). Какие выразительные средства использовал композитор, чтобы выразить свою идею? (Главная тема повторяется. 1 раз -виолончели, 2 раз-скрипки, мелодия напевная, напоминает песню, гимн). Эта музыка и есть гимн Евросоюза.

5.А теперь обратимся к письму, к заключительным словам завещания.

К сохранению каких нравственных ценностей призывает людей композитор? (добро, согласие, помощь). Несмотря на то, что композитор испытал отчаяние в 32 года из-за своего недуга, он нашёл в себе силы жить дальше и дарить людям счастье своей музыкой..

6.Но Бетховен преодолел кризис. И хочется вновь вернуться к 9 симфонии, где звучат голоса солистов и хор, поющий великолепные слова «Оды к радости» Ф. Шиллера:

Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!

Практика: Ответить на вопросы 1.Какую выразительность несут в себе человеческие голоса? 2.Что завещает нам великий композитор? 3.Какие музыкальные инструменты вы услышали?. 4.Нарисовать один из услышанных музыкальных инструментов.

Гейлигенштадтское завещание

Моим братьям Карлу и [Иоганну] Бетховенам

О вы, люди, считающие или называющие меня злонравным, упрямым или мизантропичным — как вы несправедливы ко мне, ведь вы не знаете тайной причины того, что вам кажется. Моё сердце и разум с детства были склонны к нежному чувству доброты, и я даже всегда был готов к свершению великих дел. Но подумайте только: вот уже 6 лет я пребываю в безнадёжном состоянии, усугублённом невежественными врачами. Из года в год обманываясь надеждой на излечение, я вынужден признать, что меня постиг длительный недуг (его излечение может занять годы или вообще окажется невозможным).

Обладая от природы пылким и живым темпераментом и даже питая склонность к светским развлечениям, я вынужден был рано уединиться и вести одинокую жизнь. Если же иногда я решался пренебречь всем этим — о, как жестоко загонял меня назад мой ослабевший слух, заставляя скорбеть с удвоенной силой. И я всё-таки не мог сказать людям: «говорите громче, кричите, ведь я глух», — ах, разве мыслимо мне было признаться в слабости того чувства, которым я должен был обладать в большем совершенстве, чем кто-либо другой, в чувстве, которым я некогда обладал в наивысшей степени совершенства, такого совершенства, каким, я уверен, наделены или были наделены лишь немногие люди моей профессии. О нет, это выше моих сил, и потому простите меня, если я отдаляюсь от вас, когда мне хотелось бы побыть в вашем кругу.

Моё несчастье причиняет мне двойную боль, поскольку из-за него обо мне судят ложно. Для меня не должно существовать отдохновения в человеческом обществе, умных бесед, взаимных излияний; я обречён почти на полное одиночество, появляясь на людях лишь в случае крайней необходимости; я вынужден жить как изгой. Ведь, стоит мне приблизиться к какому-нибудь обществу, меня охватывает жгучий страх: я ужасно боюсь, что моё состояние будет замечено. Так было и эти полгода, которые я провёл в деревне. По требованию моего благоразумного врача я должен был елико возможно щадить мой слух. Это почти совпало с моей теперешней естественной склонностью, хотя иногда, увлекаемый потребностью в обществе, я позволял себе уступить искушению. Но какое же унижение я испытывал, когда кто-нибудь, стоя возле меня, слышал вдалеке звук флейты, а я ничего не слышал, или он слышал пение пастуха, а я опять-таки ничего не слышал.

Такие случаи доводили меня до отчаяния, и недоставало немногого, чтобы я не покончил с собой. Лишь оно, искусство, оно меня удержало. Ах, мне казалось немыслимым покинуть мир раньше, чем я исполню всё то, к чему чувствовал себя предназначенным. И так я продолжал влачить эту жалкую жизнь — поистине жалкую для столь восприимчивого существа; ведь любая неожиданная перемена была способна превратить наилучшее расположение моего духа в наихудшее. Терпение — так отныне зовётся то, чем я должен руководствоваться. У меня оно есть. Надеюсь, что я смогу надолго утвердиться в моей решимости, пока неумолимым Паркам не будет угодно перерезать нить. Возможно, станет лучше, возможно, нет — я готов ко всему. Уже на 28 году жизни я принуждён стать философом; это нелегко, а для артиста труднее, чем для кого-нибудь другого.

Божество! Ты глядишь с высоты в моё сердце, ты знаешь его, тебе ведомо, что оно преисполнено человеколюбия и стремления к добродетели. О люди, если вы когда-нибудь это прочтёте, то поймите, что вы были ко мне несправедливы; несчастный же пусть утешится, найдя собрата по несчастью, который, вопреки всем препятствиям, воздвигнутым природой, сделал всё от него зависящее, чтобы встать в один ряд с достойными артистами и людьми.

Вы, братья мои Карл и [Иоганн], как только я умру, попросите от моего имени профессора Шмидта, если он будет ещё жив, чтобы он описал мою болезнь, и приложите к истории моей болезни этот написанный мною лист, чтобы общество, хотя бы в той мере, в какой это возможно, примирилось со мною после моей смерти. Одновременно объявляю вас обоих наследниками моего маленького состояния (если его можно так назвать). Разделите его честно, по взаимному согласию, и помогайте друг другу; всё, что вы делали наперекор мне, давно уже прощено вам, вы это знаете. Тебя, брат Карл, благодарю ещё особо за преданность, проявленную тобою в самое последнее время. Желаю вам лучшей и более безмятежной жизни, нежели моя; внушайте вашим детям добродетель. Только она, а не деньги, способна принести счастье, говорю это по собственному опыту. Именно она помогла мне выстоять даже в бедствии, и я обязан ей так же, как моему искусству, тем, что не покончил жизнь самоубийством. Прощайте и любите друг друга. Я благодарю всех друзей, особенно князя Лихновского и профессора Шмидта. Я хочу, чтобы инструменты князя Л[ихновского] хранились у кого-нибудь из вас, лишь бы не возник из-за этого раздор между вами. А как только они смогут сослужить вам более полезную службу, продайте их. Как я рад, что и сойдя в могилу, я смогу ещё быть вам полезным.

Итак, решено. С радостью спешу я навстречу смерти. Если она придёт раньше, чем мне представится случай полностью раскрыть свои способности в искусстве, то, несмотря на жестокость моей судьбы, приход её будет всё-таки преждевременным, и я предпочёл бы, чтобы она пришла позднее. Но и тогда я буду доволен: разве она не избавит меня от моих бесконечных страданий? Приходи, когда хочешь, я тебя встречу мужественно. Прощайте и не забудьте меня совсем после моей смерти, я заслужил это перед вами, так как в течение своей жизни часто думал о вас и о том, как сделать вас счастливыми; да будет так.

Людвиг ван Бетховен Гейлигенштадт, 6 октября 1802

[На обороте]: Гейлигенштадт, 10 октября 1802

Итак, я покидаю тебя — и покидаю с печалью. Да, надежда, которую я возлелеял и принёс сюда с собой, надежда на хотя бы частичное исцеление — она вынуждена теперь покинуть меня. Как падают с деревьев увядшие листья, так и она для меня увяла. Я ухожу почти в таком же состоянии, в каком прибыл сюда. Даже высокое мужество, вдохновлявшее меня в прекрасные летние дни, кануло в небытие. О Провидение, ниспошли мне хотя бы один день чистой радости — ведь так давно истинная радость не находит во мне никакого внутреннего отклика. О когда, о когда — о Божество — я вновь смогу ощутить его в храме природы и человечества? Никогда? Нет, это было бы слишком жестоко.

[На левом поле того же листа]: Моим братьям Карлу и [Иоганну] после моей смерти прочитать и исполнить