21
Православная тема в русской живописи и литературе
19-20 века
Содержание
Введение 3
Глава1. 3
Научное обоснование темы. 3
« Православная тема в русской живописи и её связь с литературой
19 и 20 века» в творчестве писателей и художников. 4
Глава 2. 7
2.1. Библейские и евангельские сюжеты в картине Н.Ге “Что есть истина?
Христос и Пилат” и в романе М.Булгакова “Мастер и Маргарита” 7
2.2. Евангельский сюжет в картине Н.Ге «Христос в
Гефсиманском саду» и в стихотворении Бориса Пастернака
«Гефсиманский сад» 12
2.3. Житийный сюжет в картине М. Нестерова “Видение отроку
Варфоломею” и в произведении Б. Зайцева “Преподобный Сергий 13
Радонежский”
Заключение 17 Литература
Введение Мир вступил в III тысячелетие от Рождества Христова. Наша цивилизация берёт начало от этой великой даты, и свое летоисчисление мы ведем от Рождества Христа, поэтому дух нашей эпохи, её внутреннее содержание должно быть христианским.
Во многих произведениях искусства, созданных после Рождества Христова, так или иначе, прослеживаются библейские и евангельские мотивы. Почему это происходит? Ведь писатели и художники не всегда повествуют о взаимоотношениях нашего мира с миром тем, который нам не дано видеть. “Подобное проникновение религиозных мотивов в музыку, литературу и живопись происходит потому, что наша жизнь подсознательно пропитана христианской культурой”[1]. С первых веков принятия христианства оно стало неотъемлемой частью нашего существования.
Глава 1. “Православная тема в русской живописи и её связь с литературой XIX и XX века” в творчестве писателей и художников.
1.1. Научное обоснование темы.
Православная тема находит яркое отражение во всех видах искусства в музыке, в живописи, в литературе и т. д. Раскрывая тему реферата, хотелось бы обозначить понятие, о котором пойдёт речь, так как оно очень сложно и противоречиво: что понимать под термином ”православная тема”? Ответ мы находим в статье М.В. Безродного ”История русского христианства”, который утверждает: ”Православная тема включает в себя использование художниками, писателями, композиторами в своих произведениях сюжетов, взятых из Библии, Евангелия и произведениях древнерусской литературы. Эта тема является отражением православной веры, политических и национальных взглядов”[2] На протяжении многих веков православная вера была духовной основой. На ней строилось сознание единства русских людей в самые трудные периоды истории, эта вера давала силы сохранить духовность, возродившую нашу культуру, которая по выражению Д.С. Лихачёва ”немыслима без преемственности православных традиций: библейских и евангельских”[3]
1.2. “Православная тема в русской живописи и её связь с литературой XIX и XX века” в творчестве писателей и художников.
Поистине необозримо число произведений изобразительного искусства, музыки и литературы, использовавших сюжеты из Библии, Евангелия, произведений Древнерусской литературы. Все они освещены православным светом, идущим от Христа. Ибо в основе русской духовности всегда был Он – “любимый и желанный русскою душою” – так о нём отозвался религиозный мыслитель отец Сергий Булгаков[4]. Идеями христианства пронизано творчество многих писателей. А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.А. Некрасов не раз обращались к образу библейских персонажей, которые в стихах этих поэтов отождествлялись с человеком, который несет людям слово правды. Библейскими легендами наполнены произведения Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского. Эта традиция продолжается в творчестве многих писателей: И. Бунина, М. Волошина, Б. Пастернака, А. Блока, М. Булгакова. О нравственной ценности Библии и Евангелия можно говорить, ссылаясь на великие произведения живописи. За истёкшие века была создана огромная галерея живописных образов Христа, не имеющих ничего общего с историческим Иисусом из Назарета. Почему это произошло? Искусствовед С.М. Данилов объясняет это так: ”Ученики Иисуса, признавая закон Моисея и его запрет делать какие – либо изображения Господа Бога и человека, не помышляли о том, чтобы запечатлеть черты Учителя”[5]. Впрочем, даже пожелай они это сделать, вряд ли им это удалось бы, среди них не было ни художников, ни скульпторов. Поэтому прижизненных портретов Иисуса из Назарета нет, как нет и изображений, сделанных по памяти людьми, видевшими и знавшими Его. Первые попытки воссоздать образ Иисуса Христа были предприняты столетия спустя после Его воскресения и вознесения. Полотна, изображающие Христа, дают исчерпывающее представление о том, как понимал образ Спасителя тот или иной художник, как трактовала его конкретная эпоха.
Поскольку евангельские сюжеты стали постоянной темой в изобразительном искусстве, выработались и определённые требования к изображению Спасителя. Двумя словами эти требования можно сформулировать так: благообразие и благолепие. Именно таким мы видим образ Христа на полотнах В. Поленова, В. Васнецова, М. Нестерова и других художников. Они создали шедевры, написанные на библейские темы. Ярким примером является картина, значительная по своему содержанию, А. Иванова ”Явление Христа народу”. ”Из евангельских мест взято самое труднейшее для исполнения, доселе ещё небранное никем из художников – первое появление Христа народу,”[6]- писал об этой картине Н.В. Гоголь. Религия была предметом мысли, исторических исканий не только для А. Иванова, но и для И. Крамского. Итогом его раздумий явилась картина “Христос в пустыне”(1872), на которой мы видим, как ”посреди голой, безлюдной пустыни сидит на камне человек, погружённый в глубокую думу. Зло, царящее в мире, человеческие несчастья и беды – вот что волнует его. Он жаждет для людей добра и справедливости. Но как этого достичь?”[7]. А.Н. Некрасов в 1874 году написал стихотворение, названное первоначально “Пророк”, читая которое можно подумать, что он создал его, глядя на “Христа в пустыне” И. Крамского:
Не говори: “Забыл он осторожность!
Он будет сам судьбы своей виной!..”
Не хуже нас он видел невозможность
Служить добру, не жертвуя собой…
. Таким образом, “Православная тема” в русской живописи и литературе была представлена многими произведениями искусства. “Художники и писатели впитали в себя время, отразили его в своих произведениях, воскресили национальное представление о православном духовном идеале”[1] Актуальность темы состоит в том, что на протяжении ряда лет из сознания многих людей была исключена Библия, и лишь сейчас, пока еще медленно, но неуклонно, в души наших соотечественников начинает входить Дух Божий.
Цель данной работы мы видим в следующем:
рассмотреть “Православную тему в русской живописи XIX - XX века и её связь с литературой”, сопоставляя фрагменты из художественных произведений М. Булгакова “Мастер и Маргарита”, Б. Зайцева “Преподобный Сергий Радонежский” с произведениями изобразительного искусства Н. Ге “Что есть истина?” и М. Нестерова “Видение отроку Варфоломею”;
проанализировать, как библейские и евангельские сюжеты, используемые писателями художниками, находят отражение в произведениях живописи и литературы.
Глава 2.
2.1. Библейские и евангельские сюжеты в картине Н.Ге “Что есть истина? Христос и Пилат” и в романе М.Булгакова “Мастер и Маргарита
«Найти свою мысль, своё чувство в вечно-истинном, в религии человеческой, и есть задача искусства.» - считал Н.Ге. И всё его творчество представляло собой поиск решения этой задачи.
«Что есть истина?» (1890) - одно из поздних произведений художника, в котором отражён евангельский сюжет. Русский художник XIX века Николай Ге совершенно по-своему подошёл к осмыслению образа Иисуса Христа. Художник позволил себе смелость полностью отступить от овеянных веками традиций и воссоздать образ Христа максимально приближённым к исторической правде.
Своё видение Христа, представшего на судилище Пилата, художник не смог увязать ни с благолепием, ни с благообразием, но, как подчёркивает Кирилова Н.И.: “Ему удалось в этом образе соединить воедино евангельское повествование с пророчеством Исаии о Мессии”. Нельзя не согласиться с её мнением, что “композиция картины строго соответствует евангельскому сюжету, образ же Иисуса соотнесён со словами пророка Исаии”. В Библии читаем: “…Он взошёл перед Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли: нет в Нём ни вида, ни величия, мы видели Его, и не было в Нём вида, который привлекал нас к Нему. Он презрен и умалён пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо своё. Он был презираем, и мы ни во что не ставили Его”. [8; 719]
Это может показаться невероятным, но пророк Исаия предсказал не только приход и страдания Мессии, не только отношение к Нему современников, не принявших Его, но и отношение далёких потомков, якобы Его принимающих. Картину художника Н. Ге “Что есть истина?”
«Достоинство картины в том, что она правдива. Христос такой, каким должен быть человек, которого мучили целую ночь и ведут мучить. И Пилат такой, каким должен быть губернатор. Ге выбрал такой момент в жизни Христа, который очень важен теперь для всех нас», - писал Л.Н. Толстой.
Христос и Пилат стоят друг против друга, разделённые резкой полосой солнечного света. Это два мировоззрения, между которыми пролегла пропасть. Наш взор приковывает к себе фигура римского наместника, одетого в богатую тогу. Перед нами предельно благополучный, строгий и уверенный в себе римский аристократ. Он в буквальном смысле слова купается в ярких солнечных бликах. Его фигура отбрасывает цветную тень, переливающуюся на ослепительно жёлтых плитках пола. Богатая одежда с широкой красной каймой притягивает наш взор. Поза Пилата свободна, раскованна. Широко расставлены ноги, ярко сверкает холёный затылок, до предела выразителен жест его правой руки. Она протянута в сторону того, кого мы не сразу замечаем на картине.
Это Христос. Лицо и его фигура находятся в тени и почти скрыты от зрителя. Его голубая, в лохмотьях одежда, всклокоченные волосы, связанные за спиной руки (внизу лежит свисающая верёвка) не могут не вызвать чувство жалости и сострадания. И всё- таки, несмотря на его изможденный и измученный вид, он не кажется нам жалким и тщедушным. Напротив, он исполнен величия и силы духовной. Его гордый, независимый взгляд, плотно сжатые в молчании губы, спокойная, величавая поза выражают внутреннюю готовность страдать и умереть за истинную веру.
Так кто же победитель в этом жестоком и неравном поединке? Пилат? На чьей стороне власть, сила, богатство? Или Христос? Человек трагической судьбы и огромной силы воли? Эти непростые вопросы ставит перед нами художник. Как ответим мы на них сегодня, спустя сто лет после создания картины?..
Пилат задаёт свой знаменитый вопрос на ходу, не ожидая ответа. Фигура холёного, самоуверенного прокуратора, словно вылепленная ярким солнечным светом, весома и устойчива; тщедушный, истерзанный Христос выглядит почти бесплотным. Он «прижат к стене» в буквальном и переносном смысле – на вопрос Пилата у него нет ответа, кроме молчания. Но сама эта ситуация псевдодиалога и содержит в себе ответ – он того же рода, что и ответ Иешуа Пилату в романе М. Булгакова: «Истина в том, что у тебя болит голова…» Иначе говоря, истина – это ты, ты сам, кто вопрошает»[23]
Разговор библейских персонажей передан на картине как монолог Пилата. Он ”подобен артисту на сцене, залитому ярким светом прожектора. Эффектно освещена его массивная, словно гипсовая рука, такой же монолитный череп и вся прочая фигура, задрапированная в тогу, как античный мрамор”[10] Христос, находящийся в тени, похож на жалкого бродягу, худого, обросшего, давно не чёсанного. В разговоре с Пилатом он не принимает участия. Но даже средне образованный зритель догадывается, кто прав, а кто виноват: молчание Христа выразительнее любого крика.
“Мизансцены евангельского цикла у Н. Ге очень напоминают фото оперных постановок: минимум декораций, эффектные паузы и выразительные жесты”[11]. Художнику удалось изобразить всё действие в одном моменте с помощью языка жестов и мимики. Некоторые художественные критики назвали картину “энциклопедией жестов”, потому что она выражает гнев и отчаяние, волю и правоту.
Уникальность картины “Что есть истина?” состоит в том, что художник с максимальной точностью изобразил в ней исторические события, образы Пилата и Иисуса, изложенные в Священном Писании.
Эпизод, изображённый на картине, воспроизводит сюжет Библии, когда Иисус перед казнью беседует с Пилатом, к которому первосвященник Каифа отослал Иисуса, так как только наместник имел право вынести смертный приговор. Призвав Иисуса, Пилат спросил его о том, в чём состоит его вина. Иисус ответил знаменитыми словами: “Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий кто от истины, слушает голоса Моего”[11; 1156]. “Что есть истина?”[11; 1156] – спросил Пилат, не понимая, что Истина перед ним. Пилат не нашёл никакой вины Иисуса и хотел отпустить его, в честь праздника еврейской Пасхи, но народ потребовал отпустить разбойника Варавву и осудить Иисуса. “Иудеи же кричали: если же отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий делающий себя царём не друг кесарю.”[12; 1156] Услышав эти слова, Пилат испугался. Он обратился к иудейскому народу: “Какое же зло сделал он?” Они ещё сильнее кричали: “Да будет распят!”. “Пилат взял воды и умыл руки перед народом, и сказал, что он невиновен в крови Праведника Сего”[8; 1050]. И, отвечая, весь народ сказал: “Кровь Его на нас и на детях наших”[11; 1156] Была пятница. В этот день предали Христа на распятье. Так произошла встреча Иисуса с Понтием Пилатом, изложенная евангелистом.
М. Булгаков в своём романе “Мастер и Маргарита” раскрыл этот эпизод из жизни Иисуса совсем по-другому. Он переворачивает обычные представления о добре и зле, показывая их по-своему, заставляя тем самым читателя задуматься, переосмыслить нынешние представления о жизни, о нравственности. Великий прокуратор Иудеи Понтий Пилат судит человека по имени Иешуа, который обвиняется в подстрекательстве к уничтожению Ершалаимского храма. Арестант пытается оправдаться, доказать свою невиновность и говорит: “Добрый человек! Поверь мне…рухнет Храм старой веры и создастся Храм истины… Злых людей нет на свете, есть люди несчастливые…”[12] Эти слова непонятны и чужды Пилату, у которого своя “вялая” философия: мир поделён на господ и рабов, “раб подчиняется господину”. Однако умные, немного дерзкие и наивные речи бродяги заинтересовали прокуратора, пробудили в его душе зачатки нравственности, духовности. Он убедился в невинности арестанта и решил спасти его. Но Иешуа решительно отказался изменять своей истине, совершая тем самым великий, нравственный подвиг. Булгаковский Понтий Пилат, имеющий репутацию “свирепого чудовища”, сильно облагорожен по сравнению с прототипом. В его образе писатель запечатлел человека, терзающегося муками совести за то, что отправил на смерть невинного, и в финале романа прокуратору Иудеи даруется прощение.
Писатель не следует евангельской версии в изображении образа Иисуса. Очевидно, он не разделял и веру в божественное происхождение Христа, так как сам не являлся верующим человеком, поэтому евангельские сцены в романе завершаются распятием Иисуса. Не показано главное: его воскрешение. В.М. Гаспаров объясняет это тем, что Михаил Булгаков не касается этого момента, “сосредотачивает своё внимание на Понтии Пилате, олицетворявшем несвободу и трусость. Автора интересовала проблема свободы и несвободы личности больше, чем евангельские сцены. Дело в том, что именно с помощью этой встречи и решения прокуратора, он раскрывает смысл понятия несвобода личности”[13]Свободный и могущественный Пилат оказывается на деле не свободным. Он связан страхом потерять свои привилегии и расположение великого кесаря.
Интересна суть спора, которая возникает в ходе дискуссии. Иешуа верит в наличие добра в мире, в предопределённость исторического развития, ведущего к единой истине. Пилат убеждён в незыблемости зла, неискоренимости его в человеке. Ошибаются оба. В финале романа они продолжают на лунной дороге свой двухтысячелетний спор, навечно сблизивший их, так зло и добро слились воедино.
“В трактовке образа Иисуса Христа, как идеала нравственного совершенства, М. Булгаков отошёл от традиционных канонических представлений, основанных на четырёх евангелиях и апостольских писаниях, поэтому в романе Иешуа - обыкновенный человек, и как все люди страдает от боли и радуется освобождению от неё”- пишет М.В. Черкезова [14]. Две тысячи лет тому назад было найдено “переменившее весь ход мировой истории средство спасения”. М. Булгаков видел его в духовном подвиге человека, который в романе назван Иешуа Га-Ноцри, за которым виден его великий евангельский прообраз.
В чём же главная сила Иешуа? Прежде всего, в открытости, непосредственности. Истина для него - это то, что на самом деле, это восстановление действительного видения жизни, воля и мужество не отворачиваться и не опускать глаза, способность открывать мир, а не закрываться от него. Несмотря на то, что сюжет кажется завершенным - Иешуа казнён, автор стремится утвердить, что победа зла над добром не может стать результатом общественно-нравственного противоборства, этого, по Булгакову, не приемлет сама человеческая природа, не должен позволить весь ход цивилизации. Га-Ноцри ни разу не отступил от Истины, от идеала, и потому заслужил свет. Он сам есть идеал – олицетворённая совесть человечества. Трагедия героя в физической гибели, но морально он одерживает победу. Пилат же, пославший его на смерть, мучается почти две тысячи лет, “двенадцать тысяч лун”, потому что душа его погибла от меча, выкованного им самим. Образ Иешуа преследует прокуратора во сне. Изо дня в день его мучают воспоминания о человеке, которого алчность и низменность мира довели до гибели. Диктатор превращается в страдающую личность. Тяжелы годы покаяния его! Горька чаша наказания, далеки забвение и покой!
2.2. Евангельский сюжет в картине Н.Ге «Христос в Гефсиманском саду» и в стихотворении Бориса Пастернака
В основе стихотворения Бориса Пастернака “Гефсиманский сад” лежит библейский сюжет, который прямо накладывается на картину Н.Ге. «Христос в Гефсиманском саду» На мой взгляд, только Пастернак мог так изобразить и выразить чувства, что невольно проникаешься духом той эпохой, о которой говорит поэт. Действие происходит в Гефсиманском саду, согласно Библии, именно здесь провёл Иисус последние часы своей жизни, знал, что ему предстоит умереть от предательства, но не предпринял никаких попыток избежать смерти, а молился и ждал её, так как знал, что она предначертана свыше.
Перед нами образ Христа. Примечательно, что об этом мы догадываемся сами, ибо автор называет его: «Он». И в этом «Он» есть что-то великое и мистическое. Пастернак следовал завету, согласно которому натуралистическое описание образа Христа было противопоказано, и он лишь посредством немногих описательных приемов “наметил” этот образ.
Уже с первых строчек стихотворения звучит некая обречённость, неземная тоска в описании природы, которая ждёт чего-то. И вот появляется Иуда «с предательским лобзанием на устах» Ученики пытаются защитить «ЕГО» , но «ОН» -человеколюбец:
Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек».
Борис Пастернак не останавливается подробно на картине предательства Христа. Всё стихотворение пронизано глубоким смыслом, библейской мудростью. Особенно в конце стихотворения, когда Иисус обращается к ученикам, возникает такое чувство, что эта исповедь адресуется нам, читателям.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного её величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Гефсиманский сад. Это место иначе называется местом агонии, так как Иисус знал, что ему предстоит. Здесь находится 8 древних олив, возраст которых 2000 лет. Остатки оливы, это место где Иуда подал знак римским солдатам, обняв Иисуса.
Стихотворение Бориса Пастернака “Гефсиманский сад” эмоционально перекликается с картиной Н.Н.Ге “Христос в Гефсиманском саду”. ". С детства религиозный, Ге всегда в тяжёлые жизненные моменты обращался к религии, усердно читал Евангелие и в нем находил силу, пробу ждавшую жажду творчества.
Итак, в стихотворении “Гефсиманский сад” поэт заимствует из русской живописи Х1Х - начала ХХ века сам принцип изображения евангельских событий в контексте исторических и географических реалий. Недосказанность, намеченность центрального образа - тоже знак, указывающий на традиции иконописи.
2.3. Житийный сюжет в картине М. Нестерова “Видение отроку Варфоломею” и в произведении Б. Зайцева “Преподобный Сергий Радонежский”
Идеи православия находят отражение в творчестве великого русского художника XIX века М.В. Нестеров. Тематика большинства его картин, связана с евангельскими сюжетами, житиями православных святых, с людьми, посвятившими свою жизнь служению Богу. Первым произведением этого цикла была картина “Видение отроку Варфоломею”, над которой художник начал работать в 1889году (см. приложение №2).
В произведении удивительно ярко изображены картины русской природы. Начало осени. Невысокий холм, поросший травой, справа дуб. Под дубом стоит монах, на голове синий капюшон, нимб вокруг головы – всё это говорит о божественной чистоте его мыслей и деяний. Белая короткая бородка свидетельствует о мудрости, но в то же время красные кресты на капюшоне показывают молодость его души. В руках монаха ковчежец. На дубе висит небольшая икона.
В центре картины, на переднем плане Варфоломей. Фигура мальчика сливается с пейзажем и кажется его неотъемлемой частью. У ног цветы и малюсенькая сосенка. На мальчике белая холщовая косоворотка с красной тесьмой на шее и вороте, темные со светло-зеленым орнаментом штаны, заправленные в сапожки с красными отворотами. Узенький поясок из красной тесьмы. Всё это символизирует юность и чистоту души мальчика.
Руки мальчика с тонкими нервными пальцами молитвенно сложены перед грудью, он замер в ожидании чуда. Даже не приглядываясь к картине, можно понять, что между пастушком и монахом идёт разговор не на бытовые, а на возвышенные темы. Фрагмент картины перекликается с “Житием Преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, нового чудотворца”. Знание жития дополняет увиденное, помогает понять смысл этого разговора. “Отрок приблизился к нему и, низко поклонившись, стоял, ожидая окончания молитвы. Инок же спросил: “Чего хочешь, чадо?”.Отвечал же отрок: “Отец, отдали меня учиться читать, и никак не могу уразуметь ничего из того, чему учит меня учитель мой. И из-за этого скорблю и не знаю, что мне делать. Но молю твою честную святыню, помолись ко Господу обо мне, чтобы вразумил Он меня своими молитвами”. Инок же, сотворив молитву, благословил его и сказал: “Отныне, чадо, дарует тебе Бог разумение, о котором просишь, чтобы мог и других учить”. Сердечное слово отрока и “пламенные молитвы” старца дошли до Бога и произвели нужное действие: учение чудно ускорилось”[15] Вглядываясь в тонкое лицо Варфоломея, мы замечаем, что оно напряженное. Широко открытые огромные голубые глаза мальчика устремлены на святого. Искусствовед Н. Прахов писал: “Таких очей, как у него, нет, наверное, в творчестве ни у одного живописца. Во взгляде Варфоломея читается необыкновенная сложная гамма душевных чувств: грусть, самоуглубление, спокойствие, сила духа.”[16]. На руке мальчика висят уздечка и кнут. Извивающийся конец кнута сбегает назад. По нему видно, что мальчик поднялся снизу. На склоне холма выделяются березка и рябина. Внизу луг, слабо наезженная дорога, слева – речушка. Справа от дороги два овина, перед ними гумна и приготовленные к молотьбе хлеба. Дальше идут огороды. За ними деревянная церковь под красной крышей, с двумя голубыми головками и высокими крестами. Слева от церкви, внизу, малахитовый капустный огород. Слева огорода высокий холм, поросший молодым лесом. За огородом видна зеленая поросль, дальше деревня с церковью, вдали луга, поля, розовые дали неба. Вблизи небо нежно-желтое, прорезано голубой полосой. Все, особенно первый план, выписано четко, раздельно, видна каждая травинка. Создается впечатление необычайной чистоты, праздничности, даже сказочности.
Интересно описывает историю написания образа мальчика искусствовед С.М. Сандомирский: “Изобразив фигуру подростка, М. Нестеров никак не мог определиться: каким же будет лицо? Но однажды, идя по деревне, он заметил девочку, лет десяти, стриженную под горшок, с большими, широко открытыми удивлёнными глазами, болезненную. Наконец он нашел, что искал”[17] Создавая картину, художник интересовался не столько самим чудесным событием, сколько определение его внутреннего характера, отражение этого чуда в душевном строе мальчика. Нестеров писал впоследствии: “В искусстве нашем меня всегда больше привлекала не внешняя красота, а внутренняя жизнь и красота духа!”[17]
В чем смысл картины? Нельзя не согласиться с мнением искусствоведа С.Н. Дурынина, который, анализируя картину, писал: “Молоденькая сосенка впереди и исток реки говорят о начале жизни героя. Сейчас Варфоломей (Сергий Радонежский), как бы поднявшись над пройденным, с надеждой, с трепетом просит одобрения и напутствия у святого. Береза и рябина на склоне подводят черту под прошлым. Безгрешная чистая жизнь и благословение старца открывают перед ним новый путь – за родные холмы и церковь, за поле и деревню.”[18]
В произведениях художественной литературы житийные темы, проникнутые христианскими мотивами, нашли отражение в творчестве писателя начала XX века Б. Зайцева. В произведении “Преподобный Сергий Радонежский”, написанном в Париже в 1924 году, читатель улавливает пристрастия автора, знакомится с его личными оценками того или иного момента исторического бытия святого Сергия. Подтверждая эту мысль, Т.М. Степанова отмечает, что “композиция сюжета “Преподобного Сергия Радонежского” строго следует канонам житийного жанра (рождение героя от благочестивых родителей, рано пробудившаяся набожность, аскетические подвиги)”[19]
Для Б. Зайцева святой Сергий - не только “ литературный персонаж”, даже не только святой, это нечто большее, очень личное. Это – образец жизненного поведения, подвижничества. Н.И. Пак пишет: “Читая жизнеописание знаменитого русского святого четырнадцатого века, отмечаешь одну особенность в его облике, видимо, очень близкую Б. Зайцеву. Это — скромность подвижничества. Черта очень русская.”[20] Недаром в жизнеописании автор противопоставляет Сергия католическому святому — Франциску Ассизскому. Противопоставляет именно чисто русскими человеческими качествами натуры. Интересен момент, когда будущий русский святой воздерживается от ухода из родного дома для служения Богу лишь потому, что родители попросили его не бросать их в старости одних. Католический святой так бы не поступил, ослепленный горним светом высшего бытия. Геннадий Красников считает, что “в книге представлен процесс формирования, воспитания души, личности истинно святого человека. В этом процессе важную роль играет память как одно из важнейших свойств бытия. Писатель выделяет главные факторы формирования этой личности: семья, родители, труд и творчество, труд души, родная земля, русский народ”[21]
Связь с простым русским народом святого Сергия Б. Зайцев показывает через все повествование. Он отмечает, что святой Сергий в отрочестве не “блещет” никакими талантами и даром красноречия. Более того, он явно беднее способностями, чем брат его Стефан. Святой Сергий излучает тихий свет, незаметно и постоянно. Автор этим создает образ естественного движения русского отрока к вершинам духа. Постепенно из малоприметного отрока Варфоломея вырастает великий святой земли русской.
Предзнаменованием его духовной деятельности является встреча в отрочестве со старцем черноризцем. Вот как увидел эту встречу Б. Зайцев: “Удручённый неудачами, Варфоломей искал не то, что искал. Под дубом встретил “старца черноризца”.
Варфоломей сквозь слёзы рассказал об огорчениях своих, и просил молиться, чтобы Бог помог ему одолеть грамоту.
И под тем же дубом стал старец на молитву. Окончив, незнакомец вынул из-за пазухи коврижец, взял частицу просфоры, благословил ею Варфоломея и велел съесть.
-Это даётся тебе в знак благодати и для разумения Священного Писания. Отныне овладеешь грамотою лучше братьев и товарищей.»[22; 299]
Эта встреча была неожиданной для Варфоломея, но не для монаха; она была предопределена свыше, чтобы указать его истинный смысл жизни.
Автор не останавливается подробно на изложении разговора отрока и старца. Мы знаем лишь то, что после небольшой исповеди мальчика они много молились и ещё долго разговаривали. Хотя Борис Зайцев не придаёт особого значения этой встрече, становиться понятно, что именно она является главной встречей всей жизни отрока, полностью изменившей сущность бытия и указавшей его место в развитии духовной и политической жизни государства.
“Через пятьсот лет, всматриваясь в образ Сергия Радонежского, чувствуешь: да, велика Россия. Да, святая сила ей дана. Да, рядом с силой, истиной мы можем жить. Сергий глубочайше русский, глубочайше православный. Всем обликом своим он учит самому простому: правде, мужественности, труду, благоговению и вере.”[22; 344]- пишет Б. Зайцев.
Заключение.
Меняются правительства и правители, меняются поколения, меняется даже лик земли. Но подлинное искусство остаётся на века, сохраняя в творениях художников и писателей дух эпохи, образы людей. Почему литературные произведения, картины, написанные десятки, сотни и даже тысячи лет назад, по-прежнему близки нам? У героев этих творений есть сердца, к которым “ Бога глас… воззвал” и повелел “глаголом жечь сердца людей!”. Этот Божественный огонь горячими слезами отчаяния, боли и любви сквозь толщу льда проник, проникал и будет проникать в самые “замороженные” сердца людей. Божьи заповеди вечны и имеют огромное значение не только в литературе и живописи, но и в жизни каждого человека. Они волнуют умы и сердца, заставляют задуматься над вечными вопросами бытия, над тем, что есть истина, духовность, милосердие, сострадание.
Писатели и художники XIX и XX века не утратили способность быть пророками и прозреть будущее России. Как они и предсказывали, предвидели, после долгих лет мрака, чудовищных злодеяний против Руси и Бога, уничтожения миллионов лучших людей (когда, казалось, не оставалось уже никакой надежды на возрождение), снова высится над Москвой светлый храм Христа Спасителя.
Всё пройдёт: страдания, муки, голод, войны, и тени наших тел и дел не останется на земле. Но существуют вечные ценности, среди которых гениальные творения М. Булгакова, Б. Зайцева, Н. Ге, М. Нестерова, независящие от всего этого. Они будут жить в веках, радовать поколения за поколением и заставлять размышлять над прошлым, ведь его нельзя отнять у человечества. Как сказал Д.С. Лихачёв: “Отнять у людей прошлое – значить отнять и будущее”[3]
Литература
1. Кирилова И. Литературное и живописное воплощение образа Христа. // Вопросы литературы, № 4. - М.: Просвещение, 1991,с.62
2. Безродный М.В. Из истории русского христианства.- М.: Логос 1992,120 с.
3. Лихачёв Д.С. Письма о добром. – М.: НПО «Школа» Открытый мир. 1996, с. 44.
4. Булгаков С. Наука и искусство. // Мир философии.- М.: Политическая литература,1994, с.341
5. Данилов С.М. Образ Христа в живописи. //Наше наследие. – М.: Искусство, 1991, с.9
6. Гоголь Н.В. О Иванове.// Художник, №1- М.: 1997, с.30.
7. Козлов Г.П. Крамской. – М.: Искусство, 1999, с 27
8.. Библия.- М.: Российское библейское общество, 1995, с. 719
9. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в двенадцати томах, Т-10 – М: Правда, 1984, с. 399.
10. Лумина С. Монолог Пилата.// Огонёк, № 47 – М.: 1997, с.7
11. Библия. - М.: Российское библейское общество, 1995, с.1156
12. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. – И.: Удмуртия, 1987,с.15
13.Гаспаров В.М. Новый Завет в произведении М.А. Булгакова, литературные мотивы //Очерки русской литературы 20 века – М.: 1994, с.44
14. Черкизова М.В. Борис Зайцев. // Литература в школе, №5 - М.:1997, с.145
15. Житие Сергия Радонежского. В мире литературы.7 кл.: Учеб.-хрестоматия для общеобразоват. учеб. заведений. – М.: Дрофа, 1997, с. 105.
16. Прахов Н.А Из историй создания картины М.Нестерова «Видение отроку Варфоломею» // Юный художник. № 5– М.: Искусство,1999 , с.23
17. Сандомирский С.М. М.В. Нестеров. Жизнь и творчество. – М.: И.Кнебель,1995, с.49
18. Дурынина С.Н. Искусство- М.: Просвещение, 1989, с186
19. Степанова Т.М. Учит, учительствуя //Литература в школе, №6 – М.:2001,с. 2
20. Пак Н.И. Борис Константинович Зайцев.// Литература в школе, №2 – М.:2000, с.34
21. Красников Г. Б.К.Зайцев.// Наше наследие , №3. – М.: Искусство, 1989, с.135.
22. Зайцев Б. Преподобный Сергий Радонежский. – М.: Дрофа, 2002, с.299
23. Е.М. Аленова, Н.А. Борисовская. //Русские художники от А до Я» - М.: Слово, 1996, стр 53
55 387
255 
