О создателях математики

О математика земная, гордись прекрасная собой.

Ты всем наукам мать родная и дорожат они тобой.

Твои расчеты величаво ведут к планетам корабли

Не ради праздничной забавы, а ради жизни на земле.

И чтобы мысль людская в поколенья несла бесценные дары

Великих гениев творенья, полеты в дальние миры!

В веках овеяна ты славой, светило всех земных светил,

Тебе царице величавой недаром Гаусс окрестил.

Строга, логична, величава, стройна в полете как стрела.

Твоя немеркнущая слава в веках бессмертье обрела.

Я славлю разум человека, дела его волшебных рук,

Надежду нынешнего века, царицу всех земных наук.

ПАМЯТИ АРХИМЕДА

В. Шефнер

Далеко от нашего Союза

И до нас за очень много лет

В трудный год родные Сиракузы

Защищал ученый Архимед.

Многие орудья обороны

Были сконструированы им,

Долго бился город непреклонный,

Мудростью ученого храним.

Но законы воинского счастья

До сих пор никем не учтены,

И втекают вражеские части

В темные пробоины стены.

Замыслом неведомым охвачен

Он не знал, что в городе враги,

И в раздумье на земле горячей

Выводил какие-то круги.

Он чертил задумчивый, не гордый,

Позабыв текущие дела,—

И внезапно непонятной хордой

Тень копья чертеж пересекла.

Но убийц спокойствием пугая,

Он, не унижаясь, не дрожа,

Руку протянул, оберегая

Не себя, а знаки чертежа.

Он в глаза солдатам глянул смело:

«Убивайте, римляне-враги!

Убивайте, раз такое дело,

Но не наступайте на круги!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я хотел бы так пером трудиться,

Родине отдав себя вполне,

Чтоб на поле боя иль в больнице

За себя не страшно было мне,

Чтобы у меня хватило духа

Вымолвить погибели своей:

«Лично — убивай меня, старуха,

Но на строчки наступать не смей!»

* * *

АРХИМЕД

Д. Кедрин

Нет, не всегда смешон и узок

Мудрец, глухой к делам земли:

Уже на рейде в Сиракузах

Стояли римлян корабли.

Над математиком курчавым

Солдат занес короткий нож,

А он на отмели песчаной

Окружность вписывал в чертеж.

Ах, если б смерть — лихую гостью —

Мне так же встретить повезло,

Как Архимед, чертивший тростью

В минуту гибели — число!

* * *

СМЕРТЬ АРХИМЕДА

К. Анкундинов

Он был задумчив и спокоен,

Загадкой круга увлечен...

Над ним невежественный воин

Взмахнул разбойничьим мечом.

Чертил мыслитель с вдохновеньем,

Сдавил лишь сердце тяжкий груз.

«Ужель гореть моим твореньям

Среди развалин Сиракуз?»

И думал Архимед: «Поникну ль

Я головой на смех врагу?»

Рукою твердой взял он циркуль —

Провел последнюю дугу.

Уж пыль клубилась над дорогой,

То в рабство путь, в ярмо цепей.

«Убей меня, но лишь не трогай,

О варвар, этих чертежей!»

Прошли столетий вереницы.

Научный подвиг не забыт.

Никто не знает, кто убийца.

Но знают все, кто был убит!

* * *

Формула приведенного

квадратного уравнения

Р со знаком взяв обратным,

На 2 мы его разделим

И от корня аккуратно

Знаком минус, плюс отделим.

А под корнем, очень кстати,

Половина р в квадрате.

Минус q — и вот решенье

Небольшого уравненья.

* * *

Теорема Виета

По праву достойно в стихах быть воспета

О свойствах корней теорема Виета.

Что лучше, скажи, постоянства такого:

Умножишь ты корни - и дробь уж готова:

В числителе с, в знаменателе а,

А сумма корней тоже дроби равна.

Хоть с минусом дробь - это что за беда -

В числителе в, в знаменателе а.

ГАЛУА

А. Марков

Заходил паренек в сюртучке небогатом,

Чтобы в лавке табак и мадеру купить.

Приглашала любезно, как младшего брата,

Разбитная хозяйка и впредь заходить.

Провожала до двери, вздыхая устало,

Вслед ему разводила руками: «Чудак!

На четыре сантима опять обсчитала,

А четыре сантима теперь не пустяк!

Кто-то мне наболтал, будто видный ученый,

Математик какой-то мосье Галуа.

Как же может открыть мировые законы

Эта вот, с позволенья сказать, голова?!»

Но всходил на мансарду, обманутый ею,

Брал заветный набросок в чердачной пыли

И доказывал вновь с беспощадностью всею,

Что хозяева сытых желудков — нули.

На смерть Декарта

Х. Гюйгенс

(Перевод Я. Березовского)

В краях, природою суровых и печальных,

Где весны хладные сменяют стужи зим,

Обрел ты вечный дом, из мест пришелец дальних,

В ком разум гения и дух величья жил.

Судьбы жестокостью и рока злым веленьем

Декарт здесь погребен во скорбь Вселенной всей,

И то, в чем прежде дух витал, уделом тленья

Сейчас становится да пищей для червей.

Душа, которая в столь мудрости великой

Являла разуму сокрытое от глаз,

Создав миров картины разноликих,

Ушла, покинув мир земной и нас.

Декарт... Природою он первый был оплакан,

В своем отчаяньи склонившейся пред ним.

В последний час угас священный факел,

Но ярче вспыхнул свет идей, рожденных им.

К портрету Лейбница

В. Брюсов

Когда вникаю я, как робкий ученик,

В твои спокойные, обдуманные строки,

Я знаю — ты со мной! Я вижу строгий лик,

Я чутко слушаю великие уроки.

О Лейбниц, о мудрец, создатель вещих книг!

Ты выше мира был, как древние пророки.

Твой век, дивясь тебе, пророчеств не постиг

И с лестью смешивал безумные упреки.

Но ты не проклинал, и тайны от людей

Скрывая в символах, учил их, как детей.

Ты был их детских снов

заботливый хранитель.

И после — буйный век глумился над тобой,

И долго ждал ты час, назначенный судьбой...

И вот теперь встаешь,

как Властный, как Учитель!

* * *

Надпись к портрету Лейбница

Вольтер

Весь мир его узнал по созданным трудам,

Был даже край родной с ним вынужден считаться,

Уроки мудрости давал он мудрецам,

Он был мудрее их: умел он сомневаться.

ЛОБАЧЕВСКИЙ

Е. Евтушенко

Как одно из темных преступлений,

Для тупиц недоказуем гений.

Что за юнец с локтями драными,

Буян с дырявыми карманами,

Главарь в студенческой орде,

Так заговорщицки подмигивает

И вдруг с разбега перепрыгивает

Профессора, как в чехарде?

Что за старик над фолиантами

И с перстнем царским бриллиантовым,

Руке мешающем писать?

Соизволенья не испрашивая,

Через эпоху ошарашенную

Он тайно прыгает опять.

Да, он таким остался редкостным

Полустудентом-полуректором.

Адью, мальчишества пушок!

Достойней, чем прыжок для зрителей,

Прыжок невидимый, презрительный —

Угрюмой зрелости прыжок.

Легко в студентах прогрессивничать,

Свободомыслием красивничать,

Но глядь-поглядь — утих бедняк,

И пусть еще он ерепенится —

Уже висят пеленки первенца,

Как белый выкинутый флаг.

Кто титулярные советники?

Раскаявшиеся студентики.

Кто повзрослел — тот «поправел».

Но зрелость гения не кается,

А с юностью пересекается

[Не] с параллелью параллель.

«Либо подлость -

либо честность.

Получестности в мире нет» —

Аксиома твоя,

Лобачевский,

Не вошедшая, правда, в предмет.

Греч на тебя своих борзых науськал,

У всех невежд — палаческая спесь.

И если декабристы есть в науке,

То Муравьевы-вешатели есть.

Твой гений осмеяли, оболгали.

А между тем, пока под финьшампань

Жрал вальдшнепов с брусничкою Булгарин,

Ты от холеры защищал Казань...

* * *

Н. И. ЛОБАЧЕВСКИЙ

В. Фирсов

Высокий лоб, нахмуренные брови,

В холодной бронзе — отраженный луч...

Но даже неподвижный и суровый

Он, как живой, — спокоен и могуч.

Когда-то здесь, на площади широкой,

На этой вот казанской мостовой,

Задумчивый, неторопливый, строгий,

Он шел на лекции — великий и живой.

Пусть новых линий не начертят руки,

Он здесь стоит, взнесенный высоко,

Как утверждение бессмертья своего,

Как вечный символ торжества науки.

Теореме Пифагора

И. Дырченко

Если дан нам треугольник

И притом с прямым углом,

То квадрат гипотенузы

Мы всегда легко найдем:

Катеты в квадрат возводим,

Сумму степеней находим —

И таким простым путем

К результату мы придем.

* * *

О теореме Пифагора

А. фон Шамиссо

(Перевод А. Хованского)

Уделом истины не может быть забвенье,

Как только мир ее увидит взор;

И теорема та, что дал нам Пифагор,

Верна теперь, как в день ее рожденья.

За светлый луч с небес вознес благодаренье

Мудрец богам не так, как было до тех пор.

Ведь целых сто быков послал он под топор,

Чтоб их сожгли как жертвоприношенье.

Быки с тех пор, как только весть услышат,

Что новой истины уже следы видны,

Отчаянно мычат и ужаса полны:

Им Пифагор навек внушил тревогу.

Не в силах преградить той истине дорогу

Они, закрыв глаза, дрожат и еле дышат.

* * *

О теореме Пифагора

А. фон Шамиссо

Суть истины вся в том, что нам она — навечно,

Когда хоть раз в прозрении ее увидим свет,

И теорема Пифагора через столько лет

Для нас, как для него, бесспорна, безупречна.

На радостях богам был Пифагором дан обет:

За то, что мудрости коснулся бесконечной,

Он сто быков заклал, благодаря предвечных;

Моленья и хвалы вознес он жертве вслед.

С тех пор быки, когда они учуят, тужась,

Что к новой истине людей опять подводит след,

Ревут остервенело, так что слушать мочи нет, -

Такой в них Пифагор вселил навеки ужас.

Быками, бессильным новой правде противостоять,

Что остается? - Лишь, глаза закрыв,

реветь, дрожать.