СДЕЛАЙТЕ СВОИ УРОКИ ЕЩЁ ЭФФЕКТИВНЕЕ, А ЖИЗНЬ СВОБОДНЕЕ

Благодаря готовым учебным материалам для работы в классе и дистанционно

Скидки до 50 % на комплекты
только до

Готовые ключевые этапы урока всегда будут у вас под рукой

Организационный момент

Проверка знаний

Объяснение материала

Закрепление изученного

Итоги урока

Поэты-фронтовики. Литература.8 класс. Урок ко Дню Победы.

Категория: Литература

Нажмите, чтобы узнать подробности

Просмотр содержимого документа
«Поэты-фронтовики. Литература.8 класс. Урок ко Дню Победы.»

Лишь эти строки, опалённые войной…

Лишь эти строки, опалённые войной…

Когда гремит оружие, музы не молчат Печатное слово, и особенно поэтическое, явилось весомым и необходимым условием Победы. Накануне и в начале Второй мировой войны появилось немало произведений, повествующих о героической истории русского народа, наполненных призывами к боевой готовности, бдительности. После нападения Германии на СССР проникновенные, страстные выступления писателей и журналистов, фильмы, песни, плакаты оказывали огромное эмоциональное воздействие на людей, поднимая их на борьбу с захватчиками. Духовная жизнь страны была подчинена главной цели – достижению победы над Германией.

Когда гремит оружие, музы не молчат

Печатное слово, и особенно поэтическое, явилось весомым и необходимым условием Победы. Накануне и в начале Второй мировой войны появилось немало произведений, повествующих о героической истории русского народа, наполненных призывами к боевой готовности, бдительности. После нападения Германии на СССР проникновенные, страстные выступления писателей и журналистов, фильмы, песни, плакаты оказывали огромное эмоциональное воздействие на людей, поднимая их на борьбу с захватчиками. Духовная жизнь страны была подчинена главной цели – достижению победы над Германией.

Поэты – фронтовики – это блестящая плеяда поэтов фронтового времени Военными корреспондентами стали крупнейшие литературные таланты России: М. Шолохов, К. Симонов, А. Твардовский, А. Толстой, А. Фадеев, Н. Тихонов, И. Эренбург, Л. Соболев, Л. Леонов, Вс. Вишневский, Б. Горбатов, В. Кожевников и многие другие. Среди поэтов, писавших о войне, выделяются имена А. Суркова, П. Антокольского, А. Твардовского, М. Алигер, И. Сельвинского, Е. Долматовского, П. Тычины, М. Рыльского, А. Кулешова, О. Берггольц и многих других.

Поэты – фронтовики – это блестящая плеяда поэтов фронтового времени

Военными корреспондентами стали крупнейшие литературные таланты России: М. Шолохов, К. Симонов, А. Твардовский, А. Толстой, А. Фадеев, Н. Тихонов, И. Эренбург, Л. Соболев, Л. Леонов, Вс. Вишневский, Б. Горбатов, В. Кожевников и многие другие. Среди поэтов, писавших о войне, выделяются имена А. Суркова, П. Антокольского, А. Твардовского, М. Алигер, И. Сельвинского, Е. Долматовского, П. Тычины, М. Рыльского, А. Кулешова, О. Берггольц и многих других.

Необходимо отметить поразительную оперативность изданий тех лет. Осенью 1941 года Москва переживала трудные дни. Среди ярких патриотических выступлений той поры заметным явлением были речи А.Н. Толстого «Москве угрожает враг» и «Кровь народа». Написанные в октябре, они тут же были изданы в Ленинграде Политуправлением Ленфронта в виде брошюры карманного формата и тотчас распространены среди воинов, оборонявших город, как призыв своим упорством на ленинградских рубежах помочь обороне Москвы. (О воздействии на читателей статей А. Толстого свидетельствуют многочисленные солдатские письма в адрес писателя. «Ваши статьи, – говорится в одном из них, – читаем по нескольку раз и всегда после читки статей нашу Родину-мать хочется крепче и крепче любить»).

Необходимо отметить поразительную оперативность изданий тех лет. Осенью 1941 года Москва переживала трудные дни. Среди ярких патриотических выступлений той поры заметным явлением были речи А.Н. Толстого «Москве угрожает враг» и «Кровь народа». Написанные в октябре, они тут же были изданы в Ленинграде Политуправлением Ленфронта в виде брошюры карманного формата и тотчас распространены среди воинов, оборонявших город, как призыв своим упорством на ленинградских рубежах помочь обороне Москвы. (О воздействии на читателей статей А. Толстого свидетельствуют многочисленные солдатские письма в адрес писателя. «Ваши статьи, – говорится в одном из них, – читаем по нескольку раз и всегда после читки статей нашу Родину-мать хочется крепче и крепче любить»).

Как никогда ранее оказалась востребованной поэзия: стихи печатали все газеты, начиная с «Правды». Редактор «Красной Звезды» вспоминал: «На фронте стихи пользуются всеобщей любовью. Их не только читают, заучивают и потом декламируют в блиндажах и землянках. Их сами фронтовики превращают в боевые песни, используя готовые популярные мотивы. И сами же порой пробуют сочинять стихи, пусть несовершенные, зато искренние, по-своему трогательные… Удивительное дело: завтра идти в смертельный бой, кругом льется кровь, погибают один за другим товарищи, друзья, а человек думает о стихах, читает их и, как может, сам сочиняет».

Как никогда ранее оказалась востребованной поэзия: стихи печатали все газеты, начиная с «Правды». Редактор «Красной Звезды» вспоминал: «На фронте стихи пользуются всеобщей любовью. Их не только читают, заучивают и потом декламируют в блиндажах и землянках. Их сами фронтовики превращают в боевые песни, используя готовые популярные мотивы. И сами же порой пробуют сочинять стихи, пусть несовершенные, зато искренние, по-своему трогательные… Удивительное дело: завтра идти в смертельный бой, кругом льется кровь, погибают один за другим товарищи, друзья, а человек думает о стихах, читает их и, как может, сам сочиняет».

Поэты – фронтовики – это целое поколение поэтов, перенесших военные и послевоенные невзгоды. Война была для них, вчерашних школьников и студентов, досрочным началом взрослой жизни. В эти свинцовые годы сформировался их талант, определился характер творчества. Почти все они прошли войну солдатами и офицерами переднего края. Каждое стихотворение как моментальный снимок застигнутой врасплох войны. Война — жесточе нету слова. Война — печальней нету слова. Война — святее нету слова В тоске и славе этих лет. И на устах у нас иного Ещё не может быть и нет. А. Т. Твардовский

Поэты – фронтовики – это целое поколение поэтов, перенесших военные и послевоенные невзгоды. Война была для них, вчерашних школьников и студентов, досрочным началом взрослой жизни. В эти свинцовые годы сформировался их талант, определился характер творчества. Почти все они прошли войну солдатами и офицерами переднего края. Каждое стихотворение как моментальный снимок застигнутой врасплох войны.

Война — жесточе нету слова.

Война — печальней нету слова.

Война — святее нету слова

В тоске и славе этих лет.

И на устах у нас иного

Ещё не может быть и нет.

А. Т. Твардовский

Александр Трифонович Твардовский Во время Великой Отечественной войны А. Твардовский (1910-1971) работал военным корреспондентом во фронтовых газетах. Публиковал в них стихи и очерки. В рядах армии он изведал и горечь долгого отступления, и дорого доставшееся торжество наступления и победы. Поэму «Василий Теркин» Твардовский писал в походе, отрывки печатались во фронтовых газетах. «Книга про бойца» получила всенародное признание. Две строчки Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело. Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела. Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал Да лед за полу придержал… Среди большой войны жестокой, С чего — ума не приложу, Мне жалко той судьбы далекой, Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу. 1943 г.

Александр Трифонович Твардовский Во время Великой Отечественной войны А. Твардовский (1910-1971) работал военным корреспондентом во фронтовых газетах. Публиковал в них стихи и очерки. В рядах армии он изведал и горечь долгого отступления, и дорого доставшееся торжество наступления и победы. Поэму «Василий Теркин» Твардовский писал в походе, отрывки печатались во фронтовых газетах. «Книга про бойца» получила всенародное признание.

Две строчки

Из записной потертой книжки

Две строчки о бойце-парнишке,

Что был в сороковом году

Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело

По-детски маленькое тело.

Шинель ко льду мороз прижал,

Далеко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал,

А все еще бегом бежал

Да лед за полу придержал…

Среди большой войны жестокой,

С чего — ума не приложу,

Мне жалко той судьбы далекой,

Как будто мертвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примерзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький, лежу.

1943 г.

Константин Михайлович Симонов (1915-1979) — поэт, писатель, драматург. В первые дни войны ушел на фронт военным корреспондентом. Не понаслышке писал о великих сражениях войны — Сталинградской битве, битве на Курской дуге, битве за Берлин. Его военные стихи знала наизусть вся страна: «Жди меня», «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины...» и другие. Широкую популярность на фронте и в тылу завоевали стихи К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», «Родина», «Сын артиллериста…» и др. «Есть у Симонова стихи, которые солдаты и офицеры носят у себя на груди., - писал Н. Тихонов, - носят потому, что строки эти отвечают тому, что у них на сердце». Сотни тысяч раз было переписано на фронте стихотворение «Жди меня, и я вернусь».

Смерть друга

Неправда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестает.

Он кров с тобой не разделяет,

Из фляги из твоей не пьет. В землянке, занесен метелью,

Застольной не поет с тобой

И рядом, под одной шинелью,

Не спит у печки жестяной. Но все, что между вами было,

Все, что за вами следом шло,

С его останками в могилу

Улечься вместе не смогло. Упрямство, гнев его, терпенье —

Ты все себе в наследство взял,

Двойного слуха ты и зренья

Пожизненным владельцем стал. Любовь мы завещаем женам,

Воспоминанья — сыновьям,

Но по земле, войной сожженной,

Идти завещано друзьям. Никто еще не знает средства

От неожиданных смертей.

Все тяжелее груз наследства,

Все уже круг твоих друзей. Взвали тот груз себе на плечи,

Не оставляя ничего, Огню, штыку, врагу навстречу Неси его, неси его! Когда же ты нести не сможешь, То знай, что, голову сложив, Его всего лишь переложишь На плечи тех, кто будет жив. И кто-то, кто тебя не видел, Из третьих рук твой груз возьмет, За мертвых мстя и ненавидя, Его к победе донесет. 1942 г.

Не оставляя ничего,

Огню, штыку, врагу навстречу

Неси его, неси его! Когда же ты нести не сможешь,

То знай, что, голову сложив,

Его всего лишь переложишь

На плечи тех, кто будет жив. И кто-то, кто тебя не видел,

Из третьих рук твой груз возьмет,

За мертвых мстя и ненавидя,

Его к победе донесет.

1942 г.

Алексе́й Алекса́ндрович Сурко́в (1899- 1983) родился в деревне Середнево Георгиевской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии (ныне Рыбинского района Ярославской области) в крестьянской семье, его предки были крепостными дворян Михалковых. Учился в Середневской школе. С 12 лет служил «в людях» в Санкт-Петербурге: работал учеником в мебельном магазине, в столярных мастерских, в типографии, в конторе и весовщиком в Петроградском торговом порту.

Первые стихи опубликовал в 1918 году в петроградской «Красной газете». В 1918 году добровольцем ушел в РККА, участник Гражданской войны и Польского похода. Служил до 1922 года пулемётчиком, конным разведчиком; участвовал в боях на Северо-Западном фронте.

В 1941—1945 годах Сурков был военным корреспондентом фронтовой газеты «Красноармейская правда» и спецкором газеты «Красная звезда», также работал в газете «Боевой натиск».

Участвовал в обороне Москвы, воевал в Белоруссии. 27 ноября 1941 года под Истрой Сурков попал в окружение на командном пункте. Когда он смог всё-таки выбраться из землянки и добраться до своих, то вся его шинель оказалась посечённой осколками. Тогда он сказал: «Дальше штаба полка не сделал ни шага. Ни единого… А до смерти — четыре шага»; после этого оставалось только дописать: «До тебя мне дойти нелегко…» Вернувшись в Москву, он написал своё знаменитое стихотворение «В землянке» (вскоре ставшее песней) и отослал его текст жене (которая тогда вместе с дочерью находилась в эвакуации в городе Чистополь) в солдатском письме-треугольнике.

Сверля туннели по сугробам талым, Ручьи, звеня, стремятся в лоно рек,. А при пути, измученный металлом, Как свечка, догорает человек. Его убийц тесня и настигая, За горизонт товарищи ушли. Слепит глаза голубизна нагая, Тревожит запах тающей земли. Кровь застывает, по виску стекая, Взгляд застилает дымка полусна. И зреет бред... Так вот она какая, Последняя, двадцатая весна. До тех, кто скрылись за горбом пригорка, Не докричишься, сколько ни кричи. Баюкает ручьев скороговорка, Картавят рядом черные грачи. И весь в свеченье небосвод высокий. И степь под снегом празднично светла. Ты слышишь? - В травах оживают соки От каждой капли твоего тепла. 1943 «Как трудно было выпить всю эту горечь залпом и до дна» , – писал впоследствии Алексей Александрович. И потому Сурков не публиковал во время войны, например, стихотворение «Сверля туннели по сугробам талым...»

Сверля туннели по сугробам талым,

Ручьи, звеня, стремятся в лоно рек,.

А при пути, измученный металлом,

Как свечка, догорает человек.

Его убийц тесня и настигая,

За горизонт товарищи ушли.

Слепит глаза голубизна нагая,

Тревожит запах тающей земли.

Кровь застывает, по виску стекая,

Взгляд застилает дымка полусна.

И зреет бред...

Так вот она какая,

Последняя, двадцатая весна.

До тех, кто скрылись за горбом пригорка,

Не докричишься, сколько ни кричи.

Баюкает ручьев скороговорка,

Картавят рядом черные грачи.

И весь в свеченье небосвод высокий.

И степь под снегом празднично светла.

Ты слышишь? - В травах оживают соки

От каждой капли твоего тепла.

1943

«Как трудно было выпить всю эту горечь залпом и до дна» , – писал впоследствии Алексей Александрович. И потому Сурков не публиковал во время войны, например, стихотворение «Сверля туннели по сугробам талым...»

Евгений Михайлович Винокуров родился в 1925 году в Брянске в семье военного. В автобиографии он пишет: «Окончание моего детства совпадает с началом войны. Я был уверен, что война кончится через месяц; восстанет рабочий класс Германии. Но войны хватило еще и на мою долю. Часть школ была отдана под госпитали. Занятия в старших классах начинались в одиннадцать часов вечера. В сущности, учебы не было. Не окончив десятого класса, сразу же наутро после встречи нового, 1943 года я ушел в офицерское артиллерийское училище... Осенью того же года я уже принял артиллерийский взвод. Мне не исполнилось еще и восемнадцати лет — передо мной стояли четыре пушки и двадцать пять взрослых человек. Я стал отцом-командиром.

Весной 1944 года полк отбыл на 4-й Украинский фронт, в Карпаты. Войну закончил в Силезии, в городишке Обер-Глогау. Я рад, что на мою долю выпали настоящие трудности. О моем поколении нельзя сказать, что оно опоздало родиться. Меня оставили в кадрах, но первая же после войны, в городе Коломыя, в Западной Украине, медкомиссия — болезнь легких, — и я демобилизован».

Стихи Винокуров начал писать на фронте. После демобилизации окончил Литературный институт имени Горького. Печатается с 1948 года. Первая книга «Стихи о долге» вышла в 1951 году.

Двадцать пятого года рожденья Вчера мы писали диктанты, Чертили на досках круги, А утром уже интенданты Нам выдали сапоги. В широкой армейской шинели Мы ростом казались малы, Мы песни заливисто пели, Скребли, провинившись, полы. Когда же, иди на ученья, Мы путали ногу подчас: — Двадцать пятого года рожденья! — С усмешкой кивали на нас. Но фронт наступил!

Двадцать пятого года рожденья

Вчера мы писали диктанты,

Чертили на досках круги,

А утром уже интенданты

Нам выдали сапоги.

В широкой армейской шинели

Мы ростом казались малы,

Мы песни заливисто пели,

Скребли, провинившись, полы.

Когда же, иди на ученья,

Мы путали ногу подчас:

— Двадцать пятого года рожденья! —

С усмешкой кивали на нас.

Но фронт наступил!

Мы мужали В сражениях день ото дня, С соседом до битвы сдружаясь, Друзей после битв хороня. Орудия, танки, повозки Гремели по городам, И пели по-чешски и польски Веселые девушки нам. А в час, когда звезды студены, Над онемевшей рекой Немецкие аккордеоны Рыдали рязанской тоской...   1946

Мы мужали

В сражениях день ото дня,

С соседом до битвы сдружаясь,

Друзей после битв хороня.

Орудия, танки, повозки

Гремели по городам,

И пели по-чешски и польски

Веселые девушки нам.

А в час, когда звезды студены,

Над онемевшей рекой

Немецкие аккордеоны

Рыдали рязанской тоской...

1946

Юлия Владимировна Друнина родилась в Москве в 1924 году. Вспоминая о своих школьных годах, она пишет: «Мое поколение росло, овеянное романтикой революции и гражданской войны. Любимой нашей песней была «Каховка», любимым фильмом — «Чапаев», любимой книгой — «Как закалялась сталь». Не они ли — светловская девушка в походной шинели, отчаянный легендарный комдив, суровый неистовый Павка Корчагин — привели нас в сорок первом году в райкомы и военкоматы с требованием отправить на фронт?» Сразу же после окончания школы, в первые дни войны Друнина ушла добровольцем в действующую армию и до конца 1944 года служила санинструктором (медсестрой) в стрелковом, а потом в артиллерийском полку. Награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». В боях была ранена и контужена. Демобилизована из армии по ранению. Печататься начала в конце войны во фронтовой печати. После войны закончила Литературный институт имени Горького. Первый сборник «В солдатской шинели» вышел в 1948 году.

Юлия Владимировна Друнина родилась в Москве в 1924 году. Вспоминая о своих школьных годах, она пишет: «Мое поколение росло, овеянное романтикой революции и гражданской войны. Любимой нашей песней была «Каховка», любимым фильмом — «Чапаев», любимой книгой — «Как закалялась сталь». Не они ли — светловская девушка в походной шинели, отчаянный легендарный комдив, суровый неистовый Павка Корчагин — привели нас в сорок первом году в райкомы и военкоматы с требованием отправить на фронт?»

Сразу же после окончания школы, в первые дни войны Друнина ушла добровольцем в действующую армию и до конца 1944 года служила санинструктором (медсестрой) в стрелковом, а потом в артиллерийском полку. Награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». В боях была ранена и контужена. Демобилизована из армии по ранению.

Печататься начала в конце войны во фронтовой печати. После войны закончила Литературный институт имени Горького. Первый сборник «В солдатской шинели» вышел в 1948 году.

Возвратившись с фронта в сорок пятом, Я стеснялась стоптанных сапог И своей шинели перемятой, Пропыленной пылью всех дорог. Мне теперь уже и непонятно, Почему так мучили меня На руках пороховые пятна Да следы железа и огня... 1948 Целовались, плакали и пели. Шли в штыки. И прямо на бегу Девушка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу. Мама! Мама! Я дошла до цели, Но в степи, на волжском берегу, Девушка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу... 1944

Возвратившись с фронта в сорок пятом,

Я стеснялась стоптанных сапог

И своей шинели перемятой,

Пропыленной пылью всех дорог.

Мне теперь уже и непонятно,

Почему так мучили меня

На руках пороховые пятна

Да следы железа и огня...

1948

Целовались, плакали и пели.

Шли в штыки.

И прямо на бегу

Девушка в заштопанной шинели

Разбросала руки на снегу.

Мама! Мама! Я дошла до цели,

Но в степи, на волжском берегу,

Девушка в заштопанной шинели

Разбросала руки на снегу...

1944

Константин Яковлевич Ваншенкин родился в 1925 году в Москве в семье инженера. «В 1942 году из десятого класса я ушел в армию. Служил главным образом в воздушно-десантных войсках, участвовал в боях на 2-м и 3-м Украинских фронтах. Это было суровое время, но именно армия военной поры сформировала мое поколение. Армия сделала нас людьми, армия — это мои университеты. Демобилизовался я в самом конце сорок шестого года в звании гвардии сержанта. Стихи начал писать в детстве... Вскоре я остыл к своему сочинительству, и в пятнадцати- семнадцатилетнем возрасте, когда, как говорят, пишут стихи едва ли не все, я стихов не писал: у меня не было в этом ни малейшей потребности. Снова стал писать совершенно неожиданно для себя уже в конце войны, в Венгрии». После демобилизации Ваншенкин поступил в геологоразведочный институт, но проучился там всего один год и перешел в Литературный институт имени Горького. Первая книга стихов «Песня о часовых» вышла в 1951 году.

Константин Яковлевич Ваншенкин родился в 1925 году в Москве в семье инженера. «В 1942 году из десятого класса я ушел в армию. Служил главным образом в воздушно-десантных войсках, участвовал в боях на 2-м и 3-м Украинских фронтах. Это было суровое время, но именно армия военной поры сформировала мое поколение. Армия сделала нас людьми, армия — это мои университеты. Демобилизовался я в самом конце сорок шестого года в звании гвардии сержанта.

Стихи начал писать в детстве... Вскоре я остыл к своему сочинительству, и в пятнадцати- семнадцатилетнем возрасте, когда, как говорят, пишут стихи едва ли не все, я стихов не писал: у меня не было в этом ни малейшей потребности. Снова стал писать совершенно неожиданно для себя уже в конце войны, в Венгрии».

После демобилизации Ваншенкин поступил в геологоразведочный институт, но проучился там всего один год и перешел в Литературный институт имени Горького. Первая книга стихов «Песня о часовых» вышла в 1951 году.

Земли потрескавшейся корка. Война. Далекие года... Мой друг мне крикнул: — Есть махорка? — А я ему: — Иди сюда!.. И мы стояли у кювета, Благословляя свой привал, И он уже достал газету, А я махорку доставал. Слепил цигарку я прилежно И чиркнул спичкой раз и два. А он сказал мне безмятежно: — Ты сам прикуривай сперва.... От ветра заслонясь умело, Я отступил на шаг всего, Но пуля, что в меня летела, Попала в друга моего.

Земли потрескавшейся корка.

Война. Далекие года...

Мой друг мне крикнул:

— Есть махорка? —

А я ему: — Иди сюда!..

И мы стояли у кювета,

Благословляя свой привал,

И он уже достал газету,

А я махорку доставал.

Слепил цигарку я прилежно

И чиркнул спичкой раз и два.

А он сказал мне безмятежно:

— Ты сам прикуривай сперва....

От ветра заслонясь умело,

Я отступил на шаг всего,

Но пуля, что в меня летела,

Попала в друга моего.

И он качнулся как-то зыбко, Упал, просыпав весь табак, И виноватая улыбка Застыла на его губах. И я не мог улыбку эту Забыть в походе и в бою И как шагали вдоль кювета Мы е ним у жизни на краю. Жара плыла, метель свистела, А я забыть не смог того, Как пуля, что в меня летела, Попала в друга моего...

И он качнулся как-то зыбко,

Упал, просыпав весь табак,

И виноватая улыбка

Застыла на его губах.

И я не мог улыбку эту

Забыть в походе и в бою

И как шагали вдоль кювета

Мы е ним у жизни на краю.

Жара плыла, метель свистела,

А я забыть не смог того,

Как пуля, что в меня летела,

Попала в друга моего...

..25 декабря 1941 г. Этот день войдет в историю как переломный в известной степени для сотен тысяч ленинградцев. С сегодняшнего дня прибавили нормы выдачи хлеба. Служащим и иждивенцам вместо 125 г. стали выдавать по 200 г., рабочим и приравненным к ним — 350 г. Очевидно, эта радость как-то будет отражена в истории Отечественной войны. Победы на фронтах и вот эта победа — сразу же целое ликование. Утром, придя на работу, друг друга поздравляли, Все в эти дни только и говорят об этом... Из дневника инструктора парткома Кировского завода Л. Галъко. Хлебные карточки Отдельно — для малых детей, Для служащих и для рабочих, Суровый, без всяких затей, По дням разграфленный листочек. Движения ножшщ слышны — Талон отрезают вначале, — В рабочих поселках страны Хлеб на день вперед получали. Далекий, нам снившийся тыл, Он жил, ничего не жалея. Я б карточки те поместил В безмолвные залы музея. Средь снимков гвардейских колонн И рядом с партийным билетом, Что кровью святой окроплен Над Волгою памятным летом.

..25 декабря 1941 г. Этот день войдет в историю как переломный в известной степени для сотен тысяч ленинградцев. С сегодняшнего дня прибавили нормы выдачи хлеба. Служащим и иждивенцам вместо 125 г. стали выдавать по 200 г., рабочим и приравненным к ним — 350 г. Очевидно, эта радость как-то будет отражена в истории Отечественной войны. Победы на фронтах и вот эта победа — сразу же целое ликование. Утром, придя на работу, друг друга поздравляли, Все в эти дни только и говорят об этом... Из дневника инструктора парткома Кировского завода Л. Галъко.

Хлебные карточки

Отдельно — для малых детей,

Для служащих и для рабочих,

Суровый, без всяких затей,

По дням разграфленный листочек.

Движения ножшщ слышны —

Талон отрезают вначале, —

В рабочих поселках страны

Хлеб на день вперед получали.

Далекий, нам снившийся тыл,

Он жил, ничего не жалея.

Я б карточки те поместил

В безмолвные залы музея.

Средь снимков гвардейских колонн

И рядом с партийным билетом,

Что кровью святой окроплен

Над Волгою памятным летом.

Я их положил бы на свет... Но только тут случай особый; Их нет, этих карточек, нет, — Найди в своем доме, попробуй! ...Иное легко сохранить, Чтоб знали о прошлом потомки: Рассказа старинного нить, Прапрадедов нищих котомки. Оружие наших отцов, И наше оружие тоже, И деньги любых образцов, И мысли, что денег дороже. Но здесь — эшелоны в пыли, Блокадные бледные дети,.. Ну как сохраниться б могли Военные карточки эти?

Я их положил бы на свет...

Но только тут случай особый;

Их нет, этих карточек, нет, —

Найди в своем доме, попробуй!

...Иное легко сохранить,

Чтоб знали о прошлом потомки:

Рассказа старинного нить,

Прапрадедов нищих котомки.

Оружие наших отцов,

И наше оружие тоже,

И деньги любых образцов,

И мысли, что денег дороже.

Но здесь — эшелоны в пыли,

Блокадные бледные дети,..

Ну как сохраниться б могли

Военные карточки эти?

Эдуа́рд Арка́дьевич Аса́дов (1923- 2004) родился в городе Мары Туркестанской АССР. Родители работали учителями. В восьмилетнем возрасте написал своё первое стихотворение. Вступил в пионеры, затем был принят в комсомол. С 1939 года жил в Москве. Учился в 38-й московской школе, которую окончил в 1941 году. Через неделю после выпускного вечера началась Великая Отечественная война. Асадов ушёл добровольцем на фронт, был наводчиком миномёта, потом помощником командира батареи «Катюш» на Северо-Кавказском и 4-м Украинском фронтах. Воевал на Ленинградском фронте. В ночь с 3 на 4 мая 1944 года в боях за Севастополь под Бельбеком получил тяжелейшее ранение осколком снаряда в лицо. Теряя сознание, он довёл грузовой автомобиль с боеприпасами до артиллерийской батареи. За этот подвиг гвардии лейтенант Асадов был награждён орденом Красной Звезды[4]. Последовало продолжительное лечение в госпиталях. Врачи спасли его жизнь, но не смогли сохранить зрение; и с того времени Асадов был вынужден до конца жизни носить чёрную «полумаску» на лице.

Эдуа́рд Арка́дьевич Аса́дов (1923- 2004) родился в городе Мары Туркестанской АССР. Родители работали учителями. В восьмилетнем возрасте написал своё первое стихотворение. Вступил в пионеры, затем был принят в комсомол. С 1939 года жил в Москве. Учился в 38-й московской школе, которую окончил в 1941 году.

Через неделю после выпускного вечера началась Великая Отечественная война. Асадов ушёл добровольцем на фронт, был наводчиком миномёта, потом помощником командира батареи «Катюш» на Северо-Кавказском и 4-м Украинском фронтах. Воевал на Ленинградском фронте.

В ночь с 3 на 4 мая 1944 года в боях за Севастополь под Бельбеком получил тяжелейшее ранение осколком снаряда в лицо. Теряя сознание, он довёл грузовой автомобиль с боеприпасами до артиллерийской батареи. За этот подвиг гвардии лейтенант Асадов был награждён орденом Красной Звезды[4]. Последовало продолжительное лечение в госпиталях. Врачи спасли его жизнь, но не смогли сохранить зрение; и с того времени Асадов был вынужден до конца жизни носить чёрную «полумаску» на лице.

Статистика войны О, сколько прошло уже светлых лет, А все не кончается горький след. И ныне для каждой десятой женщины Нет ни цветов, ни фаты невесты. И ей будто злою судьбой завещано Рядом навечно пустое место… Но пусть же простит нас она, десятая. Мужчины пред ней – без вины виноватые: Ведь в тяжкие годы в моей стране Каждый десятый погиб на войне. Безмолвье – ему. Безнадежность – ей. Только бы все это не забылось! Только бы люди стали мудрей И все это снова не повторилось!

Статистика войны

О, сколько прошло уже светлых лет,

А все не кончается горький след.

И ныне для каждой десятой женщины

Нет ни цветов, ни фаты невесты.

И ей будто злою судьбой завещано

Рядом навечно пустое место…

Но пусть же простит нас она, десятая.

Мужчины пред ней – без вины виноватые:

Ведь в тяжкие годы в моей стране

Каждый десятый погиб на войне.

Безмолвье – ему. Безнадежность – ей.

Только бы все это не забылось!

Только бы люди стали мудрей

И все это снова не повторилось!

Николай Константинович Старшинов родился в 1924 году в Москве в семье служащего. В Москве прошли его детские и юношеские годы. После окончания школы в 1942 году он в армии: сначала в пехотном училище, затем старший сержант Старшинов — помощник командира пулеметного взвода. В 1943 году в бою под Спас-Деменском тяжело ранен и уволен из армии как инвалид войны. Награжден медалью «За боевые заслуги». Стихи начал писать на фронте. После войны закончил Литературный институт имени Горького. Первая книга стихов «Друзьям» вышла а 1950 году.

Николай Константинович Старшинов родился в 1924 году в Москве в семье служащего. В Москве прошли его детские и юношеские годы. После окончания школы в 1942 году он в армии: сначала в пехотном училище, затем старший сержант Старшинов — помощник командира пулеметного взвода. В 1943 году в бою под Спас-Деменском тяжело ранен и уволен из армии как инвалид войны. Награжден медалью «За боевые заслуги».

Стихи начал писать на фронте. После войны закончил Литературный институт имени Горького. Первая книга стихов «Друзьям» вышла а 1950 году.

Солдатская мать Она поседела в разлуке За годы великой войны. Ее терпеливые руки Огнем и трудом крещены. В те годы пришлось ей несладко: Ушла вся семья воевать, А дома она — И солдатка И наша солдатская мать. Но беды она выносила, Не хмуря высоких бровей. Пахала она и косила За мужа, За старшего сына, За младших своих сыновей. И верил я снова и снова, Что в каждом конверте найду Ее материнское слово, Ее сокровенное: «Жду!» Я знал в эти годы крутые, Что каждую строчку письма С ней вместе писала Россия, Россия, Россия сама!

Солдатская мать

Она поседела в разлуке

За годы великой войны.

Ее терпеливые руки

Огнем и трудом крещены.

В те годы пришлось ей несладко:

Ушла вся семья воевать,

А дома она —

И солдатка

И наша солдатская мать.

Но беды она выносила,

Не хмуря высоких бровей.

Пахала она и косила

За мужа,

За старшего сына,

За младших своих сыновей.

И верил я снова и снова,

Что в каждом конверте найду

Ее материнское слово,

Ее сокровенное:

«Жду!»

Я знал в эти годы крутые,

Что каждую строчку письма

С ней вместе писала Россия,

Россия,

Россия сама!

Муса Джалиль (Муса́ Муста́фович Зали́лов (1906-1944) ) - татарский поэт. В первый же день войны добровольцем ушел в ряды действующей армии. В июне 1942 г. на Волховском фронте был тяжело ранен и взят в плен. В концлагере вел активную подпольную работу, за что был брошен в фашистскую тюрьму Моабит. В тюрьме создал цикл стихотворений. В 1944г. казнен. Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Муса Джалиль (Муса́ Муста́фович Зали́лов (1906-1944) ) - татарский поэт. В первый же день войны добровольцем ушел в ряды действующей армии. В июне 1942 г. на Волховском фронте был тяжело ранен и взят в плен. В концлагере вел активную подпольную работу, за что был брошен в фашистскую тюрьму Моабит. В тюрьме создал цикл стихотворений. В 1944г. казнен. Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Смерть девушки Сто раненых она спасла одна И вынесла из огневого шквала, Водою напоила их она И раны их сама забинтовала. Под ливнем раскаленного свинца Она ползла, ползла без остановки И, раненого подобрав бойца, Не забывала о его винтовке. Но вот в сто первый раз, в последний раз Ее сразил осколок мины лютой… Склонился шелк знамен в печальный час, И кровь ее пылала в них как будто. Вот на носилках девушка лежит. Играет ветер прядкой золотистой. Как облачко, что солнце скрыть спешит, Ресницы затенили взор лучистый. Спокойная улыбка на ее Губах, изогнуты спокойно брови. Она как будто впала в забытье, Беседу оборвав на полуслове. Сто жизней молодая жизнь зажгла И вдруг сама погасла в час кровавый. Но сто сердец на славные дела Ее посмертной вдохновятся славой. Погасла, не успев расцвесть, весна. Но, как заря рождает день, сгорая, Врагу погибель принеся, она Бессмертною осталась, умирая.

Смерть девушки

Сто раненых она спасла одна

И вынесла из огневого шквала,

Водою напоила их она

И раны их сама забинтовала.

Под ливнем раскаленного свинца

Она ползла, ползла без остановки

И, раненого подобрав бойца,

Не забывала о его винтовке.

Но вот в сто первый раз, в последний раз

Ее сразил осколок мины лютой…

Склонился шелк знамен в печальный час,

И кровь ее пылала в них как будто.

Вот на носилках девушка лежит.

Играет ветер прядкой золотистой.

Как облачко, что солнце скрыть спешит,

Ресницы затенили взор лучистый.

Спокойная улыбка на ее

Губах, изогнуты спокойно брови.

Она как будто впала в забытье,

Беседу оборвав на полуслове.

Сто жизней молодая жизнь зажгла

И вдруг сама погасла в час кровавый.

Но сто сердец на славные дела

Ее посмертной вдохновятся славой.

Погасла, не успев расцвесть, весна.

Но, как заря рождает день, сгорая,

Врагу погибель принеся, она

Бессмертною осталась, умирая.

Булат Шалвович Окуджава родился в 1924 году в Москве в семье партийного работника. Не окончив среднюю школу, после девятого класса в 1942 году ушел добровольцем на фронт. Был минометчиком. Участвовал в обороне Крыма. Был тяжело ранен. В 1950 году окончил филологический факультет Тбилисского университета, затем в течение пяти лет работал учителем в одной из сельских школ Калужской области. Писать начал после войны. Первая книга «Лирика» вышла в 1956 году в Калуге.

Булат Шалвович Окуджава родился в 1924 году в Москве в семье партийного работника. Не окончив среднюю школу, после девятого класса в 1942 году ушел добровольцем на фронт. Был минометчиком. Участвовал в обороне Крыма. Был тяжело ранен. В 1950 году окончил филологический факультет Тбилисского университета, затем в течение пяти лет работал учителем в одной из сельских школ Калужской области.

Писать начал после войны. Первая книга «Лирика» вышла в 1956 году в Калуге.

До свидания, мальчики... Ах, война, что ж ты сделала, подлая Стали тихими наши дворы, Наши мальчики головы подняли. Повзрослели они до поры. На пороге едва помаячили И ушли — за солдатом солдат... До свидания, мальчики! Мальчики, Постарайтесь вернуться назад! Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими, Не жалейте ни пуль, ни гранат, И себя не щадите... Но все-таки Постарайтесь вернуться назад! Ах, война, что ж ты, подлая, сделала: Вместо свадеб — разлуки и дым. Наши девочки платыща белые Раздарили сестренкам своим. Сапоги — ну куда от них денешься! — Да зеленые крылья погон... Вы наплюйте на сплетников, девочки, Мы сведем с ними счеты потом! Пусть болтают, что верить вам не во что, Что идете войной наугад... До свидания, девочки! Девочки, Постарайтесь вернуться назад!

До свидания, мальчики...

Ах, война, что ж ты сделала, подлая

Стали тихими наши дворы,

Наши мальчики головы подняли.

Повзрослели они до поры.

На пороге едва помаячили

И ушли — за солдатом солдат...

До свидания, мальчики!

Мальчики,

Постарайтесь вернуться назад!

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,

Не жалейте ни пуль, ни гранат,

И себя не щадите...

Но все-таки

Постарайтесь вернуться назад!

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:

Вместо свадеб — разлуки и дым.

Наши девочки платыща белые

Раздарили сестренкам своим.

Сапоги — ну куда от них денешься! —

Да зеленые крылья погон...

Вы наплюйте на сплетников, девочки,

Мы сведем с ними счеты потом!

Пусть болтают, что верить вам не во что,

Что идете войной наугад...

До свидания, девочки!

Девочки,

Постарайтесь вернуться назад!

Серге́й Влади́мирович Михалко́в (1913 - 2009) — советский и российский писатель, поэт, драматург и публицист, военный корреспондент, сценарист, баснописец, общественный деятель. Соавтор текста гимна Советского Союза и автор текста гимна Российской Федерации. Во время Великой Отечественной войны С. Михалков, как командир запаса, был военным корреспондентом газеты «Во славу Родины». Работал на Южном фронте. Писал очерки, заметки, стихи, юмористические рассказы. Он писал боевые листовки для лётчиков Северо-западного фронта. Эпитафия на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» принадлежит перу Сергея Михалкова. В 1943 году было принято решение о создании нового Гимна Советского Союза.

Серге́й Влади́мирович Михалко́в (1913 - 2009) — советский и российский писатель, поэт, драматург и публицист, военный корреспондент, сценарист, баснописец, общественный деятель. Соавтор текста гимна Советского Союза и автор текста гимна Российской Федерации.

Во время Великой Отечественной войны С. Михалков, как командир запаса, был военным корреспондентом газеты «Во славу Родины». Работал на Южном фронте. Писал очерки, заметки, стихи, юмористические рассказы. Он писал боевые листовки для лётчиков Северо-западного фронта. Эпитафия на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» принадлежит перу Сергея Михалкова. В 1943 году было принято решение о создании нового Гимна Советского Союза.

Детский ботинок Занесенный в графу С аккуратностью чисто немецкой, Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской. Его номер по книге: «Три тысячи двести девятый». «Обувь детская. Ношена. Правый ботинок. С заплатой…» Кто чинил его? Где? В Мелитополе? В Кракове? В Вене? Кто носил его? Владек? Или русская девочка Женя?.. Как попал он сюда, в этот склад, В этот список проклятый, Под порядковый номер «Три тысячи двести девятый»? Неужели другой не нашлось В целом мире дороги, Кроме той, по которой Пришли эти детские ноги

Детский ботинок

Занесенный в графу

С аккуратностью чисто немецкой,

Он на складе лежал

Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:

«Три тысячи двести девятый».

«Обувь детская. Ношена.

Правый ботинок. С заплатой…»

Кто чинил его? Где?

В Мелитополе? В Кракове? В Вене?

Кто носил его? Владек?

Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,

В этот список проклятый,

Под порядковый номер

«Три тысячи двести девятый»?

Неужели другой не нашлось

В целом мире дороги,

Кроме той, по которой

Пришли эти детские ноги

В это страшное место, Где вешали, жгли и пытали, А потом хладнокровно Одежду убитых считали? Здесь на всех языках О спасенье пытались молиться: Чехи, греки, евреи, Французы, австрийцы, бельгийцы. Здесь впитала земля Запах тлена и пролитой крови Сотен тысяч людей Разных наций и разных сословий… Час расплаты пришел! Палачей и убийц — на колени! Суд народов идет По кровавым следам преступлений. Среди сотен улик – Этот детский ботинок с заплатой. Снятый Гитлером с жертвы Три тысячи двести девятой.

В это страшное место,

Где вешали, жгли и пытали,

А потом хладнокровно

Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках

О спасенье пытались молиться:

Чехи, греки, евреи,

Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля

Запах тлена и пролитой крови

Сотен тысяч людей

Разных наций и разных сословий…

Час расплаты пришел!

Палачей и убийц — на колени!

Суд народов идет

По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик –

Этот детский ботинок с заплатой.

Снятый Гитлером с жертвы

Три тысячи двести девятой.

Десятилетний человек Крест-накрест белые полоски На окнах съёжившихся хат. Родные тонкие березки Тревожно смотрят на закат. И пес на теплом пепелище, До глаз испачканный в золе. Он целый день кого-то ищет И не находит на селе. Накинув драный зипунишко, По огородам, без дорог, Спешит, торопится парнишка По солнцу, прямо на восток. Никто в далекую дорогу Его теплее не одел, Никто не обнял у порога И вслед ему не поглядел, В нетопленой, разбитой бане, Ночь скоротавши, как зверек, Как долго он своим дыханьем Озябших рук согреть не мог!

Десятилетний человек

Крест-накрест белые полоски

На окнах съёжившихся хат.

Родные тонкие березки

Тревожно смотрят на закат.

И пес на теплом пепелище,

До глаз испачканный в золе.

Он целый день кого-то ищет

И не находит на селе.

Накинув драный зипунишко,

По огородам, без дорог,

Спешит, торопится парнишка

По солнцу, прямо на восток.

Никто в далекую дорогу

Его теплее не одел,

Никто не обнял у порога

И вслед ему не поглядел,

В нетопленой, разбитой бане,

Ночь скоротавши, как зверек,

Как долго он своим дыханьем

Озябших рук согреть не мог!

Но по щеке его ни разу Не проложила путь слеза, Должно быть, слишком много сразу Увидели его глаза. Все видевший, на все готовый, По грудь проваливаясь в снег, Бежал к своим русоголовый Десятилетний человек. Он знал, что где-то недалече, Быть может, вон за той горой, Его, как друга, в темный вечер Окликнет русский часовой. И он, прижавшийся к шинели, Родные слыша голоса, Расскажет все, на что глядели Его недетские глаза.

Но по щеке его ни разу

Не проложила путь слеза,

Должно быть, слишком много сразу

Увидели его глаза.

Все видевший, на все готовый,

По грудь проваливаясь в снег,

Бежал к своим русоголовый

Десятилетний человек.

Он знал, что где-то недалече,

Быть может, вон за той горой,

Его, как друга, в темный вечер

Окликнет русский часовой.

И он, прижавшийся к шинели,

Родные слыша голоса,

Расскажет все, на что глядели

Его недетские глаза.

Арсений Тарковский родился 25 июня 1907 года в городе Елисаветграде Херсонской губернии (сейчас — Кропивницкий, Украина) в дворянской семье. Его отец Александр Тарковский служил в Елисаветградском общественном банке, а также занимался журналистикой и литературой — публиковал свои стихи, рассказы и статьи. Мать будущего поэта Мария Рачковская преподавала в частных училищах и воскресной школе. Кроме Арсения в семье Тарковских был еще сын Валерий.

Свои первые стихи Арсений Тарковский начал сочинять в раннем детстве. В этом ему помогал отец. Несколько раз Александр Тарковский водил детей на поэтические вечера, где выступали Игорь Северянин, Федор Сологуб и Константин Бальмонт. Также он занимался с сыном иностранными языками.

Долгое время Арсений Тарковский был известен только как переводчик с восточных и европейских языков. Прославился поэт, когда ему было уже больше 50 лет. Он дружил с Анной Ахматовой, переписывался с Мариной Цветаевой, его называли «последним поэтом Серебряного века». Стихотворения Тарковского прозвучали в фильмах его сына — режиссера Андрея Тарковского: «Зеркало», «Сталкер», «Ностальгия».

Стихотворение, датированное июлем 1943 года, а напечатанное впервые только посмертно, в 1990-м году: Не стой тут, Убьют! Воздух! Ложись! Проклятая жизнь! Милая жизнь, Странная смутная жизнь, Дикая жизнь! Травы мои коленчатые, Мои луговые бабочки, Небо все в облаках, городах, лагунах и парусных лодках. Дай мне еще подышать, Дай мне побыть в этой жизни безумной и жадной, Хмельному от водки, С пистолетом в руках Ждать танков немецких, Дай мне побыть хоть в этом окопе…

Стихотворение, датированное июлем 1943 года, а напечатанное впервые только посмертно, в 1990-м году:

Не стой тут,

Убьют!

Воздух! Ложись!

Проклятая жизнь!

Милая жизнь,

Странная смутная жизнь,

Дикая жизнь!

Травы мои коленчатые,

Мои луговые бабочки,

Небо все в облаках, городах, лагунах и парусных лодках.

Дай мне еще подышать,

Дай мне побыть в этой жизни безумной и жадной,

Хмельному от водки,

С пистолетом в руках

Ждать танков немецких,

Дай мне побыть хоть в этом окопе…

ТОМИК ПУШКИНА В холодный день с продымленным закатом У отвоеванной тропы лесной Мы хоронили русского солдата Под черною, обугленной сосной. Рушник холщовый у него нашли мы С каймой из вышитых нарядных петухов, А в рушнике — заботливо хранимый Потертый томик пушкинских стихов. Потом в кругу, скупым огнем согреты, Сушили мы шинели у костра, И кто-то протянул мне томик этот: — А ну-ка, почитай-ка нам, сестра!... Чужой закат лучи бросал косые, Земле чужой, казалось, нет конца. А с нами здесь была сама Россия В бессмертной музе русского певца. Неизвестный автор 1944, Восточная Пруссия

ТОМИК ПУШКИНА

В холодный день с продымленным закатом

У отвоеванной тропы лесной

Мы хоронили русского солдата

Под черною, обугленной сосной.

Рушник холщовый у него нашли мы

С каймой из вышитых нарядных петухов,

А в рушнике — заботливо хранимый

Потертый томик пушкинских стихов.

Потом в кругу, скупым огнем согреты,

Сушили мы шинели у костра,

И кто-то протянул мне томик этот:

— А ну-ка, почитай-ка нам, сестра!...

Чужой закат лучи бросал косые,

Земле чужой, казалось, нет конца.

А с нами здесь была сама Россия

В бессмертной музе русского певца.

Неизвестный автор 1944, Восточная Пруссия

Победа в Великой Отечественной войне стала не только и не столько победой русского оружия, сколько победой силы духа нашего народа над фашистским культом механической бездушности, культом «сверхчеловека». Оказалось, что русский человек способен жить, верить, любить. В «Комсомольской правде» от 24 июня 1943 года читаем дневниковую запись лейтенанта С. Бибикова, который сгорел в танке и почти угадал свою смерть. В рассказе, который он написал между боями , говорится: «Написал два письма – одно в «Комсомольскую правду», а другое в Гослитиздат. Попросил у них хорошую книгу, которая бы надолго завладела тобой». Сейчас прочитано множество дневников немецких солдат, но нигде ничего подобного дневниковым записям Сергея Бибикова найти невозможно. По крайней мере, Ф. Шиллера никто из фашистских солдат не мечтал прочитать на фронте!

Победа в Великой Отечественной войне стала не только и не столько победой русского оружия, сколько победой силы духа нашего народа над фашистским культом механической бездушности, культом «сверхчеловека». Оказалось, что русский человек способен жить, верить, любить.

В «Комсомольской правде» от 24 июня 1943 года читаем дневниковую запись лейтенанта С. Бибикова, который сгорел в танке и почти угадал свою смерть. В рассказе, который он написал между боями , говорится: «Написал два письма – одно в «Комсомольскую правду», а другое в Гослитиздат. Попросил у них хорошую книгу, которая бы надолго завладела тобой».

Сейчас прочитано множество дневников немецких солдат, но нигде ничего подобного дневниковым записям Сергея Бибикова найти невозможно. По крайней мере, Ф. Шиллера никто из фашистских солдат не мечтал прочитать на фронте!

...Прошла война, прошла страда, Но боль вливает к людям: Давайте, люди, никогда Об этом не забудем. Пусть память верную о ней Хранят, об этой муке, И дети нынешних детей, И наших внуков внуки. Пускай всегда годину ту На память нам приводит И первый снег, и рожь в цвету, Когда под ветром ходит. И каждый дом, и каждый сад В ряду — большой и малый. И дня восход и дня закат Над темным лесом — алый. Пускай во всем, чем жизнь полна, Во всем, что сердцу мило, Нам будет памятка дана О том, что в мире было. Затем, чтоб этого забыть Не смели поколенья. Затем, чтоб нам счастливей быть, А счастье — не в забвенье! А. Твардовский

...Прошла война, прошла страда,

Но боль вливает к людям:

Давайте, люди, никогда

Об этом не забудем.

Пусть память верную о ней

Хранят, об этой муке,

И дети нынешних детей,

И наших внуков внуки.

Пускай всегда годину ту

На память нам приводит

И первый снег, и рожь в цвету,

Когда под ветром ходит.

И каждый дом, и каждый сад

В ряду — большой и малый.

И дня восход и дня закат

Над темным лесом — алый.

Пускай во всем, чем жизнь полна,

Во всем, что сердцу мило,

Нам будет памятка дана

О том, что в мире было.

Затем, чтоб этого забыть

Не смели поколенья.

Затем, чтоб нам счастливей быть,

А счастье — не в забвенье!

А. Твардовский

Эдуард Асадов Всегда в бою Когда война катилась, подминая Дома и судьбы сталью гусениц. Я был где надо — на переднем крае. Идя в дыму обугленных зарниц. Бывало все: везло и не везло, Но мы не гнулись и не колебались, На нас ползло чудовищное зло, И мира быть меж нами не могло, Тут кто кого — контакты исключались! И думал я: окончится война — И все тогда переоценят люди. Навек придет на землю тишина. И ничего-то скверного не будет, Обид и боли годы не сотрут. Ведь люди столько вынесли на свете, Что, может статься, целое столетье Ни ложь, ни зло в сердцах не прорастут, Имея восемнадцать за спиною, Как мог я знать в мальчишеских мечтах, Что зло подчас сразить на поле боя Бывает даже легче, чем в сердцах? И вот войны уж и в помине нет. А порохом тянуть не перестало. Мне стало двадцать, стало тридцать лет, И больше тоже, между прочим, стало.

Эдуард Асадов

Всегда в бою

Когда война катилась, подминая

Дома и судьбы сталью гусениц.

Я был где надо — на переднем крае.

Идя в дыму обугленных зарниц.

Бывало все: везло и не везло,

Но мы не гнулись и не колебались,

На нас ползло чудовищное зло,

И мира быть меж нами не могло,

Тут кто кого — контакты исключались!

И думал я: окончится война —

И все тогда переоценят люди.

Навек придет на землю тишина.

И ничего-то скверного не будет,

Обид и боли годы не сотрут.

Ведь люди столько вынесли на свете,

Что, может статься, целое столетье

Ни ложь, ни зло в сердцах не прорастут,

Имея восемнадцать за спиною,

Как мог я знать в мальчишеских мечтах,

Что зло подчас сразить на поле боя

Бывает даже легче, чем в сердцах?

И вот войны уж и в помине нет.

А порохом тянуть не перестало.

Мне стало двадцать, стало тридцать лет,

И больше тоже, между прочим, стало.

А все живу, волнуясь и борясь. Да можно ль жить спокойною судьбою, Коль часто в мире возле правды — грязь И где-то подлость рядом с добротою?! И где-то нынче в гордое столетье Порой сверкают выстрелы во мгле. И есть еще предательство на свете, И есть еще несчастья на земле. И под ветрами с четырех сторон Иду я в бой, как в юности когда-то, Гвардейским стягом рдеет небосклон, Наверно, так вот в мир я и рожден — С душой поэта и судьбой солдата. За труд, за честь, за правду и любовь По подлецам, как в настоящем доте, Машинка бьет очередями слов, И мчится лента, словно в пулемете… Вопят? Ругают? Значит, все как должно. И, правду молвить, все это по мне. Ведь на войне — всегда как на войне! Тут кто кого. Контакты невозможны! Когда ж я сгину в ветре грозовом, Друзья мои, вы жизнь мою измерьте И молвите: — Он был фронтовиком И честно бился пулей и стихом За свет и правду с юности до смерти!

А все живу, волнуясь и борясь.

Да можно ль жить спокойною судьбою,

Коль часто в мире возле правды — грязь

И где-то подлость рядом с добротою?!

И где-то нынче в гордое столетье

Порой сверкают выстрелы во мгле.

И есть еще предательство на свете,

И есть еще несчастья на земле.

И под ветрами с четырех сторон

Иду я в бой, как в юности когда-то,

Гвардейским стягом рдеет небосклон,

Наверно, так вот в мир я и рожден —

С душой поэта и судьбой солдата.

За труд, за честь, за правду и любовь

По подлецам, как в настоящем доте,

Машинка бьет очередями слов,

И мчится лента, словно в пулемете…

Вопят? Ругают? Значит, все как должно.

И, правду молвить, все это по мне.

Ведь на войне — всегда как на войне!

Тут кто кого. Контакты невозможны!

Когда ж я сгину в ветре грозовом,

Друзья мои, вы жизнь мою измерьте

И молвите: — Он был фронтовиком

И честно бился пулей и стихом

За свет и правду с юности до смерти!


Скачать

Рекомендуем курсы ПК и ППК для учителей

Вебинар для учителей

Свидетельство об участии БЕСПЛАТНО!