Лучшее из стихотворений о родине - «Тоска по родине! Давно...» (1932). До него за все годы эмиграции она специально посвятила России три стихотворения: «Рассвет на рельсах» (1922), «Родина» (1932), «С фонарем обшарьте...»(1932).
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно -
Где совершенно одинокой
Быть… (III, 175)
С первой фразы у лирической героини вырывается крик (Тоска по родине!), в котором обнажается боль и горечь. И этот вопль усиливается рефреном отчаяния (мне все равно…), что полностью нейтрализует иронию по поводу того, что это якобы морока, заглушает слова, которые утверждают, что ей все равно. Здесь передано трагическое мироощущение поэта, обреченного на странничество и сиротство. Она без Дома, без Родины, без Языка.
Велика степень отчаяния лирической героини:
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным! (III, 175)
И здесь уже горечь непонимания. Язык — это то, что она берегла сама и подарила своим детям, это то, с чем она связана нерасторжимыми узами. Призыв родного языка разоблачает Поэта, ибо язык важнее всего прочего — памяти, кровных связей с родиной, которая была в ней и которую она потеряла лишь вместе с собственной жизнью.
На протяжении этих строф постоянно повторяются слова все равно, все едино, безразлично, усиливающие смысл безразличия, отсутствия душевной привязанности, кровного родства, отрешенности ото всего. А в словах душа, родившаяся где-то, звучит глобальная отстраненность от конкретного времени и пространства. Но болит сердце поэта из-за этой отрешенности от всего родного, сквозь внешнее безразличие прорывается щемящая тоска по родине, по всему родному (не случайно в стихотворении использован целый ряд однокоренных слов — родина, роднее, родившаяся, родной).
Конец этого стихотворения еще в большей степени подтверждает смятение лирической героини: Но если по дороге — куст / Встает, особенно — рябина… На этом стихотворение внезапно обрывается, как будто у автора нет сил завершить фразу — это спазм боли, кручины, горечи. Ее якобы безразличие к миру сменяется обжигающей тоской одиночества, а на пути спасения — рябина. Красные гроздья рябины — первое и последнее впечатления поэта, между которыми уместилась вся жизнь. Магия этой строки такова, что отчаяние уже не кажется безысходным, потому что посе всех неистовых отречений, всех НЕ, здесь звучит ДА.
Но здесь есть еще одна особенность — рябина у нее превращается из дерева в куст. И это не случайно: куст — божественный образ Неопалимой купины, которая символизирует у М.Цветаевой вневременную, вечную ипостась родины, по которой все равно, где тосковать. Именно куст рябины связывает поэта с родиной.
На протяжении 38 строк тоска по родине объявлялась разоблаченной морокой, и вдруг она становится зримой и осязаемой. Вопреки всему, сказанному ранее, здесь наплывает тоска по родине, источающая боль. Это в любви к родине. Поэтому так страстно звучит монолог лирической героини с семью восклицательными знаками. В стихотворении 17 тире, связанных с выделением определенных слов, усилением их экспрессивности; здесь задействован также прием эмфатической паузы, диктуемой не синтаксическим строем фразы, а напором чувств (Но если по дороге — куст/ Встает…).
Все стихотворение пронизано целомудренным чувством, о котором лучше молчать, не называя ни самого чувства, ни силы страдания. Но любовь поэта прорывается сквозь видимое равнодушие — в слове, ритме, образе рябины.
Ясно, что такие пронзительные стихи мог написать только человек, всем сердцем любящий родину.
23 982
1 189 
