Великая Отечественная война показала сущность души советского человека, глубокое чувство патриотизма, колоссальную обдуманную жертвенность. Сегодняшнее наше мероприятие является ярким примером мужества и героизма, стойкости и сплоченности народа в годы ВОв.
СЦЕНАРИЙ ТВОРЧЕСКОЙ АКЦИИ «ЗАВТРА БЫЛА ВОЙНА»
Звучит фонограмма довоенной Москвы. Обрывки разговоров, детский смех, клаксоны. На сцене младшие школьники прыгают в классики, скачут через скакалки. Появляются гуляющие пары – это выпускники. У них в руках цветущие ветки, воздушные шары; у девушек на плечах накинуты мальчишеские пиджаки. Вечереет. Малыши постепенно исчезают. Под песню «Дорогие мои москвичи» выпускники сходятся в центр сцены, весело болтают. Один из них предлагает сделать памятное фото. Все фотографируются…
Выпускница.
Все, все у сердца на счету.
Все стало памятною мечтой.
Стояло юное в цвету,
Едва с весной расставшись, лето
Стояла утренняя тишь.
Был смешан с медом воздух сочный.
Стекала капельками с крыш
Роса по трубам водосточным.
И рог пастуший в этот час,
И первый, ранний запах сена…
Все, все на памяти у нас,
Все до подробностей бесценно.
Как утром непросохший сад
Ловил прохладный сумрак тени…
Как затевался хор скворчат -
Весны вчерашней поколенье.
Как где-то радио в дому
С веселой песней в дом вступало
Еще не с тем, о чем ему
Вещать народу предстояло.
Как у столиц и деревень
Текло в труде начало суток…
Как мы теряли этот день
И мир - минуту за минутой…
Начинает звучать обращение Левитана к советскому народу. Молодежь сбивается в кучу, юноши выходят вперед, закрыв собою девушек. Начинает звучать фонограмма воздушного налета. По сцене мечутся лучи света. При первом взрыве толпа выпускников разбегается. Свет гаснет. Под конец показа к микрофонам выстраиваются новобранцы с вещмешками - вчерашние выпускники.
Песня «А закаты алые, алые…»
1-й новобранец.
Весь край этот милый навеки
В плену белоствольных берез,
И эти студеные реки,
У плеса которых ты рос,
И темные рощи, где свищут
Всю ночь напролет соловьи,
И липы на старом кладбище,
Где предки уснули твои,
И фрески Андрея Рублева
На старой церковной стене,
И звонкое, русское слово,
И в чарочке пенник на дне.
2-й новобранец
И дети, что мчатся, глазея,
По следу солдатских колонн,
И в старом полтавском музее
Полотнища шведских знамен,
И синий ласкающий воздух,
И крепкий загар на щеках,
И деды в андреевских звездах,
В высоких седых париках,
И рожь на полях непочатых,
И этот хлеб-соль средь стола,
И псковских соборов стрельчатых
Причудливые купола,
И ливни, такие косые,
Что в поле не видно ни зги,
Запомни: все это Россия,
Которую топчут враги.
К новобранцам подходят девушки. Сцена прощания.
1-й новобранец.
Жди меня и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди.
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
1-я девушка. Я буду ждать тебя всегда
Зимой холодной, жарким летом –
Мне б только знать –
Ты жив, ты где-то…
Я вечно буду ждать тебя.
2-й новобранец. Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня…
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня…
Выпьют горькое вино
За помин души.
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
2-я девушка. И где бы ни был ты сейчас,
Ты знай, я жду.
Ты верь – я помню.
Дождливым утром, ночью темной,
Знай, где бы ни был ты сейчас.
1-й новобранец. Жди, когда из дальних мест
Писем не придет.
Жди, когда уж надоест
Ждать, кто вместе ждет.
1-я девушка.
Я жду тебя, прильнув к окну,
Где вой сирен, где плачет вьюга,
Где до войны обняв друг друга
Стояли мы, прильнув к окну…
2-й новобранец
Жди меня и я вернусь.
Всем смертям назло!
Кто не ждал меня тот пусть
Скажет: «Повезло!»
2-я девушка. Я буду ждать. Я буду ждать.
Больного, хворого, любого –
Единственного, дорогого…
Я буду ждать…
Девушки и юноши уходят в разные стороны.
На сцене санитарки с санитарными сумками. Звучит фонограмма паровозных гудков.
1 -я санитарка
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехотный, в санитарный взвод.
Долгие разрывы слушал и не слушал
Ко всему привычный сорок первый год.
Я ушла из школы в блиндажи сырые,
От прекрасной дамы в мать и перемать,
Потому что ближе имя, чем Россия
Не могла сыскать.
2-я санитарка.
Только что пришла с передовой.
Мокрая, замерзшая и злая,
А в землянке нету никого,
И дымится печка, затухая.
Так устала — руки не поднять,
Не до дров, — согреюсь под шинелью,
Прилегла, но слышу, что опять
По окопам нашим бьют шрапнелью.
Из землянки выбегаю в ночь,
А навстречу мне рванулось пламя,
Мне навстречу — те, кому помочь
Я должна спокойными руками.
И за то, что снова до утра
Смерть ползти со мною будет рядом.
Мимоходом — Молодец, сестра!—
Крикнут мне товарищи в награду.
Да еще сияющий комбат
Руки мне протянет после боя:
— Старшина, родная, как я рад,
Что опять осталась ты живою!
Санитарки уходят.
Музыкальный номер
На сцене исполняются стихи М. Джалиля «Варварство».
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили…
А сами - они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных. Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ.
И на полях, одетых мглою
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня.
Нет, этого я не забуду дня!
Я не забуду никогда, вовеки!
Я слышал – плакали как дети реки
И в ярости рыдала мать-земля!
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами
Сквозь тучи вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало.
В последний раз… Шумел осенний лес,
Казалось, что сейчас он обезумел –
Гневно трепетала его листва.
Сгущалась мгла вокруг.
Я видел – мощный дуб свалился вдруг.
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг –
Прижались к матерям, цепляясь за подолы
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье, что вырвалось
У женщины одной…
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины... Она
Смотрела, ужаса полна…
Как не лишиться ей рассудка-
Все понял, понял все малютка!
«Спрячь, мамочка, меня!
Не надо умирать!» – он плачет
И как лист сдержать не может дрожи…
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать.
Прижала к сердцу против дула прямо…
– Я, мама, жить хочу, не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь?
И хочет вырваться из рук ребенок
И страшен плач, и голос тонок
И в сердце он вонзается, как нож!
– Не бойся, мальчик мой, сейчас вздохнешь ты вольно…
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи… Сейчас не будет больно.
И он закрыл глаза. И заалела кровь
По шее лентой красной извиваясь –
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слез горячих и горючих…
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское.
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят.
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей.
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей!
На сцене появляются девушки, у них в руках довоенные дневники.
1-я девушка. Родилась я в 1925 г. Когда мне исполнилось четырнадцать, я стала вести дневник. Как сейчас помню, это было в апреле - лужи уже высохли и московские вязы оделись первой зеленью. И в комнате, где я писала эти строчки, пылинки весело плясали в луче солнечного света и во дворе неистово чирикали воробьи.
И внутри меня тоже все пело. Потому что я влюбилась.
…Он жил в нашем доме и был похож на всех мальчишек нашего двора. Его звали Гера Бронштейн. Он играл на скрипке. Был чуточку близорук и носил очки, и это придавало ему трогательно-беззащитный вид.
2-я девушка. Его звали Валерка… Он ходил в авиамодельный кружок при парке Культуры и отдыха. Бессчетное количество раз прыгал с парашютом…
3-я девушка. Его звали Толиком…Он был старше на целых четыре года и в мае должен был идти в армию. А я дала слово, что буду его ждать…
4-я девушка. Его звали Аскольд…Правда, необычное имя? Да он и весь был необычный - непохожий на остальных мальчишек. Безукоризненно подтянутый, вежливый… Если с ним в дверях столкнешься - он всегда вперед пропускал. Странно, правда?
1-я девушка. Когда война началась, я еще вела свой дневник, уж очень это было привычно, а от привычек отказываться трудно…
Мама записалась на рытье окопов и я тоже.
Почему-то пугало не то, что война, а то, что разрушилось все понятное, привычное и любимое.
Семья Геры заторопилась в эвакуацию. Его родители были музыкантами; отец - пианист, мать играла на арфе.
Арфу долго не могли погрузить в грузовик, уронили на землю, она зазвенела всеми струнами, словно стонала.
А Герина мать стала причитать над ней, как над ребенком.
Мама жалела их, вздыхала и говорила, что так лучше для них. А я не понимала, чем это они так отличаются от нас и почему им лучше там, если все мы здесь.
2-я девушка. Двадцать шестое июня… Валерка пошел в летную школу. Через три месяца он был отправлен на фронт. Радовался, как дитя. Боясь, что войны на него не хватит…
3-я девушка. На второй день войны Толик ушел в народное ополчение. Я смотрела ему вслед и с трудом различала его фигуру с вещмешком на спине в колонне таких же бритых наголо новобранцев, такие они были одинаковые…
4-я девушка. Где Аскольд, я не знаю… Их квартира опустела к вечеру 22 июня… как будто их никогда не было в нашем доме…
Первая девушка присаживается на ступеньках сцены, остальные уходят за кулисы. На сцене появляется группа детей от мала до велика с книжками и игрушками в руках, выстраиваются в колонну, впереди самая младшая девочка.
1-я девочка. Рано утром нас вывели во двор и построили цепочкой. Я, самая маленькая по росту, оказалась первой. Очередь медленно двигалась вперед, исчезая в дверях дома с большой дымящейся трубой.
2-я девочка.
Я держала за руку сестру, а она – свою куклу Милу. Моя сестра хворала, и ладонь у нее была холодная и липкая. Она очень боялась потеряться и так сжимала мою ладошку, что наши руки почти склеились.
Мальчик.
Мне не хотелось смотреть вперед, мне все время хотелось оглянуться назад. Сзади стояла девочка, и мой высокий рост мешал ей заглянуть вперед. «Что там, что?» спрашивала она каждую минуту.
…Часом позже я успею подумать: «Как хорошо, что мой рост мешал ей заглянуть вперед…»
3-я девочка.
Я тянула шею, чтобы посмотреть, куда же нас ведут, но ничего не видела. У входа стоял человек в белом халате и грязном фартуке, доктор, наверное, и быстро закрывал дверь за входящими.
4-я девочка.
У входа в дом лежала на земле куча всякой всячины… С каждым входящим внутрь она становилась все больше. Я глаз не могла от нее оторвать – тут были и чулочки, и ботиночки, и валенки с заплатками, и фартучки, и курточки…
Была вязаная шапка с полу оторванным помпоном, мячик с дыркой в боку, книжка со сказками. Из книжки выпала страница с картинкой – веселый Буратино держит в руках золотой ключик. А еще… Еще в пыли валялась детская соска, привязанная к грязной алой ленточке. Так почему-то было жалко эту алую ленточку – ведь ее совсем затоптали…
Все дети поворачиваются спиной к зрителям. Через толпу детей проходит узник в полосатом костюме и в очках. Это Гера Бронштейн. Он садится на ступеньки с другой стороны от девушки, читающей дневник. Его голос записан на пленку, он разносится эхом по залу.
Гера. В бараке было темно и в единственной книжке, что разрешили родители взять с собой из дома, я ничего не мог прочитать.
На дворе залаяли овчарки, в барак ворвались надзиратели и погнали всех во двор. Замешкавшихся подгоняли прикладами. Я успел нашарить книжку, потому задержался и вышел последним.
У выхода я запнулся о порог, упал, с меня слетели очки и я почти перестал видеть. Надзиратель наступил на них ногой, стекла хрустнули. Второй ногой надзиратель наступил на раскрытую книжку - там были стихи. Я попытался вытащить книжку из-под сапога, получил пинок в лицо и уже совсем ничего не видел. Зато услышал истошный крик мамы. «Молчи, жидовка! - кричал надзиратель, - Спущу собак!»… Но она все кричала…
…Я уже знал, что умирать не страшно…
Страшно, когда на твоих глазах пинают беременную женщину по животу кованым сапогом и с хрустом ломают музыканту пальцы. Страшно, когда твою маму грызут за хрипящее горло немецкие псы…
Гера уходит. За ним по одному исчезают дети.
Девушка. Милый Гера Бронштейн…Ты никогда не узнаешь, чем закончился мой дневник, да и с чего он начинался… Мне всегда будет не хватать твоей застенчивой улыбки…
А я расскажу тебе про нас. Знаешь, ведь никто в нашем дворе из ребят уже не встретился.
Валерка… Валера погиб в воздушном бою. На его счету два сбитых мессера.
Толик… Ополчение, пехота, оборонительные рубежи… Его накрыло волной шрапнели в окопе. Он похоронен в братской могиле под надписью «Неизвестный солдат»…
Аскольд Кеммерих… Сын немецкого коммуниста, выросший с нами в одном дворе погиб в фашистских пересыльных лагерях…
Мама… мама все лето рыла окопы. В конце августа мы тронулись в Сибирь, в эвакуацию.
Мама, учительница истории, блистательно рассказывавшая нам на уроках о завоеваниях французской революции, собиралась начать 1 сентября свой двадцатый учебный год в Красноярске.
Поезд попал под бомбы. Вагоны пылали.
…Мама сгорела заживо со своими учениками, как Жанна дАрк.
А мой дневник… В нем осталось слишком много недописанных страниц, как и непрожитых лет моей жизни.
Песня «Дети войны»
На сцене два солдата.
1-й солдат.
Видно, выписал писарь мне дальний билет,
Отправляя впервой на войну.
И на этой войне с восемнадцати лет
Я солдатскую лямку тяну.
2-й солдат.
Череда лихолетий текла надо мной
От полночных пожаров красна.
Не видал я, как юность прошла стороной,
Как легла на виски седина.
3-й солдат.
И для пуль не вредим, и жарой не томим,
Прохожу я по кромке огня,
Видно ты непомерным страданьем своим
Откупила у смерти меня.
1-й солдат. Испытало нас время свинцом и огнем,
Стали нервы железу под стать.
Победим. И вернемся. И радость вернем.
И сумеем за все наверстать!
2-й солдат.
Гремели танки. Пушки корпусные
Месили грязь и вязли до осей.
Знать, из терпенья вышла ты, Россия,
Что навалилась сразу силой всей!
3-й солдат.
Какой маньяк посмел подумать только,
Что ты покорной будешь хоть на миг –
Россия – удаль гоголевской тройки!
Россия – музы пушкинской язык!
1-й солдат.
Вокруг меня леса, поля и кручи…
В тумане тонут синие края…
Где есть земля суровее и лучше,
Чем ты, Россия, родина моя!
Солдаты уходят вглубь сцены, сцена преображается в солдатский госпиталь. С одного края сцены медсестра бинтует раненого. Ей помогает молоденькая санитарка, с другого края на носилках тяжелораненый боец, около него медсестра пишет письмо под его диктовку.
Раненый.
Здесь, в госпитальной тишине
Пришлось лежать когда-то мне…
Я помню - я сгорал в огне,
И бред, и забытье ночное…
Но каждый день и каждый час
Ты, медсестра, за разом раз,
Сидела, не смыкая глаз,
Опять склонившись надо мною.
Звучит фонограмма песни группы «Любэ» «Напишите, сестра».
Ночь порвет наболевшие нити…
Вряд ли я доживу до утра…
Напишите, прошу, напишите,
Напишите два слова, сестра…
Напишите, что мальчика Вову
Я целую, как только могу
И австрийскую каску из Львова
Я в подарок ему берегу.
Напишите жене моей бедной,
Напишите хоть несколько слов,
Что я в руку был ранен безвредно,
Поправляюсь и буду здоров.
А отцу напишите отдельно,
Что полег весь наш доблестный полк-
В грудь навылет я ранен смертельно,
Выполняя свой воинский долг…
Напишите, прошу, напишите,
Напишите два слова, сестра…
Напишите, прошу, напишите,
Напишите два слова, сестра…
Свет на сцене гаснет.
В полной темноте фонограммой звучат стихи от лица тяжелораненого солдата.
Тяжелораненый солдат
Я убит подо Ржевом в безымянном болоте,
В пятой роте, на левом при жестоком налете.
.Я не слышал разрыва. Я не видел той вспышки.
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире до конца его дней
Ни петлички, ни лычки с гимнастерки моей.
Я, где корни слепые ищут корму во тьме.
Я, где с облачком пыли ходит рожь на холме.
Я, где крик петушиный на заре по росе.
Я, где ваши машины воздух рвут на шоссе.
Где травинку к травинке речка траву прядет,
Там, куда на поминки даже мать не придет…
Песня «Молитва матери»
Голос за кадром:
Живым живое в нашей жизни краткой,
Но каждый в вечность уходящий час,
Но каждый камень нашей мирной кладки,
Но каждый колос, что растет для нас
И зреет на полях необозримых.
Но каждый отзвук радиоволны –
Все память о товарищах родимых,
Когда-то не вернувшихся с войны…
На экране высвечивается изображение вечного огня.
Объявляется минута молчания.
Видео «Песня «Где он, этот день» На сцену под конец песни выходят все участники на сцену. Загорается свет. Под фонограмму птичьего пения на сцену выбегают дети. Они прикладывают ладони к глазам, вглядываются вдаль. За ними появляются взрослые, у всех в руках цветы.
1-я девушка. Возвращались солдаты с войны…
По железным дорогам страны
День и ночь поезда их везли,
Гимнастерки их были в пыли
И от пота еще солоны
В эти дни бесконечной весны.
2-я девушка. Возвращались солдаты с войны
И прошли по Москве точно сны…
Возвращались с войны старики
И совсем молодые отцы –
3-я девушка.
Москвичи, ленинградцы, донцы.
Возвращались сибиряки.
И охотники, и рыбаки…
И водители сложных машин,
Покорители горных вершин,
Возвращался народ-исполин!
Возвращался? Нет, шел он вперед,
Шел вперед победитель – народ!
Песня «Обелиск»
6 322
6 374 
