11
Ремейк как социальный и культурный текст (на материале романа Б. Акунина «Ф.М.»)
Творчество Ф.М. Достоевского сегодня подвергается многоракурсной интерпретации. Одним из самых привлекательных для различных литературных игр романом писателя является «Преступление и наказание». Именно он превращается в своеобразный код, неисчерпаемое и наиболее адекватное для современной культуры средство синтезирования цитат, аллюзий, реминисценций. Не становится исключением и роман Б. Акунина «Ф.М.», в котором ремейк становится особым приёмом, авторским включением в повествование.
Сюжет романа «Ф.М.» связан с поиском главным героем Николасом Фандориным рукописи Ф.М. Достоевского «Теорийка. Петербургская повесть», до сих пор неизвестной литературоведческой науке и являющейся первой редакцией «Преступления и наказания». В текст акунинского романа по мере развития сюжета вкрапляются фрагменты рукописи, якобы написанной Ф.М. Достоевским. Аутентичность «текста Достоевского» признаётся только условно: внутри художественной ткани романа.
Как известно, для одного из этапов работы прозаика над текстом «Преступления и наказания» была характерна так называемая «смена формы»: в первоначальную редакцию текста, задуманную как исповедь преступника, вливается новый материал, замысел усложняется, рассказ от имени автора выбирается Ф.М. Достоевским в качестве новой повествовательной формы.
В ноябре 1865 года писатель сжигает первоначальную редакцию «повести». Именно в этом историческом факте скрывается пружина акунинского сюжета. Автор «Ф.М.» дополняет общеизвестную историю создания «Преступления и наказания» весьма любопытными вымышленными фактами: приводит текст контракта, прослеживает генеалогию рода известного издателя Ф.Т. Cтелловского, причём версия, выдвинутая Б. Акуниным, выглядит достаточно убедительно, так как основывается на реальных событиях.
Фабула произведения распадается на два сюжетных плана – реальный и исторический. Подобное деление носит условный характер, поскольку обе линии тесно переплетаются, проникая друг в друга. В ходе действия романа тайную рукопись «Теорийки» стремятся заполучить все действующие лица произведения, но каждый со своей целью. Все трагедии, убийства, мистификации, связанные с поисками рукописи, объясняются в финале романа: преступник Сивуха оказывается законным наследником Ф.Т. Стелловского, надеющимся на баснословный доход от публикации сенсационной рукописи.
«Теорийка» была заказана «Достоевскому» издателем Ф.Т. Стелловским в качестве детективного романа, главным героем которого должен был стать сыщик, поэтому главным героем становится Порфирий Петрович и его помощник Заметов. У Акунина вместо двух убийств происходит пять, на запланированном шестом убийстве – убийстве самого Порфирия Петровича – рукопись романа неожиданно обрывается. Убийцей оказывается Свидригайлов, а вовсе не Раскольников. Именно Аркадий Иванович Свидригайлов становится носителем разрушительной теории, позволяющей ему лишать жизни других людей, для того чтобы смыть все свои предыдущие прегрешения: «Теория моя, видите ли, состоит в том, что я себя, злобное животное, перед отъездом в Новый Свет, должен в нуль вывести. Чтоб в вояж отправиться чистым, как младенец. Так сказать, новорождённым человеком. Я, знаете ли, огромный грешник… Каждая погубленная душа в некоей бухгалтерии зачитывается в большущий минус. На мне таких минусов четыре… Если я за глухонемую и за лакея, да за Марфу Петровну трёх смертоносных бацилл истреблю, то как раз три на три и выйдет…» [2, с. 214].
Уже привычный для Б. Акунина приём превращения героев русской классической литературы в родственников Фандорина срабатывает и здесь. Оказывается, что фамилия Порфирия Петровича – Федорин. Когда-то фамилия предков начиналась на «фон», но неграмотный подьячий «басурманскую фамилию исковеркал и записал их Федориными» [1, с. 55]. В этом заключается особенность акунинского почерка, которая состоит в постоянной «рифмовке» персонажей из разных циклов.
Любопытно обыгрывается в романе Б. Акунина феномен двойничества, приобретая при этом «зеркальный» характер. [4, с. 131].
В современных главах автор словно мультиплицирует героев «Преступления и наказания», выдавая, в частности, целую серию разнообразных «раскольниковых», своего рода «зеркальных отражений» героя, любой ценой жаждущих: наркотиков и отрешения от реальности (Рулет), власти над умами (доктор Зиц-Коровин), имени в вечности (Сивуха-отец), реванша за физическую неполноценность и власти над людьми (Сивуха-младший). Наличествуют в романе Акунина и корыстолюбец Лужин («философ-меркантилист» Лузгаев), и бессмертная жадная старуха (эксперт Элеонора Ивановна Моргунова), и торговка мадам Ресслих (литературный агент Марфа Захер), и, конечно, вечная Соня Мармеладова, то есть добродетельная, но грешная Саша Морозова.
На более глубоком уровне «зеркальность» выражается в судьбах и характерах героев. Примером этого может послужить история жизни Саши Морозовой: «Мы тогда очень хорошо жили [до капитализма] … А потом папа на Антонине Васильевне женился, потому что моя мама умерла, когда меня рожала. Вот какой на мне грех ужасный, прямо с рождения… денег совсем не стало… Я, правда, помогаю, но это не так давно, три года только… Один раз повезло, устроилась на дачу к одному парализованному дедуле, целых 30 долларов в сутки… А потом пришлось уйти, потому что дедулин сын стал приставать… Я убежала, даже за последнюю неделю деньги не забрала. Потом стыдно было. Подумаешь, не убыло бы. Это Антонина Васильевна так сказала, сгоряча. Она за это после прощения у меня просила, а зря. Права она: эгоистка я» [1, с. 117].
Этот принцип прослеживается и в трактовке образа наркомана Рулета, который может быть соотнесён с характером Родиона Раскольникова из романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. Например: 1) «Какого-то июля (конкретные числа Рулет в последнее время догонял смутно) выполз он из своей съёмной хаты в Саввинском переулке совсем мёртвый. Весь в тряске, рожа синяя – краше в закрытом гробу хоронят… Выполз, значит, и пошёл в сторону Краснолужского моста… [1, с. 5]; 2) «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С – м переулке, на улицу и медленно как бы в нерешимости, отправился к К – ну мосту…он был в раздражительном и напряжённом состоянии, похожем на ипохондрию» [3, с. 7].
Мы видим, что в предложенных фрагментах деконструкция классического художественного текста идёт в направлении разрушения «вертикального контекста», «контекста эпохи» [5, с. 348], что проявляется в сокращении и упрощении текста и приспособлении элементов лексической структуры текста к отражению современной действительности. Следует сказать, что данный приём является наиболее типичным для произведений в жанре ремейк.
Изображая персонажей, Б. Акунин буквально демонстрирует мысль Ф.М. Достоевского о сложности человека, двойственности его природы: учёный Морозов представлен в двух полярных ипостасях: плотоядного сластолюбца (негатив), а также кроткого отца семейства и добросовестного исследователя (позитив).
В современных картинках романа мелькают краски злой карикатуры, иронического портрета, юмористической зарисовки, многое узнаваемо или знакомо понаслышке и при этом очень точно сформулировано. Персонажи похожи на фигурки-муляжи, движущиеся в некоем условном пространстве по готовым, заданным маршрутам. Герои современных глав «Ф.М.» выполняют функцию посредников, интригующих читателя, находящегося в ожидании очередной части «Теорийки».
Б. Акунин приходит к выводу, что читателю необходимо подавать откровенную игру со спецэффектами. Таковыми в «Ф.М.» становятся игра со шрифтами, включение в текст разнообразных абсолютно хаотично представленных фотографий (например, очки господина Лебезятникова и Марк Аврелий, Авдотья Панаева и Лиля Брик, эмблема ЦСКА и браунинг А. Сивухи, современный вид дома Раскольникова и отпечаток пальца Фёдора Михайловича), в которых реалии смешиваются с вымыслом, документ с комиксом. Тон этой визуальной игре задаёт и помещённый на титуле хрестоматийный портрет Ф.М. Достоевского работы В.Г. Перова с двумя популярными компьютерно-мультяшными персонажами, выглядывающими из-за спины классика. Заглавие романа и глав тоже включено в эту же систему спецэффектов, автор позволяет читателю самому определять возможность прочтения текста: казалось бы, очевидная расшифровка заглавия романа – «Фёдор Михайлович» – множится в названиях глав: «Форс-мажор», «Фантастический мир», «Физиология мозга», «Фальшивая монета», «Фокусник-манипулятор», «FM» и т.д.
Следует сказать, что создан акунинский роман по законам детективного жанра. Фабула произведения организована вокруг разгадывания загадки, связанной с поиском неизвестной рукописи выдающегося прозаика. В отличие от «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского, где в жизнь проводится философская идея раскаяния, расплаты за содеянное, суда человеческой совести, в «Теорийке» главным является установление личности преступника, раскрытие преступления опытным сыщиком и его помощником (Порфирий Петрович и Заметов). Последний факт отсылает нас к классической детективной традиции.
На основании вышеперечисленных фактов мы можем назвать «Ф.М.» ремейком, причём особой его разновидностью, которая являет собой некий культурный и социальный текст, содержащий в себе маркеры повседневности, приметы быта, ставшие значительными элементами поэтики массовой литературы и отражением «духа времени». В романе можно обнаружить очерки общественных нравов, хроникальные приметы нынешнего дня. Персонажи действуют в узнаваемых социальных ситуациях и типовой обстановке, например: «…Брак был коммерческий, по расчёту. Во всяком случае, со стороны невесты. Жених-то, владелец империи платных туалетов Макс Зюзин втрескался в чудо пластической хирургии не на шутку. Свадьбу сыграли не хуже людей – пышную, во дворце екатерининских времён. Фоторепортажи с гламурного празднества появились во всех глянцевых журналах…» [1, с. 20]; или: «От недолгого замужества у Вали остались приличные алименты и мужнина фамилия – надоело раз за разом документы переделывать» [1, с. 21].
Ремейк Б. Акунина не пародирует роман Ф.М. Достоевского, а стремится наполнить его актуальным содержанием.
Нельзя не сказать и об авторской иронии, которая пронизывает всё произведение. В нём этот вид комического выступает в качестве стилистического приёма, организующего текст. Повествователь неразрывно связан с современностью, иронически оценивает окружающую его действительность: «Британию почитают за хрестоматийный образец консервативности, но российское общество подвержено условностям в гораздо большей степени. Мужчина сорока пяти лет, отец семейства, здесь должен вести себя степенно, или, как говорят на современном телеязе, “серьёзно себя позиционировать”…» [1, с. 89]; или: «Большинство тех, кто алкал совета, приходили к Николасу…рассказать понимающему человеку о своём сложном внутреннем мире и душевных проблемах…Работа с клиентами этого сорта нелёгкая, будто из тебя всю кровь высасывают, но зато довольно денежная. Однако летом энергетические вампиры разъезжались по Биаррицам-Сардиниям латать нервы, продувать чакры и восстанавливать прану» [1, с. 18]; или: «Львица была гламурная на все сто процентов: синтетический загар, умопомрачительные наряды, неживая улыбка в пол-лица. И, как положено, эластичного возраста. Тщательно следящие за собой дамы попадают в него лет с тридцати и растягивают эту вечнозелёную пору лет до шестидесяти, а некоторые и дольше» [1, с. 313].
Как уже было отмечено нами, в романе Б. Акунина параллельно действуют две системы персонажей на уровне двух временных пластов и культурных эпох: собственно акунинские герои (Николас Фандорин, наркоман Рулет, Валя Глен, Саша Морозова, Аркадий Сергеевич Сивуха, Филипп Борисович Морозов, Марфа Захер и другие) и персонажи Ф.М. Достоевского. Система персонажей «Теорийки» идентична системе действующих лиц романа «Преступление и наказание». Тождественность обнаруживается и в характере портретных зарисовок.
Мы видим, что портреты во многом совпадают даже в мельчайших деталях. Беллетрист намеренно использует такую уловку, стремясь вызвать у читателя чувство узнавания первоисточника. Чем глубже знание оригинала, тем больше будет отмечено тонкостей в ремейке (новый текст будет воспринят максимально адекватно).
Интересен тот факт, что Порфирий Петрович – единственный из основных героев «Преступления и наказания», кто не имеет фамилии. Этим как бы подчёркивается, с одной стороны, его обособленность и в какой-то мере загадочность, с другой – интимность, «домашность» изображения человека, ведущего расследование, не выходя из своей квартиры, а в романе «Ф.М.» он оказывается носителем фамилии, сближающей его с главным действующим лицом «фандоринского» цикла. В этом мы также склонны видеть определённую уловку, имеющую своей целью сократить расстояние между «золотым веком» классической литературы и нашим временем.
Исследование специфики реализации жанра ремейка в данном произведении требует обращения к особенностям языка и стиля Б. Акунина. Популярный писатель умело сочетает в романе абсолютно разные языковые явления. В непосредственной близости находятся язык современности, воспроизводящий активные процессы в обыденном языке, и язык архаизированный, стилизованный под манеру письма второй половины XIX века.
Б. Акунин сознательно создаёт эффект «переплетения стилей», шокируя читателя и погружая его то в стихию живой речи и групповых жаргонов, то в языковую ситуацию XIX столетия, например: «Главное, не хотел он его мочить. Реально не хотел. Думал, подскочит сзади, когда Ботаник в тачку полезет (в тачку он, в смысле Ботаник, влезал по-уродски, башкой вперёд, с откляченным задом)… Короче, тухляк вышел полный [1, с. 5]; или: «… выпущен Порфирий Петрович был по второму разряду, то есть всего лишь губернским секретарём... Кроме скромности академического балла сыграло роль и то, что к сему времени и папенька-генерал, и граф Сперанский успели покинуть земную юдоль, оставив выпускника-правоведа без всякой протекции» [1, с. 61].
Из всего сказанного видно, что в романе Б. Акунина «Ф.М.» своеобразно преломляются чрезвычайно активные социокультурные процессы, отразившие кардинальные перемены конца ХХ века. На основе ряда признаков нам удалось выяснить, что данный текст является своеобразным ремейком «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского, в котором воплотилось стремление автора достигнуть коммерческого успеха путём беспроигрышных приёмов, основанных на психологических механизмах рецепции.
Принцип «отражения и рифмовки эпох», «зеркальность» в трактовке персонажей, ориентация на один конкретный классический образец, повторение основных сюжетных ходов, сходство в типах характера действующих лиц, стремление автора дописать (или переписать) оригинальный текст – всё это позволяет нам говорить о романе «Ф.М.» как о специфическом типе ремейка, являющем собой культурный и социальный текст. Ремейк в этом произведении становится особым приёмом, авторским «включением» в повествование. Об этом свидетельствует композиция «роман в романе», введение в ткань сочинения собственно акунинских персонажей и временного пласта современности, наличие увлекательной интриги, установка на игру с читателем, эффект «узнавания» реальности, или «эффект реальности» (Р. Барт).
Б. Акунин берётся за классику отнюдь не только ради развлечения. Беллетрист не претендует на воспроизведение-имитацию прозы Ф.М. Достоевского с её мощной энергетикой, предлагает не подражание, а стилистический намёк на эту неповторимую манеру, создаёт условия для вовлечения читателя в диалог с элитарной культурой.
Список использованных источников и литературы
Источники
Акунин, Б. Ф.М. Т. 1.: роман / Б. Акунин. – М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. – 350 с.
Акунин, Б. Ф.М. Т. 2.: роман / Б. Акунин. – М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. – 286 с.
Достоевский, Ф.М. Преступление и наказание / Ф.М. Достоевский // Собр. соч.: в 7 т. - М.: Lexica, 1994. - Т. 2. - 506 с.
Критическая и научно-исследовательская литература
Черняк, М.А. Трансформация классического текста как феномен современной массовой культуры / М.А. Черняк, В.Д. Черняк // Этика и социология текста. – СПб.; Ставрополь, 2004. – Вып. 10. – С. 128-133.
Учебники и учебные пособия
Черняк, М.А. Массовая литература XX века: учеб. пособие / М.А. Черняк. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 432 с.
2 177
28 916 
