Записки на манжетах. Серебряный век. Осеннний литературный натюрморт "Вальс Осени".

О, женщина, дитя, привыкшее играть

И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,

Я должен бы тебя всем сердцем презирать,

А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!

Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,

Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,

Для прихоти твоей я душу погублю,

Всё, всё возьми себе - за взгляд очей прекрасных,

За слово лживое, что истины нежней,

За сладкую тоску восторженных мучений!

Ты, море странных снов, и звуков, и огней!

Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

/КБальмонт/

ВАЛЬС ОСЕНИ..

Летит с небес плетеная корзина.

Ах, как нетрезвость осени красива!

Задор любви сквозит в ее чертах.

В честь истины, которую мы ждали,

доверимся младенчеству маджари!

А ну-ка чашу! Чашу и черпак!

Опустимся пред квеври на колени,

затем поднимем брови в изумленьи:

что за вино послал нам нынче бог!

Пылают наши щеки нетерпеньем,

и, если щеки не утешить пеньем,

что делать нам с пыланьем наших щек?

Лоза хмельная ластится к ограде.

Не будем горевать о винограде-

душа вина бессмертна и чиста.

Пусть виночерпий, как и подобает,

услады виноградарям добавит -

им подобает усладить уста.

...И эти цветы, что пульсируют

В сплетении солнечном времени

И дышат тобой, -

Они для тебя.

Вьюнки с граммофонною музыкой,

Петуний сиреневых озеро,

Анютиных глазок глазастый балет,

И флокс пирамиды,

И бабочек сонмы,

Целующих в губы, -

Они для тебя.

И склон, по которому мчится июльский орешник,

Как паж торопливый,

Куда-то к вершине,

К вершине твоей.

Дубы с ностальгиею тысячелетней

Твой образ хранят, смыкая ладони

Молчащей листвы.

И звон колокольный

Заполнит пространство и время так плотно,

Что ласточкам только

Протиснуться в звуки дано.

Они - для тебя.

...И эта река под стеной монастырской

Твое отражение ловит зерцалом

Танцующих вод,

Чтоб отдать его мне.

О исцеляющий блик

Лучей и музык!

И, наконец, облака, этот цветник небесный,

Розарий невидимых звезд,

Приют гимназисток-петуний, -

Цветник для тебя.

И, наконец, небеса -

Выше всего, выше всех,

Всех куполов любовных,

Всех облаков, ласкающих склоны,

Ласкающих реки и склоны.

О золотое сеченье

Золотого свеченья -

Сфинксом сияющих дней...

"...Женская прическа должна давать - сохранять - охранять форму головы. Никаких надстроек, волосы должны только - и точно - обрамлять лица, чтобы лицо оставалось главным. Прямой пробор и гладкие зачесы назад, наполовину прикрывающие ухо: как у вас - Голлидэй, Соня?. - ?Алексей Александрович! А ведь у меня... не очень гладко!? - я, смеясь. - ?Да, но это - природные завитки, потому что у вас природная

волна, и рама остается, только - немножко - рококо... Я говорю об общей линии: она у вас проста и прекрасна, просто прекрасна. О, Марина, как я в эти минуты гордилась! Потому что я чувствовала: он меня не только из тех, что перед ним, а из всех, что за ним выделяет!).. Еще о том, как себя вести, когда, например, на улице падает чулок или

что-нибудь развяжется.. С кем бы вы ни шли - спокойно отойти и не торопясь, без всякой суеты, поправить, исправить непорядок.. Ничего не рвать, ничего не торопить, даже не особенно прятаться: спо-койно, спокойно... Покажите вы, Голлидэй! Мы идем с вами вместе по Арбату, и вы чувствуете, что у вас спускается чулок, что еще три шага и совсем упадет... Что вы делаете??.. И - показываю. Отхожу от него немножко вбок, нагибаюсь, нащупываю резинку и спо-койно, спо-койно...

Браво, браво - Голлидэй, Соня! Если вы, действительно, с любым спутником, а не только со мной (и у него тут такая чудесно-жалкая, насмешливая улыбка, Марина!)... старым учителем... сохраните такое хладнокровие...?"

/МЦветаева из «Сонечки...»/

От детских дней одна черта пленила

Мои мечты, в чьих зыбях таял сон,

В глаза печальный отблеск заронила,

В мой ум вошла как дальний тихий звон.

Мне снился статный ангел, белоснежный,

С улыбкой сожаления в глазах,

Я с ним дышал одной мечтою нежной,

Я видел чудный Рай в его слезах.

Он мне являлся в разные мгновенья,

И свет храню я этих беглых встреч.

Есть проблески, которым нет забвенья,

Есть взгляд без слов, его не молкнет речь.

Любил - еще люблю я - неземное,

Свет сердца - луч холодному уму,

Я верю в Небо, синее, родное,

Где ясно все неясное пойму.

С небесным я душой не разлучаюсь,

И встретив чей-нибудь глубокий взор,

Я с ним, я с Белым Ангелом встречаюсь,

Таинственным и близким с давних пор.

/КБальмонт/

"... Она была бледной - и все-таки розовой, малюткой - с пышными волосами..- и все-таки розовой! Я никогда не видела розового жемчуга, но утверждаю, что ее лицо было еще розовее и еще жемчужнее.

Ее смех был так близок к слезам - а слезы так близки к смеху, - хотя я не помню, чтобы видела их льющимися. Можно было бы сказать: ее глаза были слишком горячими, чтобы дать слезам пролиться, что они сразу высушивали их. И потому эти прекрасные глаза, всегда готовые плакать, не были влажными, напротив, блестя слезами, они излучали жар, являли собою образ, излучение тепла, а не влажности, ибо при всем своем желании (нежелании - других), ей не

удавалось пролить ни единой слезинки.

И все же - прекрасные, прекрасные, подобные виноградинам; и уверяю вас, они были обжигающими, и при виде ее, плачущей, хотелось смеяться - от наслаждения! (Это и есть, вероятно, плакать жаркими слезами?) Значит, я видела человеческое существо, у которого слезы были действительно жаркими. У всех прочих - у меня, у остальных - они холодные или теплые, а у нее были обжигающие, и так силен был жар ее щек, что они казались розовыми. Горячие, как кровь, круглые, как жемчуг, соленые, как море.

Можно было сказать, что она плакала по-моцартовски.

...любезные господа! Ради вашего же спокойствия желаю вам никогда не

повстречать подобных глаз! Они не были ни синими, ни черными, но цвета особенного, единственного, нарочно для них созданного. Они были темными, пламенными и бархатистыми, такой цвет встречается лишь в сибирских гранатах и некоторых садовых цветах. Я вам покажу скабиозу и сорт штокрозы, почти черной, которые напоминают, хотя и не передают точно, чудесный оттенок ее глаз. Если вы когда-нибудь бывали в кузнице в полночь, вы должны были заметить тот странный коричневый блеск, который отбрасывает стальная пластина, раскаленная докрасна, вот это будет точно цвет ее глаз. Вся мудрость женщины и вся невинность ребенка читались в них, как в книге; но это была такая книга, от долгого чтения которой можно было ослепнуть. Ее взор сжигал - это так же верно, как то, что меня зовут Герман. Под таким взглядом могли бы созреть персики в вашем саду... /МЦветаева из "Сонечки..."/

Орешник тебя отрешает от дня,

И мшистые солнца ложатся с опушки

То решкой на плотное тленье пня,

То мутно-зеленым орлом на лягушку.

Кусты обгоняют тебя, и пока

С родимою чащей сроднишься с отвычки, —

Она уж безбрежна: ряды кругляка,

И роща редеет, и птичка — как гичка,

И песня — как пена, и — наперерез,

Лазурь забирая, нырком, душегубкой

И — мимо... И долго безмолвствует лес,

Следя с облаков за пронесшейся шлюпкой.

О, место свиданья малины с грозой,

Где, в тучи рогами лишайника тычась,

Горят, одуряя наш мозг молодой,

Лиловые топи угасших язычеств!

/БПастернак/

/пс.."И еще - орешки. Сонечка до страсти любила орехи и больше всего, из всего

продовольственно-выбывшего, скучала по ним. И в ее смехе, и в зубах, и в самой речи было

что-то от разгрызаемых и раскатывающихся орехов, точно целые белкины закрома покатились. Такие зеленые и если зубами - кислые, это самое кислое, что есть: кислей лимона! кислей

зеленого яблока! И вдруг - сам орех: кремовый, снизу чуть загорелый, и скок! пополам, точно

ножом разрезали - ядро! такое круглое, такое крепкое, это самое крепкое, что есть! две

половинки: одна - вам, другая - мне. Но я не только лесные люблю (а их брать, Марина! когда

наверху - целая гроздь, и еще и еще, и никак не можешь дотянуться, гнешь, гнешь ветку и -

вдруг! - вырвалась, и опять вверху качается - в синеве - такой синей, что глаза горят! такие

зеленые, что глаза болят! Ведь они - как звезды, Марина! Шелуха - как лучи!)... я и

городские люблю, и грецкие, и американские, и кедровые - такие чудные негрские малютки!..

целый мешок! ..и читать .. «Войну и мир», я..- Мир люблю, Марина, а Войну нет, всегда – нечаянно целые страницы пропускаю…

...От раскатываемых орехов, и от ручья по камням - и струек по камням и камней под струйками

- и от лепета листвы (Ветер листья на березе перелистывает...), и от тихо сжимаемых в

горсти жемчугов , и от зеленоватых ландышевых.. (и даже от слез градом!) - всем, что в природе

есть круглого и движущегося, всем, что в природе смеется, чем природа смеется, смеялась

Сонечка, но так как всем сразу: и листвою, и водою, и горошинами, и орешинами, и еще ..

белыми зубами и черными глазами, то получалось несравненно богаче, чем в природе...

- словом:

Все бы я слушал этот лепет,

Все б эти ножки целовал..." / МЦветаева из «Сонечки..»/

Не буду дарить тебе розы!

Как глупо осенней порой

Идти в магазин за букетом,

Когда листопад под рукой!

Здесь каждый листок пахнет прошлым,

Рисунки их не повторить.

И эти кусочки природы

Я должен тебе подарить!

Приду к тебе с этим букетом

Осенней опавшей листвы!

В нём грусть промелькнувшего лета -

Надежда грядущей весны!