Статья "Общественные и политические особенности Отечественной войны 1812 года в буржуазной историографии"

Н.Ю.Ковалёва, Д.А. Носорев

ФГБУ ВО «Юго-западный государственный университет», Курск

ОБЩЕСТВЕННЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 ГОДА В БУРЖУАЗНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что Отечественная война 1812 года имеет огромную историографию, значительное место в которой занимает вопрос о причинах этого конфликта.

Основоположником буржуазной концепции в русской историографии 1812 г. принято считать А.Н. Попова. Составители юбилейного (1912 г.) семитомника «Отечественная война и русское общество» подчеркнули даже, что Попов вообще положил «начало научному направлению в историографии Отечественной войны»

Александр Николаевич Попов (1820–1877) – дворянин и царский чиновник, член знаменитых Редакционных комиссий 1859–1860 гг. – действительно выступил ниспровергателем официозно-дворянской (правительственной по своей сути) концепции в отечественной историографии «Двенадцатого года». Попов не оставил обобщающего исследования о войне 1812 г., но его многочисленные работы по частным вопросам темы [1, С. 76] включая капитальный (оставшийся незавершенным) труд о дипломатической истории войны, складываются в целостную концепцию, которая отныне и до 1917 г. успешно противостояла дворянской.

В отличие от дворянских историков, для которых на первом плане был батальный интерес (дислокации, операции, диспозиции), Попов не только не злоупотреблял описанием военных действий, но и выдвинул на передний план интерес общественный и политический. Он отверг коренные тезисы дворянской историографии о единении сословий вокруг престола и о решающей роли царя в войне, развенчал и дворянство как, якобы, «движущую силу». Правда, до понимания решающей роли народных масс Попов не поднялся. Он противопоставил царю и дворянству «русское общество», разумея под ним глав­ным образом купечество, нарождавшуюся буржуазию как выразителя «народных» интересов. Но, преодолев культ личности Александра I, Попов непомерно возвысил М.И. Кутузова, «которому одному Россия обязана своим спасением». Зато М.Б. Барклай де Толли в концепции Попова – посредственность и неудачник, который поставил русскую армию в положение, «грозившее великими бедами России». Полководческий гений Наполеона Попов не отрицал, но считал, что к 1812 г. Наполеон из династических соображений стал действовать менее решительно и вдохновенно, чем в свои лучшие годы.

О причинах войны 1812 г. Попов судил более научно, чем его дворянские предшественники (отбросил верноподданническую фальшь, поднялся от личных – между Наполеоном и Александром I – к национальным мотивам в объяснении русско-французского конфликта), однако не вышел за рамки «патриотической» схемы: Франция у него – очаг международного разбоя, а Россия – оплот мира, она «свято соблюдала» Тильзитский договор и т.д.

Другие буржуазные историки – в особенности В.И. Харкевич и К.А. Военский – развили и углубили концепцию А.Н. Попова, придав ей большую научность, объективность, значимость.

Владимир Иванович Харкевич (1856–1906) – профессор Академии Генерального штаба, с 1904 г. генерал-лейтенант, в 1905 г. начальник штаба главнокомандующего вооруженными силами на Дальнем Востоке – заслужил репутацию одного из самых авторитетных в царской России военных историков. В 1904 г. КА. Военский писал о нем, что он стоит «во главе» военных специалистов «по эпохе 1812 г.». Как историк военный, В.И. Харкевич, естественно, уделял основное внимание в своих трудах о войне 1812 г. [2,С.43] боевым действиям. Но ему присуще было и стремление вскрыть политические корни событий. Он, например, ближе, чем кто-либо из его русских предшественников, подошел к научному объяснению причин войны 1812 г.: «И Россия, и Франция преследовали завоевательные цели, причем обе стороны таили в себе и задние мысли, и взаимное недоверие». Более объективно, чем его предшественники, В.И. Харкевич оценивал личную роль деятелей «Двенадцатого года». Царь у него отодвинут в тень, где он на самом деле и пребывал всю войну; М.И. Кутузов занимает первый план, но не идеализируется; М.Б. Барклай де Толли выдвигается из тени.

В.И. Харкевич не стал капитально пересматривать оценку Барклая, но поставил, первым из историков 1812 г., вопрос о необходимости такого пе­ресмотра в скором будущем. «Время идет,- писал он в 1904 г., – и события получают иное, более правильное освещение. И скоро встанет перед нами во весь рост величавая фигура Барклая и оправдаются слова доблестного вождя, сказанные им в минуту скорби: «Я надеюсь, что беспристрастное потомство произнесет суд свой с большей справедливостью»[3, С. 678]

Что касается анализа боевых действий, то книгу В. И. Харкевича «Березина» можно признать образцовой. Здесь мобилизован широкий круг источников, беспристрастно и тщательно соотнесены планы и результаты Березинской операции, спланированной русскими, по мнению В. Харкевича, очень хорошо, а выполненной плохо, дана нелицеприятная оценка каждому из русских военачальников, распоряжавшихся операций: П.X. Витгенштейн медлил, П.В. Чичагов путал, а М.И. Кутузов оставался «прос­тым свидетелем совершающихся событий» далеко в стороне от них [4,С.102]

Константин Адамович Военский (1860–1918), дипломат и ответственный чиновник Главного управления по делам печати, как и А.Н. Попов, меньше занимался чисто военными вопросами истории 1812 г., а больше – политическими. Мало того, в своих трудах о войне 1812 г. [5,С. 23] он держался, правда, не вполне последовательно, такого правила: «руководящим началом» хода истории «является, по преимуществу, фактор экономический». Этот фактор он считал решающим в происхождении войны 1812 г. (конфликт между Францией и Россией из-за континентальной блокады) и старался учитывать его, когда объяснял внутри- и внешнеполитические, а также военные действия сторон, отнюдь не оправдывая завоевательные расчеты царизма. «Дух реакционности» в характере войны 1812 г. со стороны России К.А. Военский даже преувеличивал. Он считал, что 1812 год – «несомненно, блестящая страница русской истории, свидетельствующая о высоком патриотизме, охватившем все сословия и народ в общем деле спасения родины, – отозвался, однако, крайне тяжело на внутренней жизни России, утвердив крепостное право, повернув правительственную политику в сторону реакции и на полстолетия отсрочив освобождение крестьян...» [6, С.35]

Близкий к К.А. Военскому в истолковании «грозы двенадцатого года» А.А. Корнилов больше акцентировал «дух возрождения»: 1812 год, по его мнению, способствовал «ускоренному развитию общего социально-политического процесса», ибо принес «запас новых светлых идей» и сти­мулировал в России освободительное движение.

В духе буржуазной концепции были написаны яркие очерки А.К. Дживелегова «Александр I и Наполеон» (М., 1915), капитальная работа Н.Ф. Дубровина [7, С.6], где впервые подверглась острокритическому анализу феодальная система комплектования, содержания, обучения и управления русской армией к 1812 г., а также ряд военно-исторических трудов. Из них антидворянской направленностью, объективностью и высоким профессионализмом выделяются исследования профессора Академии Генерального штаба генерал-майора А.Н. Витмера (1839 – 1916), поныне недооцененные в историографии 1812 г. К ним можно добавить и несколько содержательных краеведческих монографий [8, С. 64]

Высшим достижением буржуазной и вообще всей русской дореволюционной историографии 1812 г. стал коллективный труд «Отечественная война и русское общество» в 7 томах под ред. А.К. Дживелегова, С.П. Мельгунова, В.И. Пичеты, изданный в 1911–1912 гг. к 100-летию войны. Здесь исчерпывающе проявились и сильные, и слабые стороны буржуазной концепции, в частности, тот объективистский (с претензией на внеклассовую истину) метод исследования, о котором К.А. Военский не без гордости писал так: «Перед лицом беспристрастной истории не должно быть ни своих, ни чужих, а лишь то, что дороже, выше и прекраснее всего на свете, – правда» [9, С. 63]

Семитомник представил собой уникальное явление в историографии 1812 г. не только по объему материала, но и по масштабам и разнообразию проблематики, объяв широчайший спектр военных, дипломатических, экономических, социальных, идейных, культурных сюжетов от Великой Французской революции конца XVIII в. до восстания декабристов включительно.

Война 1812 г., таким образом, впервые была поставлена «в рамку европейской истории» и рассмотрена «в тесной связи со всей эпохой».

Верноподданнической риторики здесь нет в помине. Царь Александр I представлен тщеславным и амбициозным, но не очень выдающимся деятелем; высоко оценена лишь его твердая решимость не соглашаться на мир с Наполеоном. Зато Наполеон получил даже несколько восторженное признание как разносторонний гений, «величайший полководец нового времени» и «одна из самых грандиозных» фигур всемирной истории. В оценке других военных и государственных деятелей 1812 г., как русских, так и французских, авторы семитомника старались соблюсти должную меру объективности.

Происхождение войны 1812 г. справедливо объясняется в семитомнике столкновением «противофеодальных стремлений» французской революции и Наполеона с «интересами поместного дворянства» России, «которому наносила убыток континентальная система. При этом, однако, завоевательная «алчность» Наполео­на, столь разрисованная дворянскими историками, здесь недооценивается. Более того, явно преувеличено буржуазное, прогрессивное начало в борьбе Наполеона с феодальной Россией. «Победа России, – писал здесь В.И. Пичета о возможном исходе войны 1812 г., – это не только победа одной нации над другой, это разгром революционной Франции, разгром демократии и торжество старого порядка»[ 10,С 67]

Очень сильной стороной буржуазной концепции надо признать открытый и широкий показ (впервые именно в семитомнике) классовой борьбы в России 1812 г., что подрывало под корень основополагающий тезис дворянских историков о единении всех сословий вокруг престола [11, С.74]

Из частных недостатков семитомника остается отметить унаследованную у М.И. Богдановича и развитую далее «теорию» стихийных факторов. А.К. Дживелегов категорически заявил, что французская армия «не долж­на была быть разбита, если принять во внимание соотношение сил Кутузова и Наполеона, если бы не морозы» [12, С. 9]. Общий же недостаток всего семитомника первый его рецензент Н.А. Рожков резонно усмотрел «в плохом, малообдуманном, не отвечающем современным историко-методологическим требованиям, плане, в проистекающей отсюда нестройности целого, в слабой обработке большой части статей, не дающих научных обобще­ний».

Относящиеся к истории 1812 г. труды самого Н.А. Рожкова, как и М.Н. Покровского, хотя они отчасти создавались еще до 1917 г., будут рассмотрены в рамках обзора советской историографии, выдающимися представителями которой стали после Октября и Рожков, и особенно Покровский. Здесь же уместно выделить как историографический факт две книги великого художника-баталиста В.В. Верещагина. Обстоятельные, солидно документированные, они примыкали к буржуазной историографии 1812 г., но в одном многозначащем пункте выходили за ее пределы, ибо Верещагин признавал возвеличивал патриотизм народных масс.

Таким образом, исходные предпосылки буржуазно-либеральных и дворянских историков в изучении Отечественной войны 1812 года отличаются известной близостью. Однако основное внимание русской буржуазной историографии обращено на развитие государства. Но буржуазные историки уже не удовлетворяются прямолинейной и страдающей известным примитивизмом концепцией Н.М. Карамзина, согласно которой единовластие выступает как решающий фактор исторического процесса уже на заре русской истории.

Буржуазно-либеральные историки, делая основным объектом своего изучения Русское государство, рассматривают его как известный итог развития народа (в этническом смысле), как результат выделения из семьи и рода человеческой личности, которая находит в государстве наиболее полные условия для самоопределения.

Сегодня для нас становятся все более очевидными и сильные, и слабые стороны как отечественной дореволю­ционной, так и зарубежной историографии 1812 г. Критический взгляд на то и другое позволяет заключить, что действительно в границах возможного полное и объективное представление о войне 1812 г. достижимо лишь с учетом всей совокупности исследований, выполненных в нашей стране и за рубежом.

Список использованных источников и литературы

1. Попов, А. Н. Москва в 1812 г. / А.Н.Попов.- М.: Тип. Грачева и Комп., 1876г. -237 с.

2. Харкевич, В. И. Война 1812 года: От Немана до Смоленска. Причины войны. Подготовка обеих сторон. Планы действий. Операции до соединения рус. армий под Смоленском / В. И Харкевич. — Вильна: Николаев. акад. Ген. штаба, 1901г. — 257 с.

3. Харкевич, В. И. Барклай-де-Толли в Отечественную войну после соединения армий под Смоленском: С прил. переписки с имп. Александром I / В. И. Харкевич. - СПб.: тип. Гл. упр. уделов, 1904г.- [4], 38, 58 с.

4. Харкевич, В. И. Березина. 1812 г. : Воен.-ист. исслед. / В. Харкевич. -СПб: Воен. тип., 1893г. - [2], IV, IV, 210 с.

5. Карцов, Ю.С. Причины войны 1812 года / Ю. С. Карцов , К. А. Военский. - СПб.: тип. А. Ф. Штольценбурга, 1911г. - XIV, 115 с.

7. Дубровин Н.Ф. Русская жизнь в начале XIX в. // Русская старина. 1903г. № 1.

8. Вороновский, В.М. Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губернии. 1812-1912. Юбилейное издание Смоленскаго губернскаго земства / В.М.Вороновский.- Спб.: [типография А.С.Суворина], 1912г.-VIII, 428 с.; 64 л. иллюстраций. 27,3 х 19,4 см.

9. Военский К.А. Наполеон и его маршалы в 1812 г. С. 4.  Наполеон и его маршалы в 1812 году / К. Военский. – М. : тип. т-ва И.Д. Сытина, 1912г. - 96 с. : ил.; 23.

10. Пичета, В.И. Введение в русскую историю (Источники и историография) / В.И.Пичета. – М.: Государственное издательство. Главное управление. Москва. Общественные науки.,1922г.- Т.2. С. 32.

11. Семевский В.И. Волнения крестьян в 1812 г. и связанные с Отечественной войною / В.И.Семевский Отечественная война и русское общество. - М., 1912г., Т.V, Гл. 4. С.74.

12. Дживелегов, А.К. Отечественная война и русское общество : 1812-1912 : Юбил. изд. : В 7-ми т. / под ред. А. К. Дживелегова, С. П. Мельгунова, В. И. Пичета.; Историческая комиссия Учебного отдела ОРТЗ. - М. : Т-во И. Д. Сытина, 1912г.- Т. 1. - 1912. - VIII, 235 с., 38 л. ил. : ил.

2