Сценарий музыкально-литературной композиции "Я знаю"

«Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны…»

Сцена освещена, тускло. В глубине сцены луч света начинает высвечивать увеличенные фотографии военного времени. На фотографиях лица ребят. Веселые и печальные, суровые и детские. Фотографии некачественные, лица нечеткие. Есть залитые кровью…

Тихо, откуда-то издалека начинает звучать песня В. Егорова “Облака”

Над землей бушуют травы,

Облака плывут, как павы,

А одно, вон то, что справа,-

Это я…

Это я…

Это я-

И мне не надо славы.

Ничего уже не надо

Мне и тем, плывущим рядом.

Нам бы жить – и вся награда,

Нам жить,

Нам бы жить,

Нам бы жить –

А мы плывем по небу…

Песня затихает. Сцена освещается. Дети - это современные студенты. Они рассаживаются за столы и начинают готовиться отвечать.

На сцене университетская аудитория. Столы и несколько стульев. На стене - исторические карты.

ПРОЛОГ.

У предполагаемого окна стоит профессор, он же - Автор

Автор. (Говорит как-бы сам себе)

Вот опять июнь. Экзамен по истории.

Сколько прошло вот таких июней, а память упрямо возвращается в наш 1941…

Автор. (Уже на зрителя) Прочь воспоминания! Пора за дело!

Ну-с, кто готов? Прошу!

Голоса студентов:

- Нет, еще немного!

- Вопросы трудные!

-Дайте подумать!

Автор: Ну, хорошо, хорошо, готовьтесь.

- Как же все, похоже! День такой же теплый, светлый. Та же аудитория, как тогда раскрыты окна. И столик экзаменатора, и столы- все на тех же местах.

И экзамен тот же “История СССР”. И студенты почти похожи. Только у парней волосы длиннее, а у студенток сигареты на столах..

Я тогда сидел вон за тем предпоследним столом и готовился отвечать. Все как тогда! Время только другое. Но все это было как будто вчера…

(внимательно смотрит на студентов, рассуждает сам с собой)

- Что знают они, будущие историки, о своих предшественниках, сидевших в этой самой аудитории, о студентах 41-ого года, ставших солдатами и погибших за то, чтобы они могли прийти на смену им, в эту аудиторию, учиться, радоваться жизни, солнцу, этому ласковому, безбрежному дню?

Автор. Есть у кого- нибудь вопрос о Великой Отечественной войне?

(все молчат)

- А ведь сегодня 22 июня.…Не может ли кто нибудь из вас без подготовки рассказать о начале войны? О битве за Ленинград?

Голоса студентов:

- Мне еще готовиться надо!

- У меня вообще другой вопрос!

Павел: Позвольте мне. ( Идет к столу)

-22 июня 1941 года в 4 часа утра фашисты вероломно напали на СССР. Без объявления войны их войска атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке наши города: Житомир, Киев, Севастополь и другие.

Автор: А что Ленинград? Поконкретнее!

Павел: Лучшие части фашистского Вермахта были брошены к Ленинграду.

Автор: Почему лучшие?

Павел: Потому что в этот момент Ленинград был главной стратегической целью немецкого командования…(голос отвечающего затихает)

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

(Музыка тех лет: “Брызги шампанского”)

На незанятый край сцены выходят, переговариваясь, студенты той поры.

Яшка: Разнесчастные мы люди! Лето в самом разгаре, а нам учиться!

Женя: Сейчас бы на пляж, к Петропавловке!

Люба: Ага, а кто к экзаменам готовиться будет?

Витек: Ребята, моя бабка говорит, что такое жаркое лето не к добру, говорит, что к лету 41-го на землю сатана придет…

- общий смех-

Яшка: Жара 41-го точно не к добру - у меня мозги плавятся!

Васек: Давай ближе к делу! (все садятся на скамью)

Люба: Итак, философия. Ой, мама! Боюсь!

Женя: Брось, диамат и истмат это просто. В “Кратком курсе истории партии” все изложено четко и ясно.

Витек: А история философии?

Яшка: Да ну вас! Пошли купаться!

Васек: Не расслабляться! Кто назовет имена одного или двух младогегельянцев?

Женя: Да, пожалуйста! Маркс и Энгельс на заре своей юности!

Люба: Лично я не переживаю - наш доцент Родин - просто прелесть! Он вытянет!

Витек: Да, вам девчонкам, хорошо. Помните, как добряк Василий Васильевич спас нашу Женечку?

Женя: Да ну вас! Я тогда совсем заучилась и на экзамене растерялась окончательно. А Вас. Вас. Принимал не один, а с доцентом Сизых, а он вредный до ужаса! Сижу, час…второй.

.Подходит ко мне Вас. Вас. И говорит ласково так:

- Нус-с, голубушка, я вижу, вы из числа знающих студентов. Вы мой учебник читали?

- Читала.

-А дополнительную литературу читали?

-Читала.

-Ну, тогда и спрашивать нечего. Отлично!

Витек. А доцент Сизых вмешивается: (меняет голос, передразнивая)

-Одну минуточку! Я прошу задать вопрос студентке по существу!

Васек, (подхватывает игру) Вас. Вас. Расплывается в улыбке:

- Пожалуйста! А вы, голубушка, не волнуйтесь.

Женя. Я уже чуть не плачу.

Вас. Вас. Ну, вспомните, между кем и кем происходили Греко- персидские войны?

Женя. …...

Вас. Вас. Ну, голубушка, вы же отлично знаете…Между Грее..

Женя. –… Ками?

Вас. Вас. И пеер..

Женя… сами?

Вас. Вас. Я же говорил – отлично!

- затемнение-

Фоном начинает звучать песня на стихи и муз. А. Перова “Половина четвертого”

Спят мосты,

Переулки, дворцы –

Как безлюдны они

до поры…

как нежны,

как безбожно нежны

полчаса тишины

до войны.

Действие переносится на левый край сцены, луч освещает Женю.

Женя в гимнастерке. Сидит на предполагаемой поляне, на плечах – шинель. Пишет письмо, шевелит губами, проговаривая написанное, и мы это слышим:

…Санинструкторы в танковых войсках гибнут быстро. Для нас место в танке не предусмотрено. Вцепишься поверх брони и только об одном мысль, чтобы не затянуло ноги в гусеницы. И надо следить, где на поле танк загорится.…Туда бежать, ползти”…

(Из-за спины к Жене подходит Таня, как бы продолжает рассказ)

Таня. На фронте нас было пять подружек: я, Шура Ясинская, Люба Киселева, Тоня Бобкова и Женя Домыгарова.

Сценка «Потому-потому, что мы пилоты…»

И все погибли.

Одна я осталась

Девочки…Эх!

Перед боем, в котором Женю убили, мы с ней сидели вечером…

Освещается только часть сцены, где сидят, обнявшись, подруги.

Женя. Ты знаешь, я в этом бою погибну. Есть у меня какое-то предчувствие.

Я даже к старшине ходила, просила дать новое белье, а он пожалел: “ Ты же недавно получила! Не положено!” Пойдем утром, попросим вдвоем.

Таня. Жень, ну перестань, мы уже два года с тобой воюем, нас теперь пули боятся! А помнишь двух ребятишек, что наш отряд на той неделе спас?

Женя. Да, помню….маленькие такие, худенькие, а сколько боли в их глазах, сколько страданий….

Таня. Я сама как вспомню, так мороз по коже, сколько горя им пришлось изведать, сколько выстрадать….

Женя. Да…Дети войны…

Рассказ детей-войны (отрывки из книги воспоминаний)

Своими глазами

Был февраль 1943 года. Стояла тихая и ясная ночь. С вечера слышались далекие выстрелы пушек и разрывы снарядов. Это стреляла наша артиллерия.

Ночью я проснулся от какого-то шума. В доме все были встревожены. Я выскочил во двор, но немец вернул меня назад. Я догадался, что творится что-то недоброе. Возле каждой хаты стоял немецкий патруль и никого не выпускал.

Когда совсем рассвело, немцы подогнали машины и стали грузить на них людей. Брать с собой ничего не разрешали. На одну из машин загнали и нашу семью. С нами было двое маленьких детей моей старшей сестры Кати. Она болела тифом и находилась в отдельной хате, куда немцы собрали всех тифозных. Узнав, что всех вывозят, она бросилась искать нас. Сбегала домой, но там никого не нашла. Мы были уже за деревней. Как раз машины почему-то остановились. Сестра заметила и побежала к нам. Загудел мотор. Грузовик вот-вот готов был тронуться. Но она все-таки успела добежать. Мы помогли ей взобраться на машину. Сестра вдруг побледнела и потеряла сознание.

…….

Нас сгрузили в какой-то хлев. Там мы просидели два дня. На третий день ночью подошел эшелон, и нам велели садиться в вагоны.

……..

В вагоне стояла невыносимая духота. Людей мучила жажда, а воды не было. Особенно тяжело приходилось детям. В нашем вагоне несколько малышей не выдержали и умерли — наверно, задохнулись от спертого воздуха. Когда терпеть стало невозможно, мужчины проломали в стене небольшое отверстие. Все были рады: теперь можно подышать свежим воздухом.

И вот эшелон остановился около какого-то болота. Людей выгрузили из вагонов и погнали гуртом, как скотину.

По всему было видно, что тут и раньше проходили такие же несчастные, как мы. Вдоль дороги валялись разные вещи. Иной раз приходилось перешагивать через трупы. От голода и жажды люди так ослабели, что еле двигались. Если кто-нибудь выбивался из сил и не мог идти, немецкие конвоиры натравливали на него собак.

Пригнали нас в сожженную деревню. Она кругом была обнесена колючей проволокой. По углам стояли вышки. На них находились немецкие часовые, которые строго следили, чтобы никто не убежал. Измученные люди валились прямо на снег — строений никаких не было. Сварить пищу тоже было негде. Люди корчились от холода, охали и плакали.

Сестру Катю мучил тиф. Она металась, стонала. Мама пошла искать место позатишнее. Возле сгоревшего хлева она нашла кучу навоза. Мы быстрей принялись разгребать его. На дне он был теплый, от него шел пар. Разостлали одеяло, положили сестру и ее маленьких детишек, а сверху прикрыли дерюгой.

Три дня продержали нас под открытым небом. На четвертый день снова приказали собираться. Пешком нас погнали дальше. По дороге пришлось наблюдать много ужасных картин. Вот идет молодая женщина с ребенком, а рядом с нею — старушка. Немцы передали ребенка старушке, а мать забрали. Другая мать не хотела отдавать ребенка — его тут же убили. Было и такое: когда женщина обессиливала и садилась отдохнуть, проклятый фриц убивал ее, а ребенка бросал на обочину дороги в снег. Мы один раз видели, как вороны выклевывали глаза у такого, еще живого ребенка.

Я уморился и едва шел. Достаточно было немного отстать, как конвоир натравливал собаку. Собака рвала на мне одежду и кусала за ноги. Кроме того, меня несколько раз били палками. Я думал, что выбьюсь из сил, упаду, и тогда меня столкнут прочь с дороги на страшную смерть. Однако кое-как доплелся.

Нас загнали в болото, за колючую проволоку. Тут тоже валялись разные вещи и трупы замученных. Пробыли мы тут недолго. Дальше повезли нас на машинах. Нигде не видно было ни людей, ни деревень.

……

Потянулись дни тяжелой неволи. Неслыханные мучения и издевательства пришлось пережить нам. Бывало, немцы строили нас в шеренгу и через колючую проволоку швыряли нам хлеб. Люди набрасывались на него. Кому удавалось схватить хлеб, в того стреляли. А то еще делали так: ночью, когда люди спят, понаставят мин, а сверху на них кладут хлеб. Стоило кому-нибудь притронуться к хлебу, как мина взрывалась и человек взлетал в воздух.

Люди мерли, как мухи. Их не хоронили — просто сваливали в канавы или ямы.

Однажды под вечер немцы забегали перед колючей проволокой. Они были чем-то напуганы. Ночью мы заснули, а утром глядим — нигде ни единого немца. К полудню в лагерь пришли пятеро наших разведчиков. Сколько было радости, когда мы увидели своих. Люди обнимали их, целовали.

Вскоре мы вернулись домой — только не все.

Песня «Дети войны»

Таня (на зрителя) А утром она все- таки уговорила меня пойти к старшине, выпросили мы у него пару нового белья.

И вот у нее эта рубашка новая нижняя…Белоснежная, с завязочками такая…Она вся была залита кровью.

затемнение

Звучит песня В. Высоцкого “На Братских могилах”

Голос Тани звучит в темноте на последних, затихающих аккордах:

-Шурочка Ясинская самая красивая из нас была.

Сгорела. Она прятала тяжелораненых в скирдах соломы, начался обстрел, солома загорелась. Шура могла сама спастись, а она бросилась спасать раненых, из них никто не мог двигаться сам,…

Раненые сгорели. И Шурочка вместе с ними…

Тоня Бобкова заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это, какие то доли секунды.…Как она успела? Лейтенант тот жив остался.

Таня выходит из глубины сцены со свечой.

От Любы Киселевой я получила только одно письмо.

….На нас пошли немецкие танки, артиллерия их отбила, а на ничейной территории остался раненый лейтенант. Кто ты думаешь? Наш Яшка Гривец!

Санитаров, которые пытались его вынести, убило, и тогда я, сняв ушанку, стала во весь рост и запела нашу любимую песню “Я на подвиг тебя провожала”.

Умолкло все с обеих сторон – и с нашей и с немецкой. Подошла я к Яшке, положила на санки-волокуши и к нашим. Сама думаю: “ только бы не в спину, пусть лучше в голову стреляют”.

Но не раздалось ни одного выстрела.

Пропала без вести Люба. Яша умер в госпитале.

(большая пауза)

--Оттуда даже если живой придешь, душа будет болеть.

Я теперь думаю: пусть бы ранило,…пусть бы тело болело! А то душа.

Тушит свечу. Уходит. Затемнение.

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА

Снова действие переносится на скамейку, где сидят студенты 41-го года.

Васек. Честно говоря, сдавать философию можно.

Витек. Ага!

Яшка. Вся философия разложена по полочкам. И главное, уместилась на двадцати шести страницах!

Я на экзамене по “Истории Древнего Востока” прочитал из двадцати пяти глав учебника только одну, и ничего, сдал ведь!

Тоня. Яшка, нашел, чем хвастать. Мы с тобой вместе готовились, молчал бы!

Яшка. “Законы Хаммурапи”! Я знал их наизусть! Мой расчет был прост.

Яшка входит в роль, становится “ актером”, как бы заново проигрывая свой счастливый случай. Он входит в предполагаемую аудиторию, решительным жестом берет билет из стопки и уверенным голосом заявляет:

- “Законы Хаммурапи”. Могу отвечать без подготовки.

Тоня. Я за этим действием наблюдаю с ужасом! Вот, думаю, как все раскроется!

Но Вас. Вас. Довольно потирает руки и говорит ему: начинайте!

Яшка. Стоп! Позвольте мне, сударыня!

- Вавилонский царь Хаммурапи жил в 18 веке до нашей эры. Написанные им законы выражали интересы рабовладельцев. Однако еще носили на себе отпечаток родового строя. В них сохранялся принцип равновозмездия: “ око за око, зуб за зуб”…

Тоня. Наш Василий Васильевич, слушая Яшку, улыбался, кивал головой и, наконец, воскликнул:

- Боже, какой ответ! Какие знания! Отлично, мой друг!

Но доцент Сизых, наблюдавший за Яшкой, сказал:

-Покажите-ка ваш билет, товарищ Кривец.

Яшка. Я растерялся и говорю - это зачем? Не нужен он вам.

А Сизых настаивает.

Ну, я скомкал билет и начал его жевать.

Василий Васильевич кричит, что мы довели студента-отличника, а Сизых стал раскладывать билеты в порядке их номеров, чтобы вывести “ отличника на чистую воду”.

-Не хватает восемнадцатого билета.

Значит именно его вы и жуете..!

Наступила полная тишина.

Сизых поднес список с вопросами к очкам и прочитал:

-“ Номер восемнадцатый. Законы Хамм…”

Что тут началось!

Яшка поперхнулся и закашлялся, Вас. Вас. Извиняться начал, за водой послал, а Сизых так и сидел, уставившись в стену. Ребята смеются.

Затемнение.

Звучит песня В. Высоцкого “Аисты”

Небо этого дня,

Но теперь в нем броня

Лязгает.

А по нашей земле

Гул стоит,

И деревья в смоле

Грустные…

Слышны разрывы снарядов. На сцену выходит человек в военной форме.

Это Доцент Сизых. Он начинает говорить.

-Я был порученцем штаба армии. Посылали меня обычно туда, где что- нибудь не так. Дело было в сентябре 1941 года. Получил я приказ - разобраться с неким капитаном Федотовым. Он со своей ротой месяц на передовой, а убитых у него нет. Ни одного! Вот я в районе Кингисеппа, на речке Воронке. Маленькая речка – метров двадцать шириной. По нашим данным рота капитана Федотова вклинилась в расположение немцев метров на триста. Я прополз по кочкам болота больше часа, идти в рост было нельзя - противник простреливал пространство. Передовая позиция роты проходила рядом с болотом. Оборона на участке роты выглядела слабой и ненадежной. Потери в людях здесь наверняка были большими…Меня проводили в землянку, и я приказал Федотову срочно прибыть ко мне.

В землянке:

Угол сцены задрапирован мешковиной, ящики вместо стула и стола.

Заходит человек в форме, с автоматом на груди. Одежда и лицо в копоти, трудно разглядеть черты лица.

Федотов. Командир роты Федотов прибыл по вашему приказанию!

Сизых. Здравствуйте, капитан. Вот мои документы. Доложите обстановку!

Федотов. Есть! Рота находится в состоянии активной обороны.

Стрелки и пулеметчики роты держат вражеские позиции под постоянным огневым воздействием…

Сизых. Довольно. Прикажите прислать сюда политрука роты!

Федотов. Политрук прибыть не может. Он находится на посту в боевом охранении!

Сизых. Так подмените его.

Тем более что в боевом посту политруку находиться не полагается.

Федотов. Ни подменить, ни вызвать я его не смогу…

Сизых. Ну что, тогда прошу ответить на мои вопросы. Предупреждаю вас об ответственности за ложные показания.

Федотов. Прошу не запугивать.

Сизых. Я не запугиваю. Я предупреждаю. НА вашем месте я вел бы себя иначе!

Федотов, вскакивая, - Может и хорошо, что вы не на моем месте!

Сизых.-Не корчите из себя героя! Вы обманываете командование. В своих письменных донесениях вы даете ложные сведения о потерях!

Вы заявили, что до начала боев в роте было сто пятьдесят семь человек.

Федотов -Так точно. Было.

Сизых. - Сорок шесть человек, по вашим словам, выбыло в медсанбат.

Федотов -Так точно.

Сизых.-Сто пятьдесят семь минус сорок шесть равно сто одиннадцать. Не так ли?

Федотов -Так точно.

Сизых.-Выходит, за месяц боев в роте нет ни одного убитого? На что вы рассчитываете?

Федотов - Того, что в роте нет убитых, я никогда не писал.

Я сказал, что все в строю - это другое дело.

Сизых.- Напишите сейчас же объяснение.

Федотов - Уже написал.

Федотов вытянул из-под стола черный железный сундучок, открыл тяжелую крышку.

Он вытащил две пачки каких-то бумажек. Одна пачка была толще другой.

Слышны грохот и вой снарядов.

Федотов. Вот, ознакомьтесь, товарищ полковник. Я отлучусь. Затишье кончается. (Уходит).

Сизых берет листок из большой пачки, читает: (вслух)

Заявление. Командиру роты капитану Федотову.

В случае моей гибели прошу положить мое тело перед нашим окопом лицом к врагу и в полной форме бойца, чтобы и после смерти я продолжал воевать с фашизмом, защищать Родину. Это мое заявление прошу огласить всему составу роты. Красноармеец Л. Маньков.

Сизых берет еще и еще листки, читает вслух:

Командиру роты и всем друзьям – товарищам, от меня, нижеследующего бойца. После моей гибели смертью храбрых, на защите Родины, прошу меня положить по-над нашим окопом для пользы его укрепления. Но только чтобы тоже лицом к врагу, как положено русскому солдату. И тоже в полной форме, в том числе в сапогах БУ. А валенки мои прошу отдать Павлу Иванову - моему земляку. Кузьма Феофанов.

Сизых берет лист из пачки заявлений потоньше первой. Читает:

Замполиту и командиру 1-го взвода

В случае моей смерти прошу положить мое тело в бруствер. Повторяю приказ - стоять насмерть! Назад ни шагу! Командир роты Федотов

Сизых встает, идет на зрителя:

-Командир роты был прав. В строю находилось сто одиннадцать бойцов.

Из них живых - тридцать девять, мертвых - семьдесят два.

Слышен звук рвущихся снарядов, бой идет совсем близко. Листки разлетаются от взрыва. Сизых решительно собирает упавшие листки с заявлениями.

Распахивается дверь землянки. Вбегает запыхавшийся боец.

Боец: - Товарищ полковник, капитана Федотова убило!

Командование ротой принял комвзвода. Велено вам доложить, как старшему начальнику.…А немцы прут- сила!

Сизых. Передайте командиру взвода, что командование ротой я принимаю на себя. Сейчас буду на позиции. ( Боец убегает.)

Сизых быстро возвращается к столу, рвет из блокнота лист и пишет и читает вслух:

В случае моей гибели прошу положить мое тело в бруствер, над нашим окопом, лицом к врагу, в полной форме советского офицера, рядом с капитаном Федотовым. Командир роты полковник Сизых.

Он кладет заявление в железный ящик и быстро выходит из землянки.

Затемнение.

Тихо, все, нарастая, звучит песня

Песня «Эхо любви»

Голос на фоне тихой музыки:

Командование наградило всех бойцов роты капитана Федотова орденами Красной Звезды. Посмертно.

Свет.

На сцене опять аудитория. У окна стоит автор. Павел продолжает начатый ответ:

Павел- История знает теперь, что тогда на речке Воронке фашистская армия была впервые остановлена навсегда. Бронированная громада отборных частей вермахта задержана восточнее Кингисеппа.

Позднее их остановят под Москвой, под Сталинградом, в горах Кавказа.…Но это будет потом.

Впервые их остановили здесь - на берегу Воронки, под Урицком и Пулковым.

Автор. Я восхищен вашим ответом! Отлично! По какому учебнику вы готовились, юноша?

Павел. По вашим конспектам, Виктор Петрович. Ведь вы учились здесь и тоже, как мы боялись экзаменов?

Автор. Вы правы. Только тогда нас ждал совсем другой экзамен. Страшный экзамен. Но мы его сдали…

Двести десять ребят с нашего курса ушли на фронт. В живых осталось меньше десяти.

Студентки вдруг встают со своих мест и подходят к профессору. В руках у них букет цветов.

1-я. Вот. Это вам, Виктор Петрович!

2-я. Это от всей группы... мы хотели после экзамена..

3-я. Сегодня ведь двадцать второе июня.

Песня звучит внезапно и громко. Свет гаснет.

Сцена опять неярко освещается, посреди нее, на пустом пространстве, стоят актеры. Поют.

Н. Носков «Пропавшим безвести»

Смолкает песня. В полной тишине луч света начинает высвечивать портреты, которые висят в глубине сцены, давая возможность рассмотреть каждое лицо. И сходятся на середину сцены актеры и зажигают свечи.

Голос на фоне музыки:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе-

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь,

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа №13»

Литературно-музыкальная композиция

«Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны…»

Разработала: учитель ин. яз.

Лиджикова Н.В.

г. Арзамас, 2013г