А зори здесь тихие...
Школьный спектакль по мотивам повести Б.Васильева
Действующие лица:
Старшина Васков Федот Евграфыч.
Зенитчицы: Рита Осянина, Женя Комелькова, Лиза Бричкина, Галя Четвертак, Соня Гурвич.
Сцена оформлена декорацией осеннего леса. На сцене, делая записи в планшете, сидит старшина Васков. Тихо звучит тревожная музыка.
Голос за сценой. Шел май сорок второго года… Война по-своему распоряжается человеческими жизнями, и судьбы людей переплетаются причудливо и непонятно. Старшина Васков после ранения был назначен комендантом 171-го разъезда. Трижды в день он обходил объект и делал в тетради одну и ту же запись: объект осмотрен, нарушений нет. Спокойно служилось старшине Васкову до тех пор, пока для охраны объекта на разъезд не прибыли зенитчицы – стайка шумных и задиристых девах, которые ночами азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки…
Танец «Стирка»
А зори здесь были тихими-тихими…
Сцена первая
Звуки шума леса.
Рита (вбегает). Товарищ старшина! Товарищ старшина!
Васков. Чего тебе?
Рита. Немцы в лесу!
Васков. Так… Откуда известно?
Рита. Сама видела. Двое, с автоматами.
Васков. Объявляйте тревогу! Стройте людей!
Рита. Отряд! Стройсь!
Вбегают зенитчицы, на ходу поправляя форму, строятся в ряд.
Васков. Вольно! Командуйте, Осянина, кто пойдет.
Рита. Женя, Галя, Лиза….
Васков. Погодите, Осянина! Немцев идем ловить, а не рыбу! Так хоть чтоб стрелять умели…
Рита. Умеют.
Васков. Да, вот еще. Может немецкий кто знает?
Соня. Я знаю.
Васков. Кто я? Докладывать надо!
Соня. Боец Гурвич!
Васков. Как по-ихнему “руки вверх”?
Соня. Хенде хох!
Васков. Точно! Ну, давай, Гурвич. (Обращаясь ко всем) Идем на двое суток, взять сухой паек, патронов, подзаправиться, обуться по-человечески, в порядок себя привести. На всё – десять минут. Разойдись!
Уходят. Снова раздается шум леса.
Сцена вторая
Отряд выходит на поляну, рассаживается. Каждый занимается своим делом.
Песня «Катюша»
Раздаются выстрелы. Видео из фильма о том, как погибают девушки.
Сцена третья
Звучит тревожная музыка.
Детство Лизы. На пустую сцену выходит Лиза Бричкина.
Лиза. Первой погибла Лиза Бричкина. Болото… Последний кусок до сухой земли оставался. Огромный пузырь вспучился перед ней так неожиданно, что она рванула в сторону. Всего шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору. Тропа была где-то рядом – шаг, полшага от нее, но эти полшага уже было невозможно сделать. “Помогите! На помощь!..” Жуткий одинокий крик долго звенел над равнодушным ржавым болотом и взлетал к безоблачному майскому небу. Над деревьями медленно всплыло солнце, и Лиза в последний раз увидела его свет – теплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего мгновения верила, что это завтра будет и для нее…
Лиза делает шаг в сторону, снимает пилотку, опускает голову.
Жизнь Сини. Выходит Соня Гурвич.
Соня. Ждали немцы Соню Гурвич или она случайно на них напоролась? Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь притащить ему, старшине Васкову, забытый на пеньке кисет, махорку ту, трижды проклятую. Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет, успела. И понять успела, и крикнуть, потому что не достал нож до ее сердца с первого удара… Две узких дырочки виднелись на Сониной гимнастерке: одна в грудь, другая пониже – в сердце.
Соня делает шаг в сторону, встает рядом с Лизой, снимает пилотку и опускает голову. Жизнь Гали. Выходит Галя Четвертак.
Галя. Немцы шли молча, пригнувшись и выставив автоматы. Васков успел, толкнул Галю Четвертак в кусты и шепнул: “Замри!” Сам за валун завалился, поймал ее взгляд – и словно оборвалось в нем что-то. Боится она. По-плохому боится, изнутри. Перед глазами Гали всплыло мертвое лицо Сони. Она физически, до дурноты, чувствовала тяжелый запах крови, и это рождало у нее тупой, чугунный ужас. А-а-а! Она выскочила из кустов, метнулась через поляну, наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая. Коротко ударил автомат. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками солдатских сапог.
Также встает рядом с Лизой и Соней.
Юность Жени. Выходит Женя Комелькова.
Женя. Женька… Она всегда верила в себя… Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от раненой Риты Осяниной. Ни на мгновение не сомневалась, что всё окончится благополучно. И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно умирать в девятнадцать лет. ...А немцы ранили ее вслепую, и она могла бы затаиться, переждать. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее и после смерти красивое лицо.
Встает в ряд с девушками.
Ребенок Риты. Выходит Рита Осянина.
Рита. Рита знала, что ее рана смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только всё сильнее пекло в животе, и хотелось пить. Васков, уйдя в разведку, оставил ей наган, два патрона в нём, но всё-таки спокойнее с ним. Он скорее почувствовал, чем расслышал этот слабый выстрел. Рита выстрелила в висок, и крови почти не было. Синие порошинки густо окаймили пулевое отверстие, и Васков почему-то особенно долго смотрел на них.
Подходит к остальным. Последним на авансцену выходит старшина Васков.
Васков. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете! Лично, каждого убью! А там пусть судят меня, пусть судят…” Тот последний путь он уже никогда не мог вспомнить. Колыхались впереди немецкие спины, сознание уходило от него, и чудились ему в белесом мареве его девчата, все пятеро, а он всё время шептал что-то и горестно качал головой.
Встает, склонив голову и сняв пилотку вместе с девчатами. Громко звучит музыка «Журавли». Девушки сменяются птицами.
Танец «Журавли»